КАК

ПРАВИЛЬНО ВОСПИТАТЬ

ПРАВОСЛАВНОГО

РЕБЕНКА

Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принима­ет; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жер­нов на шею и потопили его во глубине морской.

Мф. 18: 5-6

ISBN-5-7877-0022-8

От Московского Комитета Духовной Цензуры печатать дозволяется 17 июня, 1846 года

Московская Духовная Академия

Цензор ректор Вифанской семинарии,

архимандрит Филофей

Как правильно воспитать православного ребенка. М, Пра­вославный приход Храма Казанской иконы Божией Матери в Ясенево, 2002 - 128 с

В настоящем издании изложены педагогические ьаставления отцов и учителей Церкви, которые в ряду воспитателей детей раньше занимали первое место, ибо воспитание детей было делом не одних родителей и родственников, но делом всей Церкви, руководимой и одушевляемой Духом Божиим Здесь читатель найдет советы о том можно ли знакомить детей со светской литературой, не грешно ли учить их музыке, иностранным языкам, философии как образовать их волю и сердце, как предохранить от сластолюбия и неумереннности можно ли детям заниматься спортом что прилично девочкам, как оградить детскую чистоту и целомудрие в современном мире, как воспитать детей в кротости и любви описаны способы и средства, употребляемые родителями и воспитателями при образовании детского ума и сердца

Издание рассчитано на широкий круг читателей (подготовлено по изданию «О воспитании детей у древних христиан», С -Пб , 1846)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ................................................................ 3

ВВЕДЕНИЕ....................................................................... 7

Важность науки воспитания. §1....................................... 7

Недостаточность естественных правил воспитания. § 2 .... 7
Достоинство христианского откровенного учения о воспи­
тании. §3.............................................................................. 8

Развитие и пояснение его учением и жизнью древних хри­
стиан; источник для составления очерков древнехри­
стианского воспитания. §4.................................................. 8

Разделение. §5................................................................... 9

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Цель и побуждения воспитания

Цель воспитания — слава имени Божия; побуждение —
сознание как велика обязанность и ответственность
воспитателя. § 6,7,8............................................................. 9

Учение святых отцов о необходимости христианского вос­
питания для всех сословий. § 9......................................... 11

Продолжение о побуждениях и цели воспитания у древ­
них христиан. § 10,11........................................................ 12

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Предмет воспитания

Полнота и всесторонность воспитания. §12.................. 15

ГЛАВА I. Образование ума

Первый и главный предмет умственного образования: познание Иисуса Христа и Его учения. § 13,14 . . . 15

Особенность сего направления для некоторых из

христиан. § 15................................................................. 17

Более снисходительное понятие других об учености

язычников и вообще науках. § 16,17,18......................... 18

Место, какое занимало изучение наук в ряду пред­
метов умственного образования, и цель изуче­
ния их. § 19 ........................................................................ 20

ГЛАВА II. Образование воли

Место, занимаемое образованием воли в системе вос­
питания. § 20,21................................................................. 22

I

Предмет нравственного образования. § 22................... 24

ГЛАВА III. Образование сердца

Место образования сердца в ряду предметов воспи­
тания. § 23.......................................................................... 25

Общее понятие об образовании сердца. § 24............... 26

В частности, удовлетворение сердечной потребности
прекрасного и высокого предметами Божествен­
ными. § 25, 26.................................................................... 27

Обучение детей изящным искусствам. § 27.................. 28

• Характер сих искусств и цель обучения им юноше­
ства. § 28,29....................................................................... 28

Взгляд древних христианских детоводителей на язы­
ческие искусства и отношение их к воспитанию
христианского юношества. § 30....................................... 29

Детские игры. § 31.......................................................... 31

ГЛАВА IV. Способ действования воспитателей относитель­
но тела и внешнего состояния детей. § 32.................... 32

I.    ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛА

Предмет внимания воспитателей в этом отношении.

§ 32.................................................................................. 32

Пища и питие. § 33......................................................... 32

Одежда. § 34................................................................... 33

Сон. § 35.......................................................................... 35

Наружный вид и положение детей мужского и жен­ского пола, их походка, речь, произношение.

§ 36,37............................................................................. 35

Упражнение и гимнастика тела. § 38............................. 38

II.    ОТНОСИТЕЛЬНО ВНЕШНЕГО СОСТОЯНИЯ

Предмет внимания воспитателей в этом отношении.
§ 39..................................................................................... 40

Развитие и направление естественной потребности
общежития и дружелюбия. § 40....................................... 41

Образ мыслей и действий воспитателей относитель­
но земного благосостояния детей и значения их
в обществе. § 41,42............................................................ 42

Понятие воспитателей о приличии вообще и, в част­
ности, приличии христианина, как руководитель-
ном начале воспитания. § 43............................................. 43

Дозволение детям невинных удовольствий. § 44.......... 44

Общее заключение двух предыдущих частей............... 45

II

ГЛАВА V. Плоды воспитания у древних христиан. § 45        46

Примеры из жизни святых. § 46,47............................... 47

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Способ воспитания

Разделение. § 48,49........................................................ ⁴⁹

ГЛАВА I. Лица, занимавшиеся воспитанием детей

Родители: образ их действий по отношению к детям.

§ 50,51,52........................................................................ 50

Восприемники: их обязанности и нравственные качест­
ва. § 53 .............................................................................. 57

Лица, окружающие детей: учители, няньки, кормили­
цы, товарищи, подруги, слуги, и др.; их умственные
и нравственные качества. § 54,55,56................................ 58

Святая Церковь: ее четвероякое участие в деле воспи­
тания детей. § 57............................................................... 59

а)      Непосредственный надзор за родителями и деть­
ми. § 58 ............................................................................. 59

б)       Заведение училищ: их'место, управление, настав­
ники, предметы и способ учения. § 59,60........................ 60

в)       Общественные богоугодные заведения. § 61....... 62

г)       Богослужение. § 62................................................ 63

Гражданские правительства. § 63.................................. 66

ГЛАВА П. Средства, употребляемые воспитателями при образовании детского ума и сердца

Разделение. § 64.............................................................. 68

I.    СПОСОБ УМСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Преподавание истин веры и правил деятельности:

1)      Через научение. § 65............................................. 68

Отличительные свойства сего научения. § 66,67,68 . . 71

2)      Преподавание истин веры деятельное, через совер­
шение молитв. § 69............................................................ 74

Отличительное свойство сего рода преподавания.

§ 70.................................................................................. 77

II.     СПОСОБ НРАВСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Разделение. § 71.............................................................. 79

1) Средства отрицательные

Удаление детей от всего соблазнительного, имен­
но: § 72 .............................................................................. 80

III

а)           Со стороны внешних предметов..................... 80

Удаление от свадебных пиршеств, обществен­
ных языческих зрелищ, игр, соблазнитель­
ных языческих сочинений. § 73......................................... 80

Удаление от сообщества с лицами другого по­ла, людьми зазорного поведения, и др. § 74 . . 81

Незаготовление для детей большого наслед­
ства. § 75............................................................................. 83

б)           Со стороны тела.............................................. 84

Приучение к скромности в одежде и других

внешних украшениях тела. § 76..................................... 84

Ограничение в детях грубой и неумеренной

похоти чрева. § 77........................................................... 90

в)            Со стороны души.............................................. 91

Предотвращение неумеренных движений серд­ца и воображения посредством приучения детей:

К трудолюбию и чтению Слова Божия. § 78 . .91 К самовниманию и размышлению о себе. § 79 . .93

К молитве. § 80................................................................ 97

К пению псалмов. § 81.................................................... 98

2) Средства положительные

Пример благочестия, подаваемый детям воспита­
телями. § 82, 83, 84.......................................................... 100

Обращение детей с людьми благочестивой и при­
мерной жизни. § 85.......................................................... 107

Побуждение детей к подражанию примеру воспи­тателей и других благочестивых лиц. § 86 .... 108

ГЛАВА III. Внешние пособия и условия, коими древние

христиане пользовались при воспитании детей. § 87 .... 109

I.    БЛАГОВРЕМЕННОСТЬ ВОСПИТАНИЯ. § 88............................. ПО

II.    ОБРАЩЕНИЕ С ДЕТЬМИ В ДУХЕ КРОТОСТИ И ЛЮБВИ, НО НЕ

ДОХОДЯЩЕЕ ДО СЛАБОСТИ И ПОБЛАЖКИ. § 89,90,91,92 . 112

III.     МОЛИТВА К БОГУ О СОДЕЙСТВИИ ВОСПИТАТЕЛЯМ § 93 .  117

Молитва воспитателей. § 94.......................................... 118

Молитва Церкви. § 95................................................... 118

Следствия молитвы. § 96, 97........................................   120

ЗАКЛЮЧЕНИЕ § 98................................................... 122

IV

ПРЕДИСЛОВИЕ

Прекрасные плоды ревностной разработки на­уки воспитания в настоящее время учеными и го­сударственными мужами нашего отечества ниче­го, по-видимому, не оставляют желать более для руководства благонамеренных воспитателей; и читатель, конечно, не много найдет в сей книге нового в сравнении с изданной в 1845 году кни­гой «О воспитании детей в духе христианского благочестия». Несмотря на это, автор утешает се­бя приятной надеждой, что его желание содейст­вовать пользе общества и Церкви изданием исто­рических очерков «Практическое воспитание де­тей по учению святых отцов Церкви» не сочтут неосновательным и излишним. В основание сво­ей надежды он полагает различные потребности общества. Для одного из воспитателей достаточ­но простого совета и наставления в духе веры из уст современника; для другого нужно наставле­ние в духе веры, подтвержденное доводами разу­ма и опыта; третий, не довольствуясь авторитетом современника, хочет слышать христианское наставление от имени учителей первых веков христианства; иные, руководясь ученой любозна­тельностью и потребностью полного, всесторон­него знания предмета, желают иметь под руками, кроме простого наставления или научного изло­жения мыслей и правил, общую или частную ис­торию науки и практики воспитания; некоторым наконец, чуждым ученой любознательности, по­лезнее и нужнее пример воспитания, образец, до­стойный подражания.

Никто не имеет права требовать, чтобы истина и добро входили в душу человека одним ка­ким-либо путем; они должны перепробовать все пути, чтобы открыть беспрепятственный вход к сердцу. Руководимый этими мыслями, автор представляет вниманию благонамеренных роди­телей и воспитателей картину воспитания хри­стиан первых веков христианства, признанных Святой Церковью за достоподражаемый образец христианской жизни и деятельности.

При этом он поставляет себе в обязанность обратить внимание читателя на два предмета относительно данного сочинения:

1. Судя по названию книги, читатель будет ожидать изложения одних примеров и фактов древнехристианского воспитания, и, между тем, наряду с ними будет беспрестанно встречать пе­дагогические наставления отцов Церкви к роди­телям и воспитателям. Для объяснения этой, кажущейся,  несообразности, нужно иметь в виду, с одной стороны, то, что отцы и учители Церкви занимали первое место в ряду воспитателей; уча­ствовали в воспитании детей не словом только, но и делом, не как посторонние учители и совет­ники, но как самые воспитатели. Имея непосред­ственный надзор над детскими училищами, поме­щавшимися при церквах и епископских домах и устроенными по их планам и предписаниям, они в то же время деятельно следили за воспитанием детей в самых домах родителей, давали воспита­телям устные и письменные наставления о воспи­тании, по вызову самих воспитателей, обличали небрежных и пользовались Церковной властью для прекращения злоупотреблений. К тому же, вследствие всеобщего уважения и даже благого­вения народа к пастырям и учителям Церкви, учение сих последних имело в глазах благочести­вых родителей силу руководительного правила и закона: христиане думали и делали то, что слы­шали от пастырей Церкви. Доказательство этого мы видим в житиях святых первенствующей Церкви, в начале почти каждого жизнеописания. По этим причинам мы вправе смотреть на педа­гогические наставления отцов Церкви как на факт древнехристианского воспитания.

2. В представленных здесь очерках воспитания у древних христиан читатель не найдет полной, развитой во всех частях системы воспитания: здесь нет, например, подробных указаний, как древние христиане вели себя по отношению к де­тям в различные периоды их детства, от первых лет младенчества до последних дней юности. В защищение себя с этой стороны, автор надеет­ся, что кто читал сочинения иностранных писате­лей об этом же предмете, как то: Каве, Арнольда и Шварца, тот будет снисходительнее судить о внутренних недостатках этой книги.

ПРАКТИЧЕСКОЕ

ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ

ПО УЧЕНИЮ СВЯТЫХ ОТЦОВ

ЦЕРКВИ

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. Самое важное время в жизни человека есть время воспитания, ибо этим временем часто решается судьба человека не только на всю на­стоящую жизнь, но и на всю вечность. Поэтому всякий здравомыслящий и понимающий важ­ность своей обязанности воспитатель должен по­думать, как поступить при воспитании вверенных ему детей, если не хочет и их сделать несчастны­ми на всю жизнь, и себя виновным перед ними и перед Богом.

§ 2. Прежде и после пришествия Иисуса Хри­ста на землю многие умы, оставленные самим се­бе, трудились над наукой воспитания и произве­ли много прекрасных правил, полезных для вос­питания детей. Но все эти правила, по крайней мере в общем их составе, весьма недостаточны для христианского детоводителя, поскольку на­значены для рожденных от плоти, между тем как христианин рожден свыше от Духа.

§ 3. Лучшее и единственное руководство для христианского детоводителя есть учение Иисуса Христа и Апостолов. Хотя в этом учении не мно­го правил, назначенных собственно для руковод­ства при воспитании детей, но в духе его заклю­чается все, что нужно для сего руководства; ибо оно дано для воспитания в благодатную жизнь тех людей, кои, родившись от Духа, должны пройти все степени духовного возрастания (Еф. 4: 11-15), и которые следовательно по отношению к жизни благодатной подобны детям естествен­ным. Посему кто сам воспитался и других воспи­тывал в жизнь благодатную, тот может быть и для нас верным истолкователем откровенного детоводительного учения и руководителем в деле воспитания детей.

§ 4. Таковы древние христиане, которые в об­разе своей жизни были точными истолкователя­ми учения Христова. Что в учении Спасителя и Апостолов говорится о воспитании детей только в кратких и немногих выражениях, то у них рас­крыто ясно и полно; что там предлагается только как правило, то является в их жизни как самое дело. Хотя нам не вполне известна домашняя и общественная жизнь древних христиан, но мы можем составить довольно полную картину древ­нехристианского воспитания и руководство для христиан-воспитателей, пользуясь теми сведени­ями, которые по воле и действию Святого Промысла дошли до нашего времени в писаниях свя­тых отцов и других писателей церковных.

§ 5. Извлечем отсюда, что можно о цели, пред­мете и способе воспитания у древних христиан.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Цель и побуждения воспитания

§ 6. Руководимые любовью к Богу, древние христиане направляли все действия воспитания не к земным и временным целям, но единственно к славе имени Божия;[1] поскольку почитали сво­их детей освященными и посвященными Богу.[2]По их понятиям дети суть залог, вверенный вос­питателям Богом для сохранения, и храм Божий, который должен быть свят.[3] Всегдашнее пред­ставление об отчете, какой воспитатели должны дать Богу в воспитании своих детей, и строгой от­ветственности, которой должны подвергнуться в случае осквернения и нарушения святости сего храма, налагало на них священную обязанность тщательно хранить его;[4] и заставляло страшиться как быть беспечными при воспитании детей, так и давать им воспитание превратное, не соот­ветствующее учению Христову, славе Божией и высокому званию христианина.[5]

§ 7. Христиане так глубоко чувствовали важ­ность и трудность воспитания, что некоторые ра­довались, когда смерть брала детей их из мира, а их самих освобождала от опасности гнева и осуждения Божия в случае повреждения детской души.[6] Одна благочестивая женщина в одно вре­мя лишилась и мужа и двух сыновей. Когда по­этому посторонние думали, что она теперь в сильном возмущении духа начнет рвать у себя на голове волосы, раздирать свою одежду и зали­ваться слезами, она, напротив, совершенно спо­койная, пала на колена с таким видом, как будто бы лежала у ног Иисуса Христа, и воскликнула: «Господи, теперь я еще охотнее и радостнее буду служить Тебе, когда Ты снял с меня мое тяжкое бремя».[7]

§ 8. Впрочем, страх, руководивший родителей в деле воспитания детей, не был страх рабский, который заставляет человека действовать против воли, без сердечного расположения, без должно­го внимания и усердия, но проистекал из искренней и святой любви к Иисусу Христу и детям.[8]Учители воспитания требовали, чтобы воспитате­ли руководились в деле воспитания детей лю­бовью христианской, которая, очищая и возвы­шая естественную любовь к детям, часто слепую и безрассудную, предупреждала бы побуждения внешние и торжествовала над естественными по­буждениями сердца. «Можно ли сказать, — гово­рили они, — что ты любишь детей своих, когда все позволяешь им для их удовольствия? Нет! Только тогда ты будешь истинно любить своих детей, когда станешь предпочитать им Иисуса Христа и любить их в Том, Кто дал их тебе лю­бить. Христианин ли ты, когда слышишь, что они злословят, и молчишь? Ты не хочешь показать се­бя отцом, готовым отказаться от своих детей в том случае, когда, подобно Аврааму, должен при­нести их на жертву; поскольку отец, убивающий похоти своих детей, приносит такую же жертву, какую принес Авраам».[9]

§ 9. Некоторые думали отличать воспитание для жизни от воспитания для одного Господа; но святые отцы со всей святой ревностью старались искоренить сей образ мыслей. «Не говори, что это нужно для одних монахов, — учил свт. Иоанн Златоуст, указывая на христианское воспитание, — разве я делаю твоего сына мона­хом? Нет нужды, чтобы он был монахом. Сделай его христианином; ибо светским преимуществен­но должно изучать христианские обязанности и истины, особенно же детям, которые предназна­чаются жить в свете; ибо они должны постоянно действовать и жить среди моря, сражаясь со сви­репыми волнами. Если они будут воспитываться при царском дворе, — там много и греков и фи­лософов, гордящихся настоящей славой... Поду­май же, как много для твоего сына войти туда от­личным врачом, с орудиями, которыми он может отсекать гордость каждого, иметь доступ к каж­дому, рассуждать с ним, врачевать больное тело, прикладывать к нему лекарство, заимствуемое из Священного Писания?.. Там он будет иметь бо­лее поводов грешить, нежели монах... Если хо­чешь знать, он и в самом свете будет иметь бо­лее преимуществ и удобств; ибо все будут ува­жать его за его слова, когда увидят, что он не по­жирается огнем и не ищет первенства... Поэтому воспитывайте детей ваших в учении и наказании Господнем».[10]

§ 10. Другие напротив, преобладаемые чувст­вом естественной любви к детям, горько оплаки­вали смерть их. В утешение таких святые отцы,

мудрые учители воспитания и воспитателей, го­ворили, что дети через смерть скорее приближа­ются к цели воспитания, и потому нужно более радоваться и славить Бога, нежели плакать о их кончине. «Что ты так горько плачешь об умер­шем? — говорил свт. Иоанн Златоуст родителю умершего юноши. — Не о том ли, что сын твой был зол? Но в таком случае нужно благодарить Бога, что Он остановил пороки его. Или о том, что он был добр? Но и в этом случае нужно ра­доваться, что Бог воззвал его отсюда прежде, не­жели душа его заразилась пороками. Но он был молод? И за это благодари и прославляй Бога, Который принял его... Не потому ли ты болезнуешь, что имеешь нужду в пропитании? Но когда Бог воззывает или хочет взять от нас что-нибудь, то мы не должны, подобно злым рабам, скрывать то, что принадлежит Господу. Взял ли Он у нас имущество, или честь и славу, или тело, или са­мую душу, — Он взял Свое. И если взял твоего сына, то взял не сына твоего, но Своего раба. Ты говоришь: я лишился единственного сына, на вос­питание которого употребил большие издержки, который подавал блистательные надежды и дол­женствовал быть моим наследником. — Так что ж? И в таком случае не сетуй, а благодари и прославляй Бога, Который взял его; ибо если ты, взирая на умершего своего сына, будешь благода­рить Всеблагого Бога, то получишь не меньшую награду, как и тот, кто обрек своего сына в жертву Богу (т.е. Авраам)... Ты говоришь: не знаю, ку­да пойдет он. — Почему же ты не знаешь? Хоро­шо ли жил он или худо, в обоих случаях очевид­но, куда пойдет. — Но потому-то я и плачу, гово­ришь ты, что он оставил жизнь грешником. Но поэтому-то и нужно, напротив, особенно радо­ваться, что он остановлен в грехах своих и не бу­дет умножать своих беззаконий; и нужно, сколь­ко можно помогать ему не слезами, но молитва­ми и прошениями, милостыней и жертвами... Ибо когда весь народ и священный клир стоят, воздев руки к небу, и приносится святая жертва, то уже­ли мы не умилостивим Бога, молясь за умер­ших?»[11] Это учение ясно показывает, что целью истинно христианских детоводителей было вос­питание детей собственно и единственно для Бога.

§11. Посему некоторые благочестивые родите­ли посвящали детей своих Богу с ранней их юно­сти, и даже еще прежде зачатия и рождения их на свет.[12] Так, мать свт. Григория Богослова, еще прежде зачатия своего сына, дала обещание, ес­ли получит сына, дать его на службу даровавше­му ей Богу. Получив сына, она поспешила с ним в церковь, и на младенческие руки его возложи­ла Библию в знак того, что посвящает его Господу[13]. Это посвящение родители оправдывали са­мим воспитанием, которое давали своим детям.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Предмет воспитания

§ 12. Это воспитание было не одностороннее: не ограничивалось одной частью состава челове­ка — душой или телом, или одной способностью детской души, но простиралось на всего челове­ка; и при развитии каждой из сих способностей единственной заботой родителей было воспита­ние детей «в наказании и учении Господнем».[14]Что не имело непосредственной связи с благоче­стием христианским, то и не входило в состав воспитания.

Глава 1 Образование ума

§ 13. Прежде всего старались напечатлеть в детском уме живое познание Иисуса Христа.[15]Имя Спасителя дети, так сказать, впивали в себя еще с материнским молоком.[16]Потому в самых

юных летах они бестрепетно исповедовали это Святое Имя перед мучителями. Одного христиан­ского мальчика спрашивали: «Откуда узнал ты христианское учение о Едином Боге?» Он отве­чал: «Мать моя научила меня, а она узнала от Бо­га; Святой Дух наставил ее на эту истину для то­го, чтобы она внушила ее мне в моей колыбели. Когда я питался грудью своей матери, тогда я и научился верить во Христа».[17]

§ 14. Вместе с понятием об Искупителе, детям внушали и высокое учение Его о таинствах веры[18]и правилах богоугодной жизни, как то: о едином Боге, вечной жизни, силе смирения и чистой любви к Богу, обязанности детей подражать Гос­поду в смирении,[19] иметь страх Божий, почтение к родителям и старшим, о терпении, прощении обид и незлобии, скромности, стыдливости, сми­рении, покорности, молчаливости, благотвори­тельности, сострадании и целомудрии.[20] Вообще Священное Писание было первой учебной кни­гой,[21] так что писатели церковные, говоря о хри­стианских училищах, называют их «училищами Священного Писания, упражнением в Божественных Писаниях»,[22] а каждый дом и семейство христиан Церковью.[23] «Если вы хотите, — говори-' ли учители Церкви родителям, — чтобы ваши де­ти слушались вас, то приучайте их к Слову Божию».[24] «Душа, предназначенная быть храмом Божиим, должна приучаться слушать и говорить только то, что возбуждает и поддерживает страх Божий».[25] «Не драгоценные камни и не шелковые одежды должны быть предметом любви для де­тей, но Божественные книги». После Божествен­ных книг советовали давать им для чтения сочи­нения святых отцов.[26] Упражнение в Божествен­ном Писании не только не было противно детям, но еще воспламеняло в их сердцах такую любовь к Слову Божию, что они не довольствовались обыкновенным легким чтением Библии, но стара­лись проникнуть в самую глубину Писания.[27]

§ 15. Некоторые из христиан все умственное образование детей ограничивали одним словом Божиим, воспрещая знакомство с ученостью язычников. Когда поэтому язычники называли христиан невеждами и необразованными, христи­ане, в ответ на эти ругательства, прославляли ведение Иисуса Христа, поставляя его выше всякой учености. Господь Христос и Апостолы не преда­ли нам суетных лжеумствований (inanesfallaci-as), но простой и открытый ум, охраняемый обык­новенно верой и добрыми делами.[28] Книги ваши нужно было бы сжечь, потому что в них расска­зывается о множестве ужасных грехов, мерзос­тей и пороков, и потому что они развращают невинные сердца.[29]

§ 16. Другие, напротив, не боялись вводить в круг образования христианского юношества неко­торые книги и науки, изучаемые в школах языче­ских. «Мы не стыдимся признаться, — говорили они язычникам, — что удаляем своих юношей от тех учителей, которые учат смешным глупостям (comicaslevitates) и ямбическим безстыдствам (ob-coenitatesjambicas) и некоторым другим предме­там, которые могут быть полезными для учителя и слушателей разве только тогда, если кто, пони­мая поэмы в философском смысле (philosophice), будет изъяснять каждую из них приспособитель­но к пользе юношей. Но если представят нам та­ких учителей, которые учат любомудрию и самым делом упражняют в нем, от слушания таких учи­телей мы не хотим удерживать своих юношей».[30]

& 17. Глубокие и обширные познания некото­рых отцов Церкви в философии, истории, естест­венных и других науках, равным образом беседы их с юношами о предметах ученых в духе ученом[31]показывают, что и сами они не были чужды и де­тей не хотели отчуждать от учености, лишь бы она не сопровождалась вредом для веры и хри­стианского благочестия. Поэтому во многих учи­лищах и семействах позволяли детям учиться поэзии, музыке,[32] философии, языкам, граждан­ским[33] и другим полезным наукам.[34] Свт. Василий Великий даже советовал юношам знакомиться с сочинениями поэтов, историков, ораторов и вооб­ще читать те сочинения писателей языческих, из которых можно извлечь какую-нибудь пользу и назидание для души. Он смотрел на чтение сих сочинений, как на приготовление к упражнению в Божественном Писании и средство к лучшему уразумению его. При этом особенно советовал читать Гезиода, Гомера, Феогнида, Продика и во­обще тех писателей, которые хвалят добродетель и порицают порок.[35] (Этим легко примиряется ви­димое, мнимое разногласие древних христиан о науках, не принадлежащих к кругу наук богословских. Те, которые чуждались и детей отчуж­дали от наук первого рода, чуждались собствен­но не науки, но злоупотребления науки, сочине­ний, основанных на ложных началах и направ­ленных не к христианским целям).

§ 18. Умственная деятельность воспитателей и воспитываемых не ограничивалась исключитель­но созерцательными предметами веры и науки. Необходимость жить в теле, на земле, и в обще­стве существ телесно-духовных низводила их и в круг житейских положительных знаний, необхо­димых для жизни земной, телесной. Посему и в домах и в общественных училищах учили детей «нужным для жизни художествам, ремеслам и рукодельям».[36]

§ 19. Впрочем, все светские и житейские нау­ки были уже предметами второстепенными, а главным и первым предметом образования было учение христианское. «Всему нужно предпочи­тать попечение о детях и воспитание их в учении и наказании Господнем, — говорил свт. Иоанн Златоуст. — Если сын твой выучился прежде всего быть любомудрым, то он приобрел богатст­во, большее всякого богатства. Уча его внешнему учению и искусству приобретать богатство, ты не доставишь ему такой пользы, какую доставишь, научив искусству презирать богатство. Ибо богат не тот, кто обладает большим богатством, но кто ни в чем не имеет нужды. Вот чему учи своего _сына — Не спрашивай, как сделать его извест­ным, знаменитым по внешней учености и слав­ным, но старайся научить его презирать славу жизни сей. Чрез это он будет славнее и знамени­тее. А этому можно научиться не от учителя и не через искусство, но из Слова Божия. Не думай, как сделать его оратором, но учи его любомуд­рию. Ибо нет никакого вреда, если первого и не будет; если же не будет последнего, то не будет никакой пользы и от ораторского искусства. Не язык его изощряй, но очищай сердце. Говоря это, я не запрещаю тебе образовать твоего сына, но запрещаю исключительно заботиться об этом образовании».[37]

Сообразно с целью христианского воспитания, науки естественные, опытные и умозрительные преподавались только достаточно утвержденным в учении христианском. Притом их позволяли изучать не как предмет одного любопытства, не по страсти к приобретению познаний, и не для славы и корысти, но только по той мере, в какой знание их было нужно и полезно для добродете­ли[38] и для Церкви.[39] Во всех других случаях оные науки почитались неприличными для христиани­на,[40] излишними[41] и даже вредными.[42] Того почита­ли несчастным, кто знает все и не знает Бога; того, напротив, блаженным, кто знает Бога, хотя бы и не знал ничего другого.[43]

ГЛАВА П Образование воли

§ 20. Умственное образование служило не целью само для себя, но средством к другой, выс­шей цели. Эту цель составляло утверждение во­ли детей в правилах благочестия и укоренение навыка к христианским добродетелям: «Нужны добрые нравы, — говорил свт. Иоанн Злато­уст, — а не способность учить; скромная жизнь, а не речь сильная; дела, а не слова.[44] Учить пра­вилам святой веры и жизни, «воспитывать в на­казании добром, не книжному точию разумению, но и Божию страху, иже есть премудрости нача­ло, поучать и наставлять на всякую доброде­тель»,[45] — было первым упражнением воспитателей. «Не отнимайте рук ваших от сыновей и до­черей ваших, — говорили им учители Церкви, — но от колыбели учите их страху Господню».[46]

§ 21. Не приводя здесь всех нравственных на­ставлений, какие давались детям их родителями, воспитателями и учителями Церкви, заметим, что все они вытекали из духа веры Христовой, как видно, например, из наставлений св. Киприана. «Будь для детей твоих таким отцом, — гово­рил он, — каким был Товит. Давай им такие же полезные и спасительные советы, какие он давал своему сыну, говоря: "Во все дни помни, сын мой, Господа Бога нашего и не желай грешить и преступать заповеди Его. Во все дни жизни твоей делай правду и не ходи путями беззакония... Из имения твоего подавай милостыню, и да не жале­ет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратится лице Божие. Когда у тебя будет много, твори из того милостыню, и когда у тебя будет мало, не бойся творить мило­стыню и понемногу... Берегись, сын мой, всякого вида распутства... люби братьев твоих и не пре­возносись сердцем пред братьями твоими и пред сынами и дочерями народа твоего, чтобы не от них взять тебе жену... Плата наемника, который будет работать у тебя, да не переночует у тебя, а отдавай ее тотчас: и тебе воздастся, если бу­дешь служить Богу. Будь осторожен, сын мой, во всех поступках твоих и будь благоразумен во всем поведении твоем. Что ненавистно тебе само­му, того не делай никому. Вина до опьянения не пей, и пьянство да не ходит с тобою в пути твоем. Давай алчущему от хлеба твоего и нагим от одежд твоих; от всего, в чем у тебя избыток, твори милостыни, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам. У всякого благоразумного проси совета, и не пре­небрегай советом полезным. Благословляй Госпо­да Бога во всякое время и проси у Него, чтобы пути твои были правы и все дела и намерения твои благоуспешны, ибо ни один народ не влас­тен в успехе начинаний, но Сам Господь ниспо­сылает все благое и, кого хочет, уничижает по Своей воле. Помни же, сын мой, заповеди мои, и да не изгладятся они из сердца твоего!" (Тов. 4: 5, 7, 8, 12-19)».[47]

§ 22. Вообще, о нравственном образовании де­тей древние христиане заботились гораздо более, нежели о внешнем их счастии, — «воспитывали их благочестием более, нежели млеком».[48] «Мы должны думать преимущественно о том, как сделать детей своих благочестивыми и добродетель­ными», — говорили они.[49]

ГЛАВАШ Образование сердца

§ 23. Образование ума и воли мертво, безплод-но, если не усвоено сердцем и не укоренилось в нем. Посему бдительный взор древнехристиан­ских детоводителеи был обращен не на[50] ум толь­ко и волю детей, но и преимущественно на серд­це. Св. Ириней, уже в глубокой старости, расска­зывал, что обстоятельства того времени, когда, еще будучи мальчиком, находился при св. Поли­карпе, он помнил гораздо лучше, нежели что слу­чилось с ним недавно. «Ибо изучаемое нами в детстве, — говорил он, — как бы врастает в на­шу душу и тесно соединяется с ней. Я помню са­мое место, где сидел и учил св. Поликарп, время, когда он приходил и уходил, образ его жизни, вид тела, беседы с народом, рассказ об обращении его с Иоанном и прочими мужами, видевшими Господа; могу помнить, как он пересказывал ре­чи их, что слышал от них о Господе, о делах Его и учении. Все это, по милости споспешествующе­го мне Бога, я тщательно замечал тогда, замечал не на бумаге, но на сердце, и всегда искренно по­вторяю в уме моем».[51]

§ 24. Предметом внимания воспитателей отно­сительно детского сердца было то, чтобы к доб­рым естественным потребностям и расположени­ям сердца, именно: чувству истины, добра и кра­соты привить силу благодати, подавить в нем врожденное расположение к злу и предохранить его от вредных посторонних влияний.[52] К прирож­денному душе чувству истины, под влиянием вос­питателей, как мы уже видели, прививалась жи­вая вера в Иисуса Христа и Его учение. Потреб­ность и чувство добра развиваемы были в христи­анскую любовь к Богу и ближнему.[53] Потребность и чувство красоты питаемы были, как увидим ниже, предметами Божественными.[54]Естествен­ное чувство любви к себе самому не было прости­раемо далее простого удовлетворения существен­но необходимых потребностей тела и внешней жизни, и удовольствий невинных и позволитель­ных. Все предметы и все наставления древнехри­стианских детоводителей, касающиеся образова­ния сердца в двух последних отношениях, можно выразить словами Писания: «Не любите мира, ни яже в мире: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем: яко все, еже в мире, похоть плотская и похоть очима и гордость житейская» (1 Ин. 2^- 15-16). «Скрывайте... себе сокровище на небе-си... ту будет и сердце ваше» (Мф. 6: 20-21).

§ 25. Развитие чувства красоты и удовлетворе­ния прирожденной сердцу потребности высокого и прекрасного начиналось, а для многих и окан­чивалось созерцанием, изучением и усвоением предметов Божественной веры. Это — молитва, чтение священной поэзии, пение Давидовых псалмов и христианских гимнов, в коих изобра­жалось Вечное Существо и Спаситель мира. «Учите сыновей и дочерей ваших таким пес­ням, — говорил свт. Иоанн Златоуст, — пусть они поют их не только за прялкой и другими ра­ботами, но и за столом, и пр.».[55]

§ 26. У древних христиан почти вся жизнь, ис­ключая немногие часы сна, проходила в молитве, чтении Писания, и пении псалмов и гимнов. По­сему можно сказать, что весь детский возраст был почти непрерывным упражнением в созерцании Божественной красоты. Только это общее упраж­нение было не школьное изучение форм и образ­цов изящного, но самое, так сказать, вкушение Бо­жественной красоты сердцем, восторженная мо­литва; оно было уделом не некоторых только из­бранных, но простиралось на всех и каждого.

§27. Впрочем, высокие образцы слова, дошед­шие до нас от первых времен христианства, наружное величие и внутреннее благолепие древних храмов, торжественность тогдашнего бо­гослужения, прямые указания древних и поздней­ших историков[56] и наставления святых отцов, ка­сающиеся образования юношества,[57] показывают, что и искусство, в собственном смысле сего сло­ва, не было исключено у древних христиан из круга предметов домашнего и общественного образования детей. Музыка,[58] живопись, красно­речие,[59] поэзия,[60] зодчество, служившие украшени­ем храмов и средством то к выражению, то к воз­буждению благочестивых чувствований .сердца,, были, в то же время, и в домах и в училищах предметом изучения и упражнения для детей.

§ 28. Это искусство было самое чистое и воз­вышенное. Оно не замыкалось само в себе, как начало, цель и средство для самого себя, не бы­ло плодом роскоши, предметом услаждения, игрушкой прихотливого и изнеженного вкуса. Оно имело целью, с одной стороны, представлять Божественную красоту в вещественных, только ее достойных формах, и выражать благочестивые чувствования христианского сердца; с другой, служить священным орудием служения благоче­стию и Церкви[61] и средством к возбуждению и поддержанию благочестия.[62]

§ 29. На той степени, на какой выходит из пре­делов, назначаемых этими целями, искусство бы­ло порицаемо и воспрещаемо детям. Так, напри­мер, относительно музыки, Климент Александ­рийский говорит: «Можно допустить скромную и целомудренную музыку (harmoniae); напротив, гармонии сладострастные и изнеженные (mollesetenerves) нужно устранять как можно далее от нашего ума (cogitatione), который должен быть мужественным и крепким: потому что злохудоже-ственными переливами и перекатами голоса (im-proboflexuumvocisartificio) они располагают к изнеженной и недеятельной жизни, тогда как степенное и скромное пение подавляет располо­жение к нетрезвости и дерзости.[63]

§ 30. Такое высокое понятие древних христиан о характере, назначении и отношении искусства к воспитанию поставляло его почти в совершен

ную противоположность с искусством языческим. На искусства языческие, которыми так гордился древний мир, полагая в них верх образования, как то: противные целомудрию песни, сладостра­стную и изнеженную музыку[64] и пляску,[65] — бла­гочестие христиан взирало как на действия диа-вола, и потому как на совершенно несогласные с достоинством звания вообще христианина и, в ча­стности, состоянием детского возраста.[66] Поэтому языческое искусство, противное доброй нравст­венности, было совершенно изгнано из христиан­ских училищ и исключено из состава воспитания. «Мы никогда не назовем свободными искусства­ми, — говорили древние христиане, — сует­ность, безумие, ложь, надутое пустословие и гордые заблуждения несчастных людей, не по­знавших благодати Божией через Иисуса Христа, которая одна освобождает нас от тела смерти сея».[67] «Нам заповедано удаляться от всего по­стыдного».[68] «Мы ни словом, ни зрением, ни слу­хом не участвуем ни в буйстве цирка, ни в жес­токости битвенной площади, ни в суете Клиста (галерея или крытое место, где борцы сражались в дурную погоду)».[69] «Благочестие тем более под­лежит опасности, и тем более нужно опасаться разврата там, где пляска прикрывает другие не­скромные удовольствия. Посему все девы Божий должны удаляться от нее».[70]

§ 31. Не одни искусства, но и самые игры младенчествующего возраста под влиянием хри­стианских детоводителей были направляемы и оживляемы духом христианского благочестия. В самых играх дети делали то, что видели в церк­ви, «правом отроческим подражающе священным служителям Божиим и подобящися им».[71] Иные дети в самом отрочестве, не показывая в себе ничего отроческого, отличались благонравием старческим, ненавидели и оставляли игры, свой­ственные неразумному возрасту,[72] употребляя «остававшееся от учения время не на игры детские, но на чтение Богодухновенных книг и молитву в церкви».[73]

ГЛАВА IV

Способ действования

воспитателей относительно тела

и внешнего состояния детей

Область сердечных чувствований и движений простирается не на душевные только силы, но и на потребности, во-первых, тела и, во-вторых, внешней жизни. Поэтому древнее детоводитель-ство, имевшее целью насаждение страха Божия в детском сердце, обнимало в то же время и теле­сную и внешнюю сторону детской жизни.

I. ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛА

§ 32. В первом отношении воспитатели стара­лись исключительно о том, чтобы образовать дет­ское тело в достойное орудие духа, посвящаемо­го ими Иисусу Христу. Поэтому и детей приуча­ли смотреть на тело, как на временное орудие духа, подчинять тело господству духа, оставлять на долю тела только удовлетворение его сущест­венных потребностей, необходимых для поддер­жания и продолжения телесного существования, и соблюдать строгую умеренность и простоту в пище, питии, сне, одежде и вообще внешнем поведении.

§ 33. Относительно пищи и пития, — предо­храняли детей от сластолюбия, лакомства, роскоши и неумеренности,[74] предлагая им пищу, легкую для желудка, простую, безыскусственную, не многосоставную, полезную для укрепления телес­ных сил, вообще более удовлетворяющую потреб­ности поддержания жизни и здоровья, нежели прихотливому вкусу,[75] и безвредную для благочес­тивой деятельности духа.[76] Приучаемые к умерен­ности и воздержанию дети не скучали скудным столом и довольствовались овощами, рыбой, во­дой,[77] воздерживаясь от мяса и даже молока, сы­ра, яиц, яблок и других садовых плодов, которые более всего нравятся детям.[78]

§ 34. Такая же скромность, умеренность, про­стота и естественность наблюдаема была и в одежде. Одежда, по мнению древних христиан, имеет и должна иметь только две цели, с кото­рыми и должна быть сообразна, именно: содер­жать тело в надлежащей теплоте, защищая его от вредного влияния воздуха, и прикрывать неприличные части тела и тот стыд, который грехи навлекли на человеческий род. Посему одежда для блеска и пышности не могла бытьдопущена и введена в употребление для детей.[79]«Смотри, — говорит один учитель Церкви ма­тери семейства, — смотри, чтобы дочь твоя не привыкла играть золотом и пурпуровой одеж­дой. Ее одежда должна быть сообразна с досто­инством Того, Кому ты посвятила ее как христи­анку. Лица, посвященного Христу, не украшай румянами и притираньями, не стесняй шеи золо­тыми и жемчужными ожерельями, не обременяй головы драгоценными каменьями, не подделывай цвет волос. У нее есть такие жемчужины, про­дав которые она купит жемчужину самую драго­ценную».[80] «Мы в телесной красоте не поставля­ем добродетели; однако приятности от нее не отнимаем: поскольку скромность, изливая на ли­це стыд, делает его приятнее. Как художник искуснее живописует на материи хорошей, так и добродетель в красоте тела яснее выказывает свое сияние. Но это тогда, когда оная красота не притворная, природная, простая, когда мы облекаем ее не в драгоценную красивую одежду, но в простую и обыкновенную, дабы только че­стность или нужда не терпела никакого недо­статка, а к красоте ничего бы не было прибав­ляемо».[81]

§ 35. Самый сон, живитель наших сил, до­пускаем был не для праздности, бездействия и удовольствия, но единственно как необходимое средство для восстановления и оживления сил, утомленных дневным бодрствованием, и только в такой мере, в какой он способствовал к достиже­нию сей цели. Посему детское ложе было про­стое, не мягкое, чуждое искусственных и богатых украшений, способствующее к скорейшему пище­варению и легкому, непринужденному пробужде­нию. Сон дозволяем был легкий, не продолжи­тельный и не простирающийся далее требования природы, да и тот был прерываем призыванием к молитве.[82]

§ 36. Воспитатели не оставляли без внимания и наружного вида и положения своих воспитан­ников. Они заботились, чтобы и в самой наруж­ности детей выражалась христианская красота души, украшенной радостью, правдой, благора­зумием, мужеством, умеренностью, любовью к добру и стыдливостью, которых приятнее нет ничего.[83] Ни «на лице, ни в другой какой-либо части тела юноши, — писал св. Климент Алек­сандрийский, — не должно быть ни малейшего признака изнеженности: ни в движениях, ни в положении тела его не должно быть ничего, что безобразило бы великий и возвышенный дух».[84]Скромность надлежит наблюдать и в самых те­лодвижениях наших. Похвальна походка, когда она имеет в себе вид важности и знак спокойно­го духа, и когда притом в ней нет притворства, когда она — чистая и прс тая. Движение долж­но быть управляемо самой природой. «Скорую походку я не считаю делом честным, разве ког­да требует того какая-либо опасность или нуж­да: ибо те, которые спешат, запыхавшись крив-ляют ртом, и если делают это без достаточной причины, то, справедливо, спотыкаются и пада­ют... Некоторые и тихо ходя, подражают тело­движениям комедиантов, и как бы некоторому колебанию машин и статуй, так что при каждом шаге, по-видимому, наблюдают некоторую меру. Я не одобряю в последних как бы изображение статуй, а в первых как бы падение и разруше­ние вырезанных идолов».[85]

«Скромность и приятность должны быть на­блюдаемы не только в делах, но и в словах, дабы ты в сих последних не превзошел меру и не вы­сказал чего неприличного. Ибо слова наши суть зерцало нашего ума. Самое произношение долж­но быть растворено учтивостью, дабы грубо выго­воренная речь не скучна была слуху другого.

В самом пении первая наука есть скромность, как и во всяком роде речи».[86]

«Самый голос должен быть не слабый, преры­ваемый подобно женскому, как многие привыкли подделывать его, чтобы придать себе более важ­ности, но должен заключать в себе некоторый об­разец и правило мужества... Не одобряя излиш­ней нежности и притворства в голосе и телодви­жении, я не хвалю и грубости в оных: надлежит подражать природе... Более всего надлежит опа­саться, чтобы из уст наших не вышло чего-нибудь срамного».[87]

§ 37. «Юная девица должна иметь лицо чистое, брови не нахмуренные (не опущенные вниз), взор ни потупленный, ни обращенный вверх; ее шея не должна быть слишком нагнута и склонена к спине; члены тела должна она иметь не в небре­жении и расслаблении, но держать их прямо и в должном напряжении. Она должна быть каждую минуту готова слушать и хорошо помнить то, что ей говорят. В движениях и положении ее тела не должно быть ничего, что могло бы подавать ка­кую-либо надежду нецеломудренным и безстыд-ным людям. На ее лице должна выражаться стыд­ливость и своим взором она должна держать мужчину в почтительном от себя отдалении. Она совсем не должна и знать тех модных лавок, в которых продаются благовония, золотые вещи, до­рогие материи и тому подобное».[88]

§ 38. Заботясь о сохранении здоровья и крепо­сти тела детей, о предотвращении духа от изне­женности и расслабления и постоянном сосредо­точении и напряжении их внимания, воспитатели учили детей содержать тело в надлежащей дея­тельности. Предметом сей деятельности, кроме бдительного упражнения в молитве, исключи­тельно служили домашние и общественные обязанности, нужды и отношения, соответству­ющие полу, состоянию, предположенному роду служения в обществе и будущему образу жизни частной.[89] Отличительным ее свойством была со­образность с здравым и целомудренным умом, строгая подчиненность правилам христианского благочестия и приспособленность к укреплению тела в той мере, в какой безвредно и даже полез­но это для поддержания и укрепления благочес­тия в душе.[90] «Юношам нужно иметь телесное упражнение, — писал Климент Александрий­ский. — Не будет никакого зла, если они будут упражнять свое тело в том, что полезно для здо­ровья, питает желание и ревность к похвале, и не только образует тело, но украшает и дух, — лишь бы подобные занятия не отвлекали их отлучшего».[91] Сей детоводитель советует даже при­надлежащим к благородному сословию не чуж­даться и не считать неприличными простых заня­тий, относящихся к домашнему обиходству, как то: копать землю, ходить за водой, приготовлять дрова, — указывая в пример на святых патриар­хов, которые в молодых своих летах, несмотря на богатство и знатность, не считали для себя унижением пасти овец (Быт. 30: 36) и занимать­ся хозяйством (Быт. 26: 12). Не презирая так на­зываемых черных работ и занятий, он в то же время не унижает и не возбраняет тех телесных упражнений, которые в его время были в упо­треблении образованного юношества, как то: борьбу, игру в шары, прогулку пешком и чтение книг вслух, «лишь бы эта борьба, которую я до­пускаю, — говорил он, — производилась не для безполезного состязания и не из желания сует­ной славы, но для укрепления жизненных сил. Нужно иметь телесные упражнения не для того, чтобы выказать свое искусство в этом, но чтобы доставить нужное движение и гибкость шее, ру­кам и чреслам».

«От телесных трудов и упражнений не нужно отклонять и женского пола. Но женщин не сле­дует побуждать к упражнениям, свойственным мужскому полу. Их дело: прясть, ткать, готовить и подавать кушанье, смотреть за приличием и чи­стотой одежды, наблюдать за порядком дома, по­давать милостыню нищим и этими занятиями поддерживать умеренное здоровье своего тела».[92]«Впрочем, во всех телесных упражнениях нуж­но знать меру: не нужно быть ни совершенно праздным и бездейственным, ни через меру пре­даваться трудам, поелику сколько похвален и по­лезен для здоровья труд умеренный, столько же вреден и неодобрителен труд неумеренный».[93]

II. ОТНОСИТЕЛЬНО ВНЕШНЕГО СОСТОЯНИЯ

§ 39. Главные стороны внешней жизни суть: служение обществу, дружественные домашние сношения и утверждение личных прав и благосо­стояния в обществе. Не устраняя от всего этого, детоводители приучали своих питомцев искать тут не личного чувственного удовольствия и не низкого своекорыстия, но назидания для их собственной души и средств быть истинно полез­ными для других. Детская душа, можно сказать, сосредоточивала в себе внимание воспитателей. «Мы, — говорил свт. Василий Великий юно­шам, — не называем благом того, что приносит какую-либо пользу только в этом веке. Когда мы не имеем земных благ, тогда и не желаем их, а имея, не останавливаем на них внимания, но да­лее простираем свои надежды, и делаем все, что нужно, для стяжания другой жизни. Поэтому и говорим, что нужно всеми силами искать тех ве­щей, которые могут нам содействовать к дости­жению оной жизни; а что не относится к ней, то презирать, как не имеющее никакой цены».[94]

§ 40. Посему удовлетворения естественной че­ловеку потребности общежития и дружелюбия учили детей искать в общественных молитвенных собраниях, на вечерях, которые именем и сущ­ностью означали любовь,[95] в принятии в свой дом и угощении странных,[96] в жилищах бедности и несчастья,[97] в обществе людей добрых, благочес­тивых[98]и благоразумных.[99] Но языческие собрания и общества, которые имели целью услаждение чувственности и удовлетворение корыстных же­ланий, были воспрещаемы детям и юношам.[100]

§ 41. Обезпечение будущего земного благосо­стояния также не было главным предметом вни­мания при воспитании детей. «Мы должны ду­мать не о том, — говорили воспитатели, — как бы оставить нашим детям золото и имущество, но о том, как бы сделать их благочестивыми и доб­родетельными».[101] «Если ты заботишься о приобре­тении своим детям более земного, нежели небес­ного наследства, — писали святые отцы Церкви родителям, — то вручаешь их более диаволу, не­жели Христу, и делаешь сугубое преступление, именно: не предуготовляешь своим детям помощи Бога Отца и даешь им повод любить более на­следство, нежели Христа».^[102] «Передай Богу твое имущество, которое бережешь ты для наследни­ков. Пусть Он будет для детей твоих и опекуном и надзирателем и защитником против обид вре­менных».[103] «Всему нужно предпочитать воспита­ние детей в учении и наказании Господнем, — го­ворил свт. Иоанн Златоуст. — Если сын твой прежде всего научен быть любомудрым, то он приобрел богатство, большее всякого богатства. Ибо, научив его внешнему учению и искусству приобретать богатство, ты не доставишь ему такои пользы, какую доставишь, научив его искус­ству презирать богатство. Ибо богат не тот, кто обладает большим богатством, но тот, кто не име­ет ни в чем нужды».[104]

§ 42. Наконец, и на все внешние достоинства, права личности, гражданские отличия, степени общественной жизни, уважение и честь в глазах других, детоводители учили смотреть своих пи­томцев как на вещи относительные, имеющие достоинство только при внутренней чести и со­вершенстве, и как на внешние средства христи­анских добродетелей, предпочитая им честь и славу перед Богом.[105] Один мучитель, осудив на мученическую смерть юную девицу, которая про­исходила от благородных и богатых родителей, спрашивал ее: «Если ты знаменитого рода, то за­чем носишь худую одежду, как рабыня?» Святая отвечала: «Я Христова рабыня, и потому ношу рабский образ». Кинтиан (имя мучителя) сказал: «Как же ты называешь себя рабыней, если проис­ходишь от благородных родителей?» — «Наше благородство и свобода состоит в том, — отвеча­ла мученица, — чтобы работать Христу».[106]

§ 43. Вообще при воспитании детей было руко-водительным началом достоинство и имя христи­анина, «порядок жизни, пристойный летам, приличие лица и пола».[107] Так, рассуждая об одежде девицы богатого состояния, блаженный Иероним говорил ее матери: «Ее одежда должна быть со­образна с достоинством Того, Кому ты посвятила ее, как христианку».[108] «Во всяком действии, — го­ворил другой учитель юности, — должно наблю­дать, что прилично лицу, времени и возрасту. Ибо часто что одному прилично, то другому несвойственно: одно прилично юноше, а другое старику; одно прилично в бедствиях, а другое в благополучии».[109]

§ 44. Впрочем, строгость благочестия и христи­анская духовная деятельность не были простира­емы до совершенного безчувствия, презрения к благам внешним, до совершенного подавления ес­тественной человеку потребности телесного бла­госостояния. Боялись только преобладания сей потребности над требованиями духа. Воспитате­ли не чужды были законной снисходительности относительно детского возраста, не простирая ее до поблажки и делая строгое различие между удовольствиями позволительными и не позволи­тельными. «Должно любить правду, — говорит один учитель Церкви, — но в этой любви есть степени. Первая степень — не предпочитать любви к правде ничего приятного. Ибо, по самому устройству нашей природы, услаждают нашу сла­бость некоторые предметы, например, пища и пи­тие услаждают алчущих и жаждущих; услаждает нас свет солнца, луны, звезд; услаждает звучный голос, сладкая песнь, хороший запах. И между предметами, доставляющими удовольствие чувст­вам телесным, есть предметы позволительные. Ибо взорам нашим доставляют удовольствие, на­пример, величественные явления природы. Слух услаждается приятным пением священной песни: это позволительно. Обоняние услаждается цвета­ми и ароматами, — это творение Божие; но то же обоняние услаждается фимиамом на жертвен­никах демонов; то позволительно, это не позволи­тельно. Вкус услаждается незапрещенной пищей и услаждается пирушками от святотатственных жертвоприношений. Первое позволительно, вто­рое не позволительно. Видите, что для самых чувств тела есть позволительные и не позволи­тельные удовольствия. Правда должна услаждать нас так, чтобы препобеждала и самые позволи­тельные удовольствия».[110]

Таким образом, благочестивые воспитатели не оставляли в детях ни одной силы, ни одной спо­собности, ни одной стороны собственному ее стремлению, случаю и вредному влиянию языческих обычаев, но проливали свет веры и благоче­стия на самые сокровенные изгибы их сердца, да­бы наследственная сила греха не могла каким-ли­бо незаметным образом пустить отрасли и зара­зить своим влиянием те силы детской души, на которые не был бы обращен взор воспитателей. Христианское дитя первых времен Церкви мож­но уподобить музыкальному орудию, струны ко­торого детоводители настраивали так, чтобы они издавали стройные торжественные звуки христи­анского гимна, выражающего веру, надежду и любовь с самоотвержением.

ГЛАВАУ Плоды воспитания у древних христиан

§ 45. В какой мере старались воспитатели на­печатлеть в детских сердцах веру, любовь и на­дежду, об этом всего более свидетельствуют пло­ды сего старания: повиновение детей, мудрость, благочестие и происходившая отсюда благодать перед Богом и людьми.

Проповедь Евангелия давала им чувствовать виновность их перед Богом, своей силой трогала их сердца, возбуждала и питала в них любовь к исполнению христианских обязанностей. Сердце детей так было проникнуто и напитано любовью к христианским добродетелям, что даже «умоля­ли отцов своих не погашать в них пламени люб­ви ко Христу; девицы, даже достигнув зрелого возраста, пребывали девами во Христе; юноши, смотря на примеры других, вступали в иноческую жизнь; жены убеждали своих мужей и мужья своих жен к молитве»,[111] и при всех соблазнах и несчастиях оставались непоколебимы, и лучше решались принять смерть, нежели отступить от какой-либо добродетели.[112]

§ 46. Блаженный Августин с благодарным чув­ством воспоминает о словах своей матери, кото­рая при конце своей жизни признавалась, что во всю жизнь не слыхала от него против себя ни од­ного жестокого или неприятного слова.[113] Святая Евлалия еще в самом раннем детстве говорила, что спешит к престолу вечного своего Отца, никогда не пойдет замуж, пренебрегала всеми детскими игрушками и, несмотря на свою моло­дость, не хотела одеваться в богатую одежду, презирала всякие украшения и, находясь в неж­ном детстве, показывала в себе зрелый возраст.[114]

§ 47. Иероним, описывая благочестивую жизнь одной девицы, говорит, что «она получила благо­словение Божие еще прежде рождения, когда на­ходилась во чреве матери, подобно Иоанну Крес­тителю и апостолу Павлу, избранным и освященным еще прежде рождения их. На двенадцатом го­ду своей жизни произвольно заключилась в тес­ных стенах одной комнаты и здесь наслаждалась обширностью рая; один и тот же уголок земли был для нее и местом молитвы, и местом покоя. Пост служил ей увеселением, неядение — отдыхом. Когда же позывало ее к пище не желание вкушать пищу, но свойственное природе человеческой из­нурение сил телесных, тогда хлебом, солью и хо­лодной водой она более возбуждала, нежели уто­ляла голод. Она, побуждаемая благочестием, про­дала тайно от родителей висевшее у нее на шее золотое ожерелье, облеклась в черную одежду и посвятила себя Господу; всегда соблюдала такую умеренность и, уединившись в своей комнате, так охраняла свою чистоту, что никогда не являлась в обществе, не говаривала слова с мужчиной и, что всего удивительнее, с сестрой своей, также де­вицей, редко виделась, несмотря на пламенную любовь к ней. Трудилась своими руками, помня слова Писания: "если кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фес. 3: 10). По данному ею обету, говорила только тогда, когда или молилась или пе­ла псалмы. Почти никем не видимая, посещала темницы, в которых содержались мученики; и это радовало ее особенно тогда, если никто не узна­вал об этом. Для нее не было ничего приятнее су­ровости, ничего печальнее приятности, ничего усладительнее печали. В лице у нее была такая бледность, которая, свидетельствуя о воздержании, не обличала тщеславия. Речь была безмолв­ная, и безмолвие красноречивое; походка ни ско­рая, ни медленная; на одежде, сшитой из простой материи, не было никакого украшения. За такую жизнь добрые сограждане превозносили ее похва­лами, злые не смели злословить, вдовы и девицы брали с нее пример, замужние женщины уважа­ли, распутные боялись; и священники смотрели на нее с удивлением».[115]

§ 48. Вообще из рук древних христианских воспитателей вышло много «не только исповедни­ков и мучеников, но и благовестников и просве­тителей язычества».[116] Из жизнеописаний святых угодников Божиих первых четырех веков христи­анства видно, что основание благочестивой жиз­ни наибольшей части из них положено было в их детстве. Это показывает, что для воспитателей было первым предметом внимания и деятельно­сти, по отношению к их воспитанникам, упраж­нять сих последних в делах веры и благочестия.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Способ воспитания

§ 49. Высоте предмета соответствовал и самый способ воспитания. В этом отношении заслуживают особенного внимания: во-первых, лица, занимавшиеся делом воспитания; во вторых, средства, употребляемые ими при образовании детского ума и сердца; и, в-третьих, внешние по­собия и условия, коими они пользовались для удобнейшего достижения своих целей.

ГЛАВА IЛица, занимавшиеся воспитанием детей

§ 50. Сознавая важность обязанности родите­лей и с родительской любовью заботясь о спасе­нии своих детей, родители большей частью сами занимались воспитанием и образованием детей своих. Преимущественно же обязанность воспи­тания брали на себя матери семейств, так как и природа положила в их сердце более нежности к детям, и внешние занятия не отвлекали их от обязанностей семейственных, и, следовательно, в их руках более средств к благоуспешному воспи­танию. Блаженный Иероним писал к одной бла­гочестивой матери: «Ты сама должна быть на­ставницей своей дочери; тебе должна подражать ее неопытная юность. Ни в тебе, ни в своем отце она не должна видеть ничего порочного».[117] Подоб­ное внушал отцам семейств и свт. Иоанн Злато­уст: «Иноверные говорят: если хочешь

 оставь отца, мать, родных, старайся быть при царском дворце в трудах, в бедствиях, в разных занятиях, и пере­нося безчисленные неприятности; но Христос учит не так. Он говорит: будь в своем доме с же­ной и с детьми, наставляй их и учи добрым нра­вам».[118]

§ 51. Воспитание входило в состав собствен­ных благочестивых занятий отца и матери. Отцы Церкви поставляли отцам семейства в обязан­ность говорить и делать только то, через что мог бы назидаться в благочестии весь дом их, а мате­рям, — охраняя дом, преимущественно смотреть, как семейство делает то, что принадлежит к не­бу.[119] Мать, носившая в своем сердце христиан­скую жизнь, была истинной образовательницей детей, в христианском значении этого слова. Если Рим и Спарта славились великодушием не­которых матерей, то христианство далеко превос­ходит их домашними добродетелями матерей Оригена, Златоуста, Григория Богослова, Григо­рия Нисского, Феодорита, Августина, Климента Анкирского,[120] и других благочестивых мужей хри­стианской древности. «Посмотрите, — говорит свт. Иоанн Златоуст, — что произвело явление Иисуса Христа на земле! Жены превосходят нас в благородных нравах, в христианской теплоте чувства, в любви к Иисусу Христу, который снял проклятие с женского рода!»[121] Из наставлений этого пастыря к родителям, выражающих дух и обычаи древних христиан, видно, что матери се­мейств преимущественно и сообщали дух благо­честия своим домочадцам. «Муж, — говорит он, — который обращается на площади и в судеб­ных местах, непрестанно вращается то туда, то сюда мятежными волнами внешней жизни. Но жена, которая сидит дома, как в училище мудро­сти, всегда может быть собранной в своих мыс­лях и заниматься молитвой и чтением Священно­го Писания. Принимая к себе своего мужа, она может образовать его, отсечь дикие наросты его души, и таким образом опять отпускать в мир очищенным от зла, которое приносит он с собой с площади, и имеющим запас добра, которому на­учился в недрах семейства; поскольку ничто не может лучше образовать мужа и управлять его желаниями, как благочестивая и благоразум­ная жена. Я могу указать на многих кротких му­жей, которых нравы смягчены таким образом».[122]Если же благочестивые жены почитали для себя долгом иметь и имели такое влияние на мужей, то нельзя сомневаться, что они еще более и успешнее занимались своими детьми, неотлучно проводившими с ними все время. «Вам, жены, преимущественно нужно подражать древним свя­тым женам. У тебя родился сын, подражай свя­той Анне. Учись делать то, что она делала. Она, получив сына, тотчас отнесла его в храм».[123] Так блаженный Августин с благодарным чувством воспоминает о великих трудах и непрестанных заботах, понесенных его матерью при утвержде­нии веры и благочестия в его юном сердце.[124]

§ 52. Бытописатели церковные оставили нам многие примеры и образцы благочестивой рев­ности, с какой матери заботились о спасении сво­их детей и принесении их в святую жертву Иису­су Христу. Так, блаженная Евфросиния, мать св. Климента, епископа Анкирского, приближа­ясь к блаженной кончине своей и желая, чтобы сын ее (ему было тогда двенадцать лет) остался наследником не столько вещественного убогого ее стяжания, сколько духовного богатства добро­детелей, так говорила ему, лежа на одре болезни: «Чадо мое, чадо возлюбленное, чадо, от пелен осиротевшее! Хотя ты осиротел прежде, нежели узнал об отце своем, но ты не осиротел; ибо отец твой есть Христос Бог, обогащающий тебя Своими дарами. Я родила тебя плотью, а Христос Бог родил тебя Духом. Признавай же Его своим отцом, а себя Его сыном, и смотри, чтобы не на­прасно было твое усыновление Богу; служи единому Христу Богу, в Христе полагай твою на­дежду; ибо Он наше спасение и живот безсмерт-ный... Умоляю тебя, сын возлюбленный, сделай мне один дар за все болезни и труды, которые я претерпела за тебя. Так как настает лютое время и приближается жестокое гонение, то будь, как говорит Господь, веден пред владыки и цари Его ради. Сделай мне эту честь, сын мой! Стань сме­ло и мужайся за Христа, и сохрани непоколебимо Его исповедание: а я надеюсь на Христа моего, что вскоре процветет на тебе венец мученичест­ва в мою честь и во спасение многих душ. Приго­товь же сердце свое к страдальческому подвигу, чтобы время подвигов нашло тебя уже готовым. Знай, что полезно быть искушенным бедствиями, но не бойся: страдание временно, а награда веч­на; скорбь проходит скоро, а радость пребывает вечна; мало здесь безчестие, но вечна у Бога сла­ва; прощения мучителей и раны — только на один день; ярость земных царей бывает поругаема и слава их увядает; огонь, приготовленный ими на Христовых мучеников, угашается. Посему ничто подобное не должно отлучить тебя от Хри­ста Господа; взирай на небо и оттуда ожидай ве­ликой, богатой и вечной награды от Бога; бойся Его величия, ужасайся Его суда, трепещи всевидящего ока Его; ибо отвергшиеся от Христа гото­вят себе неугасимый огнь и червь неусыпающий; а тех, которые познали Его и никогда не отпада­ют от Него, ожидает невыразимое веселие, ра­дость и утешение со святыми исповедниками. Сын мой сладчайший, да будет мне от тебя награ­дой за подъятые мной в рождении твоем болезни и труды в воспитании, если ты, изшедший из мо­ей утробы, сделаешься исповедником Господним, и если я назовусь матерью мученика и прослав­люсь в членах сына, страждущих за Христа. Итак, потщись пострадать за Пострадавшего за' нас... Вот уже я стою, сын мой, при дверях кон­чины своей, и этот видимый свет не воссияет для меня завтра; но ты для меня свет о Христе и жи­вот мой о Господе; посему молю тебя, утроба моя, да не постыжусь в моей надежде на тебя, но да спасусь чадородия ради. Я родила тебя; пусть же и страдаю в тебе, как в истинном моем теле. Дай тело на раны, чтобы и мне возвеселиться пред Господом нашим, как бы я сама страдала за Него. Излей, не щадя, свою кровь, принятую от меня, чтобы и мне принять честь за нее. Вот ны­не я отхожу от тебя и предыду пред тобой к Бо­гу. Телом отхожу от тебя, но дух мой будет неразлучен с тобой, дабы мне сподобиться с то­бой припасть к престолу Христову, хвалясь пред Ним твоими страданиями и венчаясь твоими подвигами». Таким образом блаженная мать це­лый день, пред святой своей кончиной, наставляла своего сына, обнимала его и лобызала его гла­ву, глаза, лицо, уста, перси и руки.[125]

Префект Валентия увидел однажды женщину, которая так поспешно вышла из дому, что не за­перла дверей и не оделась надлежащим образом. Она несла с собой малолетнее дитя и, пробиваясь сквозь толпу народа, спешила с ним куда-то. Пре­фект приказал схватить ее и подвести к себе.

—   Куда ты так бежишь, несчастная? — спро­сил он женщину, когда ее привели к нему.

—   На поле, — отвечала она, — где собирает­ся народ православный.

—   А разве ты не слыхала, что и префект идет туда же, чтобы предать смерти всех христиан, ко­торых найдет там?

—   Слышала, потому-то и спешу, чтобы и меня умертвили вместе с другими.

—   Но это дитя зачем несешь с собой?

—   Для того, чтобы и оно удостоилось получитьмученичество.

Услышав это, префект приказал везти себя к императорскому дворцу. «Император! — сказал он, войдя во дворец. — Если повелишь мне уме­реть — я готов; но порученного тобой дела не мо­гу исполнить». Рассказав о женщине все, что ви­дел и слышал от нее, он укротил гнев императора.[126]

§ 53. Первое место после родителей в деле вос­питания занимали восприемники, как это можно видеть из учрежденного в те времена и неизмен­но сохраняющегося доселе порядка церковного. Священные обряды, соединенные с совершением Святых Таинств, служат лучшим памятником обычаев, господствовавших в первенствующей Церкви. Эти-то памятники свидетельствуют, что восприемники имели большое влияние на воспи­тание детей.

Восприемники занимали в деле воспитания первое место после родителей. Воспринимая младенцев от купели крещения, они ручались пред лицом Самого Бога за будущую веру и хри­стианскую жизнь крещаемых, когда они достиг­нут времени самосознания.[127] Поэтому Церковь возлагала на них обязанность учить восприня­тых ими от святой купели истинам веры и дея­тельности, и не только примером, но и словами наставлять их на всякое благое дело.[128] Эту высо­кую и святую обязанность Церковь поручала ли­цам известным ей по своей вере и христианской жизни, и потому способным к исполнению этой обязанности и, особенно, посвятившим себя на служение Богу и Церкви, как то: диаконам и диакониссам,[129] монахам и посвященным Богу де­вам.[130]

§ 54. В некоторых семействах, кроме родите­лей и восприемников, в воспитании детей участ­вовали и такие лица, которыми родители окру­жали своих детей, частью для удовольствия и развлечения детей, частью для большей пользы и назидания, частью для облегчения своих забот. Таковы были домашние учители, няньки, корми­лицы, товарищи и подруги, даже слуги, и вообще все лица, находившиеся в близких отношениях к детям. В сих отношениях поставляемы были ли­ца, способные назидать детей в вере и христиан­ском благочестии.

§ 55. В домашние учители избирали обыкно­венно людей зрелых лет и строгой жизни, чуждых честолюбия и гордости, не преданных чувственным похотям, не увлекавшихся гневом, терпеливых, великодушных, смиренных, благоче­стивых, трудолюбивых и, преимущественно, же­лавших детям спасения души.[131]

§ 56. Далее, в кормилицы избирались жен­щины трезвого поведения, целомудренные, скромные, не изнеженные; в няньки, подруги и прислужницы — женщины не такие, которые бы нравились детям по убранству платья, благообра­зию, веселости и искусному пению приятных песен, но степенные, воздержной жизни, не забо­тившиеся о внешнем украшении, известные по чистоте веры, доброму нраву и невинности; женщины, которые своим учением и примером приучали бы детей к молитве и пению псалмов в ночное, утреннее и вечернее время.[132]

§ 57. Ревностно заботилась о воспитании детей и Святая Церковь. Свое участие в этом воспи­тании она выражала четырьмя способами, а именно:

§ 58. а) Она имела непосредственный надзор за родителями и детьми, наблюдала за точным ис­полнением ими взаимных обязанностей и отно­шений в духе учения Христова, и употребляла де­ятельные меры для побуждения их к исполнению сих обязанностей, предавая нерадивых клятве. Так, например, Церковь предавала клятве тех ро­дителей, «которые, под предлогом отшельничест­ва, оставляли своих детей, не питали их и не при­водили, по возможности, к подобающему благоче­стию»;[133] предавала клятве и детей, которые, «под предлогом благочестия, оставляли своих родите­лей и не воздавали им подобающей чести».[134]

§ 59. б) Когда языческое правительство дало христианам некоторую свободу, появились там и здесь благочестивые мужи, которые принимали к себе христианское юношество для образования в предметах христианства. Отсюда впоследствии образовались христианские училища, состоявшие под надзором епископов.[135] Таковы, например, бы­ли огласительные училища, в которых оглашен­ным всякого возраста преподавали христианское учение.[136] Во многих церквах находились училища, учрежденные собственно для наставления юно­шества в предметах веры.[137] Григорий, просвети­тель Армении, обратив эту страну в христиан­скую веру, в каждом ее городе учреждал учили­ща и поставлял в них учителей, которые учили армянских детей читать Библию.[138]

§ 60. О благотворном влиянии Сих училищ на образование юношества свидетельствуют образ жизни и служения наставников, предметы обра­зования и плоды получаемого здесь воспитания. Они находились под смотрением епископов[139] и об­разование здесь юношества поручаемо было ли­цам, исключительно посвятившим себя на служе­ние Богу и Церкви Божией, как то: пресвитерам, инокам или лицам, хотя не принадлежавшим к клиру, но тем не менее известным по своей вере и подвижнической жизни.[140] Некоторым основате­лям христианских училищ за ревностное и благоуспешное служение Церкви усвоено даже имя просветителей.[141] Первым предметом наставления здесь было христианское учение; первой учебной книгой — Библия,[142] по которой учили детей чи­тать, писать, затверживать на память нужнейшие для них места из Апостольских писаний и Боже­ственные изречения.[143] Наконец, первой и единст­венной целью — христианское благочестие. С ка­кой ревностью стремились и с каким успехом приближались к сей цели — это видно из того, что в сих училищах, по свидетельству историков, многие дети с их родителями обращены были в христианство, и вышло отсюда множество испо­ведников, мучеников, проповедников Евангелия и просветителей язычества.[144] Из этого можно за­ключить, что наставники в сих училищах занима­ли место истинных родителей для своих учени­ков, и родители могли безпрепятственно вверять им воспитание своих детей.

§ 61. Другой род общественных заведений ос­нованием своим обязан был состраданию древних христиан к несчастью ближних. В сих заведени­ях воспитывались обыкновенно дети, отвержен­ные жестокостью родителей, сироты, дети языч­ников и иудеев, по воле невидимо действующего Промысла попавшие в руки благочестивых хри­стиан, взятые в плен у неприятеля во время за­конной войны, выкупленные из неволи и рабства, и тому подобные.[145] Эти несчастные приносимы бы­ли к святой купели и воспитываемы были или частными сострадательными лицами или всем обществом верных.[146] Каждый из верных обыкно­венно поставлял для себя в обязанность полагать в известные времена посильное подаяние в обще­ственное казнохранилище; часть суммы, накопив­шейся от сего подаяния, употребляла Церковь на содержание и воспитание детей, принятых ею под свое покровительство.[147] Сих усыновленных чад своих она помещала то при монастырях, в особо устроенных для сего зданиях,[148] то в домах частных благочестивых лиц.[149] Воспитание их она поручала то посвятившим себя Богу девам,[150] то монахам, старейшим других возрастом и опыт­ностью и известным по своей кротости.[151] «Да бу­дем, подражая Иову, отцы сиротам», — говорит Василий Великий инокам, давая им повеление принимать к себе сирот для воспитания в благо­честии, в наказании и учении Господнем, и для обучения некоторым художествам, нужным для телесной жизни,[152] и между тем безвредным для _#жизни духовной.[153] Сколько были они верны высо­кому званию отцов сиротам и ревностны к испол­нению долга любви христианской; об этом всего более свидетельствует то доверие и уважение, какое питали к ним отцы семейств; ибо самые да­же родители отдавали сюда детей своих на вос­питание.[154]

§ 62. Наконец, важнейшую часть воспитания детей Церковью составляло ее богослужение, так что, говоря словами свт. Иоанна Златоуста, — места   богослужения   были   местом   учения.[155]

В этом случае она преимущественно являлась как истинная мать детей. Она начинала воспита­ние, она же неослабно следила и за его продол­жением. Первые действия материнских забот ее относились не ко времени зрелого возраста детей и не ко времени проявления в них разума и сво­боды, ни даже к первым минутам земной их жиз­ни. Дело воспитания она начинала еще при брач­ном соединении мужа и жены, приготовляя их через таинство брака к благословенному рожде­нию чад истинной Церкви. При самом вступле­нии человека в жизнь, она принимала его в свои распростертые объятия, возрождала и укрепляла в духовную христианскую жизнь, через соверше­ние над ним таинств Крещения[156],Миропомазания[157]и Евхаристии.[158] Напутствовав благодатными дара­ми при самом вступлении детей на путь жизни, Церковь не переставала и в продолжение стран­ствования их по этому пути питать и укреплять их Телом и Кровью Иисуса Христа.[159] «Детям, еще не умевшим ходить, она давала ноги других, что­бы ходить, чужое сердце, чтобы веровать, чужой язык, чтобы молиться»,*[160] преподавая в таинствах благодатные силы, необходимые для жизни хри­стианской, Церковь делала при этом и все нуж­ное для развития сих сил, усвоения их детям и для соделания детей святыми, для созидания те­ла Христова, для приведения их в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, дабы они не были младенцами, колеблющимися всяким ве-

*Примечание.Церковь требовала от всех верующих,[161]а следовательно и от детей, чтобы они приступали ко Святому Причащению не изредка только, но как можно чаще.[162] Некото­рые приобщались Святых Даров каждый день,[163] другие четыре дня в неделю, кроме дней праздничных,[164] а иные, по крайней ме­ре, каждый воскресный день.[165] Если кто из верующих (следова­тельно, и из детей) не присутствовал по какой-либо уважитель­ной причине при богослужении, таковым Церковь посылала Святые Дары на дом.[166]

тром учения, но истинной любовью все возраща-ли во Христа (Еф. 4: 12-15). Призывая каждый день всех верующих в храм Божий, она деятель­ным образом, вместе с возрастными, учила детей молитве, озаряла ум их и сердце чтением Слова Божия; устными наставлениями научала детей и родителей обязанностям, как вообще христиани­на, так и, в частности, обязанностям, свойствен­ным зрелому и детскому возрасту, родителям и детям, воспитателям и воспитанникам.[167] Одним словом, все, что нужно знать и делать, чтобы быть христианином, все, что дети слышали и изу­чали от ближайших своих наставников и воспи­тателей, имело свое начало в Церкви, как сокро­вищнице Христова учения, и через Церковь пере­ходило в умы и сердца родителей и детей.

§ 63. Когда святая вера покорила себе царей и царства, тогда не одни пастыри Церкви, но вслед за ними и гражданские правители стали при­нимать деятельное участие в воспитании христи­анского юношества. Это участие гражданских правительств выражалось, главным образом, в со­действии по этому предмету правительству цер­ковному, в подкреплении прав и постановлений Церкви властью светской, и в тщательном смот­рении за выполнением сих постановлений. Зако­ны гражданские, с одной стороны, утверждали безопасность детей от жестокости неограничен­ного самовластия (деспотизма) родителей, усво­енного ими не человеколюбивыми законами пра­вительства языческого, с другой — определяли должными границами зависимость детей от своих родителей.[168] Ограждали целомудрие юношей и дев узаконением строгого наказания как похитителям дев и лицам, прямо или не прямо содействовав­шим похищению, так и девицам, склонившимся на обольщение, и даже самым воспитателям их, обличенным в небрежном присмотре за благонра­вием своих воспитанников.[169] Заботились о чисто­те и православии веры верных сынов Церкви, преграждая неправомыслящим путь к распростра­нению своих заблуждений,[170] охраняли свободу, благосостояние и воспитание детей истреблением безчеловечного обычая вести торг людьми, кото­рый делал родителей бездетными сиротами при жизни их детей.[171] По воле царей закрывались пуб­личные зрелища в воскресные и другие празднич­ные дни, дабы не препятствовали христианам свято чтить дни Господни.[172] Во всех городах, куда только проникала проповедь Евангелия, являлись училища для образования детей в предметах веры;[173] отверзались государственные казнохрани­лища и собственные сокровищницы царей для по­мощи бедным родителям, не имевшим состояния питать и одевать своих детей;[174] дети, проданные бедными своими родителями в рабство за недо­статком средств к содержанию, по христиан­скому человеколюбию попечительного правитель­ства снова получали свободу и соединялись со своими родителями.[175]

ГЛАВА П

Средства, употребляемые родителями при образовании детского ума и сердца

§ 64. Так как первыми и главными предметами попечения для всех перечисленных лиц были: во-первых, внушение детям истин веры и деятельно­сти, и, во-вторых, вкоренение в них добрых нра­вов, то по различию этих предметов, естественно, долженствовал быть различен и самый способ образования.

I. СПОСОБ УМСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

§ 65. Истины веры и правил деятельности со­общаемы были детям:

I

Через научение. Дети слышали их и под кро­вом отеческого дома из уст своих восприемников и родителей;[176] и в училищах из уст церковных учителей,[177] и в храмах Божиих из уст пастырей, проповедников и служителей Церкви. Но не один слух был проводником Божественного учения в детские умы и сердца. Под руководством своих воспитателей дети и сами изучали его в книгах Божественных,[178] писаниях святых отцов[179] и посла­ниях, нарочно для них писанных некоторыми учителями Церкви.[180] Когда наступало время учить детей грамоте, им давали для упражнения в чте­нии Библию. Сажая за письмо, им давали в руко­водство прописи, состоящие из изречений Священного Писания. Когда после сего доходила очередь до устного катехизического изучения догматов веры и обязанностей христианина, в руководство по этому предмету опять давали де­тям Священное Писание, задавая из него уроки для изучения на память.[181] Таким образом, все умственное их образование начиналось изучени­ем Слова Божия и все чувственные органы: слух, глаза, язык и руки, назначенные для служения душе сообщением ей внешних впечатлений и вы­ражением внутренних ее состояний, первую дань служения приносили облагодатствованной душе сообщением ей впечатлений Слова Божия и вы­ражением первых ее ощущений, произведенных в ней этим Словом. Зато и детская душа, начинав­шая ряд своих ощущений и мыслей изучением Слова Божия, скоро свыкалась с этим благочес­тивым занятием, находила в нем для себя высо­кое наслаждение и предпочитала его другим за­нятиям и удовольствиям. Блаженный Иероним рассказывает об одном христианском муже, что в детстве своем он никогда не садился за стол, не прочитав наперед какой-нибудь главы из Библии: никогда не ложился спать прежде, нежели кто-нибудь из окружающих его прочтет ему из нее какое-либо место; то же делал поутру: едва окончит свою молитву, тотчас принимался за чте­ние Библии.[182] По приказанию своего отца, он вы­учивал из нее некоторые места наизусть и так по­любил занятие, что не довольствовался одним чтением Библии, старался проникнуть в собст­венный и полный смысл читаемых мест и спра­шивал своего отца, какое собственное значение того или другого изречения.[183] Подобных примеров много представляют древние писатели,[184] и из всех сих примеров видно, что Библия была для детей, как и для всех христиан, предметом тщательного и благоговейного изучения и была предпочитаема всем другим книгам.

§ 66. Внутреннее отличительное свойство сего наставления в истинах веры состояло в приспо­соблении к «лицу, времени, возрасту», степени развития умственных способностей детей.[185] Детям сначала преподавали устно и позволяли читать в письмени не все, что Божественная вера содер­жит в себе высокого и таинственного; но начина­ли с истин веры и правил деятельности, прибли­зительных к разумению детей, способствовавших к наполнению детского сердца святыми чувство­ваниями и имеющих приложение к детской по­вседневной жизни. Блаженный Августин, излагая восприемникам младенцев (а между восприемни­ками нередко были и сами родители)[186] обязанно­сти их к духовным своим детям, убеждает их учить детей — «хранить чистоту, блюсти девст­во до вступления в супружество, удерживать язык от злословия и ложной клятвы, не петь постыдных или страстных песен, удаляться суевер­ных гаданий, не носить на себе и на других не возлагать филактерии (ладанок) и других вещей, выдуманных суеверием, избегать сообщения с колдунами, как служителями диавола, хранить веру вселенскую, чаще ходить в церковь, внима­тельнее слушать чтение Божественных Писаний, принимать странников, умывать им ноги, хранить мир со всеми, мирить враждующих, чтить и лю­бить священников и родителей».[187]

§ 67. В основание такого приноровления к дет­скому возрасту при изложении детям закона Божия, свт. Иоанн Златоуст указывает на детоводи-тельство Апостола, который в наставлении своем к детям не говорит им ни о Христе, ни о Царст­ве и ни о чем возвышенном, но о том, с чего удобнее начать воспитание детей в духе веры и чего преимущественно желает детский дух, имен­но: о повиновении родителям и долголетии: «Ча­да, послушайте своих родителей о Господе: сие бо есть праведно. Чти отца твоего и матерь: яже есть первая заповедь в обетовании, да благо ти будет и будеши долголетен на земли» (Еф. 6: 1). В этой заповеди — о повиновении родителям и о почтении к ним — свт. Иоанн Златоуст видит благое и твердое основание, на котором с боль­шим удобством можно созидать дальнейшее образование детского ума и сердца.[188] Самое наставле­ние в истинах и обязанностях, свойственных пер­вому возрасту, по замечанию того же Златоуста, должно иметь отличительным свойством крат­кость; ибо нежные умы не могут усвоить прост­ранного учения.[189]

С окончанием младенческого и отроческого возраста, детям внушали «обязанности, принад­лежащие юношескому возрасту, дабы с возра­стом возрастала охота и усердие к добрым делам. Эти обязанности — иметь страх Божий, родите­лям воздавать честь, к старшим иметь почтение, хранить чистоту, не презирать смирение, любить стыдливость, что служит украшением низшему возрасту. Ибо как в старых важность, в отроках живость и проворство, так в юношах стыдливость почитается за некоторый дар природы».[190]

§ 68. Наполнив таким образом детское сердце святыми чувствованиями и расположениями, вос­питатели постепенно возводили детей и к выс­шим христианским истинам, смотря по степени развития их ума и разумения истин менее возвы­шенных. Порядок этого постепенного возведения детей к высшему христианскому образованию мы видим в наставлении блаженного Иеронима к одной благочестивой женщине, касательно воспита­ния ее дочери: «Сперва, — говорит он, — пусть она изучает псалмы, в притчах Соломоновых назидается к благочестивой жизни, из Екклесиаста научается попирать ногами блага мира сего, в Иове подражает образцам добродетели и терпе­ния. Потом должна читать Евангелие и напечат­левать в своем сердце деяния и послания Святых Апостолов и, наполнив сокровищницу своего сердца этим богатством, изучать Пророков, Пяти­книжие, книги Царств и Паралипоменон. После можно уже без опасения позволить ей читать и Песни Песней; иначе, если она будет читать их сначала, то под чувственными изображениями не поймет духовного смысла».[191] После Божественных книг давали детям читать сочинения святых отцов.[192].

II

§ 69. Те же истины веры и правила жизни пре­подаваемы были детям деятельным образом че­рез совершение молитв домашних и обществен­ных. Молитва имеет две стороны: нравственную и поучительную (догматическую); ибо в основа­нии молитвенных чувствований, выражают ли они прошение, или благодарение, или хвалу, — всегда лежит какая-либо истина веры или прави­ло деятельности.

Посему, действуя на сердце, молитвы, по само­му свойству своему, назидают и ум присутству­ющего при богослужении, озаряя его светом бо-гопознания. Но в молитве древние христиане проводили наибольшую часть времени. Можно сказать, что вся их жизнь была непрестанная мо­литва или, как говорит Климент Александрий­ский, «торжественный и святой праздник».[193] На­чиная с первого часа дня, когда вставали от сна, до последнего, когда отходили ко сну, они непре­станно молились. Молитвой начинались и окан­чивались все их занятия, начиная от важных и до самых незначительных; так что когда обувались, надевали одежду и раздевались, учили детей, воз­жигали огонь, садились или вставали с места, прогуливались и отдыхали, принимались за руко­делье, садились за стол, вкушали пищу и выходи­ли из-за стола, входили в дом и выходили из до­ма, вообще при всяком действии и состоянии, да­же среди безмолвия ночи, вставая от сна, ограж­дали себя крестным знамением и творили молит­ву.[194] И в этой непрестанной молитве пребывали не одни возрастные, но призывали и детей участво­вать в богослужении как общественном, совер­шаемом служителями Церкви,[195] так и домашнем, совершаемом главой семейства в присутствии всех обитателей дома;[196] заставляли их затвержи­вать известные молитвы на память, петь гимны и псалмы при обыкновенных их занятиях,[197] вставать на молитву ночью.[198] После этого нельзя не согла­ситься, что молитва как в общем составе воспи­тания занимала важное место, так, в частности, имела большое влияние и на образование ума в истинах веры и правилах деятельности. Она даже имела большее влияние, нежели простое чтение или слушание Божественного учения; ибо древ­ние христиане мало знакомы были с той созерца­тельной или ученой деятельностью, которая идет путем, отдельным от пути нравственной деятель­ности; напротив, знание и жизнь, познание истин веры и приложение сих истин к жизни у них совпадали вместе и составляли одно благочестие. Потому самое даже наставление в Божественном учении, или изучение его через слушание и чте­ние Слова Божия более входило в состав молитвы, нежели было обыкновенным занятием ума празднолюбивого или любознательного.

§ 70. Внутреннее, отличительное свойство де­ятельного (практического) или, правильнее ска­зать, молитвенного наставления в истинах веры и правилах деятельности преимущественно состоя­ло в приспособлении тех или других истин, тех или других мест Священного Писания к извест­ным видимым предметам, окружавшим христиан, состояниям, в коих они находились, и, наконец, к обстоятельствам и происшествиям, случавшим­ся с.ними и возбуждавшим дух их к излиянию перед Богом соответственных молитвенных чув­ствований. С восходом, например, дневного све­тила, пробуждаясь от сна, они благодарили Бога за сохранение их в протекшую ночь и просили у Него благодати и помощи как на наступающий день,[199] так и на все будущее время, и притом как для себя, так и для всех верных и для готовящих­ся ко вступлению в общество верных, и наконец для всего мира.[200] При этом пели так называемый утренний, шестьдесят второй псалом: «Боже, Боже мой, к Тебе утренюю...»,[201] выражающий со­стояние духа и чувствования Псалмопевца при пробуждении его от сна, и веру его в промышле-ние Божие, которое бодрствует над человеком и во время сна его; пели также пятидесятый, пока­янный псалом: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей...»,[202] в котором Псалмопевец, пере­носясь к утру жизни своей, когда он зачат был своей матерью в беззакониях и рожден во грехах, молит Бога окропить себя иссопом, дабы очис­титься ему, и омыть, дабы убелиться паче снега; наконец, пели псалом восемьдесят девятый: «Гос­поди, прибежище был еси нам в род и род...», ко­торый напоминал молитвенникам о краткости жизни человеческой, скоротечности ее и зависи­мости от Промысла, и который от непрерывного изменения явлений природы возвышал их к со­зерцанию вечного и неизменяемого бытия Боже­ства, как прежде, так и теперь сохраняющего жизнь людей, несмотря на их беззакония.[203] Подоб­ным образом вид вечернего заходящего солнца переносил взор христиан к созерцанию невечер­него и незаходимого Света святыя славы Отца Небесного.[204] Другие часы дня напоминали христи­анам различные события из земной жизни Иску­пителя и апостолов, или имеющие тесную связь с таинством искупления человеческого рода, или просто назидающие к благочестию и пр. Во всем богослужении древних христиан как обществен­ном, так и домашнем, видно мудрое сближение видимого с невидимым, чувственного с духовным, земного с небесным, настоящего с прошедшим и будущим, человеческого с Божественным. Посе­му все видимое и духовное, настоящее и буду­щее, Божественное и небесное ясно изобража­лось для детей, как бы видимыми знаками в ле­жащих перед ними предметах, и находилось пе­ред их глазами. Таким образом, сама природа как бы занимала для них место наставника в Божест­венной вере. Приучаемые от самых юных лет к участию в богослужении дети каждый раз при ви­де известных предметов и при известных состоя­ниях повседневной жизни необходимо должны были припоминать те истины веры и правила дея­тельности, которые соединяемы были с этими предметами и состояниями в понятии пастырей и учителей Церкви, благочестивых родителей и на­ставников, — и, повторяя каждый день, при каж­дой встрече с теми предметами и обстоятельства­ми, естественно должны были глубже и глубже напечатлевать в своем уме и сердце соответству­ющие истины.

П. СПОСОБ НРАВСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

§ 71. При нравственном образовании детей воспитатели употребляли средства частью отри­цательные, частью положительные.

а) Средства отрицательные

§ 72. В первом отношении тщательно стара­лись предохранять детей от сближения со всеми предметами и обстоятельствами, которые, будучи соблазнительны или сами по себе, или по отно­шению к детскому чувству и разумению, могли произвести на детское сердце вредное впечатле­ние и расположение к не христианскому образу мыслей, чувствований и желаний, именно:

I

§ 73. Со стороны внешних предметов, они уда­ляли детей от всего, что могло возбудить в них нецеломудренные мысли и движения. Так, во-пер­вых, они ни под каким видом не позволяли при­сутствовать детям на свадебных пиршествах, об­щественных зрелищах и играх;[205] скрывали от них соблазнительные сочинения языческих стихо­творцев, трагедии, комедии, оперы и другие по­добные;[206] предохраняли от знакомства со светски­ми песнями и сладострастной музыкой.[207] Святые отцы употребляли всю силу слова, чтобы пока­зать вред, происходящий от подобных удовольствии, и охладить к ним начинавших охладевать к благочестию.[208] Укажем между ними на св. Киприана, порицавшего некоторых девиц за их привыч­ку ходить на свадебные пиршества, на которых можно видеть неприличные поступки и слышать непристойные разговоры.[209] Напротив, в пример це­ломудрия блаженный Иероним указывает на дру­гих дев, которые в праздничные дни постоянно находились у себя дома, удалялись от шума и смятения народного и никогда не имели обыкно­вения являться в такое время в обществе, если не могли сделать этого без опасности для своей чести.[210]

§ 74. Во-вторых, воспитатели удаляли детей от сообщества с лицами другого пола, с людьми за­зорного поведения, даже с лицами другого возра­ста, и вообще с такими людьми, которые или обстоятельствами, в какие поставлены, или обра­зом действий, не свойственных детскому возрас­ту, или своим поведением и нравами, или одним различием пола и внешними своими качествами могли возмутить тихое и чистое сердце детей и произвести в нем нецеломудренные чувствования и движения.[211] Посему некоторые не позволяли детям и молодым людям ходить без надежного при­смотра старших в общественные собрания и к ли­цам другого пола;[212] не позволяли им находиться на пиршествах посторонних и даже пиршествах своих родителей, чтобы не показывать им той пи­щи, которая могла бы возбудить в них сластолю­бивое и сладострастное желание;[213] не давали не только спать на одном ложе, но и жить в одном доме с молодыми людьми другого пола, дабы сла­бость и раздражительность юности не вовлекла их в сети диавола;[214] помещали отдельно от людей возрастных, принадлежащих даже к их обществу или семейству, дабы дети не имели дерзновения перед старшими и чрезмерной вольности, но по причине редкого свидания и беседы со старшими хранили к ним уважение, и дабы юные, живя со старшими вместе, прежде времени и без всякой пристойности не усваивали себе того, что старей­шие соблюдают для приличия.[215] По силе такого распоряжения, дети должны были сходиться со старшими только для совершения общих дневных молитв, дабы могли через подражание им приоб­рести навык к сердечному сокрушению. Не поз­воляли детям мыться в общей бане[216] даже со своими родителями, дабы не ослабить естественного чувства стыдливости и почтения к родителям, «не уменьшить отеческой важности». Равным об­разом не позволяли в бане, сколько возможно, обнажать неприличных частей тела для сохране­ния целомудрия и чистоты;[217] наконец, даже в свя­том храме, во время богослужения, мужчинам и женщинам назначены были отдельные места для молитвы, в предотвращении всякого злоупотреб­ления и соблазна.[218]

§ 75. В-третьих, для обезпечения будущего со­стояния детей не заготавливали им большого на­следства, дабы через то не охладить их ревности к благочестию. «У меня куча детей, — говорили некоторые, — я должен оставить им средства для жизни». Учители Церкви отвечали: «Но для чего же ты делаешь их бедными? Если ты оставляешь им все нужное для жизни, то все вверяешь свое­му сомнительному и опасному хранению. Но ес­ли бы ты оставил им в наследство Бога, то оста­вил бы им безчисленные сокровища. Ты думаешь о том, как бы сделать своих детей богатыми, а не о том, как бы сделать их благочестивыми. Но когда они станут полагаться на свое имущество, тогда о том только и будут думать, как бы свои пороки прикрыть богатством. Напротив, когда увидят, что им недостает этого утешения, будут стараться прикрыть свою бедность добродетелью. Поэтому не оставляй детям своим никакого бо­гатства, чтобы оставить им добродетель».[219] Вместо того, чтобы собирать богатства для детей, святые отцы советовали родителям лучше раздавать оные бедным, дабы через эту благотворитель­ность приобрести детям как на небесах нетлен­ное сокровище, так и на земле помощь Отца Небесного.[220]«Если ты любишь своих детей всей отеческой любовью, — говорил святой Киприан отцам, — то старайся более о том, чтобы добры­ми делами препоручить их Богу. Передай Ему твое имущество, которое бережешь для своих на­следников. Пусть Он будет для детей твоих опе­куном и надзирателем, и пусть защищает их Сво­ей Божественной властью от обид временных».[221]

II

§ 76. Со стороны тела, приучали детей, во-первых, к скромности в одежде и других внеш­них украшениях, дабы, в противном случае, как в них самих не возбудить тщеславия и пристра­стия к чувственности, так и другим не подать повода к нечистым мыслям и желаниям. Ибо на богатую одежду и другие искусственные укра­шения тела христиане смотрели как на такие предметы, которые подают повод к излишеству, роскоши и разврату и вводятся в мир людьми пустыми, празднолюбивыми, женоподобными и расточительными.[222] Видели в ней одну из первых причин, которые воспламеняют в молодых лю­дях плотскую и противозаконную любовь[223] и пи­тают дух высокомерия.[224] Смотрели на наружный блеск как на орудие, которым искусная рука женщины, преобладаемой плотью, привлекает к себе взоры молодых людей, дабы произвести в их сердце безпорядочные движения[225] и вернее за­манить в свои сети.[226] Почитали утонченное искусство украшать внешность признаком по­вреждения естественного вкуса к прекрасному, началом забвения о Боге и делом, не согласным с делами рук Его: поскольку, по их мнению, кто заботится об искусственном украшении своей наружности, тот недоволен творением рук Бо-жиих и", следовательно, этим самым оскорбляет Бога.[227] Вообще излишняя забота об украшении тела, по понятию древних христиан, служит большим препятствием к украшению души хри­стианскими добродетелями.[228] Блаженный Феодо-рит рассказывает о своей матери, что в юности она как-то повредила у себя глаз; созвали вра­чей, но их искусство не помогло нисколько; на­конец она решила прибегнуть с просьбой об ис­целении к одному, жившему близ Антиохии, строгому подвижнику по имени Петр, который славился в то время даром чудотворении. Чтобы в лучшем виде явиться к нему на глаза, она на­дела на себя все свои уборы: дорогое платье, серьги, жемчуг, цепочки и все, что было у нее щегольского и драгоценного. Но едва только по­дошла она к нему, как этот суровый и истинно нелицемерный муж, при первом взгляде на нее, обратился к ней со следующими словами: «Ска­жи мне, дочь моя, если бы какой-нибудь искус­ный живописец написал картину по всем прави­лам искусства и выставил ее напоказ всем; но к ней подошел бы неученый пачкун, нашел бы в этом художественном произведении какой-ни­будь недостаток и захотел бы его исправить: брови, например, сделал бы несколько продолговатее и щекам дал бы более румянцу (краски); художник (хозяин) картины не рассердился ли бы на то, что его искусство так унижено и не­опытная рука сделала на его картине ни к чему негодные изменения. То же самое и теперь я ви­жу. Ужели мы можем вообразить себе, что Ве­ликий Художник мира, Творец нашей природы, несправедливо будет гневаться на вас, если вы непостижимую Его премудрость и совершенство хотите обвинять в неведении и несовершенстве, как будто Он не совсем хорошо понимал дело? Конечно, вы не подводили бы ни красного, ни белого, ни черного цвета, когда бы не заботи­лись прибавлять того или другого своему телу; но вы- заботитесь об этом, следовательно, обви­няете Творца своего в безсилии и несовершенст­ве. Но знайте, что Его могущество согласно с Его волей и, как говорит Давид: "Вся елика вос-хоте Господь, сотвори" (Пс. 134: 6). У Него все хорошо и ни одному человеку не делал Он ниче­го худого и вредного. Поэтому не искажайте об­раза Божия и не прибавляйте к нему, чего не нашла нужным дать безконечная Его премуд­рость. Не трудитесь выдумывать такую гибель­ную красоту, которая непорочным людям часто доставляла случай к падению, служа им сетью». Святой муж не сказал ничего более. Но когда он кончил свою речь, эта юная, знатная женщи­на глубоко была тронута сильными его доводами и все, однако ж, не хотела уйти от него, не получив удовлетворения на свою просьбу. Нако­нец, святой муж, после усильных с ее стороны молений, положил руку на больной глаз и изоб­разил знамение креста, после чего болезнь ис­чезла. Сказав при этом с глубоким смирением: «Все это делает благодать Божия!» — блажен­ный старец отпустил от себя юную женщину с сугубым уврачеванием: исцелил тело ее от бо­лезни, а душу и сердце от высокомерия и сует­ности; ибо она после этого вела жизнь смирен­ную, честную, благочестивую.[229] Благоговея перед образом Божиим, начертанным во внутреннем существе и на теле человека, и потому отвергая все искусственные украшения человеческого те­ла, христиане находили приличным для себя употребление только такой одежды, которая со­гласна с двумя главными целями установленно­го Богом одеяния, именно: с необходимостью и скромностью: «Скромность требует, — говорили святые отцы, — чтобы закрываемы были некото­рые неприличные части тела и скрываем был тот стыд, который грехи навлекли на человечес­кий род. Единственной одеждой человека в раю была невинность, и только грех сшил ему одея­ние из листьев смоковницы. Итак, если мы бу­дем помнить, что наша одежда есть не что иное, как напоминание о нашем падении, и если по­этому не будем иметь повода гордиться тем, что составляет единый и единственный покров на­шего стыда: то что же после этого будет препят­ствовать нам быть умеренными и скромными в употреблении одежды?» Что же касается до необходимости, то цель одежды в этом случае та, чтобы содержать тело в надлежащей теплоте и защищать его от суровости воздуха и непого­ды. Только соображаясь с этими двумя целями, должны мы устроять свою одежду и не должны заботиться о приобретении одной одежды для ежедневного употребления дома, другой — для блеска и пышности, когда выходим из дому. До­вольно, если мы будем достигать и этих двух це­лей.[230] Блаженный Иероним писал к одной матери касательно одежды для ее дочери: «Смотри, что­бы твоя дочь не привыкла играть золотом и пур­пуровой одеждой; это вредит нравам. Не укра­шай лица ее румянами и притираньями, не стес­няй шеи золотыми и жемчужными ожерельями, не обременяй главы драгоценными камнями, не подделывай цвета волос. Пусть она носит та­кую одежду, которая защищает от холода, а не такую, которая обнажает одетое тело».[231]

§ 77. Во-вторых, ограничивали в детях грубую и неумеренную похоть чрева и приучали к уме­ренности, воздержанию и простоте в пище и пи­тии. Невоздержность и сластолюбие почитались, с одной стороны, главной причиной расстройства в теле и болезней телесных,[232] с другой — корнем или началом всех телесных страстей, привязыва­ющих человека к земле,[233] наконец, одной из важ­нейших причин болезней душевных.[234] Поэтому благоразумие воспитателей требовало, во-первых, давать детям пищу легкую, простую, немного­сложную, безыскусственную, полезную для тела, а не такую, которая бы нравилась и удовлетворя­ла прихотливому сластолюбию молодости;[235] во-вторых, давать в такой мере, чтобы, не обременяя чрева, она не препятствовала им упражняться в благочестивых занятиях: «Пифагорейцы, — гово­рит Ориген, — воздерживались от известных ро­дов пищи только на основании нелепого и басно­словного учения о переселении душ, думая, что душа из одного тела переходит в другое, поэтому у них не позволялось убивать и употреблять в пи­щу животных, дабы не употребить в пищу своих друзей и детей, случайно попавшихся между эти­ми животными. Напротив, цель нашего воздержания только та, чтобы содержать тело в повинове­нии, побеждать плоть и умерщвлять земные наши члены: блуд, нечистоту, сладострастие, злую по­хоть и любостяжание (Кол. 3: 5)».[236] Для этой це­ли у них были особенные, приспособительные к детскому возрасту распоряжения касательно сна и бодрствования, времени, количества и качест­ва пищи детей.[237] Некоторые предлагали детям в пищу одни овощи, рыбу и тому подобное, при­учая притом есть не досыта, дабы тотчас после стола быть в состоянии читать, молиться и петь.[238]Не позволяли сидеть за общим столом с возраст­ными и быть на пиршествах своих родственни­ков, чтобы не видать той пищи, которая могла бы возбудить сластолюбивое желание. Не давали пить вина до наступления зрелого возраста,[239] и да­же воды вне часов обеда и ужина, дабы привыч­ка часто пить воду не обратилась впоследствии в потребность и привычку пить вино.[240]

III

§ 78. Враг человеческого спасения всего силь­нее действует на человеческую душу изнутри са­мой души через воображение и сердце. Посему, чтобы не оставить детей без защиты от нападе­ний диавола, и с этой стороны воспитатели пред­принимали свои средства против безпорядочных движений сердца и воображения. Кроме поста и удаления от всяких соблазнов, они, во-первых, приучали детей к трудолюбию[241] и преимуществен­но к упражнению в Слове Божием, дабы деятель­ностью ума подавить или, по крайней мере, огра­ничить деятельность воображения. На Слово Божие они смотрели как на самое сильное орудие к отражению врага: «Пусть дадут мне человека свирепого, неистового, исполненного сильных движений сердца, — говорит один учитель Церк­ви, — я несколькими выражениями из Слова Божия сделаю его кротким и тихим как агнец. Пусть представят мне человека роскошного, сла­дострастного и развращенного: вы увидите его воздержным, целомудренным и чистым».[242] Сила Божественной мудрости так велика, что если только однажды войдет в сердце человека, то вы­гонит из него буйство и сумасбродство, в кото­рых начало нечестия и всех пороков.[243] Поэтсгмуто, между прочим, как мы видели это выше, дети большую часть дня проводили с Библией в руках. Чтобы дети были постоянно внимательны к чте­нию Слова Божия и могли приобрести навык не быть рассеянными в мыслях, Василий Великий советовал надзиравшим за поведением детей спрашивать их как можно чаще — чем они зани­маются, на что обращено их внимание, и таким образом побуждать их быть внимательными к своим занятиям.[244]

§ 79. Во-вторых, в лета развития и зрелости ума юношество было приучаемо к самовниманию и размышлению о себе,[245] и труд этого самовнима­ния облегчали детям сами воспитатели, раскры­вая перед ними те высокие и поразительные ис­тины Божественного учения, перед которыми умолкает все велеречие суетного сердца. Это вни­мание к себе было не что иное, как размышление каждого о своей природе, о высоком достоинстве .человека в ряду безчисленных тварей, о настоя­щем и прошедшем нравственном своем состоя­нии, и наконец о будущей своей судьбе, ожидаю­щей его за гробом.[246] «Оставьте нам детей, как ско­ро они выйдут из рук кормилиц, — говорит свт. Иоанн Златоуст, — мы воспитаем их не бабьими баснями, но будем внушать им, что есть Божест­венный суд».[247] «Внемли себе, — говорит свт. Ва­силий Великий юношам, — т.е. не тому, что твое и около тебя, но единому самому себе... не гонись за благами плоти, как то: здравием, красотой, сладострастием и долгоденствием; не удивляйся богатству, славе и могуществу, но внимай душе, дабы вниманием к ней отогнать от нее всякую скверну. Разбери себя — кто ты; познай свое ес­тество, т.е. что тело твое смертно, а душа без-смертна и что наша жизнь двоякого рода, одна свойственна телу, а другая сродна душе и есть жизнь безконечная. Поэтому не прилепляйся к благам тленным, как будто бы они были вечны, и не будь невнимателен к вечным, как скоропрехо­дящим. Внемли себе, чтобы можно было тебе по­знать здравие и болезнь души и употребить спо­соб уврачевания, соразмерный с прегрешением. Если грех велик и жесток, то нужно для тебя и наказание большое: горькие слезы, бдение и не­престанный пост. Если же грех легок и сносен, то и наказание пусть будет равномерное. Внемли се­бе, не уклоняйся от пути, не совращайся то на правую, то на левую сторону; иди прямым путем, не опускай, по нерадению, настоящего и не ус­лаждайся тем, чего нет и не может быть, думая, будто оно уже в твоих руках.

В юношах есть такого рода природная бо­лезнь, что они, по легкомыслию, будто уже на самом деле имеют то, чего желают. Во время бездействия и ночного покоя они выстраивают различные химеры и, по непостоянству разума, стремятся ко всему: обещают себе знатное состоянное; знаменитый брак, счастливое много-детство, глубокую старость, всеобщее уважение и пр. Потом, не смогши ни на чем остановить своей надежды, устремляются к тому, что меж­ду людьми считается великим, приобретают огромные дома, наполняют их многоразличными сокровищами, присваивают себе столько земли, сколько суета помыслов отделит им от всего земного шара. Заключив суетные блага в житни­цах, прибавляют к ним стада, множество рабов, военачальства, брани, победы и самое царство. Исчислив все это суетными помышлениями ума, они безумно думают, что уже пресыщаются воображаемыми предметами и видят их у себя под ногами. Эта болезнь — грезить наяву — свойственна душе праздной и нерадивой. Чтобы уврачевать эту слабость ума и надмение помыс­лов и обуздать непостоянство разума, Писание дает мудрое повеление: внемли себе; не обещай, чего нет, а располагай настоящее к своей поль­зе. Внемли себе, т.е. обращай око души на само­го себя, согласно ли с заповедью ведешь жизнь, не согрешил ли в чем помышлением, не пополз-нулся ли язык, предварив разум, не сделано ли что руками твоими без твоего произволения; и когда найдешь в житии твоем много прегреше­ний, говори с мытарем: Боже, милостив буди мне, грешному. Внемли себе — этот глагол при­несет тебе пользу в благополучии, как добрый советник и напоминатель о делах человеческих, усладит твое сердце в бедствии, так что ты не впадешь ни в гордость, ни в высокоумие, ни в отчаяние, ни в предосудительную печаль. Если ты величаешься богатством, превозносишься знаменитостью предков, хвалишься отечеством, красотой и почтением от всех, то внемли себе, что ты смертен, что земля и в землю отыдешь. Представь себе тех, которые прежде тебя отли­чались от других таким же великолепием: где основатели гражданских обществ, где непобори-мые витии, где сочинители похвальных слов, где знаменитые владетели коней, полководцы, гра­доправители, самодержцы? Не все ли пепел? Не все ли баснь? Не в костях ли нескольких вся па­мять жизни их? Приникни к гробам, едва ли мо­жешь различить слугу от господина и бедного от богача!.. Распознай, если можно, невольника с царем, сильного с немощным, благообразного с безобразным. Итак, помня свое естество, никогда не возносись, а ты будешь помнить, если станешь внимать себе... Если будешь внимать себе, то укротишь свой гнев и обузда­ешь язык. Если, сверх сего, злые похоти, овла­девающие твоей душой подвергают тебя без-стыдным страстям: то внемли себе и помни, что настоящая твоя сладость превратится, наконец, в горесть, что нежность тела, происходящая от сладострастия, родит тот ядовитый червь, кото­рый вечно будет мучить нас в геенне, и что воспаление плоти будет началом вечного огня».[248] Содержание повседневных молитв, много­кратно совершавшихся в различные часы дня и ночи, служит ясным свидетельством, что подоб­ные размышления так же часто наполняли серд­ца христиан, как часто были совершаемы ими самые молитвы. Поэтому мы нимало не погре­шим, если на этом основании скажем, что кроме церкви дети часто слышали подобные беседы от своих воспитателей и сами повторяли их в сво­ем уме при каждом безпорядочном движении своего сердца и воображения.*

§ 80. В-третьих, плодом размышления о себе и своей жизни была, как замечено выше, молитва, которая в то же время почиталась самым лучшим и действительнейшим оружием против внутрен­них обольщений. К этому-то преимущественно

'Примечание.Это внимание к себе имеет, по-види­мому, большое сходство с тем самопознанием и размышлени­ем о себе, которое было главным правилом пифагорейского воспитания; но в сущности своей далеко возвышается над ним. Пифагор озарял внутренность своих воспитанников тус­клым светильником разума, а христианские детоводители, на­против, проливали в нее чистый и полный свет Божественной веры. В школе Пифагора собственно для размышления о себе назначалось только краткое время, именно час утра для на­значения себе занятий на наступающий день, и час вечера для размышления о дневном своем поведении: но в училище хри­стианского благочестия самопознание не ограничивалось эти­ми только часами, но, вместе с молитвой простиралось на весь день и на все состояния духа.

оружию и прибегали воспитатели, когда приго­товляли детей на брань с мироправителями тьмы века сего, уча, по слову Апостола, всякой молит­вой и прошением молиться во всякое время духом, дабы они могли противостоять козням диавольским (Еф. 6: 11-18). Молитва не ограничивалась урочными часами общих молитв, домашних и об­щественных, но простиралась и на самые часы се­мейных занятий,[249] на все действия и состояния де­тей, на каждый шаг воспитателя и воспитанника.[250]§ 81. Особый род молитвы, который почитался в то же время особым, самым сильным и всегда удобным противодействием наветам воображе­ния, сердца и диавола, составляло пение Давидо­вых псалмов и вообще гимнов священного содер­жания. Особенную силу и благотворное влияние над сердцем приписывали этому пению на том основании, что пение вообще сродно нашей при­роде, составляет потребность ее и потому, на­правленное по духу христианского благочестия, естественно может быть употреблено в орудие живого и действенного Слова Божия для защи-щения детской души от нападения духовного вра­га. «Ничто так не ободряет и не возвышает ду­ши, — говорил свт. Иоанн Златоуст воспитате­лям, — ничто так не освобождает ее от земли, не отрешает от тела, не возбуждает любви к муд­рости, не заставляет посмеиваться над всем, что принадлежит к этой жизни, — как пение стихов и Божественных песен, имеющих музыкальный размер (numerocompositum). Наша природа столько услаждается стихами и песнями и такое имеет с ними сродство, такое расположение к ним, что даже грудные младенцы от пения их пе­рестают плакать, забывают свою боль и засыпа­ют. Кормилица, чтобы усыпить младенца, обыкно­венно прохаживается с ним взад и вперед, напе­вая какие-нибудь детские стихи и таким образом смежает его вежды».

Песни обыкновенно поют во время своих работ путешественники, земледельцы, матросы и даже самые женщины для облегчения своих трудов и для рассеяния скуки, «так как душа, слушая сти­хи и песни, легче переносит труды и скуку. Ког­да этот род услаждения так сроден и свойствен нашей душе, то чтобы демоны не расстроили до­брого порядка, вводя в употребление любостраст­ные и непотребные песни, Бог противопоставил им псалмы, чтобы отселе получаемо было и удо­вольствие и вместе польза. Светские песни при­носят вред и погибель; поскольку то, что есть в них любострастного и нечестивого, проникнув в душу и оставшись в ее изгибах, расслабляет ее и изнеживает. Напротив, духовные псалмы доста­вят величайшую пользу, великое освящение и по­буждение к любомудрию, когда и слова будут очищать душу поющего и Святой Дух посетит ее».[251] Учите детей и жен ваших таким песням! Пусть они поют их, не только за станом и други­ми рукодельями, но и преимущественно во время стола, поскольку эти Божественные песни суть лучшее врачевство от искушения. Диавол никог­да так деятельно не старается завлечь в свои се­ти, как за столом, то через невоздержность и сла­столюбие, то через неумеренное веселье: посему особенно необходимо ограждать себя молитвой и псалмопением прежде, во время и после трапезы, с женой и детьми петь священные гимны Богу.[252]

б) Средства положительные

§ 82. Оградив таким образом детское сердце от всех внешних и внутренних соблазнов, благочес­тивые воспитатели в то же время употребляли и те средства, которые прямо служили к насажде­нию и укоренению в них христианского благоче­стия. Первым из сих средств, после устного и письменного наставления в правилах христиан­ской деятельности, был пример благочестия, ко­торый воспитатели показывали в своей жизни и которому обязывали подражать своих воспитан­ников. «Помните, — писал блаженный Иероним родителям, •— помните, что лучше можно научить дитя примером, нежели словами».[253] Тот учи­тель самый холодный, который рассуждает толь­ко на словах. Ибо это свойственно не учителю, а комедианту (histrionisest) и лицемеру. Потому-то апостолы учили сперва примером жизни, а потом словами. Даже не было нужды в словах, когда они поучали самым делом».[254] Примером учители и воспитатели побуждали детей с ранних лет упражняться в чтении Слова Божия;[255] примером же учили их и исполнять христианские обязанно­сти, изложенные в Слове Божием. Из безчислен-ного множества подобных примеров укажем на преподобного Ксенофонта. В последние минуты жизни своей он созвал к себе своих детей, при­казал им сесть при одре своем и начал поучать их: «Дети мои! Кажется я уже приближаюсь к концу жизни своей; если вы любите меня, испол­ните мое завещание: во-первых, бойтесь Бога и устраивайте жизнь свою по Его заповедям. Даль­нейшие наставления буду говорить вам не от тщеславия, но для утверждения вас в добродете­ли. Если жизнь мою примете в образец себе, то вам, думаю, не нужен будет другой учитель; ибо домашнее учение, изображенное на словах и в делах, полезнее внешнего учения. Вы знаете, как я жил доселе во всяком благоговении и чистоте своего сердца, как все почитали и любили меня не за высокий сан, но за кротость и благонравие. Ибо я никогда никого ничем не обидел, не уко­рил, не оклеветал, не позавидовал, не разгневал­ся напрасно, не враждовал ни на кого, но всех любил, со всеми жил в мире; не оставлял Церкви Божией вечером и утром, не презрел ни нищего, ни странного, ни печального, но всякого утешал словом и делом; всегда посещал заключенных в темницах, искупил многих пленных и отпустил их на свободу.

Положив хранение устам своим, чтобы не ска­зать чего-либо злого и лукавого, я положил завет и очам своим — не смотреть на чужую красоту и не питать к ней преступного желания. При по­мощи Божией я не познал другой жены, кроме вашей матери, да и с ней был вместе только до рождения вашего, а после рождения мы совеща­лись пребывать без сообщения, и доселе сохрани­ли себя в телесной чистоте для Господа. После­дуйте, дети, жизни родителей, подражайте вере, терпению и кротости нашей; живите так, как мы жили, чтобы угодить Богу, и чтобы Бог умножил вас и даровал вам многолетие. Творите милосты­ню убогим, защищайте вдов и сирот, посещайте больных и заключенных в темницах, избавляйте обиженных и неправедно осужденных, имейте мир со всеми; друзьям своим будьте верны, а вра­гам благодетельствуйте, не воздавая зла на зло; ко всем будьте добры, кротки, ласковы, смиренны, храните душевную и телесную чистоту вашу непорочной; и теперь, и после, когда Бог благо­словит вас супружеством, пусть ложе ваше будет нескверно. Благотворите церквам Божиим и мо­настырям, почитайте священников и иноков, ибо их ради Бог являет милосердие всему миру; осо­бенно же не забывайте скитающихся Бога ради в пустынях, в горах, в вертепах и пропастях зем­ных, но подавайте им потребное; вдоволь питай­те нищих, и не будете иметь недостатка; ибо вам известно, что мой дом никогда не оскудевал от многих трапез, предоставляемых убогим. Моли­тесь чаще и внимайте поучениям святых. Мате­ри вашей воздавайте достойную честь, никогда не ослушиваясь ее повелений. К рабам будьте мило­стивы, любя их как свои члены и своих детей, старых выпуская на свободу и до самой смерти выдавая им пищу и все потребное. Но скажу кратко: что делал я в глазах ваших, то и вы де­лайте и сподобитесь чести и славы святых. Но помните всегда и то, что скоро прейдет мир сей, и слава его ни во что будет. Дети мои, сохрани­те заповеди Господни и мои; Бог мира да будет с вами!»[256]

§ 83. Этот способ — научать детей благочес­тию примером — занимал высшее место и был в большем употреблении, нежели наставление словесное, так что пастыри Церкви должны были на­поминать воспитателям об обязанности учить де­тей словом, как видно это из слов блаженного Августина: «Вы должны, — говорил он восприем­никам детей, — наставлять их на всякое благое дело, не только примером, но и словами».[257]

И при наставлении в благочестии слух детей был обращен к учению наставников, а взор к их жизни. Так св. Евфимий с такой точностью под­ражал жизни учителя своего Акакия, что «пока­зывал в себе ученика не только слов его, но и действий».[258] Таким образом то, что дети слышали из уст своих воспитателей, видели в самой их жизни; что было им преподаваемо устно, то пояс­нялось для них самым опытом; устное наставле­ние озаряло ум, а жизнь воспитателей действова­ла на сердца детей.

§ 84. При таком образе воспитания дети во всякое время и в каждом случае назидались в благочестии. Находились ли под кровом отечес­кого дома, — здесь слышали и видели образец всех добродетелей: непрестанное молитвословие, действия глубокого смирения, презрение мира, умеренность и скромность в одежде и внешних украшениях, воздержание в пище и питии, цело­мудрие, постоянное упражнение в Слове Божием, справедливость, любовь и благотворитель­ность,[259] и пр. Выходили ли с воспитателями свои­ми на городские площади, — здесь взор их пора­жался самым назидательным и вместе ужасным зрелищем христианского самоотвержения и люб­ви к Богу: различные роды мучений, которым верные, нередко из числа их родных и знакомых, подвергаемы были за веру во Иисуса Христа, их твердость и непоколебимость среди самых жесто­ких пыток, наконец, мучительная смерть, пламен­но желаемая и с благодарностью принимаемая святыми мучениками, как драгоценный дар неба, как лучшая награда за все земные их подвиги и как прямой путь к вечной жизни, — все это не могло не произвести в душах юных зрителей глу­бокого и неизгладимого впечатления, благогове­ния к святой вере, презрения к богам и жизни язычников и желания подражать высоким образ­цам христианского самоотвержения. Когда же ис­полненные благоговейным ужасом от подобных зрелищ и другими святыми чувствованиями дети под руководством своих наставников и родителей уединялись от всех волнений мира и соединялись с обществом прочих верных под священным кро­вом храма Божия: тогда один вид сих храмов ко­нечно помогал детоводителям возвышать детские сердца над суетной земной жизнью, воодушевляя к вечной славе, ожидающей верных последовате­лей Иисуса Христа на небе и к многотрудным по­двигам, которые христианин должен совершить на земле для достижения сей славы. В самом хра­ме ожидало юного ученика Христова новое поучительное зрелище: приношения, делаемые верными Господу от труда рук своих во благосло­вение своего дома,[260] пожертвования в пользу несчастных, содержимых Церковью на свое иж­дивение,[261] продолжительные песнопения и молит­вы в различные часы дня, коленопреклонения, па­дение ниц, крестообразное воздеяние рук к небу,[262]благоговейное безмолвие, внимание к чтению Слова Божия, прерываемое разве плачем и воз­дыханием,[263] — все это, естественно, должно было возбуждать и питать в его сердце благочестивые расположения и воодушевлять к действиям бла­гочестия.[264] При самом входе в храм — новый урок благочестия. Здесь обыкновенно стояли целые толпы несчастных, согбенных годами, покрытых рубищем, лишенных зрения, изуродованных по всему телу, и всякий благочестивый христианин,

входя в святой храм, подвигался состраданием к этим несчастным и, сколько мог, от труда рук своих спешил облегчить их бедственную участь.[265]Таким образом, во всех местах, где христиане большей частью проводили время своей жизни, они видели поучительные примеры благочестия и любви к Богу.

§ 85. Уча христианской жизни своим приме­ром, воспитатели заботились в то же время зна­комить своих воспитанников только с такими людьми, которые бы своим примером не разруша­ли, но утверждали в юной душе то, что положе­но в ней заботами и примерами воспитателей. «Лучше иметь обращение со стариками испытан­ной святости, — говорит св. Амвросий юно­шам. — Как обращение с равными приятнее, так со стариками безопаснее: ибо, за предводительст­вом их жизни, нравы юношей укрощаются и на-поеваются росой благочестия. Когда не знающие мест путешествуют обыкновенно с знающими; кольми паче юноши должны вступать на новый путь со старшими, дабы тем менее заблуждали и отступали от истинного пути добродетели. Нет ничего лучше, как иметь стариков наставниками жизни и свидетелями ее».[266]

§ 86. Но при этом воспитатели не давали детям быть только простыми и холодными зрителями, а побуждали властью родительской подражать этим примерам, и своей жизнью повторять то, что видели в жизни других. Упражнение детей в делах благочестия было одним из первых средств к утверждению в них навыка к христианским до­бродетелям. Дети везде и во всякое время участ­вовали в благочестивых действиях своих родите­лей. Совершалась ли домашняя молитва всеми членами семейства, — в ней участвовали и дети во все часы дня и ночи, назначенные для славо­словия Бога.[267] Собирались ли верующие в храм Божий на общую молитву в известные дни неде­ли и часы дня, — они непременно брали с собой и детей,[268] приобщали их Святых Даров.[269] Не толь­ко заставляли участвовать при этом в общих мо­литвах и славословии,[270] но приучали их петь не­которые молитвы самих по себе, при всеобщем молчании верующих;[271] Церковь в этом случае бы­ла истинным училищем всех христианских добро­детелей и обязанностей как по отношению к Бо­гу, так и по отношению к ближним; ибо здесь в молитвах своих дети со всем обществом верую­щих не только славили Бога и воздавали ему должное поклонение, но и молились в то же вре­мя о своих ближних, верующих, неверных, и го­товящихся вступить в общество верующих, про­ся им всем у Бога всех лучших благ, даруемых человеку благодатью Божией через веру.[272]

Вот какими мерами благочестивые воспитате­ли насаждали в сердцах юных учеников своих христианские расположения!

ГЛАВА Ш

Внешние пособия и условия,

коими древние христианские воспитатели

пользовались при воспитании детей

§ 87. Воспитание детей у древних христиан не ограничивалось вышеизложенными мерами. Са­мые мудрые меры часто остаются безплодными в руках неопытных. Нужно особенное благоразу­мие со стороны воспитателей, чтобы эти меры, в приложении их к делу, принесли ожидаемый плод. В этом отношении у древних христиан за­служивают особенное внимание следующие действия.

I. БЛАГОВРЕМЕННОСТЬ ВОСПИТАНИЯ

§ 88. При воспитании детей особенно дорожи­ли первыми годами их детства, дабы, предупре­див время полного развития разума и свободы, не всегда легко покоряющихся в послушание ве­ры и добродетели, самую природу детей употре­бить в орудие для достижения благих своих це­лей, глубже напечатлеть на детской душе истины веры и расположение к добродетели. Когда дети были еще в чреве матернем, матери уже и тогда заботились о их теле, опасаясь повредить им сво­ей неумеренной жизнью, и о душе, посвящая ее Господу и испрашивая у Него благословения для рождающегося дитяти.[273] Как скоро начинало обна­руживаться в детях сознание, то родители, преж­де всего, старались внушить им веру в Бога и лю­бовь к благочестию, дабы таким образом преду­предить влияние других вредных впечатлений, овладевающих юной душой на целую жизнь, и дать ей с самых первых минут жизни благочести­вое направление. «Душе, — говорили учители Церкви родителям, — душе, с первых лет полу­чающей впечатления Слова Божия, трудно забыть страх Божий. Нежный возраст легко прини­мает и, как печать на воске, напечатлевает в ду­ше то, что слышит; преимущественно с этого вре­мени жизнь детей наклоняется к добру или к злу. Если, начиная от самых дверей жизни, отводят их от зла и наводят на путь правый, то добро об­ращается у них в господствующее свойство и природу: потому им не так легко перейти на сто­рону зла, когда сама привычка будет влечь их к добру».[274] «Отец Небесный хочет, чтобы каждый возраст был совершен в благочестии, и не исклю­чил из этой обязанности ни одного возраста, так что и самым малолетним детям обетовал победу над грехом».[275] Поэтому дети от самой колыбели были посвящаемы Богу,[276] с самых ранних лет, по обычаю Церкви христианской, наставляемы были в Священном Писании, обращались с учителями и благочестивыми мужами.[277] Такое раннее воспи­тание приносило и плоды еще в самых ранних ле­тах детей; ибо самые малолетние дети имели дух и мужество являться перед мучителями, испове­довать перед ними свою веру во Иисуса Христа и принимать мученическую смерть за имя Его.[278] Некоторых по восьмому[279] и даже по седьмому го­ду[280] Церковь признавала уже достойными прохо­дить известные церковные должности, как, на­пример, должность чтецов, которая обыкновенно состояла в том, чтобы в общем собрании читать перед народом «заповеди и Евангелие Господне»; на каковые должности обыкновенно поставляемы были такие лица, которые могли служить для на­рода примером христианской жизни.[281]

II. ОБРАЩЕНИЕ С ДЕТЬМИ

§ 89. Родители старались иметь с детьми обра­щение, исполненное любви, кротости и снисхож­дения,[282] впрочем, не доходившее до слабости и по­блажки детям, начинавшим показывать уклоне­ние от добрых правил.[283] «Обязанность учителя, — говорит свт. Иоанн Златоуст, — учить не тому, что хочет знать ученик, но тому, чему нужно учиться».[284] Эта христианская любовь родителей к детям дышала святым желанием истинного счастья детей, и потому боялась каким бы то ни было средством раздражить их, разрушить мир их души, и тем проложить дорогу к превратному и не христианскому образу мыслей, чувствований и действий.[285] Так, например, она чужда была того гибельного пристрастия, по которому, предпочи­тая одних другим, одних ущедряют своими благо­деяниями, другими почти пренебрегают, и через то производят между детьми взаимное недобро­желательство, споры, вражду и пр. Только небла­гонравие и непокорность детей вынуждали роди­телей оказывать предпочтение одним перед дру­гими, дабы тем наказать и пристыдить виновных.[286]§ 90. Если дети тщательно и с успехом испол­няли возлагаемые на них обязанности, воспита­тели, с одной стороны, награждали их, дабы они с удовольствием и отрадой, безпечально и непреткновенно стремились к предназначенным целям,[287] с другой — поощряли к большему пре­успеянию в добре, обещая небесное блаженство, уготованное тем, кто живет по заповедям Божиим, и внушая детям всегда иметь перед собой Бо­га и искать похвалы от Него.[288] Если же дети со­вращались с правого пути, родители употребляли сначала все кроткие меры для обращения их на сей путь: убеждали, просили, плакали, «внушали не только то, как гнусно им предаваться похоти, но и то, какой большой опасностью угрожает она душе».[289] Кто, например, не знает трогательного обращения св. апостола Иоанна с юношей, ко­торому хотел он заменить отца? Но когда все кроткие меры истощались и оказывались недейст­вительными, в таком случае воспитатели не счи­тали излишним прибегать и к строгости,[290] — к на­казанию.[291] Естественная, чувственная любовь к детям не пересиливала любви духовной. В после­дующие времена верные учители Церкви Христо­вой негодовали и вооружались против нежного и небрежного воспитания детей: «Бог любит кро­тость, — говорили они; — но это превратная и ложная доброта ослаблять узду грехов.[292]

§ 91. Впрочем, и в самом наказании, которо­му воспитатели подвергали детей, выражалось более желание обращаться с детьми как сущест­вами разумными, свободными, имеющими право на благородное и почтительное обращение других, нежели с такими людьми, на которых нужно действовать страхом телесного жестокого наказания. Детоводители вменяли себе за правило — исправлять погрешности детей «отече­ской милостью и искусным словом», прилагая свойственное каждому проступку врачевство, дабы от него было и духовное наказание за грех и, в то же время, приучение души к бесстрастию. Например, разгневался ли кто на своего товарища, — детоводитель заставлял обидчика примириться с обиженным и служить ему по ме­ре нанесенного ему оскорбления; основанием такого образа деиствования была та мысль, что навык смирения как бы совершенно отсекает гнев души; ибо к гневу большей частью пред­располагает человека гордость. Далее, коснулся ли кто безвременно пищи, — того большую часть дня оставляли без пищи. Обличали ли кого в неумеренном и неблагопристойном вку­шении пищи, — его лишали оной во время общего стола, заставляя при этом смотреть на тех, которые сидят за столом и вкушают пищу, не нарушая правил благопристойности, дабы ви­новный и наказан был лишением пищи и вместе учился скромности. Сказал ли кто праздное сло­во, или обнаружил досаду на ближнего, или солгал, или вообще что-нибудь сделал непозво-ленное, — его учили уцеломудряться и чревом и языком.

Назначались и наказания телесные,[293] но только смотря более по различию возраста и состояния, нежели самих проступков.

§ 92. Вообще любовь к детям и кроткое обра­щение с ними, награды, предлагаемые детям за успешное исполнение ими обязанностей, и сни­сходительные наказания за опущение долга, ста­рание родителей и воспитателей скрыть от детей свои погрешности и, вообще, все действия, кото­рые могли бы сделать соблазн; напротив, жела­ние показывать в себе перед детьми образец хри­стианского совершенства, наконец, требование от детей почтения, любви и покорности себе, — все это показывает, что родители и воспитатели не просто требовали от детей сих последних доб­родетелей, свойственных детскому возрасту, но старались своей жизнью и обращением с воспи­танниками приобрести их к себе уважение, лю­бовь и покорность, дабы лучше и безпрепятственнее действовать на душу их, образовать ее по ду­ху Иисуса Христа, и притом не насильно влагать в нее семена веры и благочестия, но с согласия и расположения самих детей. При таком образе отношений родителей к детям, дети могли охот­но и без прекословия принимать и усваивать се­бе предлагаемые им истины веры и правила жизни: а принимаемое таким образом учение естественно должно было принести и плод благой скорее, нежели те наставления и правила, к исполнению коих принуждают насилием и жесто­костью.

III. МОЛИТВА К БОГУ О СОДЕЙСТВИИ ВОСПИТАТЕЛЯМ

§ 93. Впрочем, при всем старании со своей сто­роны и при благоразумных мерах, употребляемых ими для благоуспешного воспитания детей в уче­нии и наказании Господнем, воспитатели были проникнуты тем смиренным убеждением, что са­мим по себе им не достигнуть цели благочести­вых своих желаний и не преобразовать природы детей, глубоко поврежденной грехом наследст­венным, — что это может сделать только все­сильная благодать Божия. «Наш детоводитель, — говорили древние христиане, — святой Бог Иисус, Который есть Начало, Вождь всей челове­ческой природы, Слово, Сам благий и милости­вый Бог».[294] Посему над всеми вышеозначенными человеческими усилиями — насадить в юных сердцах семена веры и благочестия и оградить их от пагубного влияния внешних и внутренних причин — возвышалось средство более действи­тельное и вытекающее собственно из самого су­щества религии христианской. Это молитва к Не­бесному Отцу, управляющему судьбой как всего человеческого рода, так и судьбой детей. В этой молитве выражалось глубокое смирение воспита­телей, чувствование своего безсилия в исполне­нии благих предначертаний, сознание нужды в высшей помощи, вера в участие Отца Небесного в воспитании детей, надежда и преданность Свя­той Его воле и препоручение детей благому Его Промыслу. В ней они испрашивали у Бога благо­словения, содействия своим трудам, ниспослания благодатных даров своим чадам. Об этом моли­лись родители,[295] молилась и вся Церковь.[296]

§ 94. Матери, лишившиеся своих мужей, или имевшие своих мужей из язычников и даже из христиан, более всего заботились о том, чтобы Бог был Отцом их детям.[297] «Если ты истинно лю­бишь своих детей, — говорил некоторым св. Ки-приан, — если любишь всей отеческой любовью, то старайся более о том, чтобы добрыми делами препоручить их Богу. Не того почитай отцом де­тям твоим, кто слаб и смертен; но приготовь им в отца Того, Кто — вечный и крепкий Отец детей духовных. Передай Ему твое имущество, которое бережешь ты для наследников. Пусть Он будет для детей твоих и опекуном, и надзирателем, и защитником против всех обид временных».[298]

§ 95. Что касается до участия Святой Церкви, то она молитвами своими сопровождала детей через всю их жизнь. Еще при обручении родите­лей их друг другу, она уже обращала внимание на цель их соединения и молилась о подаянии им «плода чрева на пользу», «о возвеселении их ви­дением сынов и дщерей», «о даровании восприя­тия благочадия», «о благословении брака», «о со­общении долговременного семени и благодати о чадах». При самом вступлении человека в жизнь, Церковь встречала его своими молитвами,[299] и «прежде крещения детей молилась за них, чтобы они получили веру от Бога, через которую удо­стоились бы таинства крещения»,[300] и принимала в свои объятия через таинство крещения и миропо­мазания. При совершении сих таинств она ни о чем больше не заботилась, как о том, чтобы Гос­подь дал младенцу силу ходить во всех запове­дях, написал в книге жизни, соединил со стадом наследия Своего, прославил в нем имя Свое свя­тое. Испрашивала ему у Бога силы для одержа-ния победы над нечистыми духами; молила при­нять его в Царство Небесное; открыть мысленные его очи, дабы озарял его свет Евангелия; приста­вить к жизни его светлого Ангела, который бы избавлял его от всякого навета противолежаще­го, от сретения лукавого, демона полуденного и мечтаний лукавых. «Молилась о даровании крестившемуся печати дара Святого и Всесильного Духа Божия, и причащении Святого Тела и Чест­ной Крови Иисуса Христа, о сохранении его в освящении, о утверждении в православной вере, о соблюдении души его в чистоте и правде. В восьмой день после крещения и миропомаза­ния, принося младенца в храм для омовения и по­стрижения власов, молилась Господу, чтобы Он благоволил всегда озарять сердце крестившегося, сохранять в нем нескверной и неблазненной одежду нетления, и Своей благодатью соблюдать нерушимой духовную печать, возложить на него державную Свою руку, совершить его в силе Сво­ей благодати, благословить вместе с его воспри­емником и дать им всем поучиться в законе Сво­ем и делать благоугодное перед Ним».[301] Кроме се­го, каждый день, при общем богослужении, она возносила молитвы свои к Богу как о оглашен­ных, т.е. готовящихся к вступлению в общество верных, так и о детях их, прося им благословения и преуспеяния в христианском совершенстве.[302]Равным образом, каждый же день молясь о всех верных, она в то же время молилась и о их детях. § 96. И молитвы Церкви, как и молитвы роди­телей, не были втуне. То, чего не могли сделать силы человеческие в деле воспитания детей, совершала сила Божия; что начинал человек, то со­вершал Дух Божий; что насаждали родители и напоевали наставники, то возращал Бог. Дух любви Божией был образователем детей в собст­венном смысле.

§ 97. Так, блаженный Августин свидетельству­ет о своей матери, что она во время безпорядочной его жизни и пребывания в манихейской ере­си плакала о нем гораздо более, нежели сколько другие матери плакали о смерти своих детей. Гос­подь внял ее молитве и для успокоения ее послал ей утешительный сон; но для премудрых целей Своих, вопреки молитвам матери, попускал сыну ее находиться в мраке заблуждения. Благочести­вая женщина не только не приходила от этого в отчаяние, но продолжала еще с большей надеж­дой, слезами и воздыханиями в каждый час сво­их молитв плакать о сыне своем пред Господом; и молитвы ее наконец взошли пред лице Его. Сын ее не только со временем обратился на истинный путь, но и сделался ревностным подвижником ве­ры и благочестия.[303] Также Григорий Богослов, рассказывая о своем обращении в христианство, говорит, что он «в сей свет приведен молитвами своей матери, которая от детских пелен посвяти­ла его на служение Господу, и что все это случи­лось с ним по благодати Христовой».[304]

§ 98. Итак, воспитание детей в первые време­на Церкви Христовой было делом не одних роди­телей и ближайших родственников, но делом всей Церкви, руководимой и одушевляемой Ду­хом Божиим. О существенных свойствах сего воспитания можно сказать то, что один проповед­ник Слова Божия сказал о воспитании Церкви: «Сам Бог удобряет, насаждает и очищает Цер­ковь, дабы она приносила более плодов. В ней Господь есть лоза, Апостолы — ветви, а Отец — делатель. Она насаждена в вере, корни пустила в любви, возделана оралом учения, орошена слеза­ми кающихся, удобрена словами проповедников, и от того изобилует вином, веселящим сердце, весьма приятным на вкус, но нисколько не воз­буждающим похоти».[305]

Вот образ действования родителей по отноше­нию к детям! Он столько же достоин тех мудрых правил воспитания, по которым были насаждае­мы и возвращаемы в детях семена христианского благочестия, сколько эти правила соответствова­ли самому образу поведения воспитателей по отношению к детям. Одно могло приносить и приносило благий плод только при другом. Сло­вом, способ воспитания у древних христиан пред­ставляет нам образец истинно христианского воспитания.

Святая Церковь, управляемая Духом Божиим, сохранила до наших времен дела и учение пер­венствующих христиан в наше назидание и руко­водство. Итак, христианин, если Господь благо­словил тебя чадами или общество вручило тебе детей для воспитания их, чтобы сделать их ис­тинными христианами и истинными сынами оте­чества; если ты понимаешь всю важность дела, возложенного на тебя Богом и отечеством; ответ­ственность, которой неминуемо ты должен под­вергнуться перед Судией живых и мертвых в слу­чае нерадивого или превратного воспитания де­тей, и великость бедствия, к которому пролагают детям дорогу таким воспитанием; если сознаешь нужду в хорошем и безопасном руководстве для воспитания: то с полной доверенностью и благо­говением обратись к тем детоводителям, которые, быв воспитаны в духе Божественного учения ближайшими по времени и жизни последователя­ми Иисуса Христа, — сами воспитывали других в благодатной жизни по руководству того же уче­ния. Это руководство прилично тебе как христи­анину. Дух Христов во все времена один и тот же. Предупреди в своих детях влияние не христи­анских правил воспитания, — и они гораздо ис­креннее и пламеннее возлюбят Иисуса Христа и Его учение, нежели как любят предметы их дет­ских удовольствий; ибо, по учению Господа Иису­са, детская душа особенно способна к принятию Его спасительного учения и к наследованию Царствия Божия. «Пустите детей приходить ко Мне, — говорил Он, — и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие... И обняв их, возложил руки на них и благословил их» (Мк. 10: 14, 16). Итак, пусти детей и не препят­ствуй им приходить ко Господу Иисусу, дабы Он благоволил обнять и осенить их Своим Божест­венным благословением.

КОНЕЦ