Главная


 

 

 

 

 

 

Когда ты была

во мне точкой … дочка

 

 

Рассказы женщин

совершивших аборт



 

 

ББК 86.372

К-57

 

 

 

 

 

 

Составлено по «Кровавой книге», выпущенной

 

по благословению

Высокопреосвященнейшего Сергия, архиепископа Самарского и Сызранского

 

издательством газеты «Благовест» г. Самара в 2001 году

(автор-составитель Ольга Ларькина).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Когда ты была во мне точкой... дочка. — Рязань: «Зёрна-Слово», 2010.- 176 с.

 

Книга - почтой: www.zyorna.ru

тел. 8-(4912)-76-44-18

 

© Издательство «Зёрна», 2006 г. ISBN978-5-903138-57-9

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

 

Предисловие

 

И СЕРДЦЕ ОМЫЛОСЬ СЛЕЗАМИ

Нерожденная Оленька

«Благодетельница»

Письмо батюшке

Ожесточение сердец

Незаживающая рана

Богатырь Степушка

В душе была тихая радость

Нравственная казнь

Бычья кровь

А эту и два села не отмолят

Наша кровавая книга

Осуждается... Материнство?

По приговору врачей

Покаянное письмо

Анализ

Не участвуйте в делах тьмы

«Я тоже причастна...»

Спасенные из огня

Где сын твой?

Нераскаянная душенька

И сердце омылось слезами

Отрава

Баба Рая

Голуби молятся о младенцах

Крестик в подарок

Надо молиться за них

«Я просила у Бога сына...»

Не губите!

Горе соблазняющим

Светлые головушки

Тайное крещение

Молю о прощении

За что ты меня казнишь?

«Я очень хотела ребенка...»

Молитва врача

Чудесное видение

Господь защищает младенцев

Пусть он увидит солнце!

 

НЕ УЧАСТВУЙТЕ В ДЕЛАХ ТЬМЫ

Скрытое убийство

...Губит и самую душу его

«Пламенные младенцы»

Под защитой Государя

Слово пастыря

 

ПОКАЯНИЕ

МОЛИТВЫ ОБ УБИЕННЫХ ВО ЧРЕВЕ ЧАДАХ

Молитва матери к Милосердному Господу

о младенцах, умерших во утробе

Молитва покаянная за аборты

Молитва беременной женщины, отягощенной детьми и искушаемой мыслью об аборте

Молитва Пресвятой Богородице о несовершении

абортов

Акафист покаянный жен, загубивших младенцев

во утробе своей

Молитва 1

Молитва 2

Молитва 3

Покаянная песнь

 

ПОМЯННИК

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

О грехе аборта написано немало книг. Умных, порой горестных, с научными выкладками и страш­ными цифрами... Эта книга уникальна тем, что ос­нову ее составляют покаянные письма женщин, в окаменении сердец погубивших во чреве соб­ственных детей. Или — рассказанные журналиста­ми подлинные истории грехопадения.

Страницы этой книги истекают кровью. Кровью наших нерожденных детей — тех, кому, быть мо­жет, Господь судил стать великими подвижниками и молитвенниками, или нести врачующее исцеление больным в госпиталях и больницах, или наставлять на доброе в школах тех счастливцев, которым их матери позволили появиться на свет Божий. Эти рассказы попытка воззвать хотя бы к тем кто еще способен услышать такую простую заповедь Бо-жию — не убий.

Дай-то Бог, чтобы хоть кто-то услышал голос совести — глас Божий, хоть кто-то, оплакав в по­каянии собственные грехи, решился сделать все для спасения нерожденных младенцев. Тогда — не на­прасен наш труд. И малые дети придут в нашу вы­мирающую страну и наполнят ее звонким смехом и тихой молитвой, наполнят щедро изливаемой Бо-жией благодатью.


И хотя невозможно человеку исправить столь ве­ликое зло, как убиение нерожденного младенца, но пока мы живы, есть еще возможность принести по­каяние и слезно молить Господа о даровании благой участи отправленным нами в темную юдоль, чадам. Вот почему мы поместили в конце книги покаянный акафист жен, загубивших своих чад, и молитвы.

Составитель


И сердце омылось слезами

 

 

(рассказы женщин)


 

 

 

 

НЕРОЖДЕННАЯ ОЛЕНЬКА

Жизнь свою заполняем всем, что только под руку попадется. Разборчивые в еде и одежде, мы порой так неразборчивы в средствах, которые избираем, чтобы достигнуть временного своего телесного покоя... Душа чернеет от осознания сво­его греха. Да ведь сама я, сама! — просила у Бога семью, детей...

Было мне уже 27 лет. Институт за плечами, ра­бота интересная, друзья, а нет ощущения полноты жизни. Пришло понимание простой истины — жен­щина только в семье, в детях раскрывает свое пред­назначение.

Училась я тогда в Ростове-на-Дону на профес­сиональных курсах. Как-то поехали мы на экскур­сию в Новочеркасск. В программе было и посеще­ние храма. Заходила как в музей, а вошла — как на небо взошла: люди молятся, свечи горят... Я эту жизнь тогда не знала. Отыскала знакомую икону Николая Чудотворца (у меня отец был Николай), встала рядом. Свеча горит в руке, поставить не­куда: нет пустого места на подсвечнике. Не зная ни одной молитвы, я стала молиться душой и сле­зами. Всю горечь своего женского одиночества излила перед святым образом. Я просила святителя Николая изменить мою жизнь, чтобы дал мне Бог мужа любимого и любящего, детей, семью, дом, чтобы не жила я одна-одинешенька, не катилась по миру как перекати-поле. И хоть я только про­сила, не умея благодарить за все, что уже дал мне

Господь, даже такая молитва стала для меня очи­щением души.

Вошла в автобус, а там все места уже заняты, кроме одного, рядом с незнакомым мужчиной. Раз­говорились... Он и познакомил меня вскоре с моим будущим мужем.

Жить бы и радоваться — родилась у нас дочень­ка. Только квартиры у нас пока не было. И хотя по­сылал нам Господь деток, мы, озабоченные квар­тирным вопросом, отвергали безценный дар Божий. Четыре аборта я сделала, и один из них —двойня. Одну родила, пятерых загубила!

Это теперь я ужасаюсь, а тогда нам с мужем ка­залось, что все у нас в порядке. То ли душа окамене­ла, то ли власть мира сего взяла верх над нами. И лишь одну потерю по Божьей милости я опла­кала еще в роддоме, со­жалея о содеянном.

Было это 5 июля 1984 года. Все помню: и сто­птанные сандалии, и белую сорочку — одея­ние грешников в боль­нице, и как стояли мы вдоль стенки, слушая жуткие вопли тех, кто добровольно привел уже дитя свое на Голго­фу. А ведь есть у абор­та миг, когда криком исходит душа, — хоть ты губы в кровь кусай, хоть кричи и маму зови на помощь, — в этот миг нет мысли, только сгусток боли. И чувство это — та же смерть. Кажется, что вся жизнь твоя сейчас на тонкой ниточке. А это — миг вечной разлуки матери с ее неродившимся ребенком. И только ужас в голове и одна мысль: скорее бы все кончилось!

Скоро все и кончилось. Во мне казнили моего ребенка, а он так хотел жить! Мое тело стало лоб­ным местом, плахой, местом смерти. Господь создал нас, женщин, храмом для чуда рождения жизни, а мы превратили тело свое в адскую мясорубку.

...После «экзекуции» вошла в палату — светлую, чистую, солнцем залитую. Я осталась совсем одна, и показалось, что это — навсегда. Осознав, чтосде­лала непоправимое, я разрыдалась. Теперь уже я искренне жалела, что не оставила ребеночка. Я ощутила вселенскую потерю в себе, и ничего уже нельзя было изменить!

Это уже — как землю бросают на гроб. Ноне будет на земле того места, где найдет приют тело моего ребенка, куда прийти бы с покаянием, по­плакать. И нет покоя душе загубленного младен­ца, как не досталось ласки материнской, света Бо­жьего. И будет он, твой первенец или просто лиш­ний, навеки сирота. Мы давно привыкли задви­гать подальше свою совесть в угоду обществен­ному мнению: «Что скажет Марья Алексевна?!» Суда людского боимся — не Божьего! Но вечным сиротством убиенного чада навсегда пронзится и душа матери независимо от того, понимает ли она это или нет. А если осознает и покается? Милос­тив Господь к нам, грешным!

Вот и меня Господь не оставил, не пригвоздил мою душу за смертный грех, а пожалел за мое раскаяние и даже утешил. Откуда-то пришло ко мне имя: Оль­га. Не голос сказал, а будто надо мной и во мне раз­лилось это слово. И поняла я, что убила дочкину се­стренку. Это была моя навсегда неродившаяся дочь Оленька, которую я даже не видела, на руках не дер­жала, не кормила, не дала ей света Божьего увидеть! Господи, прости меня, окаянную!

Открыл Господь мне имя загубленного мной ре­бенка, и я теперь молюсь за нее дома. Но почему именно Ольга? Мы бы сами так не назвали, у нас в роду другие имена. По святцам ли — впереди, 24-го июля, день святой равноапостольной Ольги, в кре­щении Елены, или потому что два имени — мое, Еле­на, и пришедшее мне от Бога Ольга, незримо связа­ны — только вот оно, это имя, в памяти и в самом сердце. Имя моей доченьки... Тайна сия от Бога.

...На другой день меня выписали. Я купила торт и ромашки. Дома меня ждала маленькая дочь На­стя — в этот день ей исполнилось четыре года. Вче­ра я убила ее сестру, а сегодня везу ей торт и цве­ты. Только нет в душе праздника, на сердце кошки скребут. И я чувствую свою безмерную вину перед этим маленьким сокровищем за то, что у нее никог­да не будет сестренки. Быть может, это главная моя потеря в жизни... Сколько же таких потерь у всего человечества!

Смотрю теперь на икону Вифлеемских Младен­цев-мучеников, и кажется, что мои это дети впере­ди стоят, а в центре — моя Оленька. Прости меня, доченька моя, прости, научи покаянию. Ты, и не­родившаяся, мудрее меня, живущей, ищущей свет во тьме грехов своих.

Прошу ваших молитв обо мне.

Елена, г. Самара

 

«БЛАГОДЕТЕЛЬНИЦА»

В своей жизни я встречала много добрых, сер­дечных людей. Одним из таких «благодетелей» на­долго стала для меня и Наталья Николаевна.

Мы почти не были знакомы, но, узнав о моей «проблеме» она утешила:

— Все это поправимо! Не можешь идти на аборт по месту жительства — понятно, зачем тебе «све­титься». Приходи, я тебе дам направление в обла­стную больницу. И не переживай ни о чем...

Дала мне карточку с домашним адресом и теле­фоном.

В назначенный день я приехала к ней — и полу­чила направление, притом с уже вписанными буд­то бы сданными анализами. От принесенной короб­ки конфет врач отказалась наотрез:

—Своих деток корми! У меня и так всего вдоволь...

Когда «проблема» возникла снова, я уже не му­чилась вопросом, что же мне делать. Набрала зна­комый номер и вновь услышала приветливое:

  Помогу — о чем речь!

Наталья Николаевна встретила меня в домаш­нем халате.

  Подожди, я переоденусь, — она предложила мне присесть у журнального столика с дымящимся кофейником и двумя чашечками.

Выйдя из спальни уже в красивом модном пла­тье, она пожаловалась:

  Беда с этим протезом. Только и следи, чтобы ровно лежал на теле.

' И рассказала, что не так давно перенесла ампу­тацию груди. Возникла опухоль — и пока она из доброкачественной не перешла в неизлечимую сте­пень рака, пришлось отнять грудь. Так что пыш­ный бюст — не более, чем муляж...

Понадобились многие годы, чтобы мне, уже по­нявшей всю непоправимую тяжесть греха чадоу-бийства, вспомнился тот давний «визит» к Ната­лье Николаевне. И с ужасающей ясностью откры­лось: да ведь ее, врача-гинеколога, отнявшую жизнь у множества нерожденных детей, Господь лишил груди — символа материнства. Грудью вскармливаются младенцы...

Как же перевернулось все в наших душах, что мы благодетелями считаем палачей! И с умилени­ем вспоминаем добрых тетенек, «выручивших» нас, посодействовав в убийстве собственных детей...

Ольга, г. Самара

 

 

ПИСЬМО БАТЮШКЕ

 

...Жили мы, помню, в Юнгородке — на рабочей окраине Самары. Как-то утром иду с завода пос­ле третьей смены, вижу — у домоуправления на­род толпится, люди что-то рассматривают. Подо­шла и я. Смотрю — лежит голенький ребеночек, мертвенький, кожица местами слезла, сам мальчик весь синий... Говорят, утром машина очищала ка­нализацию и вдруг «зачихала». Рабочий поднял шланг — висит ребенок! Головку в шланг засоса­ло, а тельце не пролезло.

Сколько лет прошло, а я до сих пор помню этого мальчика: глазки закрыты, губки бантиком, носик аккуратненький — в жизни красавец был бы! Бабы его жалели, приговаривая:

  Что за дура — вовремя аборт не сделала! До­тянула, родила — и убила ведь уж человека!

Другая возразила:

   Аборт-то ведь тоже грех!

   Дак не доводи до двенадцати недель, как он шевелиться начнет, — избавляйся раньше!

Вот при такой «школе жизни» я жила — и впи­тывала в себя все «умные» советы... Убивала рав­нодушно, не чувствуя за собой вины. Те редкие се­мьи, где рожали много, считали — вроде они с простинкой. Куда нищету плодят? Подумали бы... Мгла царила в наших очерствелых сердцах.

Спираль — этой новизны в мою молодость еще не было, а вот уж в отделе молодые наши сотрудни­цы не скрывая открыто говорили, что поставили себе спираль. Хвалились — надежная. Уверены были, что уж это-то не грех...

А до каких грехов доходили мы — и вспомнить страшно. Лежала я на очередном аборте. Соседка по койке рассказала, что ее дочка сейчас у мамы в деревне.

  Когда я ее родила, то сон увидела, будто при кормлении вихрь вырвал ее у меня из рук и унес...

И похвастала:

  Мы теперь с мужем приладились — так удоб­но, никаких абортов делать не надо, по врачам ходить. Шесть месяцев я ношу, потом включаю приемник погромче, сама себе открываю роды и под шум рожаю...

  Как же ты здесь оказалась?

  По глупости... Муж сильно потянул ребенка за ножку — оторвал, испугался, что я умру, вызвал «скорую». Когда приехали, я уж родила, но они на­стояли, увезли...

Геройски рассказывала, мол, не раз уж так де­лала, от четырех или пяти, мол, сама избавилась.

...Прошло года два — три. Встретилась мне на улице беременная женщина и ведет за ручку ма­лыша, еще плохо шагающего мальчика. Я узнала в ней ту самую соседку по койке. Разговорились, и она мне поведала:

  Тогда я пришла из больницы, а дома на сто­ле телеграмма из деревни. Дочка умерла скоропо­стижно.*:. Схоронили — и я дала Богу зарок, что двоих рожу подряд.

Больше я ее не встречала. Не знаю, как жила она дальше, после выполнения зарока. Двоих подряд родила, а потом?.. Дай-то Бог, вразумилась бы.

А я-то грешная! Что только над собой не вытво­ряла, лишь бы не родить. Как стемнеет, ношу вед­ра с водой в худую кадушку, с крыши сарая прыга­ла; в бане нажгусь-напарюсь (учили бабы) и такое зелье выпью, аж оглохну! — ан нет, без больницы не обходилось. Самой вытравить не удалось — иду к врачам...

На самый первый аборт решилась, когда доч­ка в четыре месяца стала грудь выплевывать. Про­верилась я — беременная. В больницах тогда про медаборты не слышно было, но всегда можно было тайком, «по договоренности», сделать. Вот и я договорилась в Отрадном. Медсестра сдела­ла, что могла, и ушла, наказав:

— Ходи, ходи, быстрее вылетит!

Хозяйка снаружи дом на замок закрыла, я одна. Хожу, как велено. Глянула в зеркало — синяя! Ду­маю, все: видно, внесла она мне заражение. Корчи­лась одна, не смела позвать на помощь — тогда строго было. Наутро надо было ехать домой. Кое-как добралась на вокзал. Ступеньки у поезда вы­сокие, народу! — а у меня адские схватки. Но мне освободили место на скамье. Скрючилась и еду... Домой уже не шла — ползла по обочине, оставляя красные следы. В ночь поднялся жар. Вызвали «ско­рую» и увезли в больницу. Утром положили меня на кресло, сделали чистку. Ругали меня врачи на чем свет стоит! И поделом...

Но вскоре аборты разрешили делать, уже в но­ябре 1955 года можно было смело идти в больни­цу... Хоть и считали нас грязными абортницами, держали в отдельных палатах и к «чистым» стро­го-настрого запрещали заходить.

Годы прошли, и слава Богу, слушая Ваши, доро­гой мой батюшка, наставления — истину святую — осознала я свою огромную греховность, вину во­век непоправимую.

Простите, что уж очень подробно-то я все описа­ла. Да разве мыслимо на исповеди вот так все излить?

Отче честный, помолитесь за меня окаянную Гос­поду, да простит он меня, великую грешницу, а де­точек моих неповинных, мною загубленных, да из­ведет из мрака и причтет к младенцам-мученикам, от Ирода убиенным...

Антонина, г. Самара

 

ОЖЕСТОЧЕНИЕ СЕРДЕЦ

В коридоре женской консультации одна из две­рей ведет в «операционную». На самом деле это абортарий, потому что большинство операций, которые здесь производятся, это мини-аборты. Абортарий в обычной женской консультации од­ного из районов города Самары, операции каждую среду и пятницу, начиная с 1992 года.

Раньше, чтобы сделать аборт, надо было полу­чить в консультации направление в стационар и провести несколько дней на больничной койке.

Теперь же все предельно упростилось. Чтобы убить собственное дитя, женщина с маленьким сроком бе­ременности сдает анализы, приходит в консульта­цию к девяти утра, а в 12 утра — «налегке» — ухо­дит домой. Сама «процедура» занимает около де­сяти минут. По месту жительства эту операцию де­лают безплатно.

От самой мысли о том, что мне придется присут­ствовать при убийстве детей, безсильно опустив при этом руки, мерк свет. Эти три часа стали тремя часами в аду. Но не для тех шести женщин, кото­рые пришли в этот день на аборт. Я попыталась поговорить с каждой в отдельности, пока все не спеша собирались у операционной. Протягиваю листовку «Не убий!» (о том, что такое аборт) пра­вославного центра «Жизнь». И снова, и снова на­тыкаюсь на холодные глаза: «Да я все это давно знаю!»; «А что теперь каждого рожать? Я все вре­мя «залетаю», меня тут уже и так прозвали — мать-героиня, ха-ха!»; «Да что вы! У меня двое детей, хватит! Зачем мне еще третий!»

Ни у одной — ни колебаний, ни сомнений. Уве­ренность в праве решать, жить или не жить ребен­ку. Еще все они полны этой жизнью. Еще все дети живы и надеются, что их мамы передумают. Но мамы не передумают.

Мне хочется, чтобы время в этот момент оста­новилось, однако оно неумолимо идет вперед. Нас заводят в «предбанник» операционной, где стоят койки для «больных». Постель было велено прино­сить с собой. Женщины аккуратно застилают кро­вати ослепительно белыми простынями, красивым цветным бельем, тщательно выглаженным. И сами они при параде: с прическами, накрашенными рес­ницами, яркой помадой на губах, на ногтях — ро­зовый маникюр. У некоторых на шее золотые кре­стики. Переоделись в импортные ночные рубашки с кружевами. Видно, что готовились к событию: на людях надо выглядеть прилично.

Одна за другой эти нарядные женщины пересту­пали порог операционной навстречу аборту. Сес­тра их наставляла:

  Тапочки сними перед порогом и дальше иди босиком. Если забудешь, снимай в любом месте по пути, назад не возвращайся — плохая примета.

Врачи подбадривали:

  Девочки, не волнуйтесь!

Такая теплая атмосфера. Дверь закрывалась. Минут через пять-семь возникал зловещий гул: ра­ботал вакуумный аппарат, которым отсасывали плод. А скоро в дверях появлялась и чуть бледная абортница, поддерживаемая под локоток сестрой. И вслед каждой из операционной летело: «Моло­дец, пятерка!»

   Ну как? — спросил кто-то у плодовитой мамы.

   Кайф! — воскликнула она, подходя к своей по­стели, и рассмеялась.

Другая радостно заявила:

   Ой, девочки, мне сделали всего за пять минут! Ее тут же поддержали:

   И я даже не заметила — так быстро! Завязал­ся общий оживленный разговор:

— А что, бедноту, что ли, плодить? Вон они по улицам бегают, грязные, оборванные.

Но ни одна из этих женщин не выглядела бед­ной, скорее наоборот. У четырех из шести — му­жья, у всех работа, достаток.

Скоро все «отличницы» сладко спали — полага­лось часок отдохнуть. На вид такие красивые, та­кие нежные и мягкие — само воплощение женствен­ности и материнства. Симпатичные женщины из городской толпы. Женщины-убийцы. Возникла нео­твязная мысль: весь город полон женщин-убийц. Они спали, и им казалось, что все их проблемы за­кончились. Но никакие «приметы с тапочками» не спасут никого из них от медицинских осложнений, депрессии, разлада в семье и ночных кошмаров. Но все это будет потом.

Они спали. А мимо ходили туда-сюда беремен­ные женщины. Молча глядя на абортниц и поджав губы, проходили через «предбанник» в противопо­ложную операционной дверь налево. Там, как ни странно, расположился дневной стационар для жен­щин, сохраняющих беременность. Двенадцать коек, и все заняты. И столько усилий и медиков, и собственных, чтобы сохранить своего ребенка. В этой консультации все рядом: направо — убивают, налево — сохраняют. Свобода личности, выбирай: убить или сохранить. Приветствуется равно и то, и другое. Многие в один момент своей жизни вы­бирают дверь направо, в другой — налево.

Напоследок я поговорила с заведующей кон­сультацией, она же врач, которая делает здесь аборты. И на все вопросы получила очень уверен­ные ответы.

По ее мнению то, что мини-аборты стали делать­ся в женских консультациях (в Самаре — с 1990 года), — великое благо. Быстро, удобно, мини-аборт дает меньше осложнений. «Жаль, что эта методика так долго не разрешалась Минздравом. Одно плохо: мы опять отстаем от Америки, где амбулаторно дела­ется аборт до десяти недель. После аборта у нас женщин учат предохраняться, абортов стало мень­ше. Как хорошо, что женщина теперь сама может решать. Раньше аборты запрещали, сколько было судебных дел. А теперь девочка с пятнадцати лет может сама решить сделать аборт и имеет право не ставить в известность маму...»

  И вы сделаете ей аборт? — содрогнулась я.

  Сделаем, а куда деваться. Беда в том, что наше население неграмотно, не знает, как пользо­ваться контрацептивами. Нужно девочек учить с семилетнего возраста, — был категоричный ответ.

И только на один вопрос: «Куда вы деваете де­тей, которых извлекаете из женщин во время абор­та?» — заведующая консультацией замешкалась с ответом и промолчала. Но я повторила вопрос и услышала недовольное: «Куда надо! Санэпидем­станция за этим следит!.. Все это делается пра­вильно!»

Людмила Белкина

НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА

Наше поколение выросло без веры. Так, в глуби­не души чувствовали, что есть какая-то Сила, Ко­торая движет жизнью на земле. Но веры не было. Я родилась в войну и жила как в основном все жили в мое время. Пока не пришло горе в мою семью.

Родили мы с мужем троих сыновей. Два старших сыночка женились, имеют свои семьи, но вот млад­шенькому Алёше не суждено было... Он был умница, в школе учился хорошо, весельчак, любимец всей дет­воры. Окончил 11 классов и первый из нашего села поступил в университет, на вечернее отделение био­фака. Им гордились учителя, мы радовались за него.

Проучился год — и взяли его в армию. Это был 1994 год. В армии жестокая «дедовщина»: избили его осетины, такие же солдаты, как и он, и Алёша

Подпись: трясением мозга и пере-битой переносицей. Не-много подлечили его и из госпиталя отпустили на пять дней домой. Когда он приехал, я своего любимого


Подпись: попал в госпиталь с со-

Подпись:  Подпись:
сыночка не узнала: лицо изуродованное, и сам стал нервный. Погостил дома четыре дня, и уехал назад.

Отцу он сказал, а от меня скрыл (щадил меня), что его отправляют


в Чечню. Там он отслужил два месяца и в мае демо­билизовался. Радости не было краев, что вернулся с войны целым и, как казалось внешне, невредимым. Отдыхал дома от всего пережитого.

Вскоре они поехали с ребятами в соседнее село, а на обратном пути попали в аварию, и мой сыно­чек разбился. Добавил своей бедной головушке еще перелом челюсти в пяти местах, лопнул череп и вер­хняя мозговая оболочка... Когда мы узнали о слу­чившемся и приехали к нему в больницу, Алёшень­ка был неузнаваем. Голова раздулась, ни глаз, ни носа не видать; в одночасье ослеп. Лежал он — живой труп, даже не кричал, а лишь изредка сто­нал. Я взмолилась Богу: помоги ему, Господи, спа­си, ведь он с войны вернулся, а тут дома так неле­по погибает. Молитв никаких я не знала...

Пролежали мы с ним в районной больнице две недели. Все кругом за деньги, а у нас и денег-то нет: что за тридцать лет насобирали на сберкниж­ку, давно уже обезценилось, всего нас лишили. Я ломала себе руки от безпомощности: сынок уми­рает; были бы деньги, спасли бы его!

Кое-как я выплакала, допросилась, чтобы Алё­шу отправили в Самару, в областную больницу.

Но было поздно... Врачи в Самаре как глянули на него, на снимки, так и говорят: «Что же так по­здно, почему не привезли его раньше?» Пообеща­ли сделать все, что только в их силах, чтобы спас­ти сыну жизнь— и вернуть зрение. Нужна опера­ция, причем срочная, — может, и удастся спасти... Оказалось, что еще после избиения в армии у Алё­ши остался в носу застарелый незаживающий свищ — чуть простынет, и вся инфекция из носа пойдет на мозги. Алёша говорит:

  Я не выдержу!

А врач обнадежил:

  Не знаю, сможем ли зрение вернуть, а жить ты будешь!

Целых десять часов, с 9 утра до 7 вечера, делали ему операцию. Все шло хорошо, температура и дав­ление были в норме. А на девятый день после опе­рации у него пошла опухоль от челюсти, поднялась температура, а за ней и давление. Утром он поте­рял сознание и стал биться. Я и еще одна женщина, Шура (она тоже с сыном лежала в палате) пытались удержать Алёшу — он крутился, как юла, на крова­ти. Сбежались медики, забрали его в реанимацию, а меня туда не допустили. Пролежал он там сутки — и скончался. Я сделалась как дурочка от этого горя! Алёшу любили все — и старые и малые, все сверст­ники были его друзьями. Провожали моего сыноч­ка всем селом. Жалели: пережил войну, пришел до­мой — и так глупо умереть в двадцать лет...

Он еще лежал в морге, когда я первый раз по­шла в церковь, в Самаре, чтобы купить на похоро­ны все необходимое. Там мне подсказали, как за­казать отпевание. И после этого на меня такое об­легчение снизошло, не могу даже выразить своего тогдашнего состояния. Видимо, Господь Бог меня пожалел и дал мне силы похоронить сыночка, пе­режить эту утрату...

Наверное, не надо бы и рассказывать обо всем этом, ведь у Каждого свое горе, свои беды. Но я поняла, что смертью сына меня Бог наказал за аборты. За мои грехи забрал Он моего сыночка.

Когда я забеременела Алёшей, мы с мужем пло­хо жили — он пил, меня бил, и детям достава­лось. Алёшенька был нам лишний. Я узнала о бе­ременности поздно, врачи уже не взялись бы де­лать аборт (тогда они хотя бы сроков придержи­вались, не всех подряд убивали). И в отчаянии решила я сама сделать аборт. Но ничего у меня не получилось, ребенок остался жить. Подходит время рожать, я последние дни была в декрете. Мой муж подрался со своим родным братом, чуть не задушил его; я бросилась разнимать их — ив драке они меня помяли. Через час я родила Алёш­ку. Он был весь синий и не дышал, но врачи ста­ли делать искусственное дыхание, и он ожил, зак­ричал.

Вот так на свет появился мой нежданный, мой любимый сыночек. Мне его Господь оставил до двадцати лет — и забрал его, наказал за мои гре­хи. Это сейчас стали в газетах рассказывать, что ребенок как только зачался, уже живой. А тогда было такое мнение: пока не шевелится, он не жи­вой, так — кусок мяса... Вот и старались убивать их, пока не шевелятся.

Когда Алёша умер, меня сразу как в голову уда­рило. Он лежал в гробу, а я навзрыд кричала:

— Прости меня, сыночек, я ведь тебя убила!

Господи, прости Ты меня за этот тяжкий грех! Я же тогда не думала, что придется так дорого зап­латить за свои грехи!..

Сейчас я прозрела, потянулась к вере. Тяжело мне она дается, молитвы я запоминать не могу, за три года едва выучила Господню молитву и «Бого­родице Дево, радуйся...». Литературу куплю — чи­таю, а понимаю с трудом. Возьмусь молиться, и слезы заливают глаза, и я ничего не вижу. И про­шу у Господа Бога нашего прощения за мои грехи своими словами и горькими слезами.

Прости меня, Господи, окаянную! Прости, сыно­чек мой Алёшенька!

Галина, Болъшечерниговский район Самарской области

 

БОГАТЫРЬ СТЁПУШКА

Хочу рассказать о чуде рождения моего младше­го сына.

Замужем я второй раз, у меня есть сын от перво­го брака и у мужа в первом браке был сын. Общая у нас дочь Татьяна. Муж хотел наследника, и у меня было тайное желание родить ему сына. Но, тем не менее, согрешила: то время «неподходящее», то муж сильно заболел, — для греха всегда повод найдет­ся. Сделала я один за другим два аборта. А когда настало «нужное» (по нашим мирским понятиям) вре­мя, — не смогла забеременеть. Муж вроде как с оби­дой на меня говорит: «Даже родить не можешь».

И стала я усиленно молиться: в ночь на Рожде­ство просила у Бога, чтобы мне родить сына. И на Крещение опять молилась о том же. Потом лег­ла спать и вижу сон: стою я и прошу у Бога сына, а на небе образовался круг и оттуда, как прожек­тор, луч света. И голос мне говорит очень строго:

    Я слышал твою просьбу и понял, теперь ты зайди в дом, а Я хочу поговорить с твоим мужем.

Мне было интересно, что ему скажут, но я заш­ла в дом — и сразу проснулась. У меня сильно би­лось сердце, это было настолько реально, что я еще долго не могла уснуть.

Прошло несколько недель, и мои чаяния, похо­же, сбылись. Радуюсь: будет сыночек! А родилась дочь. Я опечалилась, говорю маме:

   У Бога просила сына, а Он послал дочь. Мама ответила:

   Бог знает, кого давать, так Ему угодно.

И вот в июне 1997 года я чувствую, что опять беременна. Что же делать? Младшенькой дочке всего четыре месяца, да и в мои тридцать пять лет не так-то просто рожать — с варикозом и дав­лением...

Мама мне напомнила:

  Ты сама просила сына! Если убьешь младен­ца, вдвойне согрешишь, не выполнишь обещание перед Богом.

А вдруг да опять будет девочка? У меня и так уже трое детей. Их-то растить нелегко. Отец, ус­лышав о моих колебаниях, пристрожил:

  Даже и не вздумай делать аборт! Родится сын — и не сомневайся, да еще какой богатырь!

Но для меня настал месяц душевных мучений. Уже совсем было решилась — взяла направление на аборт. Вечером лежу на кровати, убаюкиваю дочь. Смотрю на икону Казанскую — она висит в углу. Окно выходит на запад, шторы закрыты. В комнате сумрак. Смотрю я на икону и мысленно с ней разговариваю: «Что мне делать, как быть?..» Всю сложившуюся ситуацию в мыслях перебираю.

И вдруг луч заходящего солнца пробился сквозь шторы и упал на икону. Да так, что внизу иконы словно бы загорелась лампада, живоиграющий ого­нек, и от него два луча — один прямо на Богороди­цу, другой на стоящего Младенца Иисуса Христа. И больше нигде никакого света.

Этот огонь горел 5-7 минут, потом исчез. Я не­сколько раз привставала, заглядывала — откуда же этот свет, но так и не увидела ничего. Это Божия Мать ответила так на все мои сомнения.

На другой день я, конечно же, не пошла на аборт. Беременность проходила легко. Один раз я сильно стукнулась животом, но все обошлось бла­гополучно.

Многие говорили, что опять будет девочка. И на УЗИ подтвердили: похоже, что девочка. Но я надеялась, что Господь исполнит мою просьбу.

И — долгожданная радость! В феврале я роди­ла сына, действительно богатыря — на 5 килограм­мов! Назвали Стёпушкой.

Когда он лежит на кроватке, — а в изголовье находится та самая Казанская икона Божией Ма­тери, — он всегда поворачивает голову и смотрит на нее, улыбается и весело гулит. Божия Мать обе­регает моего сына.

Валерия, Тюменская область

 

В ДУШЕ БЫЛА ТИХАЯ РАДОСТЬ

В газете «Благовест» я прочитала о молитвен­ном правиле за младенцев, загубленных во чреве. Прочитав, я решила с Божией помощью исполнить его в Великий пост.

Получила у священника благословение на вы­полнение этого молитвенного правила, и в эту же ночь вижу сон. Длинный темный коридор и ог­ромная очередь стоящих в темноте. Во сне я знаю, что мы стоим ко Причастию. Себя не вижу, но чувствую, как в мою юбку ручонками крепко-крепко вцепился ребеночек (его я тоже не виде­ла, но пыталась оторвать от юбки). И вот я за­волновалась: чей ребенок?! Кричу, а мне никто не отвечает. Я говорю: «Я его обязательно под­веду ко Причастию, вы только скажите, как его зовут. Имя, имя?..» — и так с этим криком и со­крушением проснулась. И долго этот сон не вы­ходил из моего сердца.

С Божией помощью молитвенное правило я вы­полнила — и сразу после этого вижу другой сон. Все светло, светло, и я очень быстро еду в открытой машине и так нежно, но крепко-крепко держу на руках ребеночка! Его я не вижу, но чувствую, и в его ручках огромная игрушка — яркая, неземных кра­сок... И так мне хорошо!.. Проснулась — и целый день в душе была какая-то тихая радость.

Покаяние в грехе детоубийства я приносила не раз и исполняла различные правила, что добрые люди подсказывали, но снов таких тогда не видела.

Елисавета, г. Самара

 

НРАВСТВЕННАЯ КАЗНЬ

Одна молоденькая женщина, готовясь к варвар­ской операции, призналась мне, обливаясь слеза­ми: «Как подумаю, что будут кромсать это малень­кое существо, так холодею от ужаса».

Подобное чувство жалости или внутреннего раскаяния мне было незнакомо. Я шла на аборты с холодной решимостью. Гнусную мою душонку волновала только чисто физическая боль. А ее, по Божиему попущению, мне выпало за десятерых. После каждой операции состояние моего здоро­вья ухудшалось. В последний раз я шла на аборт уже с опухолью матки, и врач промучила меня на известном кресле 1 час 20 минут...

Опасные предраковые заболевания стали пора­жать мои детородные органы. Но самая страшная кара обрушилась на меня через нашего единствен­ного ребенка, которого в течение 6 лет мучили не­понятные припадки.

Что может оправдать детоубийство? Но у меня и вовсе никаких «особых» причин для прерывания беременностей не было. Бог дал мне все блага: лю­бящего, добрейшего мужа (которого я в ту пору не очень и ценила), безбедное существование, хо­рошую работу, людей, готовых прийти на помощь, и многое другое. На этот преступный шаг толка­ла греховная, ветреная молодость, стремившаяся не обременять себя проблемами быта.

Задуматься о наказании Господнем мне, тогда убежденной атеистке, и в голову не приходило. Если же какой-нибудь верующий заводил со мной разговор о грехе, я с оттенком возмущения в голо­се говорила: «А чего мне бояться? Я не убивала, не крала, не обижала!»

Господи, прости мне речи мои фарисейские! Ос­лепленная грехом, я не ведала обмана, выдавая свое внешне пристойное поведение за чистоту души.

Не буду описывать все обстоятельства и пути сво­его прозрения. Главную роль, как я понимаю, сыгра­ли молитвы моей матери (помяни ее, Господи, во Царствии Твоем!). Когда дьявольский покров стал спадать с моей души, голос совести, вороша прошлое, обличал: «Убивала! Крала! Обижала! Обманывала!..» И не было конца этому мысленному списку грехов.

Поначалу я осознавала их и регистрировала холодным рассудком. Но однажды, когда я чита­ла перед, причастием «Канон покаянный...», при­шли обильные слезы и рыдания, рвущиеся из глу­бины души.

То же случилось и на исповеди. И теперь грех детоубийства стал представать в ужасающих картинах... По Божиему промыслу напоминание о моем кровавом преступлении приходит часто разными путями. Читаю газетную статью о ма­ньяке, который у себя в гараже сдирал кожу с живых похищенных детей, — и, цепенея от ужа­са, вижу себя соучастницей этого злодеяния. Нравственная казнь вторгается во все помыслы.

Теперь я не могу без волнения смотреть в чис­тые, лучезарные детские глаза. Однажды на авто­бусной остановке маленький мальчик долго и при­стально разглядывал меня. Взгляд этот — вырази­тельный, глубокий и как будто обличающий — выз­вал целое смятение в моей душе. «Это мой судья!» — подумалось мне.

Мои «судьи» бегают вокруг, заливаясь звон­ким смехом, ползают на четвереньках, ковыляют на слабых ножках... И всех бы я их перецеловала теперь. Но они не мои дети. А мои, разрезанные на кусочки, сгнили на свалках без креста и име­ни.

Господи Милосердный! Прости мне грех сей смертный. Помилуй нас — всех матерей, которые по духовной слепоте и жестокости сердец продол­жили кровавое дело царя Ирода.

Боже, милостив буди к чадам нашим, не познав­шим материнской любви, а принявшим мученичес­кую смерть от рук наших.

Приими, Господи, слезы покаяния рабы Твоей.

Елена, г. Тольятти

 

БЫЧЬЯ КРОВЬ

  В том-то и беда, что делала я аборты, — Ли­лия сокрушенно покачала головой, отодвинула пу­стую чашку. — Ведь и замужем — правда, тогда мы не были венчаны, — и квартира, и все условия. Единственная дочка... Что еще? Но только скажу мужу: «Я ведь беременна», — а он в ответ: «Ну и что? Иди, делай аборт» — «Ну может, оставим?..» — «Да зачем тебе это надо!»

Вот так мы и решали участь наших нерожден­ных деток. Не потому ли и в семье все так непрос­то. Молюсь о сохранении брака, а все только хуже идет...

Когда наконец-то я твердо решила: следующего обязательно рожу! — и мужа уговорила, — тут-то и оказалось, что от нашего желания мало что зави­сит. Не давал Господь детей чадоубийцам! Долгие пять лет пришлось молить Бога о даровании ребен­ка. И, может быть, Господь так и не откликнулся бы на мои молитвы, если бы мы не повенчались с му­жем. Вскоре после венчания я забеременела.

И вот тут пришлось столкнуться с нежданными искушениями. Будто все ополчились на моего за­чатого младенчика — как бы его извести.

На учет я встала уже на пятом месяце, чтобы сразу отсечь саму попытку уговоров на аборт. Но в женской консультации услышала:

  Да ты что — с ума сошла! До такого срока до­тянула... Под сорок лет — в твоем возрасте рожать: знаешь какой это риск — может родиться урод!

  С какой стати? — я ведь тоже кое-что читала, не совсем уж глупенькая.— Насколько я слышала, риск этот — если он вообще еще есть — только для первородящих женщин. У меня вторые роды. Да сколько их, первородящих, рожают и постарше меня — и слава Богу, ничего. Так что не надо пу­гать меня — не боюсь.

Тогда медики стали убеждать меня лечь в боль­ницу, в целях профилактики. И опять я отказалась: чувствую себя хорошо, анализы неплохие. Что мне делать в больнице?

Они свое: надо подкрепить здоровье. Знаю я их «подкрепить»... Но подумала все же, что витами­ны и впрямь можно бы поколоть, да ведь для этого не обязательно в стационаре лежать. Попросила выписать лекарства, я их сама куплю и буду ходить на уколы.

Купила, что было выписано. Пришла домой, от­крыла коробочку с ампулами и стала читать лис­товку-вкладыш. Читаю: препарат изготовлен на основе вытяжки из бычьей крови... Единственное противопоказание — беременность! Я — к врачу:

  Что же вы мне выписали! Читайте, тут напи­сано, что при беременности это лекарство проти­вопоказано!

Врач рукой замахала:

   Это старая инструкция, нечего и читать ее. Недавно ассоциация гинекологов признала это ле­карство совершенно безопасным для беременных.

   Ну уж нет! Препарат импортный, и если зару­бежная фирма-производитель признает, что лекар­ство может представлять угрозу для плода, значит, так оно и есть. Скорее уж фирмачи постарались бы скрыть эту опасность от пациентов, денег не по­жалели бы, чтобы убрать эту строчку, да ведь не убрали — значит, угроза серьезная. И потом: бы­чья кровь... Это что же, в меня и моего ребенка зве­риную кровь вольют?

— Да мы это лекарство абсолютно всем женщи­нам назначаем — и ничего! Одна ты такая умная...

Умная или нет, а от этих уколов я отказалась. Были и другие искушения, и много, — ну, слава Богу, удалось и их как-то одолеть...

Мы сидели на кухне за давно остывшим чаем и говорили, говорили о детях — живых и убиенных, о том, как же все-таки можно хотя бы попытаться отмолить столь тяжкий грех. А за стеной мирно по­сапывал носиком маленький Иванушка. Мамина и папина кровинушка. Не бычья...

Ольга Ларькина

 

 

«А ЭТУ И ДВА СЕЛА НЕ ОТМОЛЯТ...»

В Самарской области многие помнят великую пред Господом молитвенницу и праведницу Пашу Давыдову (+ 10 февраля 1957 года). Жила она в селе Дмитриевка, в двенадцати километрах от Подъем-Михайловки, и часто приезжала к своей снохе Зое в село Большая Глушица. Многое было открыто тете Паше, сомолитвеннице и собеседнице Митро­полита Мануила (Лемешевского) и протоиерея Иоанна Фомичева. При жизни не раз побывала она в раю; духовно прозревала посмертную участь как умерших, так и еще живых людей.

Про мамину свекровь тетя Паша говорила, что она в раю — и спаслась деторождением: всех сво­их деточек родила, — вспоминает живущая ныне в Самаре Алевтина Куликова. — В другой же раз тетя Паша говорит:

  А вот за эту два села будут молиться и не отмолят!

Мы к окну, смотрим — наша врач-гинеколог с мужем под ручку, он несет ее сумочку, — идут улы­баются...

 

НАША КРОВАВАЯ КНИГА

Если бы кто-то из живущих вздумал написать книгу обо всех убиенных младенцах, не хватило бы места на ее страницах — так много жертв прино­сим мы торжествующему врагу рода человеческо­го. Такая книга есть — на небесах, и все ее листы — как обнаженные раны, каждая строчка истека­ет кровью. Наша Кровавая книга...

Вот лишь несколько строчек — несколько ис­торий. Что-то было со мной, что-то услышано от других.

 

+ + +

  У моей дочери уже было трое детей, и вот она забеременела четвертым. Что делать? Плодить ни­щету? Решили с мужем, что хватит им и троих де­тей. Этих бы воспитать как следует, дать им все необходимое.

Сделала она аборт. А через неделю ее муж по­ехал на рыбалку и не вернулся. Погиб... Убийц так и не нашли. Осталась она с тремя малыми на ру­ках. Вот уж вдоволь хлебнула и горя, и нужды...

 

+ + +

У Наташи двое детей. Старший сын уже взрос­лый, учится в институте. Очень хороший, добрый юноша. А младший... Нет, он очень умен, отлично учится, никогда не обижает животных. Но детей, особенно маленьких, просто ненавидит. Еще трех­летним малышом он кричал, распаляясь злобой:

  Я убью его! Зарежу! Разорву на кусочки! Я ему голову разобью!..

Отец и мать — оба с высшим образованием, очень интеллигентные люди. Все учат его добру, все стараются обуздать кипящую в нем ярость. Но единственное, чего смогли добиться, — это чисто внешнее укрощение страсти. Тяжелый, жестокий взгляд, клокочущий в самом сердце ребенка гнев — с этим ничего не могут поделать.

  Это мне Божья кара за мой грех, — говорит Наташа.

Она забеременела вторым младенцем, когда старшему было четыре года. Рожать? Но так не хотелось опять надолго оставлять работу, всеце­ло погружаться в докучливый быт. Муж сказал ей сразу: решай сама, хочешь — рожай, не хочешь — твое дело. Обе матери — ее мама и свекровь — в один голос заявили: на нас не рассчитывай, по­мочь материально, игрушками и одежкой, — по­можем, но сидеть с малышом не будем. Самим еще работать да работать...

В ночь перед операцией Наташе привиделось: к ее кровати подходит Женщина, вся в черном, и протягивает ей дитя:

  Наташа, возьми!

Та отвернулась: не надо... Женщина настаивала:

  Наташа, ты погляди, какая девочка — хоро­шенькая, беленькая, вся в тебя. Возьми ее, Наташа!

Но она и слышать не хотела о ребенке. Утром подивилась странному сну и отмахнулась: нет уж, решила сделать, теперь нечего раздумывать. От­казаться бы, — стучало в глубине сердца, — пока не поздно... да нет, стыдно!.. Все анализы сданы, в больницу кладут по знакомству...

И операция прошла на редкость удачно, безбо­лезненно. Только вдруг, ни с того ни с сего, нака­тила такая истерика — Наташа забилась в рыда­ниях. А ночью вновь увидела Ту Женщину в чер­ном и теперь уже сама побежала за ней:

   Дай мне доченьку!

   У Меня ее нет, — ответила Женщина.

  Дай мне, дай мою доченьку! — плача, про­должала молить Наташа. И бежала вслед за уда­ляющейся Женщиной:

   Дай хоть взглянуть на нее!

   Ищи ее в мусоре, — услышала в ответ.

+ + +

  Первый аборт я делала не в больнице — стыд­но было признаваться в своем блуде. С мужем я ра­зошлась. А тут любовь... Уже и младенца во мне не было, но чувствовала себя я все хуже и хуже. Что-то сжигало изнутри, и кровотечение не прекращалось. Пришла к подруге: что мне делать — погибаю! Це­лый день мы ходили по ее знакомым, и все без тол­ку. А вечером, уже у нее дома, произошло ужасное. Кровь хлынула неудержимым потоком. Все, конец? Подруга бросилась к телефону. На мое счастье, «скорая» примчалась тут же, и ехать было недале­ко. Спасли... А назвалась я не своей фамилией: точ­нее, подруга при вызове сказала, что я — Трегубо-ва из города Горького.

Прошли годы. Я вышла вторично замуж. Роди­лись дети...

Этот брак не принес мне счастья. Многое при­шлось пережить. Но самым жестоким ударом была измена мужа. Моя разлучница — Трегубова, а сына ее зовут так же, как и несостоявшегося отца трех моих нерожденных младенцев.

 

+ + +

  Как-то ночью я увидела себя над какой-то мрачной ямой, а оттуда слышались жалобные кри­ки: — Мама, мамочка!..

И вот я уже стою среди каких-то детишек, одетых в лохмотья. Они обступили меня, хватают за руки, тя­нут к себе и все приговаривают: — Мама, мамочка!

Мне страшно смотреть в их пустые глаза, жутко от холодных прикосновений. И не вырваться, не уйти от них. Старшая девочка радуется:

   Теперь ты никуда не уйдешь, останешься с нами. Я кричу:

   Пустите меня, мне надо идти. Меня дети ждут!

   Дети? А мы что — не дети? Мама, почему ты нас бросила?

Так я и проснулась под их неутешный плач...

 

+ + +

  Не думала, что столько радости может при­нести сон. Мне привиделось, будто я в каком-то обыкновенном доме, где много — восемь или де­сять — маленьких детей. Красивых, чистеньких, беленьких... Со мной еще одна женщина.

Вдруг в дверь стучат, и вторая женщина спра­шивает, кто там и что нужно. За дверью стоят не­знакомые мужчины, и один из них — аккуратно одетый, приличного вида — говорит:

   Здесь два моих сына. Откройте, я заберу их. Женщина готова открыть дверь, но я в ужасе ос­танавливаю ее:

   Это же охотник за детскими органами! Не отдавай детей, он лжет!

Тот настойчиво требует, чтобы ему отдали двух мальчиков (почему-то ему нужны именно два ма­лыша, примерно двухлетние; он называет их име­на и фамилию, говорит, что его прислала за ними жена). Пока идут переговоры, я закрываю мальчи­ков в шкаф, но, понимая, как ненадежно это укры­тие, осторожно выбираюсь с малышами через окно. И бегу, несу их обоих, крепко прижимая к себе, и не чувствую тяжести — такие они легонькие, неве­сомые так ласково и доверчиво прильнули ко мне. Бегу, радуясь тому, что удалось спасти детишек. Ведь остальные-то дети в доме торговцу органа­ми не нужны...

Просыпаюсь совершенно счастливая, словно это наяву мне удалось спасти малышей.

Господи, неужели хотя бы двоих отмолила?..

Ольга Ларькина

 

 

ОСУЖДАЕТСЯ... МАТЕРИНСТВО?

Мария скрывала свою беременность до после­днего. Живот утягивала, на работе носила широ­кий блузон, в больших карманах которого посто­янно держала руки, чтобы не так заметна была округлость фигуры. «Маскироваться» удавалось довольно долго. А около восьми месяцев, когда тай­ное уже становилось явным, она взяла на работе очередной отпуск. Декретный отпуск Мария не оформляла и потому не получила полагающихся по закону денег. А они, конечно, не оказались бы лиш­ними. И даже не встала на учет по беременности у местной акушерки. Роды начались прямо в маши­не по дороге в ближайший роддом.

Кто-то, наверное, подумал, что речь идет о пло­де мимолетной связи, о юной девушке, решившей­ся родить и воспитать ребенка без мужа. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что у Марии есть муж и дети. Родившаяся этим летом девочка стала ее четвертым ребенком. Почему же беременность, словно свидетельство о позоре, пря­талась Марией от всех окружающих? Нет, не была она горькой пьяницей и никто не лишал ее мате­ринских прав. Известие о том, что Мария ждет чет­вертого ребенка, в последние несколько недель быстро разнеслось по поселку. Местные кумушки на каждом углу судачили об ожидающемся попол­нении. И «общественное мнение» тут же вынесло Марии приговор: сумасшедшая, самой есть нече­го, а она еще нищету плодит... При этом во внима­ние не принималось, что у семьи есть огород, ко­рова и другая живность, а на земле при наличии скотины всегда можно прокормиться, только не ленись...

Вот этого «приговора», всеобщего осуждения, которое в современной деревне не бывает мол­чаливым, и боялась Мария. Насколько же извра­щено должно быть сознание людей, чтобы убий­ство младенца во чреве считалось обычным, ес­тественным явлением, а рождение ребенка, не первого и не второго в своей семье, — из ряда вон выходящим событием, заслуживающим суро­вого осуждения...

Одна многодетная мама рассказывала мне, как во время вынашивания детей ей приходилось встре­чать крайне негативное, да просто хамское отно­шение к себе. Косые взгляды и ехидные пересуды соседок — это еще что. В общественном транспор­те, случалось, так и норовили намеренно толкнуть, а то и ударить локтем в живот. Причем чаще всего

  пожилые женщины, вероятно, вырастившие соб­ственных детей.

Я сознательно изменила имя женщины и не на­зываю поселка, в котором она живет. К тому же подобная история могла бы произойти где угодно. Мораль «нового времени» царит уже повсюду. В поселковой школе, кстати, в числе первых в Самар­ской области ввели уроки полового просвещения. Конечно, не без инициативы с места.

И все-таки женщина, «...когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что ро­дился человек в мир» (Ин 16, 21). И верится, что радость материнства уже затмила у Марии пере­житое чувство тревоги.

Татьяна Трубина

 

ПО ПРИГОВОРУ ВРАЧЕЙ

Я не нашла нужных слов: звонок застал врасп­лох. Да и любые слова опоздали: младенец уже убит в материнском чреве.

А ведь молодая мама и все ее близкие так меч­тали о ребенке, уже закупили ему все приданое, придумали имечко. Еще немного, еще три месяца

  и он пришел бы в мир, и... Да что говорить те­перь об этом. Все — «бы», в сослагательном на­клонении. В этом реальном мире у неродившего­ея мальчика нет даже могилки. Его маленькое тельце аккуратно упаковали и отправили в морг.

Известно, что ждало его потом, ведь шестиме­сячный плод — это практически жизнеспособный ребенок (еще несколько лет назад врачи и аку­шерки в роддомах со всей самоотверженностью выхаживали их, и многие дети выживали); все орга­ны уже сформированы, и значит, их можно исполь­зовать в донорских целях. В этом кровавом биз­несе все идет в дело, даже зародышевые ткани совсем еще крошечного комочка плоти. Наших детей убивают на разных сроках внутриутробно­го развития — ив любом виде они превосходно годятся в пищу ненасытному Молоху. Хотите стать моложе, привлекательнее, соблазнительнее — покупайте кремы, помады и гели «на натураль­ной основе». Материала для людоедской парфю­мерии хватает, пока мы спокойно — или с угрызе­ниями совести, что не меняет дела, — отдаем сво­их чад на растерзание.

Нет, эта женщина и не помышляла об аборте. Сколько раз ее мама горько вздыхала: эх, дочень­ка, если бы я только знала, что аборты — такой страшный грех, — никогда бы не стала их делать. Все бы выросли, всех бы мы с мужем выкормили. И ты, слава Богу, замужем... Но когда дочь подели­лась с ней долгожданной радостью, мать пришла в ужас: «Ты что же, забыла — как раз в это самое вре­мя прошла курс лечения такими антибиотиками, от которых возможны всякие отклонения в развитии плода. А что говорят врачи?»

И началось мучительное метание от врача к вра­чу, и те подтверждали худшие опасения. Да, антиби­отики вполне могли повлиять на будущего ребенка. Да, — подливали масла в огонь, — а вы знаете, что вашей дочери вообще нельзя рожать эти пять лет? И дочь, готовая провалиться от стыда, рассказала маме, какой «подарочек» преподнес ей любимый супруг. Стоило ей ненадолго уехать, как он привел в дом платную «жрицу любви», заразился сам и одарил жену ужасной болезнью. Она и узнала об этом, сдав ана­лизы в женской консультации. Она простила мужу из­мену, оба пролечились, но что будет с ребенком? Внутриутробное заражение — это так опасно...

И все-таки она долго не сдавалась, убеждая всех в том, что ее дитя — это ее крест, каким он будет, такой, значит, и определил ей Господь. «Да что ты понимаешь в этом, глупая! — слышала в ответ. — Ты еще не видала, какие бывают уродцы. Зачем тебе это? А муж — он же тебя сразу бросит!..»

Последним аргументом стала экскурсия по эта­жам детской больницы, где в палатах за стеклян­ными дверьми собраны дети наркоманов, пьяниц, сифилитиков, — дети с ярко выраженными урод­ствами. Эту «экскурсию» с будущей мамой провела врач, прилагавшая особенно много стараний для того, чтобы вынудить женщину решиться на искус­ственные роды. И это ужасающее зрелище слома­ло молодую женщину. Она скрепила своим согла­сием приговор врачей...

Ей ведь не показали, сколько здоровеньких, вполне нормальных детей родилось даже у изгоев общества — и у подобных ей жертв трагически сло­жившихся обстоятельств.

Ей не сказали, что статистика лжива насквозь.

Ей не сказали — а почему ты думаешь, что имен­но твой малыш родится уродом?

И что такое урод вообще? Безрукий и безногий Григорий Журавлев — разве не был он уродом с точки зрения «самой гуманной в мире» науки — медицины? А он зубами держал кисть и писал ико­ны! Какой же это урод? А слепенькая Пелагея Ря­занская? А горбатенькая схимонахиня Макария? Их ведь тоже могли бы загубить во чреве, чтобы «не плодить уродов»... Сколько праведников мы убили — кто сочтет?

И это — крайние случаи, когда действительно рождаются дети «с отклонениями». Но у ее-то уже убитого младенца врачи даже не нашли, что пока­зать в доказательство своей правоты, — скоренько убрали с глаз долой. Знакомый священник расска­зывал, как его жене по причине болезни медики зап­рещали рожать второго ребенка. Тоже чего только не пророчили! А девочка родилась — такая слав­ненькая, растет, как все дети, — и болеет, и упря­мится иногда не по делу, и пошалить не прочь. Да ведь растет, радует родителей и радуется жизни!

А сколько еще известных мне женщин отказались убивать своих детей, казалось бы, обреченных на уродство.

Надежда сама от младенческих пелен больная, инвалид второй группы. Получает грошовую пен­сию, у мужа постоянно проблемы с работой. Ей и первого-то «не рекомендовали» рожать, а уж вто­рого и третьего... «Ты же вся пропитана лекарства­ми, разве у тебя будет здоровый ребенок?» — воз­мущались врачи. Ее и на учет по беременности не хотели брать.

И последний сынок впрямь родился ослаблен­ный. А как же, ведь его извлекли на свет Божий на месяц раньше срока, сделав кесарево сечение. Вра­чи говорили — не выживет, и Надежда сама окрес­тила сына в больнице. А выписавшись, принесла его в церковь, чтобы восполнить крещение по пра­вославному обряду. Причащать детей так часто, как надо бы, не получается, — трудно с тремя ма­лышами, — но Надежда старается приводить их к Святой Чаше хотя бы один-два раза в месяц. И дет­ские болезни отступают. Трехлетний Сереженька — жизнерадостный симпатичный карапуз...

Два года назад я познакомилась с женщиной, у которой очень тяжело болен маленький сынок. В пять лет Владик совсем безпомощен: ручки и нож­ки слабенькие, ни ходить, ни ползать он не может. И говорить пока не умеет — открывает ротик и силится что-то произнести, но не получается. Дет­ский церебральный паралич... Но что за дивный это ребенок! Я смотрела на него — и не могла от­вести глаз от лучащегося ангельским светом ли­чика. Это воплощенная доброта, это живая лю­бовь к маме и бабушке, к папе — да, даже к нему, не выдержавшему тяжести такого испытания и бросившему жену с больным ребенком. Легко ли Вере, оставшейся без средств к существованию, без надежной опоры в жизни? Многие осудили ее: что за глупая, из-за ребенка потеряла мужа! По­меньше бы со своим Владиком в церковь ездила да по святым местам. И рожать урода было неза­чем... Что скажешь «умным» людям? Им не понять радость матери, запрятавшей глубоко в сердце слова санаксарского схиигумена Иеронима: «Владик будет ходить!» Это ее крест — и ее радость, ее боль, мука и счастье. Ее жизнь.

...Я не судья в этом деле, и мне до боли сердеч­ной жаль женщину, так и не ставшую матерью. Жаль — ведь за этот грех ей придется дать ответ. Доколе же, Господи, мы будем жить чужим умом? Слушать, что скажут всезнающие соседи, медики и родня? Да есть ли у нас кто-то роднее, чем этот крохотный младенец во чреве, что, может быть, сейчас бьется в испуге и молит немыми устами: мама, не убивай! Мамочка, пожалей меня, не уби­вай! Родная — НЕ УБИВАЙ!

Ольга Ларькина

 

ПОКАЯННОЕ ПИСЬМО

«Я — грешный монах Моисей — виноват перед всеми вами, чтущими эти строки, перед живущими, усопшими и будущими родиться, наипаче перед не­рожденными младенцами в страшном злодеянии.

Работая в Иркутской больнице № 10 в 1977 году, я обучал убивать нерожденных младенцев точеч­ным массажем сразу после зачатия и на всех сро­ках беременности. Не только обучал, но и своими руками творил эти злодеяния. Эти страшные пре­ступления я, безумный, творил 14 лет, разъезжая по всей России, обучая этому всех, кто только со­глашался меня слушать — в школах, на заводах, в больницах, клубах. Вопль нерожденных, загуб­ленных мною и по совету моему, младенцев, вопи­ет об отмщении...

В1998 году Архиепископ Брянский и Севский Мел-хиседек обратился ко всей России с призывом к рус­ским людям молиться за младенцев, чью жизнь не сберегли. Он назвал Иродов грех убиения во чреве главной причиной всех и всяческих трагедий, болез­ней и того смутного времени, которое мы пережива­ем. К молитве за убиенных младенцев призывает всех и афонский старец иеросхимонах Рафаил. Мы видим, как в семьях, где живут неисправимые пьяницы, нар­команы, блудники, молитва совместная о загублен­ных чадах буквально творит чудеса обращения и ис­целения. Видим, как укрепляются семьи, как дети вновь начинают любить родителей и как многие ро­довые хронические заболевания оставляют эти семьи.

После всего пережитого самым большим моим грехом будет не донести до каждого российского собрата и сестры о страшном грехе детоубийства.

...Как посмотрю в глаза тем матерям, кого учил убивать и прелюбодействовать — ибо сначала грех прелюбодеяния, а затем только — чадоубийства! Как посмотрю в глаза тем детям, кого убили с моей «легкой» руки или по моему совету. Но как мне смот­реть в глаза тем миллионам невиновных младен­цам, коих могли бы вызволить из темницы, если бы я малодушно не спал, не молчал, когда нужно во­пиять на весь мир в посте, плаче и рыдании!

Простите меня, дорогие мои, низкопоклонно умо­ляю вас о молитве за падшего современного Иуду и Ирода-чадоубийцу монаха Моисея. Чтобы мне не спать по ночам, но стоять у Святого Гроба Господ­ня на Божественной литургии и оплакивать страш­ные злодеяния мои, чтобы мне неложно творить до­стойные плоды покаяния — всю оставшуюся жизнь учить уже не убивать, но поднимать на небо тех, кого убивали почти 70 лет.

Буду умолять Всемилостивого Господа наше­го Иисуса Христа и Заступницу Усердную «Взыс­кание погибших», чтобы спаслись все до едино­го, кто услышит этот вопль мой и откликнется мо­литвой, милостыней, поклоном о спасении греш­ного монаха Моисея.

Да благословит вас Господь!

Да просветит всех нас Господь Духом Своим Святым, да откроет всем радость покаяния — Пре­ображения еще до Второго Пришествия. И да бу­дет тако со всеми нами.»

Дни прославления Святых Царственных Мучеников.

15 августа 2000 года

 

АНАЛИЗ

Этот случай произошел так давно, что я уже ус­пела его призабыть. А вспомнить меня заставили слова одной молодой девушки на Православном интернет-форуме: «Существуют аборты по меди­цинским показаниям. И оставить ребенка-дауна, ребенка с нарушениями умственной деятельности и прочими неизлечимыми заболеваниями решится мало кто даже из истовых верующих...».

Пусть эта история, рассказанная мне ее главной героиней, станет ответом на вопрос девушки.

...Не знаю, как меня угораздило согласиться сдать этот злополучный анализ... Пообщавшись на днях со мной, врач-генетик местной женской консульта­ции сказала, что у меня отягощен генетический анам­нез — это значит, что мой ребенок может родиться больным. «Болезнь Дауна — это очень серьезно, — сказала доктор. — Вы должны пройти обследова­ние и в случае положительного результата делать аборт. Но у вас уже очень большой срок, так что не знаю, что мы с вами будем делать...»

Такой анализ стоит довольно дорого для про­винциального городка, и работники генетической консультации своеобразно решают эту проблему: они из одной дозы реактива ухитряются сделать четыре анализа разным женщинам, и получается, что платить надо только четвертую часть стоимо­сти. Я сдала кровь и спокойно пошла домой, пло­хого предчувствия не было — была уверенность, что все хорошо, просто хотела еще раз убедиться.

Плохо стало через несколько дней, когда меня пригласили в консультацию и сказали, что анализ положительный, обругали за то, что поздно обра­тилась, и назначили дату аборта — через четыре дня. Я вышла из больницы сама не своя, держась за стену. Проходящие мимо пешеходы спрашива­ли, не нужна ли их помощь, но нет — мне тогда ник­то не мог помочь.

Я не знала, куда идти и что делать, но знала, чего ни в коем случае делать нельзя — соглашаться на аборт. Нельзя убивать своего нерожденного ре­бенка только за то, что ему не повезло быть здо­ровым. Решила домашним ничего не говорить про анализ до самых родов. Домой идти не хотелось. Побродив по городу и от души выплакавшись, ста­ла вспоминать, у кого из моих знакомых такие же дети, и вспомнила двоих. Одна из них, Женя, бух­галтер из ЖЭКа. Хотя мы мало знакомы, я решила на следующий день пойти к ней. Её дочке уже во­семь лет. Я почему-то не подумала, что это неэтич­но — вот так вторгаться в чужую семью: было боль­но, и я искала обезболивающее.

Женя с дочкой и мамой жила в частном секторе, был субботний полдень, когда я пришла. Первой меня увидела дочь Жени Леночка, которая соби­рала яблоки возле забора, потом вышла Женя. Я сразу прямо сказала ей, с чем пришла, рассказала, как я счастлива была еще несколько дней назад, что у меня будет ребенок, как меня напугали в кон­сультации, как неожиданно для меня все это.

— Я не вправе советовать тебе что-либо, — ска­зала Женя. — Мой муж ушел через год после рож­дения ребенка именно из-за трудностей. Он наста­ивал, чтобы я отдала дитя государству, после того как я категорически отказалась — ушел.

   А тебе очень трудно? — спросила я.

   Я люблю ее, эти дети, если их воспитывать с любовью, очень ласковые, очень привязаны к дому, к родным, любят природу и животных. Конечно, надо приложить много труда, чтобы ребенок по­лучил хоть какое-то интеллектуальное развитие. Да и народ у нас невоспитанный: идешь по улице с ребенком, могут и пальцем показывать... Она при­гласила меня на чашку чая за столиком в саду, мы еще о многом говорили, потом подошла Леночка — и, скажу честно, этот ребенок меня очаровал: де­вочка очень старательная и добрая к окружающим, несмотря на то что ей все дается намного труднее, чем обычным детям. «Мама, не уходи», — просила Леночка, когда Женя хотела проводить меня до калитки. Женя осталась, присела возле девочки и взяла ее за руку, Леночка обняла и поцеловала свою маму. Все. Сомнений во мне больше не было ни капли, мое решение оставить ребенка окрепло.

Роды планировались на середину декабря, и я уже сейчас назвала ребенка Андрюшей.

По соседству с одной моей подругой жила ста­рая женщина, ее сын Витя тоже даун. Ему уже трид­цать лет, он у нее пятый, самый младший ребенок.

   Трудно ли вам с ним? — спросила я, повстре­чавшись с ней.

   Как тебе сказать... Другие дети взрослеют, а эти навсегда остаются детьми, им нужна забота всю жизнь...

Значит, и мой ребенок никогда не повзрослеет... Андрюша... Мы с тобой счастливы сейчас, нам све­тит утреннее солнце, под ноги с нежным дуновени­ем ветерка падают листья каштанов, ты напоми­наешь о себе, легонько толкая меня ножками... Наше счастье не закончится днем родов, мы будем счастливы и тогда, когда я увижу тебя, и, обещаю, никакие трудности меня не испугают!

Я успокоилась и жила своей обычной жизнью, только иногда возникали вопросы: «За что?», «За что?» «Почему именно я?» И тогда мне встретилась прекрасная молитва святителя Филарета Москов­ского. Там каждая строка стоит того, чтобы ее за­помнить и принять как жизненный ориентир:

«Господи! Не знаю, чего просить у Тебя! Ты один знаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя.

Отче! Даждь рабу Твоему, чего и сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утеше­ния. Только предстою пред Тобою, сердце мое от­версто. Ты зриши нужды, которых я не зрю.

Зри! — и сотвори со мною по милости Твоей. По­рази и исцели, низложи и подыми меня. Благого­вею и безмолвствую пред святою Твоею волею и не­постижимыми для меня Твоими судьбами.

Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молоться. Сам во мне молись. Аминь».

Да, Бог знает, что делает, кому что посылает. Я часто читала Евангелие, жития святых, молилась, думала.

Ах, Андрюша, не быть тебе воином Христовым... Таких, как ты, Бог посылает в мир, чтобы дать нам, грешным, возможность стать терпеливыми, забот­ливыми и сострадательными, а вам дает Свою ми­лость, а потом Царствие Небесное.

День родов — 17 декабря. Все как у всех — боль, ожидание, усталость и еще перед первым криком малыша слова акушерки: «Поздравляем... у вас де­вочка!»

Девочка? Как девочка? А где же мой Андрюша?

  Бедненькая, совсем замучилась, — гладит меня по голове пожилая врач. — Через пару лет приходи за Андрюшей, когда нянька подрастет. А девочка хорошая, здоровенькая, а голос-то громкий какой!

Девочка... Я очень устала и поэтому сразу за­сыпаю.

Просыпаюсь вечером. Пока спала, меня перевез­ли в послеродовую палату. Я начинаю понимать, что случилось: были четыре пробирки с кровью, и мою пробирку случайно поменяли с кем-то. Андрю­ша родился у другой женщины, а может, еще не ро­дился? Кто-то ждет здоровую девочку...

Принесли моего ребенка и как-то небрежно поло­жили рядом со мной. Я прикоснулась к ней, поцело­вала — вот ты какая, дочка моя... Так неожиданно... Ты прости, так получилось, что я называла тебя Ан­дрюшей. Я не подбирала тебе имя, но сегодня день святой великомученицы Варвары, значит, ты — Варварушка. Я смотрю на тебя, а ты всем своим видом, не по-земному спокойным, устремленным внутрь, как будто отвечаешь: «Конечно же, я — Варвара».

И мне захотелось молиться, не то чтобы за нее или за себя — нет, было чувство уверенности, что

Бог нас не оставит — просто благодарить Гос­пода за все, что он нам посылает. Вскоре под окно пришел муж — радостный, весь в снегу. Он, увидев меня, стал вытягивать из пакета «драго­ценности»:

— Смотри, это соска, импортная! Это ползунки, сейчас будут великоваты, но я на потом купил — цвет красивый. Вот погремушка — такая только одна была в магазине! А это белый пушистый кот, если нажать на бок, он слышишь как мяукает? По размеру, наверное, сейчас больше нее будет... Что-то я забыл сказать... А, вспомнил! Денег дома боль­ше нет! Но поверь, у меня зарплата на днях!

И я рассмеялась — так смеются после тяжелых ис­пытаний и многих скорбей, когда уже все позади. Со мной мой простодушный добряк-муж, родные и Бог, Он всегда был со мной, я ведь не была одинокой с того злополучного момента...

«Благоговею и безмолвствую перед непостижимы­ми для меня Твоими судьбами...» Как же хорошо я поступила, что никому не говорила про анализ! Все были спокойны, все спокойны и теперь... вот только где же Андрюша?

Мальчик родился в этом же отделении через два дня. Его мать Юлю я узнала сразу, она была одной из тех трех женщин, с которыми я платила за ана­лиз. Юля ждала здоровую девочку.

Роды были тяжелыми, и она все еще находилась в отдельной палате, когда пришла в себя, ей ска­зали, что ребенок с аномалией развития, и пред­ложили оставить в роддоме. У нее была истерика:

«Как же так! Ведь я сдавала анализ, и все было хорошо! — плакала она. — Если бы знала, то сде­лала бы аборт!» Я представляла, как ей сейчас трудно, но чем я могу помочь? Имею ли я право вмешиваться? Когда выключили свет, не могла уснуть, пыталась молиться, просила Бога указать мне, что делать. Молитва была нестройная, пере­бивалась разными посторонними мыслями, так я и уснула.

На следующий день пришла врач и сказала, что нам с дочкой можно идти домой. Я позвонила мужу, он сказал, что сможет забрать меня только в полдень, до полудня оставалось три часа... Гос­поди, как мне поступить? Что будет, если я пого­ворю с ней? В самом худшем случае она меня про­сто проигнорирует, ну может быть, примет за не­нормальную. А если не пойду и она оставит ре­бенка в роддоме? Буду жалеть всю жизнь. Пред­стоял нелегкий разговор.

Я приоткрыла дверь палаты. Юля стояла спиной ко мне и смотрела на окно, которое все больше за­липало мокрым снегом. Услышав скрип двери, обер­нулась. Худенькая блондинка лет тридцати, глаза запухли от слез, волосы собраны резинкой в «хвос­тик», на шее янтарное ожерелье. Она вопрошающе посмотрела на меня. Я не знала, с чего начать раз­говор, и сказала:

  Вы не против, если я сяду?

  Садитесь, — она указала на стул недалеко от двери. — Не знаю, стоило ли мне приходить, — начала я, — я очень долго думала и все-таки реши­ла зайти к вам, чтобы рассказать все, что со мной случилось, выслушайте меня, пожалуйста.

   Не волнуйтесь, я слушаю, — ответила она. И я рассказала обо всем, с того момента, как сдала анализ, и до дня родов.

   Это вы пришли рассказать мне, как вам по­везло и как у вас теперь все будет хорошо? Что ж, довольно цинично! У вас все?

   Нет. Поймите, мне намного проще и спокой­нее было бы не безпокоить вас, но почему-то хо­телось поделиться с вами тем, чему сама научи­лась за те месяцы, когда думала, что у меня будет больной ребенок. Простите, у меня ничего не по­лучилось.

   Почему же, получилось! Я просто завидую тому, как у вас все хорошо получилось. Была бы я на вашем месте...

   На моем месте? Подумайте и ответьте честно хотя бы себе, что бы вы сделали, если бы вам ска­зали, что не надо портить себе жизнь, лучше изба­виться от больших проблем, сделав маленькую опе­рацию? — не удержалась я.

   Нечего лицемерить, сделала бы сразу аборт.

   И убили бы своего здорового младенца, если бы были на моем месте! На ее глазах я заметила слезы.

   Уходите! — громко сказала она.

   Да, уйду. И простите меня, пожалуйста, ради Бога.

   Ради Бога? За что Он дал мне такой груз? За что заставляет меня мучиться всю жизнь? Ответь­те мне, как вы могли не потерять веру в Него, зная, что носите ребенка, который будет вам не в ра­дость, а в наказание за непонятно какие грехи?

  По милости Его, — ответила я. — Еще раз прошу прощения за то, что пришла и потревожи­ла, и прошу вас, любите своего сыночка только за то, что Господь послал вам именно этого ребенка. Я могу поделиться с вами той молитвой, которая поддерживала меня все это время.

Я взяла на тумбочке лист бумаги и написала мо­литву святителя Филарета.

   Я пойду. Крепитесь.

   Да... Простите меня.

Она держала в руках листок с молитвой. Господи, помоги ей достойно нести нелегкий крест!

Алла Проскуровская,

г. Староконстантинов, Хмельницкая область

 

НЕ УЧАСТВУЙТЕ В ДЕЛАХ ТЬМЫ...

У худенькой Наташи обозначился животик! На­дежда, обрадовалась за подругу: будет у ее Димки братик или сестричка... И муж, наверное, ждет — не дождется?

А Наталья нахмурилась:

  Не буду я рожать. Куда — квартира одноком­натная, больших денег ни Сергей, ни я, не получа­ем. Куда нам второго...

  Да ты что! — изумилась Надежда. — Как мож­но — ребеночка убить! Помнишь, сама ведь жале­ла, что по глупости сделала аборт. А теперь что — по уму? Да с такими сроками, кажется, и не делают абортов.

  Делают искусственные роды.

Надежда не удержалась от слез. Вспомнила, как в больничной палате ее подруга по несчастью, Лена, — обе они тяжело больны, — разоткровен­ничалась, рассказала о своей любовной драме. Когда поняла, что «жених» и не думает брать ее в жены, заметалась. Что делать? Оставлять ребенка — позор, что люди скажут! Нет, надо идти к вра­чу... А гинеколог сразу предложила: срок большой, сделаем искусственные роды.

Дело было зимой, и когда шестимесячный маль­чик появился на свет, когда зашелся в своем пер­вом и последнем крике, ребенка вынесли голень­ким на балкон чтобы он замерз там и умер, а все его органы остались здоровыми, пригодными для дальнейшего использования...

Лена лежала в палате и слышала сквозь стек­лянную дверь, как жалобно плачет ее умирающий мальчик. Как затихает его отчаянная мольба о спасении...

Наталья спокойно выслушала этот рассказ. Ни одна жилка не дрогнула на безчувственном лице.

  Я уже обо всем договорилась.

  Да в этом ли дело, Наташа! Ведь ты сама по­коя и сна лишишься, будешь слышать плач своего ребеночка...

   Переживу, не бойся.

   Наташа, а если Бог тебя через сына нака­жет? Если Димка умрет? Ведь бывали случаи: жен­щину отговаривали от аборта, она же — вот как ты — заупрямилась, сделала аборт, а дома в это время ее малыш погиб, уж не помню от чего. А еще было при мне — привезли в больницу пострадав­ших в аварии. Муж и жена пожилые, покалечились, а единственный их сынок, четырнадцатилетний, был в коме. Умер дня через два или три. Так ведь как его мать плакала, как убивалась, корила себя за то, что родила одного...

   Я еще молодая, надо будет — рожу.

   А если Бог не даст больше детей? Что тогда?

   Буду к Аленке ходить, она недавно родила, с ее Илюшкой понянчусь — и ладно.

Горько и тяжело было на сердце у Надежды. Что еще говорить подруге, если она ничего не хочет слышать? Если готова со спокойной душой прине­сти кровавую жертву Молоху...

Через несколько дней Наталья пришла к Надеж­де и попросила:

  Пусть у тебя Димка до вечера побудет. Я на анализы иду...

Надежда молча согласилась, хотя знала, для ка­кого черного дела нужны эти анализы.

... Вечером у Надежды заболели ее собственные дети. Утром были здоровехоньки, а к вечеру запыла­ли огнем. Кое-как таблетками и уколами, а главное — святой водой и молитвами вытянула детишек из болезни. Но у среднего сына, четырехлетнего Колень­ки, ладошки стали красными, словно обожженными. Словно кровь младенца, убиенного не без молчали­вого содействия мамы, запеклась на его ручках.

Долго, долго еще оставался этот красный след на обеих ладошках мальчика.

Ольга Ларькина

 

«Я ТОЖЕ ПРИЧАСТНА...»

Я хочу покаяться не в убийстве собственного ре­бенка — в этом грехе я, слава Богу, не повинна. Зна­комую, о которой пойдет речь, на непоправимый поступок толкнули отчасти мои слова, сказанные в припадке горячности (хотя это ни в коей мере их не оправдывает). Как издавна говорят на Руси: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь!»

Так получилось, что самые бурные годы пере­стройки, коренным образом изменившие жизнь нашей страны, совпали с моей студенческой юно­стью в Москве. Нам было по 18-20 лет, и мы, как губки, восторженно впитывали все, что происхо­дило вокруг, открывая для себя жизнь с неизвест­ных доселе сторон. Бегали на митинги, нашумев­шие спектакли, выставки и рок-концерты, жадно читали и обсуждали газетные и журнальные пуб­ликации, слушали запрещенную ранее музыку. В нашей комнате общежития вечно «тусовались» неформалы всех возможных мастей: хиппи, панки, члены разнообразных политических объедине­ний, самодеятельные рок-музыканты и прочая бо­темная публика, коромыслом висел табачный дым и полуночные беседы запивались литрами чая и более крепких напитков.

У моих соседок по комнате была подруга по име­ни Ольга, на которую я, недавняя «домашняя девоч­ка», смотрела с немалой долей ужаса. Ольга давно ушла из дома и жила по всевозможным тусовочным «флэтам», курила, сквернословила, не чуждалась нар­котиков, не говоря уже о приверженности так назы­ваемой «свободной любви». И наконец произошло то, что должно было произойти — Ольга «залетела». Решение было однозначным — аборт. Но за день или два, обсуждая в нашей комнате предстоящее собы­тие, она вдруг произнесла полушутя, полусерьезно:

  А может быть, все-таки родить? Будет «бэбик»...

  Ага, конечно, рожай! — подхватили девчон­ки. И... бурно веселясь, начали вместе с Ольгой рас­писывать друг другу «радужные» перспективы Ольгиного «бэбика». Слушать это было невыноси­мо, и я, не выдержав, сказала зло: «Тогда тебе дей­ствительно лучше сделать аборт!»

Пауза, и... все разразились дружным хохотом. «Вот так, значит. Решили судьбу!» — как-то удивленно воскликнула одна из моих соседок. «Ну, решили так решили», — махнула рукой слегка сникшая Ольга.

...Ольга вернулась через несколько дней, и все пошло по-прежнему. Но когда она рассказывала в нашей комнате о кошмарных подробностях аборта, о том, что врач долго не мог найти голо­ву младенца, я вдруг, с ужасом и раскаянием вспомнив свои недавние жестокие слова, почув­ствовала (осознала я это значительно позже), что непоправимое уже произошло, и что я тоже причастна к убийству Ольгиного ребенка. Я оправ­дывала себя тем, что Ольга давно уже все решила и мои слова не сыграли никакой роли, что этому ребенку, зачатому в пьяном угаре (Ольга даже не помнила, кто был его отцом!), быть может, дей­ствительно лучше было бы не родиться... оправ­дывала, но не находила оправдания.

Теперь, через десять лет, молясь о прощении сво­ей вины, я с горечью и сожалением думаю: а может быть, рождение ребенка изменило бы Ольгину жизнь? Ведь человек она, в сущности, очень не­плохой, а вспоминая, как она по-матерински опекала малолетних панков, легко представить, что необхо­димость заботиться о крошечном родном человечке сделала бы ее хорошей матерью. И, бросив ей в лицо непоправимо злые слова, я совершила двойной грех: не только подтолкнула к убийству беззащитного ма­лыша, но, осудив Ольгу, отказала ей в праве на мате­ринство, в милосердно дарованном Господом шансе отпасть от прежней, греховной жизни.

Ведь даже среди фарисеев, которых Христос считал значительно дальше от Царства Божия, нежели разбойников и блудниц, не нашлось того, кто посмел бы кинуть камень в грешницу, услы­шав от Господа: «Кто без греха, пусть первым бросит камень!» (как же далеки тогда были от меня эти евангельские слова!). Гордясь собствен­ной «праведностью» (хотя и далеко не благодат­ного свойства — я тогда еще не была крещена), тем, что не поддалась на многие соблазны, кото­рыми изобиловала вольная жизнь вдали от дома и родителей, я не понимала тогда, что грешна ничуть не меньше, а может быть, даже больше. Ибо те пороки, которые я осуждала в своих свер­стниках, все же менее сташны чем фарисейская гордость, так как оставляют в глубине души чув­ство вины и опустошенности: об руку с блудом следует одиночество, а после алкогольного и нар­котического опьянения наступает «ломка»; сло­мить же фарисейскую гордость и привести к по­каянию порой может, как это ни прискорбно, лишь более глубокое падение... Прости меня, Господи!

Надежда

 

СПАСЕННЫЕ  ИЗ  ОГНЯ

    Кинель-Черкассы... Здесь блаженная Мария Ивановна раньше жила, — сказала, подойдя ко мне, женщина в одежде спортивного стиля. Я встрепе­нулась, настроившись на рассказ о блаженной ста­рице. Дальняя дорога, да еще после увиденных во­очию великих чудес (мы возвращались из Державино от мироточащих икон) располагает к особой, исповедальной тональности разговоров. А проплы­вающие мимо села будят в душах людских связан­ные с ними воспоминания.

Раньше-то я жила — не задумывалась, как живу. Вроде бы, все аборты делают — и я двух своих дето­чек загубила. Жалела не их, а себя: зачем нищету пло­дить да быть посмешищем у «разумных» людей?

Только один раз увидела я во сне: дом горит, и в огне мечутся, погибают двое малышей, заходятся в крике! Так мне их жалко стало — все кругом ру­шится, а я бегу, хватаю их и вытаскиваю из огня. Тяжело мне и страшно, и огонь жжет — бросить бы их да спасаться самой, а я не могу: сгорят малышечки!.. Вынесла на свет Божий.

Вот когда я поняла, что натворила! Хоть кри­ком кричи —не поможет. Так и стоят перед глаза­ми эти деточки, охваченные пламенем. За что я их, невинных, в адский огонь бросила? И как спасти?!

И подсказали мне, что в Кинель-Черкассах жи­вет Божия праведница, что многим людям она по­могает советом и молитвами. Приехала я к ней, а она одно только и сказала: «Молись, молись!» И сама стала за меня, окаянную грешницу, молиться.

И твердо решила ребеночка родить, чтобы через тяготы хоть как-то искупить свою мерзость. И по ма­тушкиным молитвам понесла! Теперь вот растет у меня доченька, и столько радости она мне дает, столько счастья!

А о детушках своих убиенных я молюсь. И страшная скорбь, что меня так мучила, теперь прошла. В душе умиротворение и светлое чувство, словно Господь моих чадушек из огня вынес, обо­грел их Своей лаской, — и они меня простили.

Дал бы Бог!..

Ольга Ларькина

 

«ГДЕ СЫН ТВОЙ?..»

   Я сегодня побывал на том свете, — Владимир вышел из спальни с белым без кровинки лицом.

   И что ты там видел? — без особого интереса спросила его жена — так, лишь бы не молчать; уж столько наслушалась всякого от неверующего мужа, что и не ждала ничего, кроме очередного ко­щунства. Но муж ответил серьезно:

   Все! Я и был там, может быть, какие-то секун­ды, а увидел все... Вдруг — уж не знаю, сон это был или явь, — оказался в каком-то ровном пространстве, вроде бы в степи. Я стоял почему-то совершенно го­лый среди таких же голых людей...

   Ну правильно: нагими приходим мы в мир, на­гими и уйдем, — сказала жена. — Там не укроешь под одеждой свои изъяны и греховные язвы... Прав­да, говорят, что праведники приходят на Суд Божий в белых одеяниях — но это их молитвы и добрые дела покрывают все грехи. Так что же было с тобой?

   Какой-то приятный голос (баритон или что-то подобное) стал спрашивать меня. Нет, это не был допрос... Он как будто жалел меня. Но Он знал обо мне все! — я это понял, — и все-таки спраши­вал о моей жизни. Я удивился, когда Он спросил:

   А где твой Саша?

   Какой Саша? У меня только три дочери. Был еще сын — его забрала с собой моя первая жена, но его зовут Сережа. Нет у меня никакого Саши!

И тут я вспомнил твои слова, что нельзя умирать нераскаянным. И я сказал:

— Я не могу уме­реть сейчас, негото­вым! Я же еще ни разу не причастился, не исповедался...

И тут же я очнул­ся на кровати. Лежу, весь в поту, дыхание сдавило — не могу дышать. Кое-как, еле-еле собрался с силами и задышал... — Что же это за Саша? — размышляла вслух жена. — А твоя первая жена не делала абор­та? Или другие твои женщиды?

— Кто их знает... — И вдруг Владимир вспых­нул багровым румянцем стыда- — Саша!.. После армии я впервые сблизился с женщиной, на шесть лет старше меня. Она забеременела и хотела на­звать ребенка Сашей, в честь первого мужа. Но я не хотел на ней жениться, и она сделала аборт.

Ольга, г. Самара

 

НЕРАСКАЯННАЯ ДУШЕНЬКА

— Никак хоронят кого-то? — женщины в очере­ди^ зашевелились, оглядываясь на пустынную в этот час дорогу. По правой стороне в полной тишине, без музыки и громких причитаний, медленно дви­галась жалкая процессия: запыленный грузовик с откинутым бортом и несколько человек, идущих за гробом.

  Да Катерину же, Митиху! — взгляды женщин оживились, загорелись сочувствием. Как видно, умер­шую хорошо знали. Это у меня, приезжей, знакомых в этой вятской деревушке раз-два и обчелся, а так все тут как на ладони. И Катерину, похоже, искренне пожалели — из-за неожиданной ее смерти.

Только одна старушка угрюмо покачала головой:

   Грех-то какой... Хлеще, чем самоубивство!..

   Какой грех? — не сдержала я любопытства.

   А че — грех он и есть грех. Хоть ты его абор­том назови, хоть как, — отозвалась моя соседка Августа — мы в очереди за хлебом стояли рядом. — У ней, вишь, Катерины — от, ужо четверо ребенков, дак она в больницу постыдилась, сама аборт сделала и померла. Сама была баская, токо больно тихая... Кому детей оставила? Щас-то их ейная мать к себе увезла, на неделю. Да ведь ненадолго. Сама старуха... Митька теперя еще боле запьет!

   Запье-от, — подтвердила другая бабка. — И пошто она, безпутая, в больницу не пошла!

   А то в больнице не помирают, — возразила все та же суровая старуха в темном платке. — Клавка Спиридониха — тоже от аборту померла. Скоко она их поубивала, невинных ребятенков, вот и померла. Тоже все боле умная была, всех учила — жить, мол, не умете. Куды детей клепате? Вот, мол, я нищету пло­дить не стану. Уж у ней ли не у ней дети обуты и оде­ты, краше некуды. А теперя че? Осиротила малых, вот и ум-от, вот и богачество. С мачехой-то, гляди, наплакались обое...

   Ну тя послухать, дак надо кажного рожать! — отмахнулась полная Лидия. — Прям вот десятками ребенков облепить себя и нужду хлебать...

   Да лучше нужду хлебать, чем безвинных уби­вать! — старуха выпрямилась, глядя со сдержан­ной скорбью. — Вот скажи-ка мне, мудрая умни­ца, где теперя ее душенька — Клавкина-то — об­ретается? И куды Катерину Господь определит?

  Ой да не знаю я ниче, — поскучнела Лидия.

  Это ты все в церкву ходишь за сорок-от верст, а нам грешным недосуг.

  А ходила бы — дак знала бы, че к чему. Двойной ведь грех-от, дите убить и самой без по­каяния загинуть. Как ведь Христос сказал — от: «В чем застану, в том и сужу». Дак вот она, не­раскаянная душенька прям с убиенным ребятеночком и идет ко Господу, как разбойник с за­губленной душой... И руки у ей, и подол весь в крови. А деточка малая восплачет ко Господу: «Рассуди меня, Боженька, с родимой моей ма­менькой, лютой убивицей!..»

Могильным холодом потянуло от ее слов. Все невольно замолкли, как-то съежились. Я оглянулась

  похоронная процессия была уже в конце улицы. Еще немного, и опустят гроб в уже стылую землю, за кладбищенской оградой, где хоронят самоубийц. И даже креста не поставят на могилке...

Ольга Ларькина

 

И СЕРДЦЕ ОМЫЛОСЬ СЛЕЗАМИ...

Супружеская моя жизнь началась банально. Друзья познакомили нас с будущим мужем. Мы по­встречались, сблизились... — и я забеременела. За­тем свадьба, рождение сына.

Все вроде бы складывалось нормально. Но весь ужас был в том, что с самого детства нас убеждали и в школе и дома, что ребенок — только тогда че­ловек, когда родится, а до того, во чреве матери — это кусок мяса, не более... И аборт воспринимался как обычная операция, что-то вроде удаления зуба.

Напичканная такими представлениями, я не заду­мываясь убила троих детей, которых Господь посы­лал нам после рождения сына. Муж до этого выпи­вал, да и жили мы бедно. Но после убийства (созна­тельно не употребляю слово «аборт», ибо вещи надо называть своими именами!) стало еще хуже. Муж стал пить еще больше, избивал меня, а когда бросил пить, то стал гулять с другими женщинами. Когда же он захотел сойтись с одной из них, тут-то на меня и сни­зошло озарение — все это наказание от Бога.

Стала я потихоньку воцерковляться. Ходила в церковь и молилась, чтобы Господь спас мою семью. Стала исповедоваться, причащаться. И, слава Богу! —муж вернулся в семью. Но, огля­дываясь назад, я теперь понимаю, что мое раска­яние в грехе детоубийства было лишь на уровне головы, но не сердца. Я умом лишь понимала, что это грех. Из-за отсутствия информации о том, что представляют собой средства предохранения (спираль и таблетки), я смело пользовалась ими. И вот совсем недавно я прочитала откровения вра­ча-гинеколога, где говорилось о том, что и спи­раль, и таблетки-убийцы. Они вовсе не препят­ствуют зачатию, а убивают уже зародившегося ре­бенка. Это было страшное открытие! Тем более, что читала я эту книгу сидя рядом со своим кро­шечным малышом (через двенадцать лет после первенца у нас родился еще сыночек). Смотрю я на него, такого милого, родного, — и вдруг пред­ставила себе так ясно, как вот таких же родных деточек я убила, как им отрывали ножки, ручки, сплющивали и отрывали головки; как они, не в си­лах защититься, открывали ротики в безмолвном крике...

От ужаса защемило сердце, рыданиями перехва­тило горло. Уже не умом, а всем сердцем я осознала глубину своего падения.

Что же это мы делаем? Возмущаемся, когда по телевизору показывают фаши­стов или маньяков, убивающих чужих детей, а сами спокой­но идем убивать своих род­ных детей! Мы же хуже зверей! Любое жи­вотное пожертвует собой ради своего потомства, а мы?..

Проревела я весь вечер и все время молила Бога: «Про­сти, Господи! Я больше не буду...»

А плакать было от чего, так как после родов* я опять вставила спираль. Решив в ближайшие дни сходить к гинекологу и избавиться от нее, я утром понесла своего малыша к причастию в храм, а сама хотела узнать, когда будет исповедовать мой духов­ный отец, чтобы приготовиться к исповеди и при­частиться. Но его в тот день в храме не оказалось.

Я подошла к исповедующему священнику, чтобы он благословил сыночка на причастие. Надо сказать, что это был самый строгий священник нашего хра­ма. Благословляя малышей на причастие, он всегда напоминал родителям, что если сами они не готови­лись к исповеди, причащать можно только младен­цев. И вот я к нему подошла, а он посмотрел на меня и спрашивает: «Ты ничего не кушала утром?» Я ответила: «Нет.»

И тут батюшка говорит: «Иди тоже к причас­тию», — и благословил меня. Я отошла и ничего не могла понять, все сомне­валась, может, не так его поняла? Но потом почув­ствовала в сердце неизреченную радость и успо­коение: Господь услышал мое вечернее раскаяние и внял моим мольбам. Как видно, искреннее покая­ние омытое слезами, заменило мне, в исключитель­ном случае, обычное приготовление к исповеди с чтением молитв.

После причастия на душе стало легко. Как на крыльях прилетела я домой. А тут случилась еще одна радость: после Святого Причащения злопо­лучная спираль сама исторглась из моего тела. Разве это не чудо?

Как же не благодарить Бога за все милости, по­сылаемые мне, недостойной! Мне тридцать два года, и если Господь даст, то у меня еще будут дети. Это такое счастье! Я только хочу сказать: люди, одумайтесь! Прекратите убивать своих детей. Не станете вы от их казни ни богаче, ни счастливее. А пока наша земля будет заливаться кровью не­винных младенцев, а их тела использоваться для косметики и медицины, — не будет у нас хорошей жизни в стране.

Народ, убивающий свое потомство, будет обре­чен Богом на вымирание. И никакие экономические реформы не вытянут Россию из омута. Ведь кто мо­жет помочь народу-убийце?..

Только когда мы все раскаемся и омоем слезами свои грехи, только тогда и будет порядок — пен­сии и зарплаты и тому подобное.

...В троллейбусах и на телеэкранах, со страниц газет безстыдно рекламируются мини-аборты и прочие «медицинские услуги» того же рода. А представьте эти объявления без привычных ме­дицинских терминов, например: «Мини-убийство детей». Или — в аптеке: «Средства для убиения мла­денцев». Может, хоть тогда что-то шевельнется в душе?

Ксения, г. Саратов

 

ОТРАВА

Рассказ-быль

Пригородный автобус мчался все дальше от рай­онного центра. За окнами в лучах солнца ослепи­тельно сверкал белый снег. Мелькали посадки мо­лодых елей. В автобусе было шумно и весело. Дет­вора разъезжалась на весенние каникулы.

Галина отчуждённо смотрела в окно, и на душе у нее становилось все неуютнее и мрачнее. Ког­да-то она уже проделывала этот путь. Только тог­да она была гораздо моложе, и вместе с ней была ее мать. Узнав о внезапно возникшей проблеме дочери, мать постаралась побыстрее увезти ее в дальнюю, почти заброшенную деревню. Там, на самой окраине, и стоял тот дряхлый покосивший­ся домишко.

Как только они с матерью вошли в сени, на них повеяло чем-то нежилым и отвратительным. В углу висели запыленные веники из каких-то полуосы­павшихся трав и цветов.

На их стук дверь вскоре приоткрылась, и на по­роге появилась сгорбленная старуха, чуть ли не баба-яга. Галина отпрянула было назад, но мать втянула ее за собой.

В доме старухи пахло сырой плесенью. И жили­ще это больше напоминало холодный склеп, так неуютно и жутко было в нем.

  Сколько? — неприятно проскрипела старуха, пренебрежительно кивнув в сторону Галины.

  Да уж четвертый пошел,— ответила за нее мать. — Скоро весь наш позор у всех на виду будет.

  Хи-хи-хи,— снова отвратительно проскрипе­ла старуха, обнажая остатки зубов. — Натеши­лась?! Теперь плати...— ехидно добавила она, свер­кнув прищуренным глазом.

Не то от духоты, не то от ужасающей старухи Галине сделалось дурно. Ее совсем затошнило и «повело» в голове. Она опустилась на грязную ста­рухину лежанку, прислонилась к стене и долго си­дела так, пока мать не вывела ее, уже под самый вечер, на свежий воздух:

А старуха, видно, знала свое дело туго. Она сползала в сени. Принесла охапку веников. Раз­ломала их. Отрясла сухую траву. А потом долго варила все в закопченном чугунке на дымной печ­ке. Ее рот то и дело открывался, и из него скоро­говоркой вылетали непонятно переплетающиеся слова, похожие больше на какую-то несуразицу, чем на человеческую речь. Она часто, с непонят­ным наслаждением, причмокивала и похихикива­ла, будто предвкушая что-то приятное для себя.

На прощание старуха протянула матери с доч­кой приготовленное зелье.

  А подействует? — словно очнувшись, засом­невалась вдруг Галина, беря в руки закупоренную склянку с темной тягучей жидкостью.

    Еще как подействует, — осклабилась стару­ха. — Век меня будешь помнить... — и снова мерз­ко захихикала.

Тогда Галине было все равно, что говорила эта старая карга. Ей хотелось лишь побыстрее изба­виться от гнетущей «проблемы». А о дальнейшем она в тот момент не задумывалась.

Солнце почти зашло. И они с матерью едва ус­пели на последний автобус. Пока добирались до­мой, Галине все еще чудилось отвратительное лицо старой знахарки. Вспомнились ей почему-то и за­пыленные иконы, висевшие в темном углу старухи­ного жилища, будто на издевку. Их потемневшие лики безмолвно взирали на мерзкую старухину во­рожбу и зловонный быт.

Зелье сразу не подействовало. И живот у Гали­ны все так же продолжал расти, вот-вот готовый выдать ее положение. «Обманула бабка!» — в от­чаянии думала Галина. Из десятого класса она ушла и устроилась на фабрику, продолжая учить­ся в вечерней школе.

Но вот — то ли зелье все же подействовало, то ли так уж этого желала Галина... Только случилось это внезапно, на работе. Избавилась она от «не­желанного» в туалете, едва успев до него дойти. Туда по вызову и пришли медики из «скорой помо­щи», Галина сидела на полу, с отвращением и ужа­сом глядя в сторону. А рядом с ней в луже крови лежал недоношенный младенец, несостоявшийся маленький человечек, к которому его мать питала лишь неприязнь и страх. Она совсем не подозрева­ла, что вместо безформенного куска мяса (каким ей представлялся зародыш на этом сроке беременно­сти) увидит настоящего человека со всем тем, что у него должно быть, даже с мизерными пальчиками на ручках и ножках.

Если бы знала тогда Галина, какой ценой при­дется платить ей потом долгие годы за свою жес­токую глупость...

Опозорившись, Галина смирилась со своим по­ложением. И постепенно совсем перестала обра­щать внимание на косые взгляды и шепот за спи­ной. Постепенно она забыла об осторожности, так как больше не беременела. Ей даже нрави­лась теперешняя жизнь. Вскоре, после случивше­гося с Галиной, ее мать неожиданно умерла. Не­долго побыв в трауре, Галина, что называется, зажила в свое удовольствие. И не было уже при­чин безпокоиться о внезапных последствиях этой свободной жизни.

Но со временем что-то стало надоедать безпечное житье. Сверстницы уже давно повыходили замуж, родили детей и жили обычной семейной жизнью.

Сначала Галина презрительно подсмеивалась над этими «глупыми женскими обязанностями». Пока вдруг откровенно не ощутила в самой себе непреодолимую женскую тягу к семье и домашне­му очагу. Ей вдруг так захотелось вытирать чьи-то носы, варить еду, ждать «усталого» с работы, — что с годами становилась все более невыноси­ма эта ее прежняя независимость.

Обменяв мамину квартиру, она переехала в дру­гой город, чтобы начать совсем новую жизнь. Спу­стя время вышла замуж и жила, как все. А муж ждал наследника. И через некоторое время Галина по­няла, что он может уйти к другой, если их совмест­ная жизнь не даст плода. Она взяла отпуск и от­правилась в дальнюю дорогу в надежде застать в живых старую колдунью.

Домишко по-прежнему стоял на краю деревни. Только еще больше накренился набок. И, заметив из торчащей на крыше трубы слабый дымок, Га­лина заспешила, приободрившись.

В сенях по-прежнему висели пыльные веники. Но на стук никто не открывал. Галина толкнула дверь, и в нос ей ударил знакомый неприятный за­пах. Все тот же паршивый кот сидел на печи, толь­ко еще больше оплешивел с годами. Он насторо­женно косился на непрошеную гостью, еще более выдавая недружелюбность жилища. В углу все так же висели покрытые пылью иконы, Галина обо­шла старухину избу, заглядывая во все углы, и ни­кого не увидела.

  Есть кто дома? — на всякий случай спроси­ла она.

И неожиданно услыхала ответ:

  Чего надо?

Это был тот самый отвратительный скрипучий голос старухи, Галина его сразу узнала. Старуха свесилась с печки и недовольно продолжила:

  Кого еще бес принес? Шляются все, покоя не дают. Сначала напаскудят, а потом бегут ко мне: «Вытравляй!..» Хватит, уж не занимаюсь больше этим. Проваливай отсюда! — закричала на Галину старуха, замахиваясь на нее поленом.

Но Галина проделала столь длинный путь не для того, чтобы так легко отступить.

           Ах ты, старая карга!— набросилась она в свою очередь на старуху. — Наколдовала, змея, теперь у меня детей нету. Слезай с печи, а то сей­час за ноги стащу!

Старуха еще поворчала, но все же слезла на пол. Она, видимо, не ожидала такого натиска и стала немного посговорчивее.

Через некоторое время она снова принесла ве­ники. Но на этот раз не стала их долго варить, а прямо сожгла в чугунке. Потом запустила в него костлявую руку и, приговаривая на «ведьмином языке», стала посыпать пеплом голову Галины. Та на какое-то время опешила и не сопротивлялась, даже когда старуха размазала сажу на ее лбу. Не­много отрезвило ее скрипучее хихиканье старухи.

  Ты что, старая, издеваешься, что ли, надо мной?! Совсем ума лишилась! — Галина резко от­странила от себя скрюченную руку и вскочила со скамейки.

Но старуха прикрикнула на нее:

  Молчи, раз ничего не понимаешь!.. Знахарка сгребла остатки золы и насыпала на клочок ста­рой газеты. Она ткнула скомканным свертком Га­лине в грудь и проскрипела:

  Живот будешь натирать...

Вслед Галине снова послышалось злорадное хихиканье, так что мурашки пробежали по спине.

«Сама я, что ли, тронулась, — думала Галина, возвращаясь к автобусной остановке, продолжая неосознанно сжимать в руках старухин сверток. — Уж давно не те времена, чтобы во всякую не­чисть с ее делами верить». Она зашвырнула дале­ко в кусты свою ношу и успокоилась на мысли, что по приезде домой пойдет ко врачу.

  Случай, конечно, запущенный, но не безнадеж­ный,— заметил специалист, осматривая Галину. — Что же вы, женщина, раньше не пришли? Нельзя так бездумно относиться к своему здоровью...

Галина ничего не ответила. И что тут было от­вечать?! Ведь раньше ее вполне устраивала безплодность.

Лечение затянулось. И чего только не пришлось услыхать Галине от таких, как она, «безплодных». Все они только и думали об одном и желали лишь одного — родить. И это общее женское желание делало ожи­дание результатов лечения еще более нестерпимым.

  Теперь вы можете забеременеть, — сказал врач, выписывая Галину домой. — Но как только это произойдет — сразу к нам, на сохранение.

Муж встретил Галину каким-то чужим. И почти оставался равнодушен к ее новостям. Хоть по-пре­жнему семейная жизнь продолжалась, но нет-нет да и приходил он с работы совсем поздно, а то и вовсе якобы в ночную смену оставался. Но Галина не хотела переживать из-за этого и делала вид, что ничего в их жизни не изменилось. Она с нетерпени­ем ожидала желанного момента. И вот он настал. Сразу, как велел врач, она легла в больницу — на сохранение. На редкие посещения мужа совсем не реагировала, все свои силы сберегая для той жиз­ни, которая теплилась в ней.

Родился мальчик. Муж наконец-то был доволен и горд тем, что «не посрамился». Он даже первое время помогал гулять с малышом. Но мальчик был очень безпокойным и все ночи напролет не спал.

  Пойду я у друга поживу, — заявил как-то Га­лине муж, — а то на работе засыпать стал, сослу­живцы смеются.

Славик рос, а муж все не думал возвращаться от «друга», пока и вовсе не сообщил Галине, что ушел от нее навсегда. Алименты он платил исправно, и претензий у Галины к нему не было.

Но постепенно Галина стала выбиваться из сил.

Ребенок был очень нервным, и как-то его пред­ложили забрать из детского сада. Многие родите­ли жаловались, что Славик обижает и бьет детей. Подкашивало силы Галины и то, что она все более замечала за своим сыном скрытую неприязнь к ней. Пока это потаенное чувство не вылилось с годами в открытую злобу и ненависть.

  Ты не любишь меня! — часто истерически кричал Славик. — Ты хочешь, чтобы я умер!

У Галины не хватало доводов, чтобы убедить сына в обратном. Эти болезненные назойливые мысли лишили мать сыновней любви, заставляя ее все время страдать.

В школе Славик как будто не отставал в учебе. Но классную руководительницу настораживали дерзость и жестокость его поступков. И как-то во время классного собрания, когда обсуждали оче­редной проступок Славика, у него случился не­рвный припадок и его отвезли в больницу.

  У вашего сына скрытая форма психического заболевания, — сказал Галине врач-психиатр. На какое-то мгновение она оцепенела. Галина давно подозревала, что ее сын болен, но признаться са­мой себе в том, что это так и есть на самом деле, что ее единственный сын ненормален, матери ни­как не хотелось.

  Господи, за что же это?!. — невольно просто­нала она, закрывая лицо ладонями. Она так устала за последние годы, что уже не было сил сдерживать себя, и она разрыдалась прямо в кабинете врача.

Когда Галина немного успокоилась, разговор возобновился.

   Вы крещеная? — неожиданно спросил ее врач.

   Да, еще бабка в детстве крестила,— ответила женщина, удивленная этим вопросом. — Но при чем тут это? У меня сын болен.. — она чуть было снова не расплакалась, но доктор, ободрившись ее отве­том, продолжил:

   Это очень хорошо, что вы крещеная... И очень хорошо, что у нас были такие бабушки. А то бы мы без них пропали. Ну а сын ваш крещеный?

   Да, — все так же недоумевая, ответила Гали­на. — Но почему вы об этом спрашиваете?

В ее голосе звучало раздражение. Почему врач спрашивает о такой ерунде вместо того, чтобы го­ворить о здоровье ее сына? Доктор, глядя на нее по-профессиональному проникновенно, сразу уло­вил происходящее в ней.

  Буду с вами откровенен, — сказал он — У ва­шего сына совсем не «наше» заболевание. У него нет органических разрушений, которые можно ле­чить медикаментами. Но он болен и очень болен. И помочь ему может не наша больница, а священник. Да-да, опытный священник,— добавил врач.

Он немного помолчал. Молчала и Галина. До нее с трудом доходил смысл сказанного. О чем он го­ворит? Или врач этой больницы для душевноболь­ных сам немного не в себе?

Словно читая ее мысли, доктор продолжил: — Есть болезни физического плана, когда происхо­дят органические изменения в мозге человека, и тог­да врачам удается их лечить. А есть тяжелые болез­ни души, и в этих случаях медицина безсильна.

Доктор наклонился к столу и достал из его ящи­ка небольшую баночку с прозрачной жидкостью.

   Это святая вода, — произнес он, ставя баноч­ку на стол, — и по реакции на нее можно опреде­лить, от чего страдает больной.

   Да какие же грехи могут быть у ребенка? — спросила Галина.

И врач ответил ей, тяжело вздохнув:

  В том-то и ужас, что наши дети зачастую рас­плачиваются здоровьем за грехи родителей.

В памяти Галины вдруг всплыли воспоминания о поездке к старой знахарке. «Это она, ведьма, порчу навела!» — подумала Галина и поведала обо всем врачу.

Он выслушал рассказ женщины внимательно.

  Возможно, это ваше неразумное общение со знахаркой и повлияло на вашего будущего ребен­ка,— заметил доктор. — Но утверждать не берусь. Один Бог знает, за какие грехи пострадал ваш сын. Может быть, из-за той жестокости, с какой вы по­ступили со своим первенцем...

В заключение долгого разговора доктор сказал Галине:

— Сын ваш пусть побудет в больнице, а вы по­думайте, как дальше быть. Надо найти священни­ка, который возьмется отчитывать мальчика. При некоторых монастырях есть такие опытные ба­тюшки...

...Не так просто оказалось добраться до монас­тыря. В дороге их чуть не ссадили с поезда. Гали­на едва уговорила проводников не вызывать ми­лицию, а пассажиров — потерпеть еще немного, объяснив им, что мальчик болен и его везут на ле­чение. Всю дорогу Славик истошно кричал и все порывался куда-то убежать.

Когда сошли на нужной станции, удалось все же договориться с попутной машиной. Но почти перед самым монастырем мальчик зарычал таким нечело­веческим голосом, что насмерть перепуганный во­дитель наотрез отказался везти их дальше. Пешком же идти было невозможно. В ребенке вдруг явилась такая сила, что они с верующей знакомой, согласив­шейся сопровождать Галину и Славика в дороге, едва удерживали его вдвоем. И если бы не монахи, оказавшиеся поблизости, то неизвестно, чем могла бы закончиться эта поездка, от которой пришла в ужас и сама мать.

Вскоре тишина небольшого монастыря была нарушена дикими завываниями. Славик так и не дал завести себя в храм. Батюшка вышел сам. Как только он показался, из уст мальчика неожиданно для всех послышалась грубая мужицкая брань:

    Не подходи ко мне, на тебе крест, он жжет­ся...— кричал незнакомый Галине голос, осыпая священника скверными ругательствами. «Монахи крепко держали ребенка, который извивался в их руках змеей. А батюшка неспешно приблизился, держа в руках большой крест.

    Не крести меня, только не крести меня...— взмолился напоследок голос. И как только священ­ник осенил вырывающегося мальчика крестом и потом приложил крест ко лбу ребенка, тот сразу весь обмяк и обезсиленно повис на крепких руках монахов.

    Несите его в свободную келью, — спокойно произнес батюшка и отправился обратно в храм. — Пусть теперь отдыхает, сколько ему нужно.

А растерянная Галина вдруг заголосила и бро­силась вслед за священником:

    Он не умер, сыночек мой? — испуганно кри­чала она.

    Да нет, скорее воскресает твой мальчик, — все так же спокойно ответил батюшка. — Но и о твоей душе позаботиться нужно. Как только уст­роишь его, приходи в храм на исповедь. Там и по­говорим.

Галина робко вошла в храм. Ей казалось, что все смотрят на нее. А более казалось, что Кто-то неви­димый, зная все тайные дела ее жизни, наблюдает сейчас за ней.

Вдруг она встретилась глазами с тем самым свя­щенником. Он стоял у аналоя, прикрыв кого-то епитрахилью, и Галину охватил такой трепет, слов­но Сам Судья смотрел на нее. А батюшка, отпус­тив исповедника, позвал ее. И теперь ей казалось, что он смотрит на нее ласково и с любовью.

Оказавшись под епитрахилью, Галина вдруг разрыдалась и сама выложила священнику все, что тайно терзало ее душу многие годы. И оказалось, что грехов было столько, что все и не пересказать. Порой Галине казалось, что сам батюшка плачет вместе с ней, так сокрушался он всякий раз, произ­нося: «Господи, помилуй!..»

Терпеливо выслушав горькие раскаяния женщи­ны, священник сказал ей:

— Ходите теперь в храм, исповедуйтесь, прича­щайтесь с сыном. А там, может, Господь по вели­кой милости Своей и простит тебя, и мальчик выз­доровеет.

Всю ночь Галина просидела у кровати сына, погруженная в скорбные раздумья, вспоминая о своей грешной жизни и проливая безутешные сле­зы. Ей казалось, что эта темная ночь никогда не кончится и что Славик никогда не очнется ото сна. Так сидела она, утомленная долгими пере­живаниями, пока не задремала. А во сне, словно вновь обличая ее, пригрезился тот самый несча­стный младенец. Он тянул к ней окровавленные маленькие ручки и все спрашивал ее: «Мама, по­чему ты не любишь меня? Почему ты хочешь, чтобы я умер?!» Так повторялось и повторялось, пока словно яркая молния не блеснула и видение исчезло.

Галина открыла заплаканные глаза. Это солнеч­ный лучик, пробившись сквозь занавешенное окон­це, пробудил ее. Она взглянула на сына. И — о чудо! Он проснулся и, словно переродившись, смотрел на нее по-особенному ласково и приветливо, как ни­когда раньше не смотрел на нее! — Сыночек мой, родненький! Прости меня, худую мать, — плакала Галина, обнимая сына, который совсем не понимал, за что у него просит прощения его мать — мама, которую он так сильно любит.

Наталья Седова, г. Санкт-Петербург

 

БАБА РАЯ

Волею случая в поездке в Троице-Сергееву Лав­ру нашими соседями оказались мать и сын. Мы по­том так и продолжали их звать между собой — со­седи. Она сразу представилась: «Называйте меня баба Рая!» Приветливая деревенская женщина в неизменном белом платочке. Мы все постились (ехали в Успенский пост), но она постилась строже и молилась больше.

В Лавре баба Рая успевала всюду, приходила рано утром к еще закрытым воротам. А казалось бы, и возраст, и инвалидность: вместо кисти пра­вой руки у нее культя. Но было чувство, что имен­но этот «дефект» ей помогает молиться.

На обратном пути под перестук вагонных колес и завывание репродуктора баба Рая рассказала мне свою историю.

— Этот сон мне приснился почти 42 года назад. Была я беременна первенцем своим. К нам пришли соседи и говорят: «Вот молодые, будут рожать!» А я отвечаю: «Теперь все дозволено. Не нужен ребе­нок —можно сделать аборт». Так я считала тогда.

Легла вечером спать, и видится мне сон. Вроде иду я по очень красивому долу с мягкой зеленой травой, на котором кое-где виднеются желтые цветы. Вижу, стоит знакомая женщина-татарка. Она мне раньше рассказывала, что сделала три аборта. Стоит она пе­чальная над гнездом, а в нем три мертвых голых го­лубенка. Иду дальше, по обе стороны дола — кус­тарник, и на нем цветут дивные голубые цветы. От них исходят изумительно красивые лучи. Я время от времени срывала цветы и нарвала четыре цветка. Несу их и вижу, что у од­ного очень короткий сте­белек. Думаю: что же так его сорвала, я могу его по­терять. Вышла я из дола и иду по высокой плотине из глины. Вдруг с левой сто­роны появляется женщина, и мы идем вместе с ней. Одета она была в юбку с кофтой, как обычная дере­венская женщина; в плат­ке, но нетолстом, а каше­мировом. Справа от меня

— высохший пруд, и в его центре осталась черная вода с густой грязью. Женщина мне говорит: «По­смотри направо!» Я до этого не обращала внимания, а тут посмотрела и вижу, что из воды что-то выска­кивает. Столько их много там, голых, покрытых гря­зью, но они совсем на свет не выходят. Они не могут выплыть, бултыхаются и опять уходят вниз. Мне жен­щина говорит: «Это младенцы, которых матери по­губили в своем чреве, томятся в этой нечистоте». Сон на этом кончился. Долго я не придавала значения это­му сну, хотя никому его не рассказывала. Но запом­нила его так, как будто нынче ночью видела.

Потом уже, когда прожила много лет и немного приблизилась к Богу, я поняла смысл этого сна. Ви­димо, Эта Женщина была Сама Пресвятая Богоро­дица, и Она предупреждала меня о том, что делать аборты — грех.

За свою жизнь я родила четверых детей. И че­тыре цветка — это те, рожденные мной дети. А цветок с коротким стебельком — сынок мой Ва­силий, который дожил только до пяти неполных лет и помер. Поэтому был короткий стебелек у цветка, я так полагаю. И хотя меня предупрежда­ла Женщина, я тем не менее за свою жизнь погу­била четыре души. Теперь за них непрестанно мо­люсь день и ночь, прошу у Господа Бога проще­ния. Я хочу сказать молодым женщинам: пусть не поступают как я. Пусть подумают раньше, что за каждый содеянный грех нужно держать ответ.

— Баба Рая, расскажите, как вы молитесь за сво­их погибших детей? — спрашиваю я соседку.

— Я покаялась в том, что погубила детей моих. Но душа у меня оставалась неспокойна. На следую­щей исповеди спросила батюшку, как мне еще мо­литься о своих детях. Он дал епитимью: три земных поклона каждый день, пока живу. Но я боюсь, мо­жет настать время, когда не смогу делать земные поклоны, поэтому делаю четыре поклона. Первый раз кланяюсь и говорю: «Помяни, Господи, во Цар­ствии Твоем безымянных младенцев, загубленных мною во утробе моей». Второй земной поклон де­лаю: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий и святый Пророче, Предтече и Крестителю Господень Иоан­не! Молю вас, окрестите безымянных младенцев, умерших и загубленных во утробе моей, в море щед­рот Господних нареките имена и упокойте их. А меня, великую грешницу, детоубийцу, болящую рабу Раи­су, Господи, помилуй и не лиши Твоего Божествен­ного милосердия». Третий раз я кланяюсь и говорю: «Спаси, Господи, и помилуй, и выведи из темницы ада безымянных младенцев, умерших во утробе моей. Не лиши их Твоего Божественного света, осе­ни их светом лица Твоего и сопричти их к сонму му­чеников Твоих». Четвертый раз кланяюсь: «Боже, милостив буди мне, грешной, окаянной, скверной де­тоубийце болящей рабе Раисе. Во всей жизни моей, во исходе моем и в кончине моей не остави мене».

Я несу мою епитимью с великим желанием. По­тому что надо как-то упросить Господа Бога. И еще я взяла благословение духовника читать каждый понедельник покаянный акафист жен, погубивших чад своих во утробе своей. И на каждый понедель­ник я взяла подвиг поста ради того, что я загубила детей своих.

Теперь я полагаю, что мои младшие два сына бо­леют в назидание мне. Уповаю только на Господа Бога. За детей молюсь постоянно. Столько молюсь за них, особенно за самого младшего! Спрашивала даже своего духовного отца, не прогневляю ли я Бога, что столько прошу каждый день у всех святых за де­тей. У меня есть церковный календарь и сборник ака­фистов. Слежу, когда какому святому акафист, и обя­зательно читаю его накануне или в этот день.

    А то, что с рукой такая беда случилась, это тоже ведь промысел Божий, как вы полагаете?

    Конечно! Мне было 36 лет. Я поехала на ческу шерсти в цех в Самару. Там крутился дере­вянный вал со стальными крючьями, и на них за­цепилась шерсть. Я пыталась вытянуть остатки, и руку затащило туда. Тогда я не воцерковленная была. И пришла к Богу через эти страдания. Знаете, какой я еще сон видала лет пять назад? Пришла опять ко мне Женщина, села с правой стороны. Берет мою культю обеими руками, ве­дет так по ней и говорит: «Это тебе от Господа Иисуса Христа». Я проснулась и подумала: по­чему она не благословила левую руку, а только правую? И только потом поняла, что через эти лишения и страдания мне благодать от Господа Иисуса Христа. Не было бы страданий — не было бы смирения. Не было бы искупления гре­ха хоть частично.

  Баба Рая, а как в храм вы пришли?

— Иконочка Пресвятой Богородицы у меня все­гда была. Когда младшего Василия в армию про­водила, все гости разошлись. Я зашла в зал, упа­ла на колени перед иконами: «Господи, я в руки Твои отдаю сына моего. Спаси, сохрани и поми­луй сыночка моего. Пресвятая Богородица, возьми его под Свой покров». С этих пор я нача­ла молиться.

А рассказала это грешная раба Божия Раиса из Большечерниговского района Самарской области.

Людмила Белкина

 

ГОЛУБИ МОЛЯТСЯ О МЛАДЕНЦАХ

...Господь заповедал: «Просите, и дано будет вам». Мы же не просим, а хотим получить. Хочет­ся сказать всем женщинам-матерям: молитесь, ми­лые сестрицы, о детях своих! Много может молит­ва матери о детях! О живых и усопших, о убиенных младенцах — ежедневно и еженощно...

Одно время я перестала молиться за своего умер­шего сына: узнала, что он в хорошем месте, и... ус­покоилась. Сын приснился мне и укорил: «Мама, почему ты не молишься о нас? Ведь если ты не по­минаешь нас в молитвах, то и мы не можем молиться о тебе...»

А моя дочка рассказала мне, как однажды к нам во двор прилетели голуби. Девочка бросила им зерна — со словами: «Помолитесь о убиенных младенцах. Говорят, что вы можете...» И тут го­луби расступились, а в середине оказалась белая голубка, которую дочка вначале и не заметила. И эта голубка несколько раз кивнула ей своей го­ловкой.

Валентина Штефан, с. Кургановка Пензенской обл.

 

КРЕСТИК В ПОДАРОК

 

Как-то я поделилась с одной женщиной своим давним, но неутихающим горем: в молодости я по­теряла умершего во чреве младенца. Очень я горе­вала тогда, а с годами печаль о нем стала еще глуб­же и неутешнее: ведь, не рожденный на свет, он и Святого Крещения не сподобился. Где же обрета­ется его душа?..

В ответ я услышала:

— Бог милостив! Вы же столько лет молитесь о своем нерожденном чаде, — неужели такая горя­чая материнская молитва не будет услышана?

И еще женщина посоветовала мне, хоть и непо­винна я в гибели младенца (да ведь это как ска­зать — Господь знает, за что Он так наказал меня, за какие мои грехи), выполнить молитвенное пра­вило с 300 поклонами и подарить хотя бы один кре­стик ребеночку, которого будут крестить.

Так я и сделала. После службы в храме подошла к киоску и начала объяснять нашей Ольге Федо­ровне, для чего мне нужен крестик. Она быстро поняла и пообещала сделать все как надо.

Точно не помню, в тот же ли самый день или при следующей встрече Ольга Федоровна сообщила, что мой крестик выручил женщину, которая пришла с большим желанием окрестить ребенка. Но у нее денег было ровно на сам обряд крещения, а если бы она купила крестик, то не осталось бы денег на об­ратный путь, ведь она не местная. И когда Ольга Федоровна отдала ей мой крестик, как же та была рада! Но вдвойне — нет, во много раз более! — была рада я, что так получилось, что Господь услышал меня, грешную. Мною овладело непередаваемо ра­достное чувство, словно это мое дитя только что обрело свой крестик, соединилось с Богом.

Я часто с благодарностью вспоминаю женщину, давшую мне этот благой совет, и молитвенно же­лаю ей и ее чадам и внукам доброго здравия.

Валентина Минина, ст. Безенчук Самарской обл.

 

НАДО МОЛИТЬСЯ ЗА НИХ...

Я сделала два аборта. Прекрасно знала, что это непростительный грех. И перед тем, как идти на аборт, очень плакала, и все же души губила. А теперь ежедневно молюсь Господу Богу о сво­ем грехе.

Мне виделись сны, и видела я, что в абортах у меня были сын и дочь. И вот 31 марта 1998 г. при­легла днем отдохнуть. Во сне почувствовала, что подходит мужчина ко мне, нагнулся и поцеловал меня в щеку. И я увидела — стоит красивый, рос­лый молодой человек. Проснулась, открыла глаза и говорю: «Сынок мой поцеловал меня». Ведь го­ворят, что за нерожденных младенцев надо молить­ся сейчас, пока мать живая, чтобы Господь вывел деток из тьмы вечной, и просить у загубленных детей прощения, чтобы простили мать-убийцу. И все меня не оставляет чувство: что-то я не доде­лываю, и то, что делаю, — мало...

Ф. Т. С, г. Самара

 

 

 

«Я ПРОСИЛА У БОГА СЫНА...»

Что такое аборт, я знаю, увы, не понаслышке... У меня уже были две девочки-погодки. А нам с му­жем так желалось мальчика. Я Бога просила, пла­кала. Смотрела на других, чужих сыночков малень­ких — сердце томилось печалью: как бы мне тако­го ребеночка...

И вот наступила беременность. Я так и думала, что будет мальчик. Сладкого ничего в рот взять не могла, даже картошка мне сладкой казалась, вмес­то чая приходилось пить соленую воду. Тут у меня начались нелады со здоровьем: температура под­нялась, давление сильно понизилось.

Ни с того ни с сего у меня вдруг появилась агрес­сия по отношению к одной тетке, стоило мне только прийти к ней в гости. Дома у себя я искренне жалела об этом, не знала, как это понять. Да видно, Ангел Господень предупреждал меня об опасности, ста­рался оградить от недоброго влияния. Эта самая тетка и мои родители стали склонять меня к детоу­бийству. Сейчас понимаю: нельзя было поддавать­ся на их уговоры, но я, неверно поняв прочитанное в Библии, что жена должна слушаться во всем мужа и чтить родителей своих, решила, что надо сми­риться перед ними.

Мама все-таки посоветовала мне съездить в церковь, поговорить с батюшкой. Храм от нас в 15 километрах, может, чуть больше. Служба там по субботам, воскресеньям и в праздники. Я до этого раз или два туда ездила. Понятия ни о чем не имела, да и молитв никаких не знала. Детей только крестить ездила — вот и все. Просто фор­мально выполнила положенные обряды, а в душе, к моему стыду и несчастью, ничего не осталось. Решила ехать в церковь утром в воскресенье, а в субботу в нашей школе был вечер встречи выпус­кников, после вечера мы собрались с однокласс­никами, устроили застолье. Домой пришли по­здно, и утром я в церковь не поехала.

У меня была очень верующая бабушка, а пра­бабушка в храме на клиросе пела. И стала я мо­литься, просить, чтобы бабушка — к тому времени уже покойная — во сне мне ответ подсказала. Я ведь говорю, что не имела понятия ни о чем. Жа­лея меня, Господь откликнулся даже на такую мо­литву. Снится мне, будто я у бабушки дома полы мою. Сидит моя бабушка, напротив другая, в тем­ном, я ее не знаю. И одна из них — кто именно, не помню — говорит: «Не делай этого, праздник бу­дет тебе...». А я все равно полы мою.

До того, как мне сделать аборт, мне часто сни­лись вещие сны, почти всегда сбывались. Верно, Господь старался хоть так вразумить меня, нера­зумную. И перед абортом, дня за три или четыре, вижу я сон: кладбище, могила мальчика лет десяти - одиннадцати, судя по фотографии на памятнике. Коренастый, черненькие волосы. И такой же маль­чик ходит у ограды.

И как раз накануне аборта снится мне еще один сон. Мы с мамой идем по кладбищу и через плечо несем голого младенца...

Я очень плакала, переживала, не хотела этого, но повиновалась воле родных. Они мне говорили: «Ну что ты в лето будешь ходить беременная, ро­дишь, когда самые дела — огород, картошка, се­нокос!..» По дороге в больницу в автобусе со мной рядом оказались мать с дочерью. Заговорили — оказалось, что зовут их Надежда и Вера. А я — Лю­бовь. Будто наши святые Заступницы свели нас вме­сте, чтобы вразумить меня.

Приехала в больницу. В приемном отделении
мне сказали, что анализы плохие, делать аборт
нельзя. Мне бы порадоваться: Сам Господь отво-
дит, не дает совершить зло, — ну что ты, я же ду-
мала о том, что родные скажут! Иду к врачу, даю
ему 50 рублей (по тем временам это еще были день-
ги).
                                                                                        Положили
в палату, а там неутешно плачет женщина о том,
что не смогла выносить ребенка, потеряла неро-
дившееся дитя. Каково было мне, когда я собира-
лась сама убить свое неродившееся дитя!..

Вернулась я домой после аборта. Сначала ни­чего особенного не чувствовала, напротив, даже как бы легче стало, токсикоз исчез. А потом под­ступила такая тоска — не унять. Было ощущение, словно вместе с ребенком что-то ушло, оторва­лось, будто какой-то жизненно важный орган мне оторвали. Я плакала ночами, мне казалось, что ре­бенок был рядом, я слышала его плач. Думала: доч­кам я все даю — тепло, ласку, заботу, окрестила их, — а этого позволила растерзать на куски. Как же он, наверное, плакал, звал на помощь! — а я, безсердечная мать-детоубийца, молчала! Когда мои доченьки зовут, я по первому плачу отзыва­юсь, бегу, а случись что-то серьезное, упадут или напугаются или заболеют сильно, я места себе от безпокойства не нахожу...

Убиенный мною малыш снился мне каждую ночь. В ночь на сороковины мне снится ужасный сон. Я беру в рот какой-то зародыш, стараюсь его раску­сить, а мама его вырывает. А зародыш плачет: «Мама, мне больно! Мама, мне глазку больно, руч­ку...» Голос был, как наяву.

Я проснулась в холодном поту. Не выдержав этих мук, я поехала в церковь, все рассказала батюшке. Я стояла на коленях, когда батюшка читал надо мной молитву, и это стояние на коленях казалось мне унизительным. Я еще не могла понять, какая вели­кая милость Божия в том, что меня, такую грешни­цу, вообще в церковь Господь допустил! Нет — я обижалась, что священник наложил на меня епитимию, не допускал до причастия. Не сразу доходило до меня осмысление моего злодеяния. Убила чело­века, не увидевшего свет, не успевшего родиться и окреститься. И где теперь его душенька — в адской тьме, или Господь пожалел его...

Вскоре после аборта начались и телесные неду­ги, да какие! Сильнейшие боли в пояснице, кости ломит — я лежкой лежала. Ни на сенокос, ни в ого­род, ни за скотиной ухаживать — ничего не могла.

И у мужа на работе дела не шли, денег не было. С мужем постоянно ругались, на душе пустота и тоска. Как будто Бог отступил от нас. Мы толь­ко перешли в другой дом, нужно бы хлев отре­монтировать, поставить забор, уйма дел. Муж за лето только забор в одном месте перегородил. Картошка не уродилась, воды в колонке чаще всего не было и огород толком не поливался, да и тоска давила на меня. Я ведь сама у Бога про­сила ребенка — и убила его! И ведь была такая мысль, что если я сделаю аборт, то следующий ребенок родится больным.

Я стала опять просить у Бога ребеночка, оба мы с мужем хотели мальчика. Дала я Богу обет никогда больше не делать абортов.

Беременность проходила тяжело, была угроза выкидыша, хотя прежде, когда я второй девочкой ходила, мы с мужем на мотоцикле перевернулись, меня отбросило далеко в сторону, — я пострадала, а малышку родила нормально. Слава Богу!

Теперь же мальчик родился слабеньким, после роддома лежал еще в больнице неделю, и выписа­ли его еще более худого, чем был. Из-за расстрой­ства молоко у меня пропало, а сын упорно не брал бутылку с соской. Видно, по милости Божией моло­ко у меня стало появляться, я и сейчас кормлю его, моего Алешеньку, хотя ему уже 1 год и 7 месяцев. Алеша весит чуть больше восьми килограммов. Ма­ленький не по годам, еще не разговаривает, и зу­бов у него только 8. Мы с детьми стали часто в цер­ковь ходить, причащаю их, и Алеше стало малень­ко лучше. Девочки знают молитвы: «Отче наш», «Богородице Дево», «Верую», то, что положено чи­тать перед едой и после. Буду учить и сыночка...

Прости и помилуй, Боже, меня, грешную рабу Божию Любовь. Прошу и вас, помолитесь за рабов Божиих Александра, болящую Лидию, младенцев Веру, Надежду, Алексия и за меня, недостойную.

Любовь, Ульяновская область

 

НЕ ГУБИТЕ!..

К моему великому стыду и скорби, и я отношусь к числу матерей-убийц...

Как страшно это словосочетание, но еще страш­нее грех — самое ужасное, что я совершила в своей жизни.

Впервые я забеременела за два месяца до свадь­бы, в восемнадцать лет. Я училась на первом курсе института. Мое раннее замужество было неожидан­ностью для семьи, и к тому же неприятной. А извес­тие о беременности, думала я, могло довести родите­лей до инфаркта. Как же я буду учиться, если рожу,

— я такая молодая, не работаю, муж живет в другом районе... Много подобных мыслей подталкивали к единственному «разумному» выходу... Что творилось со мной, сейчас трудно вспоминать: я боялась роди­телей, был страх потерять учебу, ведь по планам взрослых я должна окончить институт и устроиться на работу; жалела о том, что придется не спать но­чами... За месяц до свадьбы я сделала мини-аборт.

Радовалась, что теперь все позади и все будет, как и прежде, хорошо. Но оказалось все наобо­рот. Началась жизнь, полная огорчений, болезней и разочарований. С мужем жили очень плохо, по­стоянно ругались, ссорились с его семьей. Маме сделали операцию. Я стала плохо учиться. Болез­ни меня обступали со всех сторон: ноги покрылись волдырями, лицо прыщами, похудела на пять ки­лограммов, волосы стали выпадать, заболел же­лудок, началась сильнейшая аллергия практичес­ки на все, мне сделали ЛОР-операцию, и по-женс­ки я была вся больная... Это было ужасно, и так продолжалось три с половиной года. А самое страшное было в том, что я не осознавала грехов­ность своей жизни и недоумевала, почему такое со мной происходит.

В конце концов мы решили развестись с мужем, я всем об этом сообщила. С ним разругались в пух и прах, и казалось, ничего уже нельзя поправить. Но муж сам все изменил. Он сказал, что не хочет со мной разводиться, попросил прощения, пообещал изменить свое отношение ко мне. Я решила попро­бовать еще раз.

Постепенно все стало налаживаться. Главное, я осознала всю грязь, греховность и мерзость сво­ей жизни. Пошла на исповедь, покаялась. Но не все грехи вспомнила. До сих пор еще я вспоми­наю их и исповедываю. Муж предложил «завес­ти ребенка». К тому времени я еще училась, по-прежнему не работала, и мы жили небогато. Мне все думалось, что рано, — но в душе я просила Господа о ребенке. Я сказала сама себе: «Я уз­наю, что Господь простил меня тогда, когда я снова забеременею».

И Бог услышал меня! В ту минуту, когда я узна­ла о том, что я «в положении», так ярко засияло сол­нце, хотя была зима, стало так тепло, словно солн­це радовалось вместе со мной! Как сейчас я благо­дарна Богу за все Его благодеяния к нам, грешным и недостойным! Беременность проходила очень хо­рошо. Мне не сделали ни одного укола, ни одной таблетки не пришлось пить. Роды принимал очень хороший врач по имени Виталий. Перед тем, как ко мне подойти, он тихонько прошептал: «Боже, по­моги!» И Господь помог! Я родила сыночка.

Целый месяц я не могла поверить в это. Когда подходила к кроватке с младенцем, к горлу подсту­пали слезы. Смотрела на рожденного мной ребен­ка и думала о том, которого убила всего за две ми­нуты. Я очень раскаиваюсь в том, что соделала такой страшный грех. Молю Бога, чтобы Он меня простил и поместил душу моего нерожденного ре­беночка в светлое место, чтобы Он меня уберег впредь от совершения подобного.

Хочу всем сказать: «Никогда, ни при каких об­стоятельствах не убивайте своих детей! Вам не бу­дет легче без них. Не будете вы ни богаче, ни спо­койнее, ни счастливее, если решитесь на аборт. Я все это испытала на себе». Очень буду рада, если хоть одна женщина, стоящая перед выбором, дать ли жизнь ребенку, которого она носит во чреве, или стать матерью-убийцей, прочитав это письмо вы­берет решение в пользу первого. Простите меня.

Ольга, г. Самара

 

ГОРЕ СОБЛАЗНЯЮЩИМ...

Как часто мы думаем: ну что же, что я согреши­ла, — мне и ответ за свои грехи держать. Да, отве­тим. Но наши грехи и для других нередко стано­вятся источником соблазна.

Я не скрывала от подруги, что верую в Бога. Только ведь и другие мои тайны, о которых уж луч­ше бы мне помолчать, были ей известны... И то, что я, верующая, жила греховной жизнью, наверное, давало ей повод думать, что в общем-то ничего столь уж страшного даже и в смертных грехах нет... Она, не делавшая до того абортов, и помогла мне «решить эту проблему». А потом и сама уже без особых раздумий легла на «операцию».

Вскоре их семья переехала в другой город, и там на бедную мою подругу обрушилась страшная беда. Ее муж, в крещении Георгий, припозднив­шись на работе, возвращался домой — и увидел, как четверо озверелых юнцов смертным боем бьют какого-то человека (как оказалось, бомжа). Георгий — сильный, крепкий — раскидал их, как нашкодивших котят. Думая, что все позади, под­хватил едва дышащего мужичонку и подтащил его к колонке, стал отмывать с него кровь. Но тут вер­нулись те четверо — уже не с пустыми руками. Пы­таясь спасти беззащитного бродягу, Георгий хва­тался руками за дубинки и ножи — и оставил на них отпечатки своих пальцев... Бой был недолгим, бомжа забили насмерть. И тут подъехала мили­цейская машина. Забрали всех, в том числе и Ге­оргия, — и на первом же допросе убийц, кото­рым все равно терять уже было нечего, хладнок­ровно заявили, что Георгий вместе с ними убивал бродягу. Шел мимо, увидел драку — и присоеди­нился к ним... Не помогли ни самые лучшие харак­теристики с места работы и от соседей, ни его клятвенные заверения в невиновности. Георгий получил большой срок.

Теперь уж он, наверное, давно вернулся к семье, к поседевшей в одночасье жене и сыну, ни на миг не усомнившемуся в своем отце. Мы давно потеря­ли друг друга из виду...

Прошло много лет, и однажды в храме, стоя в ожи­дании исповеди, я вдруг отчетливо вспомнила все это — и поняла, что не в последнюю очередь и я повинна в бедах этой семьи. Горе тому человеку, через кото­рого приходят соблазны! Дай-то Бог, чтобы и к моей подруге и ее мужу пришло понимание их собствен­ной вины перед убиенным во чреве чадом — тем, которого его мужественный и сильный в других си­туациях отец даже не попытался спасти!..

Ольга

СВЕТЛЫЕ ГОЛОВУШКИ

Я решила написать о том, что Господь действи­тельно слышит наши молитвы, если они идут от чистого сердца, с сокрушением, с покаянием и со слезами.

Я тоже мать-убийца, не одного загубила. Все­гда плакала, когда шла на аборт, не хотела этого делать, но мне все говорили: «Да это же сгусток крови — о чем переживать! » То муж, то свекровь принуждали к этому, но — что оправдываться! — грех-то все равно мой, и убийца — я.

Вот теперь, прожив жизнь, я поняла, что сгус­ток или нет, а кровь-то горячая, значит, живая, но вернуть, увы, ничего нельзя. Вскоре после перво­го аборта (слово-то какое отвратительное, я в мо­лодости стыдилась этого слова, а сейчас ненави­жу) я увидела первый сон о загубленном мною ре­беночке. Иду я и вижу: на зеленой поляне ходит голый мальчик. Я думаю: это мой!.. Почему же он голый? И говорю ему: «Сынок, вот идет бабушка, может, у нее что-нибудь есть тебе одеться?» А он отвечает: «Я не оденусь! Мы здесь все голые». Я проснулась, на душе было тяжело. В мыслях я без конца повторяла этот сон и плакала, затем как мог­ла стала иногда молиться...

Шло время. Я уже ушла на пенсию, и вот одна женщина дала мне почитать акафист покаянный жен, загубивших младенцев во утробе своей. Я его переписала и иногда читала, а года полтора на­зад взяла благословение на пост по понедельни­кам читать этот акафист, а в другие дни при чте­нии утренних молитв своими словами стала молит­ся за своих убиенных деточек. И однажды (про­шло уже месяца четыре) под утро в полусне, как наяву, в окно спальни смотрят ребятишки в клет­чатых рубашечках, головки у всех светлые и кле­точки на рубашках тоже светлые. Я кого-то спра­шиваю: «Это чьи ребятишки?» — и, не знаю кто, чей-то голос мне отвечает: «Это твои». И я про­снулась. Я даже не могла сообразить, сон это был или явь, настолько все было отчетливо. И так они упорно смотрели, а затем я испугалась и задерну­ла занавеску. И до сего времени мне все кажется, что они на меня смотрят... Немного придя в себя, я обрадовалась и поблагодарила Господа, что Он их одел, они теперь не голые. Услышал Господь Милосердный мое моление, принял слезы самой грешной из людей!

А на днях соседка мне говорит, что видела во сне моего покойного мужа, и с ним был какой-то маль­чик, обнимал его. Я ей ничего не сказала, а про себя подумала: «Это его сын. Значит, Господь вывел ре­беночка из ямы, в которую я его бросила, и он встре­тил отца». На душе стало полегче. Но все равно — сколько буду жить, насколько сил моих хватит, буду молиться за моих чад, которых я загубила.

Убийство детей не приносит счастья, за грехи при­ходится расплачиваться. Моя жизнь прошла тяже­ло: скорби, беды, ранняя болезнь, затем умер муж. На старости лет я одна, больная, никому не нужная, некому меня утешить и успокоить, некому подать таблетку и кружку воды, когда лежу болею. Троих детей я родила — оба сына пьют, им не до меня, у дочери свои проблемы, ей тоже не до меня. И как не хватает мне этих детей, светлых головушек! Может быть, кто-то из них был бы сейчас со мной, моим утешением в печалях и опорой. Может, и у рожден­ных мной детей жизнь сложилась бы намного луч­ше. Но ничего исправить нельзя, остается одно — за свои грехи нести крест и молиться, и просить про­щения у своих детей, которых я загубила. Ведь при­дет время — и я с ними встречусь. Как буду смот­реть на них, что скажу, чем оправдаюсь?..

Господи, прости нас, слезно кающихся матерей-убийц, а чад наших сопричти к сонму убиенных от Ирода Вифлеемских младенцев!

Тамара, Саратовская область

 

ТАЙНОЕ КРЕЩЕНИЕ

Хочу рассказать случай из моей жизни, про-изшедший в 1979 году.

Я легла «по-женски» в больницу им. Семашко в Рязани, в гинекологическое отделение. Лежало нас в палате 6 человек с разными болезнями. В один из дней поступила в это же отделение, в соседнюю палату, женщина лет 40, со сроком бере­менности около5 месяцев. Как оказалось, она лег­ла для того, чтобы сделать «заболачивание», т.е. искусственные роды.

Я в это время была молодая, застенчивая и не хватило у меня духа отговорить ее от страшного шага, да и разница в возрасте была значительная.

И вот однажды слышим мы все, кто был в пала­те жалобный крик ребенка. Все как-то сразу замер­ли и поняли, что случилось непоправимое.

Минут десять все молчали. Крик не прекращал­ся. Я вышла в коридор и поняла, что звуки доноси­лись из ординаторской. Осторожно открыв дверь, я увидела, что в кабинете никого не было, а под кушеткой на кафельном полу лежал голенький мла­денец, которого оставили умирать, и издавал уже хриплые звуки.

Страшно вспомнить, что я испытывала в ту ми­нуту — и жалость к этому беззащитному малышу, и свою растерянность и страх как бы тебя не увидел кто из медперсонала. Но наверно Сам Господь вра­зумил меня в эту минуту. Это было какое-то мгнове­ние... Я вдруг оторвала кусок лежавший рядом ваты, подбежала к умывальнику, намочила вату и склонилась над умирающим младенчиком.

«Крещается раб Божий. Во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святаго Духа, аминь», — произ­несла я, одновременно крестя и отжимая ватку на еще теплое тело малыша. И только собралась встать с пола, как услышала скрип двери и грозный окрик:

- Ты чего здесь делаешь?

Я застыла от страха. В дверях стояла медсестра.

-    Я нет... ничего, просто ошиблась.

-    Ты его что, оживляешь?

-    Нет, нет... простите.

И я выскочила из ординаторской.

Всю ночь я не спала, перед глазами был этот ма­лыш, в ушах слышался его последний плач. Наутро я увидела его маму, мирно прогуливающую по кори­дору. Не удержавшись, я рассказала ей, как мне уда­лось в последний момент окрестить ее ребенка. Но к моему удивлению женщина выслушала все это рав­нодушно и, ничего не сказав, отошла от меня.

Выписавшись из больницы, я часто думала о произшедшем и задавалась вопросом, спаслась ли душа этого младенчика?

И вот однажды я поехала в Рижскую Пустыньку, где служил тогда в сане иерея будущий архимандрит Петр (Кучер). Удалось мне попасть к нему на исповедь. И стала я рассказывать ему об этом случае. И вот когда закончила свой рас­сказ о крещении, батюшка вдруг так возрадовал­ся, глаза заиграли, и произнес: «Господь принял это крещение». Возвращалась домой с большой радостью и утешением.

Спустя годы я узнала, что у нас в Рязани в застой­ные годы во многих гинекологических отделениях и роддомах работали верующие - кто акушеркой, кто медсестрой, а кто уборщицей - и тайно крестили мла­денцев, которых мамы и врачи по разным причинам обрекали на смерть. Спаси их всех Господи.

Лидия, г. Рязань

 

МОЛЮ О ПРОЩЕНИИ...

Как тяжело осознавать себя убийцей своих неро­дившихся детей! Тем более, что я виновен больше, чем моя жена, ведь это все произошло из-за меня. Иногда недалек бываю от отчаяния: почему я не наказан по достоинству — может быть, я просто сбе­регаюсь на день гнева?

Уже несколько лет я несу церковное послушание, прислуживаю в алтаре, и часто мучает мысль, что этим я только усугубляю свою вину, ведь мое место в храме — у входной двери, а по апостольским пра­вилам я и вовсе должен быть отлучен. Душа рвется побеседовать со старцем, да и пытался уже, но ни к кому не попал — просто я недостоин. Есть ли во­обще свидетельства о помиловании, о спасении лю­дей, виновных в этом грехе? Может быть, кто-то напишет об этом? И очень хочется попросить по­молится о нас, грешных Сергии и Людмиле, повин­ных в смертном грехе детоубийства, и о чадах на­ших Андрее и Зинаиде — ведь и они несут на себе тяжесть содеянного нами греха.

Сергий, Тульская область

 

«ЗА ЧТО ТЫ МЕНЯ КАЗНИШЬ?..»

С первым мужем я разошлась и сделала аборт. Вышла за второго. Родился сын. Потом опять два аборта. Затем родилась дочь. К сорока годам я сно­ва забеременела. Чувствовала себя «в положении» отлично, было какое-то одухотворение. Хотелось родить. А тут мои старые родители переезжают к нам. Муж говорит: «Старикам обуза будет, да и нам тя­жело». Свекровь тоже не советует рожать. Я не виню никого, только себя. Не надо было слушать этих со­ветов, а нужно было рожать. Я познала Бога, когда Он меня страшно и поделом наказал после последне­го аборта. Пришла я к врачу на аборт и спрашиваю: «Может, можно не делать?» А он отвечает: «Ну раз приехали, так что же теперь...» И вот делает врач аборт и приговаривает: «Сын кулаком грозится и говорит: «Дядя, за что ты меня казнишь?..»

После аборта меня душили слезы, в палате я пла­кала навзрыд. Открылось страшное кровотечение. Приехав домой, я душевно заболела. Поставили ди­агноз: депрессия и шизофрения. Мне не хотелось ни пить, ни есть, и жить не хотелось. Я очень тяже­ло и продолжительно болела. Не раз лежала в пси­хиатрической больнице. Ездила с мужем на иглоу­калывание в Казахстан.

После этого мы с сестрой стали ходить в церковь — правда, редко, церковь далеко. Исповедовались и причащались Святых Христовых Тайн. А однаж­ды к нам в деревню приехал священник из райцент­ра, исповедовал. На исповеди я рассказала все ба­тюшке подробно. С этой поры мне стало значитель­но легче. Недавно у нас поблизости организовали приход. Церковь теперь близко. Я очень рада этому. Хожу в церковь, благодарю Господа Бога, Пресвятую Богородицу и всех святых, ходатайствующих за нас, грешных. Господь наказывает, но и стократ милостив.

Клавдия, Смоленская область

 

 «Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛА РЕБЕНКА...»

Хочу описать чудо, которое произошло по ми­лости Господней. Меня зовут Анна, мне 34 года, крещена, но не могу сказать, что я по-настоящему верующая. Верую в Господа, знаю, что Он есть, но Церковь посещаю редко — когда душа тянет в храм и становится понятно, что просто необхо­димо идти. Я очень хотела ребенка, но врачи ска­зали, что дети вряд ли будут после болезни.

Но, тем не менее, в прошлом году я заберемене­ла. На двадцатой неделе УЗИ показало, что у ре­бенка проблемы с почками — пиелоэктазия. Посла­ли в Самару. Не поехала. На двадцать шестой не­деле обследование показало ухудшение. Спроси­ла совета у матери (она врач) — мама сказала: «Молись Господу, а врачи в такой ситуации толь­ко посоветуют аборт».

Очень долго боялась пойти в храм на исповедь, но все же пришла^ Батюшка Александр отпустил грехи, дал благословение на роды. Рожать послали в Самару, так как были серьезные проблемы с моим здоровьем и здоровьем ребенка. Приехала. Опять обследование. На консилиуме спросили, почему я не приехала раньше. Я спросила: «А чем бы вы помог­ли?» — «Могла бы сделать аборт раньше, а теперь поздно...» И начались ежедневные обследования. С одной почкой у ребенка стало еще хуже, потом прибавилось обвитие пуповиной, потом водянка яичка. Звонила домой матери, плакала, а она отве­чала: «Молись». Молилась, как могла, да, наверное, просто просила Пресвятую Богородицу и Господа о здоровье моего ребенка. Перед родами мне ска­зали, что будут кесарить (у меня высокое давление, да и зрение — 13 диоптрий).

Мать сказала: «Роды должны быть естественны. Молись и не смей думать о кесаревом сечении». Под­писала три отказа от операции, врачи убеждали в том, что я не рожу, останусь калекой, потеряю зре­ние, родится урод и чего только не говорили.

Но вот 10 октября начались схватки. После сти­муляции начались сильные боли, пришел врач, я рожать собралась, а он опять бумаги сует, что с него снимаю ответственность в случае чего... Напи­сала. Он спросил, почему я так упрямлюсь. Я отве­тила, что все — в руках Господа, и у меня есть бла­гословение. На что он (про себя) плюнул и сказал: «Ну, тогда — конечно же».

От боли хотелось выть, но мне было стыдно кри­чать, я ругала себя и вслух молилась. Акушерка Юлия Валерьевна (спаси ее Господи!) помогла. Роды шли двадцать минут, родился мальчик.

После того, как я родила, пришел врач, посмот­рел и сказал: «Все бы так рожали». После родов всем было интересно, как я и что. Зрение не ухудшилось, давление осталось то же. Инфекции тоже не было, несмотря на то, что антибиотики мне (как всем дру­гим) не кололи — аллергия у меня на них. Через двое суток после обследования ребенка мне сказа­ли, что у него все в норме. На пятый день мы выпи­сались и уехали домой. Вот так по воле Божией была дарована жизнь моему сыну.


Кстати, в те дни, что лежала в областной клини­ческой больнице, одна женщина умерла от нарко­за при кесаревом сечении, и у одного ребенка не раскрылись легкие (после кесарева — о чем меня предупреждала мать). Благодарю Господа и Пре­святую Богородицу! И спасибо моей маме и стар­шему сыну Виктору за то, что молились за меня и за ребенка.

Анна, Самарская область

 

МОЛИТВА ВРАЧА

Наталья решилась на аборт на Светлой седми­це. Уговорили свекровь и родная сестра. Сама она долго не хотела убивать своих детей, но родствен­ники настояли и все устроили.

Ночью во сне Наталье явилась Матерь Божия в красных одеждах. Она привела еще не ставшей убийцей матери двойняшек в белых платьицах. Богородица заплакала о них кровавыми слезами. Утром Наталья рассказала этот сон соседкам по палате. И... отправилась на аборт. Робкие вразум­ления не возымели действия, хотя двойняшки раз­вивались «без патологий».. Их участь никого уже не волновала...

Потом, после аборта, отходя от наркоза, в полу­бреду Наталья несколько раз громко простонала: «Господи, поми-и-луй!» В больничной палате при этом всем стало не по себе, несмотря на пасхальное теплое солнце в окне...

Об этом случае рассказала мне моя жена, ожидав­шая ребенка и лежавшая в одной палате с той моло­дой женщиной. А я вспомнил о нем тогда, когда по­знакомился с православным участковым врачом-ги­некологом женской консультации № 7 г. Курска Оль­гой Евгеньевной Гланц.

— В нашей консультации мы стремимся предот­вратить аборты, — рассказала Ольга Евгеньев­на. — Раньше почти каждая женщина могла пре­рвать беременность по «социальным показаниям» на поздних сроках, когда ребеночек уже шевелит­ся. Достаточно было просто предъявить врачам справку о невысокой зарплате или о плохих жи-лищно-бытовых условиях, и женщина была впра­ве требовать сделать ей аборт.

Сейчас положение несколько изменилось. При­казом Минздрава № 405 от 11 августа 2003 г. спи­сок условий, являющихся основанием для прерыва­ния беременности по социальным показаниям, зна­чительно сокращен (Однако, на мой взгляд, даже беременность, наступившая в результате изнаси­лования женщины, не должна быть причиной для аборта - Е.М.).

Врач-гинеколог Ольга Евгеньевна Гланц рас­сказала мне об одном из многих счастливых слу­чаев из своей практики. Этим летом молодая бе­ременная женщина Елена, 1982 года рождения, пришла к ней на прием с просьбой прервать бе­ременность «по социальным показаниям». Оде­та была очень прилично, красиво, на руках врач заметила золотые украшения, золотое кольцо с надписью «Спаси и сохрани». — Вы верите в Бога? - Ольга Евгеньевна задала пациентке пря­мой вопрос, но та промолчала. — Потом мне все же удалось поговорить с ней с глазу на глаз, — вспоминает Ольга Гланц. — Жила она, как ока­залось, в нормальных условиях и, в общем, жила неплохо.

Когда я стала ее отговаривать от аборта, вне­запно в кабинете появилась ее мама, которая стала себя вести очень агрессивно. Мама крикнула: «Вы здесь все ненормальные! Я знала нормальных вра­чей. ..» «Пусть мы, по-вашему, ненормальные, — со­гласилась я, — но мы не убийцы!» Было очень сквер­но на душе, и я стала про себя молиться. Такое бы­вает. Я просто молилась, как могла, за эту совсем еще юную женщину, на которую оказывала пагуб­ное влияние ее родная мать.

Я не поверила своим глазам, когда через день она пришла и встала на учет, этот перелом в ее душе произошел 10 июля, когда она была беременна уже около 20 недель. Мы сделали ей УЗИ, она была в шоке от того, что она увидела живого ребенка, и — оттого, что она сама хотела убить своего ре­бенка! «А когда же он будет шевелиться, а каким он родится?» — спрашивала она с большим эмоци­ональным волнением.

Потом я увидела, как она причащалась на празд­ник Серафима Саровского... Я узнала и то, что вме­сте со своим парнем они приняли решение повенчать­ся. Еще не рожденный ребенок спас их любовь: ведь если бы случилось непоправимое, они бы, скорее все­го, расстались. Невинно пролитая кровь, убийство разлучило бы их навсегда. Сейчас у Лены все хоро­шо, ее беременность протекает нормально, мы вмес­те с нею молимся, и я могу сказать, что это наша, вме­сте выпрошенная, беременность.

— И часто Вам приходится молиться за паци­енток? — спросил я. — Есть те, за кого я молюсь каждый день по благословению своего духовни­ка. Я снова вспомнил запавший в душу рассказ жены и живо представил себе душераздирающий вопль в светлый пасхальный день: «Господи, поми-и-луй!». Рядом с ней не нашлось православ­ного врача, просто православного человека, ко­торый не только словами (как часто безсильны бывают слова!), но и живой душой, теплом молит­вы к Богу остановил бы страшное влечение к не­бытию, к убийству, к смерти.

Впрочем, ведь явилась же той женщине Сама Пре­чистая в слезах о ней, о ее детях. Не вразумилась. Убийство, наверное, тоже влечет к себе, как всякая страсть. — Бывают тяжелые неудачи, — сожалеет Ольга Гланц. — Чаще, чем победы?.. — Пятьдесят на пятьдесят. Я считаю, что каждая неудача — это моя причастность к детоубийству. Не смогла, зна­чит, повлиять, убедить, помочь, отвратить от абор­та. Я каюсь в этом на исповеди, это моя боль, кото­рая долго не проходит. Я вновь и вновь расспра­шивал доктора о том, как Господь через нее избав­ляет от смерти еще не рожденных детей.

...Валерия, около 20 лет, пришла на аборт. Опять же, мама вмешалась: рано рожать тебе, дочь, выучись сначала, получи диплом, устройся в жизни. Ну какую только чушь не говорят! Про­стите за откровенность, но когда я вижу на при­еме молодую женщину с мамой, меня пробирает дрожь. Конечно, я не права, но это уже возникает непроизвольно... Маме противостоял молодой че­ловек Валерии, отец еще не родившегося ребен­ка, который искренне хотел, чтобы она родила ре­бенка. С этим парнем, с его подругой я разгова­ривала и при встречах, и по телефону часами. Это было мучительно. Она несколько раз приходила на аборт, в последний момент спохватывалась и убегала уже из операционной одной из городских клиник. Слава Богу, в конце концов Валерия вста­ла на учет и родила мальчика. С Божией помощью удается кое-что сделать. — За Валерию тоже мо­лились? — Молилась. Господь ее уберег от смерт­ного греха.

Ольга Евгеньевна Гланц не одинока в своих уси­лиях спасти жизни-не увидевших еще свет младен­цев. Ее позицию разделяют и главный врач этой женской консультации, и ее коллеги. ...

В коридоре консультации, на стене я увидел «кричащий» плакат: окровавленное, будто бы не­доваренное в кипятке, тельце убитого абортом, поджавшего мертвые ножки мальчика. Чьим бра­том, мужем и отцом мог бы быть этот ребенок? Об этом могла бы знать та, которая никогда не услы­шит от него святое слово — «мама».

Евгений Муравлев, г. Курск

 

ЧУДЕСНОЕ ВИДЕНИЕ

Еще до моего рождения Господь сохранил меня от гибели, а мою маму — от смертного греха. Я была четвертым ребенком в семье, и когда мама ходила мною беременная, то дядька ее поругал: «Куда тебе еще рожать!» И она решила делать аборт.

Они строили дом, и мама весь дом — а он был немаленький — мазала одна. Устала и прилегла минут на десять отдохнуть — и тут же задремала. И в этом коротком сне она увидела, что на про­стенке между окон вдруг вырисовалось лицо, а по­том и полностью по пояс Мужчина. Он по-добро­му ей улыбается и говорит: «Ты Меня не бойся!» Мама отвечает: «А я и не боюсь!» — «А ты по­смотри, что тебя ожидает, если ты сделаешь...» (Он не сказал слово «аборт», но имел его ввиду). Мама глянула, а пальцы ее ног свисают над огромной пропастью, у которой нет ни дна, ни краев. Что­бы не упасть туда, она резко отшатнулась назад, и от этого толчка проснулась.

Очнувшись, она стала вспоминать, где же она видела этого Мужчину (лицо Его было ей знако­мо), и вспомнила: у ее мамы в деревне была икона Иисуса Христа — так это был Он, в точности как на иконе. Об этом мне рассказала сама мама, ког­да я, уже взрослой, в тридцать лет пришла к вере.

Татьяна Куликова,

г. Калининск Саратовской области

 

ГОСПОДЬ ЗАЩИЩАЕТ МЛАДЕНЦЕВ

У кабинета врача-гинеколога встретила незна­комую женщину. Перепуганная, какая-то измучен­ная, она сразу обратилась ко мне:

   Вы когда-нибудь аборты делали?

   Нет, ни в коем случае... — машинально ото­звалась я. Сразу осознать, что кто-то может прийти убивать ребенка в то же самое место, куда я прихо­жу узнать о здоровье своего малыша, до чьего рож­дения осталась пара месяцев, — не получалось.

   А я вот все справки собрала, так врачи каж­дый раз то одну справку потеряют, то другую, ни­как не получается аборт сделать... — и всхлипну­ла. Только тут, как говорится, «дошло» до меня. Не буду пересказывать, что именно я ей долго-долго говорила: что это живой ребеночек, что через ка­кой-то месяц она уже почувствует, как он толкается маленькой ножкой, а через год услышит первое «ма­ма»... Убеждения не помогали, она в исступлении повторяла: «Но ведь он меня бросил, как же я его ребенка оставлю...» В кабинет врача нас вызвали одновременно. На возмущенные крики женщины врач невозмутимо заявила: «Ну, раз вы так хотите... Вот только стоило вам сегодня прийти — у нас ап­парат сломался, аборт сделать не можем». «Как Гос­подь защищает этого ребенка!» — подумалось мне. Однако женщина продолжала настаивать.

   Ну, тогда поезжайте в ... — врач назвала но­мер близлежащей клиники.

   Вы же живете рядом, знаете, как доехать?

— Да, я живу рядом... А как туда ехать?

Тут уже переглянулись все находящиеся в каби­нете. Помнится, акушерка долго рисовала ей план расположения домов, трамвайные остановки, а она все твердила с изумленными глазами: «Не пони­маю. .. Не понимаю...» Так она и ушла, «не поняв». Мне удалось передать ей икону «Утешительница абортированных младенцев», которую она крепко прижала к груди. И хочется верить, что Матерь Божия спасла этого малыша.

 

+ + +

Наталья, 27-летняя мать полуторагодовалой доч­ки, уверовала и решила оставить прежнюю жизнь. Господь попустил ей серьезное испытание: через пару дней после своего первого Причастия она уз­нала, что беременна. Справившись с сомнениями, отстояв перед родственниками право на жизнь сво­его малыша, Наталья уже присматривала бельиш­ко для кроватки новорожденного в магазине, как вдруг встретила подругу из «прошлого». В преды­дущие встречи Наталья не внимала ее уверениям из серии «бери от жизни все». А тут...

Подруга рассказала о новой интересной и де­нежной работе, продемонстрировала кучу золотых украшений, пригласила в кафе, разговоры о том, о сем... Подтекст разговора был ясен: хочешь так же жить — избавляйся от ребенка. И Наталья, про­шедшая через столько испытаний,... согласилась. Решено было: наутро она поедет «на операцию», а подружка посидит с дочкой. Утром Наталья со­брала вещи в сумку, взяла деньги и подошла к ико­нам.

— Господи, Господи, — говорила она. — Если сможешь меня когда-нибудь простить, прости. Я не знаю, что со мной, но я иду убивать своего ребеночка. Я такая дрянь, Господи... Вздохнув, набрала номер подружки: «Ты идешь?» А в ответ раздалось какое-то безсвязное бормотание; един­ственное, что Наталья поняла — «уезжаю из горо­да». Связь оборвалась.

Испуганная Наталья побежала к подружкиной родне. Выяснилась жуткая вещь: подруга, сама мать ребенка-дошкольника, в упоении от «свалив­шихся на голову» денег умудрилась проиграть зна­чительную сумму и теперь будет скрываться! Че­рез день Наталья, очнувшись от наваждения, пом­чалась на исповедь и не успокоилась, пока не ус­лышала над своей головой, покрытой епитрахи­лью: «Прощаю и разрешаю...»

Юлия Кулакова, г. Самара

 

ПУСТЬ ОН УВИДИТ СОЛНЦЕ!..

Остановись! Пусть он увидит солнце\ Услышит шум весеннего дождя И будет в час счастливейший безсонницы Смотреть на звезды, глаз не отводя. Тебе легко не дать ему родиться, Тебя не станут за руки держать.


Ведь он не может даже защититься,

Не может крикнуть, встать и убежать!

И разве не могла б ты поделиться

С ним миром, лаской, домом и теплом?

И если надо, даже потесниться

И дать ему местечко за столом.

Быть может он, не кто другой, а этот,

Чья жизнь теперь на ниточке висит,

Окажется ученым иль поэтом,

И целый мир о нем заговорит.

... А знаешь, незнакомая моя доченька, где я впер­вые увидела эти стихи? На стене в женской консуль­тации обычной районной поликлиники, рядом с плакатом о вреде аборта. Ты не поверишь, но двад­цать семь лет назад так и было: женщин не только не убеждали делать аборт, но и хоть как-то, хоть где-то пытались остановить. И, может быть, вот эти пронзительные строчки:

«Ведь он не может даже защититься,

Не может крикнуть, встать и убежать!»,

— ударили болью в чье-то сердце; может быть, хоть одна из десятков женщин остановилась — и ушла, не переступив порог абортария.

«Ведь он не может даже защититься...», — до­ченька, да ведь это и о твоем ребеночке сказано! Он еще маленький-маленький, тепленький мягкий комочек без ручек и ножек, — но это только так кажется. Все у него уже есть, подожди немножеч­ко, и крохотные ручки обозначатся, изваянные ис­кусной рукой Творца. И маленькие ножки станут легонько ударять время от времени в стенки твоего живота — он, твой малыш, изнутри будет сту­чаться к тебе, вновь и вновь напоминая о себе: мамочка, я с тобой! Я расту, я живу!

Девочка моя, в чем, скажи, провинился он пе­ред тобой? За что обрекла ты его на мучитель­ную казнь?

За то, что будет незаконнорожденным? Что за­чат где-то в пьяной компании, неизвестно даже от кого? За то, что стыдно смотреть в глаза досужим соседям? Да ведь это ты согрешила, это твой грех. За что же ему — умирать?

За то ли, что на работе второй год не платят даже нищенскую зарплату и ты не знаешь, как себя прокормить? А не встанет ли поперек горла поли­тый младенческой кровью хлебушек? Разве он ви­новат в том, что приходится жить в нужде! Радость моя, да ведь никому не приносили ни счастья, ни богатства слезы и кровь убиенных детей. Не с чу­жих слов знаю: в голоде и холоде, в нужде и беде — все равно легче с детьми! С ними и поплачешь и утешишься, и Ангел Господень могучим крылом своим не раз и не два отведет от семьи самые лю­тые напасти. Только помолишься Богу, воздохнешь покаянно: «Господи, по грехам моим и не такой бы муки я достойна! Прости меня, Господи, только деточек моих пожалей!..» — и откуда что возьмет­ся, в одночасье решатся неразрешимые проблемы, и помощь придет — откуда не ждала и не гадала. И Пресвятая Богородица уврачует душевные раны, нанесенные безжалостными людьми. Прости им, Господи, не ведают бо, что творят!

...За то ли казнишь свое малое чадо, что помеша­ет тебе учиться? За то ли, что станет преградой на пути к профессиональной карьере? Да знаешь ли ты, бедная, сколько женщин вот так приносили своих не­рожденных чад «на алтарь науки» — и оставались ни с чем? Дитя погубили, а институт все равно при­шлось покинуть. Или уже с новеньким дипломом мыкались в поисках работы — и всюду слышали ответ: «не требуются»... Тебя Господь востребовал к высшему призванию Материнства, дал тебе вели­чайший дар — а ты не талант в землю зарываешь, как раб лукавый и нерадивый, но собственное дитя!

...Доченька моя незнакомая, сестра возлюблен­ная во Господе, родная моя — остановись! Еще не поздно повернуться и уйти, и позабыть как жут­кий сон саму дорогу в это больничное отделение.

Пусть он увидит солнце!

Ольга Ларькина


 

Не участвуйте в делах тьмы...

 

(из писем в редакцию)


 

 

 

 

СКРЫТОЕ УБИЙСТВО

В одном из многочисленных писем, прислан­ных по поводу молебна Вифлеемским младенцам-мученикам, был затронут вопрос, который, я ду­маю, актуален для многих верующих женщин. Речь идет о скрытом убийстве зачатых младен­цев во время предохранения абортивными сред­ствами. Моя корреспондентка написала о том, как несколько лет назад она побывала у прозор­ливой старицы, и та открыла ей, что она погуби­ла гораздо больше душ (назвала конкретное чис­ло), чем считала, потому что предохранялась абортивными средствами.

Страшно осознавать, но грех детоубийства во утробе матери лежит тяжелым камнем и на тех, кто, например, пользовался внутриматочной спиралью, ибо она губит уже оплодотворенную яйцеклетку, то есть автоматически совершает мини-аборт.

После очередного молебна младенцам-мучени­кам ко мне подошла женщина и спросила, нужно ли ей заказывать о своем здравии этот молебен, если абортов она не делала, но у нее стояла спи­раль? Конечно, нужно. И так же необходимо мо­литься о загубленных младенческих душах, как и после явного аборта.

Кроме того, тем, кто пользовался абортивными средствами во время предохранения, надо подойти к священнику и попросить, чтобы он прочитал по требнику специальную очистительную молитву жене, егда извержет младенца. К сожалению, не все еще знают, что после аборта, выкидыша, искусственных родов, если уж случился такой страшный грех, жен­щина обязана прийти в церковь за этой очиститель­ной молитвой. В противном случае ей не только нельзя причащаться, но и входить в храм. Как нельзя и приступать к церковным таинствам, имея внутри спираль — орудие казни нерожденных младенцев.

Скрытое убийство зачатых младенцев страшнее явного. Ведь женщина в этом случае уже даже не знает, сколько абортов она уже сделала, сколько жизней отняла, ибо оно притупляет осознание гре­ха (некоторые и не считают это убийством), а сле­довательно, и препятствует истинному покаянию, слезам раскаяния, через которые только и можем мы спасти свою душу.

Иерей Сергий Гусельников,

клирик Кирилло-Мефодиевского собора г. Самары

 

 

...ГУБИТ И САМУЮ ДУШУ ЕГО

...Я совсем не понимаю, что творится сейчас с вра­чами. Как монах я не хотел вникать в это, однако мои прихожанки приходят ко мне и рассказывают. Ока­зывается, почти каждой беременной женщине, если она заболеет, предлагают сделать аборт, говорят: ребенок родится уродом. Это что — диверсия?

Сколько детей родилось у знакомых нам прихо­жан (отец Иоанн служит на подворье монастыря в храме Святой Троицы в Останкино) под эти угро­зы — какие все прекрасные дети!

Иногда меня спрашивают: а если нет средств к содержанию ребенка, что же, лучше его родить и отдать в детдом? Конечно, лучше! Таким обра­зом ребенок получает право на жизнь, а ты не со­грешаешь смертно, не нарушишь заповедь «не убий»! Говорят об эмансипации и о правах, а как насчет главного права ребенка — на жизнь? И я имею в виду не только жизнь телесную, но то, что ждет нас за ней — жизнь вечную.

Знает ли женщина, убивая своего младенца в утробе своей, что она губит не только тело его — мне и говорить не хочется, все и так знают, что сколько бы ни было ему от зачатия, день или неде­ля, он уже человек, существо, имеющее душу! — но губит и самую душу его? Ведь некрещеных младен­цев ждет то же, что и некрещеных взрослых — их не отпевают в храме!

Разговоры о планировании семьи, спиралях и противозачаточных средствах я считаю изобре­тением какой-то адской машины! Не могу понять, но творится что-то невообразимое.

Иеромонах Иоанн, Оптина пустынь

 

«ПЛАМЕННЫЕ МЛАДЕНЦЫ»

Мало кто знает, что на Руси, в богоспасаемом вятском крае, существовал пеший крестный ход к месту трагической гибели трех малолетних братиков. Верующие шли из Вятки, Слободского, Белой Холуницы через Климковку до деревни Под­горено, поэтому раньше крестный ход назывался Климковским.

История гибели трех малолетних братьев тако­ва. 20 января 1883 года в починке Подгорском Пет­ропавловского прихода (центр — село Елево) отец многодетного семейства Георгий Воронин, не вынеся голодного плача детей, в помутнении рассуд­ка зарубил в подполе топором, а затем бросил в огонь своих младших сыновей: Димитрия 7-ми лет, Илюшу 4-х лет и двухлетнего Василия.

(Страшное зрелище! Но менее чудовищными убийцами являемся и мы, избавляясь от своих зат­репетавших под сердцем детей).

Старожилы сказывают, что в момент сожжения младенческих тел из печи выпорхнули три голубя, указывая на знамение Божие.

Убиенные мальчики стали почитаться как свя­тые мученики. В их память были сооружены три часовни, написана икона с ликами одноименных им православных святых — Василия Великого, Димит­рия Солунского и Илии Пророка. К месту гибели детей каждый год стекались паломники из градов и весей вятской земли. Они молились о своих нуж­дах, брали чудодейственную воду из колодца воз­ле дома, где жила семья Ворониных, приносили по­каяние и получали исцеление от недугов.

Икона Небесных Покровителей мальчиков на­ходилась в Петропавловской церкви села Елево, где были крещены замученные крошки, где их причащали. Есть свидетельства о чудесах от этой иконы.

После закрытия Елевского храма образ хранил­ся у одной из прихожанок, которая с большой нео­хотой, после долгих упрашиваний настоятеля Всехсвятской церкви города Белая Холуница Кировской области передала ее храму, объяснив причину свое­го упорства тем, что ей велено было вернуть икону в Елевскую церковь, когда та вновь откроется. В на­стоящее время Елевская святыня поругана и бездей­ствует, но местные жители ее почитают, молятся у заброшенных стен — значит, храм существует.

В 1962 году по постановлению правительства было прекращено народное хождение на реку Ве­ликую. Следующим пунктом было запрещение Климковского крестного хода. Святые часовенки разрушили, колодец перепахали.

И вот в 2000 году по благословению архиепис­копа Вятского и Слободского Хрисанфа крестный ход к «Пламенным младенцам» возобновился.

Он выходит ежегодно из города Белая Холуница

 от церкви Всех Святых (это



Начиная с 2001 года, по благослове­нию архиепископа Вятского и Слободс­кого Хрисанфа, крест­ный ход к «Пламен­ным младенцам» бу­дет налагаться духов-

никами как епитимия


для делавших аборты женщин и советчиков к это­му богопротивному делу: мужей, врачей и других «доброжелателей», чьими «благими» советами вы­мощена дорога в ад. А также для тех, кто прини­мал противозачаточные таблетки, потому что это то же детоубийство, только на первых часах бере­менности.

Очень важно поднять на такую молитву детей. Берите в крестное шествие к «Пламенным младен­цам» своих детей, православные, — сыновей и до­чек. Если чистые детские души будут заняты бла­гим деланием, у них не останется ни времени, ни сил на грехи, которыми так богато наше развращенное время. Дети, которые молятся за своих нерожден­ных братиков и сестричек, в будущем никогда не станут сами детоубийцами.

Дни памяти «Пламенных младенцев»: 20 янва­ря/2 февраля (день гибели) и 20 июля/2 августа, ког­да Святая Церковь празднует память Пророка Илии (по имени 'одного из детей). Начиная с 2001 года, крестный ход, как в прежние времена, будет выходить в путь в Ильин день.

Анна Ильинская

 

ПОД ЗАЩИТОЙ ГОСУДАРЯ

Принятое в правление Царя-мученика Николая II законодательство было совершенным и основано на Законе Божием и заповедях Божиих. Так, прерыва­ние беременности было запрещено. Многодетные матери и семьи поощрялись. Человек, находясь еще в утробе матери, чувствовал заботу Государя.

Однажды Николаю II сообщили, что у одного из низших чинов появилась тройня. Он одарил детей детским приданым и тремя нательными крестика­ми с разными по цвету гайтанчиками. Вызвав отца семейства, сообщил ему, что отныне он будет полу­чать дополнительно 40 рублей ежемесячно. Стояв­ший рядом с Государем Цесаревич Алексей сказал:

«А от меня ты будешь получать ежемесячно еще 70 рублей».

Не стало Царя. И что же? В 1920 году из Женевы приехала «железная леди революции» В. Лебедева с требованием об обязательном производстве абор­тов врачами-гинекологами женщинам России, с тре­бованием убеждать женщин, что это полезно для их здоровья!


В ноябре 1920 года находя-тщимся на одре болезни Ле­ниным был подписан декрет об обязательном производ­стве абортов. Врачей-гине­кологов, отказывающихся производить эти операции и убеждать женщин в пользе этого, увольняли.


У нас и ныне обязывают всех врачей-гинекологов производить аборты, и со­ставлен график в женских консультациях, по которо­му они обязаны в абортариях


убивать младенцев с согласия матерей этих неродившихся малышей.

Убийство Царя имело много далеких целей, в том числе и разрушение семьи. Троцкий писал в 30-х го­дах: «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи». Они хотели уничтожить семью. Семья — малая Церковь, и таким, образом осуществлялось разрушение всей Церкви. Семья Царя — образец се­мьи, икона семьи. Но остается надежда на то, что сейчас, когда уничтожение семьи достигает преде­ла, совершившаяся наконец канонизация Царя ста­нет как бы собиранием русского народа в единую се­мью и возвращением блудного сына к отцу своему.

 

СЛОВО ПАСТЫРЯ

Вскоре после рождения Богомладенца Христа царь Ирод, который правил в то время в Иудее, зная, что родился будущий Царь, повелел найти Младеца, чтобы предать Его смерти, дабы не было претенден­тов на царский престол. Когда же поиски не увенча­лись успехом, повелел умертвить всех младенцев до 2 лет, живших тогда в городе Вифлееме. Так за один день были убиты 14 тысяч вифлеемских младенцев.

Сегодня мы с вами уже почти догнали царя Иро­да, так как убиваем ежедневно по всей России око­ло тринадцати тысяч младенчиков!

Но у него был всего один такой день в жизни, а у нас — каждый день такой!

Сейчас много говорят о возрождении России. С чего его начинать? Для того, чтобы начать воз­рождать экономику, культуру, надо перестать совер­шать самые страшные грехи. Мы должны перестать убивать своих детей!.. Кровь убитых младенцев па­дает на весь род убийцы. Дитя рождается, а над ним уже тяготеет преступление родителей, и от этого гре­ха дети обычно становятся неуправляемыми. Кто окружает ребенка сейчас? Отец и мать — убийцы братика, сестренки. Приходит в гости тетя — тетя тоже убийца. Есть бабушка — и бабушка убийца. Все — убийцы! Какие вырастут дети?!

Страшно то, что некогда Святая, Русь превра­тилась в страну убийц!

Вот он — ответ на этот мучительный вопрос, терзающий в последние годы многих, почему мы теперь — с Богом — зажили хуже, чем тогда — без Бога? Потому что теперь, когда отверсты двери тысяч храмов, к этим дверям струятся лишь тонень­кие ручейки из моря русского народа. А реки из этого моря текут к иным дверям: к дверям рестора­нов, баров, казино, дискотек, секс-шопов, аборта­риев. И удивляться надо не тому, что жизнь стала хуже, а тому, что мы еще вообще живы. При всех-то наших программах полового воспитания, алко­голизме, гомосексуализме, проституции, наркома­нии и прочих мерзостях, из которых наимерзостнейшая, конечно же, массовая бойня своих соб­ственных, не успевших родиться детей. И при всем этом — еще живы! Вот чему следует удивляться безмерно — долготерпению Божию!

Призвание врачей — спасать жизнь. Каким же странным образом оно перевернулось с ног на го­лову, и врачи стали творить прямо противополож­ное — губить жизнь?

Врачи! Будьте честны, расскажите своим паци­енткам обо всем, что их ожидает во время аборта и после него. Только называйте вещи своими имена­ми: ребенка — ребенком, а не «продуктом беремен­ности», убийство — убийством, а не восстановлени­ем менструального цикла» и т.д. Расскажите обо всех осложнениях после аборта, о воспалительных и инфекционных заболеваниях, о том, что легаль­ность аборта отнюдь не делает его безопасным. На этот счет существует прямо какой-то заговор молча­ния. Например, при аборте может развиться крово­течение. Если под рукой врача не оказывается не­обходимого количества донорской крови, смерть не­избежна. Но причиной смерти называется потеря крови, а не аборт. Иногда и донорская кровь не пре­дотвращает смерть, а лишь отдаляет ее. Например, после переливания крови женщина заболевает сы­вороточным гепатитом и через несколько месяцев умирает. Диагноз ставят — «гепатит», но дей­ствительная причина смерти — аборт!

Врачи! Расскажите своим пациенткам и о многом другом, что вы знаете лучше меня: во сколько раз возрастет у них вероятность выкидышей и преждевременных родов при следующей беремен­ности, как отразится убийство этого ребенка на здо­ровье их будущих детей, если они будут. А, может быть, больше уже детей у них не будет! И об этом расскажите! Может быть, этот ребеночек, которого мама сейчас собирается убить, окажется и единственным, и никогда уже не познает она без­мерного материнского счастья — прижать к груди теплое, родное маленькое дитя, увидеть его довер­чивые, широко открытые глаза, услышать детский лепет, и среди этого лепета — первое слово: «Мама!» Дайте этой маме посмотреть, как бьется сердце ее малыша! Если же и после всего этого найдется та­кая мать, которая будет продолжать настаивать на аборте, что делать тогда? Но есть и тут выход без убийства. Пусть родит и отдаст в детский дом: «Не желаешь воспитывать сама — воспитают другие, только не убивай!»

Как легкомысленно звучат сегодня наши оправ­дания и самоизвинения: «Надо было закончить ин­ститут», «Не хотелось плодить нищету», «Ребеночек мог больным родиться» или «Мать могла при родах умереть»... Надо тебе закончить институт — так сна­чала закончи, а потом уж вступай в брак и рожай де­тей. Не хочешь плодить нищету — не плоди, кто зас­тавляет? Живи целомудренно! Но если уж не устояла и зачался младенчик, — зачем же его убивать?!.

Врачи находят, что ребенок может родиться больным — но ведь врачи, случается, и ошибают­ся! Пусть родится, если и впрямь окажется боль­ной — тогда и убьешь! Новорожденного жалко? Почему же нерожденного — еще более маленько­го и беззащитного — не жалко?! И еще: если бо­лезнь - достаточная причина, чтобы убить чело­века, давайте тогда поубиваем всех больных, осо­бенно безнадежных в первую очередь — уж они-то точно и явно мучаются и нам сколько хлопот до­ставляют! Если можно убивать детей, которые еще только предположительно могут оказаться боль­ными — тогда этих-то и подавно следует убить! Ну что ж, давайте поотрываем им руки-ноги, или по­бросаем в котлы с соляным раствором...

Говорят: роды в некоторых случаях ставят под угрозу здоровье и жизнь матери. На войне спаса­ют других, чужих людей, рискуя жизнью. Почему же мать не может рискнуть жизнью, спасая свое родное дитя? Она же — мать! Умрет?! Но если ум­рет, спасая своего ребенка, так за такое самопо­жертвование скорее всего сподобится рая, а если умрет детоубийцей — где окажется?..

Как бы она ни бодрилась и ни говорила себе, что это необходимо и иного выхода нет, — аборт всегда вызывает у женщины глубокие пережива­ния, чувство боли, стыда и невосполнимой утраты. Когда она беременеет, что бы там ни говорили ей «умные люди» о «скоплении клеток» или о «комоч­ке», какими бы доводами рассудка она сама себя ни уговаривала, — душа ее твердо знает, и в под­сознании это четко отпечатано, что в ее теле рас­тет ребенок! И если она изменяет своему призва­нию и принимает решение прервать эту заро­дившуюся в ней жизнь, это оскверняет основу ос­нов ее женской природы.

Женщины России! Когда ваших детей убивали в Афганистане и Чечне, вашему возмущению не было предела, и это хорошо: надо возмущаться несправед­ливости, насилию и злу, где бы они ни встречались! Но там все-таки гибли ежедневно единицы, десятки людей. А здесь в России — гибнут ежедневно около тринадцати тысяч, каждый день уходит из жизни целая дивизия! Гибнут в зверских мучениях, не снив­шихся никаким душманам! Гибнут самые безза­щитные, не способные даже позвать на помощь! Уби­ваются с согласия их родных матерей, и в ответ на эти вопиющие проявления зла — гробовое молчание, за исключением редких протестующих голосов.

Люди русские! И мужчины, и женщины! Родные! Всем нам надо прозреть и понять, что на террито­рии нашего родного Отечества идет необъявлен­ная война: на одной стороне — взрослые, на дру­гой — их не успевшие родиться дети. Эта война имеет ту особенность, что в ней нет и не может быть выигравшей стороны. Дети гибнут сразу и очевидно, массово, без всякого сопротивления. Взрослые отделываются поначалу ранениями. Пос­ле первых военных «удач», их ожидает гнетущий «поствоенный синдром», превращающий их в ду­шевных, а часто — ив физических калек.

Зачем нам эта война без победителей?! Родные! Заключим скорее мир — с Господом, с нашими деть­ми — перестанем убивать наших детишек, наших будущих соотечественников, наше будущее. Ведь если через лет пятьдесят по просторам России бу­дут блуждать толпы инородных пришельцев, а ос­татки русских будут им прислуживать, это будет только наша вина, вина и мужчин и женщин, вина тех, кто не хочет становиться отцом и матерью. Но тогда и пенять не на кого!

Священник Александр Захаров



Прежде всего осознать тяжесть этого греха и принести покаяние на исповеди. Надо также попросить священника дать епитимью - церковное наказание для исправления человека, которое при­влекает милость Божию.

Епитимья носит не искупительный, а дисципли­нарный характер и сообразуется с духовным и те­лесным состоянием кающегося, она строго индиви­дуальна. Епитимия, данная одному, не может быть автоматически перенесена на всех. Имеют значе­ние возраст, состояние здоровья, степень воцерковленности кающегося и многое другое, включая вне­шние обстоятельства.

Но что еще возможно, кроме исповеди и епити­мий, назначенных священником? Здравый смысл подсказывает, что те, кто избавлялись от детей, дол­жны, принеся покаяние... их рожать: «жена (...) спа­сется через чадородие, если пребудет в вере и люб­ви и в святости с целомудрием» (1 Тим., 2, 14-15). К сожалению, этот спасительный и наиболее вер­ный путь для большинства кающихся уже невозмо­жен по возрасту. Но у тех, кто раскаивается в грехе детоубийства, иногда есть взрослые дети, которые должны перестать делать аборты. Хоть поздно, пусть даже во втором поколении, но прервется эта цепочка преемственности греха.

Обычно жизнь людей, погубивших младенцев в утробе, омрачается различными скорбями: одино­чество, бездетность, семейные проблемы, трудно­сти с воспитанием детей, расстройство душевного и телесного здоровья, бедность. Часто человек не может избавиться от гнетущего чувства зря про­житой жизни.

Но есть еще один способ облегчить свою совесть. Ежедневно в России совершаются тысячи абортов, причем не где-то в отдаленном месте, а рядом с нами: на соседней улице, в соседнем доме, в ближнем подъезде. Многие из тех, кто идёт в абортарий, де­лают это неосознанно. Кто по молодости, по глупо­сти, по незнанию, кто под влиянием стечения сию­минутных обстоятельств, под внешним давлением или даже просто так, потому что посоветовала под­ружка или родственница. Часто в трудной ситуации рядом не оказывается человека, который может ска­зать правду, объяснить, в чем дело, оказать мораль­ную, а может быть, и материальную поддержку. Та­ким человеком можете стать вы. Не надо думать, что нужно многое. Часто бывает достаточно про­явить любовь, объяснить и рассказать о возможных необратимых последствиях аборта, о том, что это грех. Иногда бывает достаточно подарить человеку пачку пеленок, чтобы остановить от убийства свое­го ребенка. И дело не только в стоимости самих пе­ленок, а прежде всего в живом участии. Представь­те себе, как мало нужно, чтобы спасти человечес­кую жизнь, и не только жизнь этого несчастного ре­бенка, но всех его будущих детей и внуков.

В послании св. апостола Иакова говорится: «Об­ративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5, 20). И еще: «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?» (Притч.,24, 11). Очевидно, что тот, кто спасает ребенка от аборта, спасает человеческую жизнь, а значит по­крывает и свои грехи. Те, кто в прошлом совершали аборты, вполне могли бы оказывать материальную помощь тем, кто собирается сделать аборт, чтобы остановить их. Причем не формально, а оказать конкретную, ощутимую помощь. Господь, видя по­каяние и плод, достойный покаяния, дела милосер­дия, спасительное терпение скорбей, силен поми­ловать любого кающегося грешника.

Священник Максим Обухов + + + +

Совершившим этот грех следует опасаться двух крайностей: оправдывать грех, преуменьшать его значение, и другая крайность — впадать в отчая­ние, которое есть высшая форма уныния, состояние безысходности. Человеку кажется, что выхода нет. Как оправдание греха, так и отчаяние приводит к одному результату: человек лишается покаяния — единственного пути к духовному возрождению.

Покаяние приносит определенное облегчение душам убитых детей, ведь между ними и родите­лями остаются некие невидимые связи. Но покая­ние должно быть сопряжено с двумя условиями: первое — не повторять греха и стараться помочь другим, чем возможно, чтобы они не совершили этого преступления. Второе — молиться за уби­енных младенчиков и творить милостыню, кото­рая может принести душе убитого определенную радость. Когда женщина будет посещать храм, ис­поведоваться и причащаться, когда в каждом жи­вом ребенке она будет видеть отображение уби­того ею младенца и проявлять к ним заботу и лю­бовь, то души ее детей в это время будут чувство­вать утешение.

На том свете мать увидит своих детей, и если она не может дать им крещения, то, по крайней мере, сможет сказать им: «Я совершила великий грех пе­ред вами, но потом сделала все, что могла».

Архимандрит Рафаил (Карелин)

+ + +

 

Митрополит Рязанский и Касимовский Симон (+1.09.2006) советовал тем, кто совершил грех детоубийства, а также всем соучаствовавшм в этом грехе исполнять следующее правило:

Каждый день в течении 1 года:

 

— 10 поклонов с покаянной молитвой «Боже, ми­лостив буди мне грешной и спаси убиенных чад моих»

(по состоянию здоровья ежедневные поклоны можно исполнять до конца жизни);

Владыка говорил, что ежедневных поклонов за этот грех надо бы назначать больше, да только люди по немощи своей могут оставить исполнение и этого малого количества.

   до конца жизни — никого не осуждать. (Помни, что ты грехами своими превосходишь любого тяжкого грешника);

   до конца жизни — если видишь ближнего в чем-либо нуждающимся — помоги ему.

 

+ + +

В Самаре в храме Святых Равноапостольных Кирилла и Мефодия каждую последнюю субботу месяца служат молебен Вифлеемским младенцам. Стоимость 5 рублей (на год — 65 рублей, с учетом еще 1 молебна, 11 января, в день памяти Вифлеемс­ких младенцев-мучеников).

Можно заказать молебен о своем здравии (адрес храма: 443031 г. Самара, ул. Ново-Садовая, 260, Ки­рилло-Мефодиевский собор. Настоятелю протоие­рею Виктору Ушатову).



 

 

 

 

 

МОЛИТВА матери

к Милосердному Господу

о младенцах, умерших во утробе

Помяни, Человеколюбие Господи, души отшедших рабов Твоих, младенцев, кои во утробе право­славных матерей умерли нечаянно от случайных действий, или от труднаго рождения, или от неко­ей неосторожности, или сознательно загубленных и потому не приявших Святаго Крещения.

Окрести их, Господи, в море щедрот Твоих и спа­си неизречённою Твоею благодатию, а мене, греш­ную (имя), совершившую убийство младенца во утробе моей, прости и не лиши Твоего милосердия.

Боже, милостив буди мне, грешной.

(Земной поклон).

Господи, помилуй чад моих, умерших во утробе моей, за веру и слёзы моя, ради милосердия Твоего, Господи, не лиши их Света Твоего Божественнаго. Амйнь.

(Молиться всю жизнь).

 

 

МОЛИТВА

покаянная за аборты

Благодарю Тя, Господи, яко ныне, аще и поздно, осознала есмь свой смертный грех извержения пло­да из утробы моей по воле моей. Открылася есть в сердце моем жалость великая к загубленным душам зачатых детей моих. И нет мне ныне оправдания, ни утешения, ни покоя. Но не допусти мя, Господи, до отчаяния, во искупление же сего смертнаго гре­ха моего приими вопли моя, стенания и горькия слё­зы раскаяния. Аминь.

 

 

Тема абортов больная для каждой христианки, но мне так кажется, что, когда узнаешь о будущем ребен­ке, думаешь о том, как он появится на свет, а не как от него избавиться. Поэтому предлагаю молиться о том, чтобы жена (мать, сестра, дочь, подруга) не соверша­ла абортов. Высылаю для этого молитвы.

Марина К, г. Тольятти

 

 

 

МОЛИТВА беременной женщины, отягощенной детьми

и искушаемой мыслью об аборте

 

Из молитвослова митрополита Мануила (Лемешевского)

 

Ты, Господи, благоволил еси по закону есте­ства женщинам чад рождати. Ныне я вновь не­праздна, а муж требует аборта, и окрест живу­щий и знаемии понуждают мя на это преступное деяние. Укрепи душу мою, Милосердый, сохрани зачатый плод мой, отжени от мене малодушие и смягчи укоры мужа моего и прочих моих лжедоб­родетелей.

Боже, Спасе мой, подаждь ми твердость и по­мощь во благовремении родити сие чадо мое, ныне уже возлюбленное, и воспитати его в доб­рых христианских началах, и посвятити его на слу­жение Тебе и Церкви Твоей Святой. Аминь.

 

 

 

 

МОЛИТВА Пресвятой Богородице

о несовершении абортов

О Пресвятая Владычице моя Богородице, ча­долюбивая Матерь рода христианского! Да не бу­дет беззакония над младенцем, носимым во чреве матери своей, да оставит сия молитвами Твоими помысл о убиении своего дитяти, яко той есть чадо Божие; ради него сошел есть Господь наш Иисус Христос, Сын Твой, с небес и претерпел есть стра­дания и смерть и, воскреснув, воскресил есть и сие дитя в жизнь вечную. Воспомяни, Пречистая, яко Ты носила еси Предвечный Плод Твой во чреве Своём и о сем радовалася; пусть возрадуются и ро­дители о сем дитяти.

Владычице, яко Отец Небесный послал есть Ан­гела Своего, егда Ирод восхоте убити Сына Твое­го, праведному Иосифу Обручнику, тако и Ты по­шли Ангела Божия сему младенцу, дабы не было ему смерти.

Благословенная в женах, пошли радость в серд­ца родителей, да будет им отрадою сие дитя, ниже погибнет прежде рождения.

Мати Божия, помилуй рабу Твою (имя), да раз­решится она от плода своего и пребывает в мире Божий и здравии.

Ты же буди всем нам Заступница пред Богом во веки веков. Аминь.

 

 

 

 

 

 

 

АКАФИСТ ПОКАЯННЫЙ

жен, загубивших младенцев

во утробе своей

Для келейного чтения

Кондак 1

АгнчеБожий, вземляй грехи мира, услыши стенание мое и скорби сердца моего вонми, возьми мое тяжкое бремя греховное, понесый немощи наша, приимй мя, в покаянии припадающую к Тебе, молящуюся и из глубины души взывающую:

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

 

Икос 1

Боже и Господи! Твое бо есмь творение, но увы мне, в рай содеянный Адамов грех живет во мне, в души и в телеси, и, яко раба, усердно работаю ему выну, ныне же молю Тя:

Помилуй мя, Творче мира горняго;

Помилуй мя, Создателю естества дольняго.

Помилуй мя, Владыко Сил Небесных;

Помилуй мя, Управителю тварей телесных.

Помилуй мя, Промыслйтелю всяческих;

Помилуй мя, покаянныя слезы о гресёх моих к Тебе приносящую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

 

 

Кондак 2

Владыко Всемилостивый, како столь гнусная грешница смею приступите к Тебе с молитвою моею, преступившая заповедь Твою, юже запо­ведал еси чрез Моисея пророка Твоего: не убий; аз же убийца есмь, увы, жесточайшая; ради временнаго телеснаго покоя, многочадства избега-ющи, еще во чреве своем чад своих убившая. Аз, окаянная, немилосердно лишила есмь чад своих не токмо чувственнаго, но и истиннаго Света Господа нашего Иисуса Христа, чрез Таинство Крещения озарйющаго. А посему аз, омраченная сими и многими без числа грехами, надеюся ток­мо на милость благоутробия Твоего, Господи, и зову Ти: Аллилуиа.

Икос 2

Глаголы живота Твоя презревши, Господи, по воле сердца моего ходих от самыя юности моей даже до дне сего, ныне же в покаянии зову Ти, Всещедре Спасе мой:

Помилуй мя, в беззакониих зачатую;

Помилуй мя, во гресех рожденную.

Помилуй мя, заповеди Твоя не сохранившую;

Помилуй мя, благодати Твоей лишившуюся.

Помилуй мя, о спасении своем не радеющую;

Помилуй мя, в сети страстей улученную.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 3

Добро и красно есть еже жити братии вкупе и друг друга любити, якоже заповедал еси нам, Спасе наш. Аз же, окаянная, преступила есмь заповедь Твою и во гресе своем превзошла есмь всех от века рожденных, лишила есмь жизни тех, кои токмо получиша жизнь от Тебе, Подателя жизни. Отвергающи волю Твою и дар благо­словенный чадородия, своевольно вырывала есмь из творческих рук Твоих невинных чад моих и пред очима Твоима без стыда и страха Божия убивала есмь. Но судьбы их в деснице Твоей, Господи, грех же мой предо мною есть выну. К Тебе Единому прибегаю и молю Тя, Блаже: на путь покаяния стопы моя направи, дабы со всеми покаявшимися грешниками воспевати: Аллилуиа.

Икос 3

Едине ведый человеческаго естества немощь, веси вся Грехопадения моя, грехи юности моей не помяни и от тайных моих очисти мя, взываю­щую к Тебе:

Помилуй мя, великую грешницу;

Помилуй мя, закон Божий преступившую.

Помилуй мя, завет Твой не исполнившую;

Помилуй мя, злая воз благая Тебе, Владыце моему, воздавшую.

Помилуй мя, детоубийство совершившую;

Помилуй мя, в покаянии к Тебе во единона-десятый час пришедшую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 4

Жизни Подателю, Царю Небесный, прииди и вселися в мя, грехами оскверненную, и очисти мя от всякия скверны плоти и духа, и спаси, Блаже, душу мою, да воззову, спасаемая: Аллилуиа.

 

 

Икос 4

Заблудихся, яко овча погибшее, взыщи мя, рабу Твою, Боже мой, удалившуюся от запове­дей Твоих в непроходимую дебрь страстей и своеволий, спаси мя, недостойную, Тебе, стенящи, молящуюся и вопиющую:

Помилуй мя, грехами отягощенную;

Помилуй мя, страстьми омраченную.

Помилуй мя, гордостию восхищенную;

Помилуй мя, завистию снедаемую.

Помилуй мя, неправд исполненную;

Помилуй мя, не хотяй смерти грешника.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 5

Идеже хощеши, Всемогущий Боже мой, тамо и побеждается естестве чин. Господи, прости мя, и сними с мене по правосудию Твоему наложенную на мя печать детоубийцы, и попали огнем неве­щественным живущее во мне греховное естество, Божественною благодатию Твоею, дух прав об­нови во утробе моей и возврати моя прежния добродетели, чрез грех погибшия, да невозбран­но воспою Тебе: Аллилуиа.

 

 

Икос 5

Кто согреши, яко согреши аз, окаянная, кое­го греха не содеяла есмь, коего зла не вообрази­ла есмь в души моей, но с покаянием в сердце и со слезами прихожду к Тебе, Всещедре Господи, вопиющи:

Помилуй мя, неверную рабу Твою;

Помилуй мя, во гресех окамененную.

Помилуй мя, ближняго ненавидящую;

Помилуй мя, словом и делом согрешившую.

Помилуй мя, имущую совесть сожженную;

Помилуй мя, детоубийцу, Ироду подобную.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

 

Кондак 6

Лучами благодати Твоей, просвети одеяние души моей, Светодавче, и спаси мя, да в радости воспою Тебе: Аллилуиа.

Икос 6

Многая множества моих, Христе, прегреше­ний, и мрачно есть все житие мое, но не отчаяваюся в милосердии Твоем, Спасе мой, и, яко Да­вид, вопию Ти:

Помилуй мя, в лености все житие мое иждившую;

Помилуй мя, о молитве за грехи не радеющую.

Помилуй мя, неблагодарную за вся благая Твоя, зовущая к покаянию;

Помилуй мя, закона Твоего не чтившую и за­поведи Твоя не сохранившую.

Помилуй мя, мир и яже в мире возлюбившую;

Помилуй мя, в мирстей суете пребывающи, детоубийство совершившую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 7

На небо очи мои возведу, но бренное естество мое долу влечет мя, Спасе мой. О Создателю неба и земли и яже в них, возстави мя к горнему, дабы пребывати ми в воле Твоей, да сердцем и усты воспою Тебе: Аллилуиа.

 

Икос 7

Око имам лукавое и всякия нечистоты испол­ненное, прелестию мира сего выну прельщаю­ся, темже убо молю Тя, Всеблагий, отврати очи мои, еже не видети ми суеты, да воззову Ти:

Помилуй мя, жаждущую верно Тебе послужити;

Помилуй мя, желающую поклонятися Тебе в духе и истине.

Помилуй мя, слезы покаяния яко жертву за грехи моя к Тебе приносящую;

Помилуй мя, прощение за убийство чад моих во утробе моей у Тебе просящую.

Помилуй мя, избавления от страстей моих от Тебе ожидающую;

Помилуй мя, зельне плачущую о тяжких и смер­тных моих согрешениих.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 8

Пощади мя, Господи, Спасе мой, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже гнуснейши всех аз есмь, но молю Тя, Всемилостивый Боже мой, преклонйся на милость благоутробия Твоего, услыши сердечныя воздыхания моя, приими токи слез моих, покаянныя молитвы, да воспою Тебе: Аллилуиа.

 

Икос 8

Разбойничьи злии помыслы нападоша на мя, совести моей спящей; увы мне, одежды светлыя, данныя мне при Крещении, по грехом моим лишилася есмь и чадоубийство совершила есмь, темже убо лишена добродетели доселе пребы­ваю, но стремлюся возвести очи мои горе, долу поникший по множеству лютых, содеянных пред Тобою, Господи, и тако вопию к Тебе:

Помилуй мя, смертный грех содеявшую;

Помилуй мя, доселе во гресех коснеющую.

Помилуй мя, мерзости всякия преисполненную;

Помилуй мя, противоестественными пороки запятнанную.

Помилуй мя, чистоту девства своего не сохра­нившую;

Помилуй мя, благочестиваго материнства себе лишившую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

 

Кондак 9

Слезныя ми подаждь токи, Боже мой, да плачуся о гресех моих, и приими покаяние мое, да, радуяся, возопию: Аллилуиа.

 

Икос 9

Тело мое осквернила есмь тайными мерзкими, душу мою омрачила есмь безместными деянии мо­ими, темже немощствует тело, немощствует и душа моя. К Тебе, Единому Непамятозлобному, Мило­сердному Судий и Богу моему, припадая, молюся:

Помилуй мя, детоубийцу, адскую пресельницу;

Помилуй мя, возвращающуюся ко грехом, яко пес на свою блевотину.

Помилуй мя, волею своею грехи многая совер­шившую;

Помилуй мя, душу мою мерзкими помыслы осквернившую.

Помилуй мя, живущую по законам века сего и детоубийство совершившую;

Помилуй мя, жизнь греховную по сей день проводящую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 10

Уязвилася есмь прелестию мира сего, преклонилася есмь пред ним, избравши пагубный путь мерзкаго закона его; забывши обеты, данныя при Крещении, достигла есмь самыя вершины смерт­ных грехов—чадоубийства, но прости мя и объя­тия Отча отверзти ми потщися, Боже мой, да жер­тву хвалы принесу Ти, вопиющи: Аллилуиа.

 

Икос 10

Хищницы, убийцы, тати и вси нераскаяннии грешницы Царствия Божия не наследуют. Аз же всякою неправдою и всякими мерзкими грехи осквернила есмь тело и душу мою, сего бедствия моего ради, припадающи, зову Ти:

Помилуй мя, в Новом Завете благодатнаго Царствия Твоего рожденную;

Помилуй мя, в Церкви, Тобою созданной, воцерковленную.

Помилуй мя, дарами Духа Святаго запечат­ленную;

Помилуй мя, во Христа крещенную, во Хрис­та облеченную.

Помилуй мя, Твоим Пречистым Телом и Жи­вотворящею Кровию освященную;

Помилуй мя, вся сия благая отвергшую и по­рочную жизнь избравшую.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 11

Целомудрия дух даруй ми, Господи и Владыко живота моего, зане от самыя юности моей лишилася есмь добродетели, всю себе поработивши страстем, дух и душу осквернила есмь и тело ра­стлила есмь. Боже щедрот и милосердия! Не по­гнушайся очистити мя, окаянную грешницу, со­здание бо Твое есмь, помилуй мя и очисти мя от всякия скверны плоти и духа и сподоби мя дерз­новенно пети Тебе: Аллилуиа.

 

Икос 11

Чаянием сердца моего, уповающаго на Тя, вонми, Господи, и не посрами мя пред Ангелы и человеки на праведном и Страшном Суде Тво­ем, не осуди мя по делом моим, но по милости Тво­ей прости вся грехи ми, вопиющей Ти:

Помилуй мя, сердце нечистое имущую;

Помилуй мя, демонским пленом пленшуюся.

Помилуй мя, во гресех рожденную, Крещени­ем омывшуюся и паки, яко свиния, в беззаконие впадшую;

Помилуй мя, язвы грехопадений души моей смрадны имущую.

Помилуй мя, от тяжких грехопадений моих в уныние и отчаяние впадшую;

Помилуй мя, всякий грех содеявшую и всякаго наказания достойную.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 12

Кровом любве Твоей, Боже мой, покрый вся гре­хи и беззакония моя, приемля покаяние мое, да в радости воззову к Тебе: Аллилуиа.

 

Икос 12

*

Юность моя пройде в безумии моем, все житие мое иждих во гресех, в лености и нерадении, но память о смерти и неминуемом Суде Божий приведе мя к покаянию. Не отрйни мя, Спасителю мой, во единонадесятый час пришедшую в Отчия объятия Твоя и в покайнии зовущую:

Помилуй мя, яко кровь невинных чад моих во­пиет к Тебе;

Помилуй мя, детоубийцу, повинную суду Б6-жию и человеческому.

Помилуй мя, Любвеобильный, и отчаянных грешников любовию Своею согревающий;

Помилуй мя, Царю Святый, немощи наша врачующий.

Помилуй мя, Владыко, к нашим согрешением долготерпеливый;

Помилуй мя, Милосердный Господи, и в по­каянии приими мя.

Господи мой, Господи, радосте моя, помилуй мя, падшую.

Кондак 13

Явитися имать знамение Сына Человеческаго на небеси в день оный Страшнаго и Втораго пришествия Его судйти живым и мертвым — Пречестный и Животворящий Крест. Тогда восплачутся вся племена земная. О, Иисусе Христе, Спасителю и Судие наш и всех Царю! Даждь ми прежде дне онаго слезы покаяния, да плачуся злых моих и пагубных деяний, имиже душу мою омерзих. Даждь ми прощение и оставление гре­хов, да в день той со Ангелы и всеми святыми вос­пою: Аллилуиа.

 

(Сей кондак читается трижды, затем икос 1 и кондак 1).

 

МОЛИТВА 1

О Владыко Господи Иисусе Христе, Сыне Божий!

Премногия ради благости Твоей, нас ради че­ловек и нашего ради спасения в плоть оболкийся и распныйся и погребыйся за ны, неблагодарныя и злонравныя, и Твоею Кровию обновивый растлевшее грехом естество наше, приимй мое покайние и услыши глаголы моя: согреших, Гос­поди, на небо и пред Тобою, словом, делом, и помышлением, душею же и телом, заповеди Твоя преступила есмь, не послушала есмь повеления Твоя, прогневала есмь Твою благость, Боже мой, но яко творение Твое есмь, не отчаяваюся во спа­сении и к безмерному Твоему благоутробию прихожду и молюся Тебе: Господи, в покаянии даждь ми сокрушение сердечное и приими мя молящуюся, и даждь ми мысль благу, даждь ми помысл исповедания грехов моих, даждь ми сле­зы умиления, Господи, даждь ми по благодати Твоей положити начало благое. Помилуй мя, Боже, помилуй мя, падшую, и помяни мя, греш­ную рабу Твою, во Царствии Твоем. Аминь.

МОЛИТВА 2

О Боже Премилосерднейший, Христе Иисусе, Искупителю грешных, ради спасения рода человеческаго Ты оставил еси, Всемилостиве, преславная Небеса и вселился еси во юдоль сию плачевную. Ты приял еси на Божественная рамена Твоя наша не­мощи и понесл еси наша болезни; Ты, о Страдальче Святый, уязвлен был есй за грехи наша и мучим за беззакония наша, темже убо возносим к Тебе, Человеколюбче, наша смиренныя мольбы: приими их, о Преблагий Господи, и снизойди к немощем нашим, и грехов наших не помяни, и гневное отмщение за грехи наша отврати от нас.

Кровию Твоею Всечестною обновивый падшее естество наше, обнови, Господи Иисусе Христе, Спасителю наш, и нас, во тли грехов сущих, и уте­ши сердца наша радостию всепрощения Твоего.

С воплем и слезами раскаяния припадаем к сто­пам Твоего Божественнаго милосердия: очисти нас, Боже наш, Божественною благодатию Твоею от всех неправд и беззаконий наших. Да во свя­тыни Твоего Человеколюбия восхвалим всесвятое имя Твое, со Отцем и Преблагим и Животворя­щим Духом. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

МОЛИТВА 3

Милосердия двери отверзи нам, Благословен­ная Богородице, надеющийся на Тя да не погиб­нем, но да избавимся Тобою от бед: Ты бо еси спа­сение рода христианскаго.

О Пречистая Мати Господа Бога и Спаса на­шего Иисуса Христа, буди ми Ходатаица в день страшнаго испытания, егда предстану Престолу Нелицемернаго Судии, яко да огненнаго прещения и муки избавлюся молитвами Твоими, Едина Благословенная.

Пресвятая Богородице, спаси нас!

 

ПОКАЯННАЯ ПЕСНЬ

 

По благословению Митрополита

Санкт-Петербургского и Ладожского

Иоанна (Снычева)

 

Молитву пролию ко Господу моему

И тому возвещу печали моя.

Услыши, Господи, вся воздыхания моя

О детках моих, отверженных мною.

Услыши, Господи, глас моления моего

О детках, во чреве убиенных,

Безвинных и безымянных,

Отданных на поругание.

Не остави младенцев,

Мною преданных на мучение.

Услыши, Господи, вся печали моя

О детках моих, погубленных мною.

Услыши, Господи, исповедание мое

О детках, на смерть обреченных,

Безгласных и безответных,

Отданных на растерзание.

Не остави младенцев,

Мною преданных на убиение.

Горе мне, блуднице!

Увы мне, матери безумной!

Како возмогу я отвещати Небесному Отцу?

С коим дерзновением воззрю на Судию?

Предавшая детей,

Смогу ли отыскати оправдание?

Ты видиши, Господи, вся согрешения моя,

Тайныя и лукавыя деяния,

Прости ми, Господи, вся беззакония моя,

Слепаго ума помрачение.

Яко разбойника простил еси,

Принесшаго покаяние,

Тако и мене прости,

Чада своя погубите возмогшую.

С Тобою, Господи, вся упования моя,

Надежда благая и утешение.

Приими, Владыко, вся предстояния моя,

О детках безымянных прошение:

Не лиши младенцев благодати Крещения,

В Царствии Небесном радости вечныя.

Горе мне, блуднице!

Увы мне, окаянной!

Како возмогу я повстречати на Небесах

Мною на земли отверженных детей?

В Судный час отыскати ли оправдание?

Господи, к Тебе вся воздыхания моя.

Прости ми, Господи, вся согрешения моя,

Пошли ми скоро надежду утешения,

О детках милых нечаянную радость.

О них бо исплакалося сердце мое

Печалию неутолимою.


 

Помянник

 

В этом списке-помяннике — более четырехсот имен. Все эти люди — кто малой, кто более круп­ной лептой — помогли осуществить издание этой книги. Большинство этих людей причастны к страш­ному греху аборта. Посылая нам помощь на изда­ние книги, они надеялись, что смогут таким обра­зом хотя бы кого-то удержать от этого смертного греха. А еще надеялись на то, что читатели этой книги вознесут о них свои молитвы.

Как можно загладить неизгладимое, исправить содеянное? Ведь невозможно вдохнуть жизнь в растерзанные маленькие тельца. Но можно прине­сти достойный плод покаяния. Слезами и горячей молитвой вызволить души младенцев из сумереч­ной юдоли, где они лишены света Божьего.

Мы просим читателей помолиться о прощении греха аборта всем, оказавшим помощь в издании книги и уже тем самым заявившим о своем искрен­нем раскаянии. Их имена — перед вами.

 

О ЗДРАВИИ:


Маргариты

Людмилы

Георгия

Игоря

Георгия Лидии

Валентины

Марины Татианы

Владимира

Галины

Григория

Ирины

Виктора

Софии

Александра

Раисы

Анастасия

Лидии

Лидии

Андрея

Зинаиды

Ольги

Надежды

Галины

Валентины

Тамары

Галины

Николая

Евдокии

Галины

Алевтины

Елисаветы

Пелагеи

Валентины

Нины

Фотинии

Галины

Ольги

Клавдии

Лидии

Маргариты

Зои

Фаины

Ольги

Раисы

Ларисы

Веры

Галины

Валентины

Тамары

Валентины

Андрея

Елены

Ларисы

Ольги

Ирины

Татианы

Зинаиды

Валентины

Анны

Ольги

Елены

Нины

Сергия

Галины

Веры

Лидии

Татианы

Людмилы

Ольги

Людмилы

Ирины

Галины

Елены

Галины

Фотинии

Валентины

Анатолия

Василия

Сиры

Раисы

Наталии Сергия Антонины Марии Надежды Любови Анны Татианы Людмилы Веры Людмилы Надежды

Зои

Марии Надежды Валентины Раисы Екатерины

Нины

Веры

Елены Риммы

Веры

Анны Марины Фотинии Марии Татианы

Веры

Елены

Фотинии Антонины Зинаиды Иоанна Николая Наталии Елены Тамары Марии Евгении Марии Марии Тамары Анны

Марии Галины Любови Фотинии Анны Марины Надежды Валентины Татианы Клавдии Татианы Елены

Ирины Алексия Евдокии Веры


Нины

Виталия

Зои

Екатерины

Ирины

Марии

Фотинии

Ирины

Фотинии

Антонины

Наталии

Надежды

Надежды

Татианы

Валентины

Николая

Раисы

Лидии

Лидии

Вячеслава

Марины

Людмилы

Дарий

Елены

Валентины

Ларисы

Ольги

Раисы

Татианы

Надежды

Таисии

Надежды

Татианы

Александра

Людмилы

Галины

Варвары

Валентины

Галины

Ирины

Владимира

Фотинии

Анны

Ольги

Анны

Александра

Галины

Фотинии

Евгении

Галины

Ольги

Клавдии

Валентины

Галины

Анны

Валентины

Татианы

Надежды

Надежды

Марии

Лидии

Нины

Раисы

Димитрия

Нины

Валентины

Наталии

Фотинии

Марии

Любови

Веры

Варвары

Татианы

Антонины

Александры

Пелагеи

Нины

Ирины

Клавдии

Валентины

Татианы

Клавдии

Нины

Елисаветы

Тамары

Мелании

Валерии

Екатерины

Алевтины

Галины

Любови

Елены

Марии

Нины

Нины

Ольги

Людмилы

Тамары

Параскевы

Марии

Тамары

Елены

Сергия

Елены

Наталии

Георгия

Владимира

Анны

Нины

Валентины

Нины

Сергия

Галины

Лии

Нины

Валентины

Михаила

Анны

Валентины

Наталии

Ольги

Валентины

Наталии

Зинаиды

Людмилы

Наталии

Ларисы

Валентины

Ольги

Татианы

Анны

Веры

Ольги

Марии

Валентины

Раисы

Ирины

Лидии

Надежды

Нины

Фотинии Галины

Николая Антонины Лидии Валентины Ольги

Галины

Марии

Анны

Нины

Татианы Георгия Георгия

Игоря

Раисы

Марии

Ирины

Татианы Тамары Любови

Нины

Нины

Татианы

Елены

Ирины

Антонины

Алексия

Раисы

Пелагеи

Елисаветы

Валентины

Марины

Раисы

Александра

Анны

Нины

Фотинии Татианы Людмилы

Ольги Валентины Тамары

Ирины

Татианы

Лидии

Галины Надежды

Марии

Галины

Нины

Таисии

Таисии Валентины Фотинии Антонины Тамары Людмилы Татианы

Маргариты

Антонины

Веры

Анатолия

Наталии


Маргариты

Анны

Елены

Нины

Антонины

Зои

Раисы

Евдокии

Лидии

Татианы

Валентины

Ксении

Лидии

Фаины

Людмилы

Нины

Любови

Фотинии

Татианы

Антонины

Лидии

Тамары

Анны

Валентины

Нины

Елисаветы Фотинии Ольги Галины

Веры

Тамары Любови Валентины Татианы Антонины Евдокии Татианы Тамары Нины Фотинии Александра

Евгения

Людмилы

Елены

Тамары

Анны

Людмилы

Любови

Ирины

Александры

Галины

Веры

Лидии

Ольги

Наталии

Романа

Фотинии

Наталии

Нины

Галины

Раисы

Риммы

Анны Валентины Валентины Капитолины Фотинии Елены

Зои

Татианы Надежды Ларисы

Анны Клавдии Нины Виктории Татианы Тамары Любови Александры Анны Тамары Анастасии Валентины Галины Зинаиды Людмилы Игоря Фотинии Валериана Фотинии Татианы Неониллы Людмилы Надежды Наталии Марии

Анны Клавдии Ирины

Веры

Наталии Виктора Наталии Аллы

Веры Валентины Галины


 

 

 

 

 

Когда ты была

во мне точкой… дочка

 

 

Составлено no«Кровавой книге», выпущенной

 издательством газеты «Благовест» г. Самара в 2001 году

(автор- составитель Ольга Ларькина).

 

Издательство «Зерна-Слово» 390046 г. Рязань, ул. Маяковского, 41

 

 

Приглашаем посетить интернет-магазин православной книги «Зерна».

- большой выбор книг по издательским ценам;

 - новинки православных издательств;

-быстрая доставка почтой.

Эл. адрес: www.zyorna.ruтел. 8-(4912)-7£44-18

 

 

 

Отпечатано в ОАО ордена Трудового Красного Знамени «Чеховский полиграфический комбинат»

Заказ № 6014


Подпись:



Hosted by uCoz