МИР ДОМА ТВОЕГО

Т. А. ФЛОРЕНСКАЯ

МАТЕРИАЛЫ К ПРОГРАММЕ “ЭТИКА И ПСИХОЛОГИЯ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ” В НОВОЙ, 1997 Г. , РЕДАКЦИИ

БИБЛИОТЕКА ЖУРНАЛА “ВОСПИТАНИЕ ШКОЛЬНИКОВ”

1 ПОЛУГОДИЕ 1999 г.

Книга доктора психологических наук, педагога, автора нового варианта программы для старшеклассников “Этика и психология семейной жизни” Т.А. Флоренской может быть использована в качестве учебного пособия учителями, ведущими названный предмет, а также другие подобные курсы, связанные с семейной, духовно-нравственной проблематикой.

Книга “Мир дома твоего” помогает пробуждению духовных сил личности, способных противостоять безнравственности, цинизму, разврату. Ее с интересом и пользой для себя прочтут также учащиеся, студенты, родители.

Книга публикуется в сокращении

© Т. А. Флоренская, 1999

Живут в тебе двое: Дух и Душа.

Мирно ли в доме твоем ?

Хозяин ли Дух над телом своим?

Светла ли хозяйка — Душа ?

Семь-Я ли в семье твоей ? Мирно ли в ней ?

Отрадно ли в доме твоем ?

Земля наша древняя, матушка Русь, —

Родная ли мать тебе?

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

ТЕЛО, ДУША И ДУХ

Дом души и храм духа

Открытие, сделанное подростками

ЧЕЛОВЕК В ЧЕЛОВЕКЕ

“Я” — против “я”

Психология внутреннего мира

СОЮЗ СВЯЩЕННЫЙ

Символы супружеского союза

Мудрость любви. . . . . . . . . . . .

Идеал и идеализация

Любовь или влечение?

“Не сошлись характерами”

Власть женщины в семье .

Диалогический вопросник межличностных отношений супругов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Продолжение рода. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Венчание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

ПЕДАГОГИКА ДОВЕРИЯ

Внутренний мир ребенка . . . . . . . . . . . . . . .

Разумен ли эгоизм . . . . .

Мера наказания . . . . . . .

Праздник непослушания

Послушание доверия

От урока к симпозиуму . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Иллюзия “научного мировоззрения”. . . . . . . . .

ПРИМИРЕНИЕ С СОБОЙ

О диалогическом консультировании . . . . . . . . .

Я тебя слушаю. . .

(О молодежном телефоне Доверия) . . . . . . . . . .

Рекомендации учителю . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Приложение. Программа “Этика и психология семейной жизни” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Наш общий дом, страна наша, переживает время трудных испытаний, и от духовного состояния каждого человека зависит, как мы их выдержим. Духовность — это не роскошь, а вопрос выживания: быть или не быть Российскому государству.

В результате общеобязательного материализма само слово “духовность” стало пониматься поверхностно и превратно. Марксистская идеология либо игнорирована, либо отрицала это понятие по существу. Сегодня перед психологией и педагогикой стоит задача переосмысления своих идейных основ и практических методов.

Духовное воспитание в России на протяжении столетий было делом Православной Церкви. Но в наше время для большинства людей, родившихся и выросших в атеистическом государстве, путь Церкви остается закрытым. Входя с надеждой в открывающиеся двери храмов, они уходят с горьким чувством недоумения: вера отцов недоступна им, язык ее непонятен. Получив, наконец, право свободы совести, человек не может его осуществить.

Наша система образования рационалистична, в школе учат абстрактным понятиям, а язык религиозного культа совсем иной; в нем слиты воедино образ и его смысл — это язык символов, непереводимый на язык понятий. Поэтому религиозный культ непонятен для рассудка. Рассудок отвергает религию, возомнив свое главенство, на которое он не имеет права: ведь рассудок — всего лишь средство приспособления человека к временной жизни- Он оперирует общепринятыми значениями; символический язык религии говорит о вечных смыслах, и главенство принадлежит ему- Понимание языка религиозного культа само по себе не делает человека религиозным, но оно необходимо для того, чтобы глубже ронять язык культуры, ведь в слове “культура” корнем является слово “культ”.

Наука как часть культуры отщепилась от культа, как своего родоначальника. Это особенно относится к психологии — науке о душе. Но утратив связь со своим духовным отечеством, психология омертвела, стала наукой без души. Скудость современной “объективной” психологии очевидна: в учебниках по психологии нет главы о совести — сердцевине духовно-нравственной жизни души: о любви упоминается вскользь в главе об эмоциях. На такую абстрактную психологию ориентируется педагогика.

Внутренний мир души остается закрытым для такой психологии; это становится очевидным при сравнении ее “достижений” с такими старинными книгами, как “Добротолюбие”, “Невидимая брань”, “Лествица”, в которых содержится вся полнота знания о жизни души и путях достижения внутреннего мира человека с Богом и самим собой. Современные психологи могут узнать из них все то, что входит в число содержательных “открытий” науки нашего времени, и еще много такого, до чего наука “объективная” дойти не может. Не лучше ли науке, подобно блудному сыну, вернуться в дом отчий?

Открывая книгу, обычно хочется узнать о ее авторе: кто он, почему написал ее, чем он хочет с тобой поделиться. Если книга — справочник или словарь, можно обойтись и без этого. Но о писателе, философе, ученом хочется знать; и не обязательно биографические подробности или даже особенности его характера, хотя и они могут быть интересны. Прежде всего хочется понять нечто существенное, от чего зависит смысл написанного этим человеком. Поэтому я и начну с некоторых штрихов своей личной и научной биографии.

В психологию меня привели поиски выхода из мятущегося состояния души. Я чувствовала, что так не должно быть, что во мне что-то неладно и наука психология должна мне помочь. Но лекции и семинары по психологии в МГУ не касались моих душевных проблем: условные рефлексы, ощущения, восприятия, память, внимание, чувства — все это в отдельных главах, между которыми я не могла найти внутренней связи. “Психология” в переводе с греческого — “наука о душе”. Но та психология, которую мы “проходили”, была явно наукой без души. Она старательно равнялась на естествознание, в котором видела образец научности, превращая человека в механическую систему. Самой убедительной фразой для Ученого совета было: “психологический механизм такой-то...”

Не лучше обстояло дело и с педагогикой. В человеке, учили нас. 99% психики является результатом воспитания. Из этого следовалo, что личность формируется по заданной программе, являясь продуктом среды и воспитательных воздействий.

Университетские занятия психологией, физиологией, политэкономией, марксистской философией и другими науками, включая “научный атеизм”, отнимали много времени и буквально “забивали голову”. Так что я уже начинала забывать о своем первоначальном стремлении найти в психологии ответы на мучившие меня проблемы и обрести с ее помощью мир души. Много времени отнимали и “общественные нагрузки”. Одним словом, суета заедала. Наступали летние каникулы, и я оказалась перед выбором: поехать мне с “агитбригадой” читать популярные лекции или заняться, наконец, чтением серьезной литературы для просвещения собственной души. И снится мне сон.

Я в переполненном метро. Люди суетятся, куда-то спешат, и я с ними спешу, не зная куда. Толпа вносит меня в вагон поезда. Двери закрываются, поезд трогается, и я вижу в окне огромную надпись: “Поезд следует до станции ЧЕПУХА”. Глубоко возмутившись, я на полном ходу рывком открываю дверь и выскакиваю из вагона. Вокруг тихо, спокойно. Передо мной источник чистой прохладной воды. Оборачиваюсь и вижу за собой бесконечную очередь...

Слово “чепуха” застряло в памяти после лекции по психологии “установки”: если перед ним написать латинское Id, оно воспринимается как латинское “реникса”. Инерция установки подменяет реальность воспринимаемого, и вместо обыкновенной “чепухи” представляется благозвучная “реникса”. Не так ли и мы бессмысленную суету своей жизни называем красивыми словами “общественная работа”, “просветительская деятельность”, “самоотверженный бескорыстный труд” и т. д. ? Во сне мне удалось вырваться из этой бессмысленной суеты массового движения и обрести источник тишины и мира. Оказалось, что он нужен не только мне, но очень многим.

С агитбригадой я не поехала и лето провела с пользой для души. Много позднее, став уже “остепенившимся” научным сотрудником, я на практике поняла всю непригодность той “школьной” психологии для решения душевных проблем человека. За это время в науке произошел серьезный сдвиг: ранее запретные тесты, вопросники “буржуазных” авторов теперь вошли в моду и на них появился массовый спрос.

Но вопросники и тесты рассчитаны на человека среднего уровня. Если же обследуемый выходит за рамки “среднестатистического”, он может получить парадоксальный диагноз. Обычно не бывает, чтобы человек никогда не лгал, не подводил людей, не опаздывал, не добивался успеха за счет других и т. д. Если же он это утверждает о себе, значит, он лжив. Но мне безразлично, какой этот человек с точки зрения среднестатистических мерок. Самое интересное то, что в человеке особенно, неповторимо. Кроме того, сами диагнозы — “тревожный”, “интроверт”, “шизоид”, “невротик” и тому подобное — мало что говорят по существу. Самое существенное в человеке не то, каков он от природы или вследствие условий своего развития; ведь эти исходные данные — всего лишь материал, к которому он может так или иначе относиться и которым он может пользоваться в зависимости от понимания цели и смысла своей жизни. А последнее как раз и остается за скобками “личностных” тестов: они оказываютсяокололичностными. Так что эти достижения научной психологии мало что дают науке о душе. Хотя знать о своем психическом материале бывает полезно, но это не самое главное.

Долгое время изучая и анализируя зарубежные теории “глубинной” психологии — психоанализа, аналитической психологии К.Г.Юнга, психосинтеза, гуманистической психологии, я не стала сторонницей ни одной из них. Фрейдовский психоанализ был мне скучен своей откровенной бездуховностью и беспросветной погруженностью в сексуальные проблемы. Прошли те времена, когда “глубинному” психологу требовалось много времени и усилий для “раскрепощения” вытесненных из сознания постыдных влечений. Сегодня это “раскрепощение” достигло невиданных масштабов: из каналов массовой информации хлещут потоки нечистот. Но душевное здоровье человека и общества явно не улучшается. Во избежание массового удушья, очевидно, нужна экология не только окружающей среды, но и души человека. Джинн, вырвавшийся из бутылки, агрессивен; одержав верх, он делает человека одержимым. Вытесняется самое главное — святая святых души человека — голос совести.

Работая психологом-консультантом, я не раз убеждалась в этом. Подростки по телефону Доверия, не смущаясь, могли много говорить о своих сексуальных проблемах, но лишь в исключительных случаях сами поднимали духовные и нравственные проблемы. Эти проблемы нередко попутно обнаруживались в ходе беседы и оказывались наиболее серьезными и “глубинными”.

Консультируя разводящихся супругов, я могла убедиться в том, что их сексуальные проблемы зачастую являются производными от трудностей межличных и снимаются при их разрешении. Наиболее значительными с этой точки зрения были случаи, когда за помощью обращался человек в состоянии душевной тоски, неудовлетворенности жизнью, тревоги, внутреннего смятения. Душевные трудности снимались при разрешении проблем нравственного и духовного характера.

Духовное пробуждение личностиявляется сверхзадачей такого консультирования. Но оно возможно лишь в диалоге, при доверительных, глубоких взаимоотношениях. Психолог не демиург, он не может по своему разумению изменить душу человека, не нарушив заповедь Гиппократа “не навреди!”. Но он может помочь пробуждению живительных духовных сил, скрытых в глуби не души. Человек не объект исследования, постановки диагноза и воздействия, а субъект живого общения, в котором он свободно раскрывается (или не раскрывается) собеседнику — будь то психолог, учитель или воспитатель.

Признание в человеке духовной жизни — явной или скрытой, “вытесненной” в область несознаваемого — принципиально меняет десятилетиями укоренявшиеся представления в психологии и обыденной жизни. Однако словесное, теоретическое признание духовного мира недостаточно: необходим опыт духовной жизни. Не имея личного опыта, психолог пройдет в лучшем случае мимо существа проблемы, тревожащей собеседника.

Духовная и нравственная позиция психолога — область его свободного выбора и личной ответственности. Однако мода на плюрализм открывает широкие врата для вседозволенности в психологической и педагогической практике. Если, например, психолог-консультант убежден в “относительности” нравственных норм (а с этим нередко приходится сталкиваться), его усилия будут направлены на то, чтобы расшатать нравственные устои собеседника и избавить его от “комплекса вины”. Авторитет науки поможет ему в этой “психокоррекции”. В сложившейся ситуации к “психологической помощи” следует относиться с осторожностью, чтобы “не повредиться”.

Предлагаемый в книге подход к психологической практике жизни основан на утвердившихся в веках духовно-нравственных ориентирах. Они подтверждаются опытом жизни каждого человека, у которого жива совесть.

ТЕЛО, ДУША И ДУХ

Дом души и храм духа

Представление о доме как отображении тела человека было обычным в древности, да и в наше время тело называют “домом души”. Архитекторы издавна принимали тело человека за образец дома и храма. Так, архитектор Витрувий сказал, что прекрасное здание должно быть “подобно хорошо сложенному человеку”. А Микеланджело считал, что “части архитектурного целого находятся в таком же соотношении, как части человеческого тела, и тот, кто не знал и не знает строения человеческого тела в анатомическом смысле, не может этого понять”. Это хорошо видно в архитектуре православных храмов, напоминающих могучих богатырей, стройных воинов, нарядных царевен и величавых цариц.

Кто же этот архитектор, создавший тело человека как непревзойденный образец для строителей? Некоторые ученые утверждают, что это — материя, природа, естественный отбор. Но из этого следует, что у Природы, Матери и Естественного отбора был определенный проект, замысел, цель. Наука же утверждает, что они могут быть лишь у живого и разумного существа, но никак не у хаоса неживой материи, из которой якобы все произошло путем случайных комбинаций. Красота и гармония мира, законы природы, чудо плодородия земли и воспроизводства жизни животных и человека... Откуда это Все? Этот вопрос постоянно задают дети. Но взрослые образованные люди перестают задумываться над этим, довольствуясь усвоенными понятиями естествознания и достижениями научного прогресса.

Человечество знает много прекрасных и полезных изобретений. Но если присмотреться к ним внимательно, можно увидеть, что все они так иди иначе отображают строение и назначение органов тела человека. А все тело человека является прообразом дома. Об этом рассказал в своем труде “Органопроекция” Павел Александрович Флоренский, выдающийся мыслитель и образованнейший ученый нашего века. Он был священником и богословом. Чем глубже ученый познает мир, тем сильнее он проникается чувством изумления и благоговения перед красотой и совершенством его, преклоняется перед непостижимой тайной жизни, мудростью и гармонией законов природы. Он видит ограниченность и мизерность познанного в сравнении с непознанным, таинственным. Поэтому многие выдающиеся ученые верили и верят в Творца всего сущего — Бога и с благоговением смотрят на человека как вершину Божественного творения.

Тело человека — самый совершенный из всех живых организмов. Ни одно создание рук человеческих не может сравниться с ним. Все изобретения в истории науки —лишь слепки, подражания органам человеческого тела. Они только продолжают их работу.

Представим себе фигуру человека с вытянутыми в стороны руками и поднятыми вверх ладонями. Что соответствует ей в мире техники? Конечно же, весы. Руки заменяют нам чашки весов, когда мы сравниваем, какой из двух грузов тяжелее.

Матерью всех изобретенных орудий является рука: гладящий утюг, шлифовальный станок, схватывающие устройства и другие машины продолжают работу руки и воспроизводят ее.

Изобретатель фотоаппарата сравнивал свое изобретение с глазом, а изобретатели линз и других оптических приборов сознательно воспроизводили строение частей глаза.

Подобием уха является рояль. Чтобы ухо слышало, оно должно воспроизводить звуки, поэтому в нем есть молоточек, наковальня и стремя. Барабанная перепонка уха соответствует клавишам, кортиевы дуги — струнам, костные резонаторы — резонаторным доскам и полостям.

Электрические провода и электроприборы воспроизводят нервную систему, по волоскам которой проходят нервные возбуждения, вызывающие сокращения мышц тела.

Кости служат прототипом железных и железобетонных сооружений. Они обладают чудесной крепостью благодаря своему строению, которое подобно механически совершенной системе упругих столбов и стропил.

Тепловая регуляция тела воспроизведена в строении термостата подобно тому, как инкубатор — подражание курице-наседке.

И наконец, тело человека служит прообразом дома. Подобно тому как тело согласованно объединяет все его органы, так и дом, обслуживая человека со всеми его органами, служит вместилищем орудий, созданных человеком. Так, водопровод соответствует кровеносной системе, электрические провода электроприборов — нервной системе, печь — легким, дымовая труба — горлу и т. д.

Войдя в дом, мы спрашиваем: “Есть ли тут живая душа?” Душою дома является его хозяйка. Пустой дом холоден, неуютен: он разрушается и умирает. Так умирает и тело человека, когда его оставляет жизнь,душа.

Тело мы видим, ощущаем, чувствуем: душа же невидима, некоторые говорят поэтому, что души нет. Говорят это и многие психологи. Люди, призванные изучать психику, т. е. душу, отрицают само ее существование. Но точно так же невидимы и наши память, внимание, воля, чувства — все проявления нашей психики — души. Однако никому не приходит в голову отрицать их существование.

Для серьезного ученого видимость явления не является обязательным признаком его существования. Мы видим и слышим далеко не все, что, несомненно, существует: так, у нашего глаза ограничена способность зрительного восприятия, он видит лишь в определенном диапазоне длин волн: то же относится к слуховому восприятию. Поэтому говорить: “Души нет, потому что ее не видно” — все равно что уподобиться слепому и глухому, отрицающему существование мира. Столь же несостоятелен аргумент “невидимости” при отрицании бытия Бога.

О людях мы говорим: “душевный человек”, “добрая душа”, “чистая душа”. И все понимают, о чем идет речь. Мы чувствуем состояние своей души: “Душа не на месте”, “душа ушла в пятки”, “душа горит” и т. д.

Кроме слова “душа” есть еще слово “дух”. Интуитивно мы понимаем, что хотя они и связаны друг с другом, но между ними существует различие.

В переводе с греческого “психи” означает и “душа”, и “дыхание”, а дыхание — основа жизни тела. Слово “душа” означает также “бабочка”; на эллинских надгробиях душа изображается крылатой бабочкой. В греческом искусстве часто встречается такой сюжет: Амур, бог любви, ловит Психею-бабочку с горящим факелом в руках. Миф об Амуре и Психее в образах-символах раскрывает таинственную связь души и духа.

Душа стремится к духу, жаждет встречи с ним, и лишь в слиянии с духом находит полноту и радость жизни. Когда дух покидает душу, она томится, страдает и всеми силами, преодолевая трудности и препятствия, устремляется к нему.

Психею разлучил с Амуром грех любопытства: наученная злыми сестрами, она решилась подглядеть за своим невидимым супругом и больно ранила его. Амур улетел от Психеи.

Такова же участь и любопытного исследователя тайн человеческого духа, ускользающего от него.

Для психолога миф об Амуре и Психее имеет особый смысл: ведь “психи” — один из двух корней слова “психология”. Душа, персонифицированная в образе Психеи, не может жить без любви. Но истинная любовь духовна. Она невидима для внешнего взора. Превращение ее в объект исследования, анализа ранит любовь, и, подобно Амуру, она улетает от психолога, стремящегося уловить ее в научные схемы, понятия и определения. Определить — значит положить предел, а дух беспределен и неуловим.

Душа стремится к духу. Когда они встречаются, наступает полнота любви, творческого вдохновения, внутреннего мира — это мир души и духа.

Говоря “душевный человек”, мы подразумеваем такие его качества, как доброта, чуткость, тактичность, предупредительность и другие проявления, связанные с восприимчивостью, чувствительностью и сердечностью. Когда же речь идет о силе духа, об одухотворенности человека, мы чувствуем, что это нечто более таинственное и высокое, чем душевность. В это понятие включается и мудрость, и воля, и высокие бескорыстные проявления любви. Душевность ассоциируется скорее с проявлениямиженственности, пластичности, а духовность - активности, мужественности. Подобно тому как жена хранит семейный очаг, уют и тепло дома, душа оживотворяет тело. Но она должна подчиняться духу, чтобы был мир в доме.

Кто был в Санкт-Петербурге, помнит четыре скульптуры Клодта: они изображают всадника, постепенно обуздывающего дикого коня. Конь обычно символизирует человеческую природу, тело человека. Четвертый всадник, спокойно ведущий уже покоренного коня, — символ одухотворенного человека, подчинившего тело духу, обуздавшего его. Вся композиция говорит о том, какого мужества, силы воли, решимости стоит победа духа над плотью. Но лишь победив свою природу, унаследованную от животного мира, человек становится ее мудрым хозяином, обретает то царственное достоинство, к которому он призван.

Представим себе, что бразды правления взяла непослушная, своевольная душа. Дух не может подчиняться ей—он ее оставляет. и она становится рабой тела, служит его необузданным желаниям и похотям. Тогда человек превращается в раба своего тела и теряет достоинство. Душа его мечется и тоскует, тело оскверняется и впадает в немощь от неправильного образа жизни'.

__________________________________

' Наука “психосоматика” говорит о том, что вследствие отрицательных душевных состояний разрушает и заболевает тело. Один болгарский врач сказал, что главный принцип здоровья тела можно выразить одним словом: “чистота” (тела, мыслей. чувств и, наконец, чистота совести).

Порядок в “доме души” и чистота в нем наступают лишь благодаря господству духа. Тогда тело человека становится прообразом храма. В храмах всех времен и религий выделяются три части: двор, святилище и самое святое: “святая святых”. Такое строение соответствует трехчастности строения человека: тело, душа и дух.

О духовном достоинстве человека, о мире в его душе и в доме его, о семье, о психологии, которая помогает человеку обрести этот мир, и пойдет наша беседа.

Открытие, сделанное подростками

И дома, и в школе мы, взрослые, постоянно взываем к совести ребенка. Но знаем ли мы, какое содержание стоит за этим словом у детей? Может быть, для них это — пустой звук? И понимаем ли мы сами, что такое — “совесть”?

Мы с Мариной Макеевой решили узнать, как понимают подростки слово “совесть”. Попросили их написать объяснения этого слова, а потом — сочинения, где рассказывались бы случаи из жизни вымышленные героев или своей собственной, связанные с совестью. Пообещали им, что не будем оценивать их работу отметками и не станем рассказывать о ней учителям.

Нашу просьбу подростки приняли охотно, с интересом, и мы получили много искренних и содержательных ответов. В них отчетливо видны возрастные особенности подростков — младших и старших.

Для младших подростков — четвероклассников и пятиклассников — характерны подробные описания обыденных житейских ситуаций, особенно тема “о старушке”. “Я вчера ехала в автобусе, было много народу. В автобус вошла пожилая женщина лет шестидесяти. У окошка сидел ученик. Женщина подошла к нему и поставила тяжелые сумки около него. Он посмотрел на сумки удивленно и отвернулся к окну. Так проехали несколько остановок. Потом женщина с ребенком уступила место старушке, она села и тяжело вздохнула. Мне очень стыдно было за этого мальчика. А он сидел у окна и напевал тихонько песенку”. В таком же эмоциональном и нравоучительном тоне подростки четвертых-пятых классов описывают ситуации “разбитое стекло”, “стертая отметка”, “неуважение к учителю”.

В рассказах этих детей отражены моральные нормы поведения школьника, усвоенные с первого класса. Их нарушение грозит наказанием и неодобрением взрослых. Но значимы они не только поэтому: ведь дети пишут не о страхе наказания, а о сочувствии, сострадании, любви к человеку.

“Например, мимо тебя прошел мальчик или девочка, у них какая-нибудь болезнь: они косые или у них длинные уши или шея. И мы, проходя мимо них, говорим: “Вон идет косая”, или: “Вон идет гусь”, или: “Вон идет ушастый”. Но когда мы хорошенько всмотримся в их лицо, то в сердце появляется жалость к этим ребятам, и мы хотим подойти к ним и сказать: “Прости меня”. Вот что такое совесть”.

Здесь есть очень важное психологическое обобщение: когда мы проходим “мимо” человека, мы ведем себя не по совести, жестоко судим о нем, как о чужом, постороннем. “Но когда мы хорошеньковсмотримся в его лицо...” тогда, проявив внимание к этому человеку, начинаем чувствовать жалость и раскаяние в своей прежней жестокости: это и есть голос совести. Такое переживание сочувствия другому, своей сопричастности ему М.М.Пришвин назвал “родственным вниманием”. Оно проявляется не только по отношению к человеку, но ко всему сущему, с которым мы связаны узами родства. Так, совесть, основанная на родственном внимании, проявляется в отношении к животным. Вот один из рассказов на эту тему.

“Однажды я пошла гулять. Когда я зашла за дом, то увидела мальчика. Я подошла к нему и увидела, что он привязывает к крылу голубя нитку. Я спросила; “Зачем ты это делаешь?” Он сказал: “Тебя не спросил!” Тогда я его оттолкнула, взяла голубя и отвязала нитку. Потом его отпустила, но он не взлетел. Я позвала своего брата и рассказала все, что было. Мы этого голубя отнесли домой, стали лечить. Когда он вылечился, мы его отпустили, и он улетел. Теперь он к нам прилетает на карниз, а иногда стучит в окно и хочет что-то сказать”.

Родственное внимание наделяет чувством совести не только человека, но и животных: “Моя собака Малышка очень маленькая, но злая. Однажды мальчики поймали на улице котенка и начали его в грязи валять. Малышка, увидев это, подбежала и укусила одного из них. Мальчишка заплакал и убежал. За первым убежал и второй. А я взяла котенка на руки и отнесла домой. Малышка не любит кошек, но она увидела, что он маленький, и сама стала спать на подоконнике, а котенка я положила в Малышкину постель. Сейчас котенок уже большой, и они дружат с Малышкой. Но Малышка так же зла к кошкам”.

Сопереживание связано с родством, единством всего живого — из этого единства и рождается совесть. Об этом говорит наш внутренний опыт: мы испытываем угрызения совести, когда ставим себя на место того, перед кем провинились. “Мне было бы худо на его месте”, — как бы говорю я, и действительно чувствую себя плохо, как будто этот человек не “другой”, а я сам”. Это глубокое чувство общности, сопричастности другому живет в каждом нормальном человеке.

В самом слове “совесть” на эту общность и сопричастность указывает приставка “со” (она и в таких словах, как “сообщность”, “сочувствие”, “сотрудничество”, говорящих об общности, единстве людей). Корень этого слова — “весть” (от “ведать”, “знать”) — указывает на то, что совесть дает нам знать о правильности или неправильности поступка, слова или мысли именно с точки зрения общности, единства людей, природы и всего сущего.

Если в ответах младших подростков преобладает эмоциональная сторона понятия совести, то у подростков старших классов чаше звучит сознательная оценка своих поступков.

Объясняя понятие “совесть”, младшие подростки пишут, что это “чувство, грызущее душу за плохой поступок”; “совесть — это любовь. Когда сделаешь что-то плохое, то и тебе от этого будет не очень-то хорошо, тебя замучает совесть”. Здесь есть и осознание переживаний совести. Оно возникает сначала в связи с душевным разладом, трудностью (подобно тому как мы обычно начинаем анализировать ход своих действий, когда происходит сбой, нарушение правильного хода дела). По-видимому, этим объясняется то, что дети обычно связывают совесть с отрицательными переживаниями — “муками совести”.

Осознание же совести как вести о правильности поступка хорошего, доброго, очевидно, приходит с опытом, когда человек приобретает навык слышать “голос совести” и руководствоваться им в своем поведении: одобряет этот голос или осуждает задуманный или уже совершенный поступок. У младших подростков поведение еще в большой степени определяется моральными требованиями и оценками взрослых. Новые оттенки в понимании совести появляются у подростков-шестиклассников и семиклассников:

“Совесть — это чувство, которое не зависит от твоих желаний. Если твой поступок прошел для всех незаметно, то для тебя самого этот поступок остается, ты начинаешь размышлять над тем, что ты совершил, потом тебя эта мысль начинает преследовать, и ты чувствуешь, что, если не исправишь свой поступок, то ты упадешь в собственных своих глазах”.

Появляется ориентация своего поведения уже не на внешнюю оценку, как у младших подростков, но на самооценку. В этом возрасте мы не встретили уже ни одного ответа, связывающего совесть с моральными требованиями взрослых. “В человеке просыпается совесть, когда он сделал то, что ему самому не очень хотелось бы сделать. Совесть — это что-то круглое, пушистое, но, когда человек поступает плохо, на ней появляются колючки, и она царапается ими в душе человека”. Такие описания переживаний совести говорят о глубоко личном, индивидуальном, собственном опыте подростка.

В этом возрасте учителя и родители занимают уже далеко не первое место в душевной жизни: их вытесняют отношения с товарищами. “Один мой приятель разбил одной девочке очки. После этого его целый вечер мучила совесть. Лежит какой-то камень на сердце — и все тут. Не знаю, где он набрал столько мужества, но все-таки он позвонил ей этим же вечером и попросил прощения. После этого у него как гора с плеч свалилась”. (Не исключено, что “один мой приятель” — это и есть автор этого повествования: очень уж убедительно он описывает мучения совести.) А вот другой рассказ. “Однажды одному, в общем-то, хорошему человеку взбрело в голову поймать на улице беспризорную кошку и привязать к ее хвосту груду консервных банок, чтоб гремело. “Авось ничего не будет”, — подумал он и принялся задело. Он увидел на улице первую попавшуюся кошку. Поймав ее, он привязал банки к хвосту и выпустил кошку. Кошка загремела по улице, а “герой” отправился за ней домой. Но тут он увидел такое, что заставило его покраснеть. Его лучший друг отвязал от кошки банки. Это была его кошка. Наш “герой” сидел дома. Его звали гулять, но он отказывался. Его мучила совесть”.

Не попадись этому (в общем-то, хорошему) человеку его лучший друг, может быть, пришлось бы долго мучиться кошке, а не совести. Увещевания взрослых уже не могут заставить покраснеть этого подростка, а вот друг...Что скажет, что подумает о нем? Это стыд, а не совесть: способность посмотреть на себя глазами другого, особенно любимого человека, и оценить свой поступок с его точки зрения. Конечно, подростку легче встать на точку зрения друга, чем посмотреть на себя глазами проходящей мимо старушки или милиционера (тут возникли бы уже другие чувства: озорства, бравады, страха, но не стыда и совести). Стыд и совесть подростки еще не умеют различать; и действительно, эти чувства родственны: каждое из них основано на способности встать на место другого, почувствовать себя на его месте, представить и понять, что тот может подумать. Но стыд — перед другим за себя, совесть же основана на сострадании другому из-за себя, виновника его страдания. Совесть — более глубокое и зрелое переживание, побуждающее к осознанию нравственного нарушения.

“Совесть — когда в человеке пробуждается понимание, когда он сам с собой обсуждает свои поступки. Если они плохие, то он должен исправлять”. Старшие подростки связывают совесть с убеждениями: “Совесть — это личное внутреннее мнение и суждение”, “Совесть — чувство, не позволяющее сделать что-то, противное твоим убеждениям”. Эти убеждения могут расходиться с мнением большинства, и подросток, для которого так значима солидарность с товарищами и сверстниками, способен даже, руководствуясь совестью, преодолеть давление их подростковой “морали”. Вот как изменяется ситуация “в общественном транспорте”: “В автобус входит пожилой человек, и мальчик должен уступить место. Но он находится в компании сверстников, и над ним могут пошутить из-за этого. Но все-таки, переборов себя, мальчик уступает место на глазах у друзей. Он колеблется. Но потом чувство совести взяло верх над боязнью быть осмеянным”.

В душе старшего подростка идет борьба между совестью и подростковым “негативизмом” — стремлением доказать свою свободу и независимость от морали взрослых. Вот как это звучит в их ответах: “Совесть — это такое понятие, которое мы не проходили. И вообще, это понятие вполне растяжимое. Если требуется индивидуальное мнение, то его дать не могу. потому что человек без общества — ничто. А вообще в разных ситуациях человек может проявить свою совесть, а может побояться это сделать. Постоянной совести нет ни у кого. Поэтому совесть — понятие относительное”. Любопытно рассуждение одного юного философствующего “релятивиста”: “Что такое совесть — никто не знает (кроме меня). Я знаю. Могу поделиться. Это — то, чего в достатке нет ни у кого. Я так думаю. Совесть — это когда стыдно за свои плохие поступки (за слишком хорошие иногда тоже). Чистую совесть я в своей жизни не наблюдал ни у кого. Многие пытаются скрыть свою совесть. Им совестно за свою совесть. По-моему, совесть — нужная вещь. Было бы ее побольше у людей, особенно в нашем классе. Конечно, не надо слишком много совести. А то будет слишком совестно”. И игриво-ироническая подпись: “К-ский и моя совесть”.

Этому подростку явно “совестно за свою совесть” (а точнее — стыдно), оттого все так противоречиво и зыбко в его словах. Какая сторона этого противоречия победит, окажись он в ситуации нравственного выбора? Хочется верить, что эта наносная бравада пройдет со временем.

Но, к сожалению, этот подростковый негативизм у многих людей сохраняется на всю жизнь. Мы можем узнать его и в философских системах, и в психологических теориях, которые утверждают, что совесть мешает раскрепощению психической энергии: что касается “массового” искусства, то оно утратило не только совесть, но и элементарный стыд... Это — бедствие в нашем отечестве, которое еще в прошлом веке было для всего мира образцом высокой духовной культуры, несущей идеалы нравственной чистоты. Десятилетия безжизненной коммунистической морали сделали свое дело, обесценив подлинную нравственность, присущую душе каждого человека. Порою она таится под спудом стыда за свою совесть (“многие пытаются скрывать свою совесть”). Лишь в свободной душе говорит совесть. В условиях идеологического рабства человек становится глухим к ее голосу, и она замолкает. Но совесть, отвергнутая человеком, проявляется в непонятных ему состояниях тревоги, страха, неудовлетворенности, тоски...Человек ищет, чем бы заглушить эту боль души, и с этим связаны разные виды наркомании: от алкоголя и секса до поп-музыки.

Подростки пишут: совесть “гложет”, “мучает”, “терзает”, “болит”...Что это за обвинитель, властный голос которого сильнее голоса самооправдания? И что в нас “болит”? Мы знаем, что голос совести бывает сильнее физических страданий. Но когда болит сердце или зубы, ясно, с ними что-то неладно, их надо лечить. А когда душа стонет от мук уязвленной совести (как, например, у Бориса Годунова в пушкинской трагедии: “Как язвой моровой душа горит...”) — что болит и почему — болит?

Страдания телесные свидетельствуют о нарушении нормального строя организма. Подобно этому, душевная боль говорито расстройстве души. И у души есть свой строй, порядок. Нужно заботиться и следить за сохранением этого душевного строя, чтобы душа не заболела. Ведь душевное расстройство может стать необратимым, как и физическое. Оно может навсегда лишить человека радости жизни, сил и разума.

Вспомним Родиона Раскольникова из романа Достоевского “Преступление и наказание”. Он сознательно, из “идейных соображений” убил старуху-процентщицу, для блага других, близких ему людей. Ко благу это не привело. А герой на протяжении всего романа мучается, томится и, подобно живому трупу, бродит по жизни, не находя покоя. Убив другого, пусть неприятного, чуждого ему человека, он убил жизнь в себе самом. Рассудочное самооправдание не помогает ему, он совершает один за другим странные, иррациональные поступки, символически выражающие подавляемое чувство вины. И наконец, как бы автоматически, непроизвольно решается на поступок, достойный истинно раскаявшегося человека: признается в своем преступлении и добровольно терпит наказание. Он на коленях просит прощения у матери-земли. Но сознательное раскаяние приходит к Раскольникову только в эпилоге романа. Это поведение человека, душевно раздвоенного (что звучит и в фамилии “Раскольников”). Оно говорит о неумолимости совести — этого таинственного внутреннего судьи, выносящего приговор “всемогущему” теоретику. Это приговор по закону совести. Закон этот выражен в названии романа “Преступление и наказание”. Его можно понять и как причинно-следственную связь преступления и наказания, и как их тождество: преступление и есть наказание.

Совесть дает о себе знать. Подростки “не проходили”, что такое “совесть”, но они знают о ней. Ни в одном учебнике по психологии я не встретила таких глубоких и зрелых ее описаний, как в словах некоторых из них: “Совесть — это второе Я человека, обязательное у всех. И обязательно это Я должно быть идеально правильным, верным, оно должно подсказывать человеку, что как, когда надо делать. Это Я должно думать о всех окружающих”. В психологии общепринято утверждениеоб открытии Я как существенном “новообразовании” подросткового возраста. Но подросток написал о втором Я. Это открытие куда более серьезное. Вот еще подобные ответы о втором Я: “Совесть — это что-то чистое, что есть в душе каждого человека, оно не должно быть подлым, это самоконтроль человека. И обязательно лучший”; “Это твое второе лицо (внутреннее)”; “Совесть — когда делаешь одно, а “внутренний голос” говорит, что надо бы сделать другое. И начинаешь мучиться: как надо бы сделать — так или этак? Как было бы лучше?”

Знаменательно, что открытие “правильного”, “идеального”, “лучшего” Я совершают подростки, критически и неприязненно относящиеся к моральным требованиям взрослых, склонные к своей “автономной” подростковой морали. Это служит аргументом против распространенного в психологии и педагогике мнения о совести как результате усвоенных моральных норм и требований взрослых. Требования совести прорастают изнутри, моральные требования идутизвне. Они могут совпасть, а могут и разойтись. Моральные требования не универсальны, они меняются в зависимости от времени, культуры, общественного строя (говорят и о “преступной морали”, и о “фашистской морали”). В голосе совести звучит нравственный закон души человека. Не случайно подростки называют второе Я “правильным”, “идеальным”, “внутренним судьей”: ведь судья судит сообразно законам, правилам, нормам. Помимо моих личных эгоистических интересов существуют объективные законы, нарушение которых вредно для всех и для меня самого. “Это Я должно думать о всех окружающих. Оно должно подсказывать человеку что, как, когда надо делать”.

Во мне живет и руководит мною мудрейший Наставник, Он говорит со мной голосом совести. Слушаясь Его, и сам я могу стать не просто умным, но мудрым в своих мыслях, чувствах и делах. Советы Его могут оказаться выше моего разумения и даже идти вопреки ему, но жизнь покажет их истинность, опыт научит, что непослушание голосу совести вредит и мне, и окружающим меня людям.

Совесть — голос Божийв душе человека. Весть идет от Бога, со-гласие — от человека. Веления совести согласны с десятью заповедями Библии. Это законы, нарушение которых грозит распадом личности и обществу. Если бы все люди стали убивать, красть, вести беспорядочную половую жизнь и т. д. - это привело бы к хаосу и погибели человечества. В эту пропасть и пытаются затянуть нас силы зла, открыто и нагло разрушающие нравственность. Битва идет уже не на жизнь, а на смерть. И каждый призван сделать свой выбор.

ЧЕЛОВЕК В ЧЕЛОВЕКЕ

Я против “я”

Совесть, как писали подростки, — это “лучшее Я”, “обязательно правильное”. Назовем это второе Я “духовным Я”, не пытаясь определить его. Это голос вечности в душе человека, его творческое начало и перспектива становления.

Духовное Янеизмеримо превосходит наличные возможности человека. Даже будучи неосознанным,духовное Я действует в человеке, и совесть является одним из его проявлений. Совесть — это нравственная интуиция. Ее можно развивать, как всякую другую способность, и таким образом приближаться к реализации в себе потенциальногодуховного Я.

Другим проявлениемдуховного Я являетсятворческая интуиция художника, поэта, философа, ученого. Она сродни совести. Так, например, говоря о чуткости отношения к слову, П.А. Флоренский называл это “совестью ушей”. Духовное Я неповторимо, индивидуально. Оно проявляется в творчестве человека, осуществляющего свое творческое призвание. Мы узнаем великих творцов в их творениях. Они вечны, бессмертны, как бессмертно духовное Я, вдохновившее человека на их создание.

Проявлением духовного Я являетсяспособность к самопожертвованию. С точки зрения “здравого смысла” необъяснимо, как может человек преодолеть самый мощный инстинкт — самосохранения? История знает неисчислимое множество подвижников, мучеников, героев. Их гибель вселяет в нас вместе с состраданием радость победы духа над плотью. Это чувство духовное, оно подтверждает существование духовного Я, победа которого является призванием человека.

Пытаясь определить, что такое — духовное Я, исследователь уподобляется Пилату с его вопросом: “Что есть истина?” Христос не ответил на этот вопрос: Он — живая Истина — стоял перед Пилатом. В вопросе: “Что есть истина?” звучит отношение к истине как к объекту рассудочного познания. Поведение Пилата выражает скептическое отношение к существованию истины. Вопрос об истине в таком тоне ложен и не ведет к ответу, потому что Пилат не ищет и не желает живой Истины, хотя он не прочь поиграть словами об истине. Первый акт познания невидимого — вера в его существование. Это относится и к духовному Я человека.

“Сокровенный сердца человек” невидимо живет в каждом. Об этом рассказал в своей сказке о злой Сове с добрым сердцем четырехлетний мальчик Данилка: “Росло дерево с волшебным дуплом. Там было чудо в дупле — муравьи. Влетела Сова в то дупло и одних муравьев съела, а других распугала. И стала Сова жить в том дупле. И вдруг она услышала: стучит кто-то. Выглянула из дупла — никого нет. Все равно кто-то стучит. Заглянула за березку — никого нет. А это стучало ее сердце. Потому что Сова была злая, а сердце у нее было доброе. Оно стучало и говорило: “Отпусти муравьев, отпусти муравьев!”' Об этом пишут и рассказывают подростки. Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразных символах религий, в философских системах, бессмертных произведениях искусства утверждает духовность человека. Но каждому дана свобода признать ее в себе или отвергнуть.

...“Я был единственным сыном у матери, посвятившей мне жизнь. В детстве я обожал свою маму и восхищался ею: она казалась мне самой умной, самой доброй и самой красивой. Но главным моим воспитателем и учителем был дедушка. Виделись мы с ним не часто: он работал хирургом и много времени отдавал работе. Дома у него собирались знакомые и друзья, читали стихи, слушали музыку; многие приходили за помощью, за советом. Дедушка был не просто умным, он был мудрым человеком.

Мне хотелось стать таким, как дедушка, и часто я просил его рассказать о себе. Особенно мне нравились его рассказы о войне. “На войне я родился заново, — говорил мне дедушка. — Я рос изнеженным, избалованным ребенком. Родные, знакомые видели во мне будущего знаменитого музыканта, и это породило в моей душе чувство своей особенности, исключительности. А на войне я оказался простым солдатом...”

Из рассказов дедушки я понял, что значат слова “огонь войны”. “Перед лицом смерти я научился по-настоящему любить жизнь. Боялся ли я смерти? Конечно, умирать мне не хотелось. Но в бою перестаешь думать о себе. Как бы тебе объяснить это? Когда горит костер, никакая мошкара к нему не приблизится. Но стоит ему погаснуть, как полчища комаров обрушиваются на тебя и ничем от них не отбиться. Так и в человеке: когда в сердце его огонь — все мелкое, личное отступает”.

______________________________

' Эту сказку я узнала от искусствоведа Ирины Николаевны Флеровой.

— Дедушка, значит, только на войне и можно стать человеком? — допытывался я.

— Нет, дорогой. И в мирное время нужно жить так, чтобы в сердце горел огонь.

— Как у Данко? — вспомнил я последний урок литературы. Для меня это были пока высокие слова, хотя и запавшие в душу, но еще не ставшие тем глубоким убеждением, которое рождается лишь опытом жизни.

Вскоре я понял: чтобы стать настоящим человеком, надо победить свое Я; эта война может начаться в самых мирных обстоятельствах.

Трудности подросткового возраста не миновали и меня. Особенно тяжко пришлось матери, привыкшей к нежности и послушанию своего ребенка: я чувствовал себя уже взрослым, самостоятельным, все понимающим, и меня тяготила ревнивая опека матери и постоянные вопросы: “Куда пошел?”, “Когда вернешься?”, “С кем говорил?” У меня появились свои личные дела и отношения... Особенно — с Таней... Мы поссорились — это мое личное дело...

Когда мне было трудно и тяжко на душе, я уезжал к дедушке на дачу. Так было и на этот раз. Вернее сказать, так тяжко еще никогда не было... Я был совершенно разбит, подавлен, обессилен не только душевно, но и физически... Я уехал из дома “навсегда”, хлопнув дверью.

Дедушка пристально посмотрел на меня — и не стал ни о чем спрашивать. Был солнечный зимний день. Пообедав по-холостяцки, мы взяли лыжи и пошли в лес. Мой дедушка был не только хирургом, он был для меня врачевателем души. Мы перебрасывались шутками, состязались в забавных колкостях, дедушка рассказывал мне уморительные истории. Отсмеявшись, мы предались созерцанию. Я чувствовал, как жизнь ко мне возвращается, я снова начинаю видеть красоту деревьев, чистоту снега, радоваться пестрой синичке. Я был благодарен дедушке, благодарен лесу, солнцу, маленькой синичке за жизнь, красоту и душевный покой. Но в этот покой время от времени набегали облака неприятных воспоминаний. Мама... Таня... Мне захотелось освободиться от их навязчивости, и дедушка был тем слушателем, которому я впервые раскрыл все так, как за минуту до этого не смог бы рассказать самому себе. Казалось, вся природа помогала мне находить нужные слова и само солнце высвечивало в тайниках души то, что я до тех пор не видел. Дедушка слушал молча и серьезно. “Вот человек, который может все понять и все простить”, — подумал я.

Дома. у весело горящей печки, было тепло и уютно. Простой ужин казался необычайно вкусным. “Ну а теперь можно и отдохнуть, послушать музыку. У тебя, наверное, еще нет этой пластинки: Шуман “Круг песен”, “Любовь и жизнь женщины”, исполняет Элизабет Шварцкопф”. Дедушка любил заканчивать воскресный день музыкой. И ему я обязан любовью к музыке. С ним я понял удивительное таинство совместного слушания: когда я слушал один, не воспринимал так глубоко содержание и смысл музыки. Присутствие дедушки как бы вливало в меня глубины и конкретность его слышания— в той мере, в какой я мог вместить его. После прослушивания мы привыкли обмениваться впечатлениями.

Голос Элизабет Шварцкопф пронзил меня, как те лучи солнца в снежном лесу; он был так нежен и чист, наполнен такой любовью, которая, кажется, может растопить самое жесткое сердце.

“Круг песен” я слушал сначала с удовольствием, но постепенно в душе начала шевелиться смутная тревога: музыка коснулась скрытой тупой боли, от которой, как мне казалось, я вылечился в лесу. Волшебный голос Лорелеи пробудил воспоминание о первой встрече с Таней, казавшейся мне загадочной и недосягаемой. . . Потянулась цепочка унылых мыслей. И когда зазвучали ликующие песни “В лесу” и “Весенняя ночь”, во мне не нашлось места для радости. Я сказал об этом дедушке. “Все понятно”, — ответил он тоном врача и перевернул пластинку.

Эта музыка открывала мне глубину женской любви голосом чистой женственности. Мне стало трудно слушать. Ласковая игра матери с младенцем в предпоследней песне вызвала во мне странное чувство протеста. Заключительная песня цикла “Ты в первый раз наносишь мне удар” была мне так тяжела, что я внутренне устранился, как бы закрыл уши сердца, чтобы не слушать ее.

“Как тебе слушалось?” — спросил дедушка, “просвечивая” меня взглядом. “Неважно. Последнюю песню я не слышал, как будто она прошла мимо меня”, — признался я. “Скажи точнее: ты прошел мимо, — неожиданно резко и сухо отрезал дедушка. — Здесь сердце истекает кровью. А ты проходишь мимо!” Эти слова оглушили меня, как удар по голове. Так жестко и жестоко он со мной никогда не говорил. “Почему ты так говоришь со мной?! Что случилось? Я не понимаю!” — “Я говорю с тобой точно так, как ты говоришь с теми, кому это больно, — с потрясающим спокойствием ответил дедушка. — Спокойной ночи”. Я остался один.

Спокойной ночи не было. Душивший меня комок в горле прорвался и пролился слезами обиды, досады, оставленности. Я приехал за утешением, а вместо этого получил удар от лучшего друга. Сейчас невозможно описать точно, что тогда совершалось в моей душе. Кратко и схематично я могу передать это в виде такого диалога двух Я внутри меня.

“— Зачем такая жестокость? Ведь это дедушка все нарочно “подстроил”, чтобы наказать меня! Я открыл ему все, чтобы встретить понимание и прощение.

— А когда ты нашел это понимание и прощение — понял ли ты, как жестоко обошелся с матерью, с Таней?

— Мне было так хорошо в лесу, пусть бы так и осталось, зачем было слушать эту музыку?!

— Тебе было хорошо, но ты не подумал вернуться домой, чтобы принести радость и утешить их.

— Но можно же было сказать мне об этом по-дружески, прямо... зачем нужно было устраивать эту “сцену”!

— Если ты, “все открыв” перед дедушкой, сам не увидел жестокости своего поведения с близкими и совесть в тебе не проснулась, это было бы бесполезно. Теперь ты увидел и услышал себя и пережил то, что причинил близким.

— Дедушка не любит меня. Он осудил меня и спокойно пошел спать. Завтра утром я уеду и больше не вернусь сюда.

— А когда дедушка умрет — ты приедешь к нему на похороны? Как ты будешь вспоминать о нем?.. ”

Я все понял. Я сам никого не люблю. Все мои поступки продиктованы эгоизмом, и во имя этого идола я готов оставить самых дорогих людей. Я впервые увидел себя во всей неприглядности своего раздутого Я, услышал свой голос в резком и холодном тоне дедушки: да, он говорил со мной точно так, как я говорил вчера с мамой, — он, как в зеркале, показал мне меня самого. Это была боль, пробившая скорлупу эгоцентризма, плотно закрывшего меня от сострадания близким людям. Теперь я переживал их страдания как свои, голос совести проснулся во мне. Я плакал уже не от обиды и уязвленного самолюбия, а от раскаяния и сострадания.

Рано утром я написал записку: “Дорогой дедушка! Я все понял. Спасибо тебе”. И с первым поездом поехал домой...”

Так в муках рождается осознание в себе противостояния и борьбы двух Я. Духовное Я дает о себе знать голосом совести: наличное Я заявляет о себе горделивым самооправданием, уязвленным самолюбием, обидой, чтобы оправдать себя, надо обвинить того, кто задел это Я, обесценить его, отвернуться с чувством вражды и ненависти, тогда только Я в безопасности. Это так называемые “защитные механизмы” наличного Я, ревниво охраняющего свою безопасность. Вопреки рассудочному самооправданию и “защитным механизмам” наличного Я, голос совести тяготит человека, закрывающего глаза на правду, убивает в нем радость жизни. Кто победит? Это зависит от выбора: личность не пассивная арена, ей дана свобода - это духовный дар.

Признание духовности человека обязывает изменить привычную систему представлений и понятий, укоренившихся в отечественной психологии и педагогике.

Психология внутреннего мира

Научная психология, равняющаяся на естествознание и его объективные методы, видит в человеке объект исследования, психодиагностики, целенаправленного формирования. Сообразно такому подходу, ребенок, ученик — объект воспитательных воздействий, формирования определенных психологических механизмов, заданного образца личности. Научные исследования в психологии и педагогике производятся на большом, статистически значимом материале: они выявляют закономерность психики человека вообще. Неповторимая индивидуальность выпадает из такой психологии. За рамками объективной психологии остается внутренний мир личности: это — мир субъекта, он не может быть исследован так, как исследуют внешние объекты: его нельзя измерить, вычислить, воспроизвести.

Психология — наука о душе человека — не может равняться на принципы и методы физики, химии, биологии. Она — гуманитарная наука, и методы у нее особые: они обращены к внутреннему опыту человека. Такая психология восходит своими корнями к глубокой древности.

С именем Сократа связано диалогическое направление в гуманитарной науке. В современной западной философии это направление связывается с именем М.Бубера. В нашей стране оно разработано такими выдающимися учеными, как М.М.Бахтин и С.С.Аверинцев. Обратимся к их мыслям о диалогическом пути познания человека.

В научных исследованиях есть два предела: вещь иличность. Чем ближе человек к личностному пределу, тем неприложимее к его познанию методы научного обобщения: это стирает грани между гением и бездарностью. Точность в науке нужна для овладения предметом, но личностью нельзя овладеть: она свободна. Суть личности невместима в рамки интеллекта. “Критерий здесь не точность познания, а глубина проникновения”. Объективное исследование не может открыть истины о человеке. Оно напоминает судебное следствие и суд над личностью. Таков суд над Дмитрием Карамазовым в романе Ф. М. Достоевского. Как пишет об этом М.М.Бахтин, “они (судьи. — Т.Ф.) ищут и видят в нем только фактическую, вещную определенность переживаний и поступков и подводят их под определенные уже понятия и схемы. Подлинный Дмитрий остается вне их суда (он сам себя будет судить)”. Это очень точно выражает ситуацию в экспериментальной психологии и психодиагностике, которые подводят человека “под определенные уже понятия и схемы”, проходя мимо его существа.

Ф. М. Достоевский испытывал глубокое неприятие “научной” психологии и решительно отказывался называться психологом: “Меня зовут психологом: неправда. Я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой”. Из этих слов великого знатока человеческой души вытекает, что в современной ему научной психологии он не видел пути познания ее глубин. Каков же этот путь?

М.М.Бахтин в своем анализе романов Ф.Достоевского определяет этот путь как диалог: “овладеть внутренним человеком, увидеть и понять его нельзя, делая его объектом безучастного нейтрального анализа, нельзя овладеть им и путем слияния с ним, вчувствования в него. Нет, к нему можно подойти и его можно раскрыть — точнее, заставить его самого раскрыться — лишь путем общения с ним, диалогически”.

Диалог — это не просто разговор двух людей: такой разговор может быть по своей сути монологом каждого из них. Также и монологичное по внешней форме высказывание может оказаться выражением внутреннего диалога или быть обращенным диалогически к невидимому собеседнику. Иными словами, научное понятие диалога не совпадает с житейским представлением.

Бахтин видит в диалоге суть бытия человека. “Два голоса — минимум жизни, минимум бытия”. Как это понять? Один человек сам по себе не может существовать: все в нем — язык, сознание, чувства — возникло и живет вследствие и в процессе общения: там, где нет внешнего общения, происходит внутренний диалог-беседа с кем-то, спор, размышление, обсуждающее контраргументы, и т. д. Развивая эту мысль, можно сказать, что, помимо таких внешних собеседников, в душе человека происходит и более глубокий диалог со своей совестью, в которой проявляетсядуховное Я.

Духовное Янеизмеримо превосходит возможности понимания и осознания человека. Это голос вечности в его душе. Живя во времени, человек ограничен рамками своего опыта, среды, воспитания, наследственности и т. д. Назовем то, что представляет собой человек в его теперешнем состоянии, “наличным Я”: то, что налицо, явно.

Само это наличное Я сложно, в нем можно выделить несколько голосов. Психологи говорят о реальном Я и идеальном Я. Не вдаваясь в их различные определения, примем за реальное Я то представление о себе, которое есть у человека, а заидеальное Я — тот образ-идеал, который он хотел бы видеть в себе. У некоторых людей это желание бывает так сильно, что они принимают желаемое за действительное Я, не видя их явного несоответствия. Такое Я называют “идеализированным”. Каким человек является на самом деле, объективно, сам он, как правило, не знает. Для этого ему надо занять внутреннюю позицию вне себя, смотреть на себя глазами другого, со стороны. Бахтин называл это “вненаходимостью”.

Трудно увидеть объективно, таким, каким он есть, и другого человека; нелегко отрешиться от своих взглядов, оценок, вкусов, ожиданий. Обычно мы и в других видим свое, перенося на них собственные пристрастия, интересы, оценки. Вненаходимость нужна по отношению к человеку, чтобы воспринимать его не в ограниченном аспекте своего взгляда, а целостно.

Подходя к картине художника, мы выбираем ту дистанцию, которая позволяет увидеть целостный образ. Правильная дистанция необходима и в отношениях с людьми. Стремясь к большей близости, мы нередко теряем ее, и, наоборот, оптимальная дистанция создает и сохраняет красоту отношений, способствует их прочности и глубине.

Вненаходимость — это эстетическое отношение. Оно бескорыстно и беспристрастно. Только так можно увидеть другого человека именно какдругого (заметим, что корень этого слова — “друг”). Это — не устраненность от человека, но отстраненность, бережно-созерцательное отношение к нему без навязывания себя. Противоположностью такому отношению являются привязанность, пристрастие, страсть к человеку: здесь на первом месте не он, а мое эгоистическое Я. Идеи М.М.Бахтина о вненаходимости удивительно созвучны высказываниям А.А.Ухтомского о “доминанте на Собеседнике”. Когда человек занят собой (у него “доминанта на себя”), он не видит собеседника реально, а воспринимает собственную проекцию — “Двойника”. “Эгоист, именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиально эгоистами...” — писал А.А.Ухтомский в “Письмах”. Так, господин Голядкин, герой повести Достоевского - “Двойник”, своим беспредельным эгоцентризмом породил в себе двойника. “Люди эгоцентричные не могут освободиться от своего Двойника, куда бы они ни пошли, что бы ни увидели, с кем бы ни говорили”. Освобождение от своего Двойника— трудная, но необходимая задача человека. Для этого нужно воспитать доминанту “по Копернику”: сделать центром тяготения другого. Это знает всякий любящий человек. Он отодвигает себя на второй план, внимание его поглощено тем, кого он любит. Но так относиться следует не к одному-единственному человеку, а к каждому. Всепоглощающее пристрастие к единственному закрывает глаза на остальных людей. Такое пристрастие свидетельствует об эгоцентрической доминанте, перенесенной на того, в ком человек видит свою “собственность” и своего Двойника.

Но если я отодвигаю себя на второй план, а на первый ставлю другого — не единственного, а каждого встретившегося мне человека, тогда у меня постепенно образуется “доминанта на другом” или “доминанта на Собеседнике” как свойство личности и мировосприятия. М.М.Пришвин сознательно воспитал в себе такое восприятие мира, назвав его “родственным вниманием”. Он так писал об этом: “И вот, как только это достигнуто, что свое личное как бы растворено в чужом, то можно с уверенностью приступить к писанию — написанное будет для всех интересно, совершенно независимо от темы. Шекспир это или башмаки...” Почему же всем будет интересно? Очевидно, потому, что когда личное “растворено в другом”, тогда преодолена эгоцентрическая установка и рождается иная — общечеловеческая, универсальная точка зрения, родственная и понятная всем. Доминанта на другом и является такой универсальной, всеобщей точкой зрения. Это — точка, в которой сходятся бесчисленные оси индивидуальностей.

Лучше всего это можно представить в образе круга, через центр которого проходят радиусы.

Преподобный авва Дорофей, подвижник VI—VII вв. , так писал об этом:

“Представьте себе круг, середину его — центр и из центра исходящие радиусы-лучи. Эти радиусы чем дальше идут от центра, тем больше расходятся и удаляются друг от друга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаются между собою. Положите теперь, что круг сей есть мир; самая середина круга — Бог, а прямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или от окружности к центру, суть пути жизни людей. И тут то же: насколько святые входят внутрь круга к середине оного, желая приблизиться к Богу, настолько по мере вхождения они становятся ближе к Богу и друг к другу... Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога... в той же мере удаляются друг от друга, сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково и свойство любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовию к Нему, столько соединяемся любовию и с ближними, и сколько соединяемся с ближними, столько соединяемся и с Богом. То есть: 1) чем более человек упражняется в милосердии и любит людей, тем более приближается к Богу и 2) чем более человек сердцем чувствует личное Божество, тем более он любит людей”.

Эти мудрые слова помогают глубже понять тайну духовного Я человека. К нему возможно лишь благоговейное, трепетное отношение. Приблизиться к нему можно лишь путем чистой бескорыстной любви. Привычная для психолога и педагога исследовательская и формирующая установка здесь недопустима и бессмысленна: тайна останется за семью печатями, а настойчивый исследователь уйдет с пустыми руками.

Духовное Яне может быть предметом научного исследования, но психолог должен осознать: оноесть. Тогда появляется возможность диалогически приобщиться к духовному Я в себе самом и в другом человеке. Тогда психолог совсем иначе будет относиться к наличному Я в себе и в другом.

Опытное, а не теоретическое знаниедуховного Я скорее открывается художнику, чем ученому. Испытывая творческое вдохновение, художник чувствует себя лишь исполнителем того, что несоизмеримо превосходит его наличные возможности. Вспомним стихотворение А.С. Пушкина “Пророк”: в духовном озарении поэт воспринимает огненную мощь “Божественного глагола”, несоизмеримую с его лукавым и празднословным человеческим языком.

Духовное пробуждение человека выражается состоянием изумления, трепетного поклонения, чувством своего недостоинства и несовершенства перед ликом открывшейся благодати. Если же в состоянии некоего “сверхчувственного” воодушевления человек не испытывает этой своей малости, а приравнивает себя великому, то, как свидетельствует многовековой духовный опыт, он находится на пути заблуждения, в Православии называющегося “прелестью” (прельщением лукавого). Приравнивая себя Богу, человек впадает в гордыню и безумие'.

“Вненаходимость” по отношению к Божественному, открывающемуся в душе, говорит о реальном диалогеналичного Я с духовным Я, об их встрече. Тогда открывается перспектива осознанного духовного пути человека. Великая радость открывшегося духовного пути неизбежно сопряжена с неудовлетворенностью своим наличным Я и стремлением изменить его. Это дается нелегко. Но пережив на опыте трудности изменения своей личности, становишься терпимее и мудрее в отношениях с людьми. Вместе с этим рождается вера в человека, надежда на его духовное преображение и любовь к каждому, как к самому себе, потому что в каждом — явно или потенциально — живет “сокровенный сердца человек”.

Но нередко человек отождествляет себя с так называемым “идеальным Я”, то есть с тем образцом, который желателен для него. Тогда он становится самодовольным, горделивым и чрезмерно требовательным к другим, нетерпимым к их недостаткам. Такой человек любит учить и воспитывать других, не видя своего недостоинства и не устремясь к исправлению. Внутренний мир его монологичен; хотя в его сознании много различных голосов, но они создают лишь внутренний шум, а не тот глубокий диалог двух Я, в котором совершается духовное возрастание личности.

Другой распространенный вариант внутреннего застоя — отождествление себя со своим наличным Я, с его изъянами и пороками. Человек не обольщается относительно себя, но и не верит в возможность изменения и духовного пробуждения. Столь же невысокого мнения он и о других людях. Но духовное Я потенциально живет в нем, и человек испытывает непонятное чувство тревоги, глубокой неудовлетворенности, одиночества, он ищет внешних средств, отвлекающих его от смутного состояния души: ему тяжко оставаться один на один с самим собой.

Глубокая неудовлетворенность собой проявляется в поиске удовлетворения со стороны других. Но внутренний монологизм, душевная ограниченность и обычный эгоцентризм такого человека приводят к невозможности глубоких отношений с другими — он остается безысходно одиноким даже в семье.

Как это ни парадоксально звучит, но в основе внутреннего мира человека лежит неустранимое противоречие между красотой, совер-

_________________________________________

' Таков, по мнению К.Г.Юнга, духовный крах Ницше, ставшего на путь сверхчеловеческой гордыни.

шенством, мудростьюдуховного Я и ограниченностью, ущербностью, слабостью наличного Я. Оно звучит в словах Державина: “Я царь — я раб, я червь — я бог!” Это противоречие не преодолевается достижениями личности, а, наоборот, воспроизводится: чем более возрастает человек духовно, чем ближе его наличное Я соприкасается с духовным Я, тем яснее он видит свое несовершенство и малость достижений, пока, наконец, эгоистичное Я утратит свою ценность в его глазах и не наступит господстводуховного Я. Но и тогда человеку в той или иной мере приходится терпеть свои слабости, изъяны (например, дефекты темперамента и характера), подобно тому как терпит он слабости своего физического организма, пока живет на земле. Поэтому духовно живущий человек отличается простотой, скромностью, терпеливостью. Все хорошее он приписывает не себе, а живущей в нем духовной благодати. Его трудно обидеть и унизить, вывести из себя. Такого человека называютсмиренным, потому что он живетс миром в душе. Рядом с ним легко и свободно людям. Великий святой земли Русской преподобный Серафим Саровский смиренно называл себя “убогим”. Он говорил: “Стяжи мир душевный, и тысячи спасутся вокруг тебя”.

СОЮЗ СВЯЩЕННЫЙ

Символы супружеского союза

Семейный очаг в древности был символом святости семьи: его огонь возжигался от огня святилища. Хранение его было священным служением женщины: погасший огонь был знаком величайшей беды. Так понимали люди связь каждой семьи с жизнью общества и всего мироздания.

В религиях, мифах, эпосе и сказках разных народов брачующиеся соотносятся с небом и землей, солнцем и луной, связанными между собою брачными отношениями. Брак считался священным союзом.

В Древней Греции покровительницей брака была сама Гера — супруга верховного бога Зевса. Так высоко почиталась святость брака.

Любовь — главная тема искусства. Не потому ли, что она— самая сильная потребность души человека? Именно об этом говорит миф об Амуре и Психее, рассказанный Апулеем.

У одного царя было три дочери. Младшая была красивее всех, ее звали Психея. Слава о ее красоте пролетела по всей земле, и многие приезжали только затем, чтобы полюбоваться ею, но Психея страдала оттого, что ею только любуются: она хотела любви. Отец Психеи, по обычаю того времени, обратился к оракулу за советом, и оракул сказал, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена в уединенное место для брака с чудовищем. Несчастный отец выполнил волю оракула. Оставшись одна. Психея почувствовала порыв ветра, который перенес ее в чудесный дворец, где она стала женой невидимого супруга. Загадочный супруг Психеи взял с нее обещание, что она не будет допытываться, кто он, не будет стремиться увидеть его лицо— иначе им грозит разлука, многие беды и мытарства. Но злые сестры, сжигаемые завистью, подговорили доверчивую Психею разглядеть супруга, когда он заснет. Ночью, сгорая от любопытства. Психея зажгла светильник и, увидев своего супруга, узнала в нем бога любви — Амура. Пораженная красотой его лица. Психея любовалась Амуром — и тут капля горячего масла светильника упала на плечо его, и Амур проснулся от боли.

Оскорбленный, он улетел, а покинутая Психея пошла искать своего возлюбленного. После долгих мытарств Психея оказалась под одной крышей с Амуром, но не могла с ним видеться. Мать Амура — Венера — задала ей невыполнимые работы; только благодаря чудесной помощи Психея справлялась с ее заданиями. Когда Амур исцелился от ожога, он обратился с мольбой к Зевсу разрешить ему брак с Психеей: видя их любовь и подвиги Психеи во имя любви, Зевс согласился на их брак. Психея получила бессмертие и была причислена к сонму богов. Такова притча о боге любви и душе человека.

Об универсальности этой темы говорят мифы и сказки различных времен и народов. Таковы и известные нам русские народные сказки “Финист — ясный сокол”, “Царевна-лягушка” и, наконец, “Аленький цветочек” — сказка, рассказанная С.Т.Аксакову ключницей Пелагеей; здесь повторяется тема мифа об Амуре и Психее. Но есть в сказке и другие грани этой темы.

Меньшая дочь купеческая полюбила чудище безобразное за любовь его и доброту к ней. Любовь к невидимому другу помогла ей преодолеть страх и отвращение к его видимому образу (вспомним о наличном Я и духовном Я). Уродство, безобразие того состояния, в котором находится человек, побеждается любовью. И тогда совершается чудо преображения; “зверь лесной, чудо морское” становится “принцем молодым, красавцем писаным, на голове со короною царскою, в одежде златотканой”.

Это — типичный финал народных сказок: пройдя через смертельные опасности, преодолев и искупив свои ошибки. Он и Она обретают царское достоинство в браке, венчаются царскими коронами. Не символизируют ли эти венцы победу духовного в супружеской любви?

Мудрость любви

Многие мои собеседники верят “в судьбу”. Будучи людьми не религиозными', они — верующие люди: их жизненный опыт, опыт окружающих, не говоря уж об искусстве, выражающем вечные законы душевной жизни, — все свидетельствует о существовании иного плана бытия, превышающего разумение и волю человека: его можно лишь предчувствовать. В слове “суженый” выражается эта вера в неслучайность встречи со своим избранником: с ним “суждено” было встретиться. И когда двое встретились, они “узнают” друг друга

____________________________________________

' Люди религиозные предпочитают обращаться за помощью к священнику, “духовному отцу”, “старцу”.

(“любовь с первого взгляда”). Люди ищут друг друга, как герой сказки “Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что”.

Обратимся снова к “Аленькому цветочку”. Его алый цвет символизирует любовь, и просьба к отцу меньшой дочери выражает в скрытой форме просьбу о возлюбленном женихе. Об этом говорит и сон купца во время поиска аленького цветочка: он увидел дочерей своих старших, у которых женихи богатые, и собираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского, а меньшая дочь его любимая “о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка”. Таково символическое сплетение аленького цветочка с будущим женихом — “суженым” меньшой дочери.

Трудно найти купцу то, о чем просит его любимая дочь: “Коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете?” И хотя разуму купца это непонятно, он узнает тотединственный аленький цветочек. “Находил он во садах царских, королевских и султанских много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет не белом свете, да и сам он того не думает”. “Порука”, внешнее доказательство требуется, когда нет радостного озарения, непреложной уверенности: “Нашел!”. Но вот так это происходит: “У честного купца дух занимается: подходит он ко тому цветку: запах от цветка по всему саду ровно струя бежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосом радостным: “Вот аленький цветочек, какого нет краше на белом свете, о каком просила меня дочь моя любимая”. Аленький цветочек объединяет жениха и невесту, потому что для каждого из них — он самый желанный. Это сама Любовь, соединяющая и венчающая их царскими коронами.

“Браки совершаются на небесах”. А.С. Пушкин с прекрасной простотой самой жизни рассказал об этом в повести “Метель”. Вспомним рассказ ее героя Бурмина о том, что случилось с ним. “Поднялась ужасная метель, и смотритель, и ямщики советовали мне переждать. Я их послушался, но непонятное беспокойство овладело мною: казалось, кто-то меня так и толкал. Между тем метель не унималась, я не вытерпел, приказал опять закладывать и поехал я самую бурю”. Метель, преградившая путь к венцу одному, привела к нему другого, “случайно” попавшего в церковь. “Старый священник подошел ко мне с вопросом: “Прикажете начинать?” “Начинайте, начинайте, батюшка”, — отвечал я рассеянно. Девушку подняли. Она показалась мне недурна... Непонятная, непростительная ветреность...”. Все происходит как-то помимо сознания и воли Бурмина, непонятно для него самого. Может быть, не случайно и то, что у героя нет имени: ведь главное действующее лицо в повести не он, а Промысел, приведший его к ногам Марьи Гавриловны.

Слово “промыслительность” и по этимологии, и по смыслу отличается от слова “судьба”. В последнем корень “суд”: в первом — “мысл”. Карающая судьба — персонаж древнегреческого миросозерцания. От нее не уйти герою античной трагедии. Промыслительность высшего Разума, Логоса не насилует волю человека. Человек, наделенный даром свободы, может действовать вопреки промыслу, против голоса совести и интуиции и, наконец, стать глухим к своему внутреннему наставнику—духовному Я. Своевольное наличное Я, следуя сиюминутным влечениям, теряет духовную чуткость, проходит мимо своего призвания, не узнает “суженого”.

В консультацию для разводящихся нередко приходят совсем юные молодожены, не выдержавшие и одного месяца супружеской жизни. Они были влюблены друг в друга, но жизнь показала, что они “совсем чужие люди”, они “ошиблись”. Распространенности таких ошибок выбора сопутствует свобода добрачных сексуальных связей. Перефразируя слова Вяземского, хочется сказать: “И жить торопятся, и ощущать спешат”, еще не научившись чувствовать.

Так мы подходим к заповеди добрачного целомудрия. Слово это, к сожалению, почти забыто и обесценено. Если вникнуть в его смысл, “реставрировать” его, то, согласно этимологии, “целомудрие” означает, во-первых, целостность, во-вторых, мудрость: полнота мудрости. Человек, лишенный целомудрия, теряет свою целостность. А для того, чтобы сохранить целостность, необходима мудрость. В слове “целомудрие” выражено единство целостности и мудрости. Ошибочно отождествлять это слово с безбрачием; целомудрие характеризует не сколько физиологическое, сколько нравственное состояние. Можно быть целомудренным в браке, если он основан на любви и верности, но можно быть душевно развращенным, несмотря на физиологическую девственность.

Что означает слово “разврат?” П. А. Флоренский писал об этом: “Противоположностью целомудрию является состояние развращенности, разврата, т. е. раз-вороченности души: целина личности разворочена, внутренние слои жизни (которым надлежит быть сокровенными даже для самого Я — таков по преимуществу пол) вывернуты наружу, а то, что должно быть открытым, — открытость души, т. е. искренность, непосредственность, мотивы поступков, — это-то и запрятывается внутрь, делая личность скрытною... Развращенный человек — как бы вывороченный наизнанку человек, человек, кажущий изнанку души и прячущий лицо ее. Глаза такового избегают встречного взгляда, но уста извергают гнилое слово... Хамовское' и хамское высматривание наготы родительства — это и есть тот вывих душевной жизни, который именуется развращенностью”.

На страже целомудрия стоит чувство стыда. “...Бесстыдство — указатель порчи, “испорченности” ее (личности) и признак растленности души... “Тло” значит “дно”, исподь... Очевидно, глаголы “тлеть” и “тлить” относятся к процессам тления, разрушения и сопревания... рас-тление... — нарушение законного порядка слоев душевной жизни”.

Об этом “законном порядке душевной жизни” современная психология говорит как о “иерархическом строе мотивов или ценностей личности”, т. е. соподчинении их низших уровней высшим. Нарушение психического строя, порядка, приводит сначала к “непорядочности” человека, а в конечном итоге — к распаду личности. Таким образом, стыд — эмоциональное проявление совести — служит сохранности, целостности, жизнеспособности личности.

Становление цельного человека идет рука об руку с обузданием биологических влечений. Вспомним снова скульптуры клодтовских коней, обуздываемых всадниками (что на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге). Конь олицетворяет естество человека с его могучими инстинктами, всадник — человека, управляющего своей природой и покоряющего ее сознанием и волей.

Известно, что у подростков чувства и влечения обычно не совпадают. Предмет романтической мечты оказывается несовместимым с сексуальными влечениями — и наоборот. Задача окультуривания чувства состоит в таком разрешении этого противоречия, когда высшее чувство становится ведущим по отношению к биологическому влечению. Тогда чувство становится чистым, а влечение перестает быть низменным, постыдным. Но этот процесс преобразования сложен и порою драматичен. Самому подростку он может оказаться не под силу, если он не воспитан жизненным укладом, впитавшим в себя нравственные идеалы, нормы, традиции, на которых держатся семейные отношения. Вот как пишет об этом В. Белов в книге “Лад. Очерки о народной эстетике”.

“Для молодых людей сдерживающим началом является стыд. В любом возрасте, начиная с самого раннего, стыдливость украша-

_______________________

1 Хам - персонаж Библии.

ла человеческую личность, помогала выстоять пол напором соблазнов'.

Особенно нужна она была в пору физического созревания. Похоть спокойно обуздывалась обычным стыдом, оставляя в нравственной чистоте даже духовно неокрепшего юношу... До свадьбы свобода и легкость новых знакомств отнюдь не означала сексуальной свободы и легкомысленного поведения. Можно ходить гулять, знакомиться, но... Девичья честь прежде всего... Худая девичья слава катилась очень далеко, ее не держали ни леса, ни болота. Грех, совершенный до свадьбы, был ничем не смываем... Ошибочно мнение, что необходимость целомудрия распространялась лишь на женскую половину. Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, считался испорченным, ему вредила подмоченная репутация, и его называли уже не парнем, а “мужиком”.

Так в русском народе понимали любовь, честь, целомудрие. И в наши дни еще можно услышать: “честная девушка”, т. е. чистая, целомудренная, сохранившая девичью честь...

Целомудренный человек не растрачивает легкомысленно свои чувства, но мудро бережет их для одного, как бы заранее храня ему верность, веря в него. Стыдливость стоит на страже целомудрия: проявлять преждевременно свои “естественные” влечения нехорошо, потому что они естественны в браке, для рождения детей и не оправданы как проявление несдержанности, как желание удовольствий.

Идеал и идеализация

Первоначальное, еще не отравленное горьким опытом жизненных травм чувство любви (“первая любовь”) отличается вдохновенностью, восхищенностью человеком. Он представляется самым прекрасным, необыкновенным, исключительным. Обычно это называют “идеализацией”, и нередко это действительно так. Возлюбленный является проекцией своего идеала, будучи совсем другим, реально далеким от этого идеала. Потом обычно следует разочарование, возникает чувство обманутости и даже враждебное отношение к ранее любимому. Но здесь скрывается проблема: в чем же суть этой идеализации? Какая потребность стоит за ней? Почему

____________________________

1 В крестьянском обиходе не были, разумеется, таких терминов, как “сексуальная революция”, “сексуальная свобода”, их синонимом служит короткое и точное слово: “бесстыдство”.

эта потребность так сильна, что толкает человека на трагические жизненные ошибки? Почему даже горький опыт порой не останавливает от дальнейшего поиска своего идеала?

В диалоге Платона “Пир”, беседуя с друзьями о смысле любви. Сократ сказал, что за ней стоит потребность “родить в прекрасном”. Из всех речей слово Сократа было признано друзьями самым убедительным. Хотя для нас эстетический аргумент менее убедителен, чем для древнего грека, но в словах Сократа легко угадываются такие свойства любви, как ее творческий характер (“потребность родить”) и устремленность к совершенству, абсолюту (проявлением которого является красота). Эта тема устремленности ввысь развита в том же диалоге Платона в его речи о восхождении эроса от любви телесной к красоте как таковой.

В любви пробуждается духовное начало человека, и оно ищет встречи сдуховным Я другого. Любовь является условием и путем духовного развития личности. И именно одухотворенность супружеской любви необходима для жизни и возрастания самой любви.

Идеал в любви не всегда иллюзия. У любви есть свойство, присущее только ей: прозревать неповторимость любимого, его духовное Я, скрытое от него самого и окружающих. Значит, любовь является высшей способностью познания. Она видит в другом то, что недоступно интеллекту, закрыто от психологической науки, ориентированной на рассудочное мышление. Но прозрение любви возможно лишь в том случае, если есть доминанта на Собеседнике, т. е. способность отрешиться от своих предвзятых представлений, эгоцентрических притязаний. Любовь открывает красоту духовного Я человека. Он воспринимается совершенно особым, необычным. Поэтому в любви есть изумление, восхищение.

Но это неизбежно приводит к противоречию идеала и реальности. Если начало любви — подъем всех жизненных сил человека, в котором сливаются идеал и конкретный несовершенный человек (наличное Я), то повседневная последующая жизнь любви неизбежно наталкивается на противоречие. Известный русский философ Владимир Соловьев так охарактеризовал это противоречие любви: “...Высшая задача любви уже предсказана в самом любовном чувстве, которое неизбежно прежде всякого осуществления вводит свой предмет в сферу абсолютной индивидуальности, видит его в идеальном свете, верит в его безусловность”. Но обычно на вспыхнувший свет любви “смотрят как на фантастическое освещение краткого любовного “пролога на небе”, которое затем природа весьма своеобразно гасит как совершенно ненужное для последующего земного представления. На самом деле этот свет гасит слабость и бессознательность нашей любви, извращающей истинный порядок дела. ”

Извращением любви является подмена высшей цели этого чувства — реализации идеала — самодовлеющей телесностью.

Когда личность человека отождествляется с его физическим телом, происходит подмена любви к человеку любовью к телу, что неизбежно ведет к разочарованию. Это соответствует массовой динамике любви от головокружительного взлета до охлаждения, в лучшем случае — до привязанности и привычки.

Любовь или влечение?

Говоря о любви, нередко подразумевают весьма различные, иногда прямо противоположные душевные состояния: “люблю ходить в кино”: “люблю мороженое” и т. д. , называя словом “любовь” то, что доставляет удовлетворение, удовольствие. Здесь на первое место выступает мое Я, а предмет любви оказывается лишь средством удовлетворения моей потребности. Так, к сожалению, мы нередко относимся и к людям: человек приятен, с ним хорошо, он доставляет удовольствие. И тут также Я на первом месте, а он(она) — всего лишь условие, средство, обеспечивающее мне удовольствие. Личность, индивидуальность этого человека сами по себе не играют здесь существенной роли, ее легко заменить другой — для разнообразия или большего удовольствия.

Так, например, консультируя одну разводящуюся супружескую пару, я спросила у молодой женщины о причине развода: “Вы недовольны своим мужем?” И она ответила: “Нет, у нас все было хорошо. Но я нашла лучше”. Такой ответ вполне вписывается в логику потребительского отношения к человеку: его можно и нужно заменить, как любую устаревшую и надоевшую вещь.

Любовь — это чувство, отличающееся от эгоистического”влечения”, “предпочтения”, “интереса”. В любви отвергается, преодолевается наличное Я, обретается духовное Я. Это понимание любви соответствует понятию “доминанта на Собеседнике” А.А.Ухтомского. В современном “массовом” сознании любовь нередко отождествляется с сексуальным влечением, поэтому следует остановиться на их различии. В терминах диалогического подхода оно состоит в том, что любовь — это само по себе субъект - субъектное отношение; тогда как сексуальное влечение видит в другом объект для своего удовлетворения.

Понятно, что интимные супружеские отношения связаны с сексуальным влечением. Но речь в данном случае идет не об их отсутствии в любви, а о том,что доминирует: обращенность к другому или собственное удовольствие. Именно это различие имеется в виду при сопоставлении понятий “любовь” и “сексуальное влечение”.

В наше время ведущим мотивом вступления в брак является любовь. В прежние времена, да и ныне в традиционных семьях любовь обычно не предшествует браку'. Однако прочным брак является в традиционной семье, а не в “современной”. Социологи говорят о том, что среди тех, кто вступил в брак, потому что “пора заводить семью”, оказывается больше благополучных пар, чем среди тех, кто соединился по любви. По-видимому, дело в том, что, называя “любовь” в качестве мотива брака, опрашиваемые вкладывают в это слово разные содержания. Можно выделить по меньшей мере три различных понимания этого слова: любовь как сексуальное влечение; любовь как потребность быть любимым; любовь как доминанта на Другом. Устойчивое преобладание одной из них в сознании и складе личности позволяет кратко наметить три типа личностных установок.

Доминирование полового влечения. Гипертрофия полового влечения ведет к образованию сексуальной доминанты, захватывающей все жизненные силы человека, превращая его в раба своих влечений. Это становится преградой для психического и духовного развития человека. Естественная нормальная иерархия личности оказывается перевернутой: высшие психические и духовные потребности, стремления “вытесняются” и блокируются низшими влечениями. Сами по себе правомерные, низшие влечения в таком перевернутом виде становятся извращенными и паразитирующими — это путь распада личности. Таков предельный вариант этой личностной установки.

Опыт консультирования разводящихся супругов говорит о том, что такие люди неспособны к созданию семьи, так как у них слишком сильна потребность в смене “объектов” удовлетворения сексуального влечения. Порою они глубоко страдают от этого, сознавая, что неспособны любить, понимая, сколько горя приносят оставленным женщинам и детям. Однако нельзя считать их “безнадежными”. Возможность решительно изменить себя и свою жизнь остается у человека, пока он жив.

Потребность быть любимым. Эта потребность свойственна каждому человеку с самого раннего детства. Ее нормальное разви-

__________________________

1 Из беседы студентов на семинаре о семье: студент из Индии рассказывает о том, что жених и невеста до свадьбы не знакомы. Русская студентка: “А любовь?'” Ответ: “У вас любовь до свадьбы, у нас — после свадьбы”.

тие выражается в способности к ответной любви. Но нередко потребность в любви направляется исключительно на себя.

Американский психолог К. Хорни дала подробные клинические характеристики представителей подобного типа личностной установки. Односторонняя потребность быть любимым служит психической защитой от чувств повышенной тревожности, неуверенности, страха, своими корнями уходящих в раннее детство. Чувства эти обусловлены разного рода неблагоприятными взаимоотношениями ребенка со взрослыми: отсутствием или недостатком любви родителей, повышенной опекой, сопровождающейся отрицательными эмоциями, деспотизмом. Пережитые душевные травмы ведут к неврозам, тормозящим развитие личности и индивидуальности.

Логика невротической потребности быть любимым такова: “ты меня любишь — значит, ты меня не обидишь”. Эта потребность в любви эгоцентрична, хотя она может маскироваться внешними проявлениями ответной любви. Таких людей характеризуют болезненная мнительность и обидчивость, ревность, стремление во что бы то ни стало привлечь к себе внимание и т. п.

Отечественный психолог Л. С. Славина в своих исследованиях показала, что у детей дошкольного возраста, не признанных, не любимых в группе детского сада, в поведении заметны проявления агрессивности, желание командовать, завышенные притязания. После того, как удовлетворяется потребность в любви взрослого, улучшаются взаимоотношения в группе сверстников, выравнивается характер ребенка.

В исследованиях отечественных психологов М.С.Неймарк и Л.И.Божович есть данные о том, что не удовлетворенная в семье потребность в любви приводит к эгоистическому складу личности (“личная направленность”) в сочетании с неадекватно завышенными притязаниями на успех. Так, у подростков неудачи при выполнении заданий взрослого вызывают вспышки бурных эмоций гнева, протеста, обвинения и т. п., в которых проявляется их, ставшее хроническим, душевное неблагополучие (“аффект неадекватности”). Болезненно реагируя на неуспех, подросток обвиняет в своих неудачах либо других людей, либо обстоятельства, не признавая своей несостоятельности.

Нередко “аффект неадекватности” приходится наблюдать и у взрослых в чрезмерных притязаниях на любовь к себе. Истинная любовь — редкая гостья, но претендуют на нее очень многие. Неспособность любить в сочетании с сильной потребностью быть любимым приводит к состоянию хронического аффекта, который проявляется по отношению к близким людям в бурных, неуправляемых эмоциональных взрывах, не адекватных той ситуации, которая послужила поводом для них.

Приходится признать, что те, кто вступил в брак, потому что “пора заводить семью”, находятся в лучших психологических условиях: у них нет неадекватных притязаний и разочарований, они заняты не своими отношениями, а делами, которых так много в семье.

Способность любить. Любовь связана с развитием творческой индивидуальности. В ней личность реализует себя и помогает раскрыться любимому человеку. Известный американский психолог А. Маслоу подробно описал такой тип “самоактуализирующейся личности”. Для нее характерна гармоническая иерархия природных и духовных потребностей, направленность вовне — на других людей и на творчество, высокая продуктивность, непрестанное развитие и совершенствование, спокойная уверенность в себе и уважение к другим. Такой человек верен в любви и надежен в семье.

Если чувственные удовольствия неизбежно приводят к пресыщению — таков психологический закон “насыщаемости”, то любовь не насыщаема: любимый человек не надоедает, он раскрывается все глубже и глубже. Любовь соединяет воедино две индивидуальности, призванные дополнять друг друга.

В русской литературе есть поэтическая повесть о Петре и Февронии. В ней ничего не говорится о “пылкой страсти”, о чувствах князя Петра и мудрой девы Февронии, рассказывается о их чудесной встрече, о том, как они остались верны друг другу вопреки стремлению злых людей разлучить их. С удивительным эпическим спокойствием повествуется о том, как они вместе закончили свою жизнь. Феврония, услышав зов супруга своего, замотала нитку вокруг иглы и послала сказать князю Петру, в иночестве Давиду, что она готова прийти на зов его.

“Не сошлись характерами”

В супружеских отношениях человек надеется обрести полноту взаимного слияния, взаимопонимания, полагая, что залогом этого являются интимные отношения. Вот как писал об этом выдающийся польский психотерапевт А. Кемпински: “В эротическом контакте дополняется собственная оценка, на себя человек смотрит глазами другого, что может действовать мобилизующим образом, а благодаря такому взгляду человек верит в себя”. В словах “он (она) меня не понимает” содержится чувство неисполненных желаний и надежд на то, что именно в эротической связи можно найти полноту жизни. Между тем, несмотря на физическую близость, остается психическая изоляция”. Так супружеские отношения, основанные на сексуальной привязанности, ведут к болезненному эгоцентризму. Это не эгоизм, характеризующийся культом своего Я, которое утверждается за счет других. Эгоцентризм — “это вращение вокруг собственной оси человека, движение вперед которого было задержано”. Эгоцентрическая “доминанта на себе” может сочетаться с внешним альтруизмом, образуя глубокий раскол в психическом строе личности. Эта глубинная доминанта закрывает глаза на другого (феномен Двойника), приводит к неадекватным требованиям, желанию перевоспитать супруга по своему образцу.

...Жена обвиняет мужа в нежелании ей помогать, медлительности, пассивности, инертности, объясняя все это его эгоизмом. Сама она отличается активным, энергичным характером, импульсивностью, несдержанностью, взрывчатостью, что не без труда, но терпеливо переносит ее муж. На вопрос: “А если бы у Вас был муж с таким же характером, как и у Вас?” — собеседница после некоторого замешательства решительно заявила, что такого мужа она не вынесла бы и одного дня. Это осознание повело за собой и дальнейшее: она и полюбила его, и решила принять его предложение именно потому, что он “такой спокойный и выдержанный”, что они хорошо дополняют друг друга, а своей нетерпимостью и упреками она сама разрушает их отношения, вызывает его скрытность и отчужденность. Итогом явилось осознание собственного эгоизма, мешающего ей видеть и любить мужа именно таким, каков он есть по своему характеру, уважать и ценить его индивидуальность, радоваться его творческим способностям и склонностям (первоначальная характеристика: “Чудной какой-то: разводит всякие растения бесполезные, аквариум завел, любит с сыном в лесу гулять, птиц слушать...”). Чувство раскаяния в своем поведении по отношению к мужу сопровождалось радостью открытия истинного смысла затянувшегося кризиса их отношений и перспективы его преодоления при всей его трудности. Собеседница поняла, как бессмысленно переделывать мужа по своему подобию. Утрата вненаходимости повела ее к слепоте и насилию над человеком, его индивидуальностью.

Большинство разводящихся в качестве причины развода выдвигают привычную формулу: “не сошлись характерами”. Что за этим стоит?

Молодые супруги И. и С. прожили в браке менее года: детей у них нет. Они любят друг друга и развод переживают чрезвычайно болезненно. С. (жена) не хочет развода, а ее муж И. решительно настаивает на нем, так как не видит иного выхода: за короткое время они несколько раз расходились, после чего С. просила прощения, обещала исправиться, но обещания не выполняла — ссоры, скандалы продолжались, как и прежде. У него больше нет сил все это терпеть: он чувствует себя глубоко оскорбленным.

С. осознает свою вину, со слезами просит помочь ей вернуть мужа. Она понимает, что слишком вспыльчива и бывает груба с мужем, но быстро “отходит”, а он слишком долго переживает обиду. У супругов заметна разница темпераментов: И. — инертен, флегматичен, сдержан, но крут в своих поступках и решениях; С. — напротив, очень экспансивна, эмоциональна, возможно, взбалмошна и своенравна. У них — первый брак, и каждый из них не мыслит себе другого.

Существенным обстоятельством, осложняющим их совместную жизнь, является разница семейных укладов: у И. в доме царит “патриархат”, он привык к тому, что жена должна подчиняться мужу, а у С., напротив, полная хозяйка в семье — мать, и С. усвоила ее стиль поведения. Другим существенным обстоятельством, сделавшим практически невозможным поколебать решение И., является то, что его родители настаивают на разводе, и их воля для него, очевидно, более значима, чем любовь к жене. Кроме того, он устал и хочет покоя, уюта, заботы о себе, чего в доме жены он не видит.

Супруги контрастны по темпераменту, но каждый из них слишком эгоцентричен, чтобы встать на точку зрения другого. Разница в воспитании, семейном укладе и привычных формах поведения оказалась для них непреодолимой трудностью. Инициатор развода И. предпочел благополучную жизнь в семье родителей невзгодам супружеской жизни.

Взаимная эмоциональная притягательность делает особенно чувствительным каждого из них к нечуткости, грубости, оскорблению личного достоинства, а эгоцентрическая установка побуждает отвечать обидой за обиду, раздражением и гневом за каждое несоответствие поведения другого своим привычным нормам и ожиданиям.

Реакция И. на поведение жены не соответствует ее субъективной виновности, так как это поведение обусловлено ее вспыльчивым, реактивным характером и неуравновешенным темпераментом. Осознание этой разницы темпераментов привело бы к большему взаимопониманию и снисходительности. Но И., объявив себя “технарем”, не захотел вникать в психологические проблемы: его решение было бесповоротно, так как за этим решением стояла воля родителей и желание покоя.

В этом случае “психологический механизм” распада супружеских отношений заключается в конфликте непосредственно эмоционального влечения, связанного с контрастностью темпераментов, и эгоцентрической установки на идентичность поведения супруга своим индивидуальным особенностям.

...Супруги А. и 3. прожили в браке 7 лет. Детей у них нет (в настоящее время 3. проходит курс лечения и надеется, что у нее могут быть дети). 3. — инициатор развода. Она вошла с решительным заявлением, что у них “все кончено” и не следует тратить время на разговоры. А. был другого мнения: он считал, что серьезных оснований для развода нет.

В совместной беседе выяснилось, что причина недовольства 3. в том, что А. несколько раз поздно вернулся домой и, несмотря на ее волнения, продолжает время от времени задерживаться, якобы на работе: она не верит этим объяснениям и очень болезненно реагирует на его задержки. А. уверяет, что подозрения жены безосновательны, что он действительно задерживается на работе (работает он за городом), несколько раз он заходил к товарищам, живущим недалеко от места работы. Случай, который привел жену к решению разводиться, — празднование дня рождения сослуживца мужа, где он отравился и попал в больницу на два дня. 3. не верит этому объяснению, а мужа недоверие возмущает.

А. и 3. — интеллигентные люди средних лет. А. — человек пикнического склада, живой и общительный. 3. — несколько инертная, глубоко чувствующая и ранимая. Она любит А., но у нее “кончилось терпение”, она “больше так не может”.

В непродолжительной беседе удалось выяснить, что подозрения 3. — плод ее мнительного и обостренного воображения. Было обращено внимание на разницу их характера и темпераментов: А. — сангвиник, человек живой и компанейский, нуждается в обществе друзей. В семье он мог бы найти себя, если бы у них были дети (он очень хочет иметь детей). Упреки и подозрительность жены не способствуют их контакту, и он ищет отдушину в обществе друзей. А. признал свою вину нечуткости к жене, легкомыслия, невнимания к ее болезненным переживаниям по поводу его задержек. Каждому из супругов было предложено войти в положение другого, понять особенности и мотивы поведения друг друга.

Конфликт был снят. Супруги забрали заявление о разводе и пошли в ресторан отметить свое примирение.

В подобных случаях дело осложняется психосоматическими и нервными расстройствами, вызванными постоянными ссорами и эмоциональной напряженностью.

...Супруги И. и Ю. живут в браке 11 лет. За это время они 7 раз расходились и снова мирились. У них двое детей. По их словам, “нервы у них больше не выдерживают”: они не могут жить вместе. Но и друг без друга они тоже жить не могут. К тому же отец очень любит детей. Идя на развод, они хотят создать более спокойную обстановку для детей и предотвратить возможность психических срывов.

В совместной беседе супруги поняли, что у них нет необходимости разводиться, но есть необходимость в большей дистанции: им лучше жить в разных местах и регулировать частоту своих встреч в зависимости от желания и состояния каждого. Диалогически принцип “вненаходимости” важен для них как в психологическом, так и в территориальном смысле слова.

В другом аналогичном случае (у мужа от постоянных ссор развивается язвенная болезнь) оформление развода было юридическим условием размена жилплощади и, таким образом, создания необходимой для них дистанции.

...Супруги О. и И. около двух лет в браке. У них нет детей. И. учится, О. работает (у него очень ответственная и напряженная работа). Они любят друг друга. Но И. жалуется на грубость мужа, которую крайне болезненно воспринимает. Из-за семейных переживаний у нее увеличивается щитовидная железа, О. согласен на развод, “раз она так хочет”. Родители И. очень любят и уважают О. и решительно против развода дочери.

В беседе выяснилось, что И. преувеличенно и неадекватно воспринимает естественные проявления усталости и нервного напряжения мужа. Его реплики, кажущиеся ей обидными и оскорбительными, объективно таковыми не являются: ее повышенная чувствительность сталкивается с обычной мужской грубоватостью. Занятость собой и своими переживаниями приводит к неадекватности восприятия и оценки мужа.

И. следует пересмотреть свое отношение к О., понять поведение мужа с точки зрения его жизненного опыта и напряженной работы. Ей полезно стать матерью, чтобы переключить внимание на ребенка. Вопрос о разводе был снят.

В этих и подобных им случаях супруги утверждают, что любят друг друга, однако их реальное поведение говорит о себялюбии, неумении и нежелании встать на точку зрения другого.

Разительным примером может послужить эпизод, рассказанный молодым человеком, подавшим заявление о разводе. Жена была в положении. Он принес ей черешню и предложил поесть, на что жена ответила: “Не хочу”. Его этот отказ очень возмутил, потому что он старался, доставал черешню. Когда вскоре она предложила сигареты, купленные для него, он ответил: “Ты не хочешь есть мою черешню, а я не хочу курить твои сигареты!” Жену это привело в ярость, и она стала рвать сигареты одну за другой. Пошла “цепная реакция”, в результате которой беременная женщина собрала свои вещи и ушла от мужа (эта беременность кончилась выкидышем после конфликта со свекровью).

Этот случай был рассказан как пример возмутительного поведения жены, без тени самокритики. Нервный тик и слезы на глазах рассказывающего свидетельствовали о том, что он очень несчастен.

Это, хотя и вопиющий, но типичный пример конфликта между людьми, считающими, что они любят друг друга. Рассмотрим его подробно.

Сознательнымнамерением мужа было сделать приятное жене (мотив альтруистический). Но его реакция на отказ жены есть купленную им черешню, а главное, на отсутствие проявлений благодарности, говорит о том, что более глубоким и сильным был мотив получить эмоциональное вознаграждение за свой поступок. Не было принято во внимание состояние женщины, ее недомогание. Испытав обиду, он тут же ответил подобным же отказом на проявление заботы о себе, чтобы причинить боль жене. Все говорит об эгоцентризме, неспособности войти в положение близкого человека, доминировании своего самолюбивого Я.

Неуправляемый, “взрывной” характер возникшего конфликта является следствием того, что он вызван неосознанной мотивацией. Молодой человек, обвиняя жену в эгоизме, не видит, что его поведение эгоцентрично. Сознательные установки его носят нравственно положительный характер, а непосредственные, не осознанные им побуждения — мстительность, жестокость, эгоцентризм — безнравственны. Обвинение во всем жены — результат эгоцентрической проекции на нее своих отрицательных черт (феномен “Двойника”): это — оборотная сторона самооправдания.

Описанные случаи методом “от противного” доказывают необходимость соблюдения основных принципов диалога в супружеских отношениях.

Власть женщины в семье

Мужчина в современной семье перестает быть ее главой. Эта роль переходит к женщине, что неизбежно влечет за собой изменение психологического облика самой женщины; нежность, чувствительность, мягкость, послушность, терпеливость и многие другие высокие качества “вечной женственности”, по мнению многих, отходят в прошлое. Об этом говорят и прическа современной девушки, и одежда, порой почти не отличающиеся от мужской, и выполнение женщиной тяжелых видов мужского труда, и командные роли, занимаемые женщинами в общественной жизни. Что это? Изъяны или достижения современного общества? Мнения на этот счет существуют разные. Некоторые утверждают, что это — “дело вкуса”.

Равенство мужчины и женщины. Означает ли оно устранение различий между ними? Существует и такое мнение, а главное, и такая тактика воспитания мальчиков и девочек, юношей и девушек. Это считается у нас “современным”.

Япония — современная страна, ее не назовешь “отсталой”. Но в ней и по сей день существуют “праздник мальчиков” и “праздник девочек”, ежегодно отмечаемые всей страной. Там с детства воспитывается культура мужественности и женственности. Это и есть “половое воспитание” (в отличие от “бесполого”) — воспитать настоящего мужчину и истинную женщину.

“Перевертыши” полового воспитания — совсем не безобидные явления. Опыт психологического консультирования взрослых людей выявляет глубинные травмы личности и тяжелые семейные конфликты в результате извращения мужской и женской психологии. Это подтверждают приведенные ниже случаи.

...Н.Р. пришла в психологическую консультацию с жалобами на дочку. Девочке пять лет, она ходит в детский сад, но с детьми не играет, приходит домой, плачет: никто с ней не дружит. Дома, пока мать занята на кухне, она слоняется по квартире и причитает: все-то у нее плохо, и ничего хорошего-то у нее не будет. Это больше всего раздражает мать, она выходит из себя и кричит: “Да займись ты игрушками, почитай книжки!” Н. Р. не выносит этого, потому что очень боится, что дочь будет такой же, как она сама. Жалобы на дочь переходят в жалобы на себя.

Нашей собеседнице 30 лет, она кандидат наук, на работе ее ценят, в учебе все ей давалось легко. Муж — “прекрасный человек”. Но у нее такое чувство, что сама она — “никчемное существо” и “занимает чье-то место на Земле”. Ее не удивляет, что по отношению к ней обычно занимают позицию “сверху вниз”, а она, подобно амебе, принимает ту роль, которую навязывают. Ей трудно общаться с незнакомыми людьми, в группе она “забивается в угол”. Боясь потерять возникшее расположение знакомых, Н.Р. замыкается, чтобы те, узнав ее поближе, не отвернулись от нее. На работе ей кажется, что сделала мало, не так и не то, боится, что будут предъявлять высокие требования и она окажется несостоятельной. Н.Р. очень ранима: если кто-то не так посмотрел, невнимательно выслушал ее, она долго не может успокоиться: отрицательные переживания преобладают в ее душе, она “застревает” на них и не может переключиться. Она постоянно рефлексирует, разбирается в себе и своих переживаниях, но это не приносит никакого облегчения. Н.Р. чувствует свою неестественность, зажатость и завидует открытым и непосредственным людям. И в отношениях с мужем нет радости, непосредственности — он тоже человек замкнутый, “запрограммированный”.

Н.Р. очень женственна, но манера ее поведения, мужская стрижка, спортивный стиль одежды идут наперекор этой женственности и уродуют ее. Сама она чувствует себя “маленькой девочкой”, и это отражается в неуверенных движениях и манере речи.

Была ли она желанным ребенком? Нет. Когда ей исполнилось 6 месяцев, мать отдала ее бабушке. “Когда я училась в 6-м классе, рассказывает Н. Р, — мама вышла замуж, и скоро родилась Зина. Это известие вызвало у меня истерику: наверное, потому, что рухнули мои надежды на близость с матерью. До 10-го класса я была нянькой: об этом времени вспоминаю с содроганием: мать требовала идеальной чистоты и порядка. Если я задерживалась в школе, она опаздывала на работу, и это вызывало ярость. Но страшнее было, когда целыми днями она не разговаривала со мной: от горя и отчаяния я готова была выброситься в окно. До сих пор во мне жива эта боль, и мне трудно с матерью. Когда я подхожу к ее дому, меня охватывает дрожь. Она не видит моего отношения, все объясняет плохим настроением. Сестра Зина откровенно ненавидит родителей, они жалуются и ищут у меня сочувствия. А я боюсь, как бы не выдать своего отношения к матери. Она же вполне довольна собой, одержима стремлением “делать добро”, но требует, чтобы это добро помнили и были ей благодарны. “Вы думаете, это все ваше?!” — возмущенно спрашивает она, обводя рукой комнату”.

Из рассказа Д.С. — мужа нашей собеседницы: “В семье жены женщины — бабушка и мать — очень властные и жестокие, у них тенденция — доминировать над мужьями. И жена моя не лишена этого, она вспыльчива, раздражительна, не скоро отходит, не исключает бойкот. Уже в двух поколениях - дрессировка мужчин, это — тупиковый путь...”

Н.Р. боится, что дочь чувствует ее несостоятельность, не любит ее. И опасения не лишены основания. Об отношении девочки к родителям лучше всего говорит ее рисунок “Моя семья” и комментарий к нему. Она тщательно и долго рисовала комнату, потом себя — в короне, потом — папу. “А корона сдвинулась набок, потому что я бежала на кухню маму наказать. За то, что она меня наказала. Потому что я дралась во дворе”. — “А мама веселая?” — “Нет, она грустная. Мама расстроилась, пошла спать, а я ей лекарство подлила, чтобы она заснула и нам не мешала с папой, а то она только мешает, кричит...”

По словам Н.Р. , они с мужем боятся, чтобы не “подавлять ребенка”, стараются не наказывать, мирно разрешать конфликты. Н.Р. много читает о воспитании детей, и ее сознательные установки и намерения даже слишком “правильны”. Но, как видно из характеристики мужа и беседы с ребенком, ее реальное поведение не соответствует сознательным принципам. Несмотря на выстраданное осуждение бойкота, она прибегает к этой форме воздействия по отношению к мужу, кричит на ребенка. Ее интеллектуальная жизнь и разумные установки идут вразрез с непосредственными переживаниями и реакциями, порой неуправляемыми. Если на сознательном уровне она отрицает и осуждает тип поведения своей матери, то реально она его воспроизводит по отношению к ребенку и к мужу. Этот же тип поведения намечается и у пятилетней девочки: она изображает себя в короне (символ власти, величия), она наказывает мать (место которой на кухне), устраняет ее из общения.

Мы видим, что уже в четвертом поколении — бабушка, мать Н.Р., она сама, ее дочь — проявляется один и тот же тип поведения женщины в семье— властность, жестокость, отчуждение. Есть заметная разница в его проявлении у самой Н.Р. и ее матери, считающей себя добрым, хорошим человеком, довольной собой и не подозревающей об отрицательном отношении к ней дочери. Но от того, что Н. Р. осознает тяжесть своего состояния, отношение к ней дочери, стремится быть доброй, неподавляюшей матерью, картина не меняется, а только усугубляется глубоким внутренним конфликтом: усвоив с детства тип поведения матери, ставший ее натурой, она не. может изменить его усилиями сознания и воли. Помочь ей на уровне сознания нельзя. Надо понять суть ее душевного состояния.

Благодаря постоянному самоанализу, начитанности в психологии, развитому интеллекту, Н.Р. способна к меткой характеристике своих переживаний. У нее такое чувство, будто она “занимает чье-то место на земле”; она “аморфна”, как амеба, играет роли, несвойственные ей. Иными словами, она чувствует, что лишена индивидуальности, личностной определенности, не нашла себя в жизни (ощущение себя “маленькой девочкой”). При полном внешнем благополучии у нее чувство своей несостоятельности. Это проявляется прежде всего в общении: ей кажется, что к ней плохо относятся, не принимают ее такой, какая она есть. Она боится общаться с людьми, хотя больше всего стремится к этому общению. То же наблюдается и у ее дочери. Очевидно, в этом сказывается неудовлетворенность в общении, так болезненно пережитая в детстве (вспомним ее истерику при рождении сестры); психологи называют это “дефицитом любви”. Не внешние обстоятельства, а душевный строй делает несчастной эту женщину, и такой душевный строй передается ее дочери. Как же прекратить эту эстафету душевной боли? Как помочь Н.Р.?

Эта женщина обладает удивительной волей к познанию и изменению себя, редкой честностью, глубоким недовольством собой. Здесь залог того, что ей можно помочь. От встречи к встрече Н. Р становится более открытой, искренней и живой. Она говорит, что после бесед чувствует себя хорошо, но пока это улучшение продолжается не более двух дней (а она хочет постоянного эффекта).

Как нередко бывает в таких случаях, у Н.Р. появляется стремление к личным дружеским взаимоотношениям с психологом, она ожидает от этих отношений удовлетворения своих неудовлетворенных потребностей в любви и признании. Случись это, психолог станет объектом требований, недовольств и обид, вымещаемых на нем отрицательных переживаний. Но главная беда не в этом, а в бесплодности такого рода отношений: пока человек ждет любви и внимания от других, живет этим, он никогда не удовлетворится, будет требовать все большего, и все ему будет мало. В конце концов он окажется у разбитого корыта, как старуха, захотевшая, “чтоб служила ей рыбка золотая”. Такой человек всегда внутренне несвободен, зависим от того, как к нему относятся.

Пока человек толькоберет, рано или поздно он обанкротится. Фигурально выражаясь, чтобы росла прибыль от получаемого, его надоотдавать другим. Этот свой — источник любви и добра необходимо открыть в себе самом. И открытие должно совершиться не в уме, а в сердце человека, не теоретически, а внутренним опытом. Поэтому было бы неверно сразу же сказать Н.Р: “Эффект нашего общения так недолог, потому что вы больше думаете о себе, чем о других”. Она примет это к сведению или займется самобичеванием. Подождем, когда она прийдет радостная и скажет: “Теперь я поняла... Теперь я живу!” Это может произойти нескоро, так как эта женщина живет умом, а не сердцем. А для начала сердце надо умягчить и отогреть, помочь Н.Р. поверить в себя, чтобы, наконец, она узнала простую вещь: не только она нуждается в людях, но и они нуждаются в ней.

...В.П. четырнадцать лет замужем, у них есть дочь: сама она в свои 32 года работает и учится. Времени всегда не хватает. Но ей пришлось обратиться в психологическую консультацию, так как последнее время ей почему-то стали неприятны близкие отношения с мужем.

Муж В.П. очень ее любит, во всем помогает. Знакомые в один голос говорят: “Какой у тебя прекрасный муж!” А она видит в нем одни недостатки, постоянно его “воспитывает”. Особенно нетерпима она к выпивкам мужа: они, правда, бывают редко, но ее больше всего раздражает то, что он быстро пьянеет: вот ее брат пьет много, но как-то не пьянеет.... Возмущает ее пассивность мужа: “Он все делает, когда ему скажешь, а сам не видит, что нужно сделать, — никакой инициативы... Может быть, по моей вине?.. Любит, даже слишком, чересчур ласков, покладист, построптивее бы был... Может быть, потому, что воспитывался матерью без отца?”

Саму В.П. больше воспитывала бабушка, чем мать. О матери вспоминает: “Вспыльчива была, сердилась, постоянно раздражена. Помню, я выстригла себе челку, а она меня схватила за эту челку и головой об стену! Она в торговле работала, уставала. Отчим пил, вот она на мне и срывалась. В пятом классе я взяла из школы документы и уехала сама к бабушке. Училась отлично, удачно вышла замуж. Дочь у меня такая же, как я: у нас редко бывает хорошее настроение, обе нервные, раздражительные, ничто не радует. Я давно забыла, что такое покой”.

Встреча с мужем В.П. подтвердила сказанное ею. Мне достаточно было лишь намекнуть ему на то, что жена ожидает от него более мужественного поведения, и он все понял.

Через полгода В.П. снова пришла, но уже с другими жалобами: что-то произошло с мужем. Последнее время он демонстрирует какое-то нехарактерное для него поведение: заставил ее хорошо одеться на праздник, чего никогда не было. “У меня к нему было отношение как к мебели, которая будет стоять, пока я ее не выброшу. А теперь мне кажется, что я его совсем не знаю! Начались ссоры, и он их не улаживал, а как будто нарочно разжигал, хотя провоцировала их я. Может быть, он просто избаловал меня? Я как будто получила в ответ все то, что сама делала по отношению к нему”.

В третий раз В.П. пришла в полном смятении. Она рассказала, что у них было совершенно счастливое время: она сдала сессию успешно, ссоры с мужем у них прекратились, она наконец была рада мужу и жизни, она почувствовала в нем настоящего мужчину, какого раньше не знала. Но вдруг она услышала, что “какая-то семнадцатилетняя вешается ему на шею”. Вот это совершенно выбило ее из колеи: она связала перемены в поведении мужа с этими слухами и теперь не верит ему. А он спокойно твердит, что это — ее “мнительность” и что все это глупости, да еще иногда прикрикивает, чтобы “прекратила дурить”.

Хотя, по всей вероятности, и это подтвердила беседа с мужем В.П., изменение его отношения к жене произошло после и по причине нашей с ним беседы, ей полезно было пройти через “естественный эксперимент” мнимой измены мужа. Это помогло ей увидеть его другими глазами (глазами другой женщины, которая “вешается ему на шею”). Проходя через кризис отношений, супруги начали заново их строить: муж становился главой семьи, а жена наконец получила то, чего она хотела: сильного, волевого, твердого мужчину. Заслуга в этом принадлежала прежде всего мужу В.П. — человеку по натуре мужественному и разумному. Он легко понял, что любовь — это не только эмоции, но и разумная воля. Он сумел стать “укротителем строптивой” и поставить все на свои места. Прежние отношения оказались тупиковыми и могли скоро распасться (по словам В.П., она терпела их только ради ребенка). Вернув себе “права мужества”, он открыл жене путь женственности, пробудил в ней любовь, без которой женщина не знает радости и покоя. Власть над мужчиной убивает любовь, извращает супружеские отношения. Но легко ли быть женственной?

...Л. я знала еще студенткой: милая, скромная девушка с тихим ровным голосом — воплощение женственности. Все говорило о том, что она будет прекрасной женой и матерью. И вот через несколько лет замужества и материнства она призналась: “Как это трудно — быть женственной!”

Они с мужем глубоко любят друг друга. Но однажды он сказал ей: “Знаешь, что-то происходит неладное: я начинаю бояться тебя, как ребенок матери, которая может поставить в угол, у меня постоянное чувство тревоги, как у провинившегося школяра, будто я что-то не сделал или сделал не то и не так. Но чувство нашкодившего ребенка — это уже не чувство к любимой женщине”. И она поняла: ей приходится распоряжаться по дому: “Сделай то, не так сделал, почему не сделал. . . ” Это становится фоном их отношений, и в это она вкладывает немало отрицательных эмоций. Роль “прораба” делает ее властной, что совершенно чуждо ее натуре и непривлекательно для нее и для мужа. Мелочи жизни, быта вытесняют что-то очень важное в их отношениях. Да, трудно быть женственной! Но что-то надо менять: менять тональность, “удельный вес” распорядительности, перевести раздражительность в шутливость и ласковую просьбу. Власть убивает любовь женщины: и с “волей к власти” надо бороться, чтобы сохранить гармонию супружеских отношений: совет да любовь. Вместо распорядительного тона — советование, общее решение — во имя любви. Здесь надо потрудиться, быть внимательной к себе. Иначе легко превратиться в “сварливую бабу”. Ведь муж любит ее и всегда готов прийти на помощь—ему нужно только подсказать, порадоваться, что сделал, спросить, не нужно ли ей самой что-то сделать. И тогда жизнь будет не тревожно-напряженной беготней, а радостной и спокойной работой вдвоем, где мелочи не мешают, не раздражают, а радуют и наполняют душу.

Женственной быть нелегко: но не легче быть и мужественным.

...В консультацию для разводящихся пришли молодые супруги. Они были так напряжены и озлоблены друг против друга, что не сразу удалось увидеть: оба — очень симпатичные и красивые люди (будем называть их “он” и “она”).

Она, как это часто бывает в таких ситуациях, была возмущена его эгоизмом, тем, что он “не ценит” ее. Она была уверена в своей красоте и даже не знала, что он тоже красив: она не сомневалась в своем уме и сильном характере, отказывая в этих достоинствах ему.

В чем же проявляется его эгоизм? Например, он в день ее рождения целый час говорил с другом по телефону о своих научных делах, а ее это вывело из себя. Почему же он так нехорошо вел себя? В беседе выяснилось, что незадолго до этого муж отказался от аспирантуры, от работы над своей любимой темой, чтобы поступить на хорошо оплачиваемую должность. Это было его жертвой ради семьи — на этом настаивала жена. Но эта жертва оказалась для него непосильной: он чувствовал неодолимое раздражение, испытывал чувство неудовлетворенности новой работой. Разговор с бывшим сокурсником был для него отдушиной. Последнее время он стал холоден, равнодушен к ней, и у нее нет чувства надежности: рано или поздно их отношения все равно распадутся, считает она. У него тоже появились сильные сомнения, что они смогут создать хорошую семью. Он считает ее непревзойденной красавицей, а себя недостойным ее: да ведь и она сама неоднократно подчеркивала это...

Но истинная, глубинная причина этого супружеского конфликта обнаружилась при ответах на вопросы, которые я предлагаю разводящимся супругам. Этот перечень вопросов — не столько для получения информации о супружеских отношениях, сколько для того чтобы навести их на размышления о том, какими могут быть хорошие супружеские отношения. И еще — для осознания своих ошибок. Так, на вопрос: “Какие качества Вы хотели бы видеть в своем муже?” — ответила: “Хочу, чтобы был настоящим мужчиной”. А на вопрос: “Считаете ли Вы, что Ваш муж имеет право на свое мнение?” — она ответила: “Нет, он должен соглашаться со мной”. На вопрос: “Уважаете ли Вы творческие интересы и склонности мужа?” — она ответила: “Да”, но этот ответ был далек от ее реальных поступков.

Моя собеседница — школьная учительница; эта работа, к сожалению, располагает к властному поведению. Но она же предполагает склонность и способность к пониманию и чуткости в отношениях с людьми, не так ли? На это я обратила внимание молодой учительницы, предложив ей отнестись к сложившейся ситуации как к педагогической, а не реагировать на нее подобно взбалмошной девчонке. Предложение было принято, и рассерженная гримаса сменилась оживленной заинтересованностью. Своими ответами на вопросы анкеты она обнаружила основное противоречие в своем отношении к мужу: желание видеть в нем настоящего мужчину и свое подавляющее, доминирующее поведение. Она убивает в нем чувство собственного достоинства, не видит его положительных качеств, “воспитывает” в нем рабскую покорность. И то, что это вызывает его отрицательные реакции и противодействие, говорит о мужественной натуре, которая не может проявиться. Чтобы муж был “настоящим мужчиной”, нужно самой стать “настоящей женщиной”. Это, кстати, поможет ей и в школе. Мне удалось подвести ее к осознанию своей ошибки; напрасно она настояла на отказе мужа от аспирантуры: человек не может быть счастлив, если насильственно лишен творческой работы.

В беседе с мужем я постаралась утвердить его достоинство, необходимость продолжать, насколько возможно, научную работу, не идти на поводу у жены, а “мягко, но твердо” становиться главой семьи. Оба были рады осознанию своих семейных ролей и необходимой линии поведения, особенно она: как выяснилось, ей очень хочется, чтобы в семье было несколько детей, она давно мечтала о материнстве. А для этого нужно быть женщиной в полном смысле слова и видеть в муже твердую опору.

После двух встреч мы расставались радостно. Передо мной были счастливые, красивые, влюбленные люди. Но вдруг лицо моей собеседницы стало тревожно-испуганным: “А что я маме скажу?!” Оказалось, что главным инициатором развода была ее мать. Я предложила “свалить” вину на меня.

Из опыта консультирования разводящихся можно сделать вывод: в большинстве случаев молодые разводятся под сильным влиянием родителей. Гораздо чаще это матери, и прежде всего матери сыновей. В таких случаях психолог испытывает бессилие: случай, казалось бы, простой; конфликт можно было бы разрешить без особых усилий, если бы за ним не стояла властная воля матери, гипноз ее воздействия на своего “ребенка”.

Успех этого воздействия предрешен многими слагаемыми.

Властная женщина видит в своем “ребенке” собственность и, затаив вражду к своей сопернице, ждет удобного случая, чтобы взять реванш. Удобные случаи не заставляют себя ждать: трудности совместной жизни у молодых неизбежны. Им можно было бы помочь, но властная женщина торжествует, когда у молодых что-то не ладится: “Ну, что я тебе говорила!..” И если раньше ее слова проходили мимо ушей, то теперь они падают на готовую почву и рано или поздно приводят к выводу: “Да, мать была права...” Когда с женой трудно, сыну есть кому пожаловаться, и мать становится его главной опорой и первой советчицей. И советы ее идут, как правило, не в пользу невестки: “Неумеха, грязнуля, лентяйка... И что ты в ней нашел?”

У властной матери дети обычно пассивны, безвольны, внушаемы. Им трудно преодолевать невзгоды семейной жизни, а еще труднее противостоять внушениям матери, ее разрушающей воле. Да и зачем? Семейная жизнь, особенно после рождения ребенка, совсем не сладкая: бессонные ночи, неухоженность, недовольство жены, ссоры. А дома у матери — покой, забота, сытая, ухоженная жизнь. Любой скандал для оскорбленного главы семейства становится поводом и оправданием для развода. И тогда ни слезы, ни раскаяние жены не могут растопить ожесточившееся сердце, которым теперь владеет воля матери. Таковы метаморфозы “хранительницы семейного очага”.

Диалогический вопросник межличностных отношений супругов'

В разрешении супружеских отношений может помочь психолог-консультант, но и сами супруги способны осознать причины своих трудностей и конфликтов. Человек может стать психологом в

__________________________________

' В отличие от диагностических вопросников, диалогический вопросник служит введением в диалог и принципиально не формализуем.

своей личной жизни. Главное понять, что мир в вашем доме зависит от вашего духовного возрастания, от способности видеть в близком человеке его вечное духовное начало: духовное Я.

Предлагаемый вопросник, возможно, поможет вам в осознании характера ваших отношений.

Для профессионального практического психолога этот вопросник является введением в диалог. Вопросы в нем расположены в порядке постепенного перехода от наличного Я к духовному Я. Это позволит в беседе нащупать “зону ближайшего развития” собеседников и остановиться на обсуждении вопросов, доступных их внутреннему опыту и пониманию, не переходя в “зону недоступности”.

“Сверхзадача” такого диалога — помочь супругам переосмыслить свои личные отношения с духовной точки зрения. После явно утвердительных ответов на последние четыре вопроса можно начать диалог, направленный на переосмысление предшествующих ответов и совместную выработку духовных принципов взаимоотношений, изменяющих прежние разрушительные установки и привычки.

Ответы на эти вопросы могут помочь Вам глубже понять характер Ваших отношений, их явные или потенциальные трудности и возможности их предупреждения и преодоления.

1. Основан ли Ваш брак на любви ?

2. Основаны ли Ваши отношения на привязанности?

3. Господствует ли в Ваших отношениях половое влечение?

4. Преобладает ли в Ваших чувствах желание любви к себе?

5. Преобладает ли в Ваших чувствах любовь к нему (к ней)?

6. Относитесь ли Вы к нему (к ней) как к самому себе?

7. Изменилось ли Ваше первоначальное отношение к нему (к ней) в сторону ухудшения?

8. Открываете ли Вы в нем (в ней) новые достоинства?

9. Вызывают ли Ваше недовольство недостатки мужа (жены)?

10. Стремитесь ли Вы перевоспитывать его (ее)?

11. Предпочитаете ли Вы поощрение порицанию?

12. Преобладают ли в Ваших отношениях положительные эмоции над отрицательными?

13. Умеете ли Вы предупреждать назревающий конфликт?

14. Способны ли Вы погасить конфликт, пожертвовав своим самолюбием ?

15. Способны ли Вы “не заметить” огрехов мужа (жены) в острой ситуации, чтобы поговорить о них в “добрый час” ?

16. Любители Вы “читать мораль”?

17. Существует ли между Вами взаимопонимание?

18. Доверяете ли вы друг другу?

19. Считаете ли Вы его (ее) своей собственностью?

20. Верите ли Вы в то, что Ваш брак — на всю жизнь?

21. Чувствуете ли Вы духовную близость?

22. Поддерживаете ли Вы творческие интересы и увлечения мужа (жены)?

23. Способствует ли Ваш союз духовному развитию каждого из Вас?

24. Считаетесь ли Вы с индивидуальными особенностями мужа (жены): темпераментом, характером, привычками, воспитанием и т. д. ?

25. Есть ли у Вас желание “переделать” его (ее) по своему образцу ?

26. Думаете ли Вы, что знаете его (ее) “насквозь” ?

27. Если у Вас разные взгляды, предоставляете ли Вы мужу (жене) право думать по-своему?

28. Считаете ли Вы, что мужчина должен быть главой семьи ?

29. Согласны ли Вы с тем, что главное призвание женщины — материнство ?

30. Способны ли Вы сохранять душевный мир и спокойствие, когда Ваша “половина” теряет их?

31. Предпочитаете ли Вы воспитывать мужа (жену) или исправлять свои недостатки?

32. Способны ли Вы принимать близкого человека таким, каков он есть?

33. Переживаете ли Вы его (ее) радость и горе, как свои собственные?

34. Чувствуете ли Вы себя со своей “половиной” единым целым?

35. Говорит ли Ваш душевный опыт о том, что мир в семье зависит от Вашего внутреннего мира?

36. Доверяете ли Вы голосу совести, подсказывающей Вам, хорошо или плохо Вы поступили в той или иной ситуации?

37. Знакомо ли Вам чувство раскаяния в своем отношении к родному или близкому человеку после его кончины ?

38. Возникало ли у Вас чувство, что только теперь Вы знаете, какое сокровище потеряли в лице этого человека ?

39. Осознаете ли Вы, как мелочны и ничтожны супружеские неурядицы перед лицом вечности?

40. Понятно ли Вашему уму и сердцу, что за внешними временными проявлениями человека скрывается его вечный духовный лик ?

Тогда сбылось реченное через пророка

Иеремию, который говорит:

глас в Раме слышен, плач и рыдание

и вопль великий;

Рахиль плачет о детях своих, и не хочет

утешиться; ибо их нет.

Мф. 2, 17-18.

Продолжение рода

Если спросить женщину, идущую на аборт: “Убили бы вы своего новорожденного ребенка?” — она с возмущением ответит, что, конечно же, нет. Почему же она убивает своего ребенка, еще не рожденного? На этот вопрос она ответит с еще большим возмущением, что это вовсе не убийство, потому что это “еще не человек”, кроме того, раз закон это разрешает, значит, это не убийство. Далее может развернуться длинная цепь общеизвестных аргументов в пользу аборта, его оправдание и даже возведение в добродетель.

Аборты в нашей стране стали настолько массовым и общепринятым явлением, что вопрос: “Имеем ли мы право уничтожать уже зародившуюся человеческую жизнь?” — глас вопиющего в пустыне.

Чем же отличается еще не рожденный ребенок от новорожденного? О новорожденном также можно сказать: “Еще не человек”. Окажись он в волчьей стае, из него вырастет животное. Новорожденный — лишь возможный потенциальный человек, как и зародыш в утробе матери. Разница в том, что он отделен от нее, и мать его видит перед собой.

Новорожденному предстоит еще долгий путь через младенчество, детство... Но когда же можно с уверенностью сказать о себе: “Я уже — человек!”? Что касается меня — нет, еще не могу: я все еще становлюсь человеком, и это становление не прекратится, пока я живу. Возможный, потенциальный человек, которого я в себе предчувствую, так непостижимо велик, что в свои уже преклонные годы я вижу себя его зародышем. Ощущая в себе эту глубокую тайну, невозможно с легкостью распоряжаться своей и другой жизнью, как бы тяжка и “бесполезна” она ни была. Это чувство живет в нас. Оно проявляется в том, что мы не убиваем безнадежно больных, умирающих людей, не убиваем калек, уродов, психических больных. И закон это запрещает. Тогда как аборт — уничтожение жизни, набирающей силу, полной неведомых возможностей, ожидающих лишь своего часа. И закон это разрешил. И совершают это люди в белых халатах, давшие клятву Гиппократа не убивать зачатого человека и не давать абортивных средств.

В некоторых странах возраст человека определяется не с момента рождения, а с зачатия ребенка. На Руси почитание таинства зачатия выразилось в строительстве Зачатьевских храмов и в празднованиях зачатия Праведной Анной Марии и праведной Елизаветой Иоанна Предтечи. Духовная интуиция народа свидетельствует этим, что возрастание человека начинается с его зачатия и жизнь в утробе матери — его первый возраст.

Матери знают, и это закреплено в народных поверьях и обычаях, что во время беременности следует быть в добром расположении духа, хранить себя от дурных впечатлений и переживаний, чтобы они не повлияли на ребенка. Через мать ребенок общается с миром, усваивает первые впечатления. Они, конечно, еще не сознательны, но и у новорожденного еще нет сознания, да и у взрослого не вся психика сознательна. Значит, зародившийся человек может быть предметом изучения не только биологии, медицины и физиологии, он нуждается в психологическом понимании и педагогической заботе, как и новорожденный младенец.

Многие женщины чувствуют, что аборт — это убийство, но не многие признаются себе в этом. По рассказам одного хирурга-онколога, перед операциями, когда женщины не знали, выживут ли, они начинали исповедывать ему, человеку неверующему, свою жизнь и спрашивали: не является ли их болезнь наказанием за аборты?

Сколько матерей жалуется на своих детей: выгоняют, пьют, избивают... Одна женщина сказала: “Хороших-то деток поубивали, а плохие-то остались — вот и мучимся”.

Может быть, плохие-то остались потому, что сами мы таковы: принесли собственных детей в жертву себялюбию, чтобы “пожить для себя”, своим эгоизмом породили эгоизм единственного ребенка — свое наказание.

Консультируя разводящихся, я вижу, как распадаются семьи от нежелания иметь детей и от неспособности рожать после аборта.

___________________________________________

' Медицинская статистика говорит о том, что в тех странах и в тех регионах нашей страны, где рождаемость низка в результате предупреждения и прекращения беременности, у женщин резко возрастает раковая заболеваемость органов, связанных с продолжением рода.

Раскаяние приходит, когда “гром грянул”: женщина с болью осознает свое несостоявшееся материнское призвание, с завистью смотрит на чужих детей, видит во сне своего нерожденного ребенка. Эта очевидная связь прочности семьи с рождаемостью подтверждается статистикой: в странах, где высока рождаемость, редки или почти отсутствуют разводы. Это закономерно, ведь главная задача семьи — воспроизводство жизни, не только физическое, но и духовное. Не выполняя эту задачу, семья легко распадается. И распадается вместе с семьей личность человека.

Швейцарский психолог К.Г.Юнг писал, что причиной душевных расстройств и заболеваний является “блокирование психической энергии”, это происходит, когда человек, уходя от трудностей, не осуществляет свое жизненное призвание.

Жизненное призвание женщины — материнство. Женщина прежде всего мать. Не выполняя свое призвание, она становится душевно ущемленной, неполноценной. Снижение социальной роли материнства уродует женщину, калечит ей душу. Мать — источник любви. Ее любовь — тот огонь семейного очага, который создает жизнь. Но может ли любить женщина, убивающая своих еще не родившихся детей? А там, где нет любви, начинает господствовать секс: средство продолжения жизни превращается в самоцель, перестает служить своему назначению. Это извращение жизненных ценностей ведет к роковым последствиям: если смыслом жизни становятся удовольствия, вполне закономерно, что матери бросают детей в родильных домах, убивают еще не рожденных.

От нравственного состояния женщины зависит жизнь общества. Проблемы воспитания детей и подростков, преступность несовершеннолетних, проституция, алкоголизм, наркомания и многие тяжелые проблемы нашего общества глубоко связаны с нравственным, духовным состоянием женщины-матери.

У Бориса Годунова в пушкинской трагедии “душа горит” и “мальчики кровавые в глазах”. Пока душа жива, она открыта для мук совести. Только у мертвого ничего не болит. Лучше не заглушать в себе голос совести, не успокаивать ее дозволенностью преступления, его массовостью, вынужденностью объективными обстоятельствами. Убивая зародившегося в себе человека, лучше не делать вид, что это для пользы человечества или своего любимого ребенка: цель не оправдывает средство — это азбука этики.

Альберт Швейцер видел основу этики в благоговении перед жизнью. Благоговение должна вызывать жизнь всякого существа, потому что жизнь — это тайна, она священна. Все, что знает наука о жизни, — лишь капля в море непознанного. Управлять жизнью человек не может, она ему не подвластна. Человек не может сотворить жизнь, не может остановить смерть. А управлять наука может лишь тем, что она способна создать. Человеку дано лишь воспроизвести жизнь, имитировать ее; создать же он способен лишь свое механическое подобие — робота.

Представим себе, что роботы со своими механическими “мозгами” взялись управлять жизнью человека... Подобно этому, и человек, распоряжаясь жизнью по своему ограниченному и оттого самоуверенному рассудку (увы, не разуму!), способен лишь разрушить ее. Плоды такого “просвещенного” рассудка мы пожинаем сегодня, на грани демографической катастрофы.

Самоуправство воспроизведением человеческой жизни может повлечь за собой вымирание народов и всего человечества.

Вот что писал об упадке Греции историк Полибий: “В наше время по всей Греции господствует бездетность и малолюдство, города опустели, настали неурожаи, хотя нет постоянных войн и эпидемий. Причина этого ясна, и средство к ее устранению в нашей власти: люди впали в тщеславие, не желают вступать в брак, а если и вступают, то не хотят воспитывать детей, с трудом разве одного или двоих, ради того, чтобы оставить им богатство и воспитать в роскоши. И вот зло незаметно быстро выросло”.

“Но у нас это не от хорошей жизни!”... И социологи пишут, что многодетные семьи находятся на грани нищеты, дети в них чувствуют себя ущербными среди обеспеченных сверстников и т.п. Демографы вычисляют, что для простого воспроизводства населения хорошо иметь троих детей в семье: однако сегодня наше общество не в состоянии обеспечить многодетных матерей. Многодетные семьи в лучшем случае вызывают соболезнование, а нередко — осуждающее и враждебное отношение.

...После лекции о семье ко мне подошла молодая женщина и рассказала, что сотрудницы ресторана, где она работает, враждебно относятся к ней за то, что у нее пятеро детей, называют ее “самкой”. Откуда эта враждебность? Нет ли за ней зависти, ущемленного чувства несостоявшегося материнского призвания? Может быть, это осуждение — оборотная сторона самооправданий этих женщин? Подобные мотивы могут лежать и в формировании отрицательного общественного мнения о многодетной семье.

Заметим, что основные аргументы против многодетности — экономического характера. Этические соображения при этом практически отсутствуют; по-видимому, подразумевается, что материальное благосостояние превыше всего, оно должно быть главным критерием жизни и поведения человека. Но, согласно такой “экономической этике”, вполне логично лишать жизни не только не родившихся детей, но и калек, безнадежно больных, умственно отсталых — всех, кто экономически бесполезен. В обществе, где материальные ценности превалируют над духовными и нравственными, бессмысленно говорить о духовности и нравственности, когда средства к жизни становятся самоцелью и главной ценностью самой жизни, неизбежен распад как личности, так и общества с его экономикой, что мы сегодня и наблюдаем.

“А что если все дети будут рождаться на свет? Где взять средства, жилплощадь и т.п.?” В ответ можно спросить: “А что было бы, если бы страна наша была многолюдной, если бы деревни не пустовали, не было бы дефицита рабочей силы и нехватки материальных благ?” Кто может ответить на все эти вопросы? Я не берусь и не знаю человека, способного решить все возникающие здесь проблемы. Жизнь мудрее нас. Рассудок же лукав, он способен заглушить голос совести и убить жизнь. Благоговение перед жизнью сделало бы нас разумнее и мудрее.

Проблема абортов обсуждается во всем мире, и ответы на нее даются разные.

В Италии был проведен опрос общественного мнения, результаты которого опубликовали во всех газетах. Как ни парадоксально, католический юг высказался в пользу абортов, а север, менее религиозный, — против. Когда были опубликованы эти результаты опроса, произошло событие, приковавшее к себе внимание итальянцев. Маленький мальчик провалился в шахту, вырытую еще во времена Древнего Рима для добычи воды. Несколько дней пролежал он там, пока не услышали его плач. Обессиленный ребенок не мог даже ухватиться за протянутую ему веревку, не мог брать еду, которую ему опускали. Как достать ребенка, оказавшегося на глубине 15 метров в узкой шахте? Были приняты самые решительные меры. Специалисты из Германии начали бурить шахту, параллельную той, в которую упал ребенок, чтобы снизу сделать к нему ход. Все это время ребенка подбадривали, поддерживали, как могли: провели свет, рассказывали ему сказки, сам президент пытался развлекать мальчика. Наконец, прорыли ход к мальчику, а он провалился еще на 20 метров. Нашелся спелеолог, согласившийся пройти по шахте вниз головой: он дополз до ребенка и пытался его взять, но тщетно; каждый раз тело ребенка выскальзывало у него из рук. Так и умер ребенок во чреве Матери-земли.

С точки зрения рассудка — просто несчастный случай. Но духовно чуткие итальянцы иначе восприняли это событие: смерть ребенка в утробе Матери-земли стала для них символом преступности аборта.

Нельзя обходить молчанием эту кровоточащую рану современной семьи.

Все сказанное, несомненно, вызовет бурю возмущения и протеста. Но консультирующему психологу это знакомо: так бывает всегда, когда затрагивается “больное место” собеседника. Это естественно и свидетельствует о продвижении в диалоге.

Остается признать, что современная семья перестает выполнять свое главное призвание — продолжение жизни на Земле, воспроизводство человека — телесное и духовное. Вместо того, чтобы быть очагом любви, согревающей и питающей души, она становится очагом вражды и убийства нерожденных детей. Семья не может держаться на сексуальной привязанности. Это — союз духовный.

Венчание

Николай и Людмила переступили порог сельского храма. Они пришли сюда не мимоходом. Еще в прошлом году несколько раз приезжали они из дальней деревни, чтобы венчаться, но двери храма были заперты, не было священника. Храмы открывают один за другим, а священников не хватает. Но сегодня в храме шла служба: у свечного ящика их приветливо встретила голубоглазая женщина, все объясняла и просила ждать окончания Литургии - так называлась эта служба. Народу в храме было немного, но все дружно пели “Верую” и “Отче наш”. Николай и Людмила не знали даже этих молитв, и все происходящее в храме было им непонятно. Но на душе было тепло, и они чувствовали себя как дети, вернувшиеся в забытый отчий дом.

Повенчаться им хорошо было бы до свадьбы, как положено, но тогда это было не так-то просто: могли и с работы уволить. Надо было иметь крепкую веру, чтобы крестить детей и ходить в церковь, не боясь лишений и пересудов. А теперь — вход свободен. Но годы советской власти сделали свое дело: ногами-то люди ходят в церковь, да двери сознания наглухо закрыты; школа и весь уклад жизни поработали основательно, чтобы отлучить от церкви. Кто живет сердцем, тому проще, а кто умом живет, тому ох как трудно пробиваться сквозь барьеры “научного мировоззрения”.

Они пришли просто, чтобы жить лучше. Старые люди говорят что, повенчавшись, муж и жена и после смерти будут вместе. О разводе тут и думать нечего! Кругом посмотришь — столько горя: пьянство, скандалы, брошенные дети... А по телевизору — один разврат. Какая тут семья! Надо же по-людски жить, порядочно, честно. И чтобы дети хорошую жизнь видели и жили ладно. Крестить их надо, так будет спокойнее: не зря же говорят: “все под Богом ходим”. И в жизни все складывается как-то не случайно, будто кто ведет тебя и устраивает, как лучше. Может быть, это и есть Бог?..

Молодой, красивый батюшка стал их спрашивать: как их имена, почему пришли венчаться, читали ли Евангелие? Они могли уверенно сказать только свои имена. Евангелие не читали и не могли толком ответить на вопрос, почему пришли венчаться. Но батюшка был добрый и просто объяснил им, что не понятно. Он сказал, что у Бога есть имя: Его зовут Троица — Отец, Сын и Святой Дух; Трое едины, потому что Бог — Любовь. Так и семья, состоящая из мужа, жены и детей, по образу Бога Троицы, должна быть единым существом. Бог невидим, но Он есть начало всего. Так и душа невидима, но без нее тело умирает. Мы же не сомневаемся в том, что в нас есть воля, разум и любовь, хотя их не видим. Мы знаем их по действию в душе и в поступках, мы чувствуем любовь близкого человека. Так и с невидимым Богом мы можем общаться: откликаться на Его любовь, благодарить, просить Его и, главное, любить Бога, как своего Отца, доверять Ему, слушаться, жить и трудиться ради Него. Ведь Он так нас любит, что для спасения нашего послал на землю Своего Сына — Иисуса Христа. Сын Божий взял на себя грехи всех людей, чтобы избавить их от власти сатаны, который со своими слугами сеет зло в душах и губит их. Если бы Христос не спас нас Своей Крестной смертью, мы умирали бы навечно. Но Он воскрес, значит, всякий верующий в Него, тоже будет жить после смерти, жить вечно! Вот, что значит для нас Воскресение Христово. Христианин не боится смерти, потому что она для него — переход в жизнь вечную. Но надо и жить по-христиански, любить, как Христос нас любит, надо брать на себя трудности друг друга, не бояться страданий, которые нам даются: нести свой крест. Без креста нет христианина, крест — путь в жизнь вечную. Так и трудности семейной жизни надо нести с радостью и все терпеть, прощать друг другу, как Господь нам прощает, как Он несет наши грехи и искупает их Своими страданиями. Вот что значит быть христианином в семье.

Так батюшка побеседовал с ними, а потом дал каждому в руку зажженные свечи и начал бракосочетание. Они, как дети, послушно выполняли все, что требовалось. Сама непонятность происходящего вызвала в душе какое-то чувство волнения и приподнятости: совершалось нечто таинственное, каждое действие и слово заключало в себе скрытый смысл. Вот священник выносит из алтаря два красивых царских венца. Крестообразно благословляет им Николая и дает ему целовать образ Спасителя на передней части венца: “Венчается раб Божий Николай рабе Божией Людмиле во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”. Потом он также благословляет Людмилу, и она целует образ Богородицы, украшающей ее венец: “Венчается раба Божия Людмила рабу Божию Николаю во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”. Затем священник трижды произносит молитву: “Господи Боже наш, славою и честию венчай я (их)” и трижды осеняет их крестным знамением.

Стоя перед алтарем в царских венцах и слушая эти слова, они чувствуют таинственную глубину, серьезность и ответственность этого момента: они стоят не только друг перед другом, но перед Богом, слитые воедино...

Простое и открытое сердце воспринимает духовную благодать, не сравнимую с обычными душевными радостями. Посещая душу, благодать делает ее светлой, легкой и благодарной, светится в лицах, глазах повенчавшихся. Теперь Николай и Людмила уже не только верят, но на собственном опыте знают, что брак — это таинство, открывающее им путь духовного единения в Боге, таинство, дарующее покровительство и помощь Бога. Брак для них — не временная связь, а вечный союз: и после смерти они будут вместе. Их временная жизнь теперь освящена светом вечности. Путь к ней открыт. Но пойдут ли они этим путем — зависит от них.

Брак — одно из семи таинств Православной Церкви. Чтобы понять духовный смысл христианского брака, обратимся к чинопоследованию этого таинства.

Венчанию предшествуетобручение. Жених и невеста входят в середину храма, держа в руках зажженные свечи. Огонь свечи символизирует свет духовный. Священник вопрошает жениха и невесту о том, по доброй ли воле они вступают в брак. Добровольность — непременное условие брака. Венчающихся священник спрашивает, не связаны ли они обещанием другому (другой)? Смысл этого вопроса в том, что нормой христианского брака является целомудрие жениха и невесты. Обручение подразумевает обет верности друг другу. Существует обычай в некоторых юго-западных епархиях давать присягу верности друг другу. Символомвечности супружеского союза являютсякольца, которые священник надевает на руки жениха и невесты. Круг — символ вечности и неразрывности. Золото кольца символизирует свет солнца и царственное достоинство человека. Кольца эти освящаются священником в алтаре и таким образом из простых вещей преобразуются в священные предметы. Во время обручения священник совершает троекратный обмен кольцами жениха и невесты: это символизирует взаимное отдание их друг другу, единодушие, полное согласие.

Обряд обручения закрепляет естественный союз брачующихся на основе их добровольного решения. Венчание — это освящение супружества Божественной благодатью. Оно начинается возгласом священника, каким начинается Божественная Литургия: “Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа...” Этим провозглашается сопричастность брачующихся Царству Божиему. В Молитвах, читаемых священником, вспоминается о тайне создания Евы из ребра Адама. Муж и жена были изначально единой плотью, их союз неразделен. Брачный союз благословлен Богом в Раю, и после грехопадения человека это благословение восстановлено искупительной Жертвой Спасителя.

В своих молитвах священник испрашивает у Бога даровать брачующимся чадородие и “благодать в чадах” — это назначение христианского брака. Им испрашивается единодушие, долгоденствие, целомудрие, взаимная любовь, обилие благ земных и венец неувядаемый на небесах.

Главный момент таинства — увенчание брачующихся: благословение каждого священным венцом и возложение его на главы жениха и невесты со словами: “Венчается раб Божий (имярек) рабе Божией (имярек) во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь”. Трижды произносит священник тайносовершительные слова, благословляя крестным знамением жениха и невесту: “Господи, Боже наш, славою и честию венчай я (их)”. В “Настольной книге священнослужителя” смысл таинства брака раскрывается так: “Прежде всего этими словами и увенчанием глав их провозглашается честь и слава человеку как царю творения. Каждая христианская семья — это, безусловно, малая церковь. Сейчас ей открывается путь в Царство Божие. Эта возможность может быть упущена, но сейчас, здесь — она есть. На всю последующую жизнь) долгую и многотрудную, полную искушений, они становятся друг для друга в самом реальном смысле — царем и царицей — в этом высший смысл венцов на главах их”.

Второй смысл — увенчание венцами мученическими: “Супружество, которое не распинает постоянно свой собственный эгоизм и самодостаточность, которое не “умерщвляет себя с тем, чтобы указывать на Того, кто превыше всего земного, нельзя назвать христианским”.

И третье назначение — это венцы Царствия Божия. “В супружестве Божие присутствие подает радостную надежду, что брачный обет сохранится не до тех пор, “пока смерть разлучит”, но покуда смерть не соединит нас окончательно, после всеобщего Воскресения — в Царствии Небесном”. Снимая с головы жениха и невесты венцы, священник произносит: “Восприими венцы их в Царствии Твоем”. Полнота любви — только в Боге; где царствует Бог — там совершенная любовь.

Как и во время Литургии, во время венчания читается Апостольское послание и Евангелие. В послании апостола Павла говорится о взаимной любви и послушании жены мужу. Многих смущают слова: “А жена да боится своего мужа”. Союз мужа и жены уподобляется союзу Христа и Церкви: муж является главой семьи, а глава мужу — Христос, и муж также должен испытывать страх Божий. Это — страх любви: страшно нарушить единение любви, разрушить священный союз, страшно огорчить, опечалить любящего.

Евангелие от Иоанна, читаемое священником, повествует о чуде претворения воды в вино на браке в Кане Галилейской. Это — первое чудо, совершенное Христом по просьбе Его Матери. Оно знаменует тайну благодатного преображения земной любви в союз духовный. В этом и состоит смысл таинства брака.

По словам епископа Феофана Затворника, в христианском браке “любовь очищается, возвышается, укрепляется, одухотворяется. В помощь человеческой немощи благодать Божия подает силы к постепенному достижению такого идеального союза”.

Брак призван духовно преобразить плоть человека. Это и прообраз таинства Евхаристии — брачного пира всей Церкви. В таинстве Святого Причащения брачующиеся становятся причастниками (частью, клеточкой) Тела Христова.

Духовное единство венчающихся символизируется чашей вина, которой они трижды обмениваются, испивая ее до дна. Вечность их духовного союза выражается троекратным обхождением вокруг аналоя, на котором лежит Евангелие, вслед за священником с горящими свечами в руках. Оно сопровождается ликующими песнопениями, призывающими пророка Исаию и святых мучеников. Пророк Исаия предсказал рождение Бога от Девы Марии, и вот теперь повенчанная пара приняла благодать Святого Духа: Слово Божие воплотилось в ней, двое стали “одной плотью”'. Знаменательно и обращение к святым мученикам: супружество -это подвиг самоотречения, несения креста жизненных трудностей и испытаний.

Так высоко духовное призвание брачующихся в таинстве брака. В чинопоследовании обручения и венчания заключены основные нормы христианского брака.

— Брак совершается свободным избранием вступающих в него.

— Он является пожизненным союзом мужа и жены.

— Супруги должны хранить взаимную верность.

— Добрачное целомудрие — условие христианского брака.

— Продолжение рода — священная задача брачующихся.

— Семья — малая церковь, главой которой является муж.

Эти основы христианского брака были и остаются залогом прочности семьи. Без них семья лишается жизненных корней. То, что мы видим вналичности современной семьи, явно расходится с еедуховным призванием.

Кризис современной семьи и сопутствующий ему демографический кризис являются “доказательствами от противного” христианских основ брака.

__________________________________________

1 Климент Римский во Втором послании написал о том, что Иисус Христос на вопрос, когда прийдет его Царство, ответил: “Когда будут два — одним, а наружное как внутреннее, и мужское вместе с женским — не мужским и не женским”.

ПЕДАГОГИКА ДОВЕРИЯ

Внутренний мир ребенка

“Внутренний мир ребенка”— эти слова нередко воспринимаются как нечто туманное. А он может оказаться вполне наглядным.

... В старшей группе детского сада дети рисуют на тему “Моя семья”. Тема у всех одна, а рисунки разные. Витя нарисовал сначала маму, потом папу и себя в парке на каруселях: светит солнышко, плывут лодки — веселый, красочный рисунок. Аня так изобразила свою семью: стоит девочка на столе и кричит: “Мама!” А Миша нарисовал телевизор, старательно прорисовал антенну и провода, потом изобразил себя в кресле. “А где же мама с папой?” — “Они на кухне”.

Витю родители любят, к его воспитанию относятся серьезно, ребенок у них на первом месте. У Ани мама — научный работник; она, конечно, любит свою единственную дочку, занимается с ней, но признается, что у нее на первом месте — наука, а у папы — хобби. Мишу дома балуют, все ему позволяют, но на вопрос, кого он любит, — мальчик ответил: “Рыцарский турнир”.

Мир ребенка, как на экране, отражен в его рисунках. Можно увидеть его и в такой игре: найдите детскую книжку, которую вы еще не читали своему ребенку, с картинками, живо изображающими взаимоотношения между детьми, между взрослыми и между взрослыми и детьми, предложите ребенку придумать рассказ к каждой картинке. В результате вы узнаете много интересного о себе, о своем отношении к близким и, главное, к своему ребенку.

В нашем распоряжении были не только иллюстрации детских книг, но и специально подобранные картинки с изображениями ситуаций и настроений неопределенного характера. Вот мальчик сидит за столом, перед ним — скрипка, лицо у него не то задумчивое, не то грустное, не то сонное — кому как увидится. Мы с Мариной Макеевой предложили детям 5—6 лет девять таких картинок с различными сюжетами и просили ребенка придумать рассказ на каждую картинку. Большинство детей охотно приняли игру. По рассказам детей нетрудно было составить представление о том, есть ли мир в семье. Вот рассказы детей о мальчике со скрипкой.

Дима: “Мальчик думает, как на скрипке играть. Ему только дали скрипку, он еще не знает, как на ней играть. Дали в школе учиться на скрипке играть...” Марина: “А почему он один?” — “Ну, это художник так рисует, а на самом деле не один: с папой, с другими ребятами, с учительницей. А у других ребят тоже скрипки, тоже разные инструменты...”

Кеша: “Мальчику надоело, все на него ругаются, потому что, когда ест, он не убирает... Потому что ему не хочется, а хочется, чтобы убирали за ним”.

Лиза: “Грустный... Потому что мама с папой никогда не возвращаются. Они у бабушки... Потому что бабушка старенькая. А мальчик больной. Вернутся, когда поздно будет”.

В одной и той же картинке ребенок видит свое. И это свое находит он в самых различных картинках: сквозь их восприятие проходит нередко одно и то же настроение, одна тема. Так, у Наташи главная тема — мальчик, который не хочет учить уроки: ему хочется поиграть, а все — и взрослые, и сверстники — укоряют его за то, что он не хочет учиться. Старший брат Наташи учится в третьем классе. По ее рассказам, брату часто достается за плохие отметки, а она его жалеет. По-видимому, эта ситуация глубоко травмирует ее.

В рассказах Володи постоянно повторяется одно настроение: “грустно...”. Других состояний действующих лиц он не воспринимает, да и внешняя ситуация изображения ускользает от его внимания. Складывается впечатление, что мальчик действительно не видит изображенных ситуаций, за исключением тех, о которых можно сказать: “Грустно”. У его родителей очень трудные взаимоотношения, и мальчик вырос в этой обстановке, не ведая мира и радости в семье. У детей из дружных семей рассказы жизнерадостны, в них много сочувствия действующим лицам, рассказы их отличаются развернутостью повествования, верностью психологических характеристик, отсутствием субъективных искажений. Дети из явно неблагополучных семей (чаще всего в связи с алкоголизмом отца) дают невыразительные, односложные рассказы, описывая лишь внешние стороны изображаемого и те переживания, которые ближе им самим: тягостные, грустные, тревожные.

Но наиболее интересны исключения из этого правила. У Веры в семье трудно: отец девочки пьет и в ее присутствии бьет мать. Тогда Вера была на его стороне и говорила: “Бей, бей ее!” (По рассказам матери, раньше она и сама била дочку. ) Теперь мать вспоминает о своем отношении к ребенку со слезами раскаяния. Девочка стала ее единственным утешением и помощницей, она заступается за мать и старается ее чем-нибудь порадовать. Положение в семье тяжкое, а рассказы у Веры жизнерадостные, в них все меняется к лучшему. Даже о сердитом мужчине, схватившем кота за шиворот, она сказала: “Сначала был злой, а потом стал хороший”. В ее рассказах много сочувствия, желания помочь. На вопрос, что она больше всего любит делать, шестилетняя девочка ответила убежденно: “Помогать!” У детей из “благополучных”семей, но лишенных настоящей любви родителей, нередки черствость, эгоистичность, равнодушие к людям. А у этой девочки, переживающей немало трудностей и душевных ран, столько чуткости, доброты, веры в людей! Любовь и сострадание к матери питают ее душу, делают ее сильной, способной противостоять жизненным трудностям и преодолевать их. Но это стало возможным лишь после того, как жестокость матери сменилась любовью. Она-то и пробудила в душе девочки силы, способные противостоять окружающей ее грубости и жестокости. Это уже признаки духовной жизни ребенка. Она невозможна без любви.

В психологии есть понятие “дефицит любви”. Наблюдения и исследования показывают, к каким тяжким последствиям в душевном развитии ребенка приводит этот дефицит.

Вот рассказы детей из детского дома, в котором воспитываются ребятишки, родители которых лишены родительских прав.

У Люды в пяти рассказах выражена только одна тема: “Оставили”. Люди или плачут, или не плачут. У Риты к этому добавляется постоянное чувство обиды. У многих детей сильно выражены чувство тревоги, боязнь темноты, волка, Бабы Яги, страх смерти. У некоторых не по возрасту обострена чувствительность к взаимоотношениям мужчины и женщины, к их конфликтам: “Тут тетя плачет, потому что папа ушел к себе... Потому что он разозлился... Это мама”. “Тут папа и мама. Мама ходит, а дядя стоит. Ругаются... Потому что они злые. Злые!” Вспомним, что подобные же настроения мы видели в рассказах детсадовских детей из трудных семей.

Дети воспринимают мир отношений в узком диапазоне минорных настроений: грусти, обиды, враждебности и страха. Они искаженно воспринимают и реальные отношения между людьми, хотя нередко проявляют большую тонкость чувств и наблюдательность. У детей из детского сада, растущих в хороших семьях, такого искажения восприятия не видно. Можно сделать предположение, что оно является следствием душевных травм, пережитых ребенком.

Болезненный опыт семейных отношений отягощает внутренний мир ребенка, создает постоянное внутреннее напряжение. Восприятие их фокусируется на травмирующих переживаниях (когда у нас что-то болит, мы думаем об этом, а при сильной боли все воспринимается сквозь эту призму). Так восприятие мира становится суженным, односторонним и искаженным.

Мир представляется ребенку сообразно его опыту общения с людьми, близкими ему. Чем труднее и болезненнее этот опыт, тем сильнее печать душевных травм на его впечатлениях. Мир воспринимается тогда как опасный, угрожающий, враждебный.

...На картинке из детской книжки изображен паровоз, за которым бежит мальчик, стараясь догнать его. Несколько детей из детского дома сказали, что паровоз хочет задавить мальчика. В детском саду таких ответов не было.

... На другой картинке солнышко во весь рот смеется над мальчиком, грозящим ему: у ног мальчика осколки. Надя из детского дома сказала: “Солнышко не смеется, оно злится”. А другая девочка придумала рассказ о разбитом солнце.

Душевные травмы закрывают от ребенка свет и красоту мира. Даже радостные события преломляются сквозь призму тяжкого опыта прошлого и не доходят до сердца его.

Научное объяснение этому дал академик А.Ухтомский в уже упоминавшемся ранее понятии “доминанты”. Доминанта — это господствующий в нервной системе или психике очаг возбуждения, который втягивает в свое русло все внешние воздействия. Он писал: “В порядке самонаблюдения мы можем заметить каждый на себе, что когда эта господствующая направленность есть, обостряется чисто звериная чувствительность и наблюдательность в одну сторону и как бы невосприимчивость к другим сторонам той же среды. В этом смысле доминанта не только физиологическая предпосылка наблюдения”. И далее: “Вместе с тем она — вылавливание из окружающего мира по преимуществу только того, что ее подтверждает... А это уже само по себе и переделка действительности”. Если в душе ребенка преобладают тяжкие впечатления, его доминанта “переделывает действительность”, болезненно искажая ее. Это, по мысли Ухтомского, является предпосылкой эгоцентризма. “доминанты на себе”.

Если ребенку недостает любви, его душа, подобно растению и темноте, чахнет и увядает. Возникают так называемые “психические отклонения”, трудности характера и дефекты личности, вплоть до душевных заболеваний.

Детский эгоцентризм не является врожденным, как полагают многие психологи. Мы видим, что он присущ детям, лишенным любви родителей и пережившим душевные травмы. Это — не норма, изначально присущая человеку, а болезнь, изъян душевного развития.

Эгоцентризм следует отличать от эгоизма. Обычно эгоизм связывают с избалованностью детей. Но дело не только в этом. “Балуя” своих детей, родители, в сущности, недостаточно их любят. Приятно доставить ребенку удовольствие, выполнив его желание или каприз, неприятно наказывать его, проявлять к нему строгость и требовательность. Выходит, что “баловство” детей выражает стремление взрослых к приятным эмоциям и уход от трудностей. Но любовь — это не приятная эмоция. Она предполагает заботу, ответственность, разумность в отношениях с ребенком. Она неотделима от строгости, требовательности и настойчивости в его воспитании. “Балуя” детей, родители, в сущности, не пекутся о душевном и духовном развитии ребенка. Он привыкает к безотказному удовлетворению желаний, и впоследствии для него становится нормой жизни их неограниченное сиюминутное удовлетворение, ребенок не считается со средствами и путями достижения своих желаний, с окружающими его людьми, их нуждами и желаниями. Эгоизм—это укоренившаяся привычка жить прежде всего для себя. Он связан с избалованностью и проявляется в отсутствии любви к людям.

Эгоцентризм, как мы уже говорили, другого происхождения, и психологические характеристики его иные. Он выражается в искаженном и суженном восприятии мира, человеческих отношений и переживаний. Эгоцентричные дети воспринимают мир в узком диапазоне своих отрицательных, болезненных переживаний. Степени эгоцентризма возрастают от простой невосприимчивости к тому, что выходит за рамки болезненных переживаний ребенка, до искажения восприятий по типу “Двойника” — проекции на другого своих собственных состояний. Это не избалованные дети: напротив, они зачастуюлишены элементарной заботы и внимания. Причина их душевного состояния в доминировании отрицательных переживаний, связанных с отношением к ним взрослых.

Мир в семье и внутренний мир ребенка связаны неразрывно. Но верно ли считать, что душевное и духовное развитие ребенка полностью зависит от условий его воспитания. что оно “детерминировано”, как говорят многие психологи и педагоги, условиями окружающей его среды? От ответа на этот вопрос зависит и решение следующего: можно ли сформировать личность человека по заданному образцу, “запрограммировать” развитие личности?

Вспомним Веру, которая выросла в очень трудной семье, но любовь и сострадание к матери пробудили в ее душе силы, способные противостоять “окружающей среде” с ее грубостью и жестокостью. Здесь важно обратить внимание на то, что в душе ребенка скрыты неведомые силы, и они могут быть разбужены. Душа ребенка не простой экран, отражающий внешние воздействия. Становление личности начинается с этого противостояния среде и преодоления трудностей.

Разумен ли эгоизм?

“Пусть моя Катька растет эгоисткой, лишь бы она была счастливым человеком”, — услышала я однажды от одной милой женщины. Она искренне хотела счастья своему ребенку — именно своему. Эгоистичный человек едва ли способен увеличить счастье других, в том числе и близких. Так что в пожелании молодой мамы было и нечто самоотверженное. При этом она не сомневалась, что эгоизм и счастье — совместимы; более того, для счастья просто необходимо жить для себя, уметь отстаивать в жизни свои интересы наперекор другим. Для доказательства своей точки зрения она ссылается на теорию “разумного эгоизма” Н. Г. Чернышевского, которую “проходила” в школе. Правда, в памяти у нее осталось очень мало, да и то, что осталось, трансформировалось на свой манер: эгоизм — разумен, а “жертва — сапоги всмятку”.

Немало еще людей, которые добиваются успеха за счет других и притом стремятся обосновать разумность своей жизненной линии. Кое-кто сошлется и на авторитетные мнения: одни — на теорию “разумного эгоизма” Чернышевского, другие — на относительность добра и зла в разнообразных интерпретациях — от Мефистофеля до Великого Инквизитора и Воланда. Всем хочется подвести базу под свое эгоистическое поведение, чтобы считать его справедливым и разумным, даже упомянутым литературным персонажам.

Как заметил поэт:

Зло без добра не сделает ни шага

хотя бы потому,

что вечно выдавать себя за благо

приходится ему.

(В. Берестов).

И история философии знает немало разного рода апологий эгоизма.

И в психологии есть вариации на эту тему. Так, Ганс Селье в своей книге “Стресс без дистресса” развивает теорию альтруистического эгоизма. Любовь к себе оказывается первичной, а альтруизм-производным.

На первый взгляд такая точка зрения кажется убедительной. Но если любовь к себе первична по отношению к любви, направленной на другого, как понять способность человека к самоотвержению, вплоть до принесения в жертву своей жизни? А ведь именно в таких проявлениях выражается суть человеческой любви и преданности.

С психологической точки зрения изначальная любовь к себе просто немыслима. Точно так же, как ребенок не может заговорить, если не услышит речь других людей, он не научится любить — ни себя, ни других, если сам не будет любим. Точно так же, как нельзя вытащить себя за чуб из болота, нельзя полюбить себя без любви к другому человеку. Любовь рождается и рождает людей в их отношении друг к другу не только в физическом смысле, но и в духовном.

Что же касается эгоизма как себялюбия, то само сочетание этих слов является недоразумением. Беда эгоиста в том, что он не любит себя, что он сам себе враг.

В связи с этим некоторые психологи утверждают: чтобы полюбить других, надо прежде полюбить себя. Так что же — борьбу с эгоизмом надо начинать с культивирования любви к себе? Но такое смещение акцента на себя, хотя и импонирует индивидуалистически настроенному читателю, однако способно завести его в еще большую занятость собой и своим Я. К тому же оно может оказаться совершенно бесполезным для людей, у которых не было настоящего опыта любви к другим людям: они не смогут полюбить себя, как бы ни старались следовать советам психологов. Единственно возможный выход — в любви к другому: потребность в такой любви живет в каждом человеке.

Из собственного опыта мы знаем, что настоящая любовь сродни творческой самоотдаче: она так же вдохновенна и самозабвенна. Когда мы делаем что-то для других по чувству обязанности или долга — это одно, а когда мы делаем что-то для любимого человека — это совсем другое: мы испытываем радость гораздо большую, чем если бы это делали для самих себя. По этому чувству радости служения можно узнать, с любовью ли мы относимся к человеку. Значит, можно легко и радостно, забыв о себе, поставить другого на первое место; это естественно для любящего и переживается как счастье — “со-частие” другому. Выходит, что счастье и состоит в самозабвении, забвении своего Я ради любимого. Но в этом отказе от того Я, о котором мы обычно печемся, тревожимся, оберегаем его статус и привычную роль — в отказе от маленького эгоистического Я рождается духовное Я.

Это рождение полюбивший человек переживает в открытии мира вокруг себя, в прозрении: вдруг он увидел сияние солнца и радугу в капле росы, услышал тишину леса, открыл скрытую глубину человека. Как будто спадает панцирь отчуждения и вновь рожденный в любви человек начинает жизнь, сопричастную (от слова “часть”, как и слово “счастье”) миру и людям. Это и есть нормальная человеческая жизнь, открытая каждому.

Итак, “пусть моя Катька растет эгоисткой, — решила мама, — зато она будет счастливым человеком”... Эти рассуждения за нее можно мысленно продолжить. “Пусть жалуются воспитательницы детского сада, что она отбирает у детей игрушки и не делится своими, пусть плачут малыши во дворе, что она не считается с правилами игры. Значит, у нее есть характер, она не пропадет, она пробьется куда надо. За счастье в жизни надо бороться...” Мама думает еще и о том, что сама всю жизнь борется, пробивается изо всех сил. Пусть хотя бы дочка будет счастливым человеком, если у нее самой не все так сложилось в жизни, как хотелось бы. А что же все-таки не так? Об этом ей некогда думать, но чувствует, что на душе нет радости и покоя, чего-то не хватает, что-то гложет.

А вот — другая семья.

У Севы мама — врач, а папа — научный сотрудник. Они воспитывают ребенка постоянно: ни одной оплошности сына не пропускают, чтобы не прочитать ему мораль о долге и порядочности. Сева уже привык и терпит. Он выучился, как надо себя вести дома и в школе, чтобы избегать нотаций и неприятностей. Сейчас он кончает школу. Его мечта — стать владельцем магазина, найти такую работу, чтобы “было больше денег и связей”.

Нет ничего странного в желании ребенка стать продавцом или даже хозяином магазина. Маленькие дети любят играть в магазин. Но когда мечтой выпускника школы становится обогащение — это заставляет задуматься. У Кати было бы понятно: этот идеал воспитан матерью. Для родителей Севы такой выбор сына был попранием всех идеалов и воспитательных устремлений. Все их старания привели к прямо противоположному результату. Как понять это?..

Казалось бы, примеры противоположные. Но не сходятся ли эти крайности? Катю сознательно воспитывают в духе эгоизма; у Севы эти качества сформировались от противного, в противовес навязчивости родительских проповедей о долге, чести и бескорыстии, не подкрепленных реальным опытом его собственного поведения. Необходимость приспосабливаться к требованиям взрослых сформировала у мальчика способность хитрить, лавировать, подделываться под ожидаемые образцы поведения, чуждые его непосредственным желаниям. То, что эти желания постоянно подавлялись родителями, привело к их непомерному возрастанию и развитию потребительских идеалов под прикрытием благопристойного поведения.

Эгоизм сродни расчетливости и рассудочности. В отличие отразума рассудок ограничен областью практического приспособления, он утилитарен. Разум — творческое начало в человеке, включающее в себя и рассудок, но не сводящееся к нему.

Как видим, обе крайности — и поощрение потребительских наклонностей, и подавление непосредственных потребностей — ведут к разрастанию утилитарно-рассудочной установки и формированию эгоизма.

Избалованный ребенок может оказаться более доступным перевоспитанию, чем ребенок, научившийся хитрить и приспосабливаться. Родители Севы сформировали у ребенка негативизм и неприятие тех идеалов, которые они ему внушали. Перекорм всегда вреден, как бы хороша ни была пища: это относится и к словесным формам воспитания. Их навязчивость приводит к девальвации слова и нравственной глухоте.

Глухота к высоким материям привязывает человека к одним лишь материальным ценностям, и в погоне за ними человек забывает о своем призвании и достоинстве. Это своего рода болезнь, суть которой — в извращении человеческих потребностей. Материальные ценности как средства к жизни превращаются в самоцель, подменяя собой подлинный смысл жизни. Рассудочный практицизм вытесняет и подавляет духовное, творческое начало в человеке. Жизнь без смысла подтачивает человека изнутри, разрушает его, рождает постоянное чувство неудовлетворенности. Эта внутренняя неудовлетворенность до поры до времени может заглушаться погоней за успехами, удовольствиями, развлечениями... Но все это не заполняет внутреннюю пустоту, а лишь углубляет ее.

Швейцарский психолог К.Г.Юнг говорил, что большая часть его пациентов — это люди, утратившие смысл жизни. Психологическое объяснение массовости этого рода патологии он видел в рационализме западной культуры, ее потребительском характере.

Изучение общественного мнения во Франции показало что 89 процентов опрошенных считают: человек нуждается в “чем-то таком”, ради чего он живет. Психиатр и психолог Виктор Франкл. приводя эти данные, говорит о том, что “борьба за смысл жизни является основной движущей силой для человека”. К этому убеждению его привел личный опыт: в 1942 году он был арестован немцами и брошен в концлагерь; будучи тяжело больным, он работал над своей книгой по психотерапии: именно это, по его словам, помогло ему выжить. “В концентрационном лагере... мы были свидетелями того, что некоторые из наших товарищей вели себя как свиньи, в то время как другие были святыми. Человек имеет в себе обе эти возможности, и то, какая из них будет актуализирована, зависит от его решения, а не от условий... потому что высшая сущность - наше отношение к страданию, отношение, в котором мы берем на себя страдание”. Достойно переносить страдания возможно лишь во имя смысла.

Исследования показывают, что среди больных людей, у которых душевное расстройство вызвано тяжелой жизненной травмой (разрушение семьи, смерть близкого человека), выздоравливают те, у кого побеждает воля к осуществлению смысла жизни, формируются новые внеличные цели. Если же этого не происходит, личность распадается, человек остается душевнобольным. Значит, смысл — это есть то, что собирает воедино душевные силы человека. Смысл — это цель, образующая цельную личность.

А иметь много денег и связей — это разве не смысл? — скажет кто-то. Это — извращенный смысл. Жить ради смысла, ради цели — свойственно природе человека: но жить ради того, что является лишь средством жизни, — противоестественно. Вспомним: Скупой Рыцарь Пушкина сочетает в себе, с одной стороны, крайнее выражение бескорыстия и самоотречения в служении своему богатству, с другой — накопительство. Но его служение бессмысленно — никому не служит, и накопительство бесцельно — не служит потреблению. Такова логика превращения накопительства в смысл жизни: ее итог — бессмысленность жизни, абсурд, одиночество.

Одиночество... Сколько людей страдают от него, жалуются на одиночество. Одиноким можно быть и в семье... Живут люди бок о бок, а чувствуют — они далеки друг от друга. Значит, одиночество — это прежде всего внутреннее состояние человека. Вот и мама Кати — работает продавцом в магазине, целый день толпы людей, дома — муж, дочка, приходят часто гости, а поговорить по душам не с кем: замуж она вышла по расчету, живут, притерпелись. Друзья приходят все с какой-нибудь целью (но и в “долгу не остаются”), а близкого человека нет. Одной остаться — тоска: без суматохи, суеты, развлечений она не может — нужно чем-то заглушить эту тоску, которая караулит ее из самой глубины души.

Жизненные блага не заменяют тепла, внимания, любви. И даже тысячекратно уверяя себя, что ничего этого ему не надо, а достаточно, “чтобы ему завидовали, чтобы его боялись”, человек все же не может без этого жить — ему все чего-то будет не хватать. В глубине души он будет чувствовать какую-то пустоту, потерянность, неудовлетворенность. Первый признак этого внутреннего неблагополучия — нежелание оставаться наедине с собой, боязнь уединения.

Ведьодиночество и уединение — это не одно и то же. От одиночества нужно бежать. А уединение необходимо для размышления, для творчества, для внутреннего равновесия. Человеку нужно прийти в себя, собраться, разобраться в себе после суеты, интенсивного общения, напряженной работы. Уединение— обязательная пауза в жизненном ритме человека (какова длина этой паузы — это зависит от характера, индивидуальности человека, его образа жизни).

Тот, кто нашел себя, свое жизненное призвание, не боится быть наедине с собой, и в уединении он переживает свое единство с миром и людьми. Вспомним Тютчева: “Все во мне и я во всем”. Такой человек, когда он один — “у-единен” со всеми. В каком бы внешнем положении он ни находился — он не одинок.

А тот, для кого цель жизни— “пожить для себя”, оказывается у разбитого корыта: себя-то он потерял и с другими у него нет единства. Потому он так боится уединения, чувствуя свою внутреннюю пустоту и потерянность.

Так, эгоизм, задуманный как практичная, реальная модель жизненного поведения, оказывается отнюдь не практичным, не разумным — вместо полноты жизни он приводит к ее пустоте, вместо богатства — к обнищанию, вместо человеческого признания — к одиночеству.

Мера наказания

...Плотный мужчина с суровым лицом и тревожным взглядом вошел без стука. Он пришел, как он сказал, “проконсультироваться у специалистов”: что-то случилось с его сыном-второклассником. У мальчика пропала память. “Как это началось?” — “Однажды он забыл в школе тетрадь. Я его наказал”. — “Как вы наказали?” — “Выпорол...

Потом, на другой день, он забыл портфель. Я его опять наказал... Теперь он все забывает! Плачет, говорит, что не нарочно, обещает, что больше никогда не будет, — и все забывает!”

Посетитель говорил очень сердито и возмущенно, как будто в том, что сын все забывает, виноваты все, в том числе и “специалисты”. Пришлось объяснять посетителю, что виноват он сам: довел ребенка до психического срыва. Его сын, нервный, впечатлительный мальчик, живет под страхом ремня. Не так уж страшна физическая боль: отцовский гнев и постоянное раздражение травмируют сильнее телесных ударов. Гневное требование “не забывай!” вызывает парадоксальную реакцию забывчивости, потому что оно стало душевной травмой, “больным местом” в душе ребенка — и здесь постоянно происходят сбои и в поведении. Ребенок все забывает не “назло” отцу, это ему слишком дорого обходится: у него нервный срыв, болезненная реакция на наказание. Это острый случай, требующий психотерапевтического вмешательства.

... Мама у Аси очень строгая и часто бывает недовольна дочкой, наверное, не без оснований. Девочка склонна к лени, может целыми днями сидеть за увлекательной книгой, не слыша окриков матери, пока та, наконец, не выйдет из себя и не заставит ее слушаться. Мама — труженица, умный и энергичный человек. Она не может допустить и мысли о том, чтобы ее дочь росла лентяйкой, неряхой и растяпой. Но с дочкой справиться нелегко. Каждый день одно и то же: приходит Ася из школы. “Ася, сними форму!” — говорит мама. Ася не слышит, она уже занята игрушками. Крик матери, наказания, угрозы — ничто не помогает.

В чем дело? Неужели дочке так нравится дразнить маму, издеваться над ней (так считает мама)? Нет, Ася очень ее боится, дрожит, цепенеет от страха, когда мама кричит. Почему же она упорно не выполняет такое простое требование? Потому что эта ситуация стала для нее настолько болезненной, связанной с такими неприятными, непосильными для ее души переживаниями, что в ней образовалась “психическая защита”: внимание девочки непроизвольно переключается, как бы уходя от неприятной обязанности. Это менее острая, но тоже болезненная, парадоксальная реакция.

Через два года Ася изменилась до неузнаваемости: она стала деловой, организованной девочкой: о сценах с переодеванием все уже забыли: стало не до того — в семье появились еще двое детей, и Ася стала первой помощницей мамы. Если плачет любимый братик, если у сестренки мокрые ползунки, некогда канителиться, надо спешить на помощь. Без особых усилий со стороны матери, а точнее, благодаря тому, что маме стало не до того, болезненные реакции у девочки прошли, а место маминой помощницы и старшей сестры сыграло свою благотворную роль.

У многих слово “наказание” ассоциируется с жестокостью, безжалостностью, возмездием. Поэтому некоторые родители предпочитают вовсе не наказывать своих детей и даже не запрещать им ничего. Так, родители Нелли решили воспитывать девочку без наказаний до трехлетнего возраста. Эксперимент оказался жестоким. Дом превратился в кромешный ад, а девочка — в домашнего деспота.

За внешне привлекательной идеей воспитания без наказаний нередко кроется иллюзия того, что человек по природе добр, и, давая ему полную свободу проявлений, родители способствуют полному раскрытию этой природы. Но “цветы жизни” от этого начинают издавать такой “аромат”, что дышать в доме становится невозможно. Любя детей, не следует идеализировать детства. Прекрасны его лучшие проявления, но непонятно, откуда берутся и жестокость, и зависть, и эгоизм, и многие другие пороки, отличающиеся своей откровенностью и наивностью. В своем наличном Я ребенок далеко не ангел. Поэтому предоставить ему свободу самораскрытия — значит не помочь, а воспрепятствовать раскрытию подлинного, духовного Я; ему трудно будет пробиваться через броню эгоизма, черствости и жестокости, к которым предрасположена “естественная” природа, унаследованная от падших прародителей Адама и Евы; предстоит борьба с естеством и его греховными устремлениями. В этой борьбе ребенку и может помочь наказание.

Вдумаемся в само слово “наказание”. Корень его “каз” —он же в словах “наказ”, “показ”. Наказать, по существу, означает дать наказ, научить. Но если глубже заглянуть в это слово, в его корень “каз”, можно увидеть, что сам он состоит из приставки “к” и древнерусского слова “аз”, что означает “Я”. Не значит ли это, что смыслом всякого научения, назидания и наказания как одной из форм научения является приближение к своему Я? Но какому Я: наличному или духовному?

В приведенных примерах наказание было направлено на то, чтобы наличное Я ребенка соответствовало требованиям и ожиданиям родителей. Но те родители, которые стремятся к духовному воспитанию детей, проявляют свою строгость иначе.

Мне рассказали об одной православной семье, в которой одиннадцать детей. В доме посетителей поражал порядок, организованность и тишина: дети не кричали, не дрались, а спокойно играли или занимались своими делами. И на них никогда не повышали голос. Как же родители этого добились? Они относились к детям с любовью и уважением, каждый чувствовал свою важную и ответственную роль в семье. Но приходилось и наказывать. Ребенок знал, что если он опоздает к обеду, то останется голодным, если прийдет позже с гулянья, на другой день он гулять не пойдет — и так во всем. Отчитывать и кричать в таких условиях нет необходимости.

Когда мать или отец в раздражении обрушивают свой гнев на маленького шалуна, они не учат его, а всего-навсего “самовыражаются”, выплескивая на ребенка свои эмоции. Малыш может с самыми добрыми намерениями развинчивать часы, а с точки зрения родителей, это — трагедия, материальный ущерб. Их реакция может быть бурной и жестокой, если они в этот момент не сдержатся и не посмотрят на событие глазами ребенка, маленького исследователя. Лучше было бы спокойно отобрать часы или то, что от них осталось, и дать малышу другой предмет для исследования и развинчивания, приняв участие в его деятельности. Но выдержки и терпения не хватает.

Плодами таких “реактивных” наказаний становятся хитрость, лживость, притворство ребенка. Но самое тяжкое — враждебность и агрессивность. Они могут вымещаться на игрушках, растениях, животных, на сверстниках и, рано или поздно, на самих родителях.

Большинство родителей считают себя любящими. Они заботятся, тревожатся о детях, отдают им все лучшее, отказывая себе. Ребенок, особенно единственный, нередко — кумир в семье. Но любовь ли это? Может быть, ребенок — самая “любимая” собственность? Любить ребенка значит поставить себя на второе место, а его на первое. Не идти у него на поводу, не уступать ему во всем: нужно перенести на ребенка центр внимания. Только при таком неослабном внимании можно научиться понимать его мысли, чувства, состояния. Это проникновение во внутренний мир ребенка, глубоко отличный от мира взрослого, становится началом живого общения с ним как с особой, неповторимой индивидуальностью.

Часто мы слышим: “вылитый отец”, “копия — мать”. Но вдруг в ребенке замечается нечто особенное, только ему свойственное: это проблеск егонеповторимой индивидуальности. Все унаследованное и сформированное воспитанием образует наличное Я ребенка. Но проблески неповторимой индивидуальности говорят о духовном Я.

В портретах, принадлежащих кисти великих мастеров, удивляя и радует проникновение в сокровенную суть души человека, стремление показать его лик, очищенный от случайных, посторонних наслоений. Как бы ни походил ребенок на маму или папу, у него особая индивидуальность, свое лицо. Выявить эту индивидуальность и способствовать ее развитию помогает любовь, обращенная к духовному миру ребенка. Она сродни таланту художника.

Но такая любовь строга. Строгость необходима здесь, как резец скульптору, освобождающему вдохновляющий его образ от того, что его заслоняет, мешает ему выявиться.

Наказывая, родителям приходится проявлять твердость, настойчивость, верность своему слову. Научая детей выполнять правила общей семейной жизни, слушаться старших, преодолевать дурные наклонности, добросовестно выполнять свои обязанности, родители идут навстречу совести ребенка, которая укоряет за плохой поступок, обман, невыполненную обязанность и за всякое нарушение порядка общей семейной жизни. Наказание, таким образом, воспитывает ребенка не только в плане внешнего поведения. но развивает стыд и совесть.

Наказывая разбушевавшегося ребенка, мы помогаем ему “прийти в себя”. Наказание хорошо тогда, когда оно помогает остановиться, задуматься,раскаяться в плохом поступке.

Наказание же, которое не научает, по существу не является наказанием. Это всего лишь реакция гнева, раздражения, возмущения. Нередко она обрушивается на ребенка как снег на голову, и он не понимает, в чем его вина: с его точки зрения, ничего плохого в его поступке нет, он не может встать на точку зрения взрослых. Ему это простительно, но непростительно родителям, неспособным встать на точку зрения своего ребенка.

Запреты “реактивных” родителей не обязательно выражаются в гневе и раздражении. Тирания любви для ребенка страшнее побоев. И многие родители постоянно пользуются этой властью любви для достижения своих дисциплинарных целей. А эти цели обычно идут вразрез с интересами развития личности ребенка. Тирания любви чаше исходит от матери и подавляюше действует на активность и развитие мужественного мальчика. Естественной реакцией на это, поначалу скрыто, становится сопротивление, протест, желание вырваться на свободу.

Праздник непослушания

На день рождения Валя подарил мне рисунок: страшный лохматый человечек с огромным пистолетом в кого-то стрелял. Его мама рассказала, что сейчас это — излюбленная тема сына, и на вопрос папы, кем он хочет стать, мальчик ответил, что хочет стать артистом, играть разбойников.

Я спросила Валю: “Почему — разбойников?” — “Потому что они очень хорошие”. Ответ был такой решительный, что спорить было глупо. Мой собеседник отлично знал, “что такое хорошо и что такое плохо”. Он уже освоил уйму книг, в которых красной нитью проходит мысль: “Быть хорошим — хорошо, а быть плохим — плохо”. Откуда же у пятилетнего ребенка такой отрицательный идеал?

Недавно он спросил: “Откуда происходит Все?” Даже папа, окончивший два вуза, не мог ответить. Валя хороший человек, умный, добрый и справедливый. Когда он был совсем маленький, ему пришлось защищать кошку от собаки, которую он сам боялся. Однажды он даже бросился драться с Петькой, который обижал его друга, а Петька — гроза всего дачного поселка.

Но драчуном и забиякой Валя никогда не был: наоборот, он очень не любит, когда дерутся. В детском саду он не прижился. Сначала ему там нравилось, но однажды он вернулся домой грустный и больше не хотел идти в сад. Выяснилось, что один мальчик его ни за что ударил. Потом он стал простужаться и радовался, что не надо идти в сад. Воспитательница сказала: “ребенок не садовский”. Пришлось маме оставить работу.

Когда Валя идет с мамой за ручку, прохожие говорят: “Какая хорошая девочка!” “Я мальчик!” — обиженно протестует Валя. Он очень вежливый и воспитанный ребенок: “Пожалуйста... Спасибо... Простите, я больше не буду”. Валя слушается маму и папу. Что его накажут или нашлепают — это ерунда, он может не заплакать даже от укола. Но вот когда мама вдруг становится сердита, почему-то вдруг сразу не любит его и не хочет мириться, Вале становится очень плохо и даже страшно. Раньше он долго и горько плакал. А потом стал очень послушным, обо всем спрашивал маму: “Можно?” Маме даже надоело отвечать.

Слушаться тяжело: все-то ему нельзя, всюду он виноват. Залезать на дерево нельзя — упадешь, прокатиться с горки нельзя — разобьешь нос, снять свитер в жаркий день нельзя — простудишься, попадешь в больницу. И мальчик стал очень рассудительным и осторожным. Даже когда мама разрешает спрыгнуть с лесенки за руку, он не хочет: “Упаду, расшибу нос”. Ему говорят: “Трусишка”. Валя завидует Петьке: он смелый, на деревья лазает, со всеми дерется, никого не боится, взрослых не слушается. Валина мечта — побороть Петьку. Но с ним лучше не связываться, лучше сказать маме. Ему тогда говорят: “Ябеда”. Нелегко живется ребенку.

Но однажды он устроил бунт: вдруг перестал слушаться. Я в душе обрадовалась: ребенок проявляет волю. Но тут и мне досталось. Сидим за столом, мирно беседуем, вдруг... От неожиданности опрокинула чашку с чаем: “Валя?!” Смущенные родители объясняют, что уже несколько дней в доме бедствие: ребенок начал щипать всех подряд. “Все ясно, налицо — скрытая агрессивность, насилие за насилие”, — рассудила я в качестве “специалиста”. Но мне лично не хотелось быть жертвой этой “закономерной реакции”. “Давай договоримся, Валик, —предложила я, —как только ты меня ущипнешь, я тебе — щелчок в лоб. Такая у нас игра будет. Договорились?” Ущипнул — щелчок в лоб, посильнее, чтобы почувствовал. Ни слез, ни обиды: договорились, игра такая. Второй раз — то же. На третий — Валина рука протягивается и отдергивается. На четвертый — рука тянется и прячется за спину... Так при помощи этой нехитрой “методики” с дурной привычкой мы справились: больше Валя к ней не возвращался.

Пусть не подумают Валины папа и мама, что я осуждаю их за плохое поведение ребенка. Я-то знаю, как они стараются. Легко ли воспитать единственного ребенка, сверхчувствительного, возбудимого, с активным темпераментом? Дать ему волю — будет своевольным, непослушным, распущенным; постоянно одергивать и наказывать — будет безвольным и пассивным. Как найти меру? Кто может научить этому? Мера всегда индивидуальна, нельзя ее научно вычислить, найти алгоритм: как, когда, насколько наказать... Воспитание сродни искусству. У художника есть своя техника, правила, каноны искусства; но самое главное совершается в таинстве творчества. Когда оно свершилось, можно “поверить алгеброй гармонию”, но самому творчеству эта алгебра не поможет. Мера в искусстве воспитания — и самое главное, и самое трудное. Но вернемся к Вале.

До “разбойничьей серии” Валя прислал мне рисунок, в котором заяц храбро целится в страшного волка. Я поняла: это он про себя. После зайца — разбойники.

Всякий скажет, если ребенку нравятся разбойники, это тревожный сигнал: следуя такому идеалу, он может вырасти хулиганом и даже правонарушителем. Да, но Валя не говорил, что хочет стать разбойником: он хочет играть разбойников на сцене. Но почему же все-таки разбойников? Потому что они сильные, ловкие, смелые! А почему же тогда не героев, не богатырей, не добрых молодцев? А потому что разбойники не боятся делать то, что запрещают. А Валя этого боится больше всего. Он хочет быть сильным, ловким, смелым, но ему нельзя лазать на деревья, кататься с горки и играть с Петькой. Разбойником он и не мечтает стать, потому что мама с папой не разрешат. Но играть разбойников на сцене; как папа играет в театре, — это можно: и свободой насладишься, и никто не накажет. Разбойник для Вали — идеал смелости, независимости от власти старших, выражение протеста против этой власти. За этим негативным идеалом стоит истинно духовное стремление к свободе и развитию мужества.

Попробуйте побыть хотя бы один день в роли вашего единственного ребенка — и вам захочется устроить себе разгрузочный день: “Праздник непослушания”. Если в семье несколько детей, они найдут себе отдушину, да и родительский воспитательный пыл соответственно распределится. А тут он со всем запалом тревожности обрушивается на единственное любимое чадо, для которого это может оказаться непосильным. Как бы эта психическая нагрузка не привела к неврозу или еще более тяжкому душевному срыву. Хорошо, что у ребенка есть воображение и игра, где он может хоть в какой-то мере разрядить накопленное нервное напряжение.

За лето Валя вырос и возмужал. В деревне ему разрешили целыми днями играть с детьми без взрослых. Я попросила нарисовать, что он захочет. Валя нарисовал пузатого человечка, сверху — шляпа, на животе — пуговки: отсчитал по пять пальцев на каждой руке и в одну руку вложил шпагу. “Это — разбойник, —пояснил он. — Они мне очень нравятся”. — “Какой же это разбойник? — удивилась я. — Это же мушкетер!” — “Кто-кто?” — “Мушкетер: он ходит со шпагой, чтобы сражаться с разбойниками и спасать прекрасных дам”. Валя чуть подумал и спокойно согласился: “Ну, пусть — мушкетер”.

Я вспомнила прежний рисунок: страшный лохматый человечек в кого-то стрелял. Над головой разбойника улыбалось солнце: ничего, это пройдет, только, пожалуйста, разрешите Вале расти мужчиной!

Послушание доверия

Послушание послушанию рознь: есть послушание страха, а есть послушание доверия. Когда ребенок прислушивается к словам любимых родителей и исполняет их, он верит, что они лучше знают, что полезно, а что вредно для него. Ведь они учат тому же, чему научает их жизненный опыт: схватишься за утюг — обожжешься, сдвинешь со стола чашку— разобьешь и обольешься... А позднее — подведешь друга — потеряешь его, обманешь — будет мучать совесть... Послушание избавляет от многих ран, бед и ошибок.

Все беды человеческие начались с непослушания наших прародителей Адама и Евы. Они не послушались наказа Бога Отца своего, вкусив запрещенный им плод в райском саду, и были изгнаны из Рая. Отец даровал им свободную волю, мудрость, способность всем существам нарекать имена, т. е. проникать в суть вещей, доверил им сад Эдемский. Только об одном просил: не вкушать плода с древа познания добра и зла. Почему? Это воля Бога, и человеку не обязательно знать ее смысл, не все ему можно и полезно знать. Если есть любовь и доверие, это “нельзя” можно принять на веру, не допытываясь причины. Человек питался от Древа Жизни, а древо познания добра и зла лишило его райской пищи. Соблазн змия: “Будете как боги” — действует в душах людей, отпавших от Бога и творящих свою волю.

Непослушание Адама и Евы нарушило гармонию отношений человека и его Творца: пожелав стать равными Отцу, они лишились близости к Богу, стали смертными, погрузились в мир бедствий, страданий и зла.

Соблазн змия: “Будете как боги” — и поныне делает свое злое дело. Суть этого зла — в нарушении иерархии отношений.

Творение, вышедшее из подчинения Творцу, подобно организму, лишившемуся сознательного управления: его деятельность хаотична, беспорядочна, жизнь лишена цели и смысла, крах его неизбежен.Закон иерархии — соподчинение низшего высшему — действуют во всякой организованной системе, как в механической, так и органической. Он лежит в основе строения человека, соподчинения тела, души и духа. Иерархична и психическая жизнь: если элементарные потребности и влечения не подчинены моральным, нравственным и духовным, человек не может называться личностью. В самом слове “порядочность” звучит иерархическая упорядоченность, расположенность по рядам внутреннего строя души. Если нет этой иерархической упорядоченности, человек непорядочен, он может пренебречь совестью, честью, законностью, приличиями ради своих корыстных или низменных желаний.

Иерархичность душевного мира предполагает послушание низшего высшему. Значит, послушание — норма душевной жизни, основа душевного мира. Без него—хаос импульсов, желаний и страстей. Их борьба приводит душу в смятение и расстройство.

Упорядоченность, гармония строя души образуются путем послушания ребенка родителям, которые руководят им. Если есть любовь и доверие, воля ребенка не насилуется, не подавляется, напротив, она укрепляется. Ведь послушание требует отказа от своих дурных импульсов и желаний. Для их преодоления требуется усилие воли. На основе послушания старшим возникает душевная иерархия. Напротив, непослушание, следование своим неупорядоченным импульсивным желаниям порождает слабоволие и бесхарактерность.

Следует различать свободу и своеволие, произвол. Свобода — проявление духовного Я, это — дар Божий в человеке.

В основе своеволия — наличное эгоистическое Я, не желающее считаться с другими, не признающее духовной иерархии и человеческих отношений. Своеволие разрушительно действует как в общественной жизни, так и в душевной жизни самого человека. Потому так важно воспитание послушания.

Грехопадение человека началось с непослушания, своеволия. Потому путь к Богу лежит через свободный отказ от своей воли, от своеволия, стремление следовать воле Божией. Люди, живущие сознательной духовной жизнью, ищут духовного наставника, умудренного духовным опытом, прося его руководства. На Руси такими духовными наставниками были старцы.

К оптинским старцам за советом, утешением, исцелением души и тела стремились все православные люди — и “простые”, и “великие”. Как дети, с открытой и доверчивой душой обращались они к старцу.

Вот как митрополит Вениамин (Федченков) в своей книге “Божии люди” пишет об. старце Анатолии: “... Монахи и богомольцы вышли навстречу святой иконе по лесной дороге и, приняв ее, пошли обратно в монастырь с пением молитв.

Вдруг я вижу, как из нашей толпы некоторые отделяются от процессии и спешно-спешно торопятся в правую сторону. Через несколько моментов там уже собралась густая толпа народа, плотным кольцом кого-то или что-то окружавшая. Из простого любопытства я тоже направился туда: в чем дело? Чтобы оставить икону Богородицы, нужна была какая-то особая причина к этому. Протискавшись немного к центру толпы, я увидел, что все с умиленной любовью и счастливыми улыбками смотрят на какого-то маленького монаха в клобуке, с седенькой, нерасчесанной, небольшой бородой. И он тоже всем улыбался немного. Толпа старалась получить от него благословение. И я увидел, как вокруг этого маленького старика все точно светилось и радовалось. Так милые дети встречают родную мать.

— Кто это? — спрашиваю я соседа. — Да батюшка отец Анатолий! — ласково ответил он, удивляясь, однако, моему неведению”.

...Что за чудо? Люди оставили даже икону и устремились к человеку. Почему? И ответ явился сам собою: святой человек — тоже чудо Божие, как и икона, только — явное чудо. Святой есть тоже образ” Божий, воплощенный в человеке. Как в иконе, так и во святых людях живет Сам Бог Своею благодатью. И тут и там Сам Бог влечет нас к Себе Своими дарами радости, утешения, милосердия, духовного света”.

Святость притягивает добрых людей. Взыскуя духовного, они видят в старце полноту духовной жизни, к которой стремится их душа. В общении со старцем они обретают мир душевный, в нем раскрывается духовный лик приходящего. Послушание старцу отрадно, ведь его слово выражает волю Божию, и это послушание приобщает человека к райскому состоянию.

Но бывает и так, что послушание требует от человека отказа от самого желанного, от того, с чем он сросся, требует преодоления своего наличного естества. Это — крест, Голгофа на жизненном пути человека. Сын Божий крестной смертью Своей искупил непослушание прародителей человечества Адама и Евы. Он был послушен Отцу до крестной смерти. Поэтому у всего человечества есть надежда вернуться в свое первозданное состояние сыновства Отцу своему небесному.

Вот почему так важно послушание в воспитании ребенка в пробуждении и росте его духовного Я.

Непонимание значимости иерархии отношений и, следовательно, послушания, характеризует “гуманистическое” направление педагогики и идейно связанной с нею “педагогики сотрудничества” с ее принципом “равноправия” и учителя и ученика, воспитателя и ребенка. Речь об этом пойдет далее.

От урока к симпозиуму

Бесчисленные радиусы родительских проблем сходятся в точке решающего выбора: монолог или диалог? Для школьного учителя это выбор:урок или симпозиум?

Слово “симпозиум” в переводе с греческого означает “пир”. Для древнего грека дружеское собрание за трапезой было наилучшим поводом для духовного пиршества — собеседования, спора, интеллектуального состязания. Наши научные симпозиумы — лишь слабый отголосок тех духовных пиршеств. Диалоги Платона живо отображают атмосферу таких дружеских встреч. Главный герой их Сократ обычно остается победителем; непринужденно беседуя с друзьями, он подводит их к разрешению проблемы и отказу от заблуждений, на которых они настаивали. Сократ — Учитель, хотя он не учительствует, не возвышается над собеседниками. Единственная роль, которую он себе приписывает, — роль “повивальной бабки”, помогающей рождению истины в человеке. Он не авторитарен, но почитаем, даже обожаем учениками, чувствующими его несомненное духовное превосходство. Сократа любят не столько за ум. сколько за правду, истину, которая живет в этом человеке. Поэтому слово его действенно, исполнено убеждающей силы.

К сожалению, наш школьный учитель призван не пробуждать истину в душе ученика, а сообщать ему информацию, содержание которой ему предписано; оно, как правило, не имеет отношения к реальным вопросам и проблемам, которые волнуют ученика. Учитель не обязан и не в состоянии прислушиваться к каждому ученику, их слишком много на уроке, но они должны его слушать и слушаться. Эта система требует авторитарности, рассчитана на нее. При отсутствии подлинного авторитета учитель вынужден силовыми методами “держать класс в руках”. Одной из форм наказания служит отметка, она превращается в самоцель учения, вытесняя познавательную мотивацию. Избыток отрицательных эмоций, повышенная тревожность, массовость школьных неврозов — все это порождение урочной системы обучения.

На этом фоне призывы к формированию творческой личности звучат демагогически: одаренные, творческие дети вырастают не благодаря, а вопреки существующей системе образования; то же можно сказать и о творческом, одаренном учителе.

Личность, которая формируется существующей системой образования, прямо противоположна провозглашаемым идеалам и требованиям, предъявляемым учителю: воспитание трудолюбия, ответственности, честности и принципиальности и т. п. Урочная система обучения не решает задачи индивидуального подхода к ученику, и в то же время она индивидуалистична: каждый ученик отвечает сам за себя, получает свои отметки, учащиеся сидят рядом, но не учатся вместе, не добывают знания, не решают проблемы совместными усилиями.

Диалогический подход к воспитанию и обучению может разрешить существующие проблемы образования, но это зависит от того, будет ли в школе Учитель.

Тот “массовый” учитель, который сформирован авторитарно-монологической урочной системой, может быть успешно заменен существующими техническими средствами обучения: они не травмируют ученика, не повышают уровень его тревожности, не подавляют активности и не мешают проявлению индивидуальности.

Способны ли дети к самообучению? Многочисленные зарубежные исследования говорят о том, что оно идет гораздо успешнее в группе детей без доминирующего учителя, чем в обычных классах.

Американский психолог, основатель гуманистического направления К.Роджерс описал эксперимент Вильямса, проведенный в 30 г. с подростками-правонарушителями. Это были интеллектуально отсталые, безнадежные ученики. Вильямс предоставил им возможность самостоятельно учиться, разложив на столе книги, рассчитанные на разные интересы и уровни подготовленности, разрешил им вести себя свободно, только не причинять друг другу вреда. Сам он занимался лишь общением с теми, кто этого хотел, не делая попыток учить их. Результаты позволили Вильямсу сделать вывод, что такого рода самообучение приводит к наилучшему продвижению и умственному развитию учеников. Этот факт хорошо вписывается в концепцию гуманистической психологии, подчеркивающую роль самоактуализации личности. Сам К.Роджерс на основании своей педагогической практики сводит функцию учителя к роли “фасилитатора” (т. е. стимулятора, усилителя), содействующего раскрытию и реализации мотивов, потребностей и интересов группы и каждого ее члена. Его педагогические взгляды во многом поучительны для современной педагогики; поучительны потому, что они развиты опытным психотерапевтом, стремящимся к сохранению психического здоровья учащихся, отягощенных современными условиями воспитания в семье и школе.

Гуманистические идеи пронизывают “педагогику сотрудничества”, “равноправия” учителя и ученика. Это движение увлекает сегодня наиболее активных и прогрессивных теоретиков и практиков нашей отечественной школы. Оно отвечает демократическим переменам в обществе. Усилия в направлении “сотрудничества” не могут не давать и практических результатов у энтузиастов этих идей. Но остается вопрос о принципиальном психологическом обосновании теории “равноправия”: ведь наука занимается сущностными связями и закономерностями, ее выводы могут и не совпадать со “здравым смыслом”, “злобой дня” или гуманистическими намерениями. Сама результативность того или иного нововведения в педагогике, подтвержденная подсчетами успеваемости или экспериментальными и тестовыми показателями (как уже упоминавшиеся зарубежные исследования самообучения), может быть отражением вненаучных факторов: так, успешность обучения без учителя может свидетельствовать о низком уровне “массового” учителя, а не о высоком качестве самого метода самообучения и тем более не о пользе отмены учителя как такового.

Вспомним Сократа. Конечно, то образ очень высокий, но вполне человечный, на него можно равняться.

Преимущество диалогического обучения — в обращенности к каждому ученику как неповторимой индивидуальности. Учитель занимает позицию собеседника, заинтересованного личным мнением каждого и уважающего это мнение, что располагает к свободе высказываний, спору, рождению новых проблем и открытий. Позиция собеседника превращает учителя из источника информации и оценивающего контролера в ведущего участника творческого процесса. Авторитет учителя определяется не его должностью, а тем духовным потенциалом, который он сообщает коллективному творчеству, способностью воодушевить, пробудить каждого участника, умением оценить и использовать достижения (или проблески достижений), способствовать их возрастанию, актуализировать “зону ближайшего развития” каждого ученика. Такая работа с классом подразумевает сложную организацию многих индивидуальных голосов, их “полифонию”. Ученики из анонимной однородной массы превращаются в значимых и ответственных действующих лиц, личностно связанных с учителем — живым, непосредственным, естественным человеком, но старшим, опытным, знающим и умным. Мнение учителя личностно значимо, его оценки и суждения могут обсуждаться и оспариваться так, что в итоге побеждает истина: и задача учителя не в том, чтобы победило его мнение, а в том, чтобы рождалась в человеке истина.

Сказанное об учителе и педагогическом диалоге перекликается с идеями свободного обучения К.Роджерса. Однако есть существенное отличие: Сократ в диалогах с друзьями-учениками не только фасилитатор, он прежде всего Учитель, ему есть чему научить их. Представим себе диалоги Платона без Сократа: симпозиумы превратились бы в разноголосицу интересных точек зрения, каждый ушел бы со своим мнением и чувством его непревзойденности. В еще худшей ситуации оказался бы оркестр, лишившийся дирижера (самоуправляющийся оркестр — это результат хорошей выученности, слаженности, а не ученическая ступень). Не чувство превосходства над учениками, а реальное превосходство знания и опыта обходимо личности, чтобы действительно быть Учителем. В этом принципиальное отличие педагогического диалога от диалога равноправных собеседников' (друзей, любящих и др. ).

Такой учитель нужен ученику и как образец, идеал, необходимый для становления личности. Таким образцом и идеалом учитель может стать не вследствие “целенаправленного формирования личности учащихся”, а благодаря тому, чтоголос его включается во внутренний диалог ученика. Этот эффект можно назвать “парадоксом воздействия”. Обычное педагогическое воздействие подразумевает большую или меньшую степень давления, принуждения и в этом качестве является внешней силой, от которой ученик стремится освободиться в меру своей самостоятельности. Диалогическое общение индивидуализировано, и чем меньше учитель стремится повлиять на ученика, оказать на него свое воздействие, тем сильнее его реальное влияние, поскольку оно сливается с внутренним голосом собеседника, входит в его внутренний диалог и становится личностным достоянием.

В таком педагогическом диалоге разрешается задача “единства обучения и воспитания”. Знания, полученные и добытые диалогически в собеседовании или споре, становятся личными убеждениями: они не нуждаются в заучивании. Это снимает проблему контроля и оценки, отрицательно сказывающихся на познавательной мотивации. Разрешается также и проблема индивидуализма урочной системы обучения и соответственная проблема воспитания. Далее можно назвать проблемы активности, самостоятельности, ответственности — неразрешимые в условиях существующей системы образования.

Учитель стоит перед выбором педагогической позиции: идти ли ему проторенным монологическим путем, на который и рассчита-

____________________________________

1 Наш подход отличается от позиции С.Ю.Курганова и др., в которой учитель представлен как равноправный собеседник в классе.

на традиционная система образования, или решиться, наперекор системе, идти творческим путем диалогического общения. Педагогическая позиция консервативна, она трудно поддается перестройке. Героические усилия энтузиастов с трудом пробивают себе дорогу. И все же творчески работающие, ищущие учителя не перевелись в нашей школе.

Иллюзия “научного мировоззрения”

Диалогические принципы обучения и воспитания распространяются не только на характер общения, но и на само его содержание. Это содержание также должно быть не объектом, а субъектом, не мертвым, а живым. Так вот видит М.М.Пришвин цветок на лугу: “Я думал о маленькой гвоздичке, определившейся на лугу по образу солнца, и понимал ее существо как рассказ о солнце, исполненный выразительной силы, и через нее вернулся внутрь того круга, каким обведена природа моего тела и освоена моей личностью.

Мне казалось, что из этого круга заключенной природы можно выглянуть, как выглянула гвоздичка, и всю природу со всеми ее вселенными понять как свою собственную, и что вот такая ботаника, такая зоология и геология, и физика, и химия, такая “природа” должна лечь в основу воспитания наших детей, а не учебники, составленные по частным догадкам ученых”. Воспитать у ребенка действительно целостное мировоззрение — это и значит помочь ему “всю природу со всеми ее вселенными понять, как свою собственную”. Такое мировоззрение не абстрактно, а образно, конкретно. Да и само слово “мировоззрение”, т. е. воззрение на мир подразумевает зримую образность, а не понятийную абстрактность. Мировоззрение целостно и потому, что является синтезом чувства, разума и воли человека.

Такое видение мира дается благодаря “родственному” или “сердечному” вниманию, о котором Пришвин писал: “Друг мой, больше укрепляйся в силе родственного внимания к тварям земным, вглядывайся в каждую мелочь отдельно и различай одну за другой, узнавая личность в каждом мельчайшем даже существе, выходя из общего, показывай, собирай миллионы их и весь этот величайший собор живых людей выводи на борьбу против среднего должного”.

“Принципы” лишены лица и равнодушны к лицам, обобщение убивает неповторимое, оно для него “случайно”: “Одна из моих тем, — продолжает Пришвин, — то, что называется грех, есть пропуск жизненных единиц при обобщении, как при пахоте непрорезанные частицы поля — огрехи”.

Наша школа, выполняя социальный заказ “формировать у учащихся научное мировоззрение”, на протяжении десятилетий калечила сознание детей, обкрадывала их души, иссушала сердца. Да и что такое это “научное мировоззрение”? Разве возможна целостная картина мира, составленная по частным догадкам ученых? Научные достижения человечества велики и заслуживают уважения, но вся история науки говорит о бесконечной текучести, изменчивости научных представлений. Развитие наук, вопреки романтическим ожиданиям просветителей, идет не к созданию единой целостной картины мира, а к их дифференциации. Из пестрой мозаики научных данных совершенно невозможно выстроить целый и единый образ мира. Представители не только разных наук, но и специалисты в разных областях одной науки говорят на столь различных языках, что, подобно строителям Вавилонской башни, совсем не понимают друг друга. И подобно Вавилонской башне, рушится сама идея целостного Научного мировоззрения. Пора расстаться с этой иллюзией.

Рационализм нашей системы обучения и воспитания убивает творческое начало в ребенке. Лишь одаренные, сильные натуры способны пробиться сквозь стену рационализма. Вот как, например, рассказывает П.А.Флоренский о своем детстве.

Родители старательно оберегали его сознание от всего таинственного и сказочного, стараясь воспитать его “научное мировоззрение”: “С охотою воспринимал я всяческие объяснения жизни, самые рациональные, впитывал их в себя; но в душе оставлял право думать, в конечном счете, наоборот, быстро раскусив некоторую прагматическую, в смысле рабочей, полезность рациональных объяснений, равно как их производность, условность и пустоту. Я быстро научился жить двумя умами: на поверхности — умом взрослых, приняв с легкостью законы логики, и в глубине — умом своим, детским...” Взор детской души стремился к таинственному, необъяснимому: “к существам очаровательным и благодетельным, к душам цветов, и птичек и ручьев, к феям и эльфам...” Из глубины души ребенка возникали эти чудесные образы, а не из услышанных и прочитанных сказок и мифов. Да и сказки, как писал еще Гофман, “не оставили бы в нас такого глубокого следа, если бы в душе нашей не существовало самостоятельных, звучащих им в ответ в том же тоне струн”.

И мне не раз приходилось убеждаться в том, что дети представляют мир двояко: от взрослых они усваивают рациональное представление о мире, но в глубине их души это мир сказочный и таинственный. Беседуя с шестилетними детьми после кукольных представлений, я увидела, что, непосредственно воспринимая сказку как реальность и ее персонажей как живых, они боятся признаться в этом взрослым: дети усвоили от них, что это “понарошку”, не в самом деле. Но почувствовав, что взрослый обсуждает происходящее на сцене как реальное, а персонажей как живых, они с радостью включаются в этот язык сказочного мира: цензура снята.

Подобные явления наблюдаются и в более позднем возрасте. Как пишет об этом С.Ю.Курганов, “сказочно-мифологический взгляд греков на мир близок третьекласснику, усвоившему от взрослых, что земля — шар, но тайно верящему в существование Деда Мороза”.

Все это говорит о том, что, помимо усвоенных от взрослых понятий и представлений о мире и вопреки им, в душе ребенка живет самостоятельный таинственный мир. Он может быть “вытеснен” под давлением воспитания и обучения. Но вытеснение лишь обеднит и искалечит душу ребенка, лишит ее творческого потенциала.

Многие ученые писали о необходимости “двуязычия” сознания как основы творчества. А.А.Ухтомский говорил, что детский склад мировосприятия очень важно сохранить взрослому, но он “очень труден, требует постоянного напряжения, удерживается большим трудом, самодисциплиной, осторожным хранением совести”. То, что легко ребенку, трудно взрослому. Значит, ему следует не только учить, но и учиться у ребенка. В наш рационалистический век это особенно важно для внутреннего равновесия, расширения сознания и его очищения. “Осторожное хранение совести” открывает вход в эту чистоту детского восприятия мира. Помните сказку Данилки о сове?

В каждом из нас живет “сокровенный сердца человек”, о котором писал апостол Петр. И этот таинственный внутренний мир открыт четырехлетнему ребенку. Но достучаться до сердца взрослого человека порой бывает очень трудно.

Тревожно жить Сове в чужом дупле: нет мира в ее доме и в душе ее. И не найти ей покоя, пока не послушается она голоса своей совести.

ПРИМИРЕНИЕ С СОБОЙ

О диалогическом консультировании

Психология, исследующая человека “вообще”, является специальностью, обособленной от педагогики. Психология же, диалогически ориентированная на конкретного человека с его душевными запросами, смыкается с педагогикой. Это практическая наука, помогающая воспитанию и развитию человека.

Практическими психологами могут стать и учителя, и родители. Эта возможность обусловлена опытом развития диалогического общения, его глубины и осознанности. Все, что в этой главе говорится о принципах диалогического консультирования, может быть полезно для практического психолога в широком (а не только профессиональном) смысле слова.

У читателя может сложиться впечатление, что диалогический подход в психологической практике недоступен большинству людей и является уделом лишь немногих исключительных личностей. Действительно, этот путь непрост, он требует от человека внутреннего усилия, внимания, обращенного одновременно и на каждого человека, и на свое душевное и духовное состояние. Но, по существу, он открыт каждому и является призванием любого человека, стремящегося к глубокому творческому общению: ведьдуховное Я потенциально есть в каждом человеке, осознает он его или нет.

Конечно, ближайший успех диалога в воспитании, обучении, психологическом консультировании, а также в повседневном общении зависит от духовного опыта. Необходимо самому опытно знать, что такое диалог с духовным Я, каковы трудности и перипетии внутренней борьбы с Двойником. Успех консультанта зависит не столько от книжной образованности, сколько от практики созидания, образования своего внутреннего мира. Этот опыт накапливается одновременно с диалогическим общением, одно невозможно без другого. Способность различать голоса во внутреннем мире собеседника зависит от опыта своего внутреннего диалога: чем глубже общение со своим духовным Я, тем легче услышать его голос во внутреннем диалоге собеседника и помочь ему в осознаниидуховного Я. Опытное знание трудностей духовного становлении учит терпимости в общении с другими. Но как быть тем, у кого этот опыт минимален или вовсе отсутствует?

На первых порах не знание, а вера в духовное измерение человека создает установку на расположение и уважение к каждому. Нужно не впадать в уныние и от своих срывов, и падений, веря в то, что любой человек не сводится только к наличному состоянию.

Признание потенциального и непознаваемогодуховного Я учит бережности и осторожности в оказании психологической помощи: недопустимо внедрять себя, свои установки и оценки в душу другого. Человек призван осуществить свою неповторимую индивидуальность, идти своим единственным путем. Чужое Я может стать помехой на этом пути. Особенно явно это выступает в творческом становлении личности.

Стремление найти свой идеал, наставника, любимого свойственно большинству людей, ищущих психологической помощи. Поэтому, оберегая человека, нужно учиться вненаходимости и избегать позы учителя. Необходимо сдерживать свое личное рвение “продвинуть вперед” человека, стараться откликаться лишь на его вопросы и усилия. Нужно воспитывать в себе эмоциональную сдержанность и спокойствие.

В опыте такого общения развивается чуткость как к собеседнику, так и к своей интуиции, вера в свое духовное Я и духовное Я другого. Как в любом творческом процессе, чувство “эврика!” подсказывает, что искомое найдено. Здесь голос творческой интуиции сливается с голосом совести; она дает знать, что хорошо и что плохо. Это совершается и в душе консультанта, и в душе консультируемого. Наиболее очевидно это в том случае, когда человек с радостью осознает и принимает то, что мучительно трудно и болезненно для его самолюбивогоналичного Я; когда он решается преодолеть, “победить себя” (когда ему не подсказано решение, а он сам пришел к нему). Это уже опытное доказательство силы духовного Я.

Если такой творческий процесс совершается в душе консультируемого, в чем же роль консультанта? Чтобы состоялся внутренний диалог, человеку бывает необходим диалог с собеседником вовне — с человеком, верящим в него, в его духовные возможности; тогда он начинает верить в себя и открывает в себе эти возможности.

Понимание, что ты не Учитель, а всего лишьпособник в диалоге, приводит к скромности, помогает ценить общение с каждым человеком и учиться у каждого.

Постепенное осознание своего духовного Я все глубже раскрывает собственные изъяны и трудности их преодоления, это научает не осуждать людей, а сочувствовать, помогать им без неприязни.

Все это формирует доминанту на Собеседнике, помогает преодолевать свой эгоцентризм, чувство превосходства или, наоборот, неполноценности.

Я тебя слушаю...

(О молодежном телефоне Доверия)

Вопреки распространенному мнению о подростковом негативизме, обостренном чувстве взрослости и независимости, наши собеседники-подростки обращаются по телефону Доверия с такими вопросами: “Что мне делать?”, “Посоветуйте...”, “Как?”, “Зачем?” Они явно хотят, чтобы их учили жить, и рады, когда взрослый человек делится с ними своим жизненным опытом. Беседы с подростками и юношами по телефону Доверия — это, в сущности, педагогический диалог: общение по телефону создает наиболее благоприятные условия дляпедагогики доверия. На примерах таких бесед постараемся раскрыть особенности педагогического диалога'.

Почему подросток, избегающий общения со взрослыми дома и школе, может долго и серьезно говорить по телефону Доверия? О чем это говорит? Прежде всего о его потребности в таком общении и его “дефиците”. Это общение не принудительно, оно свободно: подросток волен вступить в него и прекратить разговор по своему желанию. Важно для подростка то, что беседы эти анонимны: со стороны взрослых ему ничто не угрожает. Его не отчитывают, не читают мораль, а помогают разобраться в его жизненных трудностях и проблемах.

В числе этих трудностей далеко не последнее место занимают взаимоотношения с родителями, конфликты в семье. Иногда звонят и родители с жалобами на своих детей, отбившихся от рук.

Характерная для родителей и учителей дидактическая навязчивость затрудняет их общение с подростком. Показательно то, что в нашем опыте не было случая, чтобы подросток “бросил трубку” в знак возмущения, недовольства и протеста. Такие реакции в повседневном общении характерны для подростков. По телефону Доверия среднее время беседы — минут сорок, а то и больше.

________________________

1 Работа в этом направлении велась мною совместно с консультантом О.Е.Панасюк.

Принципы диалогического консультирования перекликаются с идеями “гуманистической психологии”, но заметно отличаются от них. Обсудим это сходство и различие на примере.

...Ф. начал разговор крайне возмущенным тоном: “Когда кончится этот кошмар?! Ждать — или сразу в петлю?..” Ф. обрушил на консультанта всю свою агрессию: ненависть к правительству, желание перестрелять, потопить в крови, резать и жечь...

Дать собеседнику выговориться, разрядить аффект— норма психологической помощи. Консультант проявляет сочувствие к человеку, впавшему в отчаяние. В гуманистической психологии этому соответствует принципэмпатического слушания и принцип безусловного принятия собеседника. Но как быть консультанту, если он вовсе не сочувствует злобным чувствам собеседника? Чтобы это отрицательное отношение к состоянию говорящего не перешло на оценку его личности, консультант должен сохранять позициювненаходимости, о которой мы уже говорили. Она в данном случае выражается в отстраненности от наличного состояния Ф. Для этого консультанту необходимо оставаться самим собой, иметь свою позицию и не поддаваться напору эмоций собеседника. В ответ на кровавые планы Ф. консультант спокойно высказывает свою точку зрения: кровопролитием делу не поможешь, “взявший меч от меча и погибнет”. Встретив сопротивление, поток агрессии не прекратился. Но Ф. проявил интерес к точке зрения собеседника. На его прямой вопрос: “Что же делать?” — консультант не дал ответа, чувствуя, что он вызвал бы лишь негативную реакцию и усилил агрессивность Ф., но дал понять, что ответ есть: “Серьезные люди занимаются делом”. В конце почти получасовой беседы речь Ф. была уже не агрессивной, а шутливо-иронической: “Что же, гречку сеять?”

Для гуманистической психологии характерно стремлениене давать советов и оценок собеседнику. Мы не даем оценку агрессивным намерениям собеседника: “Взявший меч от меча и погибнет”. Даем ее и в других случаях. Ориентиром в таких оценках является не личное мнение, а общечеловеческие духовно-нравственные ценности. Чтобы не нарушить гиппократовскую заповедь: “не навреди!”, консультант, говоря словами психолога Л.С.Выготского, должен стоять на незыблемой “скале” нравственных ценностей. Что же касается собеседника, он свободен в выборе, но прежде, чем его сделать, ему следует осознать нравственную альтернативу, перед которой он оказался.

Следующий пример иллюстрирует другой принцип диалогического консультирования: умение слышать внутренний диалог собеседника.

...Л. 17 лет. Он позвонил, жалуясь на одиночество: нет друга, девушки. Потом заговорил о трудностях жизни — “все злые”.

Консультант высказал свое мнение о том, что это от бездуховности, на что Л. ответил жалобами: над ним все смеются, издеваются за то, что он не такой, как все; не пьет, не курит, не соблазняет девушек. Консультант сказал ему “о здоровой овце в больном стаде”. А вы с мужем счастливы и считаете, что все вокруг — больные?” — в этой реплике Л. консультант признала свою ошибку (осуждение людей, находящихся в бедственном состоянии); в ней прозвучала и явная заинтересованность Л. личной жизнью собеседницы; его вообще волновали проблемы любви и семьи. Признав свою оплошность, консультант сказала, что и у нее есть свои трудности. Это признание побудило Л. на откровенность, он признался, что тайком от родителей разглядывает “Плейбой” и ему это приятно... У юноши явная сексуальная озабоченность. Но разглядывание порнографического журнала, видимо, тяготит его, и он рассказывает об этом, чтобы облегчить совесть. В его душе идет борьба между стремлением к любви, семье и грубым сексом. Консультант на стороне его высшего голоса: подтверждая его, она говорит о том, что без любви секс не может удовлетворить человека, что в Америке на смену “сексуальной революции” пришел культ романтической любви и многодетной семьи. Последними словами Л. были: “Спасибо. Вы укрепили мою веру. Теперь мне легче будет с этим жить”.

На протяжении почти всей беседы Л. выговаривал то, что его мучило, смущало, чего он стыдился в себе. Из его слов можно бы сделать вывод, что он “не такой, как все” лишь потому, что над ним довлеют родители, запреты которых он боится нарушать. А из последних слов явствовало, что слова консультанта укрепили его сокровенную веру в любовь. Характерно то, что он не устыдился много говорить о сексе, но об этой вере в любовь сказал только в конце. Современные подростки и юноши стыдятся говорить о высоком: эта тема у них запретна. В подсознание вытеснены не постыдные сексуальные влечения, как о том писал З. Фрейд, а, напротив, высокие стремления духовного Я.

В душе Л. различаются голоса наличного Я, озабоченного сексуальными проблемами, и духовного Я, стремящегося к высокой любви. Важно слышать эти голоса именно так, как они звучат в душе собеседника, чтобы найти именно те слова, которые открывают вход во внутренний диалог собеседника. Тогда голос консультанта сливается с внутренним голосом собеседника, подтверждает, выявляет, укрепляет его.

Признаком того, что это — голос духовного Я, служат общечеловеческие духовно-нравственные ценности, когда они звучат не в поверхностно-морализующей тональности, а как бы рождаются в сознании человека, нередко пробиваясь сквозь сопротивлениеналичного Я с его привычными мнениями и оценками.

...Девушка взволнованно рассказала о своей личной трагедии: друг, с которым она связывала свое будущее, бросил ее в крайне опасной для нее ситуации, испугавшись за свою жизнь. Все знакомые, да и он сам, считают, что ему нет прощения. И она не может его простить, но мучительно страдает от этого.

Консультант, глубоко сопереживая собеседнице, поначалу и сам склоняется к мысли, что это невозможно простить, и долго пытается ее утешить, но безрезультатно. Ситуация заходит в тупик. Консультант чувствует невысказанную потребность девушки простить вопреки всему, что она говорит. На помощь приходят слова апостола Павла: “Любовь долго терпит”. Беседа принимает совсем иной характер: отчаяние и безнадежность сменяются оживлением и надеждой. Девушка находит объяснение паническому бегству своего друга, впервые за все это время вспомнив, что он сам пережил глубокую душевную и физическую травму в подобной же ситуации. Она принимает случившееся как испытание их любви.

После долгого поиска голос духовного Я собеседницы был услышан, выявлен и подтвержден консультантом, и именно это принесло разрешение душевного конфликта и успокоило, утешило ее.

Другим признаком того, что услышан голос духовного Я, служит именно это умиротворение души собеседника. Оно приходит потому, что человек находит согласие с самим собой, своим высшимдуховным Я. Важно то, что это чувство мира, внутреннего спокойствия и удовлетворения беседой возникает вопреки тому, что принятое им осознание жизненной ситуации и решение изменить поведение идет наперекор наличному Я с его самолюбием, эгоизмом, амбициями и даже благополучием.

...Девушка в отчаянии: ее преследует психически больной сосед, требуя выйти за него замуж. Он терроризирует ее и всю семью. Обращения в милицию и в психдиспансер не помогают: его периодически кладут в больницу и снова выписывают. Как избавиться от соседа? “За что такая судьба?”

Проявив искреннее сочувствие собеседнице, консультант убеждается, что изменить внешнюю ситуацию нет возможности. Рассказывает девушке еще более трудную ситуацию, аналогичную этой. Острота переживаний постепенно убывает, и тогда начинается диалог о возможности иного отношения к жизненным испытаниям. “За что такая судьба?” — нам не дано знать. Но жизнь не случайно ставит нас в те или иные обстоятельства; у каждого своя логика жизни, ее называют “судьбой”. Но если человек способен устоять духовно в жизненных трудностях и испытаниях, они служат ему школой духовного возрастания. Духовно человек свободен и неподвластен судьбе и року, как считали древние греки: судьба преодолевается и изменяется духовным усилием человека, его мужеством и терпением в жизненных трудностях. Во время беседы консультант чувствует глубокий контакт с собеседницей. Вопреки своим словам, что она “неверующая”, девушка искренне принимает слова о духовных возможностях человека: “Я только сейчас поняла, что к этому можно относиться как к испытанию. Спасибо”. Голос ее звучит спокойно и серьезно.

Признаком успешного диалога является это переживание глубокого внутреннего контакта с собеседником и чувство спокойного удовлетворения, звучащего в голосе консультируемого и переживаемого самим консультантом. Между ними наступает согласие. У них нередко возникает совпадение мыслей. Консультант не телепат. Это совпадение мыслей объясняется просто: собеседники заговорили о вечном, общечеловеческом, живущем в глубине души каждого из них.

Типичные проблемы, с которыми обращаются подростки и юноши за советом, — трудности взаимоотношений, возникающие вследствие чрезмерной привязанности к возлюбленному и его охлаждения, вызванного повышенной требовательностью, ревностью, упреками и т. п. Стремясь к большей близости, девушки забывают о своем достоинстве, становятся навязчивыми, надоедливыми и в результате теряют свою прежнюю притягательность. Давление, притязания на собственность, неуважение к свободе любимого человека ведут к отчуждению. Парадокс взаимоотношений состоит в том, что настоящая близость возникает при условии правильно найденной дистанции — “вненаходимости”. Эти довольно непривычные и нелегкие для подростков и юношей мысли, высказанные на доступном им языке, и вызывают у них реакцию радостного согласия. Нелегко предоставить другому свободу: можно и потерять его; нелегко согласиться с тем, что ты надоела, потеряла привлекательность и т.п.: это должно огорчать и расстраивать. Но радость осознания смысла случившегося перевешивает отрицательные переживания. Существенно то, что “в глубине души” они это знали, но это знание, очевидно, затемнялось непосредственными желаниями и побуждениями. Психолог сыграл роль “повивальной бабки”, вызвав это знание из глубины души и подтвердив его правильность. Если бы это знание было не собственным, а внешним, оно вызвало бы у подростка и юноши протест и негативные реакции. Только внутреннее знание может быть действенным и преобразующим человека.

Это лишь одна из типичных ситуаций, для объяснения которой следует признать, что духовное знание потенциально живет в душе каждого. Обращаясь к человеку как духовной личности, можно вызвать к жизни это скрытое потенциальное знание.

На первый взгляд может показаться, что для успешного диалога достаточно иметь общительный, мягкий и доброжелательный характер — и все пойдет само собой. Но наш опыт говорит о том, что этого недостаточно. Сочувствие людям, желание скорее помочь нередко оборачиваются повышенной активностью консультанта в общении в то время, как от него требуется сдержанность и взвешенность в словах: он дает преждевременные поверхностные советы и рекомендации вместо того, чтобы терпеливо помогать собеседнику самому осознать смысл своих трудностей и найти путь их преодоления. Типичными ошибками в диалоге являются перенос своего личного опыта на ситуацию другого человека, а также на оценку личности собеседника и отношение к нему. Например, если человек рассказывает о своей беспричинной ревности к жене, сопровождающейся мыслями об убийстве соперника, консультант-женщина, у которой есть свой личный опыт немотивированной, необоснованной ревности мужа, невольно испытывает чувство антипатии к собеседнику, и пристрастное, необъективное отношение к ситуации консультируемого может привести к ложным оценкам и выводам. Диалог не состоится: вместо умиротворения собеседника консультант сама вступит в конфликт с ним и усугубит его личные трудности. Симпатии и антипатии к собеседникам возникают помимо воли, пока нет доминанты на собеседнике и вненаходимости, о которых мы уже говорили.

Распространенной ошибкой в диалоге является стремление скорее успокоить консультируемого, не разобравшись в существе его проблемы, не вникнув во внутренний диалог собеседника. Но часто оказывается, что его душевная боль вызванамуками совести, и тогда благие желания консультанта не приносят глубокого примирения человека с самим собой. Принцип гуманистической психологии “не оценивай”, распространенный и среди наших отечественных психологов, не позволяет высказать свою оценку нравственной ситуации, и тогда консультант утрачивает свой голос, пассивно следуя за собеседником. Вместо диалога выходит монолог консультируемого.

Сочувствуя человеку, можно легко увязнуть в его отрицательных пеживаниях и вместо того, чтобы умиротворить его, самому прийти в душевное расстройство. Другая опасность — увязнуть в личных взаимоотношениях с консультируемым, стать виной новых трудностей и неразрешимых душевных проблем. Сочувствуя одиноким, инвалидам, жаждущим общения, консультант может утратить ту душевную ясность и трезвость, которая дается вненаходимостью.

...Юноша-инвалид обращается к консультанту уже не в первый раз: ему нравится говорить с добрым, приятным человеком. Беседа длится более часа и заканчивается приглашением собеседницы к себе в гости. Консультант не может принять это приглашение и вынужден отделываться неопределенными уклончивыми фразами. Добрые намерения консультанта могут обернуться для этого юноши душевной болью: обнадежив его личным участием, приятельским тоном, он вынужден отказать в личных отношениях, которых ждет от него одинокий человек.

Характерной ошибкой неискусного в диалоге консультанта является стремление скорее “продвинуть” собеседника в духовном плане. Это оказывается безрезультатным...

...Девушка жалуется на одиночество, пустоту и бессмысленность своей жизни. В ответ на это консультант с воодушевлением говорит о развитии личности, о духовности... Собеседница вежливо выслушивает, поддакивает, но консультант чувствует, что контакта нет, беседа идет вхолостую. Последняя фраза девушки: “Да, но мне нужен друг” — выражает суть ее обращения, мимо которой прошел консультант, поторопившись наставить ее на путь истины.

Первичным для консультанта должно быть внимание к непосредственным мотивам обращения собеседника, его вопросу, каким бы маловажным он ни выглядел в его глазах. Это внимание способствует непосредственному контакту. Когда он установлен, собеседник сам охотно раскрывает свои глубинные личностные проблемы и в такой доверительной беседе сам же и осознает их. Тогда самые обыденные и “легкомысленные” вопросы типа: “Где можно подработать?” или “Как попасть в клуб поклонников Майкла Джексона?” могут стать началом серьезного диалога, дающего толчок духовному развитию подростка и юноши.

Наши собеседники сами сравнительно редко обращаются с вопросами духовно-нравственного характера. В психологии было принято считать, что старший подростковый и юношеский возраст — время личностного самоопределения, поиска смысла жизни, выработки мировоззрения. Но по опыту работы на телефоне Доверия этого сказать нельзя. Может быть, в этом сказывается негативизм в отношении ко всякого рода “идеологии”, а может быть, духовно-нравственная деградация общества?

Явно, что у современного подростка проблемы духовно-нравственного характера “не в моде”. Опыт диалогического общения говорит о том, что они “вытеснены” в область бессознательного. В сознании же преобладают темы, считавшиеся во времена классического психоанализа постыдными и неприемлемыми для нравственной личности. Психоаналитику требовалось много времени и усилий для извлечения из глубин “подсознательного” этих постыдных влечений, дабы “раскрепостить” их. Сегодня этого уже не требуется. В “закрепощенном”, “вытесненном” состоянии оказывается духовное Я подростка.

О том, как значимы эти вытесненные духовно-нравственные проблемы, говорят беседы с подростками и юношами, стоящими на грани самоубийства. Они жалуются на бессмысленность своей жизни: “Так жить нельзя”. Все такие обращения переходят в беседы духовного плана. Только на уровне духовного Я можно обрести основание и опору для преодоления жизненных трагедий.

Для наличного Я трудности и страдания не имеют смысла. Человек, привыкший считать, что он “живет для счастья, как птица для полета”, протестует против них. И одной из форм такого протеста является самоубийство. Только духовно можно осмыслить и принять жизненные страдания как неизбежное условие духовного роста, как школу возмужания и испытание на прочность.

От того, как относится психолог-консультант к реальности духовного Я, зависит характер его общения с теми, кто стоит на грани самоубийства, а значит, и выбор самих этих людей.

Возникновение службы Доверия связано с трагедией самоубийства девочки-подростка. Священник англиканской церкви Чэд Вара, потрясенный этим самоубийством, основал общество “Самаритянин” для неотложной психологической помощи по телефону. Основание таких служб в разных странах способствует заметному снижению числа самоубийств. В подготовке работников этих служб участвуют священники. Люди, верящие в бессмертие души человека, конечно, скорее смогут помочь отчаявшемуся в жизни, чем атеисты, для которых смерть физического тела означает конец существования человека. Какой смысл переносить невыносимые трудности и страдания, терпеть непрерывные жизненные невзгоды, если с этим можно покончить?

Для христианина несение своего жизненного креста является путем, открывающим ему вечную жизнь; только добровольное несение трудностей и страданий соединяет со Христом, понесшим страдания всего человеческого рода. Такое страдание радостно: оно открывает в душе человека диалог с Богом. Прикосновение к таинственной глубине духовной жизни человека обнаруживает скудность и неполноценность психологического языка. В абстрактной системе рассуждений слова “истина”, “дух”, “вечность” отвечают на вопрос “что?”, а не “кто?” — вспомним снова вопрос Пилата: “Что есть истина?” — перед лицом живого Бога.

Психологу, независимо от его взглядов, следует признать преимущество языка религии перед языком науки.Бог, Слово, Дух, Истина — живые лица, с которыми человек может вступить в диалог. Только такой диалог открывает полноту духовной жизни. В нем она обретает сознание, словесное выражение. В религиозном культе обретается культура духовной жизни, путь к осознанию своего духовного Я как сопричастного Христу. Интеллигент, пренебрежительно, свысока относящийся к конкретной жизни Церкви, лишает себя языка духовной жизни, остается духовно бессловесным существом, поскольку жизнь духовная недоступна языку абстрактных логических понятий. Обряды и таинства Церкви совершаются на языке символов, в которых слиты воедино образ и смысл, горнее и дольнее, временное и вечное: это язык, на котором человек вступает в диалог с Богом. Пока он не освоен (а как всякий язык, он нуждается в изучении и освоении), духовная жизнь остается неосознанной и невыраженной,духовное Я лишь смутно предчувствуется, а не осознается как реальность.

Признание преимущества языка религии над понятийным языком само по себе не делает человека религиозным: перестройка мировоззрения зависит не только от сознания. Но психологу-консупьтанту и педагогу необходимо избавиться от комплекса превосходства над религиозными людьми, порожденного десятилетиями мистического невежества. Подобная установка исключает возможность диалога с людьми религиозными. Общаясь диалогически, человек учится вхождению в способ мировоззрения собеседника: само продвижение в диалогическом общении способствует духовному развитию психолога и педагога.

Необходимо понимать разные языки и уметь ими пользоваться. По опыту консультирования можно сказать, что выбор того или другого языка, тональности, стиля общения происходит непроизвольно. Диалогом руководит не рассудок, а духовное Я посредством интуиции. Важно доверять этому своему творческому началу. Диалог — творческое духовное общение, и слово в нем не планируется, а рождается. В таком диалоге девушка, позвонившая в состоянии отчаяния и желания покончить с “бессмысленным существованием” по примеру своей подруги, приняла слова консультанта, несовместимые с ее атеистическим сознанием. Она поверила, что путем самоубийства ей от страданий не уйти: они пойдут за ней, только в другой форме жизни, и там она уже ничего не сможет исправить. Пока это возможно, ей нужно здесь сделать свое существование осмысленным. Слова, чуждые ее наличному Я, отозвались в скрытой глубине ее души. Звонок ее был не последним.

Мировоззрение, отрицающее вечную духовную жизнь человека, служит обоснованием и оправданием произвола распоряжаться самим существованием своей жизни, а значит, и жизни другого. Если вечной жизни не существует, человеку “все дозволено”. Но память о вечном живет в душе каждого и пробуждается вопреки искалеченному сознанию.

На жизненном пути человека наступает момент острого кризиса: его можно назвать кризисом мировоззрения. Для наших дней эта ситуация весьма характерна. Люди, отказавшись от прежних развенчанных ценностей, нередко впадают в цинизм (вариант “подросткового негативизма”). Но иные переживают мучительную потребность понять истинный смысл жизни и свое назначение. Духовное пробуждение человека выражается в осознании ложности тех взглядов, которые он прежде отстаивал, и раскаянии в содеянном. Пока человек доволен собой, он спокойно почивает в колыбели своего наличного Я. Его так называемая у нас “духовная жизнь” заключается в “удовлетворении своих духовных потребностей”. Эта потребительская установка прямо противоположна сущности духовной жизни — отказу от эгоистического Я с его самодостаточностью и самоутверждением. На пути духовного становления человеку предстоит преодоление внешнего и внутреннего сопротивления: инерции, привычек, ожиданий окружающих, может быть, отказ от привязанностей и жизненных благ. Вершина этого пути — готовность к самопожертвованию вплоть до принесения в жертву своей жизни. Только на таком пути прежнее наличное Я преобразуется силамидуховного Я. Говоря словами Ухтомского, “Двойник умирает, чтобы дать место Собеседнику”.

РЕКОМЕНДАЦИИ УЧИТЕЛЮ

Книга “Мир дома твоего” была написана задолго до составления нового варианта программы “Этика и психология семейной жизни”. Поэтому не следует искать полного соответствия содержания публикуемой части этой книги последовательности и содержанию разделов программы. Данная публикация может послужить пособием к преподаванию курса в целом, раскрывая, аргументируя и научно обосновывая необходимость следования традиционным духовно-нравственным ориентирам для полноценного развития личности, для создания и сохранения семьи, воспитания детей.

Отдельные разделы книги могут быть использованы при подготовке занятий по темам:

“Нравственные нормы брака в христианской культуре” (см. “Символы супружеского союза”, “Продолжение рода”, “Венчание”);

“Психология личности” (см. “Тело, душа и дух”, “Человек в человеке ”);

“Психология межличностных отношений” (см. “Психология внутреннего мира”; “Я против “я”, “Я тебя слушаю...” и др.);

“Нравственные основы взаимоотношений юношей и девушек” (см. “Союз священный”, “Я тебя слушаю...”);

“Любовь как высшее человеческое чувство” (см. “Мудрость любви”, “Любовь или влечение?”);

“Культура воздержания” (см. “Дом души и храм духа”, “Любовь или влечение?”, “Человек в человеке”);

“Семья и ее функции” и “Особенности молодой семьи” (см. “Продолжение рода”, “Не сошлись характерами”);

“Нравственный климат семьи” (см. “Не сошлись характерами”, “Власть женщины в семье”, “Диалогический вопросник межличностных отношений супругов”);

“Причины и последствия разлада семейных отношений” (см. “Не сошлись характерами”, “Внутренний мир ребенка”);

“Семья и дети” (см. “Педагогика доверия”);

“Эгоизм детей” и “Типичные недостатки семейного воспитания” (см. “Разумен ли эгоизм?”, “Мера наказания”, “Праздник непослушания”, “Внутренний мир ребенка”).

Указанные соответствия приблизительны, они не дают пунктуального раскрытия перечисленных тем, но могут дать учителю необходимые смысловые ориентиры для подготовки к урокам.

Методики преподавания предмета могут быть различными в зависимости от уровня задач, которые ставит перед собой учитель. Прямой задачей обучения является передача и закрепление знаний. “Сверхзадачей” может стать пробуждение духовного потенциала личности, благодаря которому знания нравственных норм перерастают в убеждения. Это требует от учителя живого, творческого отношения к предмету, веры в духовное достоинство человека и необходимость его воспитания. Такой учитель найдет путь к сердцу ученика, даже если вопросы нравственности, духовности, чистоты совести и целомудрия непривычны и чужды ему. В глубине души каждый человек стремится к полноте духовной и творческой жизни, верной любви и семейному счастью. В подростковом и юношеском возрастах голос совести еще не заглушен, даже вопреки усвоенной извне циничной морали (см. “Открытие, сделанное подростками”).

В книге учитель может найти рекомендации к характеру ведения занятий (см. “От урока к симпозиуму”). Поскольку традиционные нравственные нормы брака и семьи в наше время утрачивают свой неоспоримый авторитет, необходимо их принципиальное и научное обоснование. “Доказательством от противного” послужит выявление последствий нравственных нарушений— от мучений совести до распада личности и неизлечимых болезней души и тела. Предлагаемый учителю проблемно-диалогический метод способствует и лучшему запоминанию учебного материала, и перерастанию знаний в убеждения: в диалоге, споре знания закрепляются прочнее, а со временем даже отвергаемые ранее знания могут перерасти в убеждения. Так решаются и задача обучения, и “сверхзадача” духовно-нравственного воспитания ученика.

Приложение

ЭТИКА И ПСИХОЛОГИЯ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

ПРОГРАММА

курса для учащихся X—XI классов

общеобразовательной школы

Настоящая программа составлено на основе экспериментального варианта типовой программы “Этика и психология семейной жизни”, М. , 1982 г.

Изменения и дополнения в программу внесены доктором психологических наук Т. А. Флоренской с учетом духовно-нравственных и социальных проблем современной семьи.

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Основной функцией семьи является продолжение человеческого рода, то есть рождение и воспитание детей, передача духовно-нравственного и культурного наследия новому поколению. Семья обеспечивает развитие личности в течение всей жизни человека.

Характер семьи, ее духовное и моральное здоровье во многом определяют характер человека, правильное воспитание подрастающего поколения и в конечном итоге развитие всего общества.

Ведущей целью курса “Этика и психология семейной жизни” является формирование готовности к вступлению в брак и воспитанию будущих детей, уважительного отношения к семье, ее духовным ценностям.

Курс имеет следующую структуру. Во введении характеризуются цели, задачи, содержание и межпредметные связи.

В первом разделе “Семья в свете духовно-нравственных и культурных традиций общества” раскрывается зависимость прочности семьи от сохранения ею традиционных норм нравственности. Рассматриваются негативные последствия разрушения традиционных устоев семьи.

Задача второго раздела “Психология личности” состоит в том, чтобы дать учащимся представление о строении личности, ее направленности, индивидуальных особенностях и способностях.

Третий раздел “Особенности межличностных отношений юношества” раскрывает понятия о психологии межличностных отношений, о нравственных основах взаимоотношений между юношами и девушками, о товариществе, дружбе и любви, о культуре их поведения.

Раздел “Брак и семья” начинается с раскрытия понятия “готовность к браку”, затем дается характеристика основных функций семьи, раскрываются особенности молодой семьи.

В разделе “Основные ценности семьи” характеризуются духовные и нравственные устои семьи, ее трудовая атмосфера, бюджет и хозяйство, эстетика быта. Особо выделяется вопрос о значении психологического климата семьи, анализируются причины возникновения неблагополучных семей.

В завершающем курс разделе “Семья и дети” рассматриваются темы: незаменимости семьи в воспитании детей, педагогики предупреждения и перевоспитания детского эгоизма и типичных недостатков семейного воспитания.

Необходимо иметь в виду, что воспитание качеств семьянина у школьников и подготовка их к будущей семейной жизни не ограничиваются рамками данного курса, а являются общепедагогической задачей, которая разрешается в той или иной степени специфическими средствами каждого учебного предмета, всей системой воспитания и обучения в школе.

Задача педагога, ведущего этот курс, состоит в том, чтобы активно включить родителей в воспитание качеств семьянина у своих детей.

Вопросы сексуального просвещения не входят в содержание данного курса, поскольку их коллективное обсуждение в классе означало бы солидарность с позицией “свободного секса”, перечеркивающей этические нормы семьи. Глубоко интимные, сокровенные вопросы отношения полов могут обсуждаться лишь в доверительном общении матери с дочерью, отца с сыном. Поэтому принципом преподавания курса “Этика и психология семейной жизни” является недопустимость провоцирования у подростков и юношей переживаний сексуального характера. Необходимо бережное отношение к их чувству стыдливости. Подросток и юноша могут переступить через это чувство, но в дальнейшем не исключена возможность и преступления против совести, поскольку стыд и совесть связаны неразрывно.

Вопреки массовой пропаганде “сексуальной свободы”, в душе человека неистребимы стремления к высокой, чистой любви, прочной семье. Стремления эти могут быть глубоко запрятаны, “вытеснены” из сознания мнением большинства. Задачей же учителя является пробуждение духовных сил растущего человека, способных противостоять бездуховности, цинизму, разврату.

Курс “Этика и психология семейной жизни” может стать средоточием духовно-нравственного образования и воспитания, обращенного к насущным жизненным задачам юношества. Ведь семья — это жизненный центр, взращивающий в душе человека вечные ценности добра, красоты, разумности и любви.

ПРИМЕРНЫЙ УЧЕБНЫЙ ПЛАН КУРСА

для учащихся старших классов

общеобразовательных школ

“Этика и психология семейной жизни”

№№ разделов	Разделы и темы	Кол-во часов
	10-й класс
I	Семья в свете духовно-нравственых и культурных традиций общества
	1. Семья в различных культурах	4
	2. Нравственные нормы брака в христианской культуре	6
II	Личность и семья
	1. Психология личности	4
	2. Роль семьи в воспитании личности	2
III	Особенности межличностных отношений юношества
	1. Психология межличностных отношений	2
	2. Нравственные основы взаимоотношений юношей и девушек	4
	3. Культура воздержания	2
	4. О товариществе и дружбе	2
	5. Любовь как высшее человеческое чувство	2
IV	Брак и семья
	1. Что такое готовность к браку	2
	2. Здоровье супругов и будущего потомства	4
	3. Семья и ее функции	2
	4. Особенности молодой семьи	2
		Всего 38
	11-й класс
V	Основные ценности семьи
	1. Нравственный климат семьи	4
	2. Воспитание трудом	2
	3. Семейный досуг	4
	4. Потребности и бюджет семьи	4
	5. Эстетика быта	4
	6. Причины и последствия разлада семейных отношений	6
VI	Семья и дети
	1. Незаменимость семьи в воспитании детей	4
	2. Эгоизм детей	6
	3. Типичные недостатки семейного воспитания	4
		Всего 38

10-й КЛАСС

ВВЕДЕНИЕ

Содержание, цели и задачи курса “Этика и психология семейной жизни”. Связь курса с другими учебными предметами.

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

СЕМЬЯ В СВЕТЕ ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫХ

И КУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ ОБЩЕСТВА

1. Семья в различных культурах.

Прочность семьи, основанной на традиционных духовно-нравственных ценностях. Неустойчивость современной семьи вследствие утраты традиционных духовно-нравственных ценностей.

2. Нравственные нормы брака в христианской культуре.

Десять заповедей как основа христианской нравственности. Основные нормы брака: свободное избрание по взаимной любви; пожизненность супружеских уз; супружеская верность, добрачное целомудрие жениха и невесты; рождение и воспитание детей как цель брака; семья — “малая Церковь”, глава которой — муж. Жертвенная любовь как основание всех норм брака. Разрушительные последствия девальвации норм христианского брака.

Народные традиции русской православной семьи.

Устои и обряды народной жизни. Устроение домашнего очага. Жизненный круг в преданиях и обычаях наших предков.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

ЛИЧНОСТЬ И СЕМЬЯ

1. Психология личности.

Иерархическое строение личности. Дух, душа, тело. Направленность личности; ее способность к самоотдаче, самоотверженной любви.

Самосознание личности. Жизненные смыслы, идеалы, убеждения, мировоззрение. Вера.

Индивидуальность личности. Типологии личности. Возможные психологические различия между юношами и девушками. Способности. Творческая индивидуальность.

Самовоспитание. Самооценка, ее адекватность. Последствия неадекватной самооценки. Стремление к совершенствованию и самокритичность. Стыд и совесть как побудители духовно-нравственного развития личности. Различение добра и зла. Свобода выбора.

2. Роль семьи в воспитании личности.

Важнейшая задача семьи —формирование личности, раскрытие лучших ее способностей. Влияние родителей и старших членов семьи на формирование у подрастающего человека смысла и цели жизни, развитие его способностей.

Уклад семейной жизни, сплоченность семьи как основа выработки ценностных ориентаций подрастающего человека. Хранение семьей духовно-нравственных традиций предшествовавших поколений. Воспитание чувства долга в семье. Уважение к матери, отцу, дедушке и бабушке. Обязанности старшеклассников перед младшими членами семьи. Воспитание в семье нравственной чистоты и целомудрия как залог продолжения рода, его духовно-нравственного и физического здоровья.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

ОСОБЕННОСТИ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ

ОТНОШЕНИЙ ЮНОШЕСТВА

1. Психология межличностных отношений.

Понятие о межличностных отношениях. Отношения деловые и личные. Черты характера, необходимые для полноценного общения. Тактичность и сдержанность. Искренность. Принципиальность. Доброжелательность.

Культура общения. Умение слушать человека, уважение его взглядов, мыслей, способность и стремление понимать мысли и переживания другого человека, прощать его недостатки.

Конфликтные ситуации, возникающие в процессе общения, возможные способы их разрешения.

2. Нравственные основы взаимоотношений юношей н девушек.

Воспитанность, благородство и самообладание, скромность, вежливость, доброта, отзывчивость, уважительное отношение к окружающим, к старшим, самоотверженность

и т. д.

Современный юноша. Понятие о мужественности. Долг юноши — оберегать и охранять достоинство и честь девушки. Искаженные представления о мужественности.

Современная девушка. Понятие о женственности. Непреходящие ценности женского характера. Девичья честь и достоинство. Особая роль девушки в создании здорового климата в коллективе. Ложное отношение к женственности.

Этические нормы и правила “хорошего тона” во взаимоотношениях юношей и девушек.

Девушка и юноша — будущие мать и отец, воспитатели детей, хранители семейного очага.

3. Культура воздержания.

Духовные, нравственные и психологические основы сдержанности чувств и переживаний. Принцип доминанты как психофизиологическое обоснование культуры воздержания. Необходимость преобладания духовного общения над физическим.

Стыд и совесть как свидетели ненормальности внебрачных половых связей. Пагубное влияние таких отношений на телесное и душевное здоровье человека и на здоровье его потомства.

Безвредность сохранения добрачного целомудрия для здоровья человека.

4. О товариществе и дружбе.

Товарищество и дружба как человеческие потребности и социальные ценности. Товарищ — человек, близкий по сходству взглядов, по совместной деятельности. Дружба — высшая степень товарищества. Общность интересов, убеждений, устремлений, взаимная симпатия, готовность оказать помощь другу, разделить радость и неудачу, поступиться ради друга собственным благополучием и др.

Дружба как школа общения, самовоспитания и любви. Дружба истинная и ложная.

Товарищеские отношения и дружба между юношами и девушками.

5. Любовь как высшее человеческое чувство.

Духовная природа любви. Потребность быть любимым и способность любви, бескорыстной самоотдачи. Способность любви как выражение высшего уровня развития личности.

Особенности материнской и отцовской любви. Любовь как глубокое чувство между членами семьи и близкими людьми.

Вдохновляющая, творческая сила любви. Первая любовь. Особенности юношеской романтической любви. Идеал и идеализация человека; их различение. Умение различать любовь и другие чувства — симпатию, интерес, влюбленность, увлечение, влечение. Соотношение дружбы и любви. Любовь как основа брака. Мудрость любви: способность видеть незримую для других, неповторимую индивидуальность любимого человека.

Воспитание культуры чувств — дружбы и любви. Духовная ранимость друзей и любящих; необходимость бережного отношения к дружбе и любви. Стремление к полноте единства. Целомудрие — полнота мудрости.

Необходимость беречь взаимное чувство, не оскорблять его капризами, самолюбием, недоверием, требованием “доказательств”; уметь выразить свое чувство в уважении, внимании, верности, тактичном предпочтении своего любимого (любимой) всем другим. Быть готовым защищать, если потребуется, честь и достоинство любимого (любимой). Взаимовоспитание любящих. Счастливая пора юности, ее красота и неповторимость.

Необходимость глубокой проверки своих чувств. Знакомство с друзьями, близкими, родителями любимого (любимой) как знак уважения к ним, серьезного отношения к выбору будущего супруга (супруги).

Предложение о вступлении в брак. Гражданский брак. Обручение и венчание; благословение нерасторжимости брака.

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

БРАК И СЕМЬЯ

1. Что такое готовность к браку.

Брачный возраст. Осознание молодыми людьми того, что они берут на себя определенные обязательства друг перед другом, ответственность за будущую семью, будущих детей. Понимание духовно-нравственной и правовой основы брака. Мотивы вступления в брак: любовь, желание создать семью, вырастить и воспитать детей как ведущие мотивы заключения брака.

Психологическая готовность молодежи к браку. Наличие у будущих супругов глубокого чувства любви, уважения, доверия, взаимной преданности. Общность их взглядов на содержание семейной жизни, идеал семейного счастья. Распределение ролей и обязанностей в семье. Готовность уступить, простить оплошность, помочь супругу (супруге) достойно преодолевать трудности. Направленность на другого человека, способность считаться с его индивидуальными особенностями, ценить и уважать его творческие стремления.

2. Здоровье супругов и будущего потомства.

Генетические аспекты брака. Нравственные и физические последствия добрачной половой распущенности. Значение целомудрия для здоровья будущего потомства. Законы наследственности. Влияние предшествовавших половых связей на потомство. Выбор будущего супруга (супруги).

3. Семья и ее функции.

Основная функция семьи — продолжение человеческого рода, рождение и воспитание детей. Необходимость сочетания интересов семьи с интересами общества. Важность наличия в каждой семье нескольких детей. Роль семьи в жизни общества и укреплении государственности.

4. Особенности молодой семьи.

Супружество — новый этап межличностных отношений. Обязанности молодых супругов друг перед другом, перед родителями, родственниками и близкими. Сходство основных ценностных ориентаций супругов как условие гармонии супружеских отношений. Создание круга общих друзей. Необходимость душевного труда в создании семьи и сохранении благоприятного семейного климата.

Начальный период брака. Изменение привычного образа жизни, сложившегося до брака. Возникновение чувства “мы”. Взаимное освоение вкусов, особенностей и привычек друг друга. Проблема “главенства” в семье. Сопереживание в трудностях и радостях.

Распределение обязанностей, планирование дел в семье.

Развитие добрых отношений с родителями обоих супругов, их друзьями и знакомыми. Типичные причины конфликтов в первые годы брака (борьба самолюбий, столкновения характеров, борьба за главенство в семье и др. )

Семья, ждущая ребенка. Здоровый образ жизни как условие рождения здорового ребенка, вредность алкоголя и никотина. Подготовка к принятию в семью нового человека. Психологические проблемы, связанные с рождением ребенка. Перестройка семейной структуры. Новый бюджет времени и средств.

Внимание к молодой матери. Влияние внутриутробного периода в жизни ребенка на его дальнейшее развитие. Момент зачатия — начало жизни человека. Пробуждение чувства материнства и отцовства.

Несколько детей в семье. Влияние детей на развитие личности родителей. Обогащение нравственно-эмоциональной сферы родителей в связи с воспитанием детей.

11-й КЛАСС

РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ

ОСНОВНЫЕ ЦЕННОСТИ СЕМЬИ

1. Нравственный климат семьи.

Отношения между членами семьи. Роль каждого члена семьи. Отец — духовная опора, глава семьи. Ответственность отца перед домочадцами в обычные дни и в трудные минуты жизни. Отец — моральный, юридический, физический защитник семейства. Его твердость в трудных обстоятельствах. Его ответственность за духовно-нравственное состояние членов семьи.

Жена — незаменимый помощник мужа, отца. Душевная роль жены на семейном совете. Особая роль матери в воспитании и привитии детям доброты и сердечности. Жена — хранительница домашнего очага.

Дедушка и бабушка, их роль в поддержании семейного тепла и уюта, и воспитании детей. Взаимное уважение между членами семьи.

Любовь. Долг. Ответственность друг за друга. Внутрисемейная солидарность. Откровенность, отзывчивость, тактичность и самообладание. Взаимное послушание. Умение уступать. Возможность создания положительного климата в семье как при сходстве, так и при различии темпераментов и характеров супругов.

2. Воспитание трудом.

Трудолюбие как качество личности. Добросовестный труд взрослых — основа жизни семьи, источник материального благосостояния и пример для подражания. Участие детей в трудовой жизни семьи. Нравственный смысл бытовых обязанностей. Воспитание уважительного отношения ко всем видам труда.

Соотношение умственного и физического труда в развитии личности. Необходимость совершенствования навыков домоводческого труда юношей и девушек (приготовление пиши, уборка помещения, уход за одеждой, обувью, мебелью, несложный ремонт бытовой техники, владение необходимыми в быту инструментами, комнатное цветоводство, труд на садово-огородных участках и т. д. ). Совместный труд супругов и детей — залог благоприятного семейного климата.

3. Семейный досуг.

Гостеприимство. Домашние чтения. Домашние концерты. Совместные прогулки и поездки. Путешествия по памятным местам истории и культуры. Праздники. Ценность подарков к праздникам, сделанных самими детьми. Семейные традиции. Развитие интересов.

Строгая избирательность в просмотре телепередач. Вечерние беседы о прожитом дне. Опасность пристрастия к азартным и компьютерным играм.

4. Потребности и бюджет семьи.

Психология потребностей человека. Разумные потребности и псевдопотребности. Разрастание потребностей по мере их удовлетворения и с появлением новых предметов удовлетворения. Опасность превращения жизненных средств в цель жизни.

Соотношение духовных и материальных потребностей. Испытание семьи богатством и бедностью. Необходимость взаимопомощи, милосердия и посильной благотворительности в условиях социального расслоения общества.

Распределение семейного бюджета: постоянные ежемесячные расходы, затраты на лечение и сохранение здоровья, на одежду, обувь, мебель, ремонт жилья и др. Соотношение доходов и расходов. Бережливость в отличие от скупости, расточительности. Разумная организация питания.

5. Эстетика быта.

Эстетическая культура семьи. Удобство и уют как средства создания благоприятной атмосферы в семье. Воспитание хорошего вкуса. Самобытность каждого дома. Выдумка, творчество. Народные мотивы. Вещи, сделанные своими руками.

Искусство в жизни семьи. Музыка в доме. Способность музыки умиротворять, гармонизировать, исцелять душу человека. Народная песня в семье.

Рок-музыка. Ее разрушительное воздействие на психику: растормаживание сексуальных и агрессивных инстинктов, потеря самоконтроля, снижение умственной деятельности, способности к сосредоточению; наркотизирующее влияние на организм. Манипулирование личностью и толпой: техника подсознательных сообщений (информации, воспринимаемой за порогом сознания).

6. Причины и последствия разлада семейных отношений.

Семейное неблагополучие и его причины: нарушение супружеских отношений, алкоголизм, неверность супругов, конфликтность, ревность, недоверие друг к другу, расхождение представлений супругов о значимости основных семейных ценностей. Нежелание одного из супругов иметь детей. Неумение супругов в конфликтных ситуациях сдерживаться, избегать “ярлыков” и опрометчивых суждений в адрес друг друга. Отсутствие между членами семьи единства, солидарности, духовной близости. Разногласия молодых супругов с родителями. Неумение преодолевать жизненные трудности и страдания. Иждивенческая позиция по отношению друг к другу или к родителям.

Отрицательное влияние неблагополучной семейной обстановки на формирование личности ребенка. Развод и его последствия. Специфика неблагополучия неполных семей.

РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ

СЕМЬЯ И ДЕТИ

1. Незаменимость семьи в воспитании детей.

Влияние на детей уклада семейной жизни, духовно-нравственных ценностей и традиций семьи. Преимущество семейного воспитания перед воспитанием детей в государственных учреждениях. Педагогически целесообразная организация жизнедеятельности детей (режим, домашняя учебная деятельность школьника, физкультура, обязанности по самообслуживанию, домашний труд, забота о ближних, домашнее чтение).

Воспитание доброты, сочувствия и сострадания, справедливости и честности. Роль идеала в воспитании ребенка. Руководство в отношении детей с внешним миром: помощь в установлении взаимоотношений со взрослыми; в соблюдении правил поведения в общественных местах; воспитание бережного отношения к вещам. Воспитание любви к природе и заботливого отношения к живым существам.

Специфика семейного воспитания: влияние на детей личного примера и авторитета родителей. Индивидуальный характер воспитания, последовательность и устойчивость педагогических требований. Использование в воспитании жизненных ситуаций. Включение детей в трудовую деятельность. Слово в воспитании.

2. Эгоизм детей.

Психологическая природа эгоизма. Его предупреждение и перевоспитание. Поощрение и наказание, их воспитательное влияние. Виды поощрений и наказаний. Послушание страха и послушание доверия.

Привлечение детей к уходу за младшими братьями, сестрами и их воспитанию как способ предупреждения эгоизма, формирования самостоятельности, ответственности и готовности к будущей семейной жизни.

3. Типичные недостатки семейного воспитания.

Дефицит любви. Отсутствие согласия в деле воспитания. Проявление безволия, непоследовательности, гнева и раздражительности. Несправедливость и жестокость наказаний. Ложные формы проявления любви. Дефицит и однообразие общения с детьми. Редкое использование игр и других форм совместных развивающих занятий. Отсутствие и недостаточность трудового воспитания. Чрезмерное морализирование. Разрыв между нравственными требованиями к ребенку и собственными поступками родителей. Подавление воли, активности ребенка. Невнимание к индивидуальности ребенка, его духовному развитию.

ЛИТЕРАТУРА

1. Библия. Изд. Московской патриархии. М., 1976.

2. Священник Артемий Владимиров. Учебник жизни. М., 1997.

3.Белов В. И. Лад. М., 1982.

4. Божович Л.И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М., 1968.

5. Борман Р. Молодежь и любовь. М., 1976.

6. Бубер М. Я и Ты. М., 1993.

7. Ветрова В. В. Ладушки игры для детей с родителями. М., 1994.

8. Варга Д. Радости родительских забот. М., 1983.

9. ВеличкинаО. , Иванов А. , Краснопевцева Е. Мир детства в народной культуре. М., 1992.

10. Вера. Молитва. Любовь. М., 1993.

11. Волков Г. Н. Этнонедагогика чувашского народа. Чебоксары — Москва, 1988.

12. Гиппенреитер К). Б. Введение в общую психологию. М., 1988.

13. Жизнеописания достопамятных людей земли русской. М., 1992.

14. Залкинд А. В. Половое воспитание. М., 1928.

15.Запорожец А. В. О психологии детей раннего и дошкольного возраста. М., 1969.

16. Земская И. М. Свет мои. зеркало, скажи. Книга для девочек. М., 1978.

17. Измайлов А. Э. Народная педагогика: педагогические воззрения народов Средней Азии и

Казахстана. М., 1991.

18. Корчак Я. Как любить детей. Минск, 1980.

19. Косвен М.О. Из истории семьи и брака у народов Кавказа. М., 1961.

20. Костанян Н.Н. Семейно-бытовые обряды. // Русская народная словесность. Учебник-

хрестоматия для школ, гимназий и лицеев. М., 1994.

21. Ледантек Ф. “Телегония, или влияние первого самца”. В кн.: “Индивид, эволюция,

наследственность и неодарвинисты”, М., 1899.

22. Лихачев Д.С. Земля родная. Книга для учащихся. 1983.

23. Льюис К.С. Любовь. Страдания. Надежда. М., 1992.

24. Мартышин В.С. Традиции русской семьи. Программа для учащихся. (В печати).

25. Медведева И.Я., Шишова Т. Л. Книга для трудных родителей. М., 1994.

26. Мелик-Пашаев Л. А. Педагогика искусства и творческие способности. М., 1981.

27. Музыка созидающая и разрушающая. М., 1989.

28. Низова А.М. Труд в жизни детей. М., 1976.

29.Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1969.

30. О семье и воспитании. В 2 т. М., 1996.

31. Полунина В.Н. Одолень-трава. М., 1989.

32. Пришвин М. М. Глаза земли, М., 1957.

33. Простые беседы о нравственности. Коломна, 1994.

34. Психология индивидуальных различий. Тексты. М., 1982.

35. Психология личности. Тексты. М., 1982.

36. Психология эмоций. Тексты. М., 1984.

37. Разумихина Г.П. Мир семьи. Книга для учащихся старших классов по курсу “Этика и

психология семейной жизни”. М., 1986.

38. Разумихина Г. Будь. пожалуйста, счастлив! М., 1990.

39.Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. В 2 т. М., 1989.

40. Семья православного христианина. В 2 т. М., 1997.

41. Сахаров И.П. Сказания русского народа. М., 1990.

42. Славина Л.С. Дети с аффективным поведением. М., 1966.

43. Слободчиков В.И., Исаев В.Н. Психология человека. Учебное пособие для вузов. М., 1995.

44. Сокольникова Э.И. Этнопедагогика чувашской семьи. Программа факультативного курса.

М., 1992.

45.Сокольникова Э.И. Семья как царство любви и добра. Хрестоматия для старшеклассников.

Москва — Чебоксары. 1996.

46. Соловейчик С.Л. Педагогика для всех: книга для будущих родителей. М., 1987.

47. Субботский Е.В. Как рождается личность, М., 1978. '

48. Сухомлинскии В.А. Письма к сыну. М., 1987.

49. Уилки Дж., Уилки Б. Аборт. Вопросы и ответы. М., 1994.

50. Ухтомский А.А. Доминанта. М. —Л., 1966.

51. Ухтомский А.А. Письма. //Пути в незнаемое. Сб. 9. М., 1973.

52.Ушинский К..Д. Труд в его психическом и воспитательном значении // Избр. пед. соч. М.,1974.

53. Флоренская Т.А. “Я” — против “я”. М., 1985.

54. Флоренская Т.А. Мир дома твоего (психология в жизни). М., 1998.

55.Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

56. Ханбиков Я.И. Из истории педагогической мысли татарского народа. Казань. 1967.

57. Харчев А.Г. Брак и семья в СССР М., 1979.

58. Христианская семья и брак. М., 1992.

59. Шиманский Г.И. Христианская добродетель целомудрия и чистоты. М., 1997.

60. Шмелев И.С. Лето Господне. М., 1996.

61. Этика и психология семейной жизни. Пособие для учителя. М., 1984.

62. Этика и психология семейной жизни. Программа курса для учащихся X—XI классов

обшеобразовательной школы. М., 1982.

63. Янушкявичус Р., Янушкявичене О. Основы нравственности. Учебник для 9—12 классов.

Вильнюс, 1996.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

О НОВОЙ РЕДАКЦИИ ПРОГРАММЫ КУРСА

“ЭТИКА И ПСИХОЛОГИЯ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ”

В жизни педагогического и психологического сообщества произошло событие, имеющее важное значение для становления и развития духовно-ориентированной педагогики и психологии. Опубликована новая программа курса “Этика и психология семейной жизни” (журнал “Воспитание школьников”, №6, 1997г.). Когда-то обязательная для всеобщего преподавания в школах, “Этика и психология...” оставила память о своей беспомощности в решении многих вопросов семейного воспитания, о многочисленных теоретических натяжках и неправде, связанной прежде всего с идеологическими установками “доперестроечного” времени. За пятнадцать лет, прошедших после ее повсеместного внедрения, утекло много воды и мы приобрели большой отрицательный опыт не только в школе, но и “дома”: в Россию в момент всемирного распространения СПИДа пришла “сексуальная революция” с переболевшего ею Запада. И школа, к сожалению, не осталась в стороне от опыта преподавания новых дисциплин, ускоряющих ход очередной “революции”.

Как это часто бывало в отечественной истории, “у бездны на краю” (А.С. Пушкин) приходит точное знание о вечных и неизменных основах бытия. Говорить об этом вслух особенно трудно и мало кому удается. Автор новой программы курса смог в строгом стиле, уверенно и весомо дать гражданское и профессиональное утверждение высокого и прекрасного назначения человека, глубины, чистоты и сакральности семейных отношений.

Автор новой программы — доктор психологических наук ТА. Флоренская. Она известна как исследователь и методолог, развивающий диалогический подход к личности, определяемый и как “духовно-ориентированная психология”, — направление, в последние годы особенно интенсивно разрабатываемое в мировой психологической науке. Взяв за основу структуры “Программы” издание, подготовленное в 1982 г. Министерством просвещения совместно с АПН СССР, Т.А. Флоренская написала совершенно новый по смыслу текст, сопроводив его следующей “Пояснительной запиской”: “Основной функцией семьи является продолжение человеческого рода, то есть рождение и воспитание детей, передача духовно-нравственного и культурного наследия новому поколению. ...Вопреки массовой пропаганде “сексуальной свободы”, в духе человека неистребимы стремления к высокой, чистой любви, прочной семье. Стремления эти могут быть глубоко запрятаны, “вытеснены” из сознания мнением большинства. Задачей же учителя является пробуждение духовных сил растущего человека, способных противостоять бездуховности, цинизму, разврату. Курс “Этика и психология семейной жизни” может стать средоточием духовно-нравственного образования и воспитания, обращенного к насущным жизненным задачам юношества. Ведь семья — это жизненный центр, взращивающий в душе человека вечные ценности добра, красоты, разумности и любви”.

“Программа” предваряется “Примерным учебным планом курса”, рассчитанным на два года (Х-ХI классы). Но можно с уверенностью сказать, что ее значение выходит за рамки школы. Вопросы, связанные с семьей, касаются многих и многих людей разных возрастов. Надежды, которые возлагались на их решение с помощью “всеобщего и обязательного” сексуального просвещения, не оправдались. Сама жизнь подтверждает, что оно не ведет к уменьшению часто трагических последствий ранних сексуальных связей: кроме физических заболеваний, искалеченного здоровья и загубленных новых жизней, страшит состояние травмированных душ, почти уже не способных воспринимать то, “что движет Солнце и светила”, — настоящую, животворящую и все преобразующую любовь. А что “новые просветители” могут предложить, посоветовать охладевшим друг к другу супругам? А совсем пожилым? Ведь известно, какой большой процент разводов приходится на браки, просуществовавшие не одно десятилетие. Значит ли это, что когда по законам естества плоть охладевает, не остается ничего, что способно цементировать семью? Соглашаться с этим было бы преступлением перед высоким, вечным назначением человека.

Обратимся к “Программе” опять. Раздел II “Личность и семья” утверждает иерархическое строение личности.

Понятие о трехчленном составе: дух, душа, тело было принято отечественной психологией в момент ее зарождения — вплоть до послереволюционной отмены всех составляющих, кроме “тела”. В абсурдном виде формулой биологии, психологии и всех наук о человеке, внезапно слившихся в одну, стала лысенковская: “рождается не человек, а организм”. С “организмом” можно поступать как угодно. Теперь-то нам понятно, что лысенковская идеология была оправданием всего происходившего в те годы в нашей стране, и незачем сейчас заменять ее на родственную, утверждающую только одну сторону “функционирования организма”, связанную с продолжением рода, да при этом и не способствующую его продолжению, а лишь убирающую чувство стыда как ненужный “пережиток”. “Программа” призывает: “Необходимо бережное отношение ... к чувству стыдливости. Подросток и юноша могут переступить через это чувство, но, в дальнейшем не исключена возможность преступления против совести, поскольку стыд и совесть связаны неразрывно”.

Нынешнее время, несомненно, как отмечают психологи, время выбора личности. И “Программа” в разделе “Психология личности” говорит о “различении добра и зла”, о “свободе выбора” о “стыде и совести как побудителях духовно-нравственного развития личности”.

Испокон веков семья была защитой и убежищем для подрастающего человека, местом, где он с младенчества впитывал основы родной культуры, обычаев, нравственных устоев. “Устои” помогали устоять в различных, часто суровых жизненных испытаниях. Вероятно, поэтому основной удар октябрьской революции был нацелен как раз на семью: под защитой сохранной семьи не удалось бы создать “нового человека”. А теперь мы очень нуждаемся в моральной поддержке и утверждении таких простых и таких необходимых личностных черт, как (вновь цитирую автора): “тактичность и сдержанность, принципиальность, уступчивость, общительность, доброжелательность... Умение слушать, желание понять другого человека, уважение его взглядов. мыслей, настроения, способность и стремление понимать переживания другого человека, прощать его недостатки”.

В памяти среднего поколения еще так свежа “непримиримость к...”, провозглашаемая разными “кодексами строителей новой жизни”. Удалось ли на этой основе построить “светлое будущее”? Нет, конечно. Созидает только любовь. Семья оказалась гораздо более стойким и жизнеспособным образованием, чем предполагали “творцы новой жизни”. То, насколько сохранилась семья, означает одновременно и то, насколько сохраняется народ, какие идеалы, ценности он несет всей мировой культуре. И как печально, что в отечественной психологии пока уделяется мало внимания одному из основных законов русского народа — закону милосердия. Пожалеть, простить даже виновного перед тобою — ведь такие навыки произрастают именно в семье, где присутствуют несколько поколений, где учатся жалеть немощных стариков и ухаживать за ними, где старшие, понимая беспомощность младших, приходят им на помощь, где учатся любить друг друга как братьев и сестер.

Слово “любовь” особенно нуждается в восстановлении своего подлинного значения. В программе этой теме посвящен раздел, в котором — главное утверждение автора, даже в назывательной форме помогающее каждому устоять, удержаться в высоком понимании “любви как высшего человеческого чувства” (название раздела):

“Духовная природа любви. Потребность быть любимым и способность любви, бескорыстной самоотдачи. Способность любить как выражение высшего уровня развития личности. Особенности материнской и отцовской любви. Любовь как глубокое чувство между членами семьи, близкими людьми. Вдохновляющая сила любви. Первая любовь. Особенности юношеской романтической любви. Идеал и идеализация человека; их различие. Умение различать любовь и другие чувства — симпатию, интерес, влюбленность, увлечение, влечение... Мудрость любви: способность видеть незримую для других, неповторимую индивидуальность любимого человека...”.

Читая это, мы узнаем утверждения, так ярко и определенно прозвучавшие в книге “Человек и мир” известного отечественного психолога С.Л.Рубинштейна. Представляется, что многое из богатства отечественной психологической мысли нашло свое отражение в “Программе”, но не только из области привычной психологической науки. Глубокие знания о законах жизни души были и веками накапливались в святоотеческой традиции. Ныне имена и творения преподобного Нила Сорского, святителей Феофана Затворника и Игнатия (Брянчанинова) привлекают внимание историков психологии, а также специалистов в области психологии личности. Святоотеческая духовная традиция стала центральным моментом, определяющим “новый” взгляд на “старые” и вечные проблемы, нашедшим свое выражение в “Программе”, которая поддерживает мужчину в его правах главы семьи...

В разделе “Нравственный климат семьи” перечислено следующее: “Отношения между членами семьи. Роль каждого члена семьи. Отец — духовная опора, глава семьи. Ответственность отца перед домочадцами в обычные дни и в трудные минуты жизни. Отец — моральный, юридический, физический защитник семейства. Его твердость в трудных обстоятельствах. Его ответственность за дисциплину и духовно-нравственное состояние членов семьи”.

Роль женщины от этого не умаляется: “Жена — незаменимый помощник , отца. “Сердечный” совет жены на семейном совете. Особая роль матери в воспитании и привитии детям доброты и сердечности... ”.

...К сожалению, это так далеко от реальности. Какой “воз” дел и забот приходится ныне тянуть нашим соотечественницам в одиночку! Как редко удается “духовное главенство” мужчины в семье! Но знать о сакрально правильном устроении отношений люди должны — и чем раньше, тем лучше. Потому что искажение отношений приводит к их нарушению. Этой проблеме посвящен специальный раздел “Программы”: “Профилактика нарушений семейных отношений”. Необходимо подчеркнуть, что отношения между полами в “Программе” — это не удобные “здесь и теперь” встречи и контакты, а - бесконечная ответственность, имеющая свою историю и предысторию:

Нравственные и физические последствия добрачной половой распущенности. Значение целомудрия для здоровья будущего потомства. Закон “телегонии”: влияние предшествовавших половых связей на потомство... Влияние внутриутробного периода в жизни ребенка на его дальнейшее развитие. Научные доказательства того, что момент зачатия является началом жизни человека... ”.

Жизнь одного человека другой прерывать не имеет права. Предупреждение об этом лучше получить раньше, в школе. Даже для иных старшеклассников оно может подчас прозвучать с опозданием, но ведь курс рассчитан и на помощь семье. Многое она сможет сама, — если будет здоровой.

“Брачный возраст. Осознание молодыми людьми того, что они берут на себя определенные обязательства друг перед другом, ответственность за будущую семью, будущих детей. Понимание духовно-нравственной и правовой основы брака — одно из существенных условий здоровой и счастливой семьи...”.

Ответственность более всего связана со взрослостью. Нынешние “нормальные” отношения между полами отличаются инфантильностью и — тем самым — безответственностью. Утверждение предельной, не имеющей временных границ ответственности личности перед своим прошлым и будущим, совершенно необходимо школьникам, учителям, студентам, всем нам в нынешнее время выбора личности. Здоровый, ясный, спокойный, глубокий и укорененный в родной культуре взгляд на “Этику и психологию семейной жизни”, обнаруживаемый автором новой программы, помогает и укрепляет в нормально-возвышенном отношении к семье:

“Предложение о вступлении в брак. Гражданский брак. Обручение и венчание: благословение нерасторжимости брака”.

М. Воловикова,

кандидат психологических наук

Учебное издание

Тамара Александровна Флоренская

МИР ДОМА ТВОЕГО

Редактор Т.Г. Кислицына

“ВОСПИТАНИЕ ШКОЛЬНИКОВ”

БИБЛИОТЕКА ЖУРНАЛА

ВЫПУСК 5

МОСКВА_

________“ШКОЛА-ПРЕСС”___ ______

____1999_____

Ф73 Мир дома твоего /Материалы к программе курса “Этика и психология семейной жизни” в новой, 1997 г. редакции/. — М. : Школа-Пресс, 1999. — 128 ст. (“Воспитание школьников”. Библиотека журнала. Вып. 6).

ISBN 5-88527-222-0