_СЕМЬЯ

ПРАВОСЛАВНАГО ХРИСТIАНИНА.

СБОРНИКЪ ПРОПОВЕДЕЙ, РАЗМЫШЛЕНIЙ, РАЗСКАЗОВЪ И СТИХОТВОРЕНIЙ

ИЗДАНIЕ  ВТОРОЕ.

ЗНАЧИТЕЛЬНО   ИСПРАВЛЕННОЕ   И   ДОПОЛНЕННОЕ.

СОСТАВИЛЪ

священникъ А. РОЖДЕСТВЕНСКIЙ.

Изданiе Александро-Невскаго Общества трезвости, что при Воскресенской церкви. Общества распространенiя религiозно-нравственнаго просвещенiя въ духе Православной церкви.

 

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Паровая Типографiя Н. В. Гаевскаго. Васильевскiй Островъ. 5 лин., № 54.

1902.

ОГЛАВЛЕНIЕ.

Стр.

Можно ли спастись, живя въ мiру?..................................................................... .......          1

Семья.

Что такое семейный крестъ?.......................................................................................           8

Семейная жизнь. (Беседы пастыря)........................................................................... ....... 24

Назначенiе христiанскаго семейства.......................................................................... ....... 50

О благоустройстве семейной жизни........................................................................ ...         56

Домашнiй быть древнихъ христiанъ...........................................................................         65

Ссоры и брань до добра не доводятъ.........................................................................         71

Крестьянскiй семейный разделъ. (Разсказъ).............................................................. ....... 85

Горемычная семья. (Разсказъ)....................................................................................         90

Семейное счастiе есть высшее счастiе честнаго труженика. (Разсказъ) ....                     95

Благоразумный хозяйственный крестьянинъ. (Разсказъ).........................................       103

Мужья и жены.

Бракосочетанiе.............................................................................................................       112

О нерасторжимости брака........................................................................................... ..... 123

Выборъ жениха и невесты...........................................................................................       126

Мужъ и жена. (Мысли св. Iоанна Златоустаго) ........................................................ ..... 130

Что требуетъ Святитель Тихонъ Задонскiй отъ добраго мужа и доброй жены? ..........151

Обязанности мужа и жены..........................................................................................       156

Взаимное влiянiе супруговъ........................................................................................       167

Худые и добрые мужья. (Внебогослужебная беседа въ неделю 3-ю по Пасхе—

св. женъ Мiроносицъ)....................................................................................... ..... 170

Къ женамъ,  имеющимъ   худыхъ   мужей.   (Изъ  жизни   св. Нонны,   Чет.-Мин.

авг. 5)   .............................................................................................................. ..... 177

Спасенная Богомъ.................................... ...................................................................       180

О супружеской верности..............................................................................................       190

О Божiемъ наказанiи за супружескую неверность. (Изъ житiя св. мучен. Гурiя,

Самона и Авива, 15 ноября........................ ................................................... ..... 193

О распутстве. (Домашняя беседа священника съ прихожанами предъ литургiею)......196

Две пары. (Разсказъ)....................................................................................................       208

Простилъ! (Изъ разсказовъ о добрыхъ мужьяхъ).....................................................       216

Одинъ изъ многихъ. (Разсказъ)...................................................................................       222

Жестокiй мужъ..............................................................................................................       231

Две жертвы. (Изъ разсказовъ сельскаго священника)..............................................       240

Свадьба и похороны. (Картинка съ натуры)............................................................       251

Великое целомудрiе жены христiанки........................................................................       256

Безропотная страдалица..............................................................................................       263

Спасенная отъ самоубiйства промысломъ Божiимъ................................................       266

Горемычная жена. (Стихотворенiе)...........................................................................       271

Добрый советъ..............................................................................................................       273

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

—  II   —

Родители и дети.                           Стр.

Объ обязанностяхъ родителей по отношенiю къ детямъ......................... ......       280

Самое лучшее средство для воспитанiя детей добрыми.............................. ..        293

Памятный вечеръ изъ дорогого детства............................................................. ..... 295

Благословенiе родительское.................................................................................. ..... 298

Любовь родительская ........................................................................................... ..... 300

Будьте при детяхъ осторожны..............................................................................       301

Кто прежде всего развращаетъ детей? (Уроки благочестiя изъ жизни святыхъ)…        302

Доброе воспитанiе — добрыя дети....................................................................... ..... 307

Слово отца къ распутному сыну......................................................................... ..... 312

Завещанiе отца.  ...................................................................................................... ..... 316

Дурной отецъ. (Разсказъ странника).................................................................. ...... 320

Отецъ.......................................................................................................... ..............       330

Тятенькинъ любимецъ...........................................................................................       335

Любовь победила.....................................................................................................       341

Благочестивые матери-христiанки...................................................................... ..... 346

Святая Нонна................................................................................... ..................... ..... 348

Благочестивыя Еммелiя и Макрина..................................................................       353

Благочестивая Анфуса..........................................................................................       356

Благочестивая мать блаженнаго Феодорита.................................................... ..... 359

Благочестивая Моника.........................................................................................       361

Мать...........................................................................................................................       364

Завещанiе матери. (Изъ житiя св. священномученика Климента, епископа Анкир-

скаго, Чет.-Мин. янв. 23)............................................................................       369

Советъ матери сыну............................................................................................... ...... 372

Действiе материнской молитвы........................................................................... ...... 373

Молитва матери......................................................................................................       374

Русская мать. (Переводъ съ французскаго) ...................................................... ...... 379

Чувства матери-христiанки (при смерти детей)..............................................       384

Одна. (Изъ „Степныхъ думъ“)..............................................................................       394

Утешенiе въ скорби. (Притча)..............................................................................       403

Помните, дети, пятую заповедь............................................................................ ...... 406

Послушанiе родителямъ—выше поста и молитвы..........................................       411

Какъ девочка любила своего отца.......................................................................       414

Примеръ сыновней любви.....................................................................................       416

Отецъ и дети. (Разсказъ)........................................................................................ ...... 418

Чти отца твоего и матерь твою!.......................................................................... ...... 426

Какою мерою мерите, такою и вамъ будутъ мерить........................................ ...... 432

Обязанности детей по отиошенiю къ родителямъ............................................       437

Жестокiе сыновья....................................................................................................       442

Братья и сестры.

Братъ и сестра.................................................................................... …….................    444

Преподобная Макрина, сестра св. Василiя Великаго и Григорiя Нисскаго ......449

Два брата................................................................................................................... ...... 461

Добрая сестра (быль).............................................................................................. ...... 464

Юность непорочная и юность порочная............................................................ ...... 473

Вдовцы и вдовы.

Утешительное посланiе св. Василiя Великаго къ мужу, огорченному смертiю

супруги...........................................................................................................        480

Утешенiе святаго Златоуста вдовице..................................................................        482

Вдова. (Стихотворенiе).......................................................................................... ...... 486

Какъ должны вести себя молодыя вдовы.......................................................... ...... 487

Того Богъ не покидаетъ, кто его не забываетъ.................................................. ...... 490

Заветъ честной, несчастной вдовы...................................................................... ...... 504

Отчимы, мачехи, пасынки, падчерицы.

Отчимы и мачехи, пасынки и падчерицы..........................................................        508

Мачеха.......................................................................................................................        515

Злая мачеха............................................................................. .................................        522

Пасынокъ Митюшка. (Разсказъ).......................................................................... ...... 525

— III—

Сироты.                                           Стр.

Не обижайте сиротъ!.................................................................................................       529

Сирота........................................................................................................................       533

Сирота — воспитатель сиротъ..................................................................................       535

Похороны.................................................................................................................. ..... 539

Божье дитя. (Разсказъ инокини)............................................................................... ..... 543

Слезы сиротскiя вопiютъ къ небу. (Разсказъ).......................................................... ..... 548

Сиротка. (Святочный разсказъ)............................................................                          553

Родная могилка. (Стихотворенiе)............................................................................       559

Снохи и свекрови.

Снохи въ семье..........................................................................................................       561

Злая сноха.................................................................................................................. ..... 565

Хозяева и прислуга.

Хозяева и прислуга................................................................................................... ...... 571

Добрые советы няне-христiанке................................................................ ................     581

 

^{Можно-ли спастись, живя въ}

мiру?

Пастыри Церкви нередко слышатъ отъ васъ, благочестивые слушатели, такой ответъ: „где ужъ намъ спастись, батюшка! вотъ какъ бы мы жили въ монастыре или въ пустыни какой, — другое дело. А тутъ иной разъ и хочешь помолиться, хочешь подумать о грехахъ, да некогда: либо на поле зовутъ, либо домашнiя дела надо справлять. Далеки мы, грешные, отъ спасенiя!—Трудно намъ спастись въ мiре!"

А я вамъ говорю, благочестивые слушатели, что и вы такъ же близки ко спасенiю, какъ и те, которые живутъ въ монастыряхъ и пустыняхъ. И вамъ есть возможность пещись о душе своей, какъ и темъ, которые всю жизнь свою посвятили на служенiе одному Богу. Ведь не дела житейскiя губятъ насъ, а злая наша воля: не место и санъ спасаютъ насъ, а вера и добрыя дела. Конечно, въ мiре больше соблазновъ и препятствiй ко спасенiю, нежели въ монастыряхъ и пустыняхъ; но чемъ труднее борьба, темъ славнее победа; чемъ опаснее подвигъ, темъ блистательнее венцы. Не трудно быть постникомъ при недостатке пищи и питiя, но славно воздержаться отъ объяденiя и пьянства, когда въ обилiи предлагается яствiе и питiе. Не мудрено быть нестяжательнымъ тому, кто не обремененъ семействомъ; но удивительно видеть безсребрен-

2                           МОЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.

ника, когда у него есть жена и дети. Не мы, дети, первые въ мiре, не мы будемъ и последнiе. А между темъ сколько мiрянъ, подобно вамъ, часто совершенно неграмотныхъ, спаслись и блаженствуютъ тамъ—въ обителяхъ Отца небеснаго. Мужайтесь, боритесь, не поддавайтесь соблазнамъ и искушешямъ мiра, поступайте по заповедямъ Господнимъ и—спасетесь.

Одинъ городской житель въ разговоре съ преподобнымъ Нифонтомъ, представляя разныя неудобства ко спасенiю, сказалъ, подобно какъ вы говорите пастырямъ, что тому, кто хочетъ спасти душу свою, надобно уйти въ монастырь или пустынь и сделаться монахомъ, а въ мiре де никакъ нельзя спастись. „Чадо!" — ответствовалъ ему преподобный: „место не спасетъ человека и не погубитъ, одни дела спасаютъ или губятъ. Нетъ пользы ни отъ святаго места, ни отъ святаго сана тому, кто не исполняетъ заповедей Господнихъ.

Саулъ жилъ посреди великолепiя царскаго, и—погибъ; Давидъ жилъ посреди того же великолепiя, и — принялъ венецъ. Лотъ жилъ посреди беззаконныхъ Содомлянъ, и—спасся; Iуда находился въ лике Апостоловъ, и—наследовалъ геенну. Кто говоритъ, что нельзя спастись съ женою и детьми, тотъ льститъ своему неразумiю и порокамъ. Авраамъ имелъ жену и детей, триста восемьдесятъ рабовъ и рабынь, множество золота и сребра; однако же это не воспрепятствовало ему прiобресть имя друга Божiя. Сколько спаслось служителей церкви и пустыннолюбцевъ! Сколько вельможъ и воиновъ! Сколько ремесленниковъ и землевладельцевъ! Сколько посреди шумныхъ столицъ и безмолвныхъ весей! Съ другой стороны, въ техъ же самыхъ санахъ и сословiяхъ, въ техъ же местахъ и въ то же время безчисленное множество людей погибло. Отъ царей до рабовъ есть чада царствiя небеснаго, и отъ царей до рабовъ есть чада погибели. Сынъ церкви Христовой! Не уклоняйся умомъ и сердцемъ твоимъ къ соблазнамъ мiра: на  всякомъ   месте  обретается   спасенiе   Бога   нашего,   и

                                   МОЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.                       3

на всякомъ месте можно исполнить Его святую волю. Господь прiемлетъ въ свои объятiя праведную душу равно— и, съ престола, и отъ сохи, изъ алтаря и съ поля брани. Итакъ.—живетъ ли кто въ мiре? да не отчаявается. Согрешитъ ли? покаянiемъ можетъ опять приблизиться къ Богу. Каждый исполняй дела своего званiя, въ которомъ Богъ поставилъ тебя. Будь благочестивъ и человеколюбивъ, и — спасешься. Напротивъ того, хотя бы кто и удалился въ безмолвную пустыню, а злыхъ делъ и злой воли своей не броситъ, тотъ неминуемо погибнетъ".

II.

Одинъ святой старецъ, славный добродетелями и даромъ чудотворенiя, по гласу небесному предпринялъ дальнее путешествiе, чтобы найти и увидеть двухъ человекъ, которые больше его угодили Богу. Кто же эти примерные люди? Две молодыя женщины, супруги двухъ братьевъ. Чемъ оне заслужили такую благодать, что Самъ Богъ представилъ ихъ въ примеръ святому и знаменитому пустыннику? Послушайте: оне пятнадцать летъ жили вместе и въ это время ни одного досаднаго слова другъ другу не сказали; своимъ мужьямъ были помощницами и утешенiемъ ихъ жизни; детей воспитывали въ благочестiи; съ рабами поступали кротко и ласково; подругъ имели такихъ же добродетельныхъ, какъ сами; большую часть вре­мени проводили дома и любили заниматься хозяйствомъ. Итакъ, семейныя добродетели сделали ихъ столько любез­ными Богу... Отними у нихъ эти добродетели—тогда оне не только въ очахъ Божiихъ, но и въ глазахъ благоразумнаго человека не будутъ иметь никакихъ достоинствъ.

Много находится людей, знаменитыхъ въ исторiи церкви, которые своимъ примеромъ подтверждаютъ эту истину. Чемъ прославилась Сарра, Ревекка и Рахиль, какъ не домашними добродетелями? Iосифъ въ доме Iакова былъ нежный и покорный сынъ, въ доме Египетскаго вельможи  усердный   и благочестивый  слуга,   въ  темнице

4                            МОЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.

добродетельный товарищъ и мудрый советникъ и утешитель несчастныхъ: за это после сделался спасителемъ Египта и благодетелемъ своего рода. Любви достойная Руфь, пожертвовавъ своимъ покоемъ, чтобы успокоить старость своей свекрови, получила въ награду не только знаменитаго супруга, но и славу—быть праматерью Iисуса Христа. Не удивляйтесь столь великому благоволенiю Божiю къ домашнимъ добродетелямъ и отнюдь не почитайте ихъ маловажными. Въ этомъ тесномъ кругу начинается исполненiе закона; тутъ полагается основанiе, безъ котораго и зданiе общественныхъ добродетелей не можетъ быть прочнымъ, потому что, если человекъ не исполняетъ семейныхъ обязанностей, то есть, не уважаетъ спокойствiя и пользы техъ лицъ, которыя соединены съ нимъ узами крови или другими родственными связями, то можно ли ожидать, чтобы онъ захотелъ исполнять обязанности къ темъ, которыхъ называетъ, хотя весьма несправедливо, чужими?

Домашнее общество есть изображенiе въ маломъ виде общества государственнаго. Те же добродетели составляютъ благоденствiе и те же пороки ведутъ за собою несчастье того и другого. Научившись быть полезными членами семейства, вы, безъ сомненiя, будете полезными членами отечества. Добродетельный супругъ, отецъ, сынъ приносятъ и въ общество добродетели изъ своихъ домовъ, равно какъ зараженные домашними пороками и въ общество приносятъ ихъ съ собою. Словомъ—наука повелевать, повиноваться, беречь взаимное спокойствiе дома — есть начальное основанiе науки общественнаго поведенiя и, могу сказать, науки государственной. Поэтому и Апостолъ Павелъ, изображая, каковъ долженъ быть правитель церкви, предписываетъ ему иметь все домашнiя добродетели; онъ долженъ быть „непороченъ, одной жены мужъ, трезвъ, целомудренъ, благочиненъ, честенъ, страннолюбивъ, учителенъ, не пьяница, не убiйца, не сварливъ, не корысто-любивъ, но тихъ,   миролюбивъ,   не сребролюбивъ,   хорошо

 

МОЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.                      5

управляющiй домомъ своимъ, детей содержащiй въ послу-шанiи со всякою честностью; ибо кто не умеетъ управлять собственнымъ домомъ, тотъ будетъ ли пещись о Церкви Божiей?" (1 Тим. 3, 2, 5). Что здесь сказано о служенiи Церкви, то же должно сказать о служенiи отечеству: потому что везде требуются добрыя дела, которыя Богъ принимаетъ за истинное служенiе Себе. „Где двое или трое собраны во имя Мое, говорить Самъ Iисусъ Христосъ, тамъ Я посреди нихъ (Мф. 18, 20)". Вотъ почему семейства и дома первыхъ христiанъ были истинныя церкви и храмы Господни.

Изъ указанныхъ священныхъ примеровъ и наставленiй выходитъ следующая истина: есть общая стезя, по которой Богъ ведетъ всехъ христiанъ къ Царству Небесному: это — жизнь христiанская. Но этой общей стези каждая душа можетъ достигнуть не иначе, какъ по своему пути частному или особенному, который открытъ ей въ первоначальныхъ обязанностяхъ. Эти обязанности начинаются въ семействе; возвышаясь, переходятъ въ общественныя состоянiя; наконецъ, достигая своей цели, образуютъ истиннаго христiанина, совершеннаго человека, плодоносную ветвь Христову.

Итакъ, если и въ этой жизни, и за пределами ея желаете иметь благополучiе, то будьте благочестивы, то есть, во славу Божiю исполняйте обязанности, какiя, сообразно вашему возрасту или званiю, Господь возложилъ на васъ въ домашнемъ обществе. Это благочестiе столько же для васъ нужно, какъ чистый воздухъ для вашего дыханiя. Дышите, живите, наслаждайтесь вашимъ благочестiемъ. Самъ Начальникъ и Совершитель нашего спасенiя руководить насъ къ этому Своимъ примеромъ. Онъ исполнилъ все домашнiя обязанности къ Iосифу и Пречистой Своей Матери и былъ въ повиновенiи у нихъ. Апостолы и ихъ преемники, научая вновь устрояемыя церкви вере, любви и надежде, постоянно напоминали имъ о семейныхъ добродетеляхъ. Дети слова Божiя, первые

 

6                     МОЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.

христiане, съ благоговенiемъ исполняя ихъ наставленiя, это благое иго и легкое бремя принимали на себя съ радостью, чрезъ что и сами сделались святыми наставниками своего потомства. Теперь богоневестныя ихъ души блаженствуютъ въ царствъ Небесномъ и радуются ангельскою радостью, когда видятъ въ мiре людей, изъ домашняго общества составляющихъ Церковь Христову.

Не думайте, что добродетели первыхъ христiанъ для васъ не возможны. Человекъ и ныне таковъ же, каковъ былъ прежде, равно какъ и законъ всегда одинъ и тотъ же: следовательно, если первымъ христiанамъ не трудно было исполнять его, то, безъ сомненiя, не трудно и для васъ. Наслаждаясь семейнымъ счастьемъ, вы можете сохранить его, не отказываясь отъ благопрiобретенныхъ именiй. Милосердый Богъ, зная слабость вашу, далъ вамъ такой законъ, какой сообразенъ съ вашими силами. Прилепитесь къ нему всемъ сердцемъ, и вы лучше и легче его — не найдете. Одинъ древнiй святой отецъ разсказываетъ, что въ его время жилъ въ Цареграде молодой человекъ, возрастомъ не более двадцати летъ, именемъ Георгiй, который не постился много, не проводилъ ночей въ молитвахъ, не спалъ на голой земле, не носилъ власяницы и никогда не удалялся отъ мiра. Онъ жилъ посреди городскаго шума, служилъ при царскомъ дворе, былъ управителемъ у одного вельможи; и, однако же, былъ столько любезенъ Богу, что въ одно время удостоился небеснаго виденiя, какого редко удостоиваются и строжайшiе пустынножители. Вы спросите: за что нашелъ онъ у Господа такую благодать? Единственно за то, что этотъ благословенный юноша съ великимъ попеченiемъ старался сохранить свою совесть въ такой чистоте, чтобы она ни въ чемъ не обличала его, и съ радостью исполнялъ все доброе, что она повелевала ему. Изъ этого видимъ, что ни юность, ни мiръ, ни служба государственная, ни обязанности семейныя не препятствуютъ намъ быть святыми, потому  что они не препятствуютъ  намъ исполнять запо-

М0ЖНО-ЛИ   СПАСТИСЬ   ЖИВЯ   ВЪ   МIРУ.                             7

веди Господни, если мы имеемъ къ тому расположенiе добродетелей! Напротивъ, горесть окружающихъ насъ не причиняетъ ли мучительное состоянiе и нашимъ сердцамъ?

Особенно странно то, что, представляя въ извиненiе слабости человеческiя, извиняются ими более въ домашнихъ, нежели въ другихъ безпорядкахъ: какъ будто труднее исполнять то, что ближе къ нашему сердцу! Признаемся лучше въ недостатке у насъ расположенiя къ благочестiю. Общественныя преступленiя наказываетъ законъ граждан­скiй, или безславiе и укоризны света; а семейныя — какъ сокрытыя отъ блюстителей закона и отъ глазъ света—по большей части представляются своей совести и суду Божiю. Строгости законовъ и укоризнъ света человекъ боится, а о совести и Боге редко и думаетъ. Не стыдъ ли это душе христiанской!

Но положимъ, что человекъ вообще слабъ; однако, благодать Божiя всегда готова ему на помощь, Ангелъ Хранитель руководитъ, поддерживаетъ и сохраняетъ всякаго, кто съ детскимъ повиновенiемъ слову Божiю идетъ вследъ Его угодниковъ, въ каждомъ возрасте, полу и состоянiи снискавшихъ спасенiе. Святые поставлены намъ въ образъ веры и благочестiя: подражайте имъ, такъ какъ отъ этого зависитъ ваше счастье въ настоящей жизни и блаженство въ будущемъ веке. Подражайте имъ небоязненно, потому что, чемъ больше имеете предъ собою спасительныхъ примеровъ, темъ легче можете успеть въ подвигахъ благочестiя. Въ этомъ уверяетъ васъ Апостолъ Павелъ, когда, исчисливъ ветхозаветныхъ праведниковъ, говоритъ: „посему и мы, имея вокругъ себя такое облако свидетелей, свергнемъ съ себя всякое бремя и запинающiй насъ грехъ, и съ терпенiемъ будемъ проходить пред­лежащее намъ поприще благочестивой  жизни".

 

 

_Семья.

Что такое семейный крестъ?

Былъ прекрасный майскiй день. Мы позавтракали и вышли въ садъ. Солнце светило ярко и обдавало жаромъ. Въ саду все зазеленело, все цвело и красовалось; порхали и щебетали въ саду Божьи птички. Дети стали бегать по дорожкамъ, весело резвились и играли. Я и гостья уселись въ тенистой беседке. Это время я считалъ удобнымъ для беседы съ Олимпiадой Петровной (женою капитана, моего хорошаго знакомаго) о ея, повидимому, горькомъ и отчаянномъ положенiи: а она, какъ я виделъ, была спокойна и благодушна.

—          Угодно вамъ, почтеннейшая моя Олимпiада Петровна, обратился я къ гостье, побеседовать теперь о васъ, о вашей жизни, о вашемъ существованiи?

—          Чтожъ-жъ, хорошо, отвечала она спокойно. Согласна. Будемте беседовать.

—          Вы, моя дорогая гостья, насказали мне о себе и о своей жизни въ полку столько худого, мало того, столько мрачнаго, что я, не скрою, ужаснулся. Жалованья, получаемаго мужемъ, не достаетъ вамъ на самое необходимое; вы болезненны и лечиться не на что; вы ропщете на Бога, вы раздражены, озлоблены; вы не дорожите жизнiю, готовы даже, страшно и подумать, посягнуть на свою жизнь. Словомъ, жизнь ваша въ вашихъ словахъ представляется цепью однихъ мученiй, однихъ страданiй.

—          Да, такъ оно и есть, спокойно сказала гостья; это и действительно цепь страданiй и мученiй, — цепь, которую я ежедневно тяну.

 

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                             9

—          Ужели въ вашей жизни только одно горькое, одно мрачное и есть, ужели и просвету нисколько нетъ?

—          Не знаю, не вижу.

—          Такъ я скажу вамъ: если взглянуть на вашу жизнь со всехъ сторонъ, взглянуть трезво, здраво,—то въ ней окажутся и светлыя стороны, и светлыхъ сторонъ окажется у васъ больше чемъ черныхъ, мрачныхъ.

—          Светлыя стороны? удивленно спросила Олимпiада Петровна, поднявъ голову и обративъ на меня глаза. У насъ, въ нашей жизни светлыя стороны! Вотъ интересно видеть.

—          Да светлыя стороны, и повторяю: светлыхъ сторонъ больше, несравненно больше, чемъ мрачныхъ.

—          Укажите хоть одну, хотела бы я знать. Узнаю, увижу, буду вамъ весьма благодарна.

Я помолчалъ немного.

—          Кто вашъ мужъ? обратился я къ своей гостье.

—          Какъ, кто мужъ? съ удивленiемъ спросила Олимпiада Петровна,—что это спрашиваете, ведь вы знаете?

—          Знаю и все-таки спрашиваю: кто вашъ мужъ и какое его положенiе въ баталiоне?

—          Капитанъ и ротный командиръ, отвечала она, видимо не понимая, къ чему такой вопросъ.

—          Хорошо. Капитанъ и командиръ роты; значитъ, онъ служитъ хорошо?

—          Да, служитъ хорошо.

—          Имеетъ ордена?

—          Имеетъ; имеетъ даже Владимiра,

—          Вотъ какъ, отлично! Получаетъ, конечно, жалованье по чину капитана ротнаго, и пользуется всеми преимуществами, соединенными съ званiемъ капитана и ротнаго?

—          Все это такъ: жалованье, хотя незначительное, получаетъ, есть и некоторыя преимущества.

—          Дело и это. Здоровъ мужъ вашъ?

—          Да, здоровъ. Онъ можетъ похвалиться здоровьемъ, ни разу онъ не былъ серьезно боленъ.

 

10                         ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

—     Отлично. Обратите теперь вниманiе на это: мужъ капитанъ и ротный командиръ, служить теперь отлично, имеетъ ордена, получаетъ по чину капитана и ротнаго жалованье и пользуется отличнымъ здоровьемъ. Не светлая ли это сторона вашей жизни? Подумайте-ка и скажите искренно?

—     Что же тутъ особеннаго? Все такъ служатъ.

—     Нетъ, тутъ есть особенное, важное для васъ есть. Мужъ могъ не такъ счастливо служить, могъ не быть капитаномъ, не заведывать ротой, могъ быть болезненнымъ... Не правда ли?

—     Ну, могъ, неохотно произнесла Олимпiада Петровна.

—     Мужъ — основа, опора вашей жизни. Теперь онъ и прекрасно служитъ, и жалованье по своему чину получаетъ все, и здоровъ. Не светлая ли это въ самомъ деле сторона въ вашей жизни? Сознайтесь, что такъ.

—     Пожалуй, светлая.

—     Не говорите: пожалуй—светлая, а скажите прямо: да, это хорошая, светлая сторона. Согласны вы съ этимъ?

—     Согласна, правда, утвердительно произнесла собеседница и кивнула головой.

—     Ну, вотъ и слава Богу! нашлась одна светлая сторона въ вашей жизни.

Я остановился и не много помолчалъ, обдумывая, что еще хорошее въ жизни можно теперь указать.

—     Сколько летъ вы замужемъ? обратился я къ моей собеседнице съ вопросомъ.

—     Въ феврале будущаго года будетъ семь летъ, отвечала она.

—     Видите, уже семь летъ будетъ, какъ вы замужемъ. И я знаю, что вы счастливы въ семейной жизни. Мужъ васъ любитъ, вы мужа также; между вами взаимное уваженiе, взаимное доверiе, у васъ въ семье царствуетъ полное согласiе, советъ да любовь. Правда это?

—     Правда, правда, произнесла гостья съ какимъ-то оживленiемъ. О, мой милый мужъ редкiй   человекъ!   Онъ

                                     ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                    11

меня любитъ, и я его; мы вполне доверяемъ другъ другу, между нами действительно советъ, да ладъ, какъ говорится. Съ мужемъ я куда угодно, хоть на край света!

—  Вотъ и еще светлая сторона вашей жизни.
Не такъ ли?

—     Да, и я скажу, что это светлая сторона моей жизни. Кабы не мужъ редкихъ достоинствъ, прекрасный человекъ, жить бы нельзя, и я не знаю, что со мной сталось бы; мужъ призываетъ меня къ жизни, располагаетъ дорожить жизнiю. Хоть я и высказала грешную мысль — мысль отчаянiя; но это потому, что подъ-часъ тяжело, слишкомъ тяжело бываетъ. Думаю, однако, что мысль о муже не допустила бы исполнить эту отчаянную мысль.

—     Видите, какъ хорошо вамъ, что мужъ у васъ такой отличный человекъ. Какая въ самомъ деле светлая сторона! можно сказать — даже завидная! Радуюсь, радуюсь этому.

—     Да, мужъ мой редкiй, редкiй!.. И не удивительно, что мы такъ дружно живемъ: мы два года были знакомы до свадьбы, вели между собой задушевную переписку, коротко узнали другъ друга и оценили. А какая эта переписка интересная! Въ ней все такъ душевно, такъ сердечно!

Взглянулъ я мелькомъ на собеседницу. Отъ воспоминанiя, должно быть, о муже, отъ сознанiя, что мужъ такой хорошiй, такой редкiй мужъ и человекъ, на лице ея выражалось внутреннее довольство и благодушiе. Съ любовiю матери она поглядела на детей, игравшихъ подле нея около беседки на песке.

„Добрый знакъ, думаю себе, есть надежда совсемъ образумить и успокоить раздраженную и озлобленную".

—     А дети ваши? заговорилъ я снова.

—     Ну, о детяхъ не говорите, перебила меня собеседница: измучили они меня. Роды были каждый разъ ужасно тяжелы и трудны. Мальчикомъ я мучилась три дня, была уже безъ памяти, безъ сознанiя.

 

12                                 ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

—  И,  однако,   Господь   помиловалъ:   и  вы  остались живы, и дети.

—  Осталась жива, да; но потомъ, какое мученiе растить ребенка! Кормилицы не на что было взять. Я сама
должна была кормить каждаго ребенка. Уходъ за ребенкомъ, чего стоитъ! На няньку нельзя положиться; сама я
должна была постоянно смотреть за ребенкомъ — тутъ, и
не доспишь, и не доешь. Въ это-то горячее, трудное время
я бывала нередко сама больна, — новое мученiе.

— Было все это, верю, было, и, однако, по милости Божiей, вы все выдержали, все вынесли, и сами, думаю, любуетесь на своихъ детокъ, радуетесь на нихъ, утешаетесь ими. Смотрите, смотрите, вонъ они бегаютъ, какiя здоровенькiя, краснощекенькiя.

—    Теперь это такъ: дети, слава Богу, здоровы, спятъ и едятъ хорошо, играютъ и резвятся еще лучше. Теперь, правда, я утешаюсь, глядя на нихъ: они меня радуютъ.

—    Да я о настоящемъ времени и говорю. И такъ, дорогая моя собеседница, вотъ вамъ и еще светлая сторона вашей жизни: милые резвуны — дети ваши. Правду я говорю? Они—ваша радость, ваше утешенiе, не светлую ли сторону составляютъ въ вашей семье?

— Можетъ быть это и такъ, какъ вы говорите.—Не можетъ быть, а действительно, безъ сомненiя такъ; мы ведь съ вами  верующiе!

Произошло небольшое молчанiе. Собеседница моя за­думалась, какъ видно было по ея лицу.

—    И такъ, дорогая моя собеседница, видите теперь, что у васъ лично есть светлыя стороны—въ томъ именно, что вы мать и имеете детей, въ нихъ ваше счастiе.

—    Да, хорошо счастiе!... Подумайте, чего мне оно стоило! Здоровье мое разстроилось, видите, какая я стала.

—    Действительно, противъ прежняго вы много изме­нились; вы не та, какою я васъ виделъ два года тому назадъ. Но это естественно. Въ болезняхъ будешь рождать детей. Это законъ жизни женщины. Давая жизнь новому

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                                   13

существу, мать и въ перiодъ беременности и во время родовъ мучится и страдаетъ; при родахъ муки бываютъ иногда смертныя. Присоедините къ этому уходъ за ребенкомъ; онъ—слабенькое существо; уходъ за нимъ долженъ быть самый тщательный; глазъ матери, можно сказать, ежечасно долженъ быть обращенъ на него. Сколько же тутъ требуется отъ матери труда, заботъ и попеченiй! Тутъ и безсонныя ночи, и постоянное сиденiе дома: мать должна постоянно отрываться отъ необходимыхъ делъ и занятiй; часто ей и поесть крикунъ не дастъ.

—    Такъ, такъ, прибавила моя собеседница, это верно: не дастъ, не дастъ.

—    И такъ нечего удивляться, если женщина, сделавшись матерью, изменяется въ самомъ здоровье, если она слабеетъ, подвергается темъ или другимъ болезнямъ. Не удивляюсь и вамъ, Олимпiада Петровна, не удивляюсь, что и вы переменились, что и ваше здоровье разстроено. Но одне ли болезни и скорби соединены съ рожденiемъ детей  и уходомъ  за ними?  Вспомните  слова  Спасителя: «женщина, когда раждаетъ, терпитъ скорбь; потому что пришелъ часъ ея; но когда родитъ младенца, уже не помнитъ скорби отъ радости, потому что родился человекъ въ мiръ". (Iоан.  16,  21).

Такъ сказалъ Самъ Спаситель. Настрадавшись, на­терпевшись болезней и мукъ во время родовъ, женщина радуется несказанною радостiю, когда явится на светъ новое существо—плодъ ея чрева, забываетъ всё, что она вытерпела и перенесла; почему? Родился человекъ въ мiръ, вотъ почему. Родился человекъ въ мiръ: великiя слова! Вникните въ нихъ, углубитесь въ ихъ смыслъ. Въ младенце, вышедшемъ изъ утробы матери, является на светъ человекъ.

Человекъ! Представляете ли, сознаете ли ясно величiе и высоту человека? О, какъ великъ, какъ высокъ онъ среди другихъ существъ въ мiре! Человекъ,—это существо необычайное и удивительное. Онъ изъ двухъ, совершенно

14                                  ЧТО  ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

противоположныхъ природъ; въ немъ — духъ и матерiя; эти противоположности соединены въ немъ въ чудное единство; тело его изъ земли, духъ же отъ Бога, есть дыханiе Божiе; по этой стороне своего бытiя человекъ — существо богоподобное. Его разумъ, свободная воля, чувство добра и стремленiе къ добру, его безсмертiе, по которому онъ будетъ жить вечно, все это божественныя свойства. Изъ всехъ земныхъ существъ человекъ одинъ обладаетъ даромъ слова, членораздельною речью. Онъ способенъ къ безконечному развитiю и усовершенствованiю въ знанiи, мудрости и добре. Онъ по самому сотворенiю призывается къ общенiю съ высочайшимъ Существомъ, Источникомъ жизни, света и добра, къ общенiю съ ангелами и святыми, и отсюда къ высочайшему блаженству, къ наслажденiю благами, „яже око не виде, и ухо не слыша", благами, которыя и на сердце человека не приходили, которыхъ онъ и вообразить и представить не можетъ. Человекъ Богу такъ любезенъ, такъ дорогъ, что для спасенiя его отъ нравственнаго зла, съ паденiемъ прародителей нашихъ, проникшаго въ его духовную природу, испортившаго ее и растлившаго, сходилъ на землю Самъ Сынъ Божiй и спасъ его; въ христiанстве находится богодарованныя, благодатныя средства, при помощи которыхъ человекъ можетъ очистить душу отъ греховъ, утвердиться и укрепиться въ добре; еще здесь, на земле, онъ входитъ въ живое общенiе съ Богомъ, душа его становится обителью Трiипостаснаго Божества, храмомъ Духа Святаго, а по разлученiи съ теломъ, возносится на небо, вступаетъ въ горнiй мiръ, въ блаженное жилище светоносныхъ духовъ, где и будетъ вечно наслаждаться неиз­реченною радостiю и веселiемъ. Вотъ что такое человекъ!

—         Такъ ли я говорю? Да, конечно, это сами хорошо знаете.

—     Знать-то знаю, отвечала моя собеседница съ оттенкомъ печали въ словахъ; да въ суете нашей и хлопотахъ объ этомъ никогда и не думается. Где ужъ намъ?

—     Такъ   вотъ   какое   существо въ младенце,   являю-

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                     15

щемся изъ утробы матерней на светъ Божiй, —въ этомъ слабенькомъ, безпомощномъ младенце! Понятны после этого слова Спасителя, что женщина забываетъ скорби и болезни, когда увидитъ своими глазами плодъ своего чрева: радость матери действительно безмерна: человекъ ведь родился! Человекъ — не животное земное, на время являющееся существо, а существо богоподобное, вечное!

—     Да, правда это, правда, произнесла Олимпiада Петровна.

—     Человекъ родился въ мiръ. — Обратите вниманiе на слова: въ мiръ. Въ нихъ также свой глубокiй смыслъ. Явился новый человекъ въ мiръ; онъ вступилъ въ человеческую семью; значитъ, человекомъ стало больше на свете, новымъ членомъ увеличился родъ человеческiй. Далее, мiръ чей? Божiй; въ мiре—Самъ Богъ; въ мiре царство Божiе; — мы, люди и по духовной своей природе и по искупленiю призваны въ это царство. Значитъ, человекъ, явившись на светъ, чтобы жить, чувствовать сладость бытiя, развиваться и усовершаться по всемъ сторонамъ своей духовно-телесной природы и главнымъ образомъ по стороне духовной, явился вместе съ темъ и для людей, и для Бога. Для людей: онъ будетъ полезнымъ членомъ общества, когда выростетъ и когда будетъ иметь то или другое занятiе. Тутъ, вы знаете, каждый, чемъ бы ни былъ, чтобы ни делалъ, занималъ бы хоть самое последнее место слуги, поденьщика, — необходимъ, приноситъ обществу свою долю пользы. Новый человекъ явился на светъ и для Бога, и это главное; чрезъ дверь крещенiя онъ вступилъ въ царство Божiе, въ церковь Христову, соделается участникомъ въ христiанскихъ таинствахъ и благодатныхъ дарахъ, наследникомъ обетованiй жизни вечной, и въ своей жизни, въ своихъ делахъ будетъ отражать совершенства Творца, проявлять славу Отца небеснаго. Вотъ что, моя почтеннейшая собеседница! И смотрите: мы входимъ ежедневно въ сношенiя съ другими и пользуемся ихъ  услугами по разнымъ  деламъ, въ раз-

16                          ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

ныхъ случаяхъ и обстоятельствахъ нашей жизни: физическая работа, советъ, участiе въ нашихъ радостяхъ и скорбяхъ, слово утешенiя—вотъ что мы получаемъ отъ нихъ. И какiе есть хорошiе люди! Честные, благонастроенные, со­чувствующiе, готовые къ услугамъ. Они Божiи: хорошiе христiане, усердные къ молитве, посещаютъ въ праздники храмъ Божiй, отъ трудовъ своихъ уделяютъ по силе ну­ждающимся. И нужно сказать по правде: на свете больше хорошихъ людей, чемъхудыхъ, а для меня лично и все хорошiе люди. Будь только самъ хорошъ, хорошо будетъ и отъ людей. Скажу вамъ изъ своей жизни. Росъ и жилъ я въ детстве въ деревне, среди простого народа, жилъ потомъ въ городахъ, жилъ въ столице, живу и теперь въ городе; приходилось потому встречаться и входить въ сношенiе съ людьми разныхъ слоевъ, разнаго званiя и состоянiя, и что же? Всюду и отъ всехъ встречалъ одно доброе слово, одно сердечное участiе, одну готовность къ услуге, а при невозможности услужить — извиненiе и совестливость. Такъ есть, есть хорошiе люди на свете! Вотъ, что значитъ — человекъ родился въ мiръ! Счастливы, о какъ счастливы родители, коихъ благословилъ Богъ чадами и помогъ выростить ихъ и воспитать. Мысль о детяхъ, теперь уже взрослыхъ, вступившихъ на поприще общественной деятельности, сознанiе, что мой сынъ, моя дочь работаютъ, трудятся, заслужили хорошее мненiе общества, пользуются уваженiемъ,—эта мысль, это сознанiе наполняютъ душу родителей несказанною радостiю. Радуется и утешается особенно мать. И знаете ли, какiя подъ-часъ у меня являются мысли, когда иду, напримеръ, по улице, захожу въ лавку, вижу плотника, съ топоромъ за поясомъ идущаго на работу или съ работы, водоноску, которая, переваливаясь со стороны на сторону, несетъ съ реки на плечахъ коромысло съ двумя ведрами воды. Знаете ли, говорю, о чемъ мои тутъ мысли и думы? Это все люди, братья мои, думается мне, хорошiе они: работаютъ, трудятся; у каждаго свое дело; люди честные, благонамерен-

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                      17

ные, благонастроенные; хорошiе, хорошiе! Господь съ вами. Радуются верно на васъ родители ваши, если живы; радуется, конечно, мать, напутствуя васъ утромъ на дело своимъ материнскимъ благословенiемъ и благожеланiемъ и встречая потомъ на пороге дома васъ возвращающагося съ работы, съ занятiя, радостнымъ, сердечнымъ приветомъ, лаской материнской любви. Нетъ родителей въ живыхъ, оставили они васъ маленькими, не дождались видеть васъ взрослыми: такъ оттуда, изъ другого мiра съ небесной выси, глядятъ они на васъ, глядятъ, радуются и благословляютъ васъ. „Вы—наши чада кровныя, плоды нашей супружеской любви, нашихъ сердечныхъ молитвъ и благословенiя Божiя. Живите съ Богомъ, работайте, трудитесь, любите Бога, любите ближнихъ; помогайте имъ словомъ и деломъ. Господь съ вами!" Да и не одни родители почившiе глядятъ на васъ и васъ благословляютъ; радуются и благословляютъ васъ и деды, и прадеды ваши, ваши бабки и праматери!—Вотъ что мне думается порой, когда нахожусь среди людей. При взгляде на человека благонамереннаго, честно и добросовестно относящагося къ своимъ обязанностями мысль невольно переносится къ его родителямъ; невольно возстаетъ въ душе образъ его матери: ея болезни во время беременности и родовъ, ея труды и заботы при воспитанiи ребенка вознаграждены; ея материнскiя молитвы, материнское благословенiе—явились действенными; сынъ, уже взрослый, своею жизнiю, своимъ добрымъ поведенiемъ утешаетъ ее, радуетъ; она глядитъ—не наглядится на него. Да, счастливы родители, счастлива особенно мать! Мы и говоримъ обыкновенно: „у него мать, должно быть, хорошая женщина"; или: „вотъ счастливица мать, какiя у ней славныя дети! Вотъ-то она теперь на нихъ радуется и утешается!"

— Позвольте, позвольте, прервала меня моя собесед­ница, какъ же это? Ведь не у всехъродителей дети выходятъ хорошiя. Встречаются худые сыновья и худыя дочери;   сыновья   гуляки,   моты,   картежники,   распутные;

 

18                        ЧТО   ТАКОЕ  СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

дочери, выданныя замужъ, неуживчивыя въ семье, тяготятся семьей, легкаго поведенiя…., тутъ какъ?

— Бываютъ, бываютъ такiе сыновья и дочери; надо сознаться: бываютъ непутевыя дочери, пропащiе сыновья. Ну, и что же? Не навсегда они остаются такими людьми худыми, какъ показываютъ это безчисленные примеры. Изменяющiяся обстоятельства жизни, жестокiе удары судьбы, болезни, пробудившаяся совесть— все это благотворно действуетъ на худыхъ людей: они приходятъ въ сознанiе, вразумляются, сами видятъ свое постыдное поведенiе, сами тяготятся своимъ состоянiемъ и—изменяютъ къ лучшему образъ жизни и поведенiя, исправляются.

Тутъ много значитъ влiянiе матери, если она находится въ живыхъ. Скорбитъ душой, болеетъ сердцемъ мать, когда ея сынъ худо себя ведетъ, грубъ, непочтителенъ; но она не бросаетъ свое детище, а старается образумить его и возвратить на путь добра; укоръ и обличенiе, материнская любовь и сердечное участiе, возбужденiе въ немъ чувства стыда и чести, напоминанiе о скорби родителей, особенно молитва,—все она употребляетъ, чтобы подействовать на сына или дочь; и часто случается, успеваетъ въ своихъ старанiяхъ: сынъ или дочь переменяются и начинаютъ вести лучшiй образъ жизни. Нетъ матери въ живыхъ: возстаетъ въ душе заблудшаго сына глубоко напечатленный въ ней образъ матери. Вотъ она, мать кроткая, любящая, нежная, печально на него смотритъ, и слышится ему въ глубине его существа: сынъ мой, что ты делаешь? до чего ты дошелъ; пробудись, образумься. Побойся Бога, побойся добрыхъ людей. Не увеличивай, не растравляй еще более ранъ моего сердца. Сынъ мой, сынъ мой! Слышится ему въ душе не одинъ разъ, пробуждается въ немъ совесть, начинаетъ его укорять: онъ чувствуетъ стыдъ; является въ немъ чувство раскаянiя и сожаленiя о томъ, что имъ допущено; вотъ явилась и решимость вести образъ жизни, какой ведутъ все хорошiе люди, и сынъ сталъ прежнимъ добропорядочнымъ челове-

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                            19

комъ. Вотъ, Олимпiада Петровна, еще отличительная черта матери, — черта, которая съ своей стороны увеличиваетъ счастiе женщины-матери: мать является ангеломъ хранителемъ своихъ детей и при жизни, и по смерти. Не правда ли, черта яркая, утешительная для матери, благо­детельная для детей?

—  Да, правда, если только любовь къ матери у детей
глубокая.

— Что вы? какой сынъ, какая дочь не любитъ своей родной матери искренно, сердечно, глубоко?

Произошло непродолжительное молчанiе, я взглянулъ на собеседницу, и на лице ея заметилъ выраженiе усталости.

—     Ну, дорогая моя собеседница, кажется, вы устали, я ведь наговорилъ вамъ столько! Не оставить ли намъ нашей беседы на вечеръ? О светлыхъ сторонахъ вашей жизни ведь не все мной высказано, что я находилъ бы нужнымъ. Что вы на это скажите? Мы между темъ пообедаемъ, подкрепимся и отдохнемъ, а вечеромъ опять здесь же въ саду, въ этой беседке и докончимъ сегодняшнюю беседу.

—     Да, пожалуй, ваша правда; я таки и устала. О серьезныхъ матерiяхъ мне не приходилось разсуждать; я все слушала и старалась напрягать вниманiе. Хорошо, отложимъ беседу до вечера.

Мы пообедали и отдохнули. Часовъ около 6-ти вышли въ садъ; вечеръ былъ превосходный. Уселись мы опять въ беседке.

—     Ну, почтеннейшая моя гостья и собеседница, обратился я къ Олимпiаде Петровне; продолжимте нашу беседу.  Въ этотъ разъ беседа будетъ непродолжительна.

—     Хорошо, съ удовольствiемъ, сказала Олимпiада Петровна. Она была въ хорошемъ расположенiи духа.

—     Мы говорили до сихъ поръ о обыкновенныхъ людяхъ. Теперь подниму взоръ вашъ выше. Вы знаете,  что

20                                ЧТО  ТАКОЕ  СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

среди людей являются по временамъ великiе деятели, из­бранники Божiи: ихъ посылаетъ Самъ Господь во благо человечества, для исполненiя Своихъ божественныхъ пред­начертанiй и плановъ, для прославленiя Своего Св. имени. Это — отцы и учители церкви, столпы св. веры, — под­вижники добродетели, въ плоти жившiе подобно безплотнымъ, — мудрые законодатели, — славные полководцы, — великiе мыслители и ученые,—благодетели человечества, защитники угнетенныхъ и обиженныхъ, утешители страждущихъ. Сойдетъ великiй деятель съ земного поприща, исторiя записываетъ имя и дела его на своихъ скрижаляхъ; потомки въ честь и память его воздвигаютъ величественные памятники. Отойдетъ въ другой мiръ славный деятель на поприще служенiя св. вере, мужъ, высокими подвигами любви, самоотверженiя, оказавшiй церкви Хри­стовой необыкновенныя услуги, просiявшiй нравственною чистотой и святостiю: церковь вносить его въ ликъ святыхъ, чтитъ память его, торжественно празднуя день кончины его и прославляя Бога, дивнаго во святыхъ Своихъ. Счастливы родители, отъ коихъ происходятъ такiе великiе и благословенные плоды! Блаженна особенно мать, носившая благословенный плодъ во чреве своемъ, своими сосцами его питавшая, слезами заботъ и скорбей выростившая,—плодъ, сделавшiйся украшенiемъ человечества, славой св. церкви, о, какъ она блаженна! И ея имя остается въ исторiи, и ея память—становится священною для потомства. Были матери, которыя еще при своей жизни имели счастiе видеть сына своего прославившимся, на верху чести и всеобщаго уваженiя; при кончине ихъ славный сынъ, случалось, закрывалъ имъ глаза. Не буду представлять вамъ примеровъ; думаю, что некоторыхъ счастливицъ матерей вы знаете.

— Знаю, знаю несколько такихъ матерей, какъ-то восторженно произнесла собеседница,—какiя это счастливицы действительно! Изъ книгъ я любила и до сихъ поръ люблю  читать книги и статьи, въ  которыхъ  говорится о

 

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                                 21

великихъ людяхъ, о выдающихся деятеляхъ. Тутъ меня всегда интересовали родители великаго лица, — кто они были и какiе были; особенно хотелось знать подробности о матери. И такъ я довольна бывала, когда находила достаточныя сведенiя о матери замечательнаго человека!

—     Такъ, такъ, Олимпiада Петровна, мать — великое дело въ жизни.

—     Да, но это матери великихъ людей.

—     А почему вы знаете, что изъ вашихъ детей не выйдетъ замечательнаго общественнаго деятеля? Будущее отъ насъ скрыто. Чемъ вашимъ детямъ суждено быть въ жизни, это знаетъ одинъ всеведующiй Господь; будутъ ли они великими деятелями въ обществе, или только обыкновенными, это находится во власти и воле верховнаго Распорядителя нашей жизни и премудраго Раздаятеля дарованiй. Но если ваши дети, приготовленныя вами къ жизни, выйдутъ и обыкновенными, но честными и усердными деятелями въ жизни,—и того довольно, и это уже будетъ для васъ радость и счастiе. Счастiе и радость въ сознанiи, что эти хорошiе члены общества, эти полезные деятели — ваши, кровныя ваши дети, можетъ быть вамъ уже приходилось, а не приходилось, такъ придется встретить матерей, у которыхъ дети уже взрослыя: не нарадуются оне на сына или дочь, не налюбуются на нихъ, глядятъ — не наглядятся. Болезни и страданiя беременности и родовъ, заботы и скорби при воспитанiи детей, все, все забыто. Одно у нихъ на душе, одно въ сердцъ и на мысли: это мой сынъ, это моя дочь! Счастье такое и васъ ожидаетъ, почтеннейшая мать, и вы это счастье испытаете, если, Богъ дастъ, доживете до этого вожделеннаго для отца и матери времени.

—     Не знаю, доживу ли, какъ-то грустно сказала Олимпiада Петровна.

—     Положимся на волю Божiю. Что Господь дастъ, то и хорошо.

22                                ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?

Я остановился и замолчалъ. Высказано было все, что я находилъ нужнымъ высказать о светлыхъ сторонахъ жизни моей собеседницы. Я решилъ кончить беседу.

—     Ну, дорогая моя собеседница, пора кончить нашу беседу. Думается мне, высказано съ моей стороны все, что я считалъ нужнымъ высказать; не знаю только, нашли ли мои мысли доступъ къ вашему уму и сердцу, произвели ли благотворное действiе на васъ, убедили ли васъ, чего я отъ души желалъ, начиная съ вами беседу. Сведемъ теперь въ одно главныя мысли, посмотримъ на сущность нашей, сегодняшней беседы. Что же въ сумме, въ итоге — светлое и утешительное для васъ? Мужъ вашъ отлично служитъ: онъ уже капитанъ и ротный, и чрезъ полтора года будетъ подполковникомъ; онъ пользуется отличнымъ здоровьемъ; въ семейной жизни вы счастливы, какъ нельзя лучше; дети ваши здоровы, ростутъ и утешаютъ васъ; вы, наконецъ, счастливая мать. Вотъ выдающаяся стороны вашей жизни. Скажите по правде, по совести, положа руку на сердце: не светлыя ли это стороны? не радостныя ли? не утешительныя ли?

—     Да, вижу и я, вижу ясно, что эти стороны моей жизни, какъ вы мне ихъ раскрыли, должна и я признать сторонами моей жизни хорошими, светлыми.

—     Вотъ видите, что у васъ въ вашей жизни? Не должны ли же вы за нихъ, за эти хорошiя, светлыя стороны своей жизни благодарить Господа Бога? Не должны ли всей душой, всемъ сердцемъ и устами благословлять Всевышняго, устроившаго такъ хорошо вашу семейную жизнь, пославшаго вамъ такого редкаго мужа, давшаго вамъ счастiе быть матерью, благословившаго васъ детьми? А вы? Вы жалуетесь на свою судьбу, ропщете, вы забыли Господа, говорите: „перестала и молиться!" Что это вы? Какъ вамъ не грешно, какъ не совестно? Кайтесь, кайтесь предъ Богомъ, просите прощенiя у милосерднаго Отца нашего небеснаго,—и принимайтесь за благодарную молитву.

ЧТО   ТАКОЕ   СЕМЕЙНЫЙ   КРЕСТЪ?                                   23

При последнихъ словахъ улыбнулась, было, моя со­беседница, да тотчасъ же спохватилась, сделалась задумчива: несколько минутъ она сидела молча.

—     Да, ваша правда, произнесла собеседница моя тономъ, въ которомъ слышались и сожалнiе, и раскаянiе, и досада. Я въ самомъ деле нечувствительна и неблагодарна предъ Богомъ. Хорошiя стороны моей жизни мне и не приходили въ голову, о нихъ я вовсе не думала. Устроилась счастливо моя жизнь: — что-жъ тутъ такого особеннаго? Встретился человекъ, которому я понравилась, нашелъ должно быть во мне черты, подходящая подъ его идеалъ жены; между нами съ первыхъ же минутъ знакомства образовалась симпатiя другъ къ другу, привязанность, после открылась любовь; ну, онъ и женился на мне, и стали мы жить въ любви и согласiи. Появленiе детей еще более укрепило нашу супружескую любовь. Съ этой стороны я счастливейшая поистине и действительно!

—     А кто устроилъ такъ хорошо вашу жизнь? Конечно и вы, трезво глядя на вещи, здраво обсуждая обстоятельства своей жизни, скажете, что не люди тутъ действовали, не судьба, которой нетъ, помогла, или еще проще, не само собой такъ вышло, нетъ: Всевышнiй Господь—вотъ въ Комъ причина и источникъ вашего благословеннаго супружества, вашей счастливой семейной жизни! — Теперь кончимте нашу беседу. Нашлись и есть действительно въ вашей жизни хорошiя, светлыя стороны, и стороны вашей жизни главныя, основныя; и вы ихъ увидели и сами признали сторонами действительно светлыми. Мне это прiятно, утешительно. Благодарю васъ за то, что вы терпеливо слушали мою, можетъ быть и не совсемъ искусную, не вполне разсудительную речь.

Что вы, что вы! Я съ истиннымъ удовольствiемъ слушала васъ, съ полнымъ интересомъ: ведь речь эта близка мне, меня касалась; къ моей пользе, къ моему благу все было направлено. Благодарю васъ.

24                                  СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

^{Семейная жизнь.}

(Беседы пастыря).

I.

Въ настоящiй день обращаю слово мое къ вамъ, христiанскiе супруги, мужи и жены, отцы и матери семействъ, и намеренъ побеседовать съ вами о вашихъ обязанностяхъ.

Чтобы лучше объяснить вамъ эти важныя и священныя обязанности, я скажу вамъ сперва о самомъ начале и назначенiи семейной жизни. И такъ, откуда ведетъ свое начало семейная жизнь? Союзъ супружескiй, союзъ мужа съ женою, а отсюда — и семейная жизнь, установлены и освящены самимъ Господомъ Богомъ еще въ раю. „И сотвори Богъ человека, сказано въ слове Божiемъ, по образу Божiю сотвори его, мужа и жену сотвори ихъ: и благослови ихъ Богъ, глаголя: раститеся и множитеся, и наполняйте землю" (Быт. 1, 27, 28). Когда пришелъ на землю Сынъ Божiй, Господь нашъ Iисусъ Христосъ, то и Онъ подтвердилъ законъ супружества, повторивъ слова, которыя также сказалъ Богъ въ раю, когда создалъ жену первому человеку и установлялъ законъ супружества: „оставитъ человекъ отца своего и матерь, и прилепится къ жене своей, и будутъ двое —одна плоть". Чтобы дать людямъ понять, какъ достоинъ почтенiя союзъ брачный, Онъ самъ благоволилъ быть съ пречистою Матерiю своею и учениками на браке въ Кане галилейской, какъ то читается, если помните, въ св. евангелiи при венчанiи. Но будучи установленъ Богомъ еще въ раю, подтвержденный Христомъ Спасителемъ, брачный союзъ получилъ въ Христовой церкви еще особенное, высшее освященiе, какъ то объяснили св. апостолы и ученики Христовы. Такъ св. Павелъ, повторивъ слова Спасителя о брачномъ союзе, что въ немъ двое — мужъ и жена—будутъ одна плоть, прибавляетъ: тайна сiя велика: я говорю по отношенiю ко Христу и къ церкви. Заметьте, братiе:   тайна   сiя   велика!   учитъ  слово   Божiе.

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                      25

Вотъ почему бракъ и почитается таинствомъ въ ряду семи св. таинствъ, установленныхъ въ церкви по преданiю апостоловъ, которыхъ училъ Господь, просвещалъ Духъ Святый. Но какая это тайна, во имя которой освящается су­пружескiй союзъ въ таинстве брака? Припомните слова апостола: тайна сiявелика: я говорю по отношенiю ко Христу и церкви. Между Христомъ и церковiю, т. е. верующими, есть таинственный, теснейшiй союзъ, по кото­рому церковь называется теломъ Христовымъ, а Христосъ главою этого тела. Потому-то церковь должна жить одною жизнiю со Христомъ, Который и пребываетъ съ нею не­разлучно, просвещаетъ Своимъ ученiемъ, согреваетъ и освящаетъ Своею благодатiю, управляетъ духомъ Своимъ. И кто изъ членовъ церкви или верующихъ прилепится къ Гос­поду, живущему въ церкви своей, тотъ есть единъ духъ съ Господомъ. Такой теснейшiй и таинственный союзъ Господа съ церковiю и всякою христiанскою душою основанъ на любви, по которой Господь кровiю Своею прiобрелъ Себе церковь, т. е. верующихъ въ Него, чтобы, очистивъ, просветивъ, освятивъ ихъ, соединить съ Собою въ вечной, всеблаженной жизни на небе. Вотъ почему Онъ называется небеснымъ женихомъ, а церковь и всякая христiанская душа—невестою Его. Въ знаменiе, во образъ такого-то таинственнаго союза Христа съ церковiю и освящается супружескiй союзъ въ таинстве брака!

Изъ этого можете, братiе, видеть, какое высокое значенiе, достоинство, святость дается въ христiанстве брачному союзу.

То союзъ не только — внешнiй, телесный, но прежде всего—духовный: союзъ двухъ сердецъ, душъ, составившихъ какъ бы одну душу, одну жизнь, одно существо. И вотъ что значатъ слова: будутъ двое — одна плоть, т. е., какъ одно существо, какъ бы одно лице. Для чего такой союзъ? Для того, чтобы чрезъ такое соединенiе двухъ душъ, двухъ жизней въ одну жизнь, общая эта жизнь была полнее, богаче, лучше, чтобы то, что есть лучшаго въ муже, со-

26                               семейная жизнь.

общалось жене, а что—лучшаго въ жене усвоялось мужу, словомъ, чтобы, живя въ тесномъ и неразрывномъ союзе, супруги темъ успешнее трудились для своего усовершенiя духовнаго, счастiя на земле и спасенiя на небе. Этому-то учитъ и слово Божiе, когда говоритъ, что мужъ можетъ святиться, спасаться чрезъ жену, а жена — чрезъ мужа. Вотъ—та высокая цель, которая прежде всего освящается для супружескаго союза въ таинстве брака! Вместе съ темъ освящается и другая цель этого союза — благословенное рожденiе и христiанское воспитанiе детей для умноженiя царства Божiя, т. е. общества верующихъ во Христа и спасающихся чрезъ Него.

Теперь, если вы поняли, братiе, высокое и священное значенiе супружескаго союза, то вамъ уже не трудно уразуметь и важныя обязанности христiанскихъ супруговъ. Первая обязанность это — взаимная любовь. Она должна быть самымъ началомъ, основой супружескаго союза. Изъ нея должно выходить и свободное согласiе жениха и невесты на вступленiе въ этотъ союзъ. Объ этомъ согласiи и спрашиваетъ церковь при венчанiи. Вотъ почему не хорошо делаютъ те родители, которые, иногда устраиваютъ женитьбы своихъ детей противъ ихъ воли, даже безъ спросу у нихъ. „Поживется — слюбится", — говорятъ при этомъ. Бываетъ и такъ, но очень не редко бываетъ и наоборотъ. Но служа основою согласiя на супружество, любовь еще крепче должна быть въ самой уже супружеской жизни. Съ летами она должна не слабеть, а рости, крепнуть, постоянно одушевлять супруговъ, ихъ взаимный союзъ, подобно тому, какъ любовь составляетъ основу союза Христа съ церковiю!

Св. ап. Павелъ такъ учитъ объ этомъ: „Мужья, говоритъ онъ, любите своихъ женъ, какъ и Христосъ возлюбилъ церковь, и Самого Себя предалъ за нее. Мужья должны любить своихъ женъ такъ, какъ свои тела: любящiй свою жену любитъ себя самого".

семейная жизнь.                                  27

Вотъ такою должна быть любовь мужа къ жене и такова же должна быть и любовь жены къ мужу, такъ чтобы они двое были, какъ одна плоть, одна душа, одно тело, жили душа въ душу, думали какъ бы однимъ общимъ умомъ, чувствовали однимъ сердцемъ, действовали одною волею, жили одною жизнiю.

При такой любви и такомъ тесномъ единенiи между супругами, очевидно, жизнь ихъ можетъ быть всегда сча­стливою не въ довольстве только, но и въ нужде, бедности. Где—миръ и любовь, тамъ нетъ уже места ни ссорамъ, ни обидамъ, ни поношешямъ и укоризнамъ и другимъ непрiятностямъ, тамъ и малый кусокъ хлеба, разделяемый любовiю, заменяетъ сытную трапезу, тамъ и слезы, растворяемыя взаимнымъ сердечнымъ участiемъ,. кажутся сладкими, тамъ и самые недостатки въ той или другой стороне покрываются взаимною снисходительностiю и исправляются взаимнымъ содействiемъ, советомъ, просьбою. Вернымъ выраженiемъ сердечности взаимныхъ отношенiй между супругами служитъ супружеская верность, неизменная до смерти и чуждая не только делъ, но и мыслей непозволительныхъ. Она необходимо предполагается искреннею, нелицемерною, крепкою, какъ смерть, любовiю, служитъ печатiю, венцомъ этой любви, и заграждаетъ входъ въ жилище любящей другъ друга четы всякимъ подозренiямъ, ревности и другимъ, противнымъ чистой и святой любви и нарушающимъ семейное счастiе и спокойствiе, порокамъ.

Храня взаимную любовь, верность, христiанскiе су­пруги обязываются заботиться другъ о друге, какъ бы каждый изъ нихъ заботился о себе самомъ,—обязываются помогать другу другу во всехъ трудахъ и попеченiяхъ житейскихъ, не разделяя трудовъ и заботъ на мои и твои,— обязываются утешать другъ друга въ горести и несчастiи, сорадоваться другъ другу въ счастiи, подавать другъ другу советы, другъ друга предостерегать, и, что всего важнее, обязываются утверждать другъ друга въ истине и добро-

28                                  СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

детели, молиться не только другъ за друга, но и другъ съ другомъ и, такъ сказать, общими силами содевать свое спасенiе.

Кромъ исчисленныхъ общихъ обязанностей, есть у хри-стiанскихъ супруговъ и другiя обязанности—частныя, изъ коихъ одне более относятся къ мужу, а другiя къ жене. Какiя это обязанности? Мужъ есть глава жены, говоритъ св. ап. Павелъ, какъ и Христосъ—глава церкви, и вместе Спаситель тела. Отсюда, какъ глава управляетъ теломъ, печется объ немъ, бережетъ его, защищаетъ его и проч., такъ точно и мужъ есть главный распорядитель и упра­витель въ доме, и его первейшая обязанность —беречь, хранить и защищать свою жену, какъ свое собственное тело; его прямой долгъ — трудами своими доставлять содержанiе какъ ей, такъ и всему семейству. Съ такою сердечною заботливостью о жене не совместна никакая грубость, суровость, въ которой можетъ вызвать мужа перевесъ въ немъ силы предъ женою. Къ сожаленiю, бываютъ у насъ примеры такой суровости, бываютъ даже побои женамъ отъ мужей, особенно подъ пьяную руку. Это со­вершенно не по-христiански. Это—тяжкiй грехъ противъ природы и противъ заповеди Божiей, изреченной въ слове Божiемъ такъ: мужья, любите женъ вашихъ и не будьте къ нимъ суровы! (Колос. 1, 19). Когда ты поднялъ руку на жену, то вспомни, что это—все равно, что на себя под­нимаешь: если ты этого не чувствуешь, то ты—самый же-стокiй, безчувственный человекъ! Но бойся, чтобъ не привела тебя въ чувство карающая рука Божiя! И мало того, что мужъ не долженъ оскорблять, угнетать свою жену, онъ обязанъ еще быть уважительнымъ, внимательнымъ къ ней, именно потому, что она слабее его, но, подобно ему, живетъ для высокой цели. Не отъ себя говорю это, а изъ слова Божiя, которое учитъ: мужья! обращайтесь благоразумно съ женами, какъ съ сосудомъ слабейшимъ, и оказывайте имъ честь, какъ сонаследницамъ животворной благодати (Петр. 3, 7).

 

семейная жизнь.                                         29

Какiя же особенныя обязанности жены предъ мужемъ? Жены! своимъ мужамъ повинуйтесь, какъ Господу, потому что мужъ есть глава жены, говоритъ тотъ же св. апостолъ. Отсюда особенная обязанность жены состоитъ въ повиновенiи своему мужу. Св. Апостолъ присовокупляетъ даже, что „жена да боится своего мужа". (Ефес. 5, 33). Но христiанскiе супруги не должны здесь думать, что жена должна повиноваться мужу, бояться его, трепетать предъ нимъ, какъ раба, какъ подданная, какъ невольница. Такъ было только у народовъ поганыхъ, неверныхъ, или язычниковъ. У насъ, христiанъ, повиновенiе жены мужу должно быть не рабское, порождаемое страхомъ немилости мужа, какъ господина, а свободное, сердечное, порождаемое любовiю къ мужу, какъ наилучшему другу жизни. Каждая добрая жена непременно сознаетъ, что она безъ мужа — слабое творенiе, что мужъ — ея защита и опора, что онъ всегда—опытнее и предусмотрительнее ея; вследствiе сего она всемъ сердцемъ вверяется его руководству, охотно слушаетъ его благiе советы, съ любовiю повинуется его добрымъ распоряженiямъ и приказанiямъ; она старается угождать ему и постоянно носитъ въ душе опасенiе, по­жалуй, скажемъ, страхъ, какъ бы не оскорбить чемъ нибудь своего любимаго друга, самаго надежнаго руководителя, покровителя и защитника. Такою покорностiю, кротостiю, вообще добрымъ нравомъ, примерною жизнiю, жена можетъ сделать пользы, добра себе, мужу, всей семье гораздо более, чемъ, напр., упрямствомъ, ворчливостiю, хитростiю. Кроткимъ, добрымъ нравомъ, житiемъ жена можетъ переделать худо на добро, исправить мужа. Это также заверяетъ намъ слово Божiе. Известно, что когда при апостолахъ только что основалась вера, церковь Христова между неверными, то часто случалось, что въ одной семье мужъ оставался еще невернымъ, а жена уже сделалась христiанкой. И вотъ такимъ-то женамъ, у которыхъ мужья еще упорно отвергали слово веры, св. апостолъ   Петръ  говоритъ:   „вы,  жены,  повинуйтесь  своимъ

30                                СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

мужьямъ, дабы те изъ нихъ, которые не покоряются слову, житiемъ женъ своихъ безъ слова прiобретаемы были, когда увидятъ ваше чистое и богобоязненное житiе."И всегда много было и бываетъ примеровъ, что старанiемъ доброй, кроткой, терпеливой и разумной жены мужъ отставалъ отъ дурныхъ нравовъ, навыковъ, напр., пьянства, мотовства, драчливости, распущенности, делался порядочнее, умереннее, набожнее и т.п. Если же тебе, супруга, нетъ надобности исправлять мужа, то чемъ онъ достойнее, темъ более старайся быть достойною его, подражать, особенно же быть помощницею ему. Этотъ главный долгъ указанъ самимъ Богомъ предъ созданiемъ жены первому человеку. Не добро быти человеку единому, сказалъ Богъ, сотворимъ ему помощника по нему. „Потому-то долгъ каждой жены—помогать мужу въ его трудахъ и заботахъ, смотреть за домашнимъ хозяйствомъ и постоянно заботиться о томъ, чтобы искреннею любовiю и нежною внимательностiю къ мужу услаждать его домашнюю жизнь такъ, чтобы онъ въ ласкахъ и внимательности къ себе со стороны подруги своей жизни находилъ успокоенiе отъ своихъ трудовъ и забывалъ тяжесть ихъ.

Но, любя другъ друга, заботясь другъ о друге, трудясь и, такъ сказать, живя другъ для друга, не забывайте, христiанскiе супруги, что более всего должны вы любить Бога, жить для Бога и своего спасенiя. Есть опасность, что среди обыденныхъ семейныхъ заботъ, попеченiй вы можете забывать о Боге. Объ этой опасности напоминаетъ и слово Божiе, когда указывая превосходство жизни девственной, посвященной Богу, предъ жизнiю супружеской, говоритъ: „неженатый заботится о Господнемъ, какъ угодить Господу; а женатый заботится о мiрскомъ, какъ угодить жене... Незамужняя заботится о Господнемъ, какъ угодить Господу, чтобы быть святою и теломъ, и духомъ; а замужняя заботится о мiрскомъ, какъ угодить мужу". Но постарайтесь, христiанскiе супруги, удалить такую опасность.   Это  возможно.   Можно   и   живя   въ   супружестве

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                     31

достигнуть такой же и даже высшей праведности, какъ и живя въ девстве, въ строгихъ подвигахъ отшельничества. Великому подвижнику Макарiю, спасавшемуся въ пустыне, однажды было открыто, что неподалеку отъ него есть въ мiре две жены, праведностiю—выше его. Святой пошелъ искать ихъ и, нашедши ихъ въ одномъ доме, спросилъ: „въ чемъ ваша праведность, какiя дела ваши?»—„Какiя же у насъ дела особенныя! сказали оне. Мы живемъ съ мужьями, какъ и всякiя жены". Старецъ упрашивалъ ихъ еще сказать что-либо о своей жизни, и оне сказали: вышли замужъ въ одинъ домъ за родныхъ братьевъ, и съ техъ поръ вотъ пятьдесятъ летъ живемъ вместе и не сказали одна другой ни одного злого или сквернаго слова, никогда не ссорились, а всегда жили и живемъ мирно. Хотели было мы оставить мужей и посвятить себя одному Богу, но мужья не захотели отпустить насъ, мы повиновались имъ и дали обетъ, чтобы, и въ мiре оставаясь, не говорить никакого худого слова мiрского". Заметьте, жены и мужья, что семейныя обязанности, заботы не помешаютъ вамъ, если только захотите быть людьми благочестивыми, пра­ведными,   быть въ числе угодниковъ Божiихъ. Въ житiяхъ святыхъ есть множество примеровъ святыхъ Божiихъ, жившихъ въ мiре, христiанскихъ мужей и женъ. Тамъ же видимъ много примеровъ и на то, какъ христiанскiе супруги помогали другъ другу упражняться въ добрыхъ делахъ, поддерживали, поощряли другъ друга въ подвигахъ благочестiя, молитвы, покаянiя, самоисправленiя, въ делахъ милосердiя, благотворенiя и другихъ, словомъ—общими силами соделывали свое спасенiе. Чемъ живее была взаимная любовь ихъ, темъ шире и сильнее была общая любовь ихъ къ небесному жениху каждой христiанской души—Господу Iисусу Христу!

 

 

 

32                                       семейная жизнь.

II.

Помните ли, други мои, прошлую беседу мою? Я го-ворилъ о томъ, кто установилъ семейный союзъ и какое значенiе имеетъ этотъ, освященный Богомъ союзъ. Затемъ говорилъ я и о томъ, какiя обязанности христiанскихъ супруговъ—мужей и женъ. Но когда Господь Богъ благословилъ, или благословитъ, супруговъ детьми, прi-умножилъ семью ихъ, то здесь возникаютъ новыя обязанности. Это—обязанности родителей къ детямъ. Объ нихъ-то буду теперь беседовать и обращаю слова мои къ вамъ, христiанскiе отцы и матери!

Чувствуете ли вы, христiанскiе отцы и матери, высокую честь свою, ту именно честь, что вы — отцы и матери? Самъ Богъ любитъ называться Отцомъ нашимъ, самъ Сынъ Божiй благоволилъ иметь Матерь, благословенную въ женахъ, Деву Марiю! Если чувствуете это, то поймите и священный долгъ вашъ, или те обязанности, какiя лежатъ на васъ по отношенiю къ детямъ. Какiя это обязанности? Укажу на главныя и кратко.

Первая это — любовь къ детямъ. Но нужно ли еще учить васъ ей? Не самая ли природа даетъ эту любовь родителямъ? И звери несмысленные—и те любятъ и жалеютъ своихъ детенышей? Не сама ли природа, или лучше Богъ, все мудро устроившiй въ природе, устроилъ и то, что любовь родительская постоянно оживляется, возбуждается, награждается тою утехою, радостiю, какая сама собою возникаетъ въ сердце отца и матери при взгляде на детей, при ласканiи ихъ? Не Онъ ли устроилъ, что дети-малютки, неимеющiя, кажется, ничего, чемъ бы могли нравиться, привлекаютъ сердца родителей однимъ своимъ взглядомъ, ласками, своимъ детскимъ языкомъ или лепетомъ, который и безъ словъ говорить нежнее, трогательнее языка людей взрослыхъ? Такъ! не любить детей родителямъ неестественно! И если бы нашлись отцы, матери, не любящiе своего дитяти, то ихъ можно бы на-

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                              33

звать безчеловечными, худшими на этотъ разъ, самыхъ дикарей и зверей!

Итакъ, я надеюсь, что вамъ, почтенные отцы и матери, мне нечего напоминать о любви къ детямъ. Но вотъ о чемъ, быть можетъ, следуетъ напомнить, если не всемъ, то некоторымъ изъ васъ. Бываетъ, что однихъ детей любятъ больше, другихъ меньше. Это нехорошо, несправедливо! Пусть, напримеръ, одно твое дитя красивее, дороднее, умнее, бойчее другого. Утешайся первымъ, но люби равно и последняго. Разве и оно не также — твое дитя? Разве оно виновато въ своихъ недостаткахъ? Не темъ ли более ты долженъ жалеть его, что оно — съ недостатками, чтобы своею любовiю ободрить его, какъ бы вознаградить за его недостатки? При томъ, кто знаетъ, что еще будетъ изъ каждаго изъ твоихъ детей? Слово Божiе учитъ, что часто последнiе бываютъ первыми и первые последними. Но твое дитя, скажешь, злонравно, непослушно, лениво, распущено? Темъ больше, отвечу я, ты жалей его, а отнюдь не ненавидь. Кто знаетъ, можетъ быть и оно, какъ тотъ блудный сынъ, одумается, исправится. Твоя любовь вернее злости исправитъ его; если для исправленiя ты долженъ наказывать его, то и это делай отъ любви, а не отъ злости. Но тутъ я уже перехожу ко второй обязанности родительской.

Эта вторая обязанность есть попеченiе о детяхъ. Та же природа, которая вложила въ сердце родителей любовь къ дътямъ, внушаетъ имъ и заботиться о детяхъ. Взгляните на малое дитя. Оно слабо, безпомощно, неразумно, не можетъ само прокормиться, прожить, сказать о своей нужде, боли. А сколько разъ оно бываетъ въ опасности обрезаться, обжечься, искалечиться, убиться! Какъ тутъ не поверить, что детей хранитъ некая высшая сила! А Спаситель нашъ учитъ, что есть у нихъ ангелы — хранители, которые всегда видятъ лице Отца небеснаго. Но уповая на Бога и ангела хранителя, христiанскiе отцы и матери, заботьтесь и сами о детяхъ.   Съ вами Отецъ не-

34                                  семейная жизнь.

бесный раздаляетъ попеченiе свое о вашихъ детяхъ и некогда потребуетъ отъ васъ отчета въ немъ.

Но въ чемъ должно состоять попеченiе о детяхъ?

Прежде всего — въ христiанскомъ воспитанiи ихъ. Дети ваши чрезъ крещенiе возрождены духовно, усыновлены Богу, стали наследниками царствiя небеснаго. Имейте же всегда въ памяти это высшее назначенiе детей, назначенiе каждаго человека. Объ немъ-то говоритъ и Спаситель. Самъ Онъ, Сынъ Божiй благоволилъ быть Сыномъ человеческимъ и былъ младенцемъ. Любилъ онъ детей и приближалъ ихъ къ себе. Когда среди народа приводили къ Нему детей, а окружавшiе Его не допускали ихъ, то Онъ сказалъ: пустите детей и не препятствуйте имъ приходить ко Мне; ибо таковыхъ есть царствiе небесное. Старайтесь же, отцы и матери, воспитать детей прежде всего для царствiя небеснаго. Съ раннихъ летъ вселяйте въ нихъ любовь къ Богу и ближнимъ, учите молиться, веруя, что Господь принимаетъ себе хвалу и изъ устъ младенцевъ и ссущихъ, наставляйте на всякую душеспа­сительную истину, всякое добро. Такъ всегда поступали древнiе, свято-чтимые христiане, напримеръ, тъ, которые жили во времена гоненiй, когда язычники мучили и убивали христiанъ за веру: „Сынъ мой! говорила одна мать своему сыну, не считай твоихъ годовъ, но съ самыхъ юныхъ годовъ начни въ сердце своемъ носить истиннаго Бога. Ни что въ свете не достойно столь горячей любви, какъ Богъ; ты скоро увидишь, что для Него оставляешь, и что въ Немъ прiобретаешь". Или еще примеръ. „Отъ кого ты узналъ, что Богъ — одинъ?" спросилъ языческiй судья христiанскаго отрока. Тотъ отвечалъ: „Этому научила меня мать, а мать мою научилъ Духъ Святый и научилъ ее для того, чтобы она меня научила. Когда я качался еще въ колыбели и сосалъ ея грудь, тогда еще научился веровать во Христа". Вотъ почему дети тогдашнихъ христiанъ были такъ тверды въ вере, такъ мужественны и сильны духомъ, что нередко вместе или вследъ за отцами, мате-

___________________ СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ._______             35

рями переносили все страданiя и даже умирали за Христа.

Но, воспитывая своихъ детей для царствiя Божiя, для жизни небесной, старайтесь воспитывать ихъ и для земной жизни, заботьтесь о земномъ счастiи ихъ. Что для этого нужно? И для этого весьма много будетъ значить то, если вы воспитаете детей вашихъ по христiански. Спаситель говоритъ: ищите прежде царствiя Божiя и правды его, и все сiе, т.е. все прочее, что необходимо для жизни, приложится вамъ. А святой апостолъ Павелъ учитъ, что благочестiе на все полезно, ибо ему принадлежитъ обетованiе настоящей и будущей жизни. Такъ, братiе, если дети ваши, при вашихъ старанiяхъ, выйдутъ добрыми христiанами, то это будетъ самымъ надежнымъ залогомъ и земного счастья ихъ. Почему? Потому что, во-первыхъ, добраго христiанина и Богъ благословить добромъ, во-вторыхъ, добрый христiанинъ будетъ и добрымъ семьяниномъ, усерднымъ слугою, честнымъ человекомъ и т. д.,— словомъ онъ будетъ веренъ своимъ обязанностямъ, потому и покоенъ совестiю: а такой человекъ всегда счастливее другихъ. Если онъ и не будетъ иметь многаго, то сумеетъ быть довольнымъ немногимъ, а потому и счастливымъ. Если и постигнутъ его беды и скорби; то онъ перенесетъ ихъ благодушнее, тверже другихъ, находя облегченiе въ надежде на Бога и блаженную вечность.

Но, помня все это, отцы и матери, отнюдь не прене­брегайте и обыкновенными средствами къ счастiю вашихъ детей. Какiя это средства?

Первое — это забота о здоровьи вашихъ детей. Здоровье есть драгоценнейшее благо жизни. — Что человекъ безъ здоровья? Помните же, особенно матери, что отъ детства часто зависитъ здоровье на всю жизнь. А для здоровья нужны: хорошая своевременная пища, чистота и опрятность, упражненiе силъ работой, но не чрезмерной, не надрывающей молодыхъ силъ, также—присмотръ, чтобъ дитя  не схватило  какой  болезни,  напримеръ,   простуды,

36                                 СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

кашля, когда оно прозябнетъ, промокнетъ, не прибилось, не искалечилось: а если, по несчастiю, заболело оно, то нужно спешить съ помощiю, советоваться съ знающими людьми и т.п. Все это я говорю только къ примеру. Ибо не могу здесь долго разсуждать о здоровье. Скажу еще только: дай Богъ, чтобы дети ваши росли и цвели здоровьемъ! Но не дай Богъ, чтобы по вине, по небрежности кого-либо изъ васъ, дитя ваше вышло хилымъ, болезненнымъ, калекой! То былъ бы тяжкiй грехъ родителямъ! А если которое вышло такимъ, то старайтесь какъ можно облегчить и улучшить его положенiе. Есть, къ удивленiю, такiе безчеловечные родители, что еще более мучатъ своихъ хилыхъ, или калекъ, детей, таская ихъ по мiру для милостыни, для корысти своей. Противъ такихъ нужно всемъ возставать, а на детей помочь имъ.

Заботясь о здоровье своихъ детей, заботьтесь и объ ихъ обученiи, образованiи, — чтобъ они знали то, что нужно, полезно въ жизни. Какiя же это познанiя? И на этотъ вопросъ весьма много следовало бы сказать. Но постараюсь сказать, какъ можно, короче. Во-первыхъ, чемъ больше будутъ знать ваши дети, темъ — лучше. Пословица гласитъ: „что знаешь, того за плечами не носишь". Всякое знанiе можетъ пригодиться въ жизни. Во-вторыхъ, детямъ вашимъ полезнее знать то, что прямее относится къ ихъ жизни, напр., хозяйство, всякiе промыслы, ремесла, рукоделiя, работы и т. под. Но при этомъ я далъ бы вамъ два совета. Первый советъ: не думайте, что то, что вы сами теперь знаете, есть уже все, что больше знать, лучше, чемъ теперь знаете и делаете вы, не можно или не нужно. Нетъ! Всякiя знанiя постоянно ростутъ и прибываютъ въ свете. Люди постоянно делаются сметливее, находчивее, искуснее. Учите же детей тому, что сами знаете, но этимъ не довольствуйтесь. Присматривайтесь, смекайте, не знаетъ ли кто-либо чего лучше васъ, не делается ли где нибудь  что  лучше,   чемъ  у  васъ.   А за темъ настраивайте

 

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                 37

детей помогите имъ прiобресть, знанiй, если можно, и больше. Другой советъ: старайтесь, чтобы дети ваши выбрали то знанiе, занятiе, ремесло, къ которымъ они способнее и охотнее. Дело тогда скорее пойдетъ въ ихъ рукахъ. Въ третьихъ, было бы весьма желательно, если бы какъ можно более дети ваши обучались грамоте: ибо она-то открываетъ дорогу къ настоящему образованiю, съ ней-то начинается настоящее ученье: а вы знаете пословицу: „ученье—светъ, неученье—тьма". Впрочемъ, объ этомъ поговорю съ вами некогда особо. Теперь  же  нечто  еще надо  сказать.

Заботясь о здоровье и образованiи детей вашихъ, еще более заботьтесь сделать изъ нихъ честныхъ людей, безъ чего не пойдетъ въ прокъ ни то, ни другое. Порокъ можетъ разстроить и наилучшее здоровье; у испорченнаго человека и знанiе пойдетъ не на добро, а на зло. Бываетъ, что порочному все сходитъ, но рано или поздно онъ постраждетъ. Итакъ, старайтесь уберечь детей вашихъ отъ порока. Невинность, непорочность украшаетъ ихъ детство, такъ что и Спаситель говоритъ: „если не обратитесь и не будете, какъ дети, не войдете въ царство небесное". Берегите же, укрепляйте ихъ невинность. Если же заметите, что въ детяхъ вашихъ показываются дурныя наклонности, напр., ко лжи, обману, воровству, пьянству, безчинiю, распутству; спешите вырывать изъ сердца ихъ эти дурныя ростки, чтобы они не укорени­лись. Въ этомъ всегда поможетъ вамъ св. вера, какъ я и сказалъ. Но сверхъ веры старайтесь въ детяхъ укоренить естественное чувство совести, честности. Пусть они научатся стыдиться лености, лжи, воровства, всякаго безчестiя, порока, стыдиться предъ Богомь и предъ людьми и предъ самими собою. Тогда-то изъ нихъ „выйдутъ люди", люди достойные, честные, а потому счастливые, на сколько можно быть счастливымъ на земле.

Еще одинъ советъ на счетъ воспитанiя детей: доброе

 

38                                    СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

воспитанiе требуетъ кроткой обходительности съ детьми. Это советъ— не мой, а св. ап. Павла: „отцы", говорить онъ, „не огорчайте детей вашихъ, но воспитывайте ихъ въ ученiи и наставленiи Господнемъ". Не то значить это, чтобъ поблажать детямъ въ ихъ проступкахъ, дурныхъ шалостяхъ. Этимъ вы еще пуще испортите ихъ. Надо взыскивать съ нихъ за дурные поступки, надо бываетъ нередко понуждать ихъ къ труду, ученью, порядку, опрятности и т. под., надо бываетъ и наказывать ихъ. Но такiя понужденiя и наказанiя должны состоять не въ грубой брани или жестокихъ побояхъ, а въ мерахъ более кроткихъ и легкихъ, каковы, напр., пристыженiе виновнаго предъ всею семьею, а по временамъ уменьшенiе еды для лениваго, какъ то советуетъ и ап. Павелъ, и т. подобныя меры. Главное же, при всякихъ понужденiяхъ и наказанiяхъ, — то, чтобы ваша строгость соединялась съ любовiю, твердость съ кротостiю. Пусть дети чувствуютъ, что вы не потерпите ничего дурного въ нихъ, но пусть чувствуютъ они и то, что вы понуждаете, наказываете ихъ не съ темъ, чтобъ только выместить на нихъ свою злость, а чтобъ исправить ихъ, потому что любите ихъ и желаете имъ добра. Особенно же остерегайтесь наказывать, бранить, бить детей даромъ, безъ вины, напр., подъ пьяную руку или же просто въ злости, когда вамъ хочется на комъ-либо сорвать сердце. Это уже было бы настоящимъ огорченiемъ, обидою детямъ, за что дадите ответъ Богу!

Но кончу речь о воспитанiи — этомъ главномъ деле родительскаго попеченiя о детяхъ. Скажу еще объ одномъ долге вашего попеченiя о детяхъ. Это—забота о собранiи некотораго имущества для детей, чтобъ было потомъ съ чемъ пустить ихъ на свое житье. Ее требуетъ и Слово Божiе: „не дети должны собирать именiе для родителей, но родители для детей", учитъ св. ап. Павелъ. Добрымъ родителямъ не для чего и говорить объ этомъ. Спаситель говоритъ: „есть ли между вами такой человекъ, который,

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                          39

когда сынъ его попросить у него хлеба, подалъ бы ему камень?" Такъ добрый отецъ старается, чтобъ было чемъ кормиться детямъ его при немъ, чтобы и после него что-либо осталось имъ. Если, при всехъ старанiяхъ, последнее не удастся тебе, заботливый отецъ, то все-таки не унывай. Богъ видитъ твои старанiя; Онъ будетъ отцомъ твоихъ детей. При помощи Его, они сами найдутъ себе хлебъ, устроятъ свою долю, если только будутъ добрыми христiанами и честными людьми. Но вотъ чего бойтесь, отцы и матери,—бойтесь, чтобъ своей небрежностiю, бродяжничествомъ, безпорядочною жизнiю, пьянствомъ не заставить детей вашихъ терпеть голодъ и холодъ при васъ и после васъ! Это—тяжкiй грехъ! Послушайте, что говоритъ слово Божiе: „если кто о своихъ и особенно о домашнихъ не печется: тотъ отрекся отъ веры и хуже невернаго!"

Доселе указалъ я вамъ на две обязанности къ детямъ: любовь къ нимъ и попеченiе о нихъ; объяснилъ также, въ чемъ должно состоять попеченiе о детяхъ. Если вы, почтенные отцы и матери, чувствуете важность этихъ обязанностей, то помните и еще одну обязанность:—быть добрымъ примеромъ для своихъ детей. Говорятъ часто: „каковъ—отецъ, таковъ и—сынокъ, какова—мать, такова— дочь". Очень часто и бываетъ такъ. На сердце дитяти, какъ на мягкомъ воске, напечатлевается все, что оно слышитъ, видитъ. Да и съ кого ему брать прежде всего примеръ, если не съ отца и матери. Изъ семьи, изъ детства ваши сыновья и дочери вынесутъ много добра, если вы сами добры, честны, благочестивы, и много зла, если вы дурны, порочны. Не позволяйте же себе предъ детьми дурныхъ словъ, ссоръ, пьянства, безчинiя, словомъ —ничего дурного, чтобы не соблазнить ихъ. Помните слова Спасителя: „Кто соблазнитъ одного изъ малыхъ сихъ, верующихъ въ Меня; тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жерновъ на шею, и потопили его въ  глубине  морской".   Помните   и  то,  что  ваша  добрая

40                                СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

жизнь можетъ принести детямъ вашимъ добрую славу у людей и благословенiе отъ Бога. А дурною жизнiю вы можете низвесть на нихъ позоръ отъ людей и немилость отъ Бога. Вотъ—одинъ изъ многихъ примеровъ, какъ за грехи родителей страдаютъ дети. Къ св. Аммонiю, подвижнику Египетскому, родители привезли больного и находящегося при смерти сына и сокрушенно просили исцелить его. „Сынъ вашъ, отвечалъ Аммонiй, вовсе не нуждается въ исцеленiи отъ меня: если вы согласитесь отдать хозяину вола, котораго похитили, то сынъ вашъ тотчасъ выздоровеетъ". Такъ и сталось: какъ скоро волъ былъ отданъ, больной выздоровелъ (церк. истор. Созом. кн. 1, гл. 14).

Но я надеюсь, что по самой любви къ детямъ вы постараетесь жить по христiански, честно, свято, чтобы, смотря на васъ, помня васъ, такъ жили и дети ваши. Тогда на васъ и на нихъ почiетъ благодать Божiя. Да дастъ сiе Господь Богъ вамъ и детямъ вашимъ христолюбивые отцы и матери. Да дастъ Онъ вамъ пожить счастливо здесь и свидеться съ детьми своими на небе предъ лицемъ Господа и сказать Ему: „вотъ — мы и дети наши, которыхъ ты намъ далъ, Боже!"

III.

Въ первыхъ двухъ беседахъ я объяснилъ вамъ, братiе, обязанности супруговъ, мужей и женъ, также — обязанности родителей къ детямъ. Остается сказать еще: какiя же обязанности детей къ родителямъ и другъ къ другу.

Итакъ, приблизьтесь сюда, дети, да не малыя только, но и взрослыя! Прошу теперь вниманiя у васъ, братья, сестры, сродники, особенно у техъ, которые живете вместе въ большихъ семьяхъ и более другихъ нуждаетесь въ добромъ христiанскомъ обхожденiи другъ съ другомъ. Начну съ обязанностей детей къ родителямъ.

Главная обязанность — это почтенiе къ родителямъ. „Чти отца твоего и матерь твою, гласитъ пятая заповедь Божiя,  да  благо ти будетъ и да долголетенъ будеши на

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                             41

земли". Слышите, дети, кто это говоритъ? Это говоритъ Богъ, творецъ неба и земли, Господь всехъ насъ и не Господь только, но Отецъ нашъ, Отецъ не всеблагiй и премилосердый только, но и всеправедный, награждающiй того, кто исполняетъ Его заповеди и рано или поздно карающiй всякаго, кто нарушаетъ Его св. волю и не исправляется! Но, добрымъ и разумнымъ детямъ, нужно ли говорить много о почтенiи къ родителямъ? Вспомните, дети, что после Бога, отецъ и мать первые благодетели ваши. Родились вы на светъ безпомощными малютками: вы не могли ни ходить, ни стать, ни сказать, ни сделать что для себя, ни даже есть сами. Сами собой вы не могли бы прожить и дня—другого. Все для васъ сделали роди­тели. Выросли вы на рукахъ матери, которая васъ кор­мила, пригревала, ласкала, убаюкивала, не спала для васъ по многимъ ночамъ, томилась надъ вашимъ крикомъ, плачемъ, болела сердцемъ надъ вашими болями, радовалась всякой улыбке, всякой ласке вашей. А отецъ, въ ту пору удвоивалъ трудъ свой, работалъ за себя и за мать, занятую вами, носилъ васъ на рукахъ, утешалъ, кормилъ, чемъ Богъ послалъ, кормилъ васъ прежде, чемъ самъ взялся за еду, готовь былъ и самъ поголодать, чтобъ для васъ стало, да думку думалъ про васъ, говоря съ матерiю: „какъ намъ выростить, а потомъ пристроить милое дитя наше, какую Господь пошлетъ ему долю, и намъ подастъ отъ него?.." Когда вы подросли, настали для родителей другiя заботы о васъ. Вамъ нужно больше пищи, нужна одежда, нужно ученье, какъ что сделать, за что приняться, узнать всякiя работы, рукоделья, нужны вамъ добрые советы, наставленiя, потому что вы неопытны, только что начали жить, мало видели, слышали, знаете. Все это вы имели или имеете отъ родителей, смотря по ихъ силе и мочи, кто больше кто меньше. Вотъ одни изъ васъ уже совсемъ выросли, созрели, стали сами зарабатывать, готовы жениться, выйти за мужъ, или уже и живете своею семьею. Разве теперь родители забываютъ или

42                                    СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

забыли васъ, если они живы еще? Нетъ! Они думали и думаютъ о васъ, о вашей доле, помогаютъ, помогали, готовы помочь вамъ стать на свою дорогу, зажить своимъ хозяйствомъ, готовы полюбить, какъ детей, техъ, кого вы изберете въ подруги жизни, утешаются всякому добру вашему, тужатъ о вашихъ бедахъ. Для кого вообще трудились они съ техъ поръ, какъ стали родителями вашими? Для кого собирали и собираютъ или сберегаютъ все, хотя бы то самое скудное состоянiе? Знаютъ они, что въ могилу съ собой ничего не возьмутъ. Для васъ трудились они, на васъ особенно истратили, что наживали, вамъ оставятъ и все, чего не истратили! И когда, наконецъ, наступалъ или наступитъ для нихъ часъ смерти: то—о!, будьте уверены! — и тогда они о васъ думали или подумаютъ и съ мыслiю о васъ перейдутъ на тотъ светъ!

Такъ, дети, какiя бы вы ни были, малыя или взрослыя! помните, что вы не можете любить родителей столько, сколько они васъ любили или любятъ. Не можете сделать для нихъ столько добра, сколько они вамъ сделали! Любите же родителей вашихъ и почитайте ихъ. Почтенiе ваше пусть будетъ соединено съ любовiю и любовь съ почтенiемъ. Любя и почитая родителей будьте послушны имъ, ходите въ воле ихъ. Слушайтесь ихъ, Потому что они имеютъ право на ваше послушанiе и потому, что они опытнее васъ, больше вашего видали и слышали, что, наконецъ, они желаютъ вамъ всякаго добра и отъ всей души. Изъ любви и почтенiя къ родителямъ старайтесь быть добрыми, благонравными, трудолюбивыми, усердными, вести себя всегда хорошо и разсудительно. Этимъ вы доставите наилучшую радость родителямъ, наилучшее утешенiе и награду ихъ за ихъ заботы о васъ. Но бойтесь огорчать ихъ дурнымъ поведенiемъ, упрямствомъ, ссорами и драками, леностiю, небрежностiю о себе, а темъ более какими либо гадкими пороками. Бойтесь  не  потому,   что  родители могутъ наказать васъ,

 

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                               43

а по любви и почтенiю къ нимъ. Пусть одинъ взглядъ отца, недовольнаго вашимъ поведенiемъ, заставить васъ сожалеть о немъ и исправиться, одно слово матери, опечаленной дурнымъ поступкомъ вашимъ, заставитъ васъ краснеть, стыдиться его и просить прощенiя въ немъ. Наконецъ, почтительная любовь къ родителямъ требуетъ, чтобы вы помогали имъ въ трудахъ и заботились о нихъ: это вы должны делать съ самой ранней молодости и во всю жизнь свою, пока живы родители ваши, делать на столько и такъ, на сколько и какъ только можете. Но особенно должны заботиться о родителяхъ своихъ въ старости ихъ, когда отъ летъ, хлопотъ и трудовъ ослабеютъ ихъ силы, приступятъ къ нимъ болезни. Теперь-то особенно вы должны быть для нихъ подпорою, успокоивать ихъ отъ трудовъ, облегчать въ немощахъ, въ страданiяхъ, утешать въ огорченiяхъ, и стараться сколько нибудь усладить последнiе тяжкiе годы и дни угасающей жизни ихъ. Не правда ли, дети, что всему этому учитъ васъ собственное сердце ваше? И кто этого не чувствуетъ, тотъ человекъ безсердечный, человекъ съ окаменелымъ  сердцемъ.

Но я возвращусь еще къ заповеди Божiей, повеле-вающей чтить отца и матерь. Говоря это, заповедь прибавляетъ: „да благо ти будетъ и долголетенъ будеши на земли". Вотъ награда за почтенiе къ родителямъ! Будетъ тебе добро и будешь долголетенъ на земли! Какъ это можетъ статься? Во-первыхъ, по силе благословенiя Божiя. Господь Богъ, заповедавшiй почитать родителей, силенъ и наградить того, кто исполняетъ Его заповедь. Въ рукахъ Его — наша жизнь и наша доля. Веренъ Онъ въ своихъ словахъ и обещанiяхъ: что сказалъ, то сделаетъ. Почтительныхъ и добрыхъ детей благословить Онъ добромъ, счастiемъ и долголетiемъ. Если счастiе ихъ и самая жизнь не продлятся здесь, то Онъ даруетъ имъ несравненно лучшую награду— блаженство   и    нескончаемую,    вечную   жизнь   на   небе.

 

44                                    СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

Во-вторыхъ, награда за почтенiе къ родителямъ приходитъ отъ благословенiя родительскаго. Всякое благословенiе, благодать, даръ добрый, нисходитъ свыше отъ Бога. Но, чтобы укрепить между людьми любовь, почтительность, согласiе, Господь по своей мудрости и благости, устроилъ такъ, что и люди могутъ благословлять людей, могутъ благимъ желанiемъ, добрымъ словомъ, произносимымъ во имя Божiе, молитвою низводить на другихъ милость Божiю. Такую власть Богъ даетъ особенно святымъ и вообще людямъ более достойнымъ, такъ что, по ученiю слова Божiя меньшiй благословляется большимъ. Такую же власть, въ своей мере, уделяетъ Богъ и родителямъ, въ чемъ заверяетъ и слово Божiе, уча, что благословенiе родителей утверждаетъ домы детей, утверждаетъ и благополучное житье, счастiе ихъ. Впрочемъ, такая награда за почтенiе къ родителямъ приходитъ и естественнымъ способомъ по обыкновенному порядку жизни людской! Если ты почтителенъ къ родителямъ, то, значить, ты исполняешь самый священный долгъ свой, а потому у тебя и совесть покойнее, на душе у тебя веселье, прiятно тебе смотреть въ глаза родителямъ и вообще людямъ: а разве это — не добро, не счастiе? Если ты почтителенъ къ родителямъ, то еще более полюбятъ тебя, будутъ стараться о тебе и они: а отъ этого тебе прибудетъ добра! Если ты почтителенъ къ родителямъ, то послушаешь ихъ добрыхъ, опытныхъ советовъ: а это послужитъ тебе къ добру. Если ты почтительно обходишься съ родителями, то научишься хорошо обходиться и со всеми людьми; сердце твое навыкнетъ съ детства къ любви, кротости, къ должному уваженiю къ людямъ почтеннымъ, въ сообществе съ которыми или подъ руководствомъ, и властiю которыхъ ты будешь жить: а это принесетъ тебе счастiе. Не даромъ же говорятъ: „добрый сынъ будетъ и добрымъ человекомъ". А о дурномъ, непочтительномъ дитяти говорятъ:    „пропащее  дитя"!   Наконецъ,   если  ты   почти-

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                    45

теленъ къ родителямъ, то твои дети будутъ почтительны къ тебе и обратно. Разсказываютъ, что однажды человекъ, уже очень пожилой, пришелъ къ священнику и жаловался, что сынъ выгналъ его изъ-за стола. „Боже мой! какой злой твой сынъ! сказалъ ему священникъ. Ты верно не делалъ такъ съ своимъ отцомъ"? Но тотъ заплакалъ и отвечалъ: „я точно такъ не делалъ, но часто случалось, что я бранилъ своего отца"! „То-то, другъ мой, сказалъ священникъ: ты терпишь за грехъ противъ своего отца; кайся же предъ Богомъ, а сыну твоему я скажу: что если онъ выгоняетъ тебя изъ-за стола, то его дети выгонятъ изъ хаты"! Услышавъ это, сынъ пересталъ обижать отца, и оба стали молиться о своемъ  грехе.

Но следуетъ ли почитать родителей, когда видимъ въ нихъ какiя-либо слабости? Следуетъ и тогда сохранять почтенiе къ нимъ. Следуетъ прикрыть слабость ихъ, а не глумиться надъ ними. Этому учитъ примеръ сыновъ Ноевыхъ. После всемiрнаго потопа, Ной, вышедши изъ ковчега, насадилъ виноградъ, дождался отъ него вина и, не зная силы его, упился и былъ въ неприличномъ виде. Младшiй сынъ, Хамъ, поглумился надъ нимъ, а старшiе Симъ и Iафетъ, прикрыли его. Истрезвившись и узнавъ объ этомъ, Ной проклялъ Хама, а Сима и Iафета благословилъ. И это проклятiе и благословенiе оправданы Богомъ въ судьбе сыновъ Ноевыхъ и потомства ихъ! Само собою понятно, что, прикрывая слабость родителей, напр., страсть къ пьянству и т. п., добрыя дети будутъ стараться отъучать ихъ отъ нея, делая это съ кротостiю и разсудительностью. Еще вопросъ: если отецъ или мать ваши слишкомъ сердиты, своенравны, прихотливы, такъ что никакъ не угодишь на нихъ: тутъ какъ быть? И тогда почитай ихъ—Господа ради, какъ учитъ апостолъ. И то еще вспомни; терпели родители твои крики, шалости, когда ты былъ малюткой; потерпи  и  ты   имъ  въ  старости   ихъ,   когда   отъ   летъ,

 

46                                    СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

хлопотъ, трудовъ наросла у нихъ разная боль въ душе и теле, истощились силы, а между темъ нажита привычка указывать,  учить, журить, когда не слушаютъ и т. п.

Но ужели, спросите, никогда не позволительно ослушаться родителей? Нетъ, други мои! Есть случаи, когда вы не только можете, но и должны это сделать. Это особенно тогда, когда родители, Боже сохрани, поступаютъ противъ ясной правды, совести, веры святой. Напр., если бы родители твои обижали невиннаго человека, лживо клялись въ неправомъ деле, вдались въ какое-либо воровство, безпутство и даже тебя туда же затягивали; или если бы они, безъ какой-либо крайней нужды, не давали тебе учиться; или, если бы сами, вдаваясь отъ православной веры въ неправовое, напр. расколъ или сектанство, хотели тебя завлечь туда, либо сами, будучи въ неправоверiи, расколе, римско-католичестве, не позволяли тебе обратиться къ православной вере и церкви: во всехъ такихъ и подобныхъ случаяхъ ты можешь и долженъ сле­довать не ихъ, а своей воле, делая это твердо, хотя также кротко и почтительно. Во всехъ такихъ случаяхъ можешь сказать родителямъ, что правда, совесть, вера для тебя выше воли родителей, ибо ихъ требуетъ отъ насъ Богъ. А Бога мы должны любить более, чемъ родителей, какъ Онъ Самъ сказалъ: „кто любитъ отца или мать более, нежели Меня, — недостоинъ Меня". Но, дай Господи, чтобы родители и дети всегда были у насъ въ единстве или пришли въ единство веры православной, правды и доброй христiанской жизни.

Долго говорилъ я съ вами объ обязанностяхъ детей къ родителямъ. Еще хоть не много скажу объ обязанностяхъ детей другъ къ другу.

Первая обязанность—это взаимная любовь, согласiе, дружество „Се что добро, или что красно, но еже жити братiи вкупе"? говоритъ царь и пророкъ Давидъ. И что, въ самомъ деле, можетъ быть краше и лучше, какъ если братья и сестры всегда, а темъ  более тогда, когда живутъ вместе,

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                    47

живутъ въ любви, дружестве и согласiи? На такой семье почiетъ благословенiе Божiе. Тутъ и работа идетъ спорее, растетъ общее достоянiе, добро, довольство. Братья, сестры утешатъ другъ друга въ горе, присмотрятъ въ болезни, помогутъ въ труде. У всехъ покойнее на душе, веселье на сердце. Тутъ и при куске хлеба будетъ больше довольства, чемъ при обильныхъ пожиткахъ въ семье ссорливой, бранчивой. „Лучше кусокъ хлеба съ сластiю въ мире, говоритъ премудрый Соломонъ, нежели домъ исполненъ многихъ благихъ и неправедныхъ жертвъ съ бранiю". И въ самомъ деле, что можетъ быть противнее, жалче семьи, где братья или сестры не любятъ другъ друга, ссорятся, бранятся, про-клинаютъ другъ друга. „Тамъ адъ"! говорятъ обыкновенно о такихъ домахъ. Оттуда бегутъ ангелы-хранители, данные каждому человеку, и Господь отвращаетъ лице Свое отъ такихъ людей.

Но какъ же, спросите, сохранить или же поселить любовь и согласiе между братьями, сестрами? Нужно внимательно всмотреться, отъ чего происходятъ нелюбовь и раздоры между ними. Тутъ я попрошу васъ, ссорливые братья и сестры, самихъ вглядеться прямо въ дело. Такъ нелюбовь, ссоры выходятъ у васъ часто отъ зависти. — Тебе, напр., кажется, или ты прямо чувствуешь, что братъ или сестра дельнее, лучше тебя, и ты завидуешь имъ, ненавидишь ихъ. Отъ зависти и Каинъ убилъ Авеля, и братья продали Iосифа: и Богъ наказалъ Каина, посрамилъ братьевъ Iосифа. Ты не продаешь и не убиваешь брата, а только ненавидишь его; помни же, что слово Божiе говоритъ: „всякъ, ненавидящiй брата, есть человекоубiйца". Вырви же изъ сердца своего зависть и ненависть: она на зло тебе пойдетъ, она съестъ, какъ червь, твое сердце, и Богъ накажетъ тебя за нее. Часто нелюбовь и ссоры выходятъ отъ спеси: одному брату или сестре кажется, что она дельнее, лучше другихъ въ семье, и потому они презираютъ или даже обижаютъ ихъ. Неразумные! Если вы лучше, дельнее другихъ, то будьте лучше во всемъ, будьте лучше и нравомъ, поступками, не презирайте

48                                 СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.

другихъ, а еще сделайте какое-либо добро имъ, и вамъ будетъ чести больше. Но всего чаще нелюбовь и ссоры выходятъ отъ того, что братья или сестры не сходятся нравомъ, либо не поделятъ чего-либо межъ собой. А для чего-жъ Богъ далъ вамъ смыслъ, добрую волю? Разве не можете вы уладиться, уступая другъ другу, по любви христiанской и братской? Ужели вы хотите остаться похожими на техъ животныхъ, что грызутся за кость? Пусть зашла межъ васъ размолвка, въ сердцахъ вы насказали другъ другу жесткихъ словъ, угрозъ. Что же? Разве у васъ сердце — ледъ, камень, что оно не отойдетъ, не смягчится? Разве вы забыли Бога, который повелелъ прощать обиды, любить даже враговъ? Ведайте же, что неугодны Богу ваши молитвы, жертвы, если не примиритесь съ братомъ. Во времена гоненiй на церковь отъ неверныхъ были два брата, между которыми зашла сильная вражда. Случилось, что одинъ изъ братьевъ взятъ былъ на муки и уже готовъ былъ умереть за Христа, сподобиться венца мученическаго. Другой братъ спешилъ теперь съ мольбою къ нему, чтобъ простилъ ему обиды, помирился съ нимъ. Но у того словно окаменело сердце: ни за что не хотелъ онъ помириться съ братомъ. Не захотелъ и Христосъ принять его мученичества: злостный братъ отрекся отъ Христа и темъ на веки погубилъ душу свою. А тотъ братъ, который молилъ его о прощенiи, вместо его сподобился венца мученическаго. Живя въ любви и согласiи, братья и сестры должны помогать другъ другу. Кто старше, сильнее или сметливее, опытнее, тотъ помоги, укажи младшему, менее опытному или слабейшему, а этотъ последнiй долженъ почитать за это перваго, да отслуживать ему. Если, напр., старшiй научился чему-либо доброму, научи тому и младшаго, а ты слушайся его. Примеръ на это даютъ намъ сыновья св. Владимира, св. Борисъ и Глебъ. Они крепко любили другъ друга и оба учились вместе. Когда старшiй братъ Борисъ читалъ священныя книги, житiя святыхъ, то младшiй, Глебъ, сиделъ при немъ и слушалъ. Запомните хорошо примеръ этотъ, все дети!

СЕМЕЙНАЯ   ЖИЗНЬ.                                                      49

Кроме родныхъ братьевъ и сестеръ, часто въ семьяхъ вашихъ есть и другiе родные, напр., жены братьевъ, мужья сестеръ, ихъ дети и проч. И тутъ въ семье должны быть тоже любовь, доверiе, согласiе. Но, къ несчастiю, тутъ-то чаще всего и бываютъ нелады, ссоры, драки. И изъ-за чего бываютъ? Опять—изъ зависти, спеси, своенравiя, неуменья поделиться общимъ добромъ. И часто случается, что ссора и драка поднимается изъ пустого: какой-либо посудины, полотенца, горсти муки, веревки и т. под. И стыдно, и жалко, и грешно! Пусть подобныя вещи для васъ и не пустяки: но разве не гораздо дороже всякой вещи доброе согласiе, взаимная услуга? Если, по несчастiю, станетъ нарушаться у васъ согласiе, то спешите поддержать его, чтобъ отъ искры раздора не взялся пожаръ. Главное: будьте откровенны, прямодушны другъ предъ другомъ; откиньте всякую подозрительность, скрытность. А поссорились — спешите мириться   для   Христа  и   своего   же  добра.

Наконецъ, и тутъ скажу, что любовь братняя, род­ственная не должна мешать любви къ Богу и ближнимъ. Ради брата, сестры и родни не обидь невинно чужого человека, ибо и онъ—твой братъ во Христе. Радея брату, родне, не потворствуй какой либо лжи, неправде, проступку, безчинiю. Помни, что кроме братства телеснаго, есть у насъ духовное. Мы—дети одного Отца небеснаго, братья во Христе, который и Самъ благоволилъ называться нашимъ братомъ. Пусть же сей Братъ небесный живетъ среди насъ, въ нашихъ домахъ, семьяхъ. Пусть наши дома будутъ какъ бы домашними церквами, какъ то и было у первыхъ христiанъ. Они будутъ ими, если, живя вместе мы будемъ наставлять другъ друга въ св. вере, укреплять въ христiанской жизни, будемъ сообща молиться въ духе любви къ Богу и другъ къ другу, чтобы, укрепляясь домашнею молитвою, еще более освятиться молитвою церковною въ св. храмахъ, чтобы, славя Бога единымъ сердцемъ и устами здесь на земле, прославить Его и на небе въ жизни вечной и блаженной съ ангелами Божiими и всеми святыми. Аминь.

50                      НАЗНАЧЕНIЕ   ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.

Назначенiе христiанскаго семейства.

Азъ и домъ мой служити будемъ Господеви, яко святъ есть. (Iис. Нав. XXIV,  13).

„Азъ же и домъ мой служити будемъ Господеви", говорилъ о себе Iисусъ Навинъ. Служить Богу —это, какъ известно, есть главная цель христiанской жизни. Христiанинъ не для себя живетъ, но для Бога. Воля его должна подчиняться воле Божiей. Служить Богу въ смысле христiанскомъ значитъ повиноваться Ему со смиренiемъ и любовiю. Служить Богу семейныя лица могутъ двоякимъ образомъ: въ семействе и чрезъ семейство.

Служить Богу въ семействе значитъ стараться о про­славленiи Его всеми действiями въ семейномъ быту, заботиться о томъ, чтобы каждый членъ семейства жилъ не для себя, но для Бога. А какъ много между христiанами людей, которые служатъ только себе и своему семейству, а не Богу! Они воображаютъ себя безукоризненными, потому что могутъ удалять отъ семейства разныя бедствiя и непрiятности и находятъ удовольствiе въ мирномъ кругу домашнихъ занятiй. Но это большая съ ихъ стороны ошибка: они также легко губятъ свою душу среди своихъ родственниковъ, какъ другiе—въ суете мiра. Своекорыстiе и эгоизмъ служатъ у нихъ главными началами деятельности и омрачаютъ ихъ нравственную жизнь. Правда, семейство имеетъ свои радости живыя и законныя; оно также имеетъ свои интересы. Но въ томъ и будетъ служенiе Богу, когда мы посвящаемъ Ему свои радости, какъ интересы своего семейства.

Ожидать въ своемъ доме только прiятныхъ насла­жденiй для своей жизни не значитъ служить Богу, хотя оне въ сущности своей заключаютъ удовольствiе, призна­ваемое законнымъ въ самомъ Евангелiи. Мы нарушаемъ свое  служенiе  Богу  въ  семействе,  если  не  умеемъ для

НАЗНАЧЕНIЕ  ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.                   51

Бога отказаться отъ семейныхъ радостей на несколько дней или часовъ. Это касается техъ, которые счастiе домашней жизни считаютъ выше всякаго долга и заключаются только въ круге семейныхъ обязанностей. Время, какое они обыкновенно посвящаютъ для семейства, имъ кажется священнымъ, между темъ какъ Богъ требуетъ отъ нихъ очень малой части не для Себя, а для поддержанiя ихъ же добрыхъ отношенiй къ ихъ роднымъ и для содействiя ихъ духовному благу. Тотъ, кто укрывается за домашнимъ своимъ счастiемъ, какъ за непроницаемою преградою, такою жизнiю своею яснее словъ говоритъ о себе: „я буду служить моему дому, и забуду моего Бога". Недостаточно для служенiя Богу отказываться въ случае нужды отъ радостей семейства, необходимо еще подчинять воле Божiей все его интересы. Съ этой стороны ошибки очень удобны: сколько есть христiанъ, которые подъ предлогомъ устроенiя благосостоянiя семейства, открываютъ свои сердца для корыстолюбiя! Сами по себе они постыдились бы питать въ себе страсть къ богатству; но они считаютъ себя совершенно правыми, потому что домогаются сокровищъ для своихъ семействъ. Думая о благе своихъ домочадцевъ, они нередко противятся голосу своей совести; и если даже позволяютъ себе противозаконные поступки, то думаютъ извинить себя своимъ долгомъ въ отношенiи къ роднымъ. Иной изъ таковыхъ отказывается для важнаго и святаго дела пожертвовать что-либо изъ своихъ благъ, дарованныхъ ему Богомъ, опасаясь чрезъ то уменьшить наследство своихъ детей, какъ будто служенiе Богу не можетъ даровать имъ высшее благословенiе, какъ будто нравственное наследство—передача благородства, духа самоотверженiя и добрыхъ примеровъ— должно быть ниже матерiальнаго наследства! Какъ будто это последнее, накопленное и сбереженное скупостiю, не передастъ детямъ, вместе съ золотомъ и серебромъ, чрезмерной жадности къ деньгамъ и ненасытимаго корыстолюбiя! Поставленный между Богомъ и семействомъ такой

52                      НАЗНАЧЕНIЕ   ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.

человекъ не колеблется и очень доволенъ своимъ распо-ряженiемъ. Онъ считаетъ себя благоразумнымъ справед-ливымъ и добрымъ отцомъ, потому что онъ скупъ и коры-столюбивъ по отеческой любви. Такими поступками не говоритъ ли онъ о себе: „я буду служить моему дому, и забуду моего Бога?"

Жертвовать для Бога удовольствiями и благами семейства есть дело не такъ еще трудное. Более трудная жертва состоитъ въ пожертвованiи своими привязанностями къ семейству для любви къ Богу. Нужно вспомнить при этомъ замечательныя слова Христа Спасителя: иже любитъ отца или матерь паче Мене, несть Мене достоинъ: и иже любитъ сына или дщерь паче Мене несть Мене достоинъ (Матф. X, 37). Эти слова научаютъ насъ, что для истиннаго служенiя Богу наши человеческiя привязанности должны быть совершенно подчинены той любви, какую мы должны иметь къ Господу. Въ противномъ случае, какое будетъ служенiе Богу, если мы для Него будемъ оставлять въ своемъ сердце второе место, а первое сохранять для нашихъ родныхъ? Душа, пламенно любящая творенiе, даетъ ему свои первые плоды,—все, что имеетъ лучшаго; а для Бога уделяетъ только остатки или что не такъ ей нужно. Не значитъ ли это обратить семейный очагъ въ жертвенникъ, а любовь къ семейству въ преступное идолопоклонство и за темъ сказать: „я буду служить дому, и забуду моего Бога?"

Такъ нужно возвысить любовь свою къ Богу надъ привязанностями къ семейству, чтобы всегда быть готовыми идти на Его призывъ. Если бы и намъ Христосъ Спаситель запретилъ идти въ свое жилище отдать последнiй долгъ умершему отцу (Лук. IX, 60), — возлагая на насъ более важную обязанность; то мы не колеблясь и безъ ропота должны принять это повеленiе.

Служить Богу въ семействъ не значитъ только подчинять Ему все свои желанiя: нужно еще совершать въ своемъ доме должное богопочтенiе. Богопочтенiе это бываетъ

НАЗНАЧЕНIЕ   ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.                       53

двухъ родовъ: сперва молитва или служенiе Богу частное; а за темъ вся вообще жизнь, возведенная чрезъ Евангелiе до высоты непрестаннаго богомыслiя. Въ этихъ двухъ отношенiяхъ мы можемъ сказать: „я и домъ мой будемъ служить Богу". Не возможно иначе служить Богу въ своемъ доме, какъ заставляя все семейство ежедневно совершать молитву Богу. Мы вовсе не думаемъ уменьшать важность общественнаго Богослуженiя: она неоспорима; но не хотимъ думать, будто святыня должна скрываться только въ священныхъ стенахъ. Ужели для насъ нисколько не священно и не достойно благоговейной молитвы то место, где проводимъ свою жизнь, где произошло столько трогательныхъ для насъ событiй? Здесь у родителей явились къ жизни дети, здесь какое-либо дорогое для насъ существо отошло къ небеснымъ обителямъ, здесь члены семейства вместе радовались и плакали: ужели это не можетъ трогать сердца? Семейный храмъ возбуждаетъ всегда много воспоминанiй, смешанныхъ съ горестiю и сладостiю, какъ самая жизнь человеческая. Возможно ли, чтобы христiанское семейство не составляло домашней церкви (1 Кор. XVI, 19)? Восхитительны эти благословенныя минуты, когда родители и дети соединяются предъ Богомъ въ одной молитве, для полученiя отъ Него прощенiя или помощи, или милостей! Не тогда ли скрепляются между ними священныя узы, разсееваются ложныя впечатленiя, зарождаются добрыя намеренiя? Нужно скорбеть о техъ семействахъ, которыя не знаютъ этихъ минутъ, которыя не начинаютъ каждаго дня домашнею своею молитвою.

Впрочемъ, домашнее богопочтенiе будетъ иметь истин-ную пользу только тогда, когда будетъ въ связи съ другимъ служенiемъ, которое обнимаетъ все наше существованiе. Служить Богу въ своемъ доме—значитъ чрезъ всю семейную жизнь проводить христiанскiя начала, т. е. тщательно наблюдать за действiями всехъ членовъ семейства, чтобы они были достойны имени христiанъ, устранять все, что  можетъ  быть  соблазномъ  для  окружающихъ,   всегда

54                         НАЗНАЧЕНIЕ   ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.

заботиться о славе Божiей, сознавать, что намъ поручены юныя души для руководства въ благочестивой жизни,— и, если есть какой-либо членъ семейства, еще не утвержденный въ вере, на немъ сосредоточить все свои заботы и усилiя, со всею участливостiю и теплотою любви. Измерили-ль вы, родители и воспитатели, вполне пространство своихъ обязанностей этимъ взглядомъ? Не делаете ли вы ошибки въ самой своей привязанности? Не забыли-ль вы грознаго действiя судебъ Божiихъ надъ теми дорогими существами, которыя пьютъ изъ одной съ вами чаши и преломляютъ тотъ же самый хлебъ и которыя, однако-жъ, чрезъ свое маловерiе и развращенiе отделены отъ васъ всемъ разстоянiемъ, какое находится между проклятiемъ и спасенiемъ, всею широтою пропасти, какая утвердилась между злымъ богачемъ и Лазаремъ? Ахъ! можете ли вы быть покойны духомъ при такомъ представленiи? Не содействуете ли вы гибели любезныхъ вашему сердцу излишнимъ снисхожденiемъ къ нимъ и неблагоразумными поблажками? Христосъ Спаситель нашъ „горохищное обретъ овча, на рамо воспрiимъ, ко Отцу принесе". (Догмат, песн. 4); ужели вы не захотите протянуть руки къ этой погибающей душе, которая такъ близка къ вамъ и, можетъ быть, такъ далекою отъ васъ?

Служа Богу въ семействе, необходимо еще служить Ему чрезъ семейство. Пределы нашей деятельности христiанской не ограничиваются стенами нашего жилища. Хорошо служить Богу въ семействе, но еще лучше, если наше семейство распространяетъ благодетельное влiянiе на другихъ людей постороннихъ. А оно непременно это можетъ делать, если оно истинно христiанское благочестивое семейство, есть жилище света: оно распространяетъ кругомъ себя прiятное и ясное сiянiе; оно согреваетъ холодныя сердца; оно делаетъ достаточнымъ имя Господа Iисуса Христа; оно заставляетъ чувствовать сладость жизни христiанской. Но къ этому влiянiю нужно присоединить более прямое действiе, т. е. семейство христiанское должно

НАЗНАЧЕНIЕ   ХРИСТIАНСКАГО   СЕМЕЙСТВА.                  55

быть открыто для всехъ скорбныхъ и одинокихъ, увлекая потокомъ своей любви и благочестiя столько душъ, сколько возможно. Замкнутость семейства можетъ оскорблять самыя законныя чувства. Кто совершенно заключается въ тесномъ круге своихъ занятiй и имеетъ некотораго рода скупость въ своей привязанности, тотъ не можетъ иметь благодетельнаго влiянiя. Для подбныхъ людей нужно напоминать и раскрывать внутреннiй смыслъ Апостольскаго повеленiя: страннолюбiя не забывайте (Евр. XIII, 2). Есть гостепрiимство сердца и мысли, драгоценное, нежели всякое другое; съ особенною прiятностiю приближаются къ той кровле, подъ которою обитаетъ радушная приветливость и теплая любовь. Здесь, какъ везде, вы совершаете истинное добро, когда при этомъ забываете себя, оказываете благотворительность, однимъ словомъ—служите Богу.

Духъ благотворительности и гостепрiимства составляетъ украшенiе и сберегаетъ счастiе семейной жизни. Отнимите этотъ духъ, что вы тамъ увидите? Радости кратковременныя и смутныя, сухость подъ видомъ привязанности, иногда страсть; но никогда не заметите любви спокойной глубокой, не умирающей; часто увидите раздраженiе, ссоры, случаи пресыщенiя удовольствiями, потомъ изнеможенiе, скуку и неудовольствiе — однимъ словомъ, самолюбiе более или менее утонченное, скрытное, удерживающее благородные порывы и распространяющееся, подобно тусклому туману, надъ пустымъ и поблеклымъ существованiемъ. Напротивъ, благотворительность обогащаетъ насъ чрезъ самыя лишенiя. Вы пожертвовали какими-либо удовольствiями или выгодами въ пользу ближняго,— и благословенiе Божiе распространяется надъ вами, какъ ясное небо надъ прекрасною страною. Вы согласились свои привязанности подчинить любви къ Богу,—и съ этого мгновенiя вы стали истинно любить. Вы отказались отъ мiра и его похотей,—и благочестiе распространяло въ вашей внутренней жизни небесный светъ, который усиливается по мере того, какъ вы возвышаетесь.

56                       О  БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.

Изъ Евангелiя намъ известно благочестивое семейство, жившее въ Вифанiи; оно можетъ служить образцомъ хри-стiанскихъ семействъ. Были въ немъ свои несчастiя и скорби; но среди его всегда веяла святая любовь и чув­ствовался благодатный миръ. Отъ чего такъ? Отъ того, что тамъ нередко присутствовалъ Христосъ Спаситель,— отъ того, что тамъ съ любовiю Его встречали и со вниманiемъ слушали слово Его (Лук. X, 39). Вотъ условiя, при которыхъ и наши домы могутъ принять небеснаго Гостя. По Своей любви Онъ всегда готовъ посещать наши жилища и Своимъ присутствiемъ освящать ихъ и делать святилищами. Самъ Онъ сказалъ намъ: се стою при дверехъ и толку: аще кто услышитъ гласъ Мой, и отверзетъ двери, вниду къ нему, и вечеряю съ нимъ, и той, со Мною (Апок. III, 20). Ахъ! Отверзите для Него двери своего дома! Молите Его, чтобы Онъ сотворилъ съ вами вечерю и наставилъ, какъ должно служить Богу въ семейной жизни!

^{О благоустройстве семейной}

жизни.

Въ Царьграде жили святый Ксенофонтъ съ женою своею Марiею. Это были богатые и знатные бояре. У нихъ было двое детей: Iоаннъ и Аркадiй. Богатство и знатность не надмевали ихъ, и они жили въ простоте и незлобiи сердца. Главная забота у нихъ была о томъ, чтобы и дети ихъ Бога знали и любили, чтобы не чужды были и светскаго образованiя. Для довершенiя образованiя детей, они отправили ихъ въ Финикiскiй городъ Виритъ, где тогда были знаменитыя школы.

Немного, однако же, пришлось учиться детямъ. Отецъ вскоре разболелся, думалъ, что приблизился часъ исхода его,—и дети должны были возвратиться домой, чтобы про­ститься съ отцемъ своимъ. Обрадовался отецъ, увидавши

О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.                       57

чадъ своихъ; онъ усадилъ ихъ около себя и сталъ давать последнiя свои наставленiя. „Дети, говорилъ онъ, я думаю, что настаетъ конецъ моей жизни,—примите къ сердцу, что я вамъ скажу. Прежде всего внушая вамъ: бойтесь Бога и живите по Его заповедямъ, пусть моя жизнь послужитъ вамъ образцемъ. Меня все любили и почитали не за мой санъ, а за кротость и хорошую жизнь, — я всехъ любилъ и со всеми жилъ мирно, помнилъ я о церкви Божiей, старался утешить печальнаго, облегчить участь беднаго. Чтите свою мать, слушайте всегда ея приказанiя и советы, и если будете помнить мои наставленiя и жить по заповедямъ Божiимъ, то Богъ мира будетъ съ вами". Слезы текли у детей, когда они слушали эти наставленiя, плакалъ и отецъ, прощаясь съ детьми. Но Господь судилъ иначе, и во сне открылъ ему, что жизнь его продлиться и онъ скоро выздоровеетъ. Обрадовались все такой милости Божiей, и дети опять, простившись, отправились на место свое.

Нужно было имъ плыть моремъ. Вдругъ поднялась буря. Море взволновалось. Все бывшiе на корабле плакали и рыдали,—корабль разбило. Волнами всехъ выбросило въ разныя стороны. Милостiю Божiею Iоаннъ и Аркадiй были спасены, но и спасенiе ихъ не радовало, потому что они очутились въ разныхъ местахъ, каждый думалъ о брате, что онъ погибъ. Жалко было каждому родителей, но не менее жалко и брата.

Iоаннъ скоро встретилъ на пути монастырь, очень обрадовался и умолилъ настоятеля принять его къ себе. Жизнь его протекла въ посте и молитве. Объ одномъ скорбелъ и не могъ забыть, о брате своемъ: „где-то онъ теперь?"—думалъ онъ.

Аркадiй, спасенный, тоже молился о брате своемъ. Встретился съ нимъ добрый человекъ и утолилъ голодъ его. Отъ горя и усталости онъ заснулъ, думая и молясь все о брате своемъ. И вотъ видитъ сонъ: предсталъ къ нему братъ его, Iоаннъ, и укоривши его за печаль и слезы, сказалъ ему:  „не печалься, я  живъ".   Поверилъ  Аркадiй

58                  О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ  СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.

откровенiю во сне и успокоился, на сердце его стало легко и радостно. Но что делать съ собой? Онъ решился посвятить себя на служенiе Богу въ какомъ-либо монастыре, темъ более, что онъ слышалъ, какъ отецъ хвалилъ иноческую жизнь. Встретился съ нимъ одинъ старецъ, который успокоилъ его касательно брата и сказалъ, что онъ живъ. Этимъ старцемъ Аркадiй былъ отведенъ въ монастырь св. Харитона, наученъ иноческой жизни,— по прошествiи трехъ летъ онъ обещался снова увидать его. Аркадiй день и ночь служилъ Господу.

Между темъ прошло уже два года, какъ дети Ксенофонта и Марiи отправились изъ дому. Удивлялись роди­тели, что такъ долго нетъ о нихъ известiя. Не знали чему приписать это. Более ждать не могли и послали слугу въ Виритъ узнать о детяхъ. Каково было удивленiе слуги, когда онъ не нашелъ въ Вирите детей своего господина. Съ смущеннымъ сердцемъ онъ возвращался въ Константинополь. Дорогой остановившись въ одномъ месте для отдыха, онъ увидалъ одного инока, который оказался слугою, съ которымъ были посланы дети. Какимъ образомъ слуга сделался монахомъ, и какъ онъ до сихъ поръ не возвратился домой? Тутъ разсказалъ инокъ слуга о погибели корабля и несомненной погибели на немъ детей господъ его. Слуга думалъ, что онъ одинъ спасся изъ всехъ плывшихъ на корабле, не хотелъ такимъ известiемъ опечалить господъ своихъ и решился лучше совсемъ не возвращаться, а въ монастыре спасать душу свою. Зарыдалъ, слушая его разсказъ, посланный отыскивать детей. Такъ жалко ему было погибшихъ юношей и родителей ихъ. Не зналъ онъ, какъ явиться съ такимъ печальнымъ известiемъ къ Ксенофонту и Марiи. Хотелъ было и онъ лучше уйти куда-нибудь, но добрые люди уговорили не делать этого, но скорее сообщить обо всемъ съ нетерпенiемъ ожидавшимъ его господамъ.

Первая узнала о прибыли посланнаго Марiя. Зарыдалъ слуга, увидавши госпожу, ничего не скрылъ, а раз-

 

О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.               59

сказалъ все, что зналъ. Нужно было ждать, что Марiя падетъ замертво при вести о смерти детей своихъ, — но случилось не такъ. Вера въ Промыслъ подкрепила ее. Она, напротивъ, благословила Бога и сказала: Господь далъ, Господь и взялъ и Онъ знаетъ, что намъ послужитъ для пользы. Къ вечеру возвратился изъ царскаго дворца Ксенофонтъ. Онъ съ нетерпенiемъ желалъ видить возвратившагося слугу. Марiя подъ различными предлогами отклоняла эту встречу,— наконецъ, разсказала о постигшемъ ихъ горе. „О Господи!" воскликнулъ Ксенофонтъ. Слезы полились изъ глазъ его, стоны слышались въ груди его. Скоро, однако, онъ успокоился. Вера въ Промыслъ и къ нему пришла на помощь. Онъ даже сталъ утешать скорбящую жену свою. „Веруй, жена, что Господь не допу­ститъ погибнуть детямъ нашимъ. Будемъ молиться всю ночь и Господь откроетъ намъ о положенiи чадъ нашихъ". Целую ночь они молились, къ утру уснули и видять сонъ, что дети ихъ предстоятъ престолу Божiю во славе небесной. Вполне теперь успокоились они. Но мысль, что сыновья ихъ живы, — эта мысль не отступала отъ нихъ. Наконецъ, они решились отправиться въ Iерусалимъ на поклоненiе святымъ местамъ, съ полною уверенностiю, что непременно увидятъ тамъ детей своихъ.

Прибыли въ Iерусалимъ, Ксенофонтъ и Марiя стали посещать святыя места, окрестные монастыри, много разда­вали милостыни, но нигде не нашли детей своихъ. Впрочемъ, они встретили слугу своего,—того самаго съ которымъ отправили учиться детей, — конечно, очень обрадовались этой встрече, но ничего вернаго не могли узнать отъ него. Печальные они пошли посмотреть священную реку Iорданъ. По устроенiю Божiю они встретили на пути того самаго старца, который привелъ Аркадiя въ монастырь. Въ беседе старецъ объявилъ имъ, что они скоро увидятъ детей своихъ. Радости родителей не было предела. Между темъ старецъ пошелъ къ храму Воскресенiя въ Iерусалимъ. Побывавши въ церкви, онъ селъ отдохнуть.

60                       О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.

Тутъ онъ увидалъ молодого инока,—это былъ одинъ изъ сыновей Ксенофонта, Iоаннъ. Не видавши его никогда, старецъ догадался о томъ, кто онъ, и въ беседе объявилъ ему, что родители его здесь, что онъ скоро увидитъ ихъ, увидитъ и брата своего. Когда они беседовали, подошелъ другой инокъ. Это былъ Аркадiй. Лица ихъ такъ исхудали и изменились отъ поста, что они, встретившись не узнали другъ друга. Старецъ велелъ Iоанну разсказать всю свою жизнь, и тутъ только Аркадiй узналъ своего брата. Бросились они въ объятiя другъ друга и отъ радости долго проливали слезы.

Чрезъ два дня пришли въ Iерусалимъ и Ксенофонтъ съ Марiею, встретили знакомаго старца, беседовавшаго съ Iоанномъ и Аркадiемъ. Они, конечно, не узнали детей своихъ и просили старца исполнить обещанное—показать техъ, кого они ищутъ. Старецъ велелъ имъ идти въ свое место, где они остановились, и приготовить трапезу, на которую обещался придти съ учениками своими. За трапезой родители опять поспешили спросить старца: „где же дети ихъ?" „Они трудятся для своего спасенiя", сказалъ онъ имъ. „Ахъ, если бы они походили на этихъ учениковъ твоихъ". Тогда старецъ велелъ Аркадiю разсказать жизнь свою. Онъ подробно разсказывалъ, — и когда речь дошла до погибели корабля, тутъ, наконецъ, Ксенофонтъ и Марiя узнали детей своихъ, которые вместе съ старцемъ сидели предъ ихъ глазами. Они радостно обнимали, целовали и плакали отъ радости. Ксенофонтъ и Марiя не пожелали возвратиться домой, а решились жить во святой земле, посвятить себя на служенiе Богу. Они послали въ Константинополь съ приказанiемъ всехъ слугъ отпустить на волю, а имущество продать и раздать нищимъ. Старецъ облекъ ихъ въ иноческiй образъ и все разошлись по разнымъ монастырямъ, проводили жизнь въ хваленiи и благодаренiи Господа, и мирно почили о Господе, предвидевъ свою кончину. Господь удостоилъ ихъ небесной славы, а церковь причислила къ лику  святыхъ.

О   БЛАГОУСТРОЙСТВА   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.                                     61

Итакъ, мы видимъ спасеннымъ целое семейство. Счастливая семья! Все, после бурнаго плаванiя по морю житейскому, достигли тихаго пристанища небеснаго—спасенiя вечнаго. И мало того, что спаслись,—все прославлены у Господа славою небесною. Какое счастiе можетъ быть выше этого счастiя? Какъ не пожелать подобнаго счастiя и всякому христiанскому семейству? Но немного можно видеть подобныхъ благочестивыхъ семействъ въ нынешнее время. И не о многихъ нынешнихъ семействахъ можно сказать, что на нихъ почиваетъ благословенiе Божiе. Многiе какъ будто совсемъ лишены его, какъ будто гневъ Божiй тяготеетъ надъ ними. То раздоры и постоянныя несогласiя между мужемъ и женой, то непочтенiе въ детяхъ, то дурное развратное поведенiе однихъ изъ нихъ, то неудавшееся устройство другихъ, то плачутъ родители отъ детей, то дети не видятъ въ родителяхъ того, что желали бы и что должны бы видеть въ нихъ. А тамъ неверiе проникло въ семью и заразило даже лучшихъ членовъ ея. На глазахъ у всехъ есть такiя семьи,—семьи несчастныя, где даже не одинъ покончилъ жизнь самоубiйствомъ—кто отъ безпорядочной жизни, кто отъ неисполнившихся желанiй. И, что удивительно, все это творится не при разстроенныхъ только обстоятельствахъ внешнихъ, не при недостаточныхъ средствахъ къ жизни, — нетъ, но очень часто даже при обилiи этихъ средствъ, при такомъ обилiи, какое и представить трудно. Только бы жить и радоваться, да Бога благодарить, а они ни того, ни другого не хотятъ, а губятъ себя на веки, — погибель вечную добровольно избрали уделомъ для себя, какъ будто для нея и родились. Жалкое состоянiе! Душа надрывается отъ скорби у постороннихъ людей,—каково все это видеть близкимъ, кровнымъ: отцу, матери, братьямъ, сестрамъ, жене?

Отчего такiя прискорбныя явленiя? Много можетъ быть причинъ на это,—но главная доля вины падаетъ на родителей. Они не влили духа веры въ детей своихъ,— можетъ  быть,   не хотели и не  старались  это  сделать, а

62                       О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.

можетъ быть, не могли совсемъ, потому что сами не имели этого духа, сами страдали холодностью къ вере, отсутствiемъ духа благочестiя и всякихъ твердыхъ нравственныхъ убежденiй. Родители должны всегда горячее и усерднее молиться о детяхъ, но какая можетъ быть молитва у маловерующихъ? Только искренняя вера рождаетъ истинную молитву. Более верующiе и более благочестивые родители, конечно, молятся и, можетъ быть, горячо — только о чемъ? — О томъ, чтобы были они здоровы, довольны, счастливы въ жизни, имели успехъ въ делахъ. Следуетъ, конечно, молиться и объ этомъ, но главное-то все-таки разве это? Есть блага понужнее удачнаго веденiя житейскихъ делъ, поважнее богатства—это добрая настроенность души, это горячая ревность о ея спасенiи, о приближенiи себя къ Богу чистыми мыслями, желанiями и делами. Это горнiе духа, стремленiе его къ благочестiю. Вотъ истинно счастливый человекъ въ этой жизни. Но объ этомъ-то часто меньше всего молятся и самые добрые родители. Сынъ плохо успеваетъ въ наукахъ, онъ, наконецъ, не получаетъ правильнаго законченнаго образованiя, дочь не обладаетъ красотою, нетъ надежды на выгодное ея устройство — это ихъ сокрушаетъ, объ этомъ болитъ у нихъ сердце, а что те же сынъ и дочь не стяжали христiанскихъ качествъ души, что они, быть можетъ, усвоили много неправильныхъ понятiй и взглядовъ, къ этому они равнодушны. Какъ после нихъ дети будутъ жить не устроенные — безъ достаточныхъ средствъ къ жизни, они много думаютъ, и следуетъ, конечно, думать, — а есть ли въ нихъ задатки, что они будутъ наследниками жизни вечной, близки ли, они по своей нравственности къ спасенiю вечному, объ этомъ они безпокоятся меньше всего. Безучастно большинство родителей нынешняго времени относятся къ духовной настроенности своихъ детей,—ни молиться о ихъ душевномъ спасенiи—объ укрепленiи ихъ веры не хотятъ, ни другимъ какимъ образомъ на эту сторону жизни ихъ воздействовать не стараются, темъ более

О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.                63

словомъ убежденiя, примеромъ собственной благочестивой жизни благотворно повлiять на нихъ не имеютъ силъ. И вотъ семья нравственно распадается, она сошла съ добраго пути, и что же удивительнаго, если многiе члены ея гибнутъ на веки? Главное несчастiе большинства нынешнихъ семействъ заключается въ томъ, что жизнь ихъ постраивается совершенно не по духу св. веры и церкви. Все, касающееся веры и церкви, меньше и меньше начинаетъ занимать семью. Еще не такъ давно было то время, когда въ семье съ восторгомъ беседовали о наступленiи того или другого праздника,—ныне въ этихъ семействахъ и помину о томъ нетъ,—утешаются другимъ: предстоящимъ баломъ, увеселительнымъ вечеромъ. Бывало церковное богослуженiе нередко совершалось въ доме, въ присутствiи всехъ семейныхъ, приглашенными священнослужителями и подъ великiе праздники и по особеннымъ случаямъ; ныне подъ праздники бываетъ другое—собранiе родныхъ и знакомыхъ или для увеселенiя, или для беседъ только не церковнаго и не духовнаго характера. Бывало, посты строго соблюдали даже и малыя дети, а ныне во многихъ семействахъ о нихъ и помину нетъ,—какъ взрослые, такъ, по ихъ примеру и даже по приказанiю, и дети, не могутъ сохранить, какъ должно, даже первую и последнюю седмицы Великаго поста. Бывало, каждый воскресный день вставали даже къ утрени, не говоря уже о литургiи, а ныне не бываютъ совсемъ въ храме по целымъ месяцамъ, целыми семействами, а некоторые даже и въ воскресный день совсемъ оставляютъ храмъ и службу, считая это излишнею тягостью. Бывало, Четьи-минеи были настольною книгою, Псалтырь многiе знали чуть не наизусть, а ныне и молитвенника сокращеннаго не найдешь, а Евангелiе едва уви­дишь, — духовное чтенiе представляютъ духовнымъ, сами же питаютъ свой умъ и сердце однимъ светскимъ чтенiемъ. О жизни святыхъ ни взрослые, ни дети часто и понятiя не имеютъ. Такъ живутъ семейства, не отказывающiяся называть себя православными, христiанскими.

64                О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.

Мы не говоримъ здесь о говенiи и о приготовленiи къ исповеди и св. причащенiю. Съ какимъ трудомъ, съ какою неохотою делаютъ это святое дело! — съ какими опущенiями, сокращенiями! Многiе весьма странныя предъявляютъ при семъ требованiя, не слыханныя въ прежнiя времена. Не здесь ли корень техъ прискорбныхъ явленiй въ семействахъ, о которыхъ мы упомянули? Да, отдаленiе отъ церкви, отъ ея духа—это великое, ничемъ не поправимое зло. Где изгоняется духъ церкви, тамъ начинаетъ господствовать духъ времени, тамъ мода и обычаи мiрскiе водворяются со всею силою, тамъ другой взглядъ на жизнь, тамъ начинается жизнь однимъ настоящимъ безъ надежды на будущее вечное, тамъ постепенное возвращенiе ко временамъ язычества.

Какую противоположность со всемъ этимъ составляетъ святое семейство преподобныхъ Ксенофонта и Марiи и чадъ ихъ! Какъ далеко оно было отъ духа мiра развращеннаго! Какимъ оно дышетъ здесь неподдельнымъ благочестiемъ! Отецъ лежитъ на смертномъ одре, онъ собираетъ вокругъ себя детей, даетъ имъ наставленiя—и какiя это трогательныя наставленiя! Чего-чего не высказано въ нихъ! А какъ они молитвенны, какъ преданы воле Божiей, сколько веры въ Промыслъ Божiй! Получаютъ они известiе о гибели корабля, на которомъ плыли дети, и они, огорченные, не предаются отчаянiю, но твердо верятъ что дети ихъ спасены,—и, предавшись въ волю Божiю, целую ночь проводятъ въ молитве. Вотъ чемъ заслуживается благословенiе Божiе, которое такъ редко видимъ надъ семействами въ нынешнее время. Вотъ почему и дети оказались подобными своимъ родителямъ. Молитвы родительскiя спасли ихъ. Добрый примеръ отца и матери заставилъ ихъ, спасенныхъ отъ бури, искать другого душевнаго спасенiя, и нигде более, какъ въ монастыре. Родители любили иноческiй санъ, монашескую жизнь — вотъ что привело ихъ въ монастырь.

Родители!   Не  увлекайтесь  духомъ   времени,  живите

О   БЛАГОУСТРОЙСТВЕ   СЕМЕЙНОЙ   ЖИЗНИ.                   65

по духу веры и церкви, старайтесь стяжать духъ благочестiя сами, въ такомъ же духе воспитывайте и детей своихъ, помните Бога и Его святыя заповеди, любите молитву домашнюю и церковную, въ скорби не унывайте, въ радости и счастiи благодарите;—подобно Ксенофонту и Марiи, твердо верьте въ Промыслъ Божiй и, будьте уверены, спасетесь и вы, будутъ спасены и дети ваши, какъ спаслись среди треволненiй житейскихъ дети Ксенофонта и Марiи.

Домашнiй бытъ древнихъ христiанъ.

Язычники мало заботились о хорошемъ устройстве домашней жизни; они больше занимались такими делами, которыя доставляли имъ богатство и почести. Женщина, если только имела къ тому возможность, сама не воспитывала своихъ детей, но поручала ихъ своимъ служанкамъ. При такой домашней жизни не могло быть семейнаго счастiя и чистыхъ домашнихъ удовольствiй.

Христiанство изменило и осчастливило домашнюю жизнь. Христiане вступали въ бракъ для рожденiя и воспитанiя детей въ христiанской любви и для большаго нравственнаго совершенствованiя: этимъ они достигли земного спокойствiя и спасенiя души.

„Мать составляетъ славу детей, жена—слава мужа", говоритъ св. Климентъ.

„Какъ прiятны должны быть узы, соединяющая два сердца, въ одинаковой надежде, въ одинаковой вере въ одинаковомъ законе", говоритъ Тертуллiанъ. Они какъ дети одного отца: нетъ между ними никакого раздора ни въ душе, ни въ теле. Они два въ единой плоти: где плоть едина, тамъ и душа едина. Они равны, взаимно ободряютъ  и   руководятъ  другъ  друга,  ничего скрытнаго

66                     ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.

одинъ отъ другого не имеютъ, не въ тягость другъ другу.

Образцомъ счастливаго брака въ глазахъ древнихъ христiанъ былъ апостолъ Петръ, который жилъ съ своею женой до самой смерти въ союзе любви и верности.

Древнiе христiане вступали въ бракъ съ большою осмотрительностью: они не брали себе въ жены женщинъ, привязанныхъ къ языческой жизни; равно и христiанка не выходила замужъ за язычника.

„И въ самомъ деле, — говоритъ Тертуллiанъ,— женщина, стараясь быть угодной мужу-язычнику, должна заботиться о своей красоте и о своемъ уборе. Такой мужъ будетъ мешать ей во всемъ: нужно ли ей пойти помочь кому-нибудь, мужъ какъ разъ на это время пристанетъ къ ней съ своими ласками; захочетъ ли она подумать о своей душе, мужъ какъ разъ на этотъ день приглашаетъ гостей на пиршество. Никакой мужъ-язычникъ не дозволитъ жене посещать братьевъ, обходить деревни, навещать бедныхъ; онъ не дозволитъ и не стерпитъ, чтобы жена его уходила ночью на наши молитвенныя собранiя¹).

Что скажетъ онъ, когда узнаетъ, что жена его целуетъ своихъ братьевъ по вере и подноситъ имъ воду для омыванiя ногъ? Если придетъ къ жене язычника путешественникъ-христiанинъ, то она не посмеетъ оказать ему гостепрiимства въ доме своего мужа. Осмелится ли она въ присутствiи мужа произнести имя Iисуса Христа? Очевидно, что такiе супруги не могутъ благословлять другъ друга во имя Божiе".

Девица Фекла въ Иконiи была обручена съ богатымъ юношею.   Въ  то  время  апостолъ Павелъ проповедывалъ въ Иконiи, и Фекла стала христiанкой. Тогда она отказалась сделаться женою язычника и осталась въ девстве. Родители убеждали ее и угрожали ей всячески, но Фекла

¹) Во избежанiе преследованiя со стороны язычниковъ, древнимъ христiанамъ приходилось устраивать тайныя ночныя собранiя.

 

ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.                    67

твердо претерпела все гоненiя и умерла мученическою смертiю.

Древнiе христiане не допускали развода между мужемъ и женою ни въ какомъ случае. Они верили словамъ Христа, сказавшаго, что человекъ не долженъ разлучать того, что Богъ создалъ для соединенiя, и что кто разведется съ женою своею и женится на другой, тотъ прелюбодействуетъ (Мар. 10, 9—11).

Но если мужъ-христiанинъ после брака возвращался къ язычеству, то тогда жена-христiанка не покидала его, надеясь своимъ примеромъ снова обратить его на истинный путь: онъ станетъ, думала она, свидетелемъ ея добрыхъ делъ, увидитъ, что ея жизнь много лучше его жизни, и, быть-можетъ, обратится.

Случалось иногда, что жены и уходили отъ мужей, когда мужья, несмотря на терпенiе женъ, все-таки предавались гнуснымъ порокамъ. Но такъ поступали жены только въ техъ случаяхъ, когда оставаться съ мужемъ было несомненно грешно. Такъ, св. Iустинъ разсказываетъ, что одинъ язычникъ заставлялъ жену распутничать и деньги отдавать ему; жена ушла отъ него.

Часто случалось, что дети принимали христiанскую веру, между темъ какъ родители ихъ оставались въ язычестве. Тогда дети, не покидая родителей, оказывали имъ любовь и повиновенiе, если только родители не препятствовали имъ жить по-совести; въ противномъ случае они уходили отъ родителей, помня слова Iисуса Христа: „Кто любитъ отца или мать больше Его, тотъ уже не ученикъ"  (Мф. 10, 34).

Такъ, св. мученикъ Апiанъ, въ царствованiе Максимiана, изучивъ науки въ городе Берите и получивъ просвещенiе въ христiанской вере, возвратился на родину въ Ликiю. Но, нашедши родственниковъ своихъ несходными съ нимъ по нравамъ и даже опасными для его веры, онъ решился удалиться отъ ихъ общества. Поэтому тайно убежалъ изъ родительскаго дома, не заботясь даже

 

68                      ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.

о пище, потребной на одинъ день, и, ничего не взявъ съ собою, съ надеждою на единаго Бога, онъ удалился въ другой городъ, где и получилъ славный венецъ мученичества.

Еще более удивительный примеръ представляетъ собою мученица Перпетуя, въ царствованiе Септимiя Севера. Она имела у себя въ доме отца, мать, двухъ братьевъ и сына-младенца, питавшагося еще грудью. Какъ много, при открывшемся гоненiи, нужно было бороться въ ней чувству естественной любви съ чувствомъ любви благодатной! Не разъ отецъ ея указывалъ на свои седины, чтобы она пощадила ихъ, на братьевъ и особенно на сына-младенца, чтобы она сжалилась надъ нимъ. Приводимая этими представленiями къ большому сожаленiю и сильной скорби, но подкрепляемая силою Божественной, Перпетуя принесла все любезное и прiятное на земле въ жертву единому Iисусу Христу, въ Которомъ находила все свое утешенiе и радость до самой мученической смерти.

Древнiе христiане не избегали дружбы и съ язычниками, но дружба эта не велась въ духе языческомъ. Христiанинъ старался показывать своему другу-язычнику примеръ воздержанiя и умеренности и этимъ обращать его на путь истинный.

Граждане Римской имперiи гордились своею свободой, а между темъ у нихъ были рабы, на которыхъ они смотрели какъ на вещи, и которыми господа распоряжались, какъ хотели. Христiанство отменило такое рабство; оно учило, что люди все—братья, что все они равны предъ Богомъ, имеютъ одно и то же назначенiе, и что потому рабства не должно быть.

„Ты самъ,—пишетъ Кипрiанъ одному начальнику,— отъ своего раба требуешь служенiя и, будучи человекомъ, заставляешь безпрекословно повиноваться себе человека же, и, несмотря на то, что вы имеете съ нимъ одну участь рожденiя и смерти, одинаковый составъ телесный, общую природу души и съ равнымъ правомъ и по одному

ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.                      69

и тому же закону входите въ этотъ мiръ и после выходите изъ него, ты, властолюбивый и строгiй требователь повиновенiя, поражаешь раба бичами и плетьми, изнуряешь голодомъ, жаждою, наготою, а часто мучишь въ узахъ и въ темнице; если онъ не служить твоимъ прихотямъ и не повинуется твоей воле; и между темъ, какъ самъ ты оказываешь такое господство надъ человекомъ, ты, несчастный, не признаешь Бога господиномъ своимъ".

Рабы и господа изъ христiанъ, по свидетельству Лактанцiя и Амвросiя Медiоланскаго, тесно были соединены между собою, имея въ виду вечное спасенiе: они были братья во Христе, члены одного тела, наследники однихъ и техъ же благъ.

Христiане ревностно заботились о спасенiи языческихъ рабовъ. Это видно изъ того, что христiане въ большомъ количестве выкупали рабовъ, вместе съ темъ даруя имъ и свободу внутреннюю.

Часто случалось, что рабы-христiане были наставниками своихъ господъ въ вере Христовой и въ добродетеляхъ и обращали ихъ на путь истинный; и такiе господа жили съ своими рабами, какъ друзья, какъ возлюбленные братья.

Христiанство совсемъ изменило внутреннiя отношенiя между господами и рабами. Оно дало рабамъ не мiрскую, а истинную свободу, потому что то, что называется мiрскою свободой, не есть еще истинная свобода. И рабы-христiане кротко, смиренно и самоотверженно слушались своихъ господъ-язычниковъ во всемъ томъ, что не нарушало закона Божiя; въ противномъ случае они не исполняли приказанiй своихъ господъ. Такъ, раба-христiанка Понтамина, служившая верно своему господину, пока онъ не требовалъ отъ нея ничего безбожнаго, лучше захотела умереть отъ его руки, нежели послушаться и исполнить его срамныя требованiя.

Рабы-христiане во всемъ томъ, что не нарушало закона Божiя, повиновались господамъ съ радостiю и искреннимъ

70                      ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.

расположенiемъ и служили имъ въ духе кротости, смиренiя и самоотверженiя. Многiе изъ христiанъ-рабовъ за верное служенiе господамъ-язычникамъ даже получали свободу отъ нихъ.

„Если я рабъ, — писалъ о себе самомъ Тицiанъ,— то спокойно сношу рабство; если я свободенъ, то не кичусь благородствомъ".

Древнiе христiане были умеренны въ своей жизни: они не предавались никогда обжорству или пьянству, избегали всякихъ лакомствъ и пили и ели только столько, сколько необходимо для поддержанiя своей жизни.

Точно такъ же и въ одежде они не позволяли себе никакой роскоши, никакихъ украшенiй; они одевались очень просто, для того только, чтобы укрыть свое тело и уберечься отъ холода. Св. Кипрiанъ говорилъ, что украшенiя женщинъ обезображиваютъ ихъ и оскорбляютъ Бога. Христiанки не мазали и не красили волосъ, не подкрашивали щекъ и бровей, какъ въ то время делали язычницы, не убирали себя золотомъ и драгоценными камнями, не употребляли благовонныхъ мазей и не носили на голове никакихъ украшенiй. Оне говорили: „Богъ смотритъ на внутреннее, а не на внешнее".

„Для делъ добра, — говорить Тертуллiанъ, — не надо никакихъ богатыхъ одеждъ и украшенiй. Неужели великая хула, когда кто скажетъ о комъ-либо изъ васъ: эта женщина стала скромнее, сделавшись христiанкой? Чрезъ добрыя дела вы станете почтеннее и богаче сердцемъ; такъ нечего вамъ бояться прослыть бедными и простыми. Намъ должно опасаться, чтобы не подать справедливейшаго повода къ хуле. Действительно, можетъ ли что быть соблазнительнее, какъ видеть христiанскихъ женъ, которыя являются публично разодетыми и разрумяненными, подобно блудницамъ".

„Воздержанiе и целомудрiе,—говорить св. Кипрiанъ,— состоитъ не въ одной непорочности плоти, но и въ скромности одеждъ и въ целомудрiи украшенiй".

ДОМАШНIЙ   БЫТЪ   ДРЕВНИХЪ   ХРИСТIАНЪ.                  71

Некоторыя христiанскiя жены думали, что оне могутъ украшать себя потому, что оне богаты. Но Климентъ александрiйскiй обличалъ ихъ и говорилъ: „Богъ сотворилъ нашъ родъ для общенiя, все сотворилъ для всехъ, стало-быть все—общее, и потому вы, богатые, не должны говорить, что богатство принадлежитъ вамъ".

„Богатые суть те,—говоритъ св. Кипрiанъ,—которые богаты въ Боге и во Христе; истинное богатство есть благо духовное, которое, ведетъ насъ къ Богу... Ты называешь себя богатымъ и думаешь, что тебе одному надо пользоваться темъ, что тебе Богъ далъ. Пользуйся богатствомъ, но для спасительныхъ и добрыхъ делъ,—для того, что заповедалъ Богъ. Пусть бедные и неимущiе почувствуютъ, что ты богатъ. Давай въ заемъ Богу изъ твоего богатства, питай Христа".

Ссоры и брань до добра не доводятъ.

Аще домъ на ся разделится не можетъ стати домъ той (Марк. 3, 25).

Наумъ Гавриловъ былъ мужикъ летъ подъ пятьдесятъ, здоровый и крепкiй собою нрава подчасъ крутого, но отходчивъ и сердиться долго не могъ; а когда простынетъ, такъ изъ него можно было сделать, что угодно. Въ семье у него былъ сынъ Сидоръ, жена Сидорова, Меланья, и трое внучатъ,—детей Сидоровыхъ. Самъ Наумъ года съ два назадъ овдовелъ.

Жизнь въ доме Наумовомъ шла обыкновеннымъ кре-стьянскимъ порядкомъ: Наумъ былъ большой и заправлялъ всемъ; Меланья хлопотала около печки и домашняго хозяйства; Сидоръ помогалъ отцу въ работахъ и никогда  не  выходилъ изъ-подъ его воли; дети Сидоровы

72       ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.

были еще малы и толкались у печки около матери. Если иногда Наумъ и вспылить за что на сына или на сноху, те смолчатъ, и черезъ пять минутъ онъ утихнетъ, и все пойдетъ опять тихо да мирно.

Къ сожаленiю, вдовецъ Наумъ вздумалъ жениться. Выборъ его палъ тоже на вдову, Федосью. Это была женщина лукавая, плутоватая, своенравная. Недолго она жила съ первымъ мужемъ своимъ, но и въ недолгое время умела подобрать его въ руки и командовала имъ, какъ хотела. Мужъ былъ человекъ нрава кроткаго и терпеливаго, до шуму и брани не охотникъ,—все сносилъ и терпелъ. Бывало, родная мать его, свекровь Федосьина, видя, что Федосья слишкомъ помыкаетъ имъ, скажетъ ему: „Ты, глупый, зачемъ потворствуешь ей? Ты бы ее хорошенько поучилъ. Что она тобою мытаритъ? Бабе далъ волю!" А мужъ Федосьинъ махнетъ рукой и уйдетъ изъ дому. „Дуру не переучишь, скажетъ онъ: пусть похрабрится!" Было отъ перваго мужа двое детей у Федосьи, но скоро умерли; затемъ умеръ и мужъ ея. Федосья и шести недель не прожила въ доме свекора и ушла къ своимъ роднымъ. Отъ роду ей было теперь летъ тридцать съ небольшимъ.

Науму Федосья нравилась, какъ женщина молодая и хорошая работница; на характеръ ея онъ мало обращалъ вниманiя. Слажу, думалъ онъ про себя: — меня не пере­учитъ". Наумъ вспомнилъ, что первая жена его, Настасья, мать Сидорова, никогда изъ воли его не выходила, была женщина нрава тихаго и кроткаго; слово его и взглядъ были для нея законъ.

Слухи о женитьбе Наумовой сделались уже громкими; все считали это дело решеннымъ; но дома Наумъ ни слова не говорилъ объ этомъ. Разъ Сидоръ во время обеда говорить отцу; „Что-жъ, батюшка, не скажешь намъ, что ты женишься?"

— А что-жъ толковать-то? Что языкъ-то попусту колотить? Женюсь, такъ женюсь; кому какое дело?

Науму, видимо, не нравился вопросъ сына.

ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.       73

—  Да ведь мы не чужiе тебе, сказала, въ свою очередь, Меланья:—чай, можно бы сказать. Постороннiе все
какъ набатъ бьютъ; а мы словно въ другой земле живемъ:
ни слуху, ни духу.

Наумъ не отвечалъ. Прошло минутъ пять молчанiя; втихомолку занимались едою; только дети Сидоровы что-то кричали.

—  Замолчите! крикнула на нихъ Меланья: вотъ погодите, новая бабушка придетъ, она вамъ не дастъ спуску.

Меланья сказала, и сама испугалась словъ своихъ.— Наумъ бросилъ ложку, весь затрясся, хватилъ по столу кулакомъ такъ, что все на столе запрыгало, и обозвалъ Меланью такимъ словцомъ, что та не знала, куда и деться.

Дети съ испугу пуще раскричались; Сидоръ вскочилъ изъ-за стола и началъ Богу молиться, чтобы поскорее убраться изъ избы; Меланья была ни жива ни мертва.

—  Я тебя проучу, кричалъ Наумъ: — и съ ребятами
твоими! Я тебе задамъ спички ставить мне въ глаза.
Учить меня что-ль хочешь? Тебя что-ль во всемъ спра­шивать я долженъ?

Меланья встала и молча пошла къ печке готовить кашу. Она нарочно дольше не накладывала каши, чтобы дать пройти пылу Наумову; потомъ пошла за масломъ въ подполицу.

Наумъ проворчалъ еще словъ десятокъ и замолкъ; дети тоже примолкли. Меланья вышла изъ-подъ подполицы, налила масла въ кашу, поставила миску съ кашей на столъ и опять села молча на скамейку, не смея, впрочемъ, ложкой шевельнуть.

Дети запросили каши. Меланья молчала, искоса погля­дывая на свекора. Наумъ молча подвинулъ миску съ кашей къ детямъ. Это значило, что онъ утихъ. Меланья кашлянула разъ, два.

—    Что не ешь? простынетъ! сказалъ Наумъ.

—    Поди, зови Сидора-то.

Меланья  тотчасъ  поспешила   за   дверь   и   крикнула

74       ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЬ.

мужа; тотъ вошелъ и, какъ будто ни въ чемъ не бывало селъ за столъ.

Прошло минутъ пять молчанiя.

Сегодня надо бы ленку посеять, сказала Меланья, не относясь отдельно ни къ мужу, ни къ свекору. Сидоръ молча взглянулъ на отца; Наумъ тоже молчалъ.

—     Мама, а гороху-то хотели посеять, сказалъ который-то изъ ребятъ.—Васинъ отецъ посеялъ большой конецъ.

—     И у васъ будетъ большой, сказали Наумъ.—Ешь кашу-то.

Дело, значитъ, уладилось, буря прошла. Пообедали, и все пошли по своимъ работамъ.

Скоро Наумъ отправился къ священнику объявить, что онъ женится на Федосье.

—     Ладно-ль ты делаешъ, Наумъ? сказалъ священникъ.—Лета твои немолодыя. Пора подумать о душе.

—     Что делать, батюшка, таска взяла; все одинъ да одинъ.

—     Молись, постись, трудись, вотъ и тоска пройдетъ. Ведь дела-то, чай, въ домъ и около дома не мало.

—     Конечно, дело есть; да ужъ очень скучно одному. Хозяйку надо.

— А сыну-то со снохой едва ли хочется, чтобы ты женился.

—     Мне-то что? Они мне не указъ.

—     Кого ты берешь-то?

—     Федосью, сноху Ильину, после Степана-то.

—     Знаю, знаю. Да ведь она молода, да кажется и съ норовомъ.

—     За-то работница хорошая. А нрава ея не боюсь; самъ не трусъ.

—     Не ошибись на старости-то летъ. Трудно найти жену, какъ была у тебя Настасья: покойница, знаешь, какая баба была, — тихая, кроткая, покорная, воды не замутитъ.

—     Да ужъ, однимъ словомъ, — баба золото была, до-

ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.    75

говорилъ самъ Наумъ, вздохнувши:—дай Богъ ей царство небесное!—Онъ перекрестился, взглянувши на образа.

—  То-то вотъ и дело: после такой жены да вдругъ
попадетъ съ иными свойствами, начнетъ помыкать тобою,
начнетъ вертеть всемъ домомъ: и тебе-то худо, да и
Сидору-то съ Меланьей невкусно будетъ. Смотри!

Наумъ поставилъ на своемъ, не послушалъ предостереженiй. Справили свадьбу. Федосья была радехонька, веселилась, сколько душе ея любо было; Наумъ тоже, подгулявши, молодился; только Сидоръ съ Меланьей голову повесили.

Вскоре Федосья показала себя, какова она: началось съ Меланьи. Доселе, во все время после смерти первой жены Наумовой, все хозяйство домашнее лежало на Меланье. Наумъ никогда ни во что не вступался, Сидоръ тоже: какъ мужчинамъ, имъ безъ того было много дела въ поле и около дома; у Меланьи же въ домъ все было въ исправности, чистоте и опрятности. Теперь Федосья захотела быть хозяйкой, Меланья знала это и тотчасъ же после свадьбы предложила ей взять на себя домашнее хозяйство и быть большою; такъ куда! Федосья, повидимому, ни за что не хотела этого.

—  И, Христосъ съ тобой, невестушка, говорила она
Меланье.—Да что мне въ большинстве? Я человекъ новый
въ доме; куда мне?

Между темъ стала наговаривать мужу своему, что Меланья не экономна; не бережетъ добра, что оно у ней идетъ, Богъ знаетъ какъ, не впрокъ; что иного можно бы не делать, другого не трогать, третье поберечь; что Меланья ребятишкамъ своимъ пересуетъ и ни весть сколько яицъ и лепешекъ украдкой и втихомолку. Наума такiя речи только раздражали.

А не хотела Федосья действовать по-Божьему, по правде. Захотелось быть и пришлось быть большой въ доме,—ну и будь большой. Нетъ, принять прямо большину  отъ   Меланьи   ей казалось   какъ-то  слишкомъ  ужъ

76       ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.

просто; нужно было похитрить, полукавить; а хитрость да лукавство не къ добру повели. И Наумъ не хотелъ понять, что домъ стоить и процветаетъ не столько отъ того, что въ немъ лишнее яйцо или горсть муки останется, сколько отъ единодушiя, мира, любви и согласiя живущихъ въ немъ. На Меланью онъ то и дело сталъ кричать: „мотовка, растащиха! тебе ничего не жаль; домъ не твой, — ты и рада все съ рукъ спускать!" Меланья сначала изумилась такимъ речамъ; она два года вела хозяйство и намеренно ничего не промотала и не потратила; потомъ поняла, откуда ветеръ дуетъ.

—     Если я мотовка и растащиха, сказала она скромно свекру,—такъ, зачемъ мне велите вести хозяйство? Пусть другая приметъ на свои руки хозяйскiя хлопоты; я объ этомъ не стану плакать. Зачемъ меня корить и попрекать? А если когда и дамъ ребятишкамъ своимъ по яйцу или лепешке, такъ у насъ, слава Богу, есть изъ чего, и запрету до сихъ поръ никакого не было.

—     Да ты у меня не говори много, сказалъ Наумъ и вышелъ изъ избы. Онъ понималъ, что Меланья говоритъ правду.

На утро нужно было печку топить; Меланья принесла дровъ, воды, затопила печку и ушла куда-то за деломъ, сказавши, впрочемъ, Федосье, чтобъ она шла хозяйничать, Федосья не шла, какъ ни рада была этому. Солнышко ужъ высоко поднялось, а печка все еще топилась, и Федосья не принималась за хозяйство. Наумъ и Сидоръ были въ поле, на работе. Меланья вернулась въ избу и видитъ, что дело плохо: быть опять брани.

—     Матушка, сказала она Федосье,—коли ты хочешь быть хозяйкой, такъ что же ты около печки не убираешься? Ведь скоро придутъ завтракать; нечего будетъ подать на столъ.

—     Охъ, невестушка! Ужъ куда мне хозяйничать, мол­вила лукаво Федосья: — ты вела два года большину, такъ ужъ ты и будь хозяйкой.

ССОРЫ И БРАНЬ ДО ДОБРА НЕ ДОВОДЯТЪ.   77

—    Никакой я большины не вела; не было въ доме другой хозяйки, такъ поневоле я должна была хозяйничать. А теперь я вижу, что батюшке это непрiятно; такъ мне лучше отойти отъ греха. Онъ все ругается.

—    Да онъ такъ... мало-ль что бываетъ.

—    Нетъ, не такъ; когда онъ попрекаетъ меня мотовкой да растащихой, значитъ, я не хозяйка. Я и не стану хозяйничать, воля твоя. Вся стать тебе быть хозяйкой.

—    Ужъ где мне? Я и не знаю, где что взять.

—    Я все это скажу покажу.

Федосья, какъ будто нехотя, принялась за хозяйство. Пришли завтракать, сели за столъ; Федосья пошла къ печке, Меланья побежала за квасомъ.

—  Ужъ не взыщите на молодой хозяйке, сказала
Федосья съ ужимками:—можетъ, и не такъ хорошо изго­товлено.

Сидоръ понялъ, въ чемъ дело; Наумъ только кашлянулъ. Меланья пришла и села около своихъ ребятишекъ. Они что-то запросили у матери, но та наотрезъ сказала: „молчать! не прежняя пора"!.. Этимъ только сорвала она свою досаду.

А досадовать, надо сказать правду, не на что было, да и не следовало.

Прошло недели три въ мире и тишине. Меланья мало горевала о томъ, что не она хозяйка въ доме и стала заниматься съ мужемъ работами и хлопотами полевыми. Наумъ былъ въ духе, Федосья—тоже.

Но вскоре Меланья стала замечать, что ребятишки ея, оставшiеся утромъ, дома, были заплаканы и исхудали.

—    Мама, а мама! намъ бабушка-то яичка не дала; мы стали просить утромъ, а она кулакомъ пригрозила: „вотъ вамъ яичко,"—сказала.

—    А вы бы, глупые, хорошенько у ней попросили, сказала Меланья ребятамъ, а между темъ приняла слова ихъ къ сведенiю.

—  Мы просили, Ваня даже заплакалъ:—не даетъ.

78         ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.

Въ следующiй скоромный день Меланья, отправляясь утромъ на полевую работу, принесла сама три яичка и, отдавая ихъ Федосье, сказала:—Матушка, ужо свари ребя-тамъ-то по-яичку; они ведь глупы, до завтрака имъ долго ждать.

—  Ладно, ладно, Меланьюшка, сказала Федосья.
Меланья  ушла;   но Федосья   не  сварила  яицъ  и   не

дала ребятамъ, да еще выбранила при нихъ мать за жалость къ нимъ.

Меланья вернулась къ завтраку и, узнавъ отъ детей о поступке Федосьи, сначала вышла изъ себя: „Господи Боже мой, неужели мои дети не стоятъ и яйца куринаго?" Но она опять сдержала себя. Можетъ быть, Федосья забыла просьбу ея.

На утро она опять принесла три яичка и больше прежняго стала просить Федосью, чтобъ она не забыла сварить ихъ для ребятъ, какъ станетъ топить печку.

—  Вчерась я говорила, сказала она кротко Федосье:
а яйца-то такъ и остались неваренными.

Федосья только отвернулась.

—     Неужели она и нынче не сваритъ! сказала Меланья мужу своему, передавая ему всю эту проделку Федосьину.

—     Охота тебе связываться! Велела бы ребятамъ хлеба поесть; ведь не умрутъ до завтрака-то.

—  Да ведь она, пожалуй, и хлеба не дастъ.

Федосья   сварила яйца и дала ихъ ребятамъ; но, во-первыхъ давая имъ яйца, она ткнула каждаго въ носъ и обругала какъ можно хуже; а, во-вторыхъ, когда сели завтракать, она, подавая на столъ, промолвила:—вотъ бы яичницу надо намъ сделать, да у насъ какъ скопить яйцъ? По сотне въ неделю выходитъ, не успеютъ куры накласть.

—   Какъ по сотне? спросилъ Наумъ;—куда такъ много
идетъ?

—     Да вотъ все невестушка таскаетъ. Меланья побледнела, какъ бересто.

—     Куда-жъ это я таскаю? спросила она Федосью.

ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.    79

—     Да ужъ нечего, нечего! не бережешь домика.

—     Если я ребятамъ просила тебя испечь по яичку, это незначитъ, что я таскаю, и что по сотне у насъ выходитъ въ неделю;— ребятъ только трое.

Федосья старалась замять речь Меланьину и следила глазами своими за Наумомъ.

—  Но, продолжала Меланья, — я не первый годъ
живу въ доме; я два года правила хозяйствомъ и, благодаря Бога, ничего не растащила, не размытарила. Всего,
слава Богу, есть: и детей своихъ я не обижала, и намъ
всемъ было довольно. И теперь вонъ целый коробъ стоитъ
съ яйцами въ подполице. А если тебе жаль дать моимъ
детямъ по яйцу, то заплати тебе Царица Небесная! —
Слезы хлынули у ней изъ глазъ; она вышла изъ-за стола.

Федосья ждала, что Наумъ вспылитъ на Меланью; но Наумъ только показалъ видъ неудовольствiя; ему, видимо, не нравилась выходка Федосьина; Сидоръ сиделъ какъ на иголкахъ; Федосья скоро смекнула, что она промахнулась.

—  Ну, ну, не гневайся на меня, сказала она Меланье: —я такъ, пошутила.

Меланья плакала.—Мои дети объели васъ, говорила она сквозь слезы: — разве мы не работаемъ? Разве мы норовимъ только себе? Все въ вашъ же домъ.

—  Да молчи ты, баба глупая, вспылилъ Наумъ.

Федосья встрепенулась: она подумала, что Наумъ под-

держитъ ее.

—     Давно бы пора самому вступиться, сказала она: а то мне сладу нетъ съ ними.

—     Кто васъ коритъ, что вы не работаете? продолжалъ Наумъ, обращаясь къ Меланье.

Федосья опять притихла; она увидела, что Наумъ не въ ея сторону гнетъ.

—   Вотъ свои дети будутъ, — продолжала Меланья:
тогда не жалко будетъ ничего.

Федосье, действительно, хотелось иметь своихъ детей; чрезъ нихъ она не столько бы удовлетворяла материнскимъ

80       ССОРЫИБРАНЬДОДОБРАНЕДОВОДИТЬ.

чувствамъ своимъ, сколько упрочивала бы свою будущность въ доме Наума. Ведь, если Наумъ умретъ, и она останется бездетной, то ей придется плохо отъ Сидора и Меланьи. А не могла понять неразумная женщина, что искренняя любовь, взаимная доверчивость, миръ и тишина въ доме столь же прочно, или еще больше, обезпечили бы ея будущность и по смерти Наума, нежели сколько она надеялась видеть обезпеченiя отъ родныхъ своихъ детей.

—     Ахъ, матушка, твоими бы устами да медъ пить, сказала, Федосья, не скрывая своей радости при напоминанiи о родныхъ детяхъ. И на Наума слова Меланьи произвели благотворное впечатленiе. Его гневъ, готовый разразиться бурею, затихъ: Науму тоже хотелось иметь детей отъ Федосьи.

—     Ужъ на радости я бы по десятку яицъ далъ всемъ ребятамъ, да яичницу бы еще сделалъ, сказалъ Наумъ, обращаясь къ детямъ Сидоровымъ.—Слышите, глупые?

—     Слышимъ, дедушка.

—     Пошла, садись за столъ-то, сказалъ Сидоръ Меланье, видя, что Наумъ повеселелъ.

—     Нечего реветь изъ-за пустяковъ-то.

Кончили завтракъ и разошлись снова все на работу.

Федосья прiобрела для себя одно соображенiе изъ этого случая, именно: она очень хорошо поняла, что и самому Науму, не только ей, очень хочется иметь отъ нея детей, и что тогда она вполне барыней заживетъ въ доме. Она стала шептаться съ кумушками и знахарками; она стала давать разные обеты Богу: „то сделаю, другое сделаю; туда схожу, къ угодникамъ схожу святымъ, въ другое место"; но детей все не было. Господь не внималъ ея мольбамъ и обетамъ.

Прошло года три или четыре. Меланья стала свыкаться съ своимъ незавиднымъ положенiемъ. „Не все же будетъ она командовать нами. Ведь самъ-то старъ делается; а после его смерти и Федосье не царствовать надъ нами".

ССОРЫИБРАНИДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.    81

У Меланьи промелькнула недобрая мысль: „Тогда и на нашей улице будетъ праздникъ; и мы надъ тобой поцарствуемъ".

Федосья между темъ не плошала. Видя, что у ней нетъ детей, она стала всячески действовать на Наума, чтобъ отделилъ сына со снохою и детьми и выгналъ изъ дома. Федосья повела дело решительно и напрямки. „Тесно мне съ ними: не хочу жить, да и только", толковала она мужу.

Наумъ сначала вспылилъ на Федосью: „Да я тебя самое со двора сгоню; у меня слетишь какъ разъ", но Федосья ужъ вызнала характеръ его. Когда пылилъ Наумъ, она молчала, а потомъ нашептывала ему разныя мерзости про Сидора и про Меланью. Она толковала ему, что ведь, все равно, житье будетъ имъ худое, когда придетъ старость; что Меланья заестъ ихъ; что и Сидоръ, хотя онъ и смотритъ теперь смиренникомъ, не пойдетъ на перекоръ жене своей и не променяетъ ее на отца иль на мачиху; а на внучатъ и полагаться нечего. Федосья действовала на мужа настойчиво. „Хочу, да и только, чтобъ ихъ не было".

Меланья съ Сидоромъ и не прочь бы отойти отъ отца, коли ужъ они ему стали не любы; да вопросъ: съ чемъ и какъ отойти? Ведь отецъ не братъ; делиться съ нимъ не станешь; что дастъ, то и ладно; чемъ благословитъ, темъ и будь доволенъ. Ну, а съ другой стороны:— какъ же бросить старика одного? Лета подходятъ старыя; кто будетъ работать за него? кто—поить и кормить? На мачиху надеяться нечего. Притомъ же, другой избы не было; итти нужно къ чужимъ людямъ, въ чужую избу.

Лучше всего, среди этого тягостнаго колебанiя Меланья съ Сидоромъ сходили бы къ своему духовному отцу и попросили его совета и посредства. Онъ могъ бы поговорить и Федосье и Науму, научить уму-разуму и самихъ Сидора и Меланью. Но они не догадались этого сделать; они втихомолку толковали и шептали, думая, что авось какъ-нибудь дело уладится. Но дело не уладилось.

82       ССОРЫИБРАНИДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.

Разъ Федосья очень много и очень долго напевала Науму по-своему. Наума сильно разбирала злоба; на беду подвернулась Меланья,—и делу конецъ. Сидоръ съ Меланьей и съ своими малыми детьми удалены были вонъ изъ дому ни съ чемъ.

Дело началось съ пустяковъ. Меланья купила у коро-бочниковъ, которые обыкновенно ходятъ по деревнямъ съ разными мелочными товарами, два поясочка детямъ и платокъ себе, и всего-то копеекъ на двадцать или немного больше. За платокъ она отдала свои деньги, вырученныя ею за хлопоты свои; а за пояски — пять горстей льну, которыя взяла она безъ спросу Федосьи и Наума. Изъ-за этихъ пяти горстей загорелся сыръ-боръ.

—     Расточительница ты этакая, весь домъ разорила! кричала Федосья. — Долго-ль, это терпеть-то? Въ-конецъ разорили!..

—     Пятью-то горстями льну я разорила тебя? Опомнись! ответила Меланья.

Это было при Науме и Сидоре.

—     А вотъ тебе „опомнись", закричалъ Наумъ: вонъ изъ дому! чтобъ вашего духу здесь не было!

—     Давно бы такъ, сказала съ злобною радостiю Федосья,—давно пора!

—     Вонъ, такъ вонъ, сказала Меланья, не думая, что дело дошло до чего-нибудь серьезнаго, и пошла вонъ изъ избы.

—     Нетъ, ты постой, голубушка; ты не туда гнешь, говорилъ Наумъ, злобясь на сноху.—Полно вамъ здесь мутить; видишь ты: вотъ это Богъ,—Наумъ указалъ на иконникъ, а это порогъ, повернулъ онъ Меланью къ двери;— а это вотъ тебе на дорогу пирогъ.—Онъ далъ подзатыльника Меланье. Та чуть не ткнулась носомъ.

Сидоръ видитъ, что дело плохо.

—  Что-жъ, батюшка, коли мы тебе нелюбы, коли мы
у тебя не заслужили пять горстей льну, отпусти насъ
по-Божески со двора.

ССОРЫ   И   БРАНИ   ДО   ДОБРА   НЕ  ДОВОДЯТЪ.                     83

—   Вонъ, сказано тебе.

—   Ведь мы, чай, жили да работали вамъ; чай, и наша копейка есть въ доме?

—   Что-о?.. Такъ ты считаться со мной? Такъ ты делиться? А! вотъ я тебя наделю, кричалъ Наумъ.

Онъ подбежалъ къ порогу, схватилъ голикъ и, обративши Сидора лицомъ къ двери, толкнулъ его въ шею и бросилъ впередъ ему голикъ.

—  Вотъ твоя доля, глупецъ! Все—мое!

Меланья видела и слышала все это; она подняла голикъ и сказала:  „и на этомъ спасибо".

Думали, что Наумъ утихнетъ и образумится; но Федосья нашептывала ему ежеминутно, что теперь только она увидела рай пресветлый; теперь только она чувствуетъ себя покойною и счастливою; что глупъ будетъ Наумъ, если дозволитъ опять Сидору съ Меланьей жить у нихъ.

Вечеромъ Сидоръ съ Меланьей вошли въ избу; но Федосья зашипела на нихъ, какъ змея, а Наумъ кинулся, какъ тигръ.

—  Вонъ! сказано: вонъ!

Сидоръ съ семьей перебрался въ чужой домъ; отецъ не далъ ему ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни телеги, ни сохи, ни бороны, словомъ,—ни борошинки изъ дому. Сидоръ вышелъ на белую землю, разореннымъ сиротой, съ малыми детьми своими.

Священникъ, узнавъ объ этой исторiи и увидевши Наума, сказалъ ему: „Что ты, Богъ съ тобой, натворилъ? Въ уме-ли ты? Какъ это ты Сидора-то съ Меланьей согналъ со двора? Видно, не смогъ ты ослушаться Федосьи".

—   Не въ Федосье дело; не груби, проворчалъ Наумъ,— не тащи въ дома!

—   Полно! грехъ тебе, старику, говорить это; слушаешься ты бабьихъ речей. Сколько летъ Сидоръ-то съ Меланьей работали тебе? а ты ихъ со двора долой!.. А чемъ благословилъ ты сына-то? Голикъ сунулъ ему! А еще старый человекъ.   Не  такъ  христiане-то  делаютъ.   Ну,   не   любъ

84       ССОРЫИБРАНИДОДОБРАНЕДОВОДЯТЪ.

сынъ и сноха, отпусти ихъ съ милостiю Божiею и съ Божьимъ благословенiемъ. Ведь въ жилахъ-то Сидоровыхъ твоя кровь течетъ, а ты какъ сделалъ!..

Наума коробила эта речь, но дело уже было сделано.

Священникъ говорилъ и Сидору съ Меланьей: „Сходите, поклонитесь отцу,—авось проститъ".

—     Да нашей вины нетъ.

—     Нужды нетъ, что нетъ; вы дети, съ поклона голова не сломится. Онъ васъ отпуститъ изъ дому по-Божьему; онъ васъ благословитъ и наградитъ.

—     Богъ съ нимъ и съ его добромъ.

—     А можетъ быть, и опять станете жить вместе...

—     Нетъ, ужъ полно, батюшка; Федосьинъ-то хлебъ вотъ где сидитъ, сказала Меланья, указывая на горло свое.

—     Смотрите, Бога вы гневите.

Федосья зажила сначала барыней; но недолго пришлось ей барствовать. Наумъ сталъ запивать, работы остановились, домъ началъ падать, Федосья хотела остановить мужа отъ пьянства и не давала ему денегъ; онъ сталъ пропивать вещи; то стащитъ въ кабакъ оброть, то шлею, то рукавицы, то меру овса. Федосья злилась на него и ругала его, а онъ только больше пилъ. А находили и такiе часы на него, что онъ подъ пьяную руку изобьетъ жену до полусмерти, а самъ опять пойдетъ въ кабакъ.

И Сидоръ съ Меланьей и съ своей малолетнею семьей жили не очень сладко. Не было у нихъ сначала ни кола, ни двора, ни хлеба, ни скотинки; все нужно было вновь заводить; ко всему нужно было прилагать двойные, усиленные труды! Они оба трудились, и трудились, до упаду; но эти труды, среди недостатковъ и нуждъ, доели жизнь Меланьи. Въ нищете, горе и нужде она скончалась тридцати трехъ летъ отъ роду, оставивъ Сидору четверыхъ малолетнихъ детей! Умирая, она просила мужа Христомъ Богомъ выбирать себе въ жены женщину добрую, которая была бы вместо матери для сиротъ ея. „Детушки мои милыя! говорила она, прижимая ихъ  къ истощенной

КРЕСТЬЯНСКIЙ   СЕМЕЙНЫЙ   РАЗДЕЛЪ.                               85

груди своей: если бы можно, всехъ взяла бы я васъ съ собою въ сырую землю! Тамъ теплее бы для васъ было, чемъ жить съ мачихой!..,,

^{Крестьянскiй семейный раз-}

^делъ.

Безъ Бога ни до порога. (Русск. посл.).

(Разска з ъ).

У крестьянина Феодора Куликова было два женатыхъ сына: Феодоръ и Филиппъ. Старшiй—Феодоръ былъ очень коренастый и обладалъ не малою силою; онъ былъ очень прилеженъ къ своей крестьянской работе, которая спорилась въ его могучихъ рукахъ какъ на пашне, такъ и на гумне. Филиппъ же былъ слабаго здоровья отъ рожденiя, а после военной службы его здоровье еще более разстроилось,—и онъ частенько прихварывалъ. Онъ имелъ скромный характеръ, былъ набожнымъ, къ своему отцу онъ всегда относился съ почтенiемъ и любовью, за что и отецъ его любилъ гораздо более старшаго сына; за это Федоръ нередко упрекалъ отца, а брата Филиппа часто называлъ лентяемъ и лежебокомъ. Федоръ былъ характера вспыльчиваго и сварливаго, вследствiе чего въ доме Федора Куликова нередко происходили семейныя перебранки и ссоры. Федоръ, постоянно занимаясь своими крестьянскими работами, редко, очень редко бывалъ въ церкви даже и въ великiе праздники, за что часто получалъ отъ отца строгiе выговоры. Но Федоръ не вразумлялся этимъ; онъ обыкновенно съ грубостью отвечалъ отцу: „хорошо вамъ съ Филиппомъ, своимъ любимымъ сынкомъ, ходить въ церковь и размаливаться, когда обоимъ лень работать; я почти одинъ веду все наше хозяйство, а вы съ нимъ едите готовый хлебъ. Мне размаливаться Богу нетъ времени: у меня каждый день работы дома и на пашне конца

86                           КРЕСТЬЯНСКIЙ   СЕМЕЙНЫЙ   РАЗДЕЛЪ.

нетъ." Эти дерзости старшаго сына очень оскорбляли отца, и онъ нередко плакалъ отъ нихъ. Федоръ ни одинъ уже разъ высказывалъ отцу, чтобы онъ его съ семьей отделилъ; но отецъ и слышать объ этомъ не хотелъ. Онъ всегда говорилъ: „пока я живъ, этого никогда не будетъ; нетъ тебе на это моего родительскаго благословенiя; когда умру, тогда, какъ знаете, делитесь съ братомъ, хотя я желалъ бы, чтобы вы до смерти жили съ нимъ вместе; но только жили бы по-детски, въ мире и согласiи, а не смешили добрыхъ людей своими семейными перебранками и ссорами, да не грешили бы предъ Господомъ Богомъ и не прогневляли Его милосердiя".

На эти наставленiя своего родителя Федоръ непочти­тельно и дерзко отвечалъ такъ:

— Ну, нетъ, я не желаю быть всегда батракомъ въ доме; я буду работать до поту и до мозолей на рукахъ, а твой „любимый сыночекъ" будетъ лежебокомъ; будетъ лежать на палатяхъ, да читать разныя книженки, которыхъ у него целая полка. Нетъ, ужъ спасибо, этого не будетъ,—такъ заканчивалъ всегда Федоръ.

Отецъ, бывало, махнетъ рукою и скажетъ; „ну, какъ тамъ знаешь, а все-таки при жизни моей тебе раздела не будетъ".

Часто происходили такiя пререканiя между отцомъ и сыномъ; часто въ доме Федора Куликова происходили перебранки и ссоры и между невестками—женами Федора и Филиппа. Все это тяжело отзывалось на сердце отца, и онъ часто плакалъ, горько плакалъ...

Къ Федору Куликову частенько захаживалъ его соседъ— глубокiй старичекъ Парамонъ, котораго все однодеревенцы уважали и любили; часто обращались они къ нему за советами въ своихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ жизни.

Дедушка Парамонъ, слыша дерзкiя и оскорбительныя речи Федора отцу, говаривалъ: „Охъ, Федоръ, Федоръ! перестань накликать на свою голову гневъ Божiй; пере­стань оскорблять и обижать своего отца-старика!... Помни,

КРЕСТЬЯНСКIЙ   СЕМЕЙНЫЙ   РАЗДЕЛЪ.                              87

что кто прогневить и не утешить своего земного — родного отца, тотъ прогневитъ и Отца небеснаго!... Кому Богъ обещаетъ благо—счастье въ жизни и долговечность? Только детямъ почтительнымъ къ своимъ родителямъ, а непочтительнымъ и дерзкимъ Онъ угрожаетъ Своимъ про-клятiемъ. Помни это—не забывай; одумайся и исправься!"

Эти благiя наставленiя дедушки Парамона не нравились грубому и черствому сердцемъ Федору,—и онъ говорилъ: „что тутъ, дедушка Парамонъ, мне начитывать разныя наставленiя? Ты вотъ ихъ читай нашему монаху— богомольцу, Филиппу, а мы и сами не меньше тебя знаемъ; а ученаго учить, какъ говорится, только портить".

—   Ну, самъ знаешь, бывало, ответитъ дедушка Пара­монъ; ныне молодые люди стали очень умны, не любятъ
слушать нашего брата — стариковъ. Нетъ, милый сынъ,
векъ прожить —не поле перейти; после, можетъ быть и
вспомнишь мои слова старика,—да будетъ, пожалуй, уже
поздно. Мы встарину всегда слушались своихъ родителей
и боялись ихъ оскорблять, а потому и милосердый Господь
миловалъ насъ, несмотря на наши вольныя и невольныя
прегрешенiя, и благословлялъ долговечностью; вотъ я,
слава милосердому Господу доживаю до девяти десятковъ".

Эти последнiя слова дедушки Парамона окончательно, бывало, выводили изъ терпенiя Федора, и онъ, нахлабучивъ шапку, убегалъ изъ горницы на дворъ, сильно хлопнувъ дверью.

—   Ну, не знаю, какъ ты, Федоръ, думаешь жить свой
векъ! — скажетъ, бывало, дедушка Парамонъ въ следъ
Федору, уходившему изъ горницы.

Такiя сцены бывали нередко въ доме Федора Куликова, и они поселяли глубокую скорбь въ отцовскомъ сердце.

Федоръ Куликовъ умеръ отъ холеры. После смерти отца — Федоръ еще больше началъ обижать своего брата Филиппа; онъ часто язвительно называлъ его монахомъ и богомольцемъ за то, что онъ почти всегда въ праздники

88                           КРЕСТЬЯНСКIЙ   СЕМЕЙНЫЙ   РАЗДЕЛЪ.

ходилъ къ службамъ церковнымъ. Бывая въ церкви Филиппъ становился на клиросъ, где принималъ всегда участiе въ церковномъ чтенiи и пенiи за что батюшка о.Iоаннъ всегда хвалилъ Филиппа; часто о.Iоаннъ защищалъ Филиппа отъ оскорбленiй брата, отъ которыхъ ему приходилось очень жутко и невыносимо.

Наконецъ, Федоръ окончательно задумалъ разделиться съ своимъ братомъ Филиппомъ. При разделе Федоръ очень обиделъ своего брата: онъ отломалъ новую горницу, а ему оставилъ ветхую избу; взялъ лучшихъ лошадей и коровъ и лучшую крестьянскую снасть и утварь. Филиппъ „смиренникъ", какъ его называли все односельцы, погоревавъ и поплакавъ объ обиде братомъ, началъ жить со своею женою собственнымъ хозяйствомъ.

Филиппъ занимался хозяйствомъ очень прилежно, въ чемъ ему усердно помогала его трудолюбивая жена. Хотя онъ нередко и прихварывалъ, но все-таки хозяйство его значительно и очень заметно начало поправляться. Хлебъ у него каждогодно родился хорошiй, домашнiй скотъ заметно размножался. Изъ всего ясно усматривалось, что милосердый Господь, за его любовь и усердiе къ храму Божiю и усердныя молитвы, наградилъ его Своими благами и щедротами.

Напротивъ, Федоръ Куликовъ не имелъ успеха въ своихъ крестьянскихъ трудахъ, хотя и трудился неусыпно, не покладая рукъ ни днемъ, ни ночью,—не разбирая ни воскресныхъ, ни праздничныхъ дней. Скотъ, отобранный у брата съ обидою, весь попадалъ, спустя годъ времени после смерти отца; урожай хлеба былъ у него плохой. Видя, какъ благоустроялось хозяйство его брата, Федоръ съ завистью говорилъ: „богомольному монаху во всемъ удается, несмотря на его леность и лежебокость".

Въ Ильинъ день о. Iоаннъ, идя служить обедню встретилъ Федора Куликова, который ехалъ на пашню; онъ остановилъ его и сказалъ: „одумайся, Федоръ! сегодня следуетъ оставить  всякiя   работы   и идти   въ храмъ   Божiй,   чтобы

КРЕСТЬЯНСКIЙ   СЕМЕЙНЫЙ   РАЗДЕЛЪ.                               89

тамъ прославить св. пророка Илiю, нашего молитвенника и помощника въ нашихъ делахъ. Сегодня, какъ и тебе хорошо известно, у насъ на селе будетъ крестный ходъ. Я тебе скажу, что работа въ праздникъ никогда не будетъ иметь желаемаго успеха; Самъ Богъ говоритъ: безъ Меня не можете делать ничего; безъ Божьяго благословенiя мы всегда будемъ безуспешны въ нашихъ трудахъ и предпрiятiяхъ. За последнее время ты, Федоръ, совсемъ забылъ храмъ Божiй—никогда не бываешь у службъ церковныхъ. Одумайся, Федоръ, пока правосудный Господь не наказалъ тебя за явное нарушенiе заповеди Божiей, которая повелеваетъ намъ святить воскресные и праздничные дни.

—     Что же, батюшка, я сделаю, отвечалъ Федоръ, когда нужда и бедность меня заела? Тружусь я, усиленно тружусь до пота и мозолей, не знаю покоя ни днемъ, ни ночью, а успеха въ своихъ трудахъ я не вижу, остаюсь съ однимъ горемъ на своемъ сердце.

—     А потому и остаешься безъ желаннаго успеха въ своихъ трудахъ, сказалъ о. Iоаннъ, что ты забылъ Бога, а Богъ забылъ тебя. И св. Апостолъ поучаетъ насъ—христiанъ: приблизьтесь къ Богу, и Онъ приблизится къ вамъ (Iак. 4, 8), а если отречемся отъ Бога, и Онъ отречется отъ насъ (2 Тим. 2, 12). Одумайся Федоръ, и исправься! Помни всегда одно, что у Бога милосердiе и гневъ, и на грешникахъ пребываетъ ярость Его (Сирах. 5, 7). Сказавъ эти слова, о. Iоаннъ отправился въ церковь; Федоръ, къ душевному его огорченiю, не внялъ его пастырскому наставленiю; онъ, стегнулъ свою лошадь, поехалъ на свою пашню.

Жаркiй день клонился къ вечеру; черныя тучи на­двигались на деревню Сидорову, въ которой проживалъ Федоръ Куликовъ со своимъ братомъ Филиппомъ; слышны были раскаты грома. Черезъ часъ гроза усилилась, частые раскаты грома съ трескомъ раздавались надъ деревнею, сопровождаемые часто мелькающею молнiею. Наконецъ, последовалъ сильнейшiй ударъ грома, после котораго на

90                                            ГОРЕМЫЧНАЯ   СЕМЬЯ.

деревне послышались крики крестьянъ: „пожаръ, пожаръ!"
Съ сельской колокольни, такъ какъ село Рощино было
смежно съ деревнею Сидоровою, раздался набатный звонъ;
крестьяне выбегли на улицу и, крича, бежали къ месту
пожара. Они увидели, что горитъ домъ Федора Куликова
со всеми пристройками. Когда Федоръ прiехалъ къ сво­ему дому, то увиделъ, что отъ него остались одне тлеющiя
головни. Увидевъ домъ свой сгоревшимъ, Федоръ палъ
безмолвно на землю и громко зарыдалъ, а рядомъ съ нимъ,
лежа на земле, голосила его жена. Крестьяне, находив-
шiеся на пожарище, какъ умели, утешали рыдающихъ.
Подошелъ, опираясь на старческiй посохъ, и дедушка
Парамонъ, онъ сказалъ рыдающему Федору: „Федоръ,
правосудный Богъ наказалъ тебя Своимъ праведнымъ
гневомъ за твою дерзость и непочтительность къ твоему
покойному отцу, отъ чего нередко онъ проливалъ горькiя
слезы; Богъ наказалъ тебя и за то, что ты, делясь съ
братомъ своимъ, сильно обиделъ его; а знаешь, что говоритъ премудрый Соломонъ? Онъ говоритъ: „наследство,
поспешно захваченное въ начале, не благословится впо-
следствiи". (Притч. 20, 21).

Стоявшiе на пожарище крестьяне, склонивъ голову, со вниманiемъ слушали мудрыя речи дедушки Парамона; а Федоръ, всхлипывая, говорилъ: „правда, дедушка Парамонъ, что Богъ наказалъ меня за грехи мои".

^{Горемычная семья.}

„Не оставлю  васъ  сиротами,  прiйду къ вамъ". (Iоан. 14; 18).

(Разсказъ).

Далека, глухая деревушка. Уныло и печально глядятъ бедныя избенки. Черезъ деревенскую улицу бежитъ узкая, проселочная дорога, и тянется дальше, за небольшой лесокъ, въ поле... Мелкiй снежокъ порошитъ въ воздухе. Пасмур-

ГОРЕМЫЧНАЯ   СЕМЬЯ.                                             91

ные, туманные сумерки окутываютъ всю небольшую дере­вушку... Несколько ребятишекъ неутомимо бегаютъ по улице, оглашая ее своими звонкими голосами. Кроме ихъ на улице никого не видно. Точно дремлетъ въ сумеркахъ бедная, печальная, деревушка...

—     Мама, мама! кричитъ вбегая въ покривившуюся старую избенку, стоящую недалеко отъ деревенской око­лицы, маленькiй, покрасневшiй отъ холода, мальчуганъ, мама, слышь, снегъ идетъ!

—     Чего кричишь-то, Ваня? тихо останавливаетъ его мать, ну, снегъ, такъ и слава Господу... Зимушка идетъ, знать...

Въ избе темно и тихо. На лавке задумчиво сидитъ пожилая женщина, съ печальнымъ, морщинистымъ лицомъ. Около нея, прикурнувши на старомъ полушубке, дремлетъ небольшая девочка. На печи крепко спятъ еще двое ребя­тишекъ.

—     Мама, слышь, я еще пойду, не унимается Ваня— весело, тамъ, на дворе-то... Ребятъ много... Пойду? А? Снегъ-то такъ и сыплетъ... Скоро зима-то придетъ, мама? Я больно люблю зиму! А? Станемъ бабу лепить... Андрей— мастеръ на это дело...

—     Ну, иди, что ли, да смотри, недолго тамъ, — ужо, светъ зажжемъ, букварь свой почитай, да вонъ старое тятькино письмо читай,—послушать хочется, давно что-то и весточки, родимый, не шлетъ... Тихо звучитъ усталый, разбитый голосъ женщины.

Но Ваня не дослушиваетъ ея последнихъ словъ, и скрывается за дверью. А мать его погружается въ свои тяжелыя, неотвязныя думы... Долго длится тишина въ избе.

—   Мама, тихо звенитъ голосъ девочки, мама!—„Что
тебе?" У насъ дровъ-то мало....а вонъ морозъ-то какой...
снегъ вонъ идетъ... тятька что же денегъ не шлетъ?

—    Знать, нету, коли не шлетъ... А безъ дровъ горе
наше горькое! Можетъ, Владычица сжалится надъ нами!

92                                 ГОРЕМЫЧНАЯ   СЕМЬЯ.

—     А что тятька въ Москве делаетъ?—„Что! Известно, работу несетъ... Тамъ домъ что ли они подрядились строить... ну и онъ тоже тамъ... въ дому работаетъ... Домъ, слышно, огромный..."

—     „И денегъ онъ, мама, много заработать можетъ?" опять спрашиваетъ девочка.

—     Изввстно, можетъ... Пошли ему, Господи, здоровья, да силы! Безъ него пропали мы, горемычные... Ты бы, Маша, Богу молилась, да братьевъ бы учила...

Я молюсь, мама... Долго что-то тятька не пишетъ ныне... Весело такъ грамотки-то его читать...

—     Пошли ему, Господи, и здоровья и силы! Вернется, глядишь, и денегъ принесетъ... и хлеба купимъ... и дровъ запасемъ, и всего будетъ у насъ!

—     А мне, мама, платокъ на голову купишь? Да Ване надо рубаху! оживляется девочка.

—     О-охъ, мы горемычные! вздыхаетъ женщина, и снова задумывается.

Опять наступаетъ въ избе тишина. Только съ печи слышится дыханiе разоспавшихся ребятокъ, да ихъ сонное бормотанье. Маша дремлетъ около матери.

А бедная женщина вся ушла въ свои невеселыя думы.

Вотъ ужъ месяцъ, какъ уехалъ въ Москву ея мужъ. Хотелось ему поработать до Рождественскихъ праздниковъ, чтобы сколотить денегъ, да помочь семье. А семья не маленькая. Четверо ребятъ есть, пить просятъ. Всехъ надо обуть, да одеть. Вонъ Ваня весь обносился, да и маленькимъ тоже бы надо по рубашке. А где возмешь?

Какъ уехалъ Михаилъ въ Москву, оставилъ онъ жене трешницу на все расходы. Мука-то была запасена, да и дрова были сперва.

Черезъ неделю вонъ и весточку отъ него получили. „Нашелъ, говорить, работу, слава Господу, сбережемъ что-нибудь! "

Вотъ теперь и дрова-то на исходе, и мучки немного осталось, а отъ него ни слуху, ни духу. Здоровъ ли ужъ,

ГОРЕМЫЧНАЯ   СЕМЬЯ.                                                93

сердечный кормилицъ семьи? Ребята ростутъ, едятъ много. Набегаются за день-то. Выйдетъ мука, где еще взять ей? Горе, да и только. Хоть суму надевай, да по мiру иди! Тихiя слезы катятся по худымъ, впалымъ щекамъ Аграфены.

Жаль ей своихъ ребятокъ, такъ жаль, что и словами не выразить.

Сегодня особенно тяжело на сердце бедной Аграфены. Ноетъ сердечушко, словно чуетъ беду неминучую. Здоровъ ли Михаилъ? Что то онъ тамъ поделываетъ? Хватитъ ли ему рубахъ-то? Охъ, горюшко, да и только. И снова тихiя слезы текутъ по щекамъ Аграфены, снова тоска гнететъ ея сердце.

Но вотъ дверь избы быстро растворяется, и Ваня весь красный, запыхавшись, подбегаетъ къ матери.

Аграфена встаетъ, тихо зажигаетъ маленькiй сальный огарокъ, вставленный въ полуразбитую бутылку, беретъ шитье и садится къ столу. Слабо вспыхиваетъ огарокъ. Онъ освещаетъ низкiй, закоптелый потолокъ, огромную русскую печь, лавки, деревянный столъ, въ углу образъ, съ заткнутымъ за него пучкомъ вербы, и низенькое оконце, въ которое угрюмо глядитъ мрачный, осеннiй вечеръ.

—  Садись, Ваня, читай что ли тятькину грамотку
последнюю, говоритъ Аграфена, проворно сшивая грубую,
холстяную рубаху.

Маша, съ чулкомъ въ руке, прiютилась около матери. Съ печи слышатся веселые голоса, проснувшихся отъ света, ребятъ.

—  Мама, дай хлебушка? доносится оттуда детскiй
голосокъ.

Аграфена мрачно сдвигаетъ брови.—Маша, говоритъ она дочери, дай имъ краюху... тамъ вонъ на полочке лежитъ!

Ваня успелъ темъ временемъ скинуть полушубокъ и шапку, вытащилъ откуда-то засаленную бумажку, и уселся за столъ.

При свете весело улыбалось его свежее, румяное личико, съ курчавыми, белокурыми волосами.

94                                             ГОРЕМЫЧНАЯ   СЕМЬЯ.

—   Ну, читай, чего сидишь... какъ тамъ начало-то?
торопила сына Аграфена. Маша тоже внимательно уставила
свои большiе глаза на брата и приготовилась слушать.

Не успелъ Ваня начать письмо, какъ въ сеняхъ послышались шаги, дверь растворилась, и въ избу торопливо вошелъ высокiй, плотный мужикъ, съ окладистой, седой бородой. Это былъ Иванъ Парменычъ, деревенскiй староста.

Чинно перекрестившись на образъ, онъ несколько минутъ переминался съ ноги на ногу, точно не решался что-то сказать. Лицо его выражало непривычное смущенiе. Аграфена и дети молча  и удивленно глядели на старосту.

— Что ты, Парменычъ, заговорила, наконецъ Аграфена, здравствуй! Что надобно? Аль ты насчетъ недоимки? Такъ вотъ, право слово, выплачу... поверь, теперь не могу... хозяинъ вотъ воротится... тогда ужъ.

— Нетъ, я не затемъ, тихо вымолвилъ староста. Вотъ тебе, Аграфена, весточка... грамота... то-есть, примерно, не къ тебе... путался онъ, а оповещенiе... Да ты не горюй, Петровна... въ животе и смерти Богъ воленъ...

— Да что такое, чего случилось, Парменычъ?—бро­силась къ нему побледневшая Аграфена. Отъ мужа что ли недобрыя вести? Да говори, Христа ради... не мучь!

—     Да, вишь ты... оповестили меня... изъ нашей деревни трое померли... Домъ они, видишь, строили въ Москве-то... стена-то и обрушься... и придавило ихъ, горемычныхъ...

—     И моего тоже... придавило? задыхаясь спрашивала Аграфена.

—     Н-н-етъ. Да ты, тетка, не того... право, Господь милостивъ! Видишь ты, трое изъ нашихъ-то совсемъ Богу душу отдали, а твоему то, говорятъ, ногу да руку сломало. Что-жъ, можетъ, и вылечатъ? Господь не оставить!

Но Аграфена не слыхала последнихъ словъ старосты. Печальная весть, что ея мужъ, кормилецъ семьи, калека и, быть можетъ, умретъ, оглушила и убила бедную  жен-

СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.            95

щину... Какъ громомъ пораженная, она тихо застонала и упала на полъ. Ваня и Маша, перепуганные, бросились къ матери. Мальчуганы на печке подняли ревъ. Староста едва могъ привести въ чувство бедную женщину съ помощью детей. Какъ истуканъ, сидела она на лавке, не шевелясь. Она не видела, какъ староста приласкалъ детей, и тихо, смахивая слезы, вышелъ изъ избы, не слыхала, какъ плачущая Маша унимала младшихъ братишекъ, не видала, какъ печально повесивъ голову стоялъ около нея ея любимецъ Ваня, горькiя слезы текли по исхудалому личику Маши. Ваня не плакалъ, только не детское горе, а мучительное страданiе отражалось на его лице, въ грустномъ, печальномъ взгляде. Стихло въ избе. Горе и печаль поселились въ несчастной семье. Какъ-то справится теперь съ хозяйствомъ бедная Аграфена? Какъ будетъ прокармливать она ребятъ и мужа калеку? Много тяжкаго труда, много мучительнаго горя впереди... Вся надежда бедной семьи на Милосерднаго Господа! Онъ не оставитъ бедняковъ... Быть можетъ, и добрые люди откликнутся и помогутъ семьямъ несчастныхъ страдальцевъ, погребенныхъ подъ стеной развалившагося дома. Помоги имъ, Боже!

Семейное счастiе есть высшее счастiе честнаго труженика.

(Разсказъ).

На дворъ стояла осень хмурая и неприветная. Жгучiй дневной зной последнихъ летнихъ дней сразу сменился ночными изморозками, а тамъ, вдругъ, дожди зарядили, да такiе, что, почти, недели три о красномъ-солнышке люди только по-наслышке поминали. Въ открытомъ поле въ эту ненастную пору и не весть что творилось! И днемъ страшно было заглянуть туда, а ночью—и врагу не приведи Господь побывать тамъ! Кругомъ зги не видно, ветеръ дикимъ зверемъ завываетъ и острыя   капли   мелкаго, на-

96             СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.

сквозь пронизывающаго дождя, словно чрезъ ледяное сито, сыплются наземь.

И вотъ, въ этакую-то непогоду, въ этакую-то ночку, непроглядно-темную, непрерывно-дождливую случилось двумъ запоздалымъ путникамъ пробираться къ ближнему селенiю по размытому ливнемъ проселку. Ноги ихъ то — скользили по вязкой глине, то — по колено шагали въ разливанномъ море. Среди тьмы кромешной, захожему человеку и ощупью не найти бы дороги, но путники наши подвигались впередъ, если и не бодро, то уверенно. Места—не только знакомыя, но и родныя! Какъ бывалому въ пустыняхъ страннику — звезды небесныя, такъ этимъ путникамъ— каждый пригорокъ, каждая ракита придорож­ная, каждый огонекъ, въ безпредельной дали мелькнувшiй, не давали сбиться съ дороги.

—  Гляди-ка... вонъ, вонъ, направо опять светъ за-
мелькалъ, — весело сказалъ шагавшiй впереди путникъ,
рослый крестьянскiй парень.—Такъ и есть, лачуга Антона—
побережника въ Замятьевомъ перелеске! Чай, сидитъ,
добрый старичекъ, да сети свои зачиниваетъ.... Ну, не
унывай, Сережа! Теперь и двухъ верстъ до Покутъ-горы
не осталось, а съ нея все село, какъ на ладони, видно.
Слава Тебе, Христе!—добрались во свояси.

Поснимали оба шапки, набожно перекрестились и, прiободрившись, двинулись далее. Не прошло и четверти часа, какъ остановились они на краю крутого обрыва, подъ которымъ, въ широкой лощине, раскинуто село, десяткомъ светящихся точекъ выделявшееся изъ мрака.

Загляделся Данило, парень веселый и говорливый, на мигающiе огоньки эти и пошелъ свои догадки по нимъ строить передъ молчаливымъ спутникомъ.

—  Вонъ, зелена искорка, какъ разъ посередине, све­
тится: отецъ дiаконъ, стало-быть, за книжкой передъ
лампой своею сидитъ, а вонъ, на окраине, четыре огонька
подрядъ: это на Микулинскомъ постояломъ дворе бражни­
чаютъ. — чай,   много   пришлаго  люда въ эту непогодь на

СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.             97

ночевку въ селе осталось.... Смотри, смотри.., вонъ, за мельницей, еще два.... Э-э-э! Да знаешь, братъ, что? — Ведь это у тебя... ну, такъ и есть, у тебя въ избе светится. Съ места не сойти,—въ твоей! Гляди и ты, Сережа гляди!

Но Сергей уже давно тревожнымъ взоромъ вглядывался въ два огонька эти, не обративъ вниманiя на остальные.

„Светится, светится!"—не то—съ радостью, не то— съ тоскою думалъ онъ.—„Что же это значило бы? Почему не спятъ? Ведь уже заполночь, поди, перевалило. Меня ждутъ?—Да нетъ, и быть не можетъ! Уже съ месяцъ отъ насъ вестей въ селе не было".

Съ месяцъ вестей не было, а самихъ-то ихъ уже полгода въ селе не видано. Еще раннею весною, собрались Сергей съ Данилой за Волгу, на дальнiе заработки. А были они ровесники, и хоть не родня другъ другу, да неразлучные друзья прiятели съ детства. До двадцатаго года жилось имъ одинаково, но тутъ судьба толкнула ихъ по разнымъ дорогамъ. Сергей женился, и теперь было у него уже четверо ребятокъ — малъ - мала - меньше. Семейная жизнь успела уже провести две глубокiя морщины на челе прежняго безпечнаго парня и научила его, что значитъ трудовая, хозяйская долюшка и тяжелая отцовская думушка. А Данила вольнымъ соколикомъ остался и не могъ своей волюшке нарадоваться. Беззаботно и весело жилось ему, бобылю, и всякая наносная беда крестьянская, въ разоренiе вводившая семейныхъ хозяевъ, только краешкомъ задевала его. Этакому здоровому парню трудъ—не въ тягость, а въ пользу былъ: безъ него онъ, какъ рыба безъ воды, пропалъ бы. По уплате податей, каждый заработанный грошъ лишь на него на одного шелъ, а потому узнать нужду горькую на себе самомъ Даниле еще не приводилось. Только и было у него заботушки, что послаще поесть, да получше въ праздникъ Божiй   нарядиться.   Сборы   его въ дальнiй   путь  были не

 

98                  СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.

долгiе, и на чужбине думушка о покинутой родной стороне ему не докучала. Въ избу свою онъ на лето погорелыхъ пустилъ и теперь съ Покутъ-горы не ее искалъ во мраке: съ умиленiемъ загляделся онъ на четыре огонька, что изъ оконъ постоялаго двора светились: „Тамъ теперь захожiе люди бражничаютъ!"—думалось Даниле, и вотъ, туда-то решилъ онъ свой путь въ эту позднюю пору направить. Звалъ онъ и прiятеля въ харчевню „обогреться хорошенько", да тотъ и не ответилъ на болтовню его, занятый своими думами.

—  Светится, светится! —все еще шепталъ онъ про
себя, не отводя пристальнаго взора отъ двухъ огоньковъ,
самыхъ дальнихъ.—Не спятъ еще, родные мои, болезные...
Что-то детушки? — Подросли, чай!... А жена? Какъ-то,
бедная, одна съ хозяйствомъ управлялась? Занемогла
она еще, какъ я уходилъ.

Въ раздумьи долго еще простоялъ бы Сергей на краю обрыва, да Данила, потерявъ терпенiе, уже силой потянулъ его къ спуску. Заслонились чемъ-то огоньки на несколько минутъ, но когда путники сошли въ лощину, два красноватыхъ глаза за мельницей блеснули еще ярче.

—  Такъ и есть, у меня! — уверенно сказалъ теперь
Сергей.— „Светится!"—снова подумалось ему, и уже не
отрадою, а ноющею болью отозвалась мысль эта въ его
сердце.—Неужто, захворалъ кто? Неужто, опять горя, да
тяжелой заботы въ семье прибавилось?!... Эхъ, детушки,
безъ вины виноватые, жизнь мою загубившiе! Если бы не
семья, разве этакимъ былъ бы я ныне? Вонъ онъ, казакъ-
то вольный, впереди идетъ: шапка и въ ненастье на
бекрень, а въ томъ, что подъ шапкой, и въ ведро ветеръ
разгуливаетъ! Усердно трудился онъ все лето да еще
усерднее на свой заработокъ себя ублаготворялъ. А у меня
что? — только и было, что трудъ упорный, на покосахъ,
либо на плотахъ, а на смену ему ночка безсонная съ тяжелою заботою о техъ, кого я дома покинулъ, да откладыванiе,
ради нихъ, грошей заработанныхъ.  Правда, и я этакъ-то,

СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.        99

какъ Данила, раскутиться могъ, да ведь сердце-то мое— вотъ оно, не дома оставлено, не при дороге брошено! Страхъ Божiй, совесть въ немъ есть... Развъ злодей я окаянный, чтобъ семью голодную бросить, да въ недоимкахъ, запутать?... Не въ отраду честному отцу хмель, семейной бедой купленный. Во всемъ себе отказывалъ, ни отдыха, ни веселiя, ни отъ заботъ покоя во все лето не ведалъ. Удалось за то, слава Богу, деньгу скопить: будетъ на что старыя прорехи исправить и на зиму семью обрядить. Да дальше-то что? Какъ при этакихъ неурожаяхъ жить?... Руки-то одне, а потребы въ семье ростутъ. Ужели же изъ году въ годъ жизнь этакая каторжная? Где силы, где бодрости взять, чтобы все въ семье трудомъ безустаннымъ обладить?...

Еще за часъ предъ темъ, какъ Сергей, поглядывая на огоньки, думу свою безотрадную думалъ, — широкимъ пламенемъ засветились огоньки эти на очаге въ убогой избенке за мельницей. Четверо малыхъ ребятъ, сбившись въ кучу на палатяхъ испуганными глазами поглядывали на печку, затопленную въ эту необычную пору и чего-то ждали.

Чутко прислушивались, забытые въ суматохе, ребятишки къ шуму, доносившемуся изъ боковушки, но ничего понять не могли. Вдругъ, что-то милое, знакомое, понятное и для самаго малаго братишки, послышалось имъ оттуда, раздался детскiй пискъ, сначала слабый, а потомъ все смелей, да задорней, и, при звукахъ его, прiободрились, даже весело переглянулись ребятишки. Куда и страхъ въ детяхъ девался! Чуть не кубаремъ скатились съ полатей и поскакали въ соседнюю горенку, едва не сбивъ съ ногъ на бегу бабусю, спешившую къ нимъ съ радостною вестью.

Тесную боковушку наполнилъ веселый детскш гамъ, къ которому присоединилъ свой задорный голосокъ и новый полноправный членъ семейки. Облокотясь рукою на подушку, мать нежнымъ, любящимъ взоромъ смотрела на шумливую ватагу, затеявшую на радостяхъ плясь вокругъ ея   постели.   Всею   душою   любила   она   своихъ   детей,   и

100        СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.

никто изъ нихъ не былъ ей дороже прочихъ. Не въ тягость, а въ радость были для нея кропотливыя заботы о ребятахъ, и если бы Господь послалъ ей еще столько же, не возроптала бы она на Бога, а отъ всего сердца возблагодарила бы Его. При здоровье, нужда не страшила ея: молитва матери и со дна моря достанетъ, а отъ нужды уберегутъ детушекъ ея трудъ и забота. Себя безъ куска оставитъ, съ себя последнюю одеженку сниметъ, а ужъ ребятъ отъ голода и холода оградитъ. Въ сердце, материнскомъ,—въ этомъ роднике бодрой силы, глубокой любви, самоотверженiя и всякой правды житейской,—не можетъ быть места унынiю! Случись беда, не станетъ матушки— великое горе; да ведь все подъ Богомъ ходимъ! Светъ не безъ добрыхъ людей: вспомнятъ они и о своемъ смертномъ часе,—о своихъ детяхъ, и не дадутъ пропасть на мiру сиротинкамъ.

Любуясь на своихъ „птенчиковъ, вполне счастлива была бы жена Сергея, если бы не одна мысль ее тревожила; „что-то скажетъ онъ, когда домой воротится?" Новая прибыль въ семье не порадуетъ его, вечно со страхомъ заглядывающаго въ будущее. Онъ-то и на чужбине, поди, все только о родимыхъ своихъ болеетъ, а семья-то вонъ какое горе ему ко встрече приготовила.

— Горе?!... Этакiй-то мальчуганъ, да „горе"? — молвила про себя мать, съ любовью взглянувъ на него.—Ну, да когда-то еще кормильца нашего новою вестью смутимъ!.. Авось, Господь все къ лучшему устроитъ! А теперь, вотъ мое счастье, вотъ моя радость—мои детушки ненаглядный, воробушки непоседливые...

Осторожный стукъ съ улицы въ оконце прервалъ ея размышленiя. Оторопели, но не испугались, смекнувъ, что запоздалый путникъ забрелъ на огонекъ просить о ночлеге. Да какъ его пустить! И самъ пойметъ, что не место ему теперь въ этой избе и что не до гостей хозяйке. Не взыщетъ добрый человекъ на невольномъ отказе: село большое,— безъ крова не останется.

СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН.  ТРУЖ.         101

Подняла бабуся оконце, высунулась на улицу, чтобы переговорить съ путникомъ, да какъ услышала его голосъ— въ конецъ оторопела, отскочила назадъ и не знала, пугаться ли ей, либо радоваться. Словно бы языка лишившись, не нашла она и слова въ ответъ на разспросы родильницы, потопталась на одномъ месте и вдругъ, со всехъ ногъ пустилась во дворъ отворять калитку. Звякнулъ запоръ въ воротахъ, тяжелые шаги послышались во дворе, заскрипели ступеньки и дверныя петли въ сеняхъ,—и въ горницу ввалился кто-то, страшный для ребятъ, закутавшiйся отъ ненастья, кажись во всю одеженку, что въ котомке его дорожной нашлась. Вода въ три ручья такъ и льетъ съ него на полъ.

После бабуси, Даша—семилетка первая узнала отца, когда сталъ онъ свои покровы распутывать.

— Тятя!—радостно взвизгнула она, бросаясь къ нему, а вследъ за нею, съ темъ же крикомъ, подскочили къ отцу и сынишки.

Ребята, въ уровень съ головенками своими, хватались за батьку, обнимали мокрыя ноги его и цепко повисли на нихъ, не давая ему сделать и шагу.

Роднымъ тепломъ, живительною отрадою пахнуло на Сергея. Смекнулъ онъ, что будь горе въ семье, не такъ встретили бы его ребятишки. Повеселелъ отецъ, уверившись, что не беду предвещали ему огоньки среди поздней ночи, и сталъ ласково возиться съ детьми, поочереди подымая каждаго къ своему лицу и шутливо отбиваясь отъ копошившихся внизу. Отбиться ему, однако, не удалось, и на ногахъ своихъ протащилъ онъ ихъ до боковушки, куда за рукавъ тянула его бабуся. Детскiй гамъ не давалъ ему разслышать слова тещи, но когда оглянулъ онъ горенку, то сразу все понялъ. Острая, какъ шило, мысль больно кольнула его въ сердце, но сейчасъ же унялась и безследно исчезла боль эта. Тревожнымъ взоромъ следила жена его затемъ, какъ приметъ онъ нежданную весть,    и   виделъ   Сергей,   что   уловила   она   минутное

102             СЕМЕЙН. СЧАСТIЕ ЕСТЬ ВЫСШЕЕ СЧАСТIЕ ЧЕСТН. ТРУЖ.

скорбное чувство, мелькнувшее на лице его. Виноватымъ почувствовалъ онъ себя передъ нею и удвоилъ свои ласки и къ жене, и ко всей семье на радостяхъ долгожданной встречи.

Снова яркимъ пламенемъ вспыхнулъ потухавшiй уже огонекъ въ печи и снова ходуномъ заходила изба отъ веселаго детскаго гомона. Не только бабуся, но и больная жена, и ребятишки, кто во что гораздъ, наперерывъ старались услужить дорогому „тяте", обсушить его, обогреть, приголубить. Младшiй парнишка—храбро обхватилъ сбро­шенный отцомъ мокрый сапогъ и, пыхтя, потащилъ его въ сени.

Никогда прежде не думалъ Сергей, что такъ отрадно, такъ уютно и покойно можетъ ему быть подъ ветхою кровлею, при одномъ видъ которой болезненно сжималось его сердце, вечно полное тревоги. Отъ недавнихъ страховъ его и следа не осталось: растаяли они, какъ при свете весенняго солнышка, острыя ледяныя глыбы, грозившiя съ застреховъ обрушиться на голову. Светло было теперь у него передъ глазами, светло на душе, светлымъ казалось ему и будущее. Безграничнымъ счастьемъ, что въ семейномъ кругу испытывалъ онъ, при виде горячей любви къ нему, „кормильцу-тяте", съ избыткомъ вознагражденъ былъ Сергей и за „трудъ упорный", и за „ночки безсонныя", и за лишенiе покоя въ страдное время его работы на чужбине. Стыдно стало ему при мысли, что завидовалъ онъ бобылю Даниле и его волюшке. Да разве на постояломъ дворе, среди хмельнаго веселья, въ кругу неведомыхъ захожихъ людей, испытываетъ Данила хоть сотую долю того счастья, которымъ полно сердце отцово въ избенке за мельницей?

Где силы, где бодрости взять къ труду безустанному"?—вспомнилъ Сергей недавнiй вопросъ свой, и тутъ же далъ ответъ на него.—„А вотъ где, вотъ въ комъ: въ семье своей, слепо полагающей на тебя свою надежду и видящей въ тебе своего кормильца,—въ своей любви   къ

 

БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.            103

детушкамъ, плоти и крови твоей, нуждающимся въ твердой опоре и благомъ примере на заре своей труженической жизни, — въ святомъ упованiи на милосердiе Того, Кто благословилъ бракъ твой „детушками" и еще этою ночью напомнилъ тебе о Своемъ благоволенiи!"

Счастье семейное—это высшее счастье честнаго тру-женника! Оно даетъ ему радость тихую, но истинную и прочную, даетъ охоту и силу къ труду, ограждаетъ его отъ веселья порочнаго, доставляетъ ему облегченiе въ болезни, утеху въ скорби и, какъ запоздалому путнику въ ненастную, осеннюю ночь, еще издалека светится ему путеводнымъ огонькомъ, манящимъ къ теплу, свету и покою.

Благоразумный, хозяйственный крестьянинъ.

(Разска з ъ).

Хозяйственнаго крестьянина можно найти не въ каждой деревне черноземныхъ губернiй, но зато, встретившись съ нимъ и изучивши его, невольно беретъ охота описать такого человека, затерявшагося среди остального крестьянства. „Среднiй" крестьянинъ той же черноземной полосы довольно своеобразно смотритъ на зажиточность и богатство вообще.

—  На большой дороге подделъ!.. говоритъ онъ о
какомъ-нибудь односельце, орудующемъ теперь на снятiи
земель, на ссуде подъ проценты и проч.

Или:

—  Съ ворогами знался, вотъ и скопилъ... Ты думаешь
хребтомъ-то много намозолишь?.. Нетъ, братъ, этимъ мане-
ромъ только горбы наживаютъ, а не деньги... Отъ трудовъ
праведныхъ не наживешь палатъ каменныхъ... Была голь,
первая беднота на селе, а теперь вишь ты! и посевы, и
сладкая еда, и домъ полная чаша...

104                БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.

Двадцать летъ назадъ государственный крестьянинъ села Куксова, Фома Евстигнеевъ слылъ подъ именемъ Фомахи Евстюхина. Въ то время Фома былъ въ ужасной бедности. Жилъ онъ въ кривой и гнилой лачуге, державшей тепло только потому, что зимой Фома заваливалъ ее отъ земли до крыши навозомъ. Въ этой лачуге теснилась вся семья изъ десяти человекъ, малъ-мала-меньше. На дворе изъ полуразрушенныхъ плетней, кое-какъ прикрытыхъ соломой, шлялась скелетообразная лошадь, напоминавшая более заморенную козу, которая съ тоски и безкормицы обрывала крышу и лениво пережевывала пучки камыша и соломы. Ни коровы, ни овецъ, ни свиней Фома не водилъ—не на что было купить.

—     Здорово, захудалъ ты, Фома! немножко съ упрекомъ, немножко съ сожаленiемъ замечалъ ему тесть его, прiезжавшiй иногда наведаться къ дочери.

—     Куда подашься? отвечалъ зять съ веселой улыбкой на лице.—Вишь сколько этого добра у меня!.. указывалъ онъ на белоголовыхъ ребятишекъ. Одного хлеба не успеешь наготовиться... а тамъ подати... Спасибо еще кумъ Митрiй выручилъ, внесъ... стало быть, три десятины взялся у него ржи убрать... Дастъ Богъ и мы поправимся... Такъ ведь, Арина?..

—     Ты, Фома, какой-то чудной! Другому на твоемъ месте плакать бы... а ты только смеешься!..

—     О чемъ плакать-то? удивлялся Фома. Ты думаешь, я горюю, что у меня детей много? Нисколько!.. Кому другому ребята горе, а намъ съ Ариной они въ радость... Гляди, отъ детей и жить начнемъ...

И Фома принимался ласкать свою детвору осаждавшую его со всехъ сторонъ.

Отъ природы онъ былъ немножко созерцатель, любившiй въ праздникъ полежать на задворкахъ, въ тени отъ солнечнаго припека. Тутъ, полузакрывши глаза, Фома предавался мечташямъ о будущемъ. Не озлобляясь на свою бедность, недостатки и на то высокомерное, съ оттенкомъ

БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.           105

полупрезренiя, отношенiе, которое встречалъ онъ отъ зажи-точныхъ односельчанъ, — Фома просто любилъ рисовать картину обыкновенной трудовой семьи, въ которой каждый на своемъ месте, при своемъ собственномъ деле.

Разработывая эту картину во всехъ подробностяхъ, Фома составилъ целый планъ, имеющiй поднять и построить его благосостоянiе на самыхъ прочныхъ основахъ. Фома какими-то непостижимыми путями пришелъ къ умозаключенiю, что истинная, действительная сила лежитъ въ знанiи, въ ремесле, въ искусстве. Богъ его ведаетъ, что помогло ему самостоятельно додуматься до этой счастливой мысли. Но разъ додумавшись, Фома прилепился къ ней душой и сердцемъ, лелеялъ ее словно святыню.

—  Пусть только выростутъ Павелъ, Михаилъ, Семенъ
да Герасимъ, думалъ мечтатель,—сейчасъ отдамъ ихъ въ
мастерство... Потому мастерство нашему брату первое
дело... Павла обучу полушубки шить... Михаилъ поступитъ
къ сапожнику... Семена къ бондарю... Герасима хорошо бы
пустить по тележной части... Землю делить будутъ, на
нашу долю достанется десятинъ пятнадцать... Соломы этой,
кормовъ...

Однажды Фома размечтался до того, что не вытерпелъ, вскочилъ и побежалъ отыскивать Арину.

—     Слышь, Арина, началъ онъ излагать жене свои умствованiя, а ведь я, значить, такъ полагаю... мы, тово, каменную избу непременно выстроимъ, а?

—     Охъ, Фома, Фома!.. залилась добродушнымъ смехомъ Арина. Молчишь ты по-долгу, зато уже такъ скажешь, что только смейся. Намъ ли каменную избу строить? Хотя бы ужъ бревенчатую-то построить... Ведь эта—гнилье... почти светится...

—     Я тебе дело говорю, продолжалъ Фома, нисколько не обижаясь словами Арины. Посуди сама; кирпичъ я делать умею... Не даромъ три года выжилъ у Струковыхъ... Ребята наши выростутъ.., ну хоть подлетками будутъ... Вотъ  мы   и   примемся   съ   ними   помаленьку   кирпичики

106               БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.

делать... Нынче пять или шесть тысячъ... на другой годъ столько же... А черезъ три-то года въ рукахъ у насъ и вся изба, право!..

—  Хорошо бы такъ-то...

— И вовсе не дорого она станетъ, увлекся Фома собственной мыслiю. Каменьщика мы наймемъ одного, потому сами помогать будемъ... Лесъ къ тому времени разделятъ общественный... потолокъ, стропила, перерубы, все свое... Эхъ, заживемъ мы съ тобой, разлюбезное дело!..

—     То-есть, если сказать объ этомъ людямъ—смеху конца не будетъ! пошутила Арина, втайне сочувствовавшая мечтамъ супруга.

—     А ты, того, не говори по-пусту, предупредилъ Фома. Люди сами по себе, мы сами по себе... Имъ бы только издеваться...

И правду, каждый изъ мужиковъ посмеялся бы отъ чистаго сердца, услыхавши, что беднякъ тихоня - Фома Евстюхинъ серьезно думаетъ о возведенiи каменной избы, да еще не простой, а пяти-стенной, съ сенями и крыльцомъ. Задушевныхъ прiятелей на селе у Фомы не было, потому что молодость онъ скороталъ въ батракахъ по чужимъ людямъ, а подъ тридцать летъ заводить ихъ уже поздно. Въ деревенскiй клубъ, т.е. кабакъ, где завязываются знакомства и дружба, Фома не ходилъ, на мiрскихъ собранiяхъ онъ появлялся не всегда и старался держаться подальше отъ горячихъ споровъ, сопровождавшихся бранью, укорами, обидными попреками и т.п. Сельская общественная жизнь мало занимала Фому, ибо своихъ делъ по горло.

— Что, Фома, на сходку нейдешь? спроситъ его соседъ, отправляющiйся къ сборной избе.

—  Тамъ и безъ меня все разсудятъ, ответитъ Фома.
У кого дома остались двое—трое работниковъ, тому бол­таться до вечера легко: безъ него все сделаютъ. А тутъ
вотъ управляйся со всемъ одинъ: ты и телегу почини, и

БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.           107

резки лошадке нарежь, и соху поправь, и косу отбей... Надеяться не на кого... Вотъ, братъ, отчего я на сходку не иду...

Къ детямъ Фома питалъ самыя нежныя отцовскiя чувства. Въ годовые праздники онъ вместе съ Ариной надевалъ на старшихъ сыновей ситцевыя рубашенки, подпоясывалъ ихъ цветными поясками, расчесывалъ головки старымъ деревяннымъ гребнемъ, и велъ свое потомство въ церковь, где выбиралъ местечко позади, попросторней.

Иногда, желая доставить детямъ удовольствiе, Фома спрашивалъ:

— Кто хочетъ завтра со мной на пашню ехать!

—     Я, я, я! хоромъ кричали старшiя дети... За ними тянулись и малолетнiя сестренки, давно уже жаждавшiя проехаться въ поле.

—     Ладно, ладно, всехъ возьму... Только нужно вставать рано!

—     Будетъ тебе, Фома! отговаривала Арина.—Смотри еще дождь пойдетъ... солнце нагреетъ голову, заболитъ.

—     А мы зипуны возьмемъ отъ дождя-то, отвечалъ Фома, который самъ радовался предстоящей поездкъ не меньше ребятъ. — По улице, все равно, бегаютъ же съ непокрытыми головами... не болятъ ведь.

Утромъ Фома взваливалъ на телегу соху, борону, сажалъ детей и съ целымъ возомъ живой и мертвой клади ехалъ на пашню метать паръ. Пока онъ пахалъ, маленькiй народъ игралъ и кувыркался по межамъ въ высокой полыни и пыреяхъ, подъ жгучими лучами iюньскаго солнца. Утомленныя играми, они скучивались подъ телегой и сладко засыпали, поевши черствыхъ корокъ хлеба, размоченныхъ въ воде, предусмотрительно взятой изъ дому.

Возвращенiе съ пашни, когда Фома шелъ рядомъ съ лошадью, а детвора размещалась въ телеге, рядомъ съ сохой и бороной, было еще большимъ удовольствiемъ, такъ какъ на деревне ихъ встречали друзья, съ которыми они вступали въ обменъ животрепещущими новостями.

108         БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.

Быстро и незаметно неслось время. Мечты Фомы стали осуществляться. При разделе земли по новымъ душамъ онъ получилъ пашни около пятнадцати десятинъ, не считая луговъ и лесовъ.

—  Гляди! Фома какой счастливый! завидывали му­жики.—Шутка сказать: на пять душъ землей будетъ владеть... Съ этакой палестиной какiя угодно дела можно
разделать!

При этомъ, какъ водится, завистники забывали, что въ ихъ селе есть семьи съ наделомъ на шесть и на семь душъ, живущiя даже хуже того, какъ мы застали Фому въ начале его жизненнаго поприща. Половина надела въ этихъ семьяхъ была заложена деревенскимъ богатеямъ, а на другой половине хлебъ убирался всегда не во время, съ осыпкою, потому что въ горячую пору хозяинъ съ домочадцами принужденъ былъ работать за зимнiе долги на чужихъ поляхъ.

Прибавка надела совпала съ темъ моментомъ, когда старшему сынишке—Павлу стукнуло десять летъ, а самому

младшему—Герасиму пошелъ пятый годокъ. Павелъ рослый

и сильный мальчуганъ, пробовалъ уже ходить за сохой, а следующiй за нимъ братишка—Михаилъ ездилъ съ бороной. Прежняя лошадка была продана татарамъ за семь рублей и вместо нея куплена другая—бодрая и сильная.

—     Пока что, советывался съ женой Фома тою же осенью, что пора и Мишу послать въ школу.

—     Ну, что-жъ?.. Пусть ихъ оба бегаютъ съ Павлушей... Все меньше дома болтаются.

—     Помучатся, чему - нибудь научатся... Не теперь, такъ потомъ пригодится... можетъ быть, и въ солдатахъ придется служить...

Ребята Фомы бегали въ школу съ увлеченiемъ, такъ какъ находились тамъ въ обществе товарищей, съ которыми можно было порезвиться въ перемену и по дороге домой. Ученье ихъ, къ большому удовольствiю родителей, подвигалось  быстро.   Чрезъ   годъ  они   уже приносили съ

БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.       109

собой изъ школы книжки съ разсказами и читали умиленному и восхищенному Фоме „Крымскую войну", „Житiе Алексея Божьяго человека"  и т. п.

—     Вотъ она, наука-то, что значитъ! восторгался без­грамотный, но ценившiй образованiе Фома. Смотри, Арина, какъ ребята-то читаютъ.

—     На четвертую весну Павлуша съ радостiю принесъ отцу „свидетельство".

—     Молодецъ, Павлуша! похвалилъ Фома своего пер­венца. Теперь ты у меня настоящiй ученый... Управимся съ хлебомъ, отпашимся, отмолотимся... а тамъ, Господи благослови, въ другую науку — къ портному, полушубки шить...

—     Ну, что-жъ, батенька, дело! серьезно, какъ взрослый, одобрилъ парень мысль родителя.—Другая-то соха у тебя совсемъ налажена?

—     Готова.

—     Когда просо-то думаешь сеять?

—     Если Богъ пошлетъ дождика, то хоть завтра...

И Фома при помощи Павлуши живо убрался съ весенней пахотой, налегая на двухъ-аршинной толщины черноземъ въ две сохи „Андревны". Также быстро промелькнулъ покосъ, за нимъ уборка ржи, яровыхъ. Въ уборке участвовала вся семья. Работы было вдоволь всемъ, большимъ и малымъ. Павлуша трудился почти за взрослаго мужчину, гордясь темъ, что идетъ наравне съ отцомъ. Поздней осенью онъ поступилъ къ портному „находомъ". Днемъ мастеръ съ ученикомъ перекочевывали изъ дома въ домъ, починивая старые и сшивая новые полушубки, а на ночь расходились по своимъ дворамъ. Если мастеръ забирался на противоположный конецъ села и тащиться оттуда по сугробамъ во время вьюгъ и метелей было невозможно, то Павлуша оставался ночевать съ мастеромъ. Но это случалось редко.

Чрезъ три зимы Фома получилъ отъ портного одобре­нiе.— Если хочешь, по целковому въ месяцъ ему положу.

110            БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.

—   Спасибо, Митрiй Логинычъ, за все твои заботы...
Пусть ужъ парень займется дома... дела есть, ответилъ
Фома, прекрасно видевшiй, что ремесло пошло Павлу въ
прокъ.

Съ такою же точно последовательностью и порядкомъ Фома Евстюхинъ провелъ задуманный имъ планъ образованiя и въ отношенiи къ остальнымъ тремъ сыновьямъ. Все они прошли школу и научились какому-нибудь ремеслу, такъ что дворъ Фомы сделался чемъ-то вроде сборной мастерской, куда являлись шить и починивать полушубки и поддевки, заказывать сапоги, сколачивать кадки и т. д. Въ глаза Фому теперь стали величать Фомой Евстигнеичемъ. Да и нельзя было не величать, потому что Фома имелъ уже три лошади, две коровы, десять овецъ, къ Рождеству откармливалъ по четыре-пять свиней.

—  Смотри, какъ Фома-то разжился! удивлялись ему.—
И ребята какiе вышли умные!... Словно бы ни въ мать,
ни въ отца...

Но удивленiе и, такъ сказать, пораженiе деревни ждало ее еще впереди. Дело въ томъ, что Фома все думалъ о каменной избе... Когда сыновья у него выросли. Фома принялся делать кирпичъ. Работалъ онъ въ чужомъ сарае, обжигалъ онъ въ чужомъ горне. Въ первый годъ ему удалось приготовить шесть тысячъ, для обжога которыхъ въ отделку „на взваръ" онъ долженъ былъ прикупить рублей на десять дровъ и хворосту. На собственныхъ лошадяхъ Фома перевезъ весь кирпичъ на гумно и до поры до времени покрылъ его соломой.

На другой годъ Фома сделалъ около десяти тысячъ и темъ же порядкомъ переправилъ его на место. На третiй годъ Павлу предстояло брать жребiй.

—  Сначала выстроимъ каменную избу, а тамъ жребiй
бери! решилъ въ семейномъ совете Фома.

Спустя месяца два, на месте убогой и много разъ поправлявшейся избенки Фомы, красовались каменныя хоромы съ щеголеватымъ, резнымъ крыльцомъ и  клетью.

БЛАГОРАЗУМНЫЙ,   ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ   КРЕСТЬЯНИНЪ.           111

—  Ну, тихоня!... хлопали по бокамъ обыватели. — И
откуда только взялъ?.. Нетъ, братцы, что ни говори, а
должно где-нибудь подделъ!..

Теперь сыновья Фомы давно женаты, имеютъ много-численныя семьи, которыя помещаются въ двухъ избахъ, соединенныхъ общими сенями. Фома не нарадуется на внучатъ и часто повторяетъ детямъ:

—  Деритесь, да не делитесь!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

^{Мужья и жены.}

^{Бракосочетанiе.}

Когда добрыя дети, отправляясь въ какой либо неве-домый для нихъ путь, приходятъ къ своей матери и просятъ ея напутственнаго благословенiя; тогда нежная мать, искренно благословляя ихъ, какихъ задушевныхъ чувствованiй своихъ не выражаетъ, какихъ сердечныхъ благожеланiй при этомъ не изливаетъ?! Такъ же поступаетъ любвеобильнейшая мать наша св. Церковь Христова, когда покорныя чада ея —нареченные женихъ и невеста являются во св. храмъ Божiй, ища и прося ея материнскаго благословенiя на безвестный для нихъ путь супружеской жизни. Чуждые дотоле другъ другу, соединяясь, по указанiю управляющаго всемъ Промысла Божiя, въ одну чету, женихъ и невеста вступаютъ, подлинно, въ новую для нихъ — семейную жизнь, и потому не знаютъ, что ожидаетъ ихъ впереди въ этой супружеской жизни,— радость ли, спокойствiе, или душевныя какiя-либо тревоги, скорби. Въ такомъ случае для нихъ потребно верное напутствiе, необходимо истинное указанiе на предстоящемъ жизненномъ пути. И вотъ св. Церковь, съ любовiю и торжествомъ прiемля въ объятiя брачущихся чадъ своихъ, среди своихъ благословенiй, какихъ трогательныхъ моленiй не изливаетъ о нихъ, какихъ благожеланiй не возвещаетъ имъ?! И эти усердныя мольбы свои, эти благожеланiя она сопровождаетъ торжественными и глубокознаменательными обрядами.

По уставу церковному бракосочетанiе должно быть совершаемо непосредственно после литургiи (Требн.), дабы

БРАКОСОЧЕТАНIЕ.                                           113

женихъ и невеста благоговейнымъ моленiемъ за литургiей (а по примеру древнихъ благочестивыхъ христiанъ¹), очи-щенiемъ себя чрезъ таинства покаянiя и причащенiя свя-тейшихъ Тела и Крови Христовыхъ) достойно приготови­лись къ принятiю благодати таинства брака. Женихъ во св. храме становится по правую а невеста по левую сторону, — такъ соблюдается Богомъ узаконенный чинъ и благоприличiе: мужъ—глава жены и въ порядке стоянiя, первенствуетъ предъ своею женою. Два перстня для обру­чающихся — золотой и серебряный полагаются вблизи другъ друга²) на св. престолъ въ знаменованiе того, что брачущiеся поручаютъ свою судьбу воле Промысла Божiя и отъ Господа, отъ Его св. престола испрашиваютъ бла­гословенiе на свое обрученiе, Женихъ и невеста держатъ въ рукахъ светлогорящiя свечи, чемъ свидетельствуютъ, что и побужденiя къ браку у нихъ самыя светлыя, чистыя, свободныя отъ предосудительныхъ разсчетовъ,—что бракъ есть дело чистое, святое, не боящееся света, какъ боятся этого света грехъ и порокъ. Какъ светло и ярко горятъ свечи: такъ светла, чиста и целомудренна должна быть у брачущихся душа; какъ пламенно горятъ свечи: такою пламенною любовiю они должны гореть во все время супру­жеской жизни другъ къ другу, къ св. Церкви, ихъ благо­словляющей. Крестовидное кажденiе жениха и невесты, по введенiи ихъ внутрь храма, знаменуетъ благодать Все-святаго Духа, действiемъ и наитiемъ которой подобно тому, какъ некогда куренiемъ Товiи (Товит. 6, 18), отгоняется отъ брачущихся вся сила вражiя.

Самые нежные родители не могутъ пожелать люби-мейшимъ детямъ своимъ столько благъ, сколько испра-шиваетъ имъ у Бога св. Церковь при совершенiи таинства

¹) Тертул. Къ жене, кн. IIКормчая, кн. 2, гл. 50 „О тайне супружества“.

²) Серебряный убо уклоняйся къ деснымъ, златый ;же къ левымъ,— сказано въ Требнике. Поелику серебряный перстень после перемены достанется жениху, а золотой—невесте: то первый, какъ принадлежащiй мужу, полагается съ правой сто­роны отъ золотаго.

114                                               БРАКОСОЧЕТАНIЕ.

брака. Едва только женихъ и невеста вступили въ храмъ Божiй для испрошенiя себе благословенiя свыше на супружескую жизнь, св. Церковь тотчасъ же начинаетъ возсылать свои моленiя ко Господу, где проситъ Его о брачущихся другъ другу, о еже податися имъ чадомъ къ продолженiю рода; о еже ниспослатися имъ любви совершенней, мирней и помощи; о еже сохранитеся имъ въ единомыслiи и твердей вере; о еже благословитеся имъ въ непорочномъ жительстве: о яко да Господь Богъ даруетъ имъ бракъ честенъ и ложе нескверное. Затемъ священникъ беретъ съ престола перстни и возлагаетъ на безъимянные пальцы правой руки: жениху—золотой въ знакъ того, что онъ, какъ солнце, долженъ светить своей жене светомъ благоразумiя и благочестiя, а невесте— серебряный¹) во образъ того, что она, какъ луна, заимствуетъ свой светъ отъ мужа и должна покоряться ему. Перстень, по древнему обыкновенiю, служитъ печатiю и утвержденiемъ; троекратнымъ обменомъ перстней печатлеется и утверждается полная взаимная доверенность лицъ брачущихся: отселе они вверяютъ другъ другу свои права, честь и спокойствiе; съ этихъ поръ они будутъ жить другъ для друга, будутъ обмениваться другъ съ другомъ всемъ,—и эта взаимность между ними будетъ постоянная, безконечная (какъ въ перстне—круге нетъ конца: такъ и союзъ супружескiй долженъ быть веченъ, неразрывенъ). Женихъ, во свидетельство свей любви и готовности преимуществомъ силъ своихъ вспомоществовать немощи женской, отдаетъ свой золотой перстень невесте, а эта, въ знакъ своей преданности мужу и готовности принимать помощь отъ него, свой серебряный перстень взаимно отдаетъ жениху. Теперь обрученные приближаются къ аналою, на которомъ лежатъ св. Евангелiе и крестъ Христовъ; этимъ Церковь внушаетъ, чтобы во всехъ путяхъ своей жизни, при всехъ предпрiятiяхъ   и   начинанiяхъ,   всегда  супруги   имели  предъ взо-

¹) Въ случае неименiя таковыхъ, у жениха долженъ быть  медный  (желтый), а у невесты— оловянный (белый).

БРАКОСОЧЕТАНIЕ.                                          115

ромъ законъ Христовъ, начертанный въ Евангелiи, чтобы въ язвахъ распятаго на кресте Христа Спасителя искали себе утешенiя среди треволненiй житейскихъ. При этомъ св. Церковь словами св. Псалмопевца, изображающаго блаженное состоянiе богобоязненныхъ людей въ ихъ супружескомъ, семейномъ быту, отвечаетъ на вопросы ума и сердца брачущихся, что ожидаетъ ихъ впереди, какая доля благополучiя готовится имъ. „Блажени вси боящiися Господа, ходящiи въ путехъ Его" (Пс. 127, 1),—вотъ краеугольный камень, вотъ тайна будущаго семейнаго счастiя непреложная, какъ непреложно слово Божiе. Итакъ, истинное счастiе супружескаго союза зависитъ отъ того, какъ супруги будутъ вести себя въ отношенiи къ Богу и св. заповедямъ Его: если новобрачные будутъ благоговеть предъ Богомъ и ходить путями Его, исполнять заповеди Его, то самъ Господь силою Своего могущества и премудрости будетъ устроять внутреннее и внешнее благо ихъ жизни тамъ, где чуждающееся Бога встречаютъ одне неудачи и скорби... Обрученные женихъ и невеста становятся на одно „подножiе" (на разостланный кусокъ матерiи) въ знакъ того, что они должны будутъ разделять одинаковую участь во всемъ какъ счастливую, такъ и не благополучную¹),— всенародно предъ крестомъ и Евангелiемъ объявляютъ свое благое и непринужденное произволенiе на вступленiе въ бракъ, после чего начинается совершенiе самаго венчанiя.

Видите, братiе, по требованiю св. Церкви, женихъ и невеста должны вступать въ бракъ по взаимному согласiю и желанiю: не принужденное расположенiе ихъ другъ къ другу служитъ ручательствомъ семейнаго счастiя въ супружестве и однимъ изъ важнейшихъ условiй законности брака.

¹) Между темъ какъ некоторые суеверно думаютъ, будто это подножiе можетъ доставить въ будущей супружеской жизни господство тому изъ супруговъ, который первымъ вступил, на подножiе. Равно какъ по суеверiю же многiе новобрачные считают грехомъ приходить въ первый годъ своего брачнаго сожитiя къ исповеди и св. причастiю.

116                                   БРАКОСОЧЕТАНIЕ.

Тяжко, поэтому, грешатъ те родители, которые женятъ сыновей своихъ и отдаютъ дочерей въ замужество, не спра­шивая о согласiи ихъ на вступленiе въ бракъ, или, еще хуже, зная объ ихъ несогласiи, принуждаютъ ихъ вступить въ бракъ: не на счастливую жизнь обрекаютъ они детей своихъ, а на скорби и раздоры¹). Впрочемъ, сердечное взаимное сближенiе жениха и невесты, внушаемое словомъ Божiемъ (Быт. 24, 57—58; 28, 1—2), должно быть освящено благословенiемъ родителей и заступающихъ место ихъ (Суд. 14, 1—3). Грешно поступаютъ и дети, когда вступаютъ въ супружество безъ благословенiя своихъ родителей: молитвы родителей, благословенiе ихъ, по свидетельству слова Божiя, утверждаетъ дома детей (Сир. 3, 9), т. е. скрепляетъ счастiе и благополучiе семейной жизни детей.

Итакъ, по изъявленiи женихомъ и невестою предъ лицемъ Самаго Господа и предъ всею Церковiю, взаимнаго согласiя на вступленiе въ бракъ, служитель алтаря Господня приступаетъ къ совершенiю самаго венчанiя. Устами священника въ трогательныхъ молитвахъ св. Церковь вспоминаетъ Самимъ Богомъ благословенные браки св. праотцевъ нашихъ и призываетъ на брачущихся тоже благословенiе Господне, коего сподобились они; молитъ Всевышняго сохранить брачущихся, какъ сохранены были Ной въ ковчеге, Iона во чреве китове и три отрока въ пещи Вавилонской, — даровать новымъ супругамъ единомыслiе душъ и телесъ, долгоденствiе, венецъ неувядаемый на небесахъ, даровать отъ росы небесныя свыше и отъ тука земнаго, вина и елея и всякiя благостыни, дабы они могли, „всякое самодовольство имуще", преподавать и требующимъ. Вместе съ темъ пастырь церкви умоляетъ Господа помянуть не только самихъ брачущихся, а и ро-

¹) Напрасно родители не присутствуютъ въ храме при бракосочетанiи детей кому и помолиться первее всего при венчанiи, после самихъ брачущихся, какъ не родителямъ ихъ? Помимо того: своимъ присутствiемъ въ храме родители лучше всего свидетельствовали бы о своемъ согласiи на бракъ детей.

БРАКОСОЧЕТАНIЕ.                                          117

дителей ихъ, „зане молитвы родителей утверждаютъ основанiя домовъ..." Но вотъ настала важнейшая, торжествен­нейшая, святейшая во всемъ чинопоследованiи венчанiя минута. На благословенную чету возлагаются венцы— знаменiя царской власти. — и этимъ преподается брачущимся благословенiе соделаться родоначальниками, какъ бы князьями дома, царями всего будущаго потомства, а вместе возлагается обязанность пользоваться дарованною властiю ко благу подвластныхъ имъ. Помимо того, поелику въ древности венцами украшались главы победителей, возложенiе венцевъ на жениха невесту служить для нихъ какъ бы наградою за ихъ целомудренную жизнь до брака. „Венцы, объясняетъ св. Златоустъ, полагаются на главахъ брачущихся въ знаменiе победы,—для того, чтобы показать, что они непобедимые страстiю до брака, таковыми приступаютъ и къ брачному ложу, т. е. въ состоянiи победителей похоти плотской. А если кто, былъ уловленъ сладострастiемъ, отдалъ себя блудницамъ: то для чего ему, побежденному, иметь и венецъ на главе своей"? Подлинно, что должны мыслить и чувствовать при возложенiи венцовъ брачущiяся лица, не сохранившiя до брака своего целомудрiя?.. должны чувствовать себя недостойными венцовъ, и въ этомъ глубокомъ сознанiи собственнаго недостоинства пусть примутъ они твердое намеренiе изгладить свои прежнiя грехопаденiя покаянiемъ и богоугодными делами. При возложенiи венцовъ на жениха и невесту служитель алтаря Господня произноситъ тайно-действенныя слова (Венчается рабъ Божiй... венчается раба Божiя...) и, трижды (въ честь св. Троицы) благословляя обоихъ, трижды же возглашаетъ: Господи Боже Нашъ, славою и честiю венчай я (ихъ)! Господи! какъ бы говоритъ этими молитвенными словами священникъ, какъ эта чета украшена теперь венцами, такъ украшай брачный союзъ этотъ во всю жизнь ихъ славою и честiю, всеми   дарами   Своего   благословенiя;   да   сiяютъ   новые супруги въ жизни чистотою и святостiю, как сiяютъ ихъ

118                                   БРАКОСОЧЕТАНIЕ.

венцы, — и да сподобятся венцовъ небесныхъ, уготованныхъ въ будущей жизни победителямъ, побеждающимъ лукавые обычаи мiра сего и всякую похоть вредну, подаваемыхъ за соблюденiе супружеской верности, за подвиги христiанскiе.

Такъ св. Церковь тайнодейственно низводитъ на брачущихся благодать Всесвятаго Духа, освящающую ихъ супружество, естественное рожденiе и воспитанiе детей. Съ этой минуты женихъ есть уже мужъ своей невесты, невеста—жена своего жениха; съ этой минуты мужъ и жена связаны нерасторжимыми узами брака, по непреложному слову Христа Спасителя: „что Богъ сочеталъ, того человекъ да не разлучаетъ" (Матф. 19, 6). Теперь супругамъ необходимо узнать свои обязанности въ отношенiи другъ къ другу,—и вотъ Церковь Христова предлагаетъ въ читаемомъ при бракосочетанiи апостольскомъ чтенiи истинное ученiе о взаимныхъ обязанностяхъ мужа и жены. Брачный союзъ, по ученiю слова Божiя, есть тайна великая (Ефес. 5, 32), вследствiе того, что онъ представляетъ собою отпечатокъ, отображаетъ въ себе духовно-благодатный союзъ Христа Спасителя съ Церковiю. Чистая, неизменная взаимная супружеская любовь, знаменуя собою любовь Спасителя къ Церкви, является источникомъ всехъ супружескихъ добродетелей, источникомъ взаимнаго семейнаго спокойствiя и счастiя; она облегчаетъ все трудности, скорби и болезни супружескаго состоянiя, — она дары счастiя возвышаетъ и нужды бедности делаетъ сносными. Мужъ есть глава жены, говорить св. ап. Павелъ, какъ и Христосъ глава Церкви (23 ст.). Но Спаситель до того возлюбилъ Церковь, что предалъ себя за нее (25 ст.), умеръ на кресте ради ея святости и непорочности: такъ и мужъ долженъ любить свою жену, какъ самого себя (33 ст.), долженъ любить до готовности положить, въ случае на­добности, самую жизнь за свою жену, дабы доставить ей истинное спасенiе. Мужья должны любить своихъ женъ, какъ свои  тела,  учитъ  тотъ  же  св.   Апостолъ:   любящiй

БРАКОСОЧЕТАНIЕ.                              119

_______________________________________________________________________ _____

свою жену любитъ самого себя (28 ст.). Итакъ, мужъ дол­женъ быть главою своей жены, но не безразсудною, не скудоумною, не ветренною, а главою разумною, промысли-тельною; мужъ долженъ быть главою жены, но не для того, чтобы мучить жену жестокосердiемъ, холодностью, непомерными требованiями (жена есть тело мужа: если же голова станетъ пренебрегать теломъ, то пропадетъ и сама), а—для того, чтобы, по слову Божiю, благоразумно обращаться съ женой, какъ съ немощнейшимъ сосудомъ, оказывая ей честь какъ сонаследнице благодатной жизни (1 Петр. 3, 7), чтобы быть всегда и везде образцомъ для жены своей, и съ христiанскою кротостiю замечать и исправлять недостатки ея. Мужъ долженъ быть истиннымъ другомъ и попечителемъ неразлучной спутнице своей, долженъ искать отрады себе и утешенiя не на стороне, не въ чужихъ домахъ и собранiяхъ, а у себя дома вблизи своей жены, которая оставила домъ родителей своихъ ради мужа и всего ожидаетъ отъ него одного... Какъ Церковь повинуется Христу, такъ и жены своимъ мужьямъ во всемъ какъ Самому Господу (Ефес. 5, 22, 24), повелеваетъ слово Божiе; но отнюдь жена не должна властво­вать надъ мужемъ.,.: ибо прежде созданъ Адамъ, а потомъ Ева; и не Адамъ прельщенъ, но жена прельстившись впала въ преступленiе (1 Тим. 2, 12—14). Церковь Христова свято и богобоязненно исполняетъ волю Господа: такъ должна поступать и жена въ отношенiи къ мужу своему. Жена должна стараться блюсти честь и имя того, кому сочеталъ ее Всеблагiй Промыслитель, привлекать къ себе расположенiе мужа не плетенiемъ волосъ, ни золотомъ, ни жемчугомъ, ни многоценною одеждою (1 Тим. 2, 9), а своею разумною покорностiю, ненарушимою верностiю, кроткими внушенiями, добрыми распоряженiями въ доме и всеми способами, которые даруетъ великое имя помощницы мужа.

Другой назидательный урокъ  преподается  супругамъ въ положенномъ при бракосочетанiи евангельскомъ чтенiи

120                                     БРАКОСОЧЕТАНIЕ.

о браке въ Кане Галилейской. Бедная чета, не имевшая средствъ припасти достаточно вина для угощенiя брачныхъ гостей, была, однако, достойна того, чтобы Самъ Господь Iисусъ Христосъ съ Своею Пречистою Матерiю почтили бракъ Своимъ присутствiемъ, чтобы Сама Царица небесная обратила на бедность ея Свое вниманiе и умолила Сына Своего помочь нужде новобрачныхъ чудеснымъ претворенiемъ воды въ вино. Итакъ, бедность нисколько не препятстуетъ супругамъ христiанскимъ богатеть благочестiемъ: благоустроенная жизнь человека, по слову Христову, не зависитъ отъ изобилiя его именiя (Лук. 12, 15). Если новобрачные будутъ полагать главное сокровище свое въ Боге, если будутъ украшаться христiанскимъ благочестiемъ и исполнять заповеди Христовы во все дни жизни своей: то Господь Богъ, „сподобивый въ Кане Галилейской честный показати бракъ Своимъ присутствiемъ, Самъ ущедритъ ихъ и исполнитъ домъ ихъ пшеницы, вина и елея и всякiя благостыни, даруетъ обильное пропитанiе для супруговъ и домочадцевъ, даруетъ Свое святое благословенiе на все труды ихъ, на села и поля, на домы и скоты ихъ, дабы все умножалось и сохранялось" (Требн.)... По прочтенiи евангелiя преподается новое наставленiе супругамъ. Приносится чаша съ краснымъ виномъ, священникъ благословляетъ ее и даетъ бракосочетавшимся троекратно вкушать изъ нея въ знакъ того, что отныне во все время последующей супружеской жизни все у нихъ должно быть общее—одни желанiя и намеренiя, и что все они должны делить между собою пополамъ — и счастiе и несчастiе, и радости и скорби, и труды и покой, и подвиги и венцы за подвиги. По вкушенiи изъ чаши пастырь церкви, соединивъ десницы супруговъ и покрывъ ихъ концомъ епитрахили (въ знаменiе того, что они соединились во Христе, и что мужъ чрезъ руки священника получаетъ жену отъ самой церкви), троекратно обводитъ новобрачныхъ кругомъ аналоя, выражая этимъ обхожденiемъ ихъ радость, духовное ликованiе. Кроме того, такъ какъ повто-

БРАКОСОЧЕТАНIЕ.                                           121

ряемый кругъ всегда служить знакомь вечности, круго-образнымъ обхожденiемъ бракосочетавшiеся являютъ знаменiе того, что они будутъ хранить свой супружескiй союзъ вечно, пока будутъ живы, и выражаютъ обетъ ни по какимъ причинамъ не расторгать брака; обхожденiе совершается трижды во славу Св. Троицы, Которая, такимъ образомъ, призывается во свидетельство обета супруговъ. По окончанiи шествiя снимаются венцы съ новобрачныхъ при особыхъ приветствiяхъ, въ которыхъ служитель Божiй желаетъ имъ возвеличенiя отъ Бога, веселiя, умноженiя потомства и храненiя заповедей Божiихъ. Наконецъ брако­сочетавшiеся, мужъ и жена, даютъ другъ другу целованiе,—и чинъ венчанiя оканчивается.

Видите, братiе и сестры о Христе, какъ все благообразно и къ назиданiю нашему совершается въ священнодействiи брака; какъ все возносить насъ отъ земли къ небу! Господь нашъ Iисусъ Христосъ для того и благоволилъ освятить брачный союзъ благодатiю таинства, чтобы супруги христiанскiе, представляя таинственный образъ святейшаго союза Его съ церковiю и вспомоществуемые благодатiю таинства, украшались богоподобными совершенствами. Судите же теперь какъ не хорошо мы поступаемъ, когда праздникъ брака христiанскаго проводимъ въ разсеянности, окружаемъ разными видами неприличныхъ, не христiанскихъ, богопротивныхъ действiй... Многiе изъ насъ любятъ собираться въ храмъ Божiй при совершенiи таинства брака. Но для чего? Для того ли, чтобы вместе съ священнослужителями усердно помолиться Всевышнему, да ниспошлетъ Онъ Свое благословенiе на брачную чету, да оградить ея семейную жизнь миромъ, любовiю. благоденствiемъ? Единодушная наша общая молитва о брако­сочетающихся какъ была бы согласна съ христiанскою любовiю къ нимъ, какъ была бы полезна для нихъ въ эти важнейшiя въ ихъ жизни минуты, въ которыя начинается для нихъ новый порядокъ жизни! Между темъ какое  безчинiе и неблагоповеденiе  часто  бываетъ въ это

122                                   БРАКОСОЧЕТАНIЕ.

время во храме Божiемъ! Тутъ мы и разговариваемъ между собою, и смеемся, и переходимъ съ места на место, и становимся часто спиною къ св. иконамъ, къ царскимъ вратамъ, къ престолу Божiю: вместо того, чтобы молить Всеблагаго Господа о ниспосланiи благословенiя на брачущихся и объ умноженiи благодатныхъ даровъ, мы будто намеренно хотимъ воспрепятствовать излiянiю благодати Божiей и отстранить благословенiе Господне. Смотря на наши безпорядки во время венчанiя, можно подумать, что не ученики Спасителя здесь, а враги, самые дерзкiе враги, безславятъ Его, ругаются надъ Его Церковiю, надъ Его таинствомъ въ Его же доме. Но если Господь изгналъ изъ храма Iерусалимскаго продающихъ и покупающихъ, то думаемъ ли мы, что Онъ равнодушно взираетъ на наши безчинiя въ св. храме Его; Домъ Мой есть домъ молитвы, скажетъ Онъ некогда всемъ дерзкимъ нарушителямъ святыни храма Его? а вы сделали его вертепомъ разбойниковъ (Лук. 19, 46). Если бы царь земной явился среди насъ на бракъ и почтилъ своимъ присутствiемъ наше торжество, мы вели бы себя благочинно и крайне осторожно: какъ же далеки должны быть отъ насъ всякое движенiе безчинное, всякое слово праздное, всякая мысль лукавая и нечистая; какъ благовейно и внимательно мы должны стоять во храме въ то время, когда испрашивается благословенiе Господне для новой четы, когда незримо съ нами присутствуетъ Самъ Господь Iисусъ Христосъ подобно тому, какъ Онъ присутствовалъ на браке въ Кане Галилейской?

На брачномъ торжестве св. церковь дозволяетъ намъ веселiе и радость, но желаетъ, чтобы радость и веселiе наши были чисты, святы, достойны того великаго таинства, ради коего они дозволяются. „Бракъ и учрежденiе на немъ (пиръ), говоритъ Церковь Христова въ руководство намъ, со всякою тихостiю и подобающею христiанамъ честностiю во славу Божiю да бываетъ, не козлогласованiемъ дiавольскимъ,   ни   плясанiемъ   и   пiянствомъ,   яже  христiанамъ

О   НЕРАСТОРЖИМОСТИ   БРАКА.                             123

запрещена суть; супружество бо есть дело святое; темже и свято сiе совершати достоитъ". „Бракъ долженъ быть провождаемъ благочинно, христiанскимъ образомъ, а не языческимъ, безъ песней скверныхъ и соблазнительныхъ, безъ криковъ содомскую паче, нежели христiанскую свадьбу показующихъ; а также безъ волшебства и всякихъ скверныхъ действiй". Позваннымъ на бракъ подобаетъ скромно, честно и съ благоговенiемъ вечеряти или обедать, какъ прилично христiанамъ, изрекли древле святые и богоносные отцы на соборе. Скромное, благоговейное наше пиршество брачное благословитъ и Самъ Господь, освятившiй бракъ въ Кане Галилейской Своимъ присутствiемъ и совершенiемъ перваго чуда.

О нерасторжимости брака.

Святые праведные Богоотцы Iоакимъ и Анна, коихъ. св. церковь ублажаетъ 9-го сентября, въ жизни своей, на ряду со многими высокими качествами веры и благочестiя, представляютъ намъ примеръ твердаго и неизменнаго до конца жизни сохраненiя союза супружескаго. Они были безчадны и это было, особенно въ то время, великимъ несчастiемъ для супруговъ, поношенiемъ предъ людьми и признакомъ лишенiя Божiя благословенiя. Безчадные, не оставившiе семени въ Израиле, лишались права на ряду съ прочими израильтянами приносить жертвы предъ Богомъ. Iоакимъ, по праву законному, могъ развестись съ своею без-плодною супругою, но онъ былъ такъ проникнутъ мыслiю о святости и неразрывности супружества, что до самой старости терпелъ поношенiе безчадства, неся крестъ сей съ благодушiемъ и покорностiю воле Божiей. За то и утешенъ былъ онъ отъ Бога рожденiемъ Преблагословенной дщери, предъизбранной быть Матерiю Христа Бога.

124                                    О   НЕРАСТОРЖИМОСТИ   БРАКА.

Такъ, братiе, въ лице ветхозаветныхъ праведниковъ дается намъ указанiе на то, что союзъ супружескiй долженъ быть нерасторжимъ. Но эта истина съ большею силою и непререкаемостiю утверждена въ Евангельскомъ законе уже безъ всякихъ уступокъ и послабленiй, какъ это было допущено, въ ветхозаветномъ законе по жестокосердiю Iудеевъ. Евангелiе прямо и решительно требуетъ отъ христiанскихъ супруговъ нерасторжимости брака. Однажды къ Iисусу Христу приступили фарисеи съ вопросомъ: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться съ женою своею? Спаситель сказалъ, что при самомъ сотворенiи людей брачный союзъ установленъ Богомъ для неразрывнаго соединенiя супруговъ въ одну плоть и это учрежденiе Божественное не можетъ быть разрушаемо по произволу человеческому. „Еже убо Богъ сочета, человекъ да не разлучаетъ" (Мф. 19, 3-6), сказалъ Господь. Законъ христiанскiй строго ограждаетъ ненарушимость брачнаго союза потому, что отъ сего зависитъ благо жизни нашей и поддерживается достоинство нашей природы. Узаконенная Богомъ нерасторжимость брака должна показывать людямъ, что ихъ брачный союзъ не можетъ ограничиваться однимъ чувственнымъ и случайнымъ сближенiемъ половъ, по подобiю сближенiя неразумныхъ животныхъ, но долженъ основываться на нравственномъ общенiи людей въ единстве любви и взаимопомощи къ достиженiю высшихъ целей жизни. „Не добро быти человеку единому, сотворимъ ему помощника по нему" (Быт. 2, 18), такъ определилъ Самъ Господь цель супружества при сотворенiи первой четы, изъ которой, при вседейственномъ благословенiи Божiемъ, какъ изъ плодотворнаго семени, возросло многоцветное древо рода человеческаго. Соответственно такому назначенiю супружескаго союза быть первоначальнымъ зерномъ жизни народной, само собою понятно, и сохраненiе этого союза въ чистоте и ненарушимости должно быть деломъ величайшей важности для благоустройства нашей жизни домашней  и   общественной.  Подлинно,  только такъ чело-

О   НЕРАСТОРЖИМОСТИ   БРАКА.                                 125

веческiя общества могутъ возвышаться въ силе и числен­ности, преуспевать въ доблестяхъ гражданскихъ, насла­ждаться довольствомъ и миромъ, где супружескiе союзы блюдутся свято и ненарушимо, служатъ хранилищами добрыхъ отеческихъ преданiй, откуда подростающiя поко-ленiя могутъ заимствовать живые примеры и побужденiя къ совершенiю всего добраго, честнаго и справедливаго. Когда же этотъ первоначальный родникъ жизни засоряется и повреждается преобладанiемъ чувственности и животныхъ стремленiй, не откуда обществу почерпать силу и залогъ къ своему преспеянiю и благоустройству. Шатко бываетъ его положенiе, когда основы семейнаго быта расшатаны легкомысленнымъ отношенiемъ супруговъ къ брачному союзу, оканчивающимся, обыкновенно, несогласiемъ и разводомъ. И какъ стали часты эти разводы въ нынешнее время! Сколько предъ нашими глазами проходитъ печальныхъ примеровъ того, какъ не только недавно повенчавшiеся расходятся, но решаются на это несколько летъ жившiе въ супружестве и имеющiе детей! Не тяжко ли согрешаютъ такiе люди предъ Богомъ, разрывая освященный Богомъ брачный союзъ по своенравiю, или по гнусной похоти? Не грешатъ ли они и предъ всемъ обществомъ, внося въ общественную жизнь гибельное разстройство и подавая соблазнительный примеръ своимъ пренебреженiемъ къ столь великому для блага человечества закону Божественному о нерасторжимости брака? А сколько вреда такiе люди причиняютъ себе и всему семейству и какъ часто многимъ приходится горько оплакивать свое неблагоразумiе и злонравiе, приводящее къ пагубному разводу? Стоило бы только супругамъ при первомъ возникшемъ несогласiи вооружиться некоторою долею терпенiя, смириться въ душе и подать другъ другу руки примиренiя; тогда несчастiе было бы отвращено и прожили бы супруги весь векъ вместе, не испытавъ бедственнаго раздора. Но, къ сожаленiю, мало въ людяхъ смиренiя   и   преданности  воле   Божiей,  отъ того ни одна

 

126                               ВЫБОРЪ   ЖЕНИХА   И   НЕВЕСТЫ.

сторона изъ поссорившихся супруговъ не хочетъ уступать и начало вражды, такимъ образомъ, крепнетъ и искра раздора обращается въ неудержимый пламень, поглощающiй все благосостоянiе человека. Положимъ, во взаимныя отношенiя супруговъ иногда входятъ весьма важныя причины, ведущiя къ разводу, такъ что законъ о нерасторжимости брака можетъ казаться труднымъ игомъ. Но труденъ этотъ законъ только по причине нашего своенравiя и нетерпенiя. Для человека, преданнаго Богу и исполненнаго любви къ ближнимъ, нетъ такого зла, котораго бы онъ, при помощи Божiей, не препобедилъ своимъ терпенiемъ и кротостiю. Если, по закону христiанскому, мы должны относиться ко всемъ снисходительно, терпеливо носить тяготы другихъ, исправляя другъ друга въ духе кротости (Галат. 6, 1—6), темъ более такъ должны относиться другъ къ другу христiанскiе супруги, давшiе предъ Богомъ обещанiе проводить жизнь въ единомыслiи и любви.

Выборъ жениха и невесты.

Прiятно и радостно смотреть на такую семью, въ которой царствуютъ любовь и миръ между мужемъ и женою, где супруги живутъ общею жизнью, разделяя радость и горе другъ друга, и темъ взаимно облегчая себе все трудности жизни. Но какъ жалко положенiе мужа и жены, когда между ними господствуетъ раздоръ, когда одинъ не чувствуетъ къ другому нежнаго чувства, соединяющаго людей воедино. Къ сожаленiю, въ наше время встречается не мало такихъ супружествъ, въ которыхъ, вместо взаимнаго уваженiя и мира супруговъ, постоянно слышатся ссоры и жалобы другъ на друга. Отчего же это происходитъ? Конечно, много бываетъ причинъ къ тому, но главнейшая изъ нихъ заключается въ неправильномъ выборе лица, съ которымъ кто-либо соединяется узами брака.

ВЫБОРЪ   ЖЕНИХА   И   НЕВЕСТЫ.                                       127

Въ лице праотца Авраама священное писанiе даетъ намъ прекрасный урокъ на этотъ случай. Итакъ, припомнимъ, христiанинъ, женитьбу патрiарха Исаака, сына Авраама. Когда Аврааму исполнилось сто сорокъ, а сыну его сорокъ летъ, онъ призвалъ къ себе вернаго слугу Елiезера и сказалъ ему: „Поклянись мне Господомъ, что ты не станешь искать сыну моему жены между дочерями нечестивыхъ хананеевъ, а пойдешь въ землю родныхъ и оттоле возьмешь Исааку жену". Рабъ далъ клятву и, не откладывая дела, немедленно отправился въ Месопотамiю, где жилъ братъ Авраама Нахоръ. Дошедши до города Харрана, Елiезеръ остановился у колодца и сталъ молиться въ умъ своемъ: „Боже господина моего Авраама! вотъ я стою надъ источникомъ воды, къ которому дочери городскихъ жителей приходятъ черпать воду. Итакъ, сделай, чтобы предназначенная тобою для Исаака девица была та, которая, после моей просьбы напиться изъ ея кувшина, не только напоитъ меня, но еще сама предложить напоить и верблюдовъ моихъ", Не окончилъ онъ этой молитвы, какъ къ колодцу пришла Ревекка, дочь Вафуила, внука Нахора. Когда Елiезеръ попросилъ у ней пить, то она охотно напоила его и его верблюдовъ. Преклоняясь предъ Господомъ, милостиво воззревшимъ на его прошенiе, рабъ Авраама палъ на колени и сказалъ: „Благословенъ Богъ господина моего Авраама, ибо Онъ прямо приводитъ меня въ домъ родственниковъ господина моего. Родственники Ревекки, узнавши отъ Елiезера, зачемъ онъ прiехалъ въ Месопотамiю, и какъ Господь указалъ ему въ Ревекке жену для сына господина его, не стали прекословить, но изъявили свое полное согласiе на предложенiе раба Авраама. „Вотъ,—говорили они, —Ревекка предъ тобою, возьми и поди: пусть она, какъ определилъ ей Богъ, будетъ женою сына господина твоего". Призвали Ревекку и спросили ее, согласна ли она итти съ этимъ человекомъ въ далекую страну; она согласилась. Возвратившись на родину, рабъ разсказалъ Исааку обо всемъ, что было. Тогда Исаакъ ввелъ Ревекку въ шатеръ

128                               ВЫБОРЪ   ЖЕНИХА   И   НЕВЕСТЫ.

матери своей, и она стала его женою. Любовь къ ней утешила Исаака въ печали о смерти матери его Сарры.

Указывая на бракъ Исаака съ Ревеккою, какъ на образецъ поведенiя христiанина предъ вступленiемъ въ бракъ, св. Златоустъ говоритъ: „И ты, когда намереваешься взять жену, не прибегай къ людямъ, но прибегай къ Богу. Скажи Богу: кого Ты хочешь, того и определи мне Своимъ Промысломъ; поручи Богу это дело, и Онъ наградитъ тебя за то, что ты предоставишь Ему такую высокую честь".

Итакъ, намереваясь вступить въ бракъ, нужно прежде всего усердно молить Господа - Сердцеведца, чтобы Онъ самъ по Своей воле устроилъ супружество, указавъ избранное лицо, и благословилъ его Своею благодатiю. Если рабъ Авраама, бывшiй только посредникомъ, нашедши для жениха невесту, благодарилъ за сiе Господа, то не гораздо ли большею благодарности должны быть исполнены сердца жениха и невесты? Женихъ и невеста должны не только благодарить Господа, положившаго начало ихъ сближенiю и судившаго вместе проходить путь земной жизни, но вместе съ темъ молить Его о ниспосланiи имъ милости на будущее время. Пусть они проникнутся мыслiю, что одними собственными силами, безъ благословенiя Божiя, имъ не устроить своего счастiя и добраго порядка въ супружеской жизни. Пусть они вместе умоляютъ Господа, чтобы Онъ благословилъ ихъ союзъ и ниспослалъ на нихъ Свою благодать провести имъ жизнь въ любви, единомыслiи, целомудрiи и исполненiи Его заповедей.

Но много ли найдется между нами такихъ, которые предоставили свое супружество изволенiю Божiю и, вступая въ бракъ, заботились прежде всего и более всего о прiобретенiи благословенiя Божiя на это? Не все ли изъ насъ заняты бываютъ въ этомъ случае всецело земными и суетными заботами и мыслями? Какъ часто и какъ многiе ныне, прежде чемъ выбрать себе подругу жизни, стараются узнать не нравъ и поведенiе  девицы, но о томъ,

ВЫБОРЪ   ЖЕНИХА   И   НЕВЕСТЫ.                           129

сколько у нея именiя и разнаго рода вещей, сколь высокаго она рода и прочее.

Юноши и юницы! помните, что редко бываетъ счаст-ливымъ бракъ, заключенный по какимъ либо корыстнымъ разсчетамъ. Бракъ заключенный не по искреннему взаимному доверiю и расположенiю сердецъ, унизителенъ для вступающихъ въ него, и часто приноситъ съ собою впо-следствiи много зла, открывая полную возможность для семейнаго раздора, упрековъ и взаимныхъ оскорбленiй супруговъ. Святый Iоаннъ Златоустъ говорилъ своимъ слушателямъ: „Умоляю васъ искать не денегъ и богатства, но добрыхъ свойствъ въ девице: скромности, благочестiя и набожности; это лучше безчисленныхъ сокровищъ. Но такой-то скажетъ, отъ жены разбогателъ. Не стыдно ли тебе приводить такiе примеры? Слыхалъ я отъ многихъ вотъ, какiя слова: „лучше желалъ бы я терпеть крайнюю бедность, нежели получить богатство отъ жены". И действительно, кто взялъ богатую жену, тотъ взялъ себе более госпожу, чемъ жену и сотрудницу. Напротивъ, кто женился на равной себе или беднейшей по состоянiю, тотъ прiобрелъ себъ верную помощницу. Бедность располагаетъ таковую беречь своего мужа, во всемъ слушаться и повиноваться ему, рачительно заботясь о домашнемъ хозяйстве. Жена благоразумная, добрая и воздержанная, если будетъ и бедною распорядится и бедностiю лучше, чемъ сварливая и злая богатствомъ. Итакъ, нетъ никакой пользы отъ богатства и денегъ, если мы не найдемъ въ своей жене доброй  души.

Далее основанiемъ супружескаго счастiя служитъ взаимная крепкая любовь мужа и жены; та же любовь должна служить для жениха и невесты побужденiемъ вступить въ бракъ. При этомъ нужно смотреть не на телесную красоту тела, но на красоту души любимаго человека. „Красоту тела, говоритъ св. Златоустъ, стираетъ время и поедаетъ болезнь; но красота душевная выше всехъ   переменъ. Та  и   зависть   возбуждаетъ  и   ревность

130                         ВЫБОРЪ   ЖЕНИХА   И   НЕВЕСТЫ.

производитъ, а сiя не подвержена подобнымъ страстямъ и не знаетъ никакого тщеславiя". Ничто такъ не украшаетъ человека и располагаетъ къ нему, какъ добрая душа. Посему, научаетъ каждаго изъ насъ св. отецъ, когда ты видишь привлекательный внешнiй видъ, постарайся узнать внутреннiй, а если сей не красивъ, презри и внешнiй. Отцы семействъ! подражайте попечительности праотца Авраама, который старался найти для сына женщину неиспорченную, искалъ въ ней не богатства, не знатности рода, а только душевнаго благообразiя. И вы, матери семействъ, украшайте своихъ дочерей не золотомъ и дорогими одеждами, но кротостiю и скромностiю. Скромная благопристойная женщина легко можетъ прiобрести къ себе любовь мужа, сделавъ изъ него усерднаго помощника себе въ домашнихъ работахъ и чадолюбиваго отца.

^{Мужъ и жена.}

(Мысли Святаго Iоанна Златоустаго).

Когда женихъ сделалъ благоразумный выборъ невесты, "и невеста выборъ жениха, и испрошено благословенiе Божiе сочетавающимся, этимъ не все еще сделано для ихъ счастiя въ брачной жизни. Они сами должны такъ вести себя, такъ устроить свои взаимныя отношенiя, чтобы быть достойными благословенiя Божiя, и самимъ не навлечь на себя несчастiя, — чтобы бракъ, источникъ чистыхъ радостей, не сделался для нихъ источникомъ безчисленныхъ бедствiй по ихъ собственной вине. „Бракъ есть пристанище", говоритъ Златоустый, „но вместе и кораблекрушенiе — не самъ по себе, а по расположенiю техъ, кои худо пользуются имъ. Ибо тотъ, кто наблюдаетъ въ немъ законы, находитъ въ доме и жене своей утешенiе и облегченiе отъ всехъ непрiятностей, встречаемыхъ въ другихъ местахъ. А тотъ, кто неблагоразумно и случайно приступаетъ  къ  сему делу, хотя и наслаждается спокойствiемъ

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                              131

въ судахъ или другихъ местахъ, встречаетъ непрiятности и огорченiя въ своемъ доме".

Все благополучiе брака основывается на взаимной любви, на взаимномъ доверiи и уваженiи, и отсюда происходящемъ согласiи супруговъ. „Нетъ ничего драгоценнее того, какъ быть любиму женою, и любить ее. Когда мужъ и жена между собою согласны,—это мудрый полагаетъ въ числъ блаженствъ". „Где есть это, тамъ есть всякое богатство, всякое счастiе; а, напротивъ, если нетъ сего, то другое ничто не помогаетъ, но все превращается, все полно непрiятности и разстройства. Итакъ, сего станемъ искать преимущественно предъ всемъ".

Взаимная любовь супруговъ не должна зависеть отъ степени красоты каждаго изъ нихъ, и не должна погасать въ томъ случае, если кто либо изъ нихъ по какимъ нибудь причинамъ сделается некрасивымъ, и даже безобразнымъ. Это въ особенности Златоустый внушаетъ мужьямъ, такъ какъ у некоторыхъ изъ нихъ любовь къ ихъ женамъ ослабеваетъ по той мере, въ какой исчезаетъ красота женъ, ихъ прежде прельщавшая, или въ какой они сами начинаютъ замечать ихъ телесные недостатки. „Не отвращайся жены ради ея безобразiя", говоритъ мужу святитель Iоаннъ. „Слушай, что сказано въ Писанiи: мала есть въ пернатыхъ пчела, и начатокъ сладостей плодъ ея. Жена—творенiе Божiе; не ее ты оскорбишь, но Создавшаго ее. Что же делать съ женою? Не хвали ее за красоту внешнюю: и похвала, и ненависть, и любовь такого рода свойственны душамъ нецеломудреннымъ. Ищи красоты души; подражай Жениху Церкви".

Любовь мужа къ жене должна быть постоянна и такъ тверда, чтобы могла устоять противъ всехъ несчастiй, огорченiй и искушенiй. Златоустый говоритъ мужу: „заботься о своей жене, какъ Христосъ о Церкви. Хотя бы нужно было отдать за нее душу свою, хотя бы пришлось испытать многократныя потери, претерпеть что нибудь тяжкое, ты не долженъ отказываться; ибо, претерпевъ все это, ты

132                                     МУЖЪ   И   ЖЕНА.

еще не сделаешь ничего, подобнаго тому, что сделалъ Христосъ для Церкви".

Къ утвержденiю и усиленiю любви и согласiя между супругами можетъ служить убежденiе во взаимной нужде, какую имеетъ мужъ въ жене, и жена въ муже. „Богъ разделилъ деятельность нашей жизни на занятiя двоякаго рода: общественныя и домашнiя; жене вверилъ управленiе домомъ, а мужьямъ предоставилъ все гражданскiя дела, производимыя на торжище, въ судилищахъ, въ советахъ, на войне и другiя подобныя. Если жена не можетъ бросать копья, метать стрелы, за то умеетъ управлять веретеномъ, ткать полотно и съ успехомъ производить другiя подобныя дела домашнiя. Не можетъ давать мненiя въ совете; за то можетъ давать голосъ дома, и часто, когда мужъ советуетъ что касательно дома, оказывается, что советъ жены гораздо превосходнее. Не можетъ она заведывать народною казною; за то можетъ воспитывать детей, можетъ замечать худыя намеренiя служанокъ, наблюдать за честнымъ поведенiемъ слугъ, освобождая мужа отъ всехъ сихъ безпокойствъ, сама заботясь въ доме о кладовыхъ, о рукоделiяхъ, о приготовленiи пищи, о приличiи одежды, и о всемъ другомъ, чемъ непристойно заниматься мужу, да и нелегко, хотя бы онъ тысячу разъ принимался за то. Ибо и это есть дело попечительности и премудрости Божiей, что способнейшiй къ важнейшимъ деламъ менее способенъ и полезенъ въ делахъ не столь важныхъ, дабы темъ более была ощутительна нужда въ жене. Если бы Богъ соделалъ мужа способнымъ къ занятiямъ обоего рода, то женскiй полъ легко бы могъ придти въ презренiе. Опять, когда бы Онъ препоручилъ жене большую и нужнейшую часть, тогда бы жены сверхъ меры исполнились гор­дости ".

Не будетъ ни согласiя, ни любви между супругами, когда каждый изъ нихъ станетъ требовать любви и преданности отъ другого, не стараясь самъ объ исполненiи своихъ  обязанностей.  Это  служитъ основанiемъ не мира

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                          133

и согласiя, а раздора; ибо въ этомъ выказывается не любовь и снисходительность, а упорство и надменность. Потому лучшее средство сохранить супругамъ миръ есть взаимное уваженiе къ своимъ обязанностямъ и старанiе неукоснительно исполнять ихъ. „Хотя другiе не исполняютъ того, что следуетъ", говорить Златоустый, „мы должны исполнять то, что следуетъ исполнить намъ... каждый получитъ то, что заслужитъ. Таковъ бракъ о Христе, бракъ духовный. Итакъ, пусть жена не ожидаетъ напередъ добродетели отъ мужа, чтобы потомъ уже показать ему свою, потому что это будетъ неважное дело; равнымъ образомъ, и мужъ пусть не ожидаетъ благонравiя отъ жены прежде, чтобы потомъ уже пещись о ней, потому что и съ его стороны это не будетъ уже добродетелiю; но каждый, какъ я сказалъ, пусть напередъ исполняетъ свои обязанности".

Необходимымъ плодомъ строгой заботливости каждаго изъ супруговъ объ исполненiи своихъ обязанностей должно быть взаимное между ними согласiе и миръ. „Если каждый изъ супруговъ будетъ стараться исполнять свои обязанности, то за симъ скоро последуютъ и взаимныя для нихъ выгоды; если, напр., жена будетъ готова терпеть и раздражительнаго мужа, а мужъ не станетъ раздражать жену гневливую, то между ними водворится совершенная тишина, и жизнь ихъ будетъ подобна пристани свободной отъ волнъ".

По взаимной любви другъ къ другу, ради общаго благополучiя каждый изъ супруговъ долженъ быть сни-сходителенъ къ недостаткамъ другого, долженъ запастись терпенiемъ на случай самыхъ горькихъ неудовольствiй, обидъ и взаимныхъ огорченiй. Златоустый говорить: „а что делать, если мужъ будетъ кротокъ, жена же безпокойна, злоречива, болтлива, расточительна (это общiй ихъ всехъ недугъ), и если она будетъ выказывать много другихъ слабостей? Какъ ему, несчастному, вынести такую каждодневную   непрiятность,   гордость,   безстыдство?   Что

 

134                                     МУЖЪ   И   ЖЕНА.

делать, если, напротивъ, она будетъ скромна и тиха, а онъ дерзокъ, подозрителенъ, сердить, сильно будетъ надмеваться, то богатствомъ, то властiю, когда съ нею—свободною—будетъ обращаться, какъ съ рабою, и не больше будетъ расположенъ къ ней, какъ къ служанке? Какъ вынести ей такое уничиженiе и притесненiе? „Терпи, говоритъ Апостолъ, все это рабство, ибо тогда только ты будешь свободна, когда онъ умретъ; а пока онъ живъ, необходимо съ великимъ тщанiемъ вразумлять его и делать лучшимъ, или же, если это невозможно, мужественно переносить непрерывныя нападенiя и непримиримую брань". Въ другомъ месте Златоустый, для прекращенiя всякихъ раздоровъ, советуетъ мужу вооружаться снисходительною терпеливостiю, а женъ совершенною покорностiю. „Иной скажетъ: жена вздорна, расточительна и обременена другими пороками. Переноси терпеливо все. За темъ ты и занимаешь место главы, чтобы уметь врачевать тело". Сказано: „мужiе любите своя жены, яко своя телеса". Этотъ законъ данъ и женамъ.

Когда мужу достанется злая жена, его обязанность— не раздражаться, но со смиренiемъ усматривать въ семъ несчастiи десницу Господа, карающую его за грехи. „Противъ тебя поднимаетъ войну жена", говорить Златоустый, „тебя входящаго встречаетъ она какъ зверь, изощряетъ языкъ свой какъ мечъ. Горестное обстоятельство, что помощница стала врагомъ! Но испытай самого себя: не сделалъ ли ты самъ чего либо въ молодости противъ женщины,—и вотъ рана, нанесенная тобою женщине, врачуется женщиною, и язву чужой женщины, какъ хирургъ, выжигаетъ, собственная жена. А что худая жена есть заушенiе грешному, объ этомъ свидетельствуетъ Писанiе. Жена злая будетъ дана мужу грешному, и дана будетъ, какъ горькое противоядiе, которое изсушаетъ худые соки грешника".

Если, по ученiю св. Златоустаго, худой характеръ жены   есть   божеское   наказанiе   мужу,   то   очевидно,   что

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                                  135

мужъ долженъ выносить это наказанiе съ совершеннымъ терпенiемъ, и потому ничто не можетъ извинить жестокости мужа къ жене. Это противно и ученiю о христiанской терпеливости и снисходительности, и понятiю о любви, какую мужъ всегда долженъ сохранять къ жене. То безчеловечное обращенiе съ женами, какое нередко случается встречать у мужей, особенно изъ низшихъ сословiй Златоустый решительно осуждаетъ, какъ нечто въ высшей степени жестокое и варварское. Для исправленiя недостатковъ жены онъ советуетъ прибегать къ терпеливому вразумленiю, а не къ брани, и темъ менее къ побоямъ. „Мужу бить свою жену", говорить онъ,—„это крайнее безчестiе не только для того, кого бьютъ, но и для того, кто бьетъ. И вамъ жены, и вамъ мужья, говорю: сохрани васъ Богъ отъ такого греха, который бы доводилъ мужа до необходимости бить жену. Но что я говорю о жене? Для человека благороднаго должно казаться противнымъ бить, и даже поднять руку на рабыню... Темъ более безчестно подымать руку на свободную. Это всякому известно даже изъ языческихъ законовъ, которые жену, претерпевшую отъ мужа побои, не обязываютъ жить вместе съ нимъ, какъ недостойнымъ ея сожительства. И безчестить, какъ рабыню, подругу своей жизни, давно уже помогающую тебе въ необходимыхъ делахъ, не есть ли знакъ крайняго беззаконiя? Такого мужа, если только можно назвать его мужемъ, а не зверемъ, я ставлю наравне съ отцеубiйцею и матереубiйцею. Ибо, если намъ заповедано—ради жены оставлять отца и матерь, не съ темъ, чтобы обидеть ихъ симъ, но чтобы исполнить законъ Божественный, — столько вожделенный для самихъ родителей, что они, будучи оста­вляемы, благодарятъ Бога и соглашаются на то съ великимъ усердiемъ; то не крайнее ли безчестiе оскорблять ту, для которой Богъ повелелъ оставлять даже родителей? Не безумiе ли это? А безславiе, происходящее отселе? Какое слово въ состоянiи и даже выразить то, когда вопли и стенанiя жены разносятся по улицамъ, когда соседи и про-

136                                      МУЖЪ   И   ЖЕНА.

ходящее стекаются, какъ бы къ жилищу некоего зверя, внутри логовища пожирающаго свою добычу,—къ дому, того, кто производить такое безчестiе? Лучше было бы, когда бы земля поглотила такого нечестивца, — лучше, нежели опять ему показываться въ обществе. Но жена, скажешь ты, обнаруживаетъ дерзость. Пусть и такъ, но ты не забывай, что она—жена, сосудъ слабый, а ты—мужъ. Ты для того поставленъ начальникомъ и главою, дабы сносить слабость жены, которая должна повиноваться тебе. Посему поступай такъ, чтобы власть твоя была почтенна; а она будетъ такою только тогда, когда ты не станешь безчестить подчиненную тебе. Какъ царь темъ досточтимее бываетъ, чемъ почтеннее делаетъ подчиненнаго ему начальника; напротивъ, если безчеститъ и посрамляетъ величiе его достоинства, то и его собственная слава немало отъ сего страдаетъ; такъ и ты немало повредишь чести своего начальства, если будешь безчестить жену, которой достоинство подчинено тебе".

Самое лучшее средство исправить дурной характеръ жены есть благоразумная со стороны мужа снисходитель­ность и внимательное попеченiе объ искорененiи пороковъ ея. „Когда въ доме случится что-либо непрiятное отъ того, что жена твоя погрешаетъ, тогда ты, советуетъ Златоустый мужу, утешай ее, а не увеличивай печали. Хотя бы ты все потерялъ, но нетъ ничего прискорбнее, какъ иметь въ доме жену, которая живетъ съ мужемъ безъ добраго къ нему расположенiя. На какой бы проступокъ со стороны жены ты ни указалъ, ты ничего не можешь представить такого, что бы более причиняло скорби, чемъ раздоръ съ женою. Посему-то любовь къ ней должна для тебя быть драгоценнее всего. Если каждый изъ насъ долженъ носить тяготы другъ друга, то темъ более мужъ обязанъ поступать такъ по отношенiю къ своей жене. Хотя бы она была бедна, не унижай ее за то; хотя бы она была глупа, не нападай на нее, но лучше исправляй ее; она—часть тебя, и ты составляешь съ нею одно тело.

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                              137

„Но она сварлива, пьяница, склонна ко гневу?" Если и такъ, то надобно скорбеть о семъ, а не гневаться; молить Бога, чтобы Онъ исправилъ ее; надобно увещавать ее, уговаривать и употреблять все меры къ тому, чтобы истребить въ ней эти пороки. Если же ты станешь бить и угнетать жену: то болезнь симъ не излечится; потому что жестокость усмиряется кротостiю, а не другою жестокостiю. Вместе съ симъ помышляй еще и о томъ, что за кроткое обхожденiе твое съ женою тебя ожидаетъ награда отъ Бога. Говорятъ, что некто изъ языческихъ философовъ имелъ жену сварливую, злую и дерзкую. Когда его спросили: для чего онъ, имея такую жену, терпитъ ее? Мудрецъ отвечалъ, что въ ней онъ имеетъ въ своемъ доме, какъ бы школу и училище любомудрiя: „я буду, говорилъ онъ, терпеливее другихъ, если ежедневно стану учиться въ семъ училище". Васъ удивляетъ это? А я тяжко вздыхаю, когда вижу, что язычники поступаютъ мудрее насъ, — коимъ заповедано подражать Ангеламъ, или лучше, коимъ повелевается подражать самому Богу въ разсужденiи кротости. Говорятъ, что философъ потому самому и не изгонялъ злой жены своей, что она имела дурной характеръ; а некоторые утверждаютъ, что онъ даже и взялъ ее по причине такого ея характера. Если ошибешься въ выборе невесты и введешь въ домъ жену недобрую, несносную: въ такомъ случае, по крайней мере, подражай языческому философу, и всячески исправляй свою жену, а худаго ничего ей не делай. А когда станешь переносить супружеское иго въ согласiи съ нею, то чрезъ сiе прiобретешь по своему желанiю и другiя выгоды, и въ духовныхъ делахъ весьма легко успеешь. Вообще, по ученiю Златоустаго, любовь мужа къ жене должна быть чувствомъ разумнымъ: основанная на душевныхъ качествахъ жены, она должна иметь въ виду ея нравственное исправленiе и усовершенiе. Поэтому мужъ виновенъ и предъ самимъ собою, и предъ женою своей, и предъ судомъ Божiимъ, если онъ остается равнодушнымъ къ слабостямъ и недостаткамъ жены, и не обра-

138                                     МУЖЪ   И   ЖЕНА.

щаетъ на нихъ никакого вниманiя. Но, съ другой стороны, онъ не долженъ и раздражаться ими и съ жестокостiю преследовать за нихъ жену свою. Кроткое, растворенное разумною снисходительностiю и любовiю обращенiе мужа съ женою, есть наиболее надежное средство къ ея исправленiю. „Хотя бы и много погрешила противъ тебя жена", говоритъ Златоустый, „все ей прости; если ты взялъ злонравную, научи ее доброте и кротости; если въ жене есть порокъ, изгоняй его, а не ее. Если после многихъ опытовъ узнаешь, что жена твоя неисправима, и упорно держится своихъ обычаевъ,—и тогда не изгоняй ее, ибо она— часть твоего тела, какъ сказано; будета два въ плоть едину. Пусть пороки жены останутся неисцеленными, тебе и за то уже уготована великая награда, что ты учишь и вразумляешь ее..., и ради страха Божiя переносишь столько непрiятностей и терпишь не добрую жену, какъ свой членъ". Говоря объ обязанности мужа вразумлять свою жену, Златоустый предлагаетъ и самый способъ вразумленiя. „Жена твоя", говоритъ она, „любить искусственныя украшенiя, пышные наряды, многоречива, своенравна: хотя нельзя думать, чтобы все сiи пороки совокупились въ одной какой-либо женщине, но мы вообразимъ себе такую женщину, и пусть мужъ всячески старается исправить ее. Какъ же онъ ее исправитъ? Онъ достигнетъ сего, если не вдругъ все станетъ запрещать ей, но начнетъ съ легчайшаго, къ чему она не слишкомъ привязана. Если же побуждаемый нетерпеливостiю, ты вдругъ захочешь исправить ее, то нимало не успеешь. Итакъ, не отнимай у ней въ начале драгоценныхъ уборовъ, но позволь ей некоторое время пользоваться и украшаться ими. Но сперва лиши ее намащенiй, впрочемъ, употребляй для сего не страхъ и угрозы, а убежденiя и ласки; говори, что за это осуждаютъ ее другiе, и произноси свой судъ и мненiе, и чаще напоминай ей, что тебе не только не нравится такое украшенiе лица, а, напротивъ, очень непрiятно; уверяй ее,   что  это  весьма много  огорчаетъ  тебя;   что и самыя

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                                 139

благообразныя женщины теряли отъ того красоту свою; вразумляй ее такимъ образомъ, чтобы истребить ея страсть, но ничего не говори ей ни о геенне, ни царстве (ибо напрасно будешь говорить о семъ): но уверь, что она и тебе более нравится въ такомъ виде, въ какомъ Богъ сотворилъ ее, и другiе люди не находятъ ее красивою и благообразною, когда она натретъ и намажетъ лицо свое... И если много разъ ты будешь говорить ей, и она не послушаетъ тебя, — и тогда не переставай повторять словъ своихъ, впрочемъ, не со враждою, а съ любовiю, и иногда показывай какъ бы недовольный видъ, а иногда ласкай ее и угождай ей. Тогда не увидишь более на теле ея ни обезображеннаго лица, ни кровавыхъ (намазанныхъ красною краскою) губъ, ни бровей очерненныхъ сажею, какъ бы отъ прикосновенiя къ очагу, ни ланитъ, подобныхъ стенамъ гробовъ повапленныхъ; ибо все это—сажа, прахъ, пепелъ и знакъ крайняго зловонiя. Будемъ переносить все слабости женъ, дабы только исправить въ нихъ то, что хотимъ. Когда ты исправишь сей порокъ, то и другiе легко будетъ тебе исправлять; тогда ты можешь перейти къ златымъ украшенiямъ, и разсуждать о нихъ подобнымъ же способомъ, и такимъ образомъ мало по малу вразумляя жену свою, ты уподобишься искусному, верному рабу и терпеливому земледельцу".

Чтобы утвердить и навсегда сохранить нравственное влiянiе на жену, мужъ долженъ начать образованiе ея съ перваго дня супружества, и продолжать его при всякомъ удобномъ случае; во всехъ обстоятельствахъ жизни долженъ внимательно наблюдать за ея поведенiемъ, указывать ея обязанности, и чрезъ исполненiе ихъ — путь къ нрав­ственному усовершенствованiю. Златоустый, вместе съ общими наставленiями, представляетъ и образецъ поученiй такого рода. Советуя мужу удалить изъ празднованiя брака все, что можетъ оскорбить целомудрiе девы, продолжаетъ: „удаливъ все сiе, ты правильно сделаешь, если на долгое время соблюдешь стыдливость ея, и не нарушишь ее скоро.

140                                     МУЖЪ   И   ЖЕНА.

Ибо хотя и нецеломудренна была отроковица, она станетъ молчать долгое время, побуждаемая уваженiемъ къ мужу, и новостiю техъ предметовъ съ которыми она еще не свыклась". Какое время более удобно къ наставленiю жены, какъ не то, когда она еще уважаетъ мужа, еще боится его, еще удерживается стыдливостiю? Тогда изложи ей законы, и она будетъ повиноваться и по воле и по неволе. Говори прежде о томъ, что касается до любви; ибо при убежденiи ничто столько не содействуетъ къ принятiю наставленiй, какъ уверенность, что ихъ предлагаютъ съ любовiю и благосклонностiю. Какъ же ты покажешь ей свою любовь? Если скажешь: „имея возможность взять и богатую, и благородную, я не избралъ ихъ, а полюбилъ твой образъ жизни, твою честность, скромность, целомудрiе". Потомъ отъ сего переходи къ словамъ любомудрiя, говори и о презренiи богатствъ, но какъ бы мимоходомъ и вскользь. Ибо, если всю свою речь направишь къ порицанiю богатствъ, то покажешься тяжелымъ и скучнымъ. Но когда найдешь къ сему поводъ въ томъ, что ея касается, это будетъ ей нравиться. Итакъ, скажи: „когда можно бы было мне жениться на богатой, я не решился. Почему? Не безрасудно и не необдуманно, но хорошо узнавъ, что обладанiе богатствомъ ничего не значитъ, и что его надобно презирать, я, оставивъ его, склонился къ добродетели твоей души, которую ценю дороже всякаго золота. Ибо дева мудрая, благонравная и ревнующая о благочестiи, дороже всего мiра; потому я и склонился, и полюбилъ тебя, и ношу тебя въ моей душе. Настоящая жизнь ничего не значитъ, потому молю и все сделаю для того чтобы намъ достойно пройти земное житiе, дабы могли мы остаться неразлучными и въ будущей жизни. Настоящая жизнь кратка, изменчива, непостоянна. Если, угодивъ Богу, удостоимся перейти въ ту жизнь, то всегда будемъ въ радости, вместе со Христомъ, неразлучно. Любовь твою я предпочитаю всему: нетъ ничего для меня столь непрiятнаго, какъ, разномыслiе съ тобою. Хотя бы мне над-

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                           141

лежало потерять все, быть беднее всехъ, подвергнуться тяжкимъ бедствiямъ, и потерпеть что-либо, я все перенесу и перетерплю, только бы ты любила меня; и дети мне будутъ прiятны, когда они будутъ залогомъ твоей любви. Но и ты должна поступать также". Потомъ присоедини слова Апостола, что „Богу угодно, дабы между нами была любовь. Послушай Писанiя: сего ради оставить человекъ отца своего и матерь: и прилепится къ жене своей. Да не будетъ между нами никакого повода къ распре; это для меня лучше богатствъ, толпы слугъ и внешнихъ почестей". Не лучше ли золота, не лучше ли сокровищъ будутъ слова сiи для жены? Не бойся, что она возгордится, будучи любимою, а смело уверяй ее въ любви, и она еще более полюбитъ тебя. Если сделаетъ что доброе, похвали ее, подивись ей; если же выдетъ что нехорошее, что случается съ молодыми женщинами, посоветуй ей, убеди ее. Порицай деньги и большiя издержки; научай ее украшаться темъ украшенiемъ, которое рождается отъ благонравiя, скромности и честности; постоянно учи тому, что нужно. Молитвы ваши не будутъ общими; пусть каждый идетъ въ церковь, а изъ того, что тамъ читается и говорится, пусть мужъ спрашиваетъ дома у жены, а жена у мужа. Если угнетаетъ бедность, укажи на святыхъ мужей Павла и Петра, которые были въ большомъ уваженiи, чемъ цари и богачи, покажи, какъ, они вели жизнь въ гладе и жажде. Научай ее, что въ этой жизни страшно только одно,—оскорблять Бога. Если хочешь сделать обедъ, или пиршество, не зови того, кто известенъ благочестiемъ, кто могъ бы благословить домъ вашъ, и своимъ входомъ низвести на него благословенiе Божiе. Искореняй изъ ея мысли слова: „мое, твое". Если скажетъ она: „это мое", скажи ей: „что такое твое"? „Я не знаю этого, я не имею ничего собственнаго. Какъ же ты говоришь: мое, когда все твое"? Эти слова не ласкательства, а великой мудрости; такимъ образомъ ты можешь утишить гневъ ея, удалить изъ  души  ея   огорченiя.   Не  безразсудно   говори съ нею.

142                                   МУЖЪ   И   ЖЕНА.

но съ ласкою, съ уваженiемъ, съ любовiю. Почитай ее, и она не будетъ иметь нужды въ почете другихъ; она не будетъ иметь нужды и въ славе отъ другихъ, если будетъ пользоваться уваженiемъ отъ тебя. Учи ее страху Божiю, и все потечетъ какъ изъ источника, и домъ вашъ будетъ изобиловать благами.

Соединенные брачнымъ союзомъ мужъ и жена не въ праве отказаться отъ исполненiя техъ требованiй, какiя лежатъ въ понятiи о союзе брачномъ и цели сего союза. Изъясняя слова Апостола: жене мужъ должную любовь да воздаетъ, такожде и жена мужу. Златоустый говоритъ: „Апостолъ потому и сказалъ: должную любовь, что никто изъ нихъ ни господинъ себе, но есть рабъ другого. Итакъ, когда видишь блудницу, прельщающую тебя на грехъ, скажи ей: „мое тело—не мое, но жены моей". Тоже пусть скажетъ и жена темъ, которые покушаются нарушить ея чистоту: „тело мое—не мое, но мужа моего". Въ другихъ местахъ Ветхаго и Новаго Завета мужу дается великое преимущество, напр., къ твоему мужу обращенiе твое, и той тобою обладати будетъ. Павелъ съ такимъ различенiемъ пишетъ: мужiе, любите своя жены; а жена да боится своего мужа, а здесь ничего более или менее не полагается, какъ одна власть. Почему же? Поелику у него была речь о чистоте. Въ другомъ, говоритъ онъ, мужъ имеетъ преимущество, а где идетъ речь о целомудрiи, тамъ не то: мужъ своимъ теломъ не владеетъ, но жена. Полное равенство, и никакого преимущества. Не лишайте себе другъ друга, точiю по согласiю. Что это? Да не уклоняется, говоритъ онъ, жена противъ воли мужа, и мужъ противъ воли жены. Почему? Поелику отъ сего воздержанiя рождаются великiя бедствiя, ибо часто отсюда рождаются и прелюбодеянiя и блудодеянiя, и разстройство домовъ. И справедливо сказалъ: не лишайте, наименовавъ здесь лишенiемъ, а выше долгомъ, ибо воздерживаться одному, при несогласiи на то другого, это уже не будетъ лишенiемъ. Ибо если, убедивъ   меня,   возьмешь   что-либо   изъ   принадлежащаго

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                                  143

мне, это не значитъ лишать меня; если же кто противъ воли и съ принужденiемъ беретъ, тотъ лишаетъ. А это делаютъ многiя женщины, и чрезъ то становятся виновными въ похоти мужей, и все приводятъ въ разстройство, тогда какъ согласiе нужно предпочитать всему. А почему его нужно предпочитать всему, разсмотримъ на самомъ деле. Возьмемъ мужа и жену; жена воздерживается противъ воли мужа. Что же? Не станетъ ли онъ блудодействовать? А если и не станетъ, то будетъ печалиться, возмущаться, воспламеняться, ссориться и причинять безчисленныя безпокойства жене. Что-жъ пользы въ посте и воздержанiи, когда нарушена любовь? Ничего; ибо сколько обидъ, сколько безпокойствъ, сколько принужденiй рождается отсюда! „Христосъ чрезъ Павла повелелъ, чтобы жена не отлучалась отъ мужа, и чтобы они не лишали другъ друга разве по согласiю, но некоторыя жены по любви къ воздержанiю оставили мужей своихъ, какъ будто бы это было деломъ благочестiя, и ввергли себя въ прелюбодеянiе".

Мужъ и жена обязаны сохранять супружескую верность другъ къ другу. Нарушенiе супружеской верности есть преступленiе самое тяжкое. И потому Златоустый со всею силою обличаетъ этотъ порокъ, и обличенiя святителя сохраняютъ все свое значенiе и для современнаго общества, въ которомъ этотъ порокъ значительно распространяется въ мужахъ и женахъ. Обличая мужа, нарушающаго верность къ своей супруге, св. Златоустъ говоритъ: „Чемъ извинится онъ? Не говори мне о страсти природы: потому и установленъ бракъ, чтобы ты не преступалъ границъ. Ибо Богъ, промышляя о твоемъ спокойствiи и чести, для того и далъ тебе жену, чтобы ты удовлетворялъ разжженiю природы чрезъ свою супругу и освободился отъ всякой похоти. А ты неблагодарною душою наносишь Ему безчестiе, отвергаешь всякiй стыдъ, преступаешь назначенныя тебе границы, безчестишь свою собственную славу.   Зачемъ  обращаешь  взоры   на чужую

144                                       МУЖЪ   И   ЖЕНА.

красоту? Зачемъ разсматриваешь лице, непринадлежащее тебе? Зачемъ нарушаешь бракъ,—безчестишь свое ложе?" „Не затемъ пришла къ тебе жена, оставивъ отца и мать и весь домъ, чтобы терпеть отъ тебя безчестiе, чтобы ты предпочиталъ ей гнусную рабыню, возбуждалъ безчисленныя распри. Ты взялъ сопутницу жизни, равную въ чести, свободную. Не безразсудно ли, что ты, взявъ приданое, бережешь его и не расточаешь, а между темъ повреждаешь и оскверняешь то, что драгоценнее приданаго — чистоту целомудрiя, и твое тело, принадлежащее  жене"?

Для отклоненiя отъ нарушенiя супружеской верности, Златоустый нередко съ особенною живостiю и выразитель­ностiю изображаетъ жалкое и мучительное состоянiе на­рушителя ея. „Смотри на прелюбодея, и ты увидишь, что онъ въ тысячу разъ несчастнее одержимыхъ цепями. Онъ всехъ боится, всехъ подозреваетъ:—и свою жену, и мужа прелюбодейцы, и самую прелюбодейницу, домашнихъ, друзей, знакомыхъ, братьевъ, самыя стены, свою тень, себя самого; и что всего бедственнее совесть его вопiетъ и терзаетъ его ежедневно. Если же представитъ судъ Божiй, то не можетъ стоять отъ страха. И удовольствiе отсюда кратко, а печаль продолжительна; ибо вечеромъ и ночью, въ пустыне и въ городе, — повсюду следуетъ за ними обвинитель, показывающiй не острый мечъ, а нестерпимыя мученiя, поражающiй и убивающiй страхомъ.

Отъ заботливаго взора Златоустаго не могли укрыться причины, соблазняющiя мужей къ нарушенiю супружеской верности. Первое место между сими причинами занимали театры, на которыхъ пелись безнравственныя песни, представлялись соблазнительныя зрелища, въ которыхъ нередко участвовали обнаженныя женщины, и отъ сихъ-то зрелищъ предостерегаетъ Златоустый мужей. И въ наше время найдется немало подобныхъ искушенiй для целомудрiя и верности супруговъ. Потому обличенiя и предостереженiя святаго Златоустаго, если не буквально, то по сущности своей имеютъ приложенiе и къ современ-

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                              145

ному обществу. „Должно", говорить онъ мужьямъ, „вразумить васъ, которые тратите на зрелища целый день; подвергаете посмеянiю честное супружество, посрамляете великое таинство. Скажи, какими глазами после будешь смотреть на жену дома, видевъ ее опозоренною на театре? Какъ не покрасневши представишь себе супругу, когда ты виделъ весь полъ ея обезчещенннымъ? Не говори мне, что представляемое на театре есть одно лицедейство, ибо сiе лицедейство многихъ сделало прелюбодеями, и многiе домы разстроило. Какъ будетъ смотреть на тебя жена, когда ты возвратишься съ такого безчестнаго зрелища. „Не думай, что ты чистъ отъ греха, когда не смесился съ блудницею: ибо ты пожеланiемъ все сделалъ... Я не препятствую веселиться; но хочу, чтобы это происходило не безъ целомудрiя, не съ безстыдствомъ и безчисленными пороками".

Для предотвращенiя всякаго соблазна и искушенiя, женатому человеку не должно засматриваться на красивыя лица женщинъ, и съ похотливымъ услажденiемъ любоваться ими. „Спаситель не вовсе запретилъ смотреть на женщинъ" говоритъ Златоустый, но только запретилъ смотреть на нихъ съ вожделенiемъ. А еслибы не имелъ сего намеренiя, то сказалъ бы просто: кто возритъ на жену, а Онъ сказалъ не такъ, а „иже воззритъ на жену, во еже вожделети ея", взглянетъ для того, чтобы сладострастно усладить взоръ свой. Похотливо назирая чужую красоту, ты оскорбишь и жену свою, поелику отвращаешь отъ нея свои взоры, а вместе и ту, на которую смотришь, ибо касаешься ея вопреки закона. Хотя ты и не коснулся ея рукою, но коснулся своими глазами, почему и это названо прелюбодеянiемъ".

Мужу для успешной борьбы съ возникающею страстiю къ чужой жене Златоустый даетъ следующiй советъ. „Если приметишь", говоритъ онъ, „что къ жене чужой возгорелась въ тебе страсть, и потому твоя жена перестаетъ тебе нравиться, войди въ свою спальню, раскрой посланiя

146                                   МУЖЪ   И   ЖЕНА.

Павла, и угашай пламень, часто повторяя слова Апостола: „блудодеянiя ради (во избежанiе блудодеянiя) кiйждо свою жену да имать".

Вообще, въ отношенiи ко всемъ женщинамъ мужъ долженъ вести себя такъ, чтобы не возбудить ревности въ своей жене и избежать всякаго подозренiя къ неверности. „Избегай", поучаетъ Златоустый, „не только прелюбодеянiя, но и малейшихъ подозренiй ревности. Если жена напрасно подозреваетъ тебя, успокоивай ее и уговаривай. Не съ ненавистью и надменiемъ обращайся къ ней; она делаетъ сiе по чрезмерной заботливости своей о тебе, она опасается за право своего обладанiя; ибо ея владенiе—тело твое, и это владенiе драгоценнее всего". „Но мужъ да не поступаетъ такъ, чтобы на него достойно падало подозренiе. Скажи мне, зачемъ ты на целый день отдаешь себя друзьямъ, а жене только на вечеръ? Поступая такъ, ты не можешь отклонить подозренiя. И если жена обвиняетъ тебя, не обижайся это дело дружбы, а не дерзости; это обвиненiя пламенной любви, горячаго расположенiя и опасенiя. Она боится, чтобы кто не окралъ ея ложа, чтобы кто не отнялъ у нея ея высшаго блага, не лишилъ ея главы". И мужу и жене святый Iоаннъ настоятельно внушаетъ, что они не должны подозревать другъ друга по однимъ словамъ, или слухамъ, и вообще по какимъ-либо ничтожнымъ причинамъ, а темъ более не должны ни сами, ни чрезъ постороннихъ людей следить другъ за другомъ, дабы по легкомыслiю или неразумной мнительности не разрушить своего супружескаго счастiя.

Назначенiе жены и ея обязанности святый Златоустый выражаетъ въ следующихъ словахъ: „жена обручена мужу для общенiя въ жизни, для рожденiя детей, а не для нечистоты; для того, чтобы беречь домъ, научить мужа быть честнымъ, а не для того, чтобы доставлять ему въ себе предметъ для нечистыхъ удовольствiй". „Обязанность жены — сохранять прiобретенное, съ бережливо-

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                            147

стiю употреблять доходы мужа, и стараться о доме. Для сего Богъ и далъ жену, чтобы какъ въ этомъ, такъ и во многомъ другомъ, она была помощницею для мужа".

Главная обязанность жены — быть покорною мужу, Златоустый, объясняя слова Апостола: „жены, своимъ мужемъ повинуйтеся, якоже Господу", говоритъ: подлинно жена должна повиноваться мужу, какъ Господу. Ибо если тотъ, кто не покоряется внешнимъ гражданскимъ властямъ, Божiю противится повеленiю, то темъ более виновна въ такомъ противленiи та, которая не покоряется мужу: такъ изволилъ Богъ отъ начала. Далее Апостолъ доказываетъ, что мужъ есть глава жены, какъ и Христосъ глава Церкви. Какъ Церковь, то есть мужи и жены вместе покорны Христу, такъ жены должны быть покорны мужьямъ, какъ Богу".

Живя более среди тихой семейной жизни, более кроткая и нежная по сердцу, жена имеетъ полную возможность и необходимую обязанность успокоивать мужа, измученнаго тяжестiю и хлопотливостiю общественныхъ занятiй, и своею внимательностiю къ нему, своимъ нежнымъ участiемъ въ его заботахъ, возбуждать въ немъ новую бодрость въ делахъ, новую ревность къ трудамъ. Жена должна вести себя такъ, чтобы мужъ смотрелъ на свой домъ, какъ на пристанище, въ которомъ одномъ онъ всегда можетъ найти любовь, миръ, спокойствiе и множество другихъ радостей, чтобы, по окончанiи делъ вне дома, онъ спешилъ къ себе, къ жене своей, а не искалъ развлеченiй въ какихъ-либо другихъ местахъ. Едва ли что можетъ быть безразсуднее и для счастiя семейнаго вреднее того, когда жена встречаетъ мужа, после его трудовъ и хлопотъ, не знаками любви, а какими либо капризами, или выраженiями укоризны, досады и неудовольствiя, и даже ругательствами. Въ такомъ случае она себя должна винить, если ея мужъ будетъ бегать своего дома, и ея семейное счастiе окончательно разрушится. „Мужъ, провождая   время   на торжище   и   въ судилищахъ,   мiрскими

148                                   МУЖЪ   И   ЖЕНА.

суетами обуревается, какъ волнами. А жена, пребывая въ доме, какъ въ некоемъ училище мудрости, и углубляясь мыслю внутрь себя, имеетъ возможность заниматься мо­литвою, чтенiемъ и другими уроками благочестiя. И какъ сама можетъ научаться добродетели, такъ и встречая озабоченнаго мужа, можетъ успокоивать, утешать его, удалять отъ него душевредные и грубые помыслы, и опять отпускать изъ дома съ добрыми мыслями и чувствами. И действительно, кроме благочестивой и благоразумной жены, никто не можетъ такъ легко и скоро привести мужа въ спокойное состоянiе и наклонить душу его ко всему доброму. Ни друзей, ни учителей, ни начальниковъ своихъ не послушаетъ онъ столько, сколько свою супругу, когда она увещеваетъ и советуетъ, поелику ея увещанiе соединено съ некоторымъ удовольствiемъ, которое происходитъ отъ горячей любви къ увещевающей. Я могу представить въ примеръ очень многихъ мужей жестокихъ и упрямыхъ, которые смягчены были симъ образомъ. Ибо жена пребываетъ неразлучна съ мужемъ своимъ при трапезе и отдохновенiи, при людяхъ и наедине, во всемъ ему предана и такъ тесно соединена съ нимъ, какъ тело съ главою. Посему, если только она разумна и заботлива, никто не можетъ сравниться съ нею въ ея попеченiи о муже".

Основанiемъ всехъ добрыхъ качествъ супруги служитъ ея разумная любовь къ мужу. Златоустый, изъясняя слова Апостола, что жены должны быть скромны, чисты, попечительны о доме, добры, говоритъ: „все сiе производитъ любовь: жена бываетъ добра и попечительна о доме. Ибо отъ любви рождается скромность, любовiю прекращаются всякiе споры. Если мужъ язычникъ, скоро убедится въ истине (веры Христовой); если христiанинъ, сделается лучшимъ. При домашнемъ благоустройстве и духовное благоустройство будетъ иметь место, а въ противномъ случае и последнее ненадежно. Ибо попечительная о доме жена будетъ  и скромна,   и хорошая   хозяйка

МУЖЪ   И   ЖЕНА.                                              149

не подумаетъ о роскоши, о неумеренныхъ расходахъ и о чемъ-либо подобномъ тому".

Но, чтобы заслужить любовь мужа и чрезъ то прiобрести нравственное на него влiянiе, жена должна не на словахъ только, но самою жизнiю своею показать, что она любитъ все доброе и справедливое и старается быть благочестивою. „Не столько словами", говоритъ святый Златоустый, „сколько делами нужно исправлять мужа. Какимъ же образомъ? Когда онъ увидитъ, что ты степенна, нерасточительна, непристрастна къ украшенiямъ, не требуешь многихъ доходовъ, но удовольствуешься настоящими, когда не будешь просить ни золота, ни жемчуга, ни драгоценныхъ одеждъ; но когда и сама будешь любить скромность, целомудрiе, ласковость, и того же будешь требовать отъ своего мужа; тогда онъ терпеливо и даже съ удовольствiемъ выслушаетъ твои советы".

Златоустый особенно порицаетъ въ женщинахъ расто­чительность и страсть къ нарядамъ, справедливо находя въ этихъ недостаткахъ причины разстройства и раздоровъ во многихъ семействахъ. Такъ онъ говоритъ жене: „если ты хочешь угодить мужу, то должна украшать и наряжать душу, а не тело. Не столько золотыя украшенiя делаютъ тебя любезною и прiятною для мужа, сколько умеренность, вниманiе къ нему и готовность даже умереть за него; это более всего побеждаетъ мужей, а те украшенiя колютъ имъ глаза, такъ какъ наносятъ ущербъ казнохранилищу ихъ, причиняя имъ многiя издержки и заботы... Такимъ образомъ и дела домашнiя и доходы находятся въ лучшемъ устройстве, когда золото употребляется не на одеянiе тела, не на перевязки рукъ, но на необходимыя потребности, какъ-то: на содержанiе слугъ, на воспитанiе детей и другiя нужды. Если-же, напротивъ, оно всегда будетъ мелькать въ глазахъ мужа и терзать его сердце, какая изъ того польза? Блескъ золота не можетъ прельстить опечаленнаго сердца. Знай и будь уверена, что хотя бы ты была красивейшею  изъ  всехъ  женъ,   не мо-

150                                   МУЖЪ   И   ЖЕНА.

жешь нравиться тому, чью душу огорчаешь; для сего потребно веселое и спокойное состоянiе духа. Но когда все золото расходуется на украшенiе жены, и вместе съ симъ появляются въ доме недостатки, тогда нетъ никакой прiятности для супруга. Посему, если хотите быть любимыми отъ своихъ мужей, доставляйте имъ удовольствiе, а это сделаете тогда, когда перестанете украшаться и убираться более надлежащаго. Все сiи украшенiя и уборы имеютъ некоторую прiятность въ первые дни брака, но впоследствiи время уменьшаетъ ихъ цену. Ибо если на небо, столько прекрасное, и на солнце, столь светозарное по привычке мы не всегда смотримъ съ равнымъ удивленiемъ, то будемъ ли удивляться телу, украшенному искусствомъ? Говорю сiе для того, чтобы вы возлюбили красоту неувядающую, которою украшаться заповедуетъ Апостолъ Павелъ, то есть не златомъ, или бисеромъ, или ризами многоценными, но „еже подобаетъ женамъ, обещавающимся благочестiю, делы благими". „Ты хочешь нравиться постороннимъ людямъ и прiобретать отъ нихъ похвалу? Нетъ, целомудренная жена не можетъ иметь такого желанiя. Да и никто степенный и скромный не похвалитъ ее за то, разве одни невоздержные и сласто­любивые; да и эти не скажутъ о ней добраго, а еще осудятъ ее за то, что сама даетъ поводъ устремлять на нее нечистые взоры. Но жену воздержную и те, и другiе, и все похвалятъ, такъ какъ смотря на нее, не только не чувствуютъ никакого вреда, но еще заимствуютъ отъ нея урокъ добродетели. Велика ей похвала и отъ людей, велика награда и отъ Бога".

Сколь благодетельно влiянiе добродетельной супруги на мужа, столько же гибельно действуютъ на него ея пороки. Въ нихъ обыкновенно заключается причина того, что мужъ начинаетъ искать развлеченiй и утешенiй вне домашняго круга, и удивительно ли, что огорчаемый женою, и обласканный кемъ-либо изъ постороннихъ, онъ легко попадаетъ въ разставленныя ему сети? Златоустый, обли-

ЧТО   ТРЕБУЕТЪ   СВЯТИТЕЛЬ   ТИХОНЪ   ЗАДОНСКIЙ.              151

чая роскошныхъ женъ, говоритъ: „отсюда ревнованiя, отсюда прелюбодеянiя мужей, когда вы не къ целомудрiю ихъ побуждаете, а заставляете находить удовольствiе въ томъ, чемъ украшаются любодейцы. Посему-то они очень скоро уловляются, ибо если бы ты научила его питать къ сему презренiе, и утешаться только непорочностiю, благочестiемъ, смиренiемъ: то онъ не такъ легко предавался бы любодеянiю. Украшаться такимъ образомъ, и даже лучше, можетъ и блудница, а облекаться добродетелями не ея дело. Итакъ, прiучи находить удовольствiе въ такомъ украшенiи, котораго онъ не можетъ видеть на блуднице... Тогда и мужъ твой будетъ спокоенъ, и ты будешь въ почтенiи, и Богъ будетъ къ вамъ милостивъ, тогда все будутъ вамъ дивиться, и вы достигните будущихъ благъ". Какъ велико было бы благо семействъ, если бы супруги хотели исполнять свои обязанности по наставленiямъ святаго Iоанна Златоустаго.

Что   требуетъ   Святитель   Ти-

хонъ   Задонскiй   отъ   добраго

мужа и доброй жены?

Удивительное дело, говоритъ святитель Тихонъ, „уди­вительное и вместе достойное сожаленiя! Где бы, кажется, и быть самой искренней любви, какъ не между мужемъ и женою? По самой природе человекъ любитъ отца и мать; но святое Писанiе говоритъ: оставитъ человекъ отца своего и матерь, и прилепится къ жене своей: и будета два въ плоть едину (Быт. 2, 24). Стало быть, мужъ и жена—едина плоть, по слову Писанiя. А кто же враждуетъ на свою плоть? Никто же когда свою плоть возненавиде, но питаетъ и греетъ ю (Еф. 5, 29). Но сколько иногда бываетъ вражды и между сими лицами, столь   тесно   связанными!   Такъ-то   действуетъ   хитрость

152                ЧТО   ТРЕБУЕТЪ   СВЯТИТЕЛЬ   ТИХОНЪ   ЗАДОНСКIЙ.

дiавольская: где она примечаетъ больше любви, тамъ она прилагаетъ больше старанiй разорвать союзъ любви и положить свою вражду. А сколько бываетъ отъ того вреда— и сказать нельзя!"... Но какъ же избежать этого зла? Послушаемъ мудрыхъ наставленiй того же святителя. „Мужъ". говоритъ онъ, „долженъ любить свою жену: мужiе, любите своя жены, поучаетъ Апостолъ, и въ примеръ представляетъ Самого Христа Сына Божiя, Который любитъ Свою Церковь (Еф. 5, 25). Жена должна не только любить своего мужа, но и повиноваться ему: жены, повинуйтеся своимъ мужемъ, якоже подобаетъ о Господе (Кол. 3, 18). Оба они должны хранить верность другъ другу, соблюдать супружеское ложе непорочно, ибо сказано: честна женитва во всехъ и ложе нескверно: блудникомъ же и прелюбодеемъ судитъ Богъ (Евр. 13, 4). Ни мужъ жены, ни жена мужа не должны оставлять до смерти; какъ обещались предъ Богомъ другъ другу, такъ и оставаться должны неразлучными до кончины". Вотъ главныя обязанности мужа и жены, по указанию святителя Тихона: мужъ люби свою жену, жена—повинуйся мужу, и оба будьте верны другъ другу. Заметьте: мужу сказано только: люби, но не сказано: повинуйся, ибо мужъ глава есть жены, якоже и Христосъ глава Церкве (Еф. 5, 23). А жене сказано: люби и повинуйся, ибо и св. Апостолъ заповедалъ: жене учити не повелеваю, ни владети (управлять) мужемъ (1 Тим. 2, 12). „Да не стыдится и ныне", говорить святитель Тихонъ, „жена называть мужа своего господиномъ, если хочетъ быть дщерью святыя Сарры!"

Вотъ Самимъ Богомъ установленный порядокъ отно-шенiй между мужемъ и женою! И нетъ семьи счастливей той, въ которой строго соблюдается этотъ порядокъ,—где мужъ любитъ жену, жена любитъ мужа и повинуется ему, где оба они живутъ душа въ душу, такъ что нетъ у нихъ ни одного домашняго дела, которое не решалось бы общимъ советомъ,—и горе и радость, несчастiе и счастiе— все делится пополамъ! Кто не знаетъ, что и горе, которое

ЧТО   ТРЕБУЕТЪ   СВЯТИТЕЛЬ   ТИХОНЪ   ЗАДОНСКIЙ.               153

выскажешь близкому другу,—только на половину горе; и радость, которою поделишься съ роднымъ человекомъ, — уже двойная радость? А какой же другъ у мужа ближе жены и кто для жены ближе и роднее мужа? О, счастливъ мужъ, которому Богъ послалъ жену добродетельную; по слову Премудраго — она дороже всякихъ жемчуговъ! (Прит. 31, 10). Счастливая семья, въ которой мужъ и жена живутъ взаимною любовью,—благословенна та семья отъ Господа!—Но какъ только въ семье нарушается этотъ Самимъ Богомъ установленный порядокъ отношенiй между мужемъ и женою,—не жди добра, не видать счастья семье. А нарушается онъ, этотъ порядокъ, тогда, когда — или жена беретъ верхъ надъ мужемъ, или мужъ тиранитъ жену, или же, наконецъ, при всемъ благоразумiи мужа, жена не хочетъ знать своихъ обязанностей и идетъ во всемъ наперекоръ мужу.

И въ самомъ деле: вотъ домъ, где жена, какъ говорится, командуетъ надъ мужемъ. Мужъ безразсудно готовъ исполнять все ея прихоти. Какъ жалко смотреть на такого человека! Онъ любитъ ее безъ ума, и угождаетъ во всемъ безъ ума, но этой безумной любовью только вредитъ и себе и ей... Она делается своенравна и капризна; онъ становится просто прислужникомъ своей жены; она — его идолъ, онъ не смеетъ безъ ея позволенiя ни шагу сделать, ни слова сказать; жена мешается во все его дела, не только по хозяйству, но и по службе общественной, — хотя она ничего не понимаетъ въ этихъ делахъ; но мужъ не имеетъ ей противоречить; онъ боится ея немилостиваго взгляда, трепещетъ ея неласковаго слова. Дети все это видятъ и перестаютъ уважать отца,— мать всегда стоитъ за нихъ горой, покрываетъ все ихъ шалости и глупости... И горе такому мягкосердечному мужу, горе всей такой семье!—Хотите ли знать, до чего можетъ довести такое превращенiе Самимъ Богомъ установленнаго порядка? Вспомните Соломона, этого премудраго изъ премудрыхъ царей: по прихоти своихъ женъ онъ

154            ЧТО   ТРЕБУЕТЪ  СВЯТИТЕЛЬ  ТИХОНЪ   ЗАДОНСКIЙ.

настроилъ въ своей столице капищъ идольскихъ и самъ приносилъ жертвы идоламъ. Вспомните Ирода, который не посмелъ отказать своей жене (ведь онъ хорошо зналъ, что дочь проситъ по наущенiю своей матери)—въ чемъ?— страшно сказать!—въ голове величайшаго изъ Пророковъ! Вспомните, наконецъ, тысячи примеровъ, когда дети, избалованныя матерью, гнали изъ дому родного отца, да ужъ кстати не спускали и матери!..

Но бываетъ и наоборотъ. Бываетъ, что мужъ почти и за человека не считаетъ своей жены. Разсвирепелъ онъ пьяный, и вотъ на комъ показать власть? на жене... Не удалось что-нибудь въ работе—опять жена виновата. И въ деле и не въ деле, и въ сердцахъ и въ шутку на бедную жену сыплются побои и ругательства... „Моя жена, что хочу, то и творю надъ нею!" разсуждаетъ безумный мужъ. И сколько горя несетъ такая страдалица, сколько приходится вытерпеть ей, безответной,—одинъ Богъ ведаетъ!.. А когда подумаешь, что это творится въ семье христiанской, между людьми православными, то какъ-то стыдно становится предъ какими-нибудь евреями, которые лучше такихъ православныхъ обходятся съ своими женами!.. „Други мои!" поучаетъ одинъ добрый пастырь: „жена вовсе не раба мужу, а подруга, помощница ему, по значенiю Господню". Следовательно, не такъ ли, какъ съ равной подругой, и надо съ ней обходиться мужу? Жена создана Богомъ нарочито изъ ребра мужнина: значитъ, не жену, а себя мы порочимъ, унижая женщину, и на себя самихъ, на свою плоть и кровь возстаемъ въ подобныхъ случаяхъ. Далее: жена твоя — мать роднымъ твоимъ детямъ; побоями ты унижаешь ее въ ихъ глазахъ. Она дана тебе Самимъ Богомъ, и ты предъ лицемъ всей Церкви обещался любить ее по гробъ; она участница такая же, какъ и ты, въ дарахъ Св. Духа; она, какъ и ты, членъ св. Церкви и сонаследница тебе въ небесномъ царствiи. А ты ее, сонаследницу Христову, бьешь и тиранишь?— „Но она того стоитъ?" скажешь ты. — А ты не

ЧТО   ТРЕБУЕТЪ   СВЯТИТЕЛЬ   ТИХОНЪ   ЗАДОНСКIЙ.               155

стоишь, чтобы Господь каралъ тебя ежечасно за твои без-законiя? Ты забылъ, сколько разъ окрадывалъ свою семью, пропивая семейное достоянiе? Ты забылъ про грехи не­верности своей жене?—„Но она сварлива?"—А ты ласковъ былъ съ нею всегда старался лаской исправить ее?—„Она глупа?" —А ты уменъ, что думаешь побоями вложить ей ума?.. Св. Апостолъ Павелъ увещеваетъ: любите своихъ женъ, а не будьте къ нимъ суровы (Кол. 3, 19). Обращайтесь благоразумно съ женами, поучаетъ св. Ап. Петръ, какъ съ немощнейшимъ сосудомъ, оказывая имъ честь, какъ сонаследницамъ благодатной жизни (1 Петр. 3, 7). Помните: предъ Богомъ нетъ мужескаго пола, ни женскаго (Гал. 3, 28), — всв равны, а выше тотъ, кто более благоугождаетъ Ему!

Бываетъ, наконецъ, и то, что какъ бы благоразумно ни поступалъ мужъ, онъ никакъ не можетъ завести порядка въ доме; жена во все мешается, хотя и ничего не умеетъ сделать, во всемъ идетъ наперекоръ мужу, или же вовсе ничего не хочетъ делать, бросаетъ детей и хозяйство на одного мужа, занимается только собой да нарядами. Говорить ли о женахъ пьяницахъ? Что можетъ быть противнее пьяной женщины?!.. Понятно, что ужъ тутъ не можетъ быть и речи о доброй советнице; поистине лучше жити со львомъ и змiемъ неже жити съ такою женою! (Сир. 25, 18)... Терпитъ—терпитъ иной несчастный мужъ такой жены, да и броситъ все, и самъ пойдетъ — куда?— Заливать свое горе горькое...

Но нетъ, несчастный братъ мой о Христе: Не ходи туда, не губи души своей! Это крестъ послалъ тебе Господь, а ведь Онъ и Самъ понесъ за насъ съ тобой крестъ— да еще какой тяжелый!... Онъ хочетъ, чтобы мы были причастниками страданiй Его: вотъ и посылаетъ тому, кого любитъ, тяжелые кресты... Понеси же въ терпенiи свой крестъ до конца; не бойся его тяжести; Кто возложилъ его на тебя, Тотъ и поможетъ: ведь Онъ Господь милосердый... А кто знаетъ, можетъ быть, за твое терпе-

156                         ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

нiе Онъ и жену твою обратитъ на путь, спасенiя? О, какая это будетъ радость для тебя, да не для тебя только, но и для всехъ Ангеловъ небесныхъ!.. Аминь.

^{Обязанности мужа и жены.}

Внимая закону Божiю, мужъ и жена должны любить другъ друга крепко и неизменно, должны переносить взаимные недостатки съ терпенiемъ и снисходительностью, должны быть откровенны другъ къ другу и усердны въ попеченiи о доме, должны ненарушимо хранить супружескую верность, чистоту и целомудрiе, и единодушно заботиться о достиженiи последней цели земнаго бытiя.

Разсмотримъ сiи обязанности несколько подробнее: ибо это стоитъ нашего вниманiя: верное исполненiе ихъ есть необходимое условiе семейнаго счастiя, равно какъ нарушенiе ихъ будетъ иметь неизбежнымъ следствiемъ разстройство нашего счастiя и неисчислимыя огорченiя.

Первый долгъ нашъ въ супружескомъ союзе есть по­стоянная и крепкая взаимная любовь. Это первое условiе супружескаго союза, чтобъ вы, мужъ и жена, были оба, по закону Божiю, въ плоть едину, составляли одно тело. А когда вы одна плоть, то взаимную любовь внушаетъ вамъ сама природа: „никто же бо когда свою плоть возненавиде, но питаетъ и греетъ ю, якоже и Господь церковь", учить св. Апостолъ (Еф. 5, 29). Эта любовь, утверждаясь на любви къ Богу, есть источникъ всехъ супружескихъ добродетелей: питая взаимную любовь, вы охотно и легко будете исполнять и другiя ваши обязанности другъ къ другу, такъ какъ любовь, по слову Апостола, есть исполненiе закона (Рим. 13, 10), и союзъ совершенства (Колос. 3, 14). Эта любовь есть источникъ вашего взаимнаго спокойствiя и счастiя; она облегчаетъ все трудности, скорби и болезни вашего супружескаго состоянiя;   она   дары   счастiя   возвышаетъ,   и   нужды   бедности

ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.                          157

делаетъ сносными. А где нетъ сей любви, тамъ и при видимомъ счастiи, среди обилiя и довольства, не изсякаетъ источникъ внутреннихъ безпокойствъ, огорченiй и слезъ. Будьте внимательны къ ежедневнымъ опытамъ семейной жизни: и сами будете видеть, какъ такая любовь необходима вамъ, супруги, для вашего взаимнаго счастiя; и какое, напротивъ, великое несчастiе для васъ не иметь сей любви. Помня важность и необходимость этой добродетели, молите Господа, чтобы благодать св. Духа всегда пребывала съ вами, утверждала васъ въ истинной любви и охраняла отъ всехъ искушенiй, могущихъ ослабить и разрушить этотъ союзъ любви.

Чтобы ваша взаимная любовь была тверда и ненарушима, вамъ должно переносить взаимные недостатки съ терпенiемъ и снисходительностiю. Сколько не будете стараться, по взаимной любви, угождать другъ другу; но не можете поручиться за то, что никогда ничемъ не оскорбите другъ друга, или что одинъ въ другомъ ничего не будетъ видеть непрiятнаго для себя. Это невозможно; на земле между смертными нетъ такого полнаго и неизменнаго совершенства, которое бы само собою могло быть источникомъ ненарушимаго мира, согласiя и довольства. Поэтому и необходимо вамъ иметь терпенiе и снисходительность другъ къ другу, какъ врачество противъ всехъ случаевъ къ несогласiю и ослабленiю взаимной любви. Терпенiе заповедано самимъ Господомъ: „въ терпенiи вашемъ стяжите души ваша". И въ семейныхъ вашихъ отношенiяхъ нужно тоже терпенiе, по заповеди Господней. Встречаешь ли ты, мужъ, какое ненравящееся тебе свойство въ жене, съ которою однажды навсегда соединился ты узами брака: покрой непрiятное терпенiемъ. Видишь ли поступокъ, или слышишь слово, которое не по сердцу тебе: опять употреби въ помощь терпенiе и суди о жене снисходительно, какъ о немощнейшемъ сосуде. Умей врачевать раны благоразумiемъ и любовiю, какъ глава союза, и никогда  не  будь   нетерпеливъ и неснисходителенъ. То

158                              ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

же делай и ты, жена, по отношенiю къ твоему мужу, всегда помня, что Богъ поставилъ его твоимъ главою, и ты должна быть ему покорна. Такъ въ терпенiи другъ друга тяготы носите, и ограждайте вашу взаимную любовь отъ всего вреднаго для нея, отъ всякой опасности ослабить или потерять ее.

Чтобы ненарушимо сохранять взаимную любовь, вамъ надобно быть откровенными и доверчивыми другъ къ другу. Недоверiе, естественно сопровождаемое скрытностiю, обыкно­венно бываетъ источникомъ подозренiй и питаетъ несогласiя. Если дадите место въ сердцахъ вашихъ недоверiю и скрытности: то какое множество непрiятностей, по не­обходимости, возникнетъ между вами? Не допускайте, чтобы вамъ когда-либо самимъ испытать эти скорби и болезни, происходящiе отъ несогласiя: но всегда можете видеть ихъ тамъ, где есть взаимное недоверiе.

Общая обязанность мужа и жены—заботиться о благо­устройстве своего дома и о благосостоянiи всехъ членовъ семейства. Усердiе и трудолюбiе созидаютъ и утверждаютъ благосостоянiе дома, а нераденiе и леность разстроиваютъ и разоряютъ его. И мужъ, и жена для блага дома усердно должны трудиться: и взаимное благо ихъ самихъ и благо семейства отъ нихъ этого требуютъ. Не хорошо, когда одинъ членъ заботится и съ усердiемъ трудится для семейнаго блага, а другой нерадитъ о томъ; въ такомъ случае успехъ можетъ быть достигнутъ только въ половину, или менее. Но горе, когда одинъ членъ рачитъ о благосостоянiи дома, а другой не только не заботится о немъ, но своею безпечностiю или вместе и расточительностiю разоряетъ его; еще большее горе, когда оба, отецъ и мать дома, безпечны и расточительны. Сами знаете, какой жалкiй жребiй ожидаетъ этихъ несчастныхъ! Сами видали, и можете видеть, какимъ скорбямъ и бедствiямъ подвергаются такiя семейства. Никакой запасъ въ средствахъ, никакое наследство, никакiе обороты не обезпечиваютъ ихъ отъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Въ ихъ рукахъ

ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.                                159

всякое богатство, какъ въ огне горитъ или въ воде тонетъ, — такъ скоро все у нихъ изъ рукъ выпадаетъ, и они остаются ни съ чемъ, а часто притомъ и обремененные долгами. Берегитесь, бойтесь этого зла! Знаете, что Господу неугодно такое поведенiе. Знаете, что въ этой жизни Богомъ назначено каждому человеку трудиться и добывать хлебъ трудами рукъ своихъ, въ поте лица (Быт. 2, 15, 3, 19). „Аще не хощетъ кто делати", говоритъ истина, „ниже да ястъ" (2 Сол. 3, 12). Знаете, также, какъ Богъ благословляетъ техъ, кои, всегда благоговея предъ Нимъ, живутъ въ умеренности и трудолюбiи; благами этой жизни пользуются благоразумно, какъ дарами Божiими; не присвояютъ себе чужого и не расточаютъ своего, а каждому дару назначаютъ свое употребленiе по нужде и для славы Божiей, всегда и за все благодаря небеснаго Дарователя. Въ рукахъ таковыхъ и малое бываетъ лучше великаго богатства. На нихъ сбывается слово мудраго: „лучше частица малая со страхомъ Господнимъ, нежели сокровища велiя безъ боязни"  (Притч.  15,  16).

Особенная, непременная обязанность ваша, мужъ и жена,—хранить супружескую верность. Знаете, и должны всегда помнить заповедь Божiю: „и будета оба въ плоть едину" (Мат. 19, 4, 5). Поэтому Божескому закону, жена какъ учитъ апостолъ, своимъ теломъ не владеетъ, но мужъ: такожде и мужъ своимъ теломъ не владеетъ, но жена (1 Кор. 7, 1). Видите, благословенная чета, въ какомъ тесномъ отношенiи между собою поставлены вы союзомъ брака? Къ какой верности обязались вы? Уже не имеете права независимо другъ отъ друга распологать своимъ теломъ: вы два одно; одно принадлежитъ другому; одно другимъ распологаетъ; одно отъ другого не отдельно. Такъ вы обязаны сохранять эту верность и это единство до конца жизни. Соединенъ ли ты съ женою? пишетъ апостолъ,—не ищи развода (1 Кор. 7, 27). Какъ одно, вы и должны оставаться одно на всегда. Помните, что этотъ долгъ не человекъ возлагаетъ на васъ, но Богъ. Помните,

160                         ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

какъ строго обязываетъ васъ къ этой верности Христосъ Спаситель: одинъ взглядъ мужа на чужую жену, или жены на чужого мужа, съ вожделенiемъ Онъ называетъ прелю-бодеянiемъ: „глаголю вамъ, учитъ Господь, яко всякъ, иже воззритъ на жену, коеже вожделети ея, уже любодействова съ нею въ сердце своемъ" (Мат. 5, 27, 28). Господь хочетъ, чтобы ваша взаимная любовь не была нарушаема не только внешними поступками, но и внутренними расположенiями. Богъ взираетъ не только на дела, но и на внутреннiя движенiя. Онъ хочетъ, чтобы мы истребляли зло въ самомъ корне его. Кто будетъ питать корень зла, тотъ увидитъ возросшее древо зла. Отъ внутреннихъ худыхъ расположенiй рождаются и самые проступки. А вамъ известно, какое тяжкое зло—нарушенiе супружеской верности! Знаете, какъ это несогласно съ Божескимъ закономъ, и какъ недостойно святости союза освященнаго таинствомъ! Прибавьте къ этому и те худыя последствiя, какiя обыкновенно происходятъ отъ нарушенiя супружеской верности. Какое тяжкое оскорбленiе терпитъ чрезъ это невинная сторона! Какой позоръ при­чиняется семейству! Сколько и другихъ золъ отселе вытекаетъ, какъ изъ своего горькаго источника, каковы, напримеръ, несогласiя и раздоры, постыдная молва, нераднiе о доме, разстройство имущества и тому подобное! Какое несчастiе это для потомства! Какой соблазнъ для детей, когда они приходятъ въ возрастъ! Какое горькое наследство для нихъ—быть детьми родителей, подвергающихся такому безславiю! Представивъ все вредныя последствiя супру­жеской верности, вы поймете, почему Богъ древле чрезъ Моисея повелелъ такъ строго наказывать нарушителей супружеской верности, заповедавъ ихъ предавать смерти (Лев. 20, 10). Апостолъ Павелъ изрекаетъ таковымъ страшный судъ Божiй: блудниковъ и прелюбодеевъ будетъ судить Богъ (Евр. 13, 4). Ни блудники, ни прелюбодеи царствiя Божiя не наследятъ (1  Кор. 6, 9,  10).

При верности супружеской вы должны  помнить свя-

ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.                               161

тость вашего союза и хранить супружескую чистоту и целомудрiе; должны блюсти себя, чтобы по слову апостола, сатана не искушалъ васъ невоздержанiемъ (1 Кор. 7, 5), вести себя воздержанно и свято, какъ прилично христiанскимъ супругамъ. И невинныя удовольствiя супружества надобно вамъ подчинять высшимъ целямъ и иногда имущiи женъ должны быть по слову апостола, якоже неимущiи (1 Кор. 7, 29), особенно въ известныя времена, „да пребываете въ посте и молитве" (ст. 5), и вообще—чтобы не быть рабами плоти, но ходить духомъ: ибо все христiане призваны Богомъ не къ нечистоте, но къ святости (1 Сол. 4, 7). Все христiане, какъ спутники Iисуса Христа, стоящiе подъ знаменемъ креста Его, должны быть добрыми воинами противъ враговъ своего спасенiя; бодрствовать надъ собою и всегда носить въ своихъ сердцахъ светильники чистой веры и любви къ Богу. Потому и вамъ, благочестивые супруги, надобно всегда бодрствовать надъ собою. Не давайте воли воображенiю: обуздывайте движенiя, влекущiя ко греху, страхомъ Божiимъ; устраняйте все случаи къ нарушенiю супружеской чистоты и целомудрiя. Для этого надобно вамъ всегда соблюдать скромность въ словахъ, въ одежде и во всехъ действiяхъ; всегда питать въ сердце сыновнiй страхъ къ Богу и усердно служить Ему, упражняясь въ христiанскихъ добродетеляхъ. Главная обязанность ваша, благочестивые супруги, для настоящей жизни та же, какая лежитъ на каждомъ христiанине, именно: приготовленiе къ жизни вечной чрезъ веру и соблюденiе заповедей Божiихъ. Эту обязанность вы должны всегда помнить и глубоко носить въ своемъ сердце. Старайтесь блюсти себя столько чистыми и святыми, чтобы ваши супружескiя взаимныя отношенiя не только не препятствовали вамъ въ достиженiи спасенiя; но, напротивъ, содействовали и облегчали для васъ шествiе къ небесному отечеству. Никто не думай, что это не возможно или слишкомъ трудно; только будьте внимательны къ себе, постоянны въ благомъ деле и увидите изъ самаго

162                      ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

опыта, какъ это возможно и какъ благотворно и спасительно для васъ; увидите, что только истинное благочестiе и можетъ васъ сделать истинно счастливыми. Этого счастiя достигнете, если, питая любовь другъ къ другу, какъ искреннiе друзья, въ то же время более всего будете любить Бога, какъ всеблагаго Отца; будете стараться во всемъ поступать по заповедямъ Его, все дары счастiя принимать съ благоговейною признательностiю и благодарностiю къ Нему; будете къ Нему прибегать во всехъ нуждахъ, на Него уповать во всехъ скорбяхъ и несчастiяхъ. Вы, какъ верные друзья, искренно желая другъ другу совершеннаго счастiя, должны взаимно питать другъ къ другу духъ истиннаго благочестiя искренними советами и напоминанiями и каждый собственнымъ примеромъ. Много делаете вы для вашего счастiя, если благоразумно угождаете другъ другу и темъ поддерживаете между собою миръ и согласiе; но несравненно более сделаете, если при этомъ будете всегда исполнять заповеди Божiи и всегда благоговейно ходить предъ Богомъ. Вы будете истинно счастливыми, если такъ станете хранить и питать въ себе любовь къ Богу и по этой любви съ постоянною ревностiю соблюдать заповеди Божiи. Оне будутъ для васъ свътильникомъ на всехъ путяхъ вашей жизни и благословенiе Божiе никогда не оставитъ васъ.

Вотъ ваши общiя обязанности, которыя нераздельно принадлежатъ и мужу и жене. Но есть и особенныя обя­занности, изъ которыхъ одне преимущественно относятся къ вамъ, мужи, а другiя принадлежатъ вамъ, жены. Какъ важны и святы показанныя теперь общiя ваши обязанности такъ важны и святы и частныя обязанности мужа или жены. Оне также заповеданы Богомъ, положившимъ различiе половъ и качествъ, принадлежащихъ каждому полу порознь. Послушайте вы, мужи; покажу кратко сперва ваши частныя обязанности.

Мужъ есть глава своей жены, это преимущество усвояетъ   ему   самъ   Богъ,   даровавшiй   мужескому   полу

ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.                              163

преимущественныя силы въ самой природе его. Это пре­имущество Богъ утвердилъ и особымъ закономъ, когда изрекъ судъ свой первосозданной жене: „къ мужу твоему обращенiе твое, и той тобою обладати будетъ" (Быт. 3, 16). Апостолъ учитъ: хощу васъ видети, яко всякому мужу глава Христосъ есть; глава же жене мужъ (1 Кор. 11, 3. Еф. 5, 23). Поэтому мужъ и долженъ удерживать за собою преимущества, свойственныя ему, какъ главе, управляющей членами семейства. Поэтому въ попеченiи и благосостоянiи семейства мужу особенно принадлежатъ те занятiя и труды, которые требуютъ большихъ силъ, физическихъ или нравственныхъ. Мужъ, какъ глава жены, долженъ благоразумно руководить ее во всехъ обстоятельствахъ жизни, требующихъ его помощи: съ христiанскою кротостью замечать и исправлять ея недостатки и предусмотрительно заботиться о нуждахъ ея.

Но при этомъ мужъ долженъ обращаться съ своею женою всегда почтительно, съ приличнымъ уваженiемъ, а не какъ съ рабою. Этого требуетъ Богомъ установленное отношенiе мужа и жены, какъ членовъ одного тела: ибо, по закону Божiю, оба плоть едина. Тако должни суть мужiе любите своя жены, учитъ апостолъ Павелъ, яко своя телеса. Любяй бо свою жену, себе самаго любитъ (Еф. 5, 28). Мужья, говоритъ апостолъ Петръ, обращайтесь благоразумно съ женами, какъ съ немощнейшимъ сосудомъ, оказывая имъ честь, какъ сонаследницамъ благодатной жизни (1  Петр. 3, 7).

Мужъ, какъ глава семейства, преимущественно обязанъ заботиться о благоустройстве и благосостоянiи дома. Его долгъ смотреть за порядкомъ по всемъ частямъ семейнаго общества; иметь въ виду не только настоящее его состоянiе, но, сколько прилично христiанину, прилагать предусмотрительное попеченiе и о будущемъ. Земледелецъ осенью бросаетъ семена въ землю, чтобы получить жатву на будущее лето. Такъ поступаетъ и благопопечительный отецъ  семейства:   чего  хочетъ   достигнуть   въ   будущемъ,

164                               ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

тому полагаетъ начало въ настоящемъ. Нераденiе и безпечность должны быть совершенно чужды отцу семейства: и каждому человеку законъ Божiй велитъ трудомъ добывать себе хлебъ, а отецъ семейства обязанъ заботиться не о себе только, но и о своемъ семействе. Апостолъ такъ обличаетъ нерадивыхъ: „аще кто о своихъ, паче же о присныхъ (домашнихъ) не промышляетъ, веры отверглся есть, и невернаго горнiй есть (1  Тим. 5, 8).

Мужъ, какъ глава семейства, долженъ съ христiанскою любовiю и благоразумiемъ заботиться не о земномъ только благополучiи дома, но особенно о душевномъ спасенiи всехъ членовъ своего семейства. Поэтому онъ и словомъ и примеромъ жизни обязанъ руководствовать ихъ къ благочестiю и показывать собою образецъ христiанскихъ добродетелей, чтобы ему своими делами светить для всехъ членовъ ея и возбуждать ихъ къ прославленiю Бога. Мужъ долженъ помнить, что жена, по установленiю Божiю, есть помощница его. Поэтому во всехъ важныхъ семейныхъ предпрiятiяхъ и делахъ долгъ внушаетъ ему советоваться съ женою, какъ для того, чтобы получить отъ нея пособiе въ сужденiи о деле, такъ и для того, чтобы оказать ей приличную честь, а чрезъ то соблюдать надлежащее къ ней отношенiе и поддерживать взаимное согласiе и любовь. Когда жена, какъ помощница и подруга мужа, даетъ ему свои мненiя и советы; мужъ долженъ слушать и принимать ихъ со вниманiемъ и уваженiемъ. И въ томъ случае, когда голосъ жены, по основательному разсужденiю, не можетъ быть принятъ, мужъ не долженъ отказывать жене въ приличномъ вниманiи, дабы не оскорбить ее и темъ не нарушить правъ ея. Истинная христiанская любовь и благоразумiе покажутъ, когда и какъ надобно поступать мужу при такихъ обстоятельствахъ. Вотъ, мужи, ваши особенныя обязанности! Богъ, одаривши васъ преимуще­ственными правами, возложилъ на васъ и преимуществен­ные заботы и труды.

Послушайте и вы, жены: есть и у васъ свои обязан-

ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.                                 165

ности, кои Богъ предписываетъ вамъ. Вы должны знать ихъ и исполнять съ постояннымъ вниманiемъ и ревностiю. Это необходимое условiе вашего счастiя.

Вотъ ваши особенныя обязанности.

Жена должна всегда оказывать своему мужу нелице­мерное почтенiе, какъ главе семейства. Эту обязанность внушаетъ ей Богъ и закономъ природы, создавъ ее слабейшею въ сравненiи съ мужемъ и назначивъ ей быть помощницею мужа. Къ сему обязываетъ жену и определенiе Божiе, которое вы слышали: „къ мужу твоему обращенiе твое, и той тобою обладати будетъ. Зане мужъ, учитъ апостолъ, глава есть жены, якоже и Христосъ глава церкве" (Еф. 5, 23). Пусть иногда жена и превосходитъ мужа естественными или нравственными качествами, образованiемъ и опытностiю: но и въ такомъ случае она не имеетъ права выходить изъ своихъ пределовъ, установленныхъ закономъ Божiимъ, а должна всегда свято сохранять въ душе и показывать на деле приличное уваженiе къ мужу. Благоразумiе и любовь жены къ мужу, ея искренняя попечительность о мире и спокойствiи семейнаго общества укажутъ способъ, какъ можетъ она правильно употреблять свои преимущества, не нарушая, но во всей точности исполняя долгъ почтительности къ своему мужу.

Жена, для соблюденiя законнаго отношенiя къ мужу, во всехъ действiяхъ своихъ должна оказывать ему повиновенiе, какъ своему главе и господину дома. Иначе въ семейномъ обществе не будетъ желаемаго благоустройства, порядка и мира. Апостолъ обязываетъ жене къ этой покорности высокимъ значенiемъ таинства брака, когда говоритъ: „якоже церковь повинуется Христу, такожде и жены своимъ мужемъ во всемъ" (Еф. 5, 24). Жены повинуйтеся своимъ мужемъ, якоже подобаетъ о Господе (Кол. 3, 18). Жене же учити не повелеваю, ниже владети мужемъ, но быти въ безмолвiи (1 Тим. 2,  12).

Жена, какъ верная помощница своего мужа, должна во всехъ случаяхъ  семейной жизни  стараться  оказывать

166                              ОБЯЗАННОСТИ   МУЖА   И   ЖЕНЫ.

помощь своему мужу, заботясь объ общемъ семейномъ благе. Мужа, обремененнаго тяжелыми трудами, она должна, какъ искренняя подруга, стараться успокоивать и утешать всеми возможными мерами предусмотрительнаго благоразумiя и любви.

Жена, какъ мать семейства, преимущественно обязана иметь попеченiе о внутреннемъ благоустройстве дома, заботиться о порядке домашнихъ делъ, своимъ благоразумiемъ сберегать прiобретаемое трудами мужа, смотреть не только за детьми, но и за прислугою, удалять все вредное для семейства и, по возможности, приводить все въ лучшiй порядокъ и благоустройство.

Жена, какъ мать семейства, должна особеннымъ усер-дiемъ заботиться о поддержанiи и возвышенiи духа благо­честiя и добрыхъ нравовъ въ недрахъ семейства. Она, какъ несвязанная общественными должностями и менее обремененная внешними делами, пребывая въ кругу се­мейства, более имеетъ удобства прилагать попеченiе о нравственномъ состоянiи дома, питать благочестiе и христiанскiя добродетели въ членахъ домашней церкви. Это святое упражненiе послужитъ для жены наилучшимъ пособiемъ въ исполненiи другихъ ея обязанностей; оградитъ ее отъ соблазновъ и искушенiй; утвердитъ добрый нравъ ея и будетъ обильнымъ источникомъ христiанскихъ добродетелей и истиннымъ украшенiемъ ея нравственнаго достоинства.

Вотъ, жены, ваши особенныя обязанности, преимуще­ственно на васъ лежащiя! Помните ихъ и старайтесь исполнять верно, съ искреннимъ усердiемъ. Къ этому обязываетъ тебя, каждая жена, и твоя любовь къ супругу твоему, и попеченiе о взаимномъ вашемъ счастiи и твой долгъ, Богомъ предписываемый тебе.

И такъ, мужи и жены, видите ваши общiя и особенныя обязанности! Всегда носите ихъ въ памяти вашей и съ благоговенiемъ къ Богу соблюдайте ихъ, не какъ правила   человеческiя,   но,   поистине,   какъ   правила   Божiи.

ВЗАИМНОЕ   ВЛЯНIЕ   СУПРУГОВЪ.                                 167

Богъ предписываетъ ихъ вамъ и внушенiями здраваго разума и ученiемъ священнаго Писанiя. Онъ всегда утверждаетъ сiи обязанности ваши, какъ Свои божественные законы, посылая Свое благословенiе и миръ соблюдающимъ ихъ и, напротивъ, лишая сего нарушителей ихъ. Поэтому и для вашего семейнаго благополучiя вы необходимо должны стараться благоугождать Господу соблюденiемъ Его заповедей и вашихъ супружескихъ обязанностей. Где нетъ благословенiя Божiя, тамъ нетъ счастiя; тамъ нетъ мира, нетъ истинныхъ утешенiй и радостей; тамъ нетъ истиннаго довольства и не можетъ его быть, ибо нетъ необходимаго къ этому условiя, то есть, благоволенiя и благословенiя Божiя, всегда сильнаго восполнить все наши недостатки и лишенiя.

Молитесь Господу Богу, да утвердитъ васъ благодать Его на пути истины и научитъ, и да содействуетъ вамъ всегда и во всемъ съ постоянною и неизменною ревностiю соблюдать волю Его въ честь и славу Пресвятаго имени Его, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

^{Взаимное влiянiе супруговъ.}

Великая вещь супружество! Мужчины и женщины раз-ныхъ положенiй и состоянiй разстаются съ родителями, давшими имъ жизнь и воспитанiе, съ братьями, съ сестрами, съ которыми они проводили детство и отрочество и вступаютъ въ бракъ, т. е. въ теснейшiй союзъ, и притомъ съ людьми неродственными. И это делается по опредоленiю Божiю: „оставитъ человекъ отца своего и матерь свою, и прилепится къ жене своей и будетъ два въ плоть едину". Какая же цель брака? Главная—взаимное влiянiе супруговъ другъ на друга; утешить и ободрить, предостеречь и даже удержать другъ друга отъ греха и отъ всего худого, помогать взаимно во всемъ хорошемъ, особенно въ достиженiи   царства  небеснаго,—вотъ   главная   цель  брака.   И

168                              ВЗАИМНОЕ   ВЛIЯНIЕ   СУПРУГОВЪ.

благотворно это супружеское влiянiе! Въ древней христiанской Церкви были браки, такъ называемые, смешанные, т. е. браки между хриcтiанами и язычниками. Это допу­скалось въ виду благотворнаго влiянiя христiанина на язычника. Вотъ что по этому поводу пишетъ св. апостолъ Павелъ: „Если какой братъ (христiанинъ) имеетъ жену неверующую, и она согласна жить съ нимъ, то онъ не долженъ оставлять ея. И жена, которая имеетъ мужа неверующаго, и онъ согласенъ жить съ нею, не должна оставлять его, ибо неверующiй мужъ освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужемъ верующимъ" (1 Кор. 7,12—14). Эти слова вполне оправдыва­лись въ жизни: бывали случаи, когда мужья язычники подъ влiянiемъ женъ христiанокъ становились верующими, и наоборотъ... Подобный примеръ благочестиваго влiянiя супруговъ мы видимъ въ жизни св. мучениковъ Хрисанфа и Дарiи, память коихъ совершается 19 марта. Св. Хрисанфъ былъ сынъ одного знаменитаго и богатаго язычника. Отецъ, побуждаемый любовiю къ сыну, старался дать ему блестящее образованiе. Съ этою целiю онъ отправляетъ Хрисанфа въ Римъ, отдаетъ въ лучшую школу, нанимаетъ лучшихъ наставниковъ и, вообще, ничего не жалеетъ, чтобы устроить счастье сына. Последнiй съ любовiю занимается науками и своими успехами радуетъ отца своего. Отецъ мечтаетъ уже видеть своего сына знаменитымъ въ государстве. Но увы!—мечтамъ его не пришлось осуществиться. Хрисанфъ случайно наткнулся на книгу, называемую Евангелiемъ. Онъ съ жадностiю началъ читать ее и чемъ больше читалъ, темъ больше увлекался высотою и правдою Евангелiя. Но не все онъ могъ понять изъ этой книги и сильно объ этомъ сокрушался. Неожиданно Хрисанфъ встретилъ въ городе православнаго священника, къ которому онъ и обратился съ просьбою о вразумленiи. После несколькихъ беседъ со священникомъ Хрисанфъ настолько усвоилъ христiанскiя истины, что скоро принялъ св. крещенiе   и   сталъ   всенародно   проповедывать ученiе

ВЗАИМНОЕ   ВЛIЯНIЕ   СУПРУГОВЪ.                               169

Христово. Узналъ объ этомъ отецъ—язычникъ, пришелъ въ страшную ярость и принялъ страшныя меры противъ сына. Но... ничто не помогло поколебать веры Хрисанфа. Наконецъ, отецъ решилъ женить сына на богатой и знатной язычнице Дарiи, думая, что жена — язычница, можетъ поколебать христiанскiя убежденiя Хрисанфа. Но вышло напротивъ. Въ первые же дни Хрисанфъ своими пламенными речами настолько увлекъ Дарiю, что та оставляетъ язычество и принимаетъ христiанство и Хрисанфъ вступаетъ въ бракъ уже не съ язычницею, а съ христiанкою. Скоро отецъ Хрисанфа умеръ, и молодые супруги безбоязненно стали проповедывать ученiе Христово и творить милостыню. Но нашлись злые люди, которые оклеветали ихъ предъ правителемъ въ томъ, что они своею целомудренною жизнiю смущаютъ мужей и женъ, юношей и девицъ, и вотъ они предстали на судъ, который приговорилъ ихъ къ самымъ ужаснымъ мученiямъ. Много Хрисанфъ претерпель страданiй, но не менее его и св. Дарiя. Ее отвели въ особую комнату и подослали къ ней одного постыднаго юношу, чтобы онъ осквернилъ ее. Но Господь чудесно сохранилъ ея чистоту: у двери комнаты, где находилась св. Дарiя, лежалъ левъ и стерегъ ее. Когда вошелъ къ ней тотъ юноша, то левъ схватилъ его и хотелъ было растерзать его; но св. Дарiя сжалилась надъ несчастнымъ юношею и приказала льву отпустить его. Много и другихъ мученiй и оскорбленiй терпели св. мученики, и, наконецъ, были живыми брошены въ колодецъ, где и были они засыпаны землею и камнемъ.

Таково, христiане, было влiянiе св. Хрисанфа на жену!

Подъ влiянiемъ мудраго и благочестиваго мужа Дарiя не только делается христiанкою, но и разделяетъ съ нимъ всевозможныя страданiя, мученiя и даже страшную смерть.

Подобное же благотворное влiянiе могутъ оказывать и жены на мужей. „Жена благоговейная и благоразумная более всехъ имеетъ возможности упорядочить мужа и образовать душу его, какъ ей угодно,—говоритъ св. Iоаннъ

170                           ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.

Златоустъ. Ни друзей, ни учителей, ни начальниковъ не послушаетъ онъ такъ, какъ предлагаемый советъ и увещанiе христiански любящей жены. У ней много силы для того, чтобы научить добродетели мужа".

Итакъ, христiанскiе супруги, будьте снисходительны къ слабостямъ другъ друга и старайтесь взаимно исправлять ихъ. Если жена твоя имеетъ какiе-либо пороки, то искореняй ихъ не наказанiемъ, которое только ожесточаетъ человека, а ласковымъ словомъ, силою убежденiя и собственнымъ примеромъ. Точно также, если мужъ будетъ суровъ, придирчивъ, нетрезвъ, то ты, жена, постарайся повлiять на него не бранью, а кроткимъ обращенiемъ съ нимъ и словами   одобренiя и укрепленiя   его   въ   доброй жизни. Только при такихъ добрыхъ взаимныхъ влiянiяхъ супруговъ можно достигнуть семейнаго счастiя, а ссора, брань, подозренiя и т.п. никогда не доведутъ до добра, а только доведутъ до полнаго разлада и развода, отъ чего избави насъ Господи.

^{Худые и добрые мужья.}

(Внебогослужебная беседа въ неделю 3-ю  по пасхе—св.   женъ  Мiроносицъ).

Прот. П. Троцкаго.

I.

Всемъ и каждому хорошо известно, какъ живутъ добрые супруги и какъ они относятся другъ къ другу. Добрый мужъ живетъ въ мире и согласiи съ своею женою, любитъ и уважаетъ свою жену,—обращается съ нею, какъ съ единственною подругою жизни, какъ съ истинною хозяйкою дома и доброю матерью. Между мужемъ и женою все общее: и радости и печали, и отдыхъ и трудъ, убытки и заработки. Мужъ не говоритъ своей женъ: „это я заработалъ — это мое, — этого не трогай"; и жена не скрываетъ отъ своего   мужа своей трудовой копейки.   Добрый

ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.                               171

мужъ не только самъ не оскорбляетъ своей жены ни уко­ризнами, ни бранью, а темъ меньше побоями, но не потерпитъ обиды, нанесенной его жене кемъ нибудь постороннимъ, вступится за нее, какъ за отца и мать, какъ за родное дитя. Такого мужа и жена любитъ, почитаетъ и уважаетъ, какъ главу семейства, какъ незаменимаго защитника и покровителя родного, семейнаго гнезда. Счастливы такiе супруги; счастливъ мужъ, хозяинъ семьи; счастлива и жена, хозяйка дома; счастливы и дети; благословенiе Божiе видимо почиваетъ на такой семье.

Но, братья, много ли у насъ такихъ счастливыхъ супруговъ, такихъ добрыхъ, благословенныхъ семействъ? Замужнiя женщины у насъ по большей части хилы, измучены и преждевременно стареютъ. Многiя изъ нихъ не разъ съ радостью вспоминаютъ о своей девичьей жизни, въ доме своихъ отцовъ и матерей, и съ тяжелою грустью говорятъ о своей замужней жизни и другихъ заклинаютъ— не выходить замужъ. Отъ чего это такъ бываетъ? Не отъ того ли, что мужья обращаются съ своими женами не какъ съ Богомъ данными подругами своей жизни, — не такъ, какъ Господь заповедалъ мужьямъ относиться къ женамъ? И действительно, многiе мужья забываютъ о заповеди Господней, данной имъ чрезъ апостола: мужiе! любите своя жены, якоже и Христосъ возлюби церковь и Себе предаде за ню. Тако должны суть мужiе любити своя жены, яко своя телеса (Ефес. 5, 25, 28). Мужья, по большей части, смотрятъ на своихъ женъ, какъ на даровыхъ и безответныхъ работницъ, закабаленныхъ имъ на всю ихъ жизнь; и обращаются съ ними иногда даже хуже, чемъ съ наемницами. Посему, житье некоторымъ женамъ у своихъ мужей бываетъ гораздо хуже, чемъ житье прислуги у добрыхъ и даже у недобрыхъ хозяевъ. Слуга у недобраго хозяина, по крайней мере, во всякое время можетъ попросить у него разсчета и оставить место; а жена и этого не можетъ сделать: она должна оставаться на всегда жертвою   злости   мужа, — безответною   страда-

172                              ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.

лицей. Добрый хозяинъ смотритъ на своего слугу, какъ на семьянина: говорить сь нимъ приветливо, доверяетъ ему, советуется съ нимъ; добрый хозяинъ не потребуетъ отъ своего слуги излишняго труда, не позволитъ себе обижать его бранными словами и ударами,—не позволитъ и другимъ обижать его; за усердную его работу, кроме условленной платы и похвалы, награждаетъ его и щедрыми подарками... А такъ ли бываетъ женамъ у недобрыхъ людей? Во многихъ ли домахъ у васъ мужъ съ женою такъ живутъ чтобы жена, въ крайности, конечно не скрывала части своихъ заработковъ отъ мужа для своихъ домашнихъ нуждъ, о которыхъ мужья не хотятъ и слышать? Всегда ли мужья готовы бываютъ заступиться за своихъ женъ, когда видятъ ихъ обиду со стороны детей или кого нибудь изъ домашнихъ, или совсемъ стороннихъ людей? „Ты и стоишь того, такая, да такая": иногда прибавляетъ недобрый мужъ къ обиде, и несчастной остается только терпеть и терпеть. Не часто ли бываетъ, что бедныя жены, скрываясь отъ злости своихъ мужей у соседей, бегаютъ изъ двора въ дворъ, изъ дома въ домъ; но и тамъ едва, едва спасаются. Много ли такихъ домовъ, где бы жена могла похвалиться, что никогда не испытала ни грубой брани, ни побоевъ со стороны своего мужа? Многiе ли мужья похвалятся этимъ? Много ли у насъ женъ не битыхъ мужьями? „Да, по понятiямъ многихъ мужей, жена и не можетъ быть не бита мужемъ, что тотъ мужъ и не любитъ свою жену, который хотя разъ не побьетъ ее. Въ оправданiе своего несправедливаго, строптиваго и даже жестокаго обращенiя съ женами мужья обыкновенно говорятъ такъ: „къ недобрымъ женамъ иначе и относиться нельзя, что такихъ женъ нужно учить уму—разуму". Но если жена действительно оказывается недоброю,—распутною, пьяницею, не радеющею о своей семье, то мужъ — христiанинъ долженъ смотреть на нее съ сожаленiемъ и со страданiемъ, а не жестоко обращаться съ нею. Всего же чаще бываетъ,   что та жена,   которую мужъ считаетъ не-

ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.                                    173

доброю, на самомъ деле она оказывается не такою. Она бываетъ предана своему мужу более, чемъ кому-либо другому, горюетъ по случаю болезни или какой-либо неудачи своего мужа. Она содержитъ домъ мужа въ порядке и опрятности; приготовляетъ мужу ежедневно пищу изъ того, что онъ собралъ на огороде и въ поле. Въ летнiе жаркiе дни она усердно трудится, чуть не до кроваваго пота, на огороде мужа, заготовляя запасы на весь годъ,—въ знойные летнiе дни она разделяетъ съ мужемъ и труды его въ поле, на своей или чужой ниве, заработывая хлебъ съ нимъ въ поте лица. Она смотритъ за малыми детьми,— кормитъ ихъ, поитъ, обмываетъ, одеваетъ; готовитъ для нихъ и для мужа рубашку, занимаясь пряжею и шитьемъ, не досыпая ночей. — Она учитъ детей креститься и молиться Богу и водитъ ихъ въ церковь. Чаще мужа посещаетъ она въ воскресенье и въ праздничные дни храмъ Божiй при всехъ немалочисленныхъ ея хозяйственныхъ занятiяхъ по утрамъ. И такую жену можетъ ли мужъ считать недоброю, бранить ее, а иногда и бить за то, что она по временамъ, при бедности и при недостаткахъ семейныхъ, понукаетъ мужа къ работе, предостерегаетъ отъ излишней рюмки,—скажетъ ему иногда доброе и правдивое, хотя и горькое слово? Можетъ ли мужъ считать свою жену недоброю за то, что молча не сноситъ брани мужа, жалуется на него предъ людьми? Разве легко и всегда можно ей скрыть предъ другими то, о чемъ тяжко болитъ ея сердце? Разве у нея сердце каменное? Если мужъ не бранитъ жены безпощадно, не позоритъ ее предъ другими, то и жена сама никогда не вздумаетъ безславить мужа и себя.

Положимъ иная жена, по словамъ мужа недобрая. А кто же виноватъ въ этомъ прежде всего, — какъ не самъ мужъ, считающiйся главою семьи, хозяиномъ въ доме, — наделенный отъ Бога более крепкимъ умомъ, твердою волею и уполномоченный большею властью въ семье? Жена — не добрая...   Почему же мужъ не учитъ  ее быть

174                             ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.

доброю? Правда, мужъ хочетъ учить и учитъ ее грубою бранью, побоями. Напрасно. Бранитъ и бьетъ ее не съ мыслiю исправить, а съ желанiемъ только выместить зло на ней,—удовлетворить своей злости. Но зломъ никогда нельзя сделать добра; не сделаетъ и мужъ жены своей доброю, расположенною къ себе, искренно любящею супругою, если будетъ учить ее бранью, побоями, она будетъ мужа бояться, но не любить; она будетъ у мужа загнанною слугою, но не доброю, искреннею женою.

Итакъ, если мужья хотятъ искренно исправить своихъ женъ, требующихъ въ чемъ либо исправленiя, если хотятъ иметь своихъ женъ добрыми, а вместе съ темъ иметь миръ и благоденствiе въ своихъ семействахъ; то должны быть больше снисходительными и ласковыми къ своимъ женамъ, любить ихъ искреннею, чистою христiанскою любовiю, живо принять къ сердцу великiя слова славнаго апостола Христова—Павла: Мужiе! Любите своя жены, якоже и Христосъ возлюби Церковь и Себе предаде за ню. Тако должни суть мужiе любити своя жены, яко своя телеса.

II.

Въ прежней беседе мы говорили о томъ, что некоторые мужья несправедливо обижаютъ своихъ женъ, что мужья, по заповеди св. ап. Павла, должны любить своихъ женъ, какъ Христосъ возлюбилъ Церковь, за которую Онъ и предалъ Себя,—должны любить своихъ женъ, какъ свои тела, какъ самихъ себя, — добрыхъ женъ должны любить за ихъ доброту,—а недобрыхъ—для вернейшаго ихъ исправленiя; потому что зло недобрыхъ женъ нужно и лучше всего исправлять добромъ, а не зломъ. А теперь побеседуемъ о томъ, что тотъ мужъ, который любитъ свою жену, себя самаго любитъ: „любяй бо свою жену, себе самаго любитъ", говорить св. ап. Павелъ, т. е. кто любитъ свою жену, тотъ для себя делаетъ лучше, и наоборотъ, кто не любитъ своей жены,   тотъ   для   самаго   себя   делаетъ  хуже.   Въ  этомъ

ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.                                   175

легко можетъ убедиться каждый изъ насъ. Такъ, всемъ намъ хорошо известно, что прислуга и домашнiе меньше любятъ того хозяина, который бываетъ угрюмъ, сердитъ, не въ меру требователенъ и черезъ меру взыскателенъ, бранчливъ и драчливъ,—напротивъ, прислуга и домашнiе больше любятъ того хозяина, который добросердеченъ, тихъ, благоразумно требователенъ и благоразумно взыскателенъ, отъ котораго никогда не слышатъ брани и не видятъ драки. Известно также и то, что у добрыхъ, къ которымъ расположены его слуги и домашнiе, успешнее идетъ работа, напротивъ, у того хозяина, къ которому слуги и домашнiе не расположены, работа идетъ безуспешно: слуги и домашнiе такого хозяина работаютъ только изъ подъ страха или по принужденiю такъ, чтобы хозяинъ только виделъ ихъ работу, только, чтобы не бранилъ ихъ. То же самое бываетъ и съ хозяйками домовъ,—съ женами. Правда, иная добрая и терпеливая жена, не смотря на недоброе обращенiе съ нею мужа, скрепя сердце, все-таки остается доброю женою, матерью и хозяйкою, все-таки желаетъ своему мужу добра, не перестаетъ хлопотать о муже, о детяхъ и о хозяйстве, все-таки считаетъ своимъ святымъ долгомъ заботиться обо всемъ этомъ, но когда она испытываетъ частыя обиды отъ мужа или, по крайней мере, когда она часто видитъ невниманiе мужа къ своимъ заботамъ, когда безнаказанно обижаютъ ее домашнiе, когда она видитъ себя со всехъ сторонъ унижаемою; тогда невольно можетъ ослабевать у ней добрая ревность о доме, муже, о детяхъ, и о всемъ хозяйстве, тогда она легко можетъ уклониться съ прямой дороги, можетъ решиться искать отрады и утешенiя где нибудь и въ чемъ нибудь другомъ, преступномъ, греховномъ, что, къ сожаленiю, иногда и бываетъ. Великой похвалы у людей и великой награды у Бога стоитъ та женщина, которая, при всехъ семейныхъ невзгодахъ, при всей нерасположенности къ ней мужа, остается доброю женою, доброю матерью, доброю хозяйкою дома. А какою она была бы женою, какою матерью,

176                                    ХУДЫЕ   И   ДОБРЫЕ   МУЖЬЯ.

какою хозяйкою, если бы видела къ себъ вниманiе, доброе расположенiе и мужа и домашнихъ! Счастливы были бы тогда супруги, успешно пошла бы тогда ихъ работа; и они при благословенiи Божiемъ, въ скоромъ времени непременно нашли бы въ своемъ доме, по крайней мере, довольство, если не изобилiе.

А что сказать о томъ, когда у недобраго, бранчливаго мужа бываетъ еще жена не совсемъ добрая—нетерпеливая, сварливая и мстительная? Въ доме такихъ супруговъ бываетъ постоянная ссора, самая грязная, безстыдная перебранка,—постоянная драка. Жена въ злости скажетъ одно какое-нибудь обидное слово мужу; мужъ ей два; жена еще прибавитъ, мужъ тоже не отстанетъ; и изъ искры поднимается пожаръ, въ которомъ растлеваются души, не только бранящихся, но часто и зрителей и слушателей. Можетъ ли у такихъ супруговъ быть общiй, добросовестный, успешный трудъ? Могутъ ли богатеть такiе дома, въ которыхъ мужъ и жена часто на перекоръ делаютъ другъ другу и иногда явно вредятъ себе же: напр., мужъ бьетъ посуду, а жена окна, и проч. Могутъ ли и дети быть благовоспитанными въ такой семье, где постоянно происходить между родителями вражда, ссора, брань, драка и где детямъ часто приходится испытывать незаслуженныя про­клятiя и удары, едва выносимые побои. Нечего уже говорить о томъ, что дети въ такой семье учатся самымъ понятнымъ способомъ и неповиновенiю родителямъ, и неповиновенiю къ старшимъ,—брани, ссоре и драке. Итакъ, легко принимается детьми эта наука, и какъ горько впоследствiи бываетъ отъ нея и самимъ родителямъ и обществу! Въ довершенiе злополучiя сварливаго мужа и таковой же жены нередко бываетъ, что мужъ не встречаетъ сочувствiя отъ жены ни въ радостныхъ, ни въ скорбныхъ случаяхъ, видитъ себя одинокимъ въ семье, какъ одинокою становится и его жена; и вотъ оба они стараются искать для себя особеннаго рода утешенiй,—въ пьянстве ли, или въ чемъ другомъ; а отъ этого еще больше  растраивается

КЪ ЖЕНАМЪ, ИМЕЮЩИМЪ ХУДЫХЪ МУЖЕЙ.       177

ихъ семейная жизнь; еще больше делается ихъ супружество несчастнымъ.

Все зло, вся неурядица и растройство въ семье, какъ мы видимъ, происходитъ отъ—того, что мужъ, который, по своему назначенiю, долженъ быть главою жены, добрымъ и мудрымъ распорядителемъ своей семьи, не имеетъ прежде всего добрыхъ чувствъ къ жене своей, а при своемъ нерасположенiи къ жене не имеетъ и благоразумiя при случае удерживать и себя и жену отъ гнева и злости. Имей бы онъ сколько нибудь добраго чувства къ своей хозяйке, умелъ бы смолчать ей во время, или же сказать доброе слово,—и не было бы распри, раздора и непрiязни между ними. Ведь и дикихъ свирепыхъ зверей иногда укрощаютъ ласковымъ взглядомъ, ласковымъ обращенiемъ. Итакъ, всякiй мужъ, если любитъ себя самаго, стремится къ своему благополучiю, желаетъ благая увидеть въ своей жизни, долженъ любить свою жену, обращаться съ нею, какъ своею хозяйкою, помощницею, подругою жизни—обращаться съ нею ласково и приветливо, не давая ей чувствовать тяжелаго гнета, избегая брани, ссоры и раздора съ нею.

Къ женамъ, имеющимъ худыхъ мужей.

(Изъ жизни св. Нонны. Чет. Мин. авг. 5).

Всякiй знаетъ, что далеко не все живутъ счастливо въ супружестве и что, при этомъ, въ огромномъ большинстве, чаще приходится пить горькую чашу женамъ, нежели мужьямъ. Тамъ, слышишь, мужъ вовсе не хочетъ знать Бога и творитъ неподобная; тамъ пьяница; иному все равно, есть ли у него жена и дети, или нетъ; у третьяго въ привычку вошло надругаться надъ женою. Четвертый... да что четвертый? И не перечтешь, сколько есть  худыхъ   мужей.   И   вотъ  сердце  обливается   кровью,

178                КЪ ЖЕНАМЪ, ИМЕЮЩИМЪ ХУДЫХЪ МУЖЕЙ.

глядя на этихъ несчастныхъ страдалицъ, какъ бы осужденныхъ на каждодневную муку и безграничную скорбь. Какъ же быть? Неужели такъ ужъ и оставить ихъ въ этой муке и ничемъ не помочь имъ? Ужели нетъ средства облегчить ихъ горькую участь? Нетъ, необходимо должно помочь и есть средство на то, чтобы облегчить ихъ участь. Вы, конечно, спросите, въ чемъ же состоитъ это средство? А вотъ послушайте, мы его сейчасъ откроемъ вамъ.

Мать св. Григорiя Богослова, блаженная Нонна, была дочь добрыхъ христiанъ, и родители воспитали ее по правиламъ христiанскаго благочестiя. Но вотъ ея несчастiе: родители выдали ее за язычника. И горько, горько ей, пламенной христiанке, было видеть, какъ мужъ ея, вместо истиннаго Бога, чтитъ бездушныя твари и кланяется огню и светильникамъ. Въ самомъ деле, каково ей было, когда она станетъ на свою молитву, а мужъ на свою; она начнетъ молиться Богу, а мужъ справлять идольскiе обряды?—Да, тяжело было! Но къ чести ея должно сказать, тяжело было только сначала. Нонна была женщина мудрая и волей сильная, и скоро средство изъ тяжелаго положенiя выйти нашла и худого мужа сделала добрымъ и изъ него— язычника сделала также примернаго и святаго христiа­нина. Какимъ же образомъ она достигла этого?

Нонна день и ночь припадала къ Богу, въ посте и со многими слезами просила у Него даровать спасенiе главе ея, неутомимо действовала на мужа, стараясь прiобресть его различными способами: упреками, убежденiями, услугами..., и более всего своею жизнiю и пламенною ревностiю о благочестiи, чемъ всего сильнее склоняется и смягчается сердце, добровольно давая вести себя къ добродетели. Ей надобно было, какъ воде, пробивать камень безпрерывнымъ паденiемъ капли, отъ времени ожидать успеха въ томъ, о чемъ старалась, какъ и оправдало последствiе. Объ этомъ просила она, этого ожидала не столько съ жаромъ юныхъ летъ, сколько съ твердостiю веры.   И   на  осязаемое  никто  не полагался такъ смело,

КЪ ЖЕНАМЪ, ИМЕЮЩИМЪ ХУДЫХЪ МУЖЕЙ.         179

какъ она на ожидаемое, по опыту зная щедролюбiе Божiе.— Разсудокъ мужа сталъ мало по малу исцеляться, а Господь сталъ его еще привлекать къ себе и сонными виденiями. Разъ мужу Нонны представилось, будто онъ поетъ следующiй стихъ Давида: возвеселихся о рекшихъ мне: въ домъ Господень пойдемъ (Пс. 122, 1).—Съ пенiемъ онъ ощущалъ въ сердце сладость и, вставъ въ радостномъ настроенiи, разсказалъ о виденiи своей супруге. Она же уразумевши, что Самъ Богъ призываетъ мужа къ святой церкви, стала усерднее поучать его христiанской вере и привела его на путь спасенiя. Въ то время по пути въ Никею остановился въ Назiанзине св. Леонтiй, епископъ Кесарiи Каппадокiйскiя. Къ нему блаженная Нонна привела своего мужа и Григорiй былъ крещенъ руками святителя. По принятiю же святого крещенiя, проводилъ столь праведную и богоугодную жизнь, что впоследствiи былъ избранъ на епископскiй престолъ въ томъ же городе Назiанзе (Чет. Мин. янв. 25).

Итакъ, вотъ вамъ помощь, жены несчастныя! Подражайте святой Нонне и, Богъ дастъ, и вы обратите на добрый путь вашихъ мужей. Молитесь пламенно о нихъ Богу; действуйте на нихъ упреками, убежденiями и услугами, показывайте имъ собою примеръ благочестивой жизни, веруйте въ милосердiе Божiе, вооружитесь терпенiемъ и, поверьте, что какъ капля воды безпрерывнымъ паденiемъ пробиваетъ камень, такъ и вы, несомненно, рано или поздно тронете сердца мужей вашихъ и эти сердца обратите къ Господу. Но если бы, при всемъ томъ, вы и не тронули ихъ, то и тутъ ваше не пропадетъ, ибо, черезъ свое, здесь на земле, терпенiе отъ мужей, вы стяжете себе венецъ мученическiй и причтетесь на небе къ лику претерпевшихъ до конца.

 

 

 

180                                             СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.

^{Спасенная Богомъ.}

„Оставить человекь отца своего и матерь „свою и прилепится къ жене, и будутъ два „въ плоть едину".

Такъ начинается семья. Оставившiй отца и мать и взявшiй себе подругу жизни, самъ становится отцомъ семьи, а его жена—матерью семьи. Является новая семья. Если эта семья живетъ по слову Божiю, то трудно найти более трогательную картину, более возвышенное зрелище. Мужъ — глава семьи. Онъ работаетъ и трудомъ своимъ кормитъ семью. Жена — его постоянная помощница: то разделяетъ она труды своего мужа, то занята детьми. И мужъ и жена прилагаютъ постоянную и неусыпную заботу о томъ, чтобы воспитать детей въ страхе Божiемъ, внушать имъ то, что требуетъ святая церковь, сделать изъ нихъ добрыхъ и полезныхъ гражданъ. Это — величайшая и важнейшая, это святейшая обязанность семьи, ея долгъ предъ Богомъ и Царемъ. Достигнуть этого можно прежде всего и лучше всего, разумеется, собственнымъ примеромъ. Ничто такъ не действуетъ на детей, какъ примеръ ихъ родителей. Видя, что отецъ и мать ежедневно молятся Богу, посещаютъ Храмъ Божiй, ведутъ честную и трезвую жизнь, трудятся, между собою живутъ мирно, — видя все это, и дети научаются добру. Съ первыхъ летъ жизни они привыкаютъ къ мысли, что „безъ Бога ни до порога", что похвальная жизнь только честная и трезвая, что трудъ въ жизни необходимъ, что миръ и согласiе—счастiе жизни. Но мы сказали, что мужъ работаетъ и кормитъ свою семью. Эта работа отнимаетъ у него много времени и часто не позволяетъ ему заниматься великимъ деломъ воспитанiя детей. Кто же занимается имъ? Жена, мать, на которой лежитъ и весь домъ. Нередко приходится слышать отъ мужей:  „я — работаю,—а жена что? Разве

СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.                                                181

работа въ доме, на одномъ месте?" О, какъ неразумно такое сужденiе! Сколько въ немъ необдуманности, сколько греха! Нетъ важнее, нетъ труднее, нетъ и священнее работы, какъ воспитывать детей. А какъ трудна эта работа! За неудачную работу каждый отвечаетъ, но ответъ ответу рознь: не одно—потерять лишнюю плату, и отвечать передъ Богомъ и Царемъ. А разве тотъ, кто не воспиталъ хорошо детей, не несетъ самой страшной ответственности предъ Богомъ и Царемъ? Дети не знаютъ Бога, дети вышли безполезными и даже вредными людьми,— кто виноватъ? Тотъ, кто ихъ воспитывалъ. Пусть же не допускаютъ мужья неразумнаго сужденiя, пусть помнятъ, какъ велика и священна работа ихъ женъ—матерей семьи, пусть ценятъ эту работу и съ благодарностью смотрятъ на нее.

Съ другой стороны, слышатся и неразумныя сужденiя женщинъ: „Я — несчастная, должна всю свою жизнь возиться дома съ детьми!" И грехъ, и стыдъ допускать такiя мысли. Кому много дается, отъ того много и требуется, и только одно неразумiе заставляетъ женщинъ думать, что имъ мало дается. Какъ мало? Въ ихъ рукахъ—судьба детей. Выростутъ дети, будутъ верующими и добрыми людьми, кто похвалится тогда темъ, что хорошо воспиталъ ихъ? Кому дети скажутъ свое спасибо? Не матери ли прежде всего? О, какъ велико, какъ священно дело матерей! И пусть помнятъ онъ, что Господь не обиделъ ихъ, давъ имъ прежде всего вести домъ, воспитывать детей; пусть знаютъ, что ихъ обязанности не только не меньше обязанности мужей, но выше и священнее. Въ этомъ сознанiи онъ найдутъ и утешенiе, и поддержку, и силы для своего почтеннаго труда.

Итакъ, премудрый Творецъ никого не обиделъ, никому не далъ больше или меньше: назначивъ мужчине въ поте лица добывать хлебъ и быть кормильцемъ семьи, Онъ и женщине далъ великiй и важный трудъ — вести семью по пути Божiю, чтобы труды и кормильца  не про-

182                              СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.

падали даромъ, чтобы сделанное имъ пошло въ прокъ. Несправедливы и греховны жалобы, — нужны дружныя и согласныя усилiя, нужна совместная работа. И где такая работа—тамъ миръ и согласiе, тамъ счастiе, тамъ благодать. И нетъ большей радости, какъ видеть такую семью!

Но человекъ, по слабости своей, часто сбивается съ пути истиннаго и нарушаетъ правила доброй и богоугодной жизни. Въ семью часто входятъ раздоры, и, вместо рая, въ ней видится целый адъ. Не дай Богъ никому быть членомъ такой семьи! Но что делать, когда совершилось попущенiе,   когда дiавольскiя козни взяли верхъ?

Наше слово къ женщинамъ. Не предавайтесь въ такихъ случаяхъ отчаянiю. Помните, что Господь поставившiй васъ у великаго дела семейнаго, защититъ васъ отъ всехъ обидъ и притесненiй и вразумитъ техъ, кто наноситъ вамъ обиды. Только молитесь Ему и Его Пречистой Матери, твердо памятуя, что никакое горе ваше не сравняется съ горемъ Божiей Матери, сердце Которой оружiе прошло, когда Она видела страданiя Сына Своего на Галгофе. И, испытавъ Сама тяжкiя страданiя, Богоматерь является всегда заступницей за всехъ обижаемыхъ и притесняемыхъ, если они съ верой къ Ней обращаются. И если вы, женщины, неся обязанности по дому, чисты совестью, то не бойтесь несправедливыхъ притесненiй мужей: смело и съ полной верой молитесь Пресвятой Богородице, и Она защититъ васъ, вразумитъ обижающихъ васъ и пошлетъ миръ въ сердца, встревоженныя кознями врага рода человеческаго. Чтобы подтвердить сказанное и больше убедить васъ въ томъ, что Пречистая Дева—постоянная заступница за обижаемыхъ, мы разскажемъ здесь подробно объ одномъ великомъ чуде, совершенномъ Божiей Матерью, дивно заступившеюся за неправедно обидимую жену ¹). Разскажемъ, однако, не для женъ только: да ура-

¹)О чуде этомъ изложено въ книге 1792 года: „Руно Орошенное". Изъ пересказовъ известенъ С. К. „Сказанiе о заступленiи Матери Божiей за неправедно обидимую жену". Кiевъ, 1895 г.

СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.                                           183

зумеютъ и мужья, что обижаемыя имеютъ защиту и да устыдятся обидъ, которыя наносятъ они по своему неразумiю и непониманiю, и да поймутъ, въ чемъ ихъ и всей семьи счастiе.

Дело было давно. Жили молодые супруги. Были они и не простого происхожденiя, и на бедность не могли пожаловаться. Жизнь ихъ проходила тихо, мирно, спокойно. Мужъ любилъ свою жену, которая платила ему темъ же. Добрая, кроткая, послушная, набожная жена дни и ночи проводила въ молитве. Не желала и не просила она многаго: она молила Царицу Небесную о томъ, чтобы ея любимый мужъ не изменился, чтобы то счастье, какое получила она, не было у нея отнято, чтобы покой и миръ семьи не нарушался. Иные желаютъ многаго, но тутъ было самое скромное желанiе. Благочестивая женщина, она какъ бы такъ говорила: „Господи! Ты далъ мне все, что нужно для покойной жизни; не отыми же даннаго Тобой"! А чтобы быть достойной сохранить полученное, молодая женщина не изменяла своего образа жизни, не уставала въ молитве, не допускала нарушенiя заповедей Божiихъ, следила за мужемъ и всячески заботилась о томъ, чтобы быть достойной пока еще добраго, ласковаго и любящаго мужа.

Время, однако, шло. Врагъ рода человеческаго, „искый кого поглотити", всегда завистливый, противящiйся счастiю людей и радующiйся греху, — врагъ этотъ позавидовалъ молодой семье и поспешилъ бросить въ тихiй земной рай семя раздора. Мужъ сталъ сбиваться съ добраго пути, на который сталъ и по которому шелъ. Добрая, кроткая, смирная жена ему перестала нравиться, а съ нею перестала привлекать его и тихая семейная жизнь. Вотъ онъ оставляетъ свой домъ и проводитъ дни и ночи въ бражничаньи, кутежахъ, попойкахъ и съ такими же недостойными людьми, какъ и самъ. За пьянствомъ является развратъ и мужъ отдается ему, ища въ немъ наслажденiй. Дома онъ уже не беседуетъ съ женой, какъ прежде: вместо

184                                         СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.

тихой дружеской беседы, стали слышаться попреки, брань. Земной рай превратился въ адъ, видя который могъ радоваться и радовался дiаволъ, но какъ страдала бедная, ни въ чемъ неповинная жена!

Выше мы сказали, что супруги не могли пожаловаться на бедность. Но богатство легко проживается. Пока человекъ ведетъ скромную жизнь, трудится, не расточительствуетъ, до техъ поръ и богатство его сохраняется; а станетъ лениться, начнетъ предаваться разсеянному образу жизни, и богатство не сохранится. Такъ случилось и теперь. Едва молодой супругъ началъ оставлять домъ, сталъ отдаваться кутежамъ, пересталъ смотреть за всемъ, его богатство стало заметно убавляться. Мало-по-малу наступило и разоренiе. Не было уже прежнихъ удачъ, и все, что ни начиналъ онъ делать для приращенiя богатства, оканчивалось неудачами. Да и можно ли было ожидать успеха, когда глазъ хозяина направлялся теперь не туда, куда нужно? Деньги шли на кутежи, а прибытка не было. Другой бы опомнился, раскаялся, снова взялся за дело, но сбившiйся съ пути и попавшiй во власть дiавола не въ силахъ уже былъ вернуться назадъ. Мало того: онъ дерзнулъ даже обвинять жену въ томъ, въ чемъ самъ былъ виноватъ! Часто люди свою вину взваливаютъ на другихъ, не желая сознаться въ ней. И нашъ злосчастный мужъ поступилъ также. Онъ сталъ теперь осыпать укорами несчастную жену: виновата—молъ—она и въ разоренiи, и въ томъ, что не имела приданаго, и въ томъ, что не сберегла богатства. Словомъ: все, что могъ придумать безпутный, потерянный человекъ, — все придумывалъ мужъ для обвиненiя нелюбимой жены.

Что же жена? Она кротко переносила страданiя, какъ посланное Господомъ испытанiе. Горячая молитва ея не прекращалась. О чемъ молилась она? Не о возвращенiи богатства, которое тленно, нетъ: несчастная женщина молилась о возвращенiи ей прежняго мира, спокойствiя, любви мужа.  Вотъ чего желала она, о чемъ молилась, чего про-

СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.                                                 185

сила у Бога, просила неусыпно, молилась ежеминутно, проводя въ молитве все время отсутствiя мужа. Она не получала просимаго: мужъ ея продолжалъ безпутствовать; но продолжала молиться, твердо помня слова Христа: „просите и дастся вамъ". Иной человекъ и после усердной молитвы приходитъ въ отчаянiе, говоря: я молился, но Богъ не хочетъ слышать мою молитву! И оставляетъ молиться. Такая молитва не угодна Богу. Не можетъ человекъ знать, когда угодно Богу дать просимое молящемуся, но онъ, человекъ, долженъ помнить, что никогда молитва, если она горяча и искренна, не останется неуслышанной; поэтому онъ долженъ продолжать и продолжать молиться, храня въ душе веру въ то, что моленiе его будетъ услышано, что по вере его будетъ ему будетъ позже или раньше. Такъ и поступала благочестивая женщина, о которой идетъ речь.

Радовавшiйся успеху своему, дiаволъ задумалъ нечто еще худшее. Въ то время, когда мужъ сиделъ въ притоне пьянства, не решаясь идти въ опротивевшiй ему домъ, подошелъ къ нему какой-то человекъ и сделалъ странное, неожиданное и лукавое предложенiе: „отдай мне свою жену"! сказалъ онъ: „ведь, все равно ты ея не любишь, и я тебе за это дамъ то, что ты потерялъ и о чемъ такъ жалеешь, именно—твое богатство: черезъ самое короткое время ты снова станешь богатъ". Мужъ не понималъ просьбы и, конечно, не подозревалъ, кто предъ нимъ стоить... Онъ только интересовался однимъ; действи­тельно ли незнакомецъ говоритъ правду? Действительно ли онъ, обедневшiй мужъ, можетъ вновь получить богатство? Но речи искусителя убедили его: ведь, жены онъ не любитъ, часто посылаетъ ее „къ дiаволу" (это преступная манера ругаться,—какъ умело пользуется ею дiаволъ!), а тутъ предстоитъ и отъ жены избавиться, и богатство получить... Мало того незнакомецъ предлагаетъ даже раньше отдать богатство, лишь бы сделано было условiе, по которому   онъ  отдастъ  свою жену после.   Только одно без-

186                               СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.

путство можетъ довести человека до того, чтобы принять подобное предложенiе, не догадываясь кто можетъ сделать его. Но предающiйся разврату и пьянству и есть тотъ безпутный, который въ дiаволе видитъ добраго советника, а истинно добраго советника не распознаетъ. Такъ и мужъ любовно отнесся къ предложенiю незнакомца. Правда, въ душе его шевельнулось какъ-будто чувство жалости къ жене, но это чувство не взяло перевеса надъ желанiемъ получить богатство; правда, онъ утешалъ себя той мыслью, что незнакомецъ шутитъ и условiя не исполнитъ; но была въ душе и другая надежда, что богатство вернется.

Условiе было подписано. На другой день, по этому условiю, мужъ и незнакомецъ должны были отправиться въ лесъ, чтобы тамъ откопать кладъ, который и получить мужъ. Такъ и сделали. Когда вскопали въ лесу землю, глазамъ безпутнаго мужа представилось необычайное зрелище; въ земле хранилось несметное количество золота, драгоценныхъ камней! Вотъ то, чемъ дiаволъ прельщаетъ человека...

Мужъ получилъ богатство, котораго желалъ. Онъ зажилъ иначе: уплатилъ долги, его проданныя земли, дома,—все возвратилось вдругъ. Какою ценою куплено оно? Объ этомъ несчастный и спросить себя боялся: ценою преступнаго дела... По условiю, ровно черезъ два месяца после полученiя богатства, онъ долженъ былъ привести свою жену въ лесъ, и передать ее незнакомцу на томъ самомъ месте, на которомъ получилъ богатство...

Какъ сонъ, прошли два эти месяца. Нужно было исполнить условiе. Мужъ взялъ жену и, не сказавъ ей въ чемъ дело, пошелъ съ нею. Предчувствiе говорило несчастной женщине, что мужъ затеваетъ что-то недоброе; но всегда кроткая и послушная, могла ли она ослушаться и теперь того, кого, попрежнему, продолжала любить? И она безропотно пошла за супругомъ. Только по дороге, городомъ,   она  стала   просить  своего  мужа  позволить  ей

СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.                                          187

зайти въ храмъ помолиться Богу. Отказать жене въ просьбе мужъ не решился, но самъ не зашелъ въ храмъ: совесть не позволила ему идти молиться передъ совершенiемъ столь постыднаго дела.

И вотъ несчастная жена въ храме. Она упала предъ иконой Божiей Матери, и изъ устъ ея полилась горячая молитва къ Заступнице рода христiанскаго. Она молила Пречистую Деву защитить ее, молила съ усердiемъ и слезами, молила, какъ только можетъ молить глубоко верующая, искренно чувствовавшая и много страдавшая душа. Мужъ стоялъ на улице, ожидая жену, но жена забыла о муже: она вся поглощена была молитвой; она думала только о той, предъ иконой которой теперь простерлась. Слабая женщина впала въ какое-то забытье; сонъ смежилъ ея глаза. Мужъ продолжалъ ожидать. Имъ овладевало уже недовольство. Появись теперь жена, онъ набросится на нее, станетъ бранить, не постесняется и темъ, что замедлила она въ церкви. И смотритъ онъ на церковную паперть, и съ нетерпенiемъ ожидаетъ выхода жены изъ церкви. Но вотъ она появилась. Лицо ея покрыто. У мужа не поворачивается языкъ, чтобы бранить жену за промедленiе. Они идутъ,  идутъ...

Вышли за городъ. Подошли къ условленному месту. Явился незнакомецъ. Мужъ передалъ ему свою жену, получилъ условiе, уничтожилъ его. Незнакомецъ подошелъ къ жене.

„А, усердная молитвенница! Теперь ты въ моей власти!" злорадно сказалъ онъ, напоминая то, что жена постоянно молилась и молитвами ограждала себя отъ дiавола. И онъ дерзко схватилъ ее за руку...

Но тутъ случилось нечто необычайное...

Незнакомецъ вдругъ почувствовалъ опаленiе, какъ бы отъ прикосновенiя къ огню. Изъ устъ его раздался страшный крикъ испуга. Покрывало, бывшее на головъ женщины, открылось. Передъ пораженными мужемъ и незнакомцемъ стояла совсемъ не та несчастная женщина   относительно

188                                         СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.

которой они заключили сделку. Ея величественный, полный гнева, взоръ падалъ на незнакомца, который не имелъ силы защитить себя отъ этого неотразимаго взора и, какъ отъ ослепляющаго блеска молнiй, закрывалъ свои глаза рукой. Его отчаянный возгласъ разъяснилъ, кто былъ передъ ними.

„Матерь Iисуса!" кричалъ незнакомецъ: „кто призвалъ Ее? Зачемъ Она здесь? Можетъ ли быть Она подъ моею властiю? Я сторговалъ жену этого негодяя, которая досаждаетъ мне своимъ благочестiемъ. Могъ ли я думать, что вместо нея прiйдетъ сюда Матерь Христа?

Вотъ Кто стоялъ передъ незнакомцемъ и мужемъ! Вотъ Кто явился на защиту неправедно обиженной женщины!

Мгновенiе—и предъ мужемъ новое чудо: пораженный взорами Богоматери, незнакомецъ обезсилелъ, упалъ на землю и вдругъ исчезъ. Невидима стала и Пречистая Дева.

Можно себе представить, что чувствовалъ теперь мужъ, бывшiй свидетелемъ всего происшедшаго. Охваченный страхомъ, онъ стоялъ какъ окаменелый. Въ уме его быстро пронеслось все, что онъ делалъ, что сделалъ, что хотелъ сделать, и горькое раскаянiе, соединенное со стыдомъ, явилось вместо недавней дерзости. О, чтобы далъ онъ теперь, чтобы только вернуть прошлое! Зачемъ онъ допустилъ все это? Какую пользу извлекъ изъ всего этого? Какъ не догадался онъ, что это былъ за незнакомецъ? Какъ не сообразилъ, что такiя действiя и речи, какiя онъ слышалъ и виделъ отъ незнакомца, свойственны только дiаволу и людямъ, кои попали во власть дiавола? Неужели онъ не виделъ кротости и смиренiя жены, ея благочестiя, ея усердныхъ молитвъ? А если виделъ, то какъ могъ не знать, что и на самаго слабаго человека, но вооруженнаго такимъ неодолимымъ оружiемъ, какое было у его жены, нельзя нападать? Все это, конечно, пришло теперь въ голову мужу, вразумленному дивнымъ чудомъ Богоматери, и только

 

СПАСЕННАЯ   БОГОМЪ.                                                    189

теперь постигъ онъ всю глубину совершенной имъ мерзости, все постыдство поступковъ. При мысли о жене, онъ чувствовалъ себя теперь низкимъ и недостойнымъ. Та, которую онъ гналъ, преследовалъ, бранилъ, хотелъ сбыть съ рукъ дiаволу,—та женщина явилась теперь передъ нимъ недосягаемой по ея величiю, иначе Пречистая Дева не заступилась бы за нее.

Но возвратимся въ городъ къ храму. Какъ бы проклятый Богомъ и людьми, какъ бы отверженный всеми, шелъ мужъ обратно. А жена его продолжала находиться въ храме въ томъ же забытьи сна, на полу, омоченномъ ея слезами. Проходила ночь. Отперли церковь и нашли женщину. Разбуженная, она поспешила изъ храма къ мужу. Ея поразительное смиренiе и тутъ сказалось во всей силе: она дрожала при мысли, что осмелилась нарушить приказанiе мужа и замедлила. Встречаетъ она мужа и бросается къ нему съ мольбой о прощенiи. Она спешитъ поведать ему причины промедленiя, сама не знаетъ, какъ все случилось, какъ пришла въ забытье, какъ заперли церковь, въ которой и пробыла она всю ночь. Но вместо грознаго выговора, брани и криковъ, слышитъ она отъ мужа слова кротости, раскаянiя и мольбы о прощенiи. Онъ, заставлявшiй ее всю жизнь плакать, теперь рыдалъ передъ ней; онъ, не хотевшiй и слышать ея просьбъ о прощенiи того, въ чемъ она и не виновата, самъ вымаливалъ у нея прощенiе. Благочестивая женщина чувствовала, что произошло что-то необычайное, но что  именно?

И мужъ поведалъ ей обо всемъ случившемся. И супруги, примиренные, счастливые больше, чемъ когда-либо, вошли въ храмъ и тамъ принесли горячую благодарственную молитву Пресвятой Богородице за Ея дивное заступленiе и вразумленiе.

Супруги роздали все богатство нищимъ и зажили новою жизнью—жизнью, полной труда, счастiя, взаимной любви и преданности.

190                                  О   СУПРУЖЕСКОЙ   ВЕРНОСТИ.

Такъ Пресвятая Дева защитила неправедно обиженную жену, такъ она вразумила и неправедно обижавшаго мужа. Да послужитъ же этотъ разсказъ о дивномъ чуде Богоматери утешенiемъ и наставленiемъ для женъ и мужей. Пусть помнятъ жены, что благочестiе ихъ, любовь къ мужу, кротость и смиренiе не остаются не вознагражденными: пусть не боятся оне огорченiй, ибо есть у нихъ заступница усердная—Матерь Бога Вышняго, къ Ней же да и обращаются непрестанно! Пусть помнятъ и мужья, какъ надо дорожить хорошими женами, какъ надо ценить ихъ качество, какъ опасно оскорблять слабыхъ и невинныхъ, всегда имеющихъ такую защиту въ лице Богоматери, съ которой не сравнится никакая защита человеческая.

О супружеской верности.

Супружество установлено Господомъ для счастiя жизни нашей, чтобы мужъ и жена были неизменными и верными помощниками другъ другу, заботились о благоустроенiи своего дома, о воспитанiи и счастiи своихъ детей, другъ друга подкрепляли и утешали въ скорбныхъ обстоятельствах, а радости жизни возвышали и упрочивали теплотою и нежностiю любви. Посему для супруговъ требуется полное согласiе, основанное единственно на внутреннемъ ихъ единомыслiи и отнюдь не на какихъ-нибудь внешнихъ житейскихъ разсчетахъ и преимуществахъ, какъ напр., на богатстве, красоте или связяхъ. Такой внешнiй союзъ супруговъ ненадеженъ: богатство скоро преходяще, красота быстро увядаетъ и вообще все человеческiе разсчеты рушатся самымъ неожиданнымъ образомъ. Не смотря на то, къ величайшему прискорбiю, особенно въ нынешнее время обыкновенное явленiе жизни, что бракъ устрояется по разсчету. Отъ того самыя печальныя последствiя про-

О   СУПРУЖЕСКОЙ   ВЕРНОСТИ.                                               191

исходятъ для семейной жизни. Легкомысленное вступленiе въ бракъ обыкновенно оканчивается быстро совершающимися прихотливыми и незаконными разводами. Если же и не происходитъ подобныхъ разводовъ и супруги продолжаютъ жить вместе, то что это за жизнь безъ теплоты, сердечной любви и внутренней ихъ связи между собою? Постоянныя домашнiя непрiятности, раздоры, взаимныя укоризны и въ конце концовъ измена супружеской верности—вотъ плоды своекорыстнаго отношенiя къ браку. Не то бываетъ, когда въ супружескомъ союзе любовь и верность неизменно пребываютъ и ими сопровождаются и оживотворяются все дела и предпрiятiя семейныя. При супружеской любви и верности легче переносятся невзгоды житейскiя, ослабляются скорби, нужды и печаль. Крепко связанные союзомъ любви супруги другъ друга поддерживаютъ, утешаютъ и такимъ образомъ, благодушно перенося дни несчастiй, благостiю Божiею приводятся къ счастливой перемене жизни. Помощь Божiя добродетельнымъ супругамъ, какъ награда за ихъ верное храненiе супружескаго союза, нередко, самымъ поразительнымъ образомъ является. Вотъ, напр., какой примеръ приводится въ сказанiяхъ отеческихъ.

Одинъ купецъ благочестивой и добродетельной жизни отправилъ на корабль товаръ въ Африку. Во время пути застигла буря, корабль потонулъ и купецъ потерялъ все свое имущество. Возвратившись домой ни съ чемъ, онъ впалъ въ руки немилосердыхъ заимодавцевъ и за долги посаженъ былъ въ темницу. Въ такомъ несчастномъ положенiи единственною подпорою и утешенiемъ его была жена. Она своими рукоделiями добывала насущное пропитанiе и неразлучно пребывала съ мужемъ въ темнице. Въ одно время, когда она тамъ обедала съ мужемъ, пришелъ богатый человекъ, чтобы подать милостыню узникамъ. Увидевъ молодую, красивую женщину онъ выразилъ къ ней особенное состраданiе и позвалъ ее къ себе въ домъ. Бедная женщина не думала,  что богачемъ руково-

192                           о супружеской верности.

дитъ страсть, она ожидала получить отъ него вспомоще-ствованiе. Богачъ действительно обещалъ все сделать для освобожденiя узника изъ темницы, соглашался уплатить за него весь долгъ, но съ условiемъ, если она вступитъ съ нимъ въ преступную связь. Добродетельная женщина отвечала, что она предъ алтаремъ Господнимъ клятвенно обещалась въ верности мужу и уже теперь она, по апостольской заповеди, не владеетъ своимъ теломъ, но мужъ (1 Кф. 7, 9). Пойду спрошу мужа своего и дамъ ответъ. Богачъ надеялся, что узникъ пожертвуетъ чистотою брачнаго союза, вынужденный своимъ бедственнымъ положенiемъ. Но когда жена передала мужу, то онъ решительно отказался купить свою свободу преступленiемъ и решился въ надежде на помощь Божiю ждать перемены своей судьбы. И эта помощь неожиданно къ нимъ пришла. По соседству съ ними былъ заключенъ разбойникъ, осужденный на смерть. Онъ слышалъ черезъ перегородку разговоръ добродетельныхъ супруговъ, тронутъ былъ нежностiю ихъ любви и верностiю въ супружестве, решился ихъ осчастливить. Онъ нашелъ случай и возможность передать добрымъ людямъ, что у него въ одномъ месте скрыто множество награбленнаго имущества, которое теперь трудно определить, кому принадлежитъ, если объявить о немъ судьямъ, они имъ воспользуются. Лучше пусть достанется добрымъ людямъ. Подите и возьмите его. При семь разбойникъ подробно объяснилъ место зарытаго сокровища. Разбойникъ былъ казненъ, а добродетельные супруги воспользовались найденнымъ сокровищемъ, уплатили долги и продолжали вести мирную жизнь, возсылая благодаренiе Господу, такъ неожиданно имъ помогшему избавиться отъ бедственнаго положенiя. Аминь.

 

 

 

 

 

О БОЖIЕМЪ НАКАЗАНIИ ЗА СУПРУЖЕСКУЮ НЕВЕРНОСТЬ.      193

О Божiемъ наказанiи за супру­жескую неверность.

(Изъ житiя св. мучен. Гурiя, Самона и Авива 15 ноября).

Въ житiи св. мучениковъ Гурiя, Самона и Авива приводится печальный примеръ нарушенiя супружеской верности, достойно наказаннаго отъ Господа, при чемъ показывается, что Самъ Господь есть защитникъ невинно обижаемыхъ. Такъ повествуется въ житiи. Одинъ изъ воиновъ, служившихъ въ греческомъ войске, по происхожденiю Готфъ, во время постоя въ городе Едессе, где почивали мощи означенныхъ мучениковъ, вступилъ въ бракъ съ девицею Евфимiею, сиротою, не имевшею отца. Мать ея вдова долго не соглашалась выдать свою дочь за человека чужестраннаго и неизвестнаго, но по неотступной просьбе его, будучи обманута его лицемерными уверенiями въ любви къ избранной имъ невесте, согласилась. Между темъ, у сего безчестнаго человека на родине была жена и дети. Евфимiя после брака уже сделалась беременною, когда вышло повеленiе распустить войско, и мужъ ея долженъ былъ возвратиться на родину. Какъ ни прискорбно было матери разставаться съ своею единородною дочерью, но, свято, чтя благословенный Богомъ союзъ супружескiй, она согласилась ее отпустить. Для успокоенiя же своего и для супружескаго счастiя дочери благочестивая мать молитвенно поручила ее заступничеству св. мучениковъ Гурiя, Самона и Авива, привела своего затя къ ихъ мощамъ и взяла съ него клятву, что онъ сохранить любовь къ ея дочери въ нелицемерной верности и не сделаетъ ей никакого зла. Но зять ея, давши такую клятву, самымъ преступнымъ образомъ нарушилъ ее. При возвращенiи на родину, желая скрыть свой новый незаконный бракъ при существованiи прежняго, онъ решился выдать свою вторую жену за рабыню,  пле-

194          О БОЖIЕМЪ НАКАЗАНIИ ЗА СУПРУЖЕСКУЮ НЕВЕРНОСТЬ.

ницу. Подъ угрозою смерти онъ запретилъ ей объявлять себя его венчанною супругою, снялъ съ нея хорошiя одежды и оделъ въ худыя нищенскiя. Много оскорбленiй и побоевъ перенесла потомъ Евфимiя въ доме своего мужа, принужденная жить подъ видомъ рабыни. Особенно она подвергалась злобе своей госпожи после того, какъ у нея родился сынъ, похожiй на мужа. Злая госпожа отра­вила новорожденнаго, но и сама вскоре умерла скоро­постижно. Евфимiя, признанная виновницею этой смерти, какъ рабыня, съ которою въ то время могли поступать — какъ угодно господамъ, была заключена въ гробу-пещере вместе съ смердящимъ трупомъ своей госпожи и должна была погибнуть ужасною смертiю. Въ такомъ положенiи Евфимiя вознесла пламенную молитву къ Господу и свв. мученикамъ Гурiю, Самону и Авиву, коимъ она была поручена матерью при отправленiи въ чужую сторону. Св. мученики своимъ явленiемъ утешили страдалицу. Евфимiя впала въ сладостный сонъ и внезапно перенесена была невидимою силою на родину, во храмъ свв. мучениковъ. Скоро все узнали о несчастной судьбе ея и о чудесномъ спасенiи и прославили Господа и угодниковъ Его. Ничего не зная о такомъ спасенiи, Готфъ, по обязанностямъ службы, опять прибылъ въ Едессъ и здесь былъ уличенъ въ своемъ безчестномъ поступке, за что и былъ казненъ по распоряженiю военоначальника. Казнь вполне заслуженная и по суду человеческому который ради сохраненiя общественной безопасности долженъ былъ преследовать подобныхъ нарушителей брака, какъ виновниковъ безчестiя и гибели лицъ невинныхъ и юныхъ. Но что значить строгость суда человеческаго подъ тяжестiю суда Божественнаго за нарушенiе союза супружескаго, какъ установленiя Божественнаго? Сказано въ Слове Божiемъ, что „ни блудники, ни прелюбодеи царствiя Божiя не наследуютъ" (1 Кф. 6, 9). Если же они будутъ лишены этого царствiя то куда же пойдутъ они, какъ не въ адъ, въ место вечныхъ мученiй? Между темъ, какъ легкомысленно многiе въ наше

О БОЖIЕМЪ НАКАЗАНIИ ЗА СУПРУЖЕСКУЮ НЕВЕРНОСТЬ.     195

время относятся къ супружеству? Какъ часты бываютъ нарушенiя супружескихъ обетовъ и неминуемо происходящiя оттого расторженiя браковъ? Очевидно, ныне некоторые мало сознаютъ высоту и свято-таинственность брака, видятъ въ супружестве только средство къ удовлетворенiю своей чувственности, соединяются другъ съ другомъ брачнымъ союзомъ только по разсчетамъ житейскимъ, а не по искренней любви, во образъ союза Христа съ церковiю. Слышите, что говоритъ Слово Божiе: „мужья! любите своихъ женъ, какъ и Христосъ возлюбилъ Церковь и предалъ Себя за нее" (Еф. 5. 25). Значить, бракъ христiанскiй, какъ отображенiе благодатнаго и нерасторжимаго союза Христа съ церковiю, не можетъ быть игрушкою страстей и своенравiя человеческаго. Онъ долженъ утверждаться въ любви более крепкой и сильной, чемъ естественная любовь наша къ отцу и матери. Самъ Творецъ при соединенiи первыхъ супруговъ изрекъ этотъ вековечный закон: „оставитъ человекъ отца своего и мать и прилепится къ жене своей и будетъ двое одна плоть" (Быт. 2, 24). Нарушители сего закона тяжко согрешаютъ предъ Богомъ и достойно заслуживаютъ Божественнаго наказанiя. Но если кто не боится Бога и Его будущаго суда, того да устрашатъ гибельныя последствiя, происходящiя отъ нарушенiя супружеской верности и любви еще въ настоящей жизни. Слово Божiе свидетельствуетъ, что мужъ, любящiй свою жену, любить самаго себя (Еф. 5, 30). Наоборотъ, когда супруги другъ друга не любятъ, они себе делаютъ прямой вредъ. Въ самомъ деле, что можетъ быть гибельнее разногласiя супружескаго? Весь домъ тогда становится вверхъ дномъ. Не можетъ быть счастiя при всемъ избытке благъ земныхъ, когда нетъ въ семье ладу. Напротивъ, какъ говоритъ русская пословица: „не нуженъ и кладъ, коли у мужа съ женой ладъ".

Супруги христiанскiе! Храните свято и   нерасторжимо Богомъ  благословенный   вашъ брачный союзъ. Въ этомъ

196                                                О   РАСПУТСТВЕ.

ваша честь и слава предъ людьми, залогъ счастiя для семейства и общества, и, наконецъ, оправданiе предъ Богомъ за верное исполненiе супружескаго долга, Самимъ Богомъ вамъ предназначеннаго въ сей жизни. Живите же, братiе, въ супружескомъ своемъ званiи, по заповеди апостольской, „со всякимъ смиренномудрiемъ, и кротостiю и долготерпенiемъ, снисходя другъ къ другу любовiю, старайтесь сохранить единство духа въ союзе мира". (Еф. 4, 2. 3).

О распутстве

(Домашняя беседа священника съ прихожанами предъ литургiею).

—     Какъ поживаете, любезные, что делаете? благо­словивши всехъ собравшихся прихожанъ, съ обычнымъ приветствiемъ обратился къ нимъ о. Петръ.

—     Да живемъ, батюшка, по милости Божiей понемногу, отвечалъ одинъ изъ прихожанъ, усаживаясь по близости о. П. — Молодожь-то наша да еще кое-кто въ селе собираются на чужую сторону ¹), а мы старики около дому хлопочемъ, да къ работамъ приспособляемся,—дастъ Богъ тепла, и земля высохнетъ и работа подойдетъ.

—     Доброе дело! отвечалъ о. П.:—пусть идутъ и на чужую сторону, кто можетъ, трудятся да прiобретаютъ и себе и своему семейству добро;—промысловъ у насъ около дому нетъ никакихъ, такъ дома ничего и не высидишь. Только вотъ что нехорошо: многiе, особенно изъ молодежи, на чужой-то стороне нехорошо живутъ, балуются.

—     Правда твоя, батюшка, есть такой грехъ, заметилъ одинъ пожилой крестьянинъ. — Ужъ  мы и сами не

¹) Прихожане о. П., не имея никакихъ промысловъ на месте, отправлялись въ разныя места на заработки. Каменьщики и другiе мастеровые уходили въ Питеръ, а другiе занимались сплавомъ леса,—дома оставались только старики да малые ребята.

О   РАСПУТСТВЕ.                                                     197

мало говоримъ молодцамъ-то своимъ объ этомъ, и усо-вещиваемъ ихъ, да все какъ-то плохо действуютъ на нихъ слова наши. Поговори-ка имъ ты, батюшка, хорошенько,— твое слово пуще на нихъ подействуетъ. Вотъ и здесь не мало такихъ, которые отправляются на чужую сторону; правда хоть и не очень прiятна иногда бываетъ, за то на пользу служитъ, после и сами спасибо скажутъ, что во время учили ихъ уму-разуму, и насъ стариковъ добромъ помянутъ.

Въ избе о. Петра на этотъ разъ действительно было не мало молодежи, которую речь старика задевала заживое, какъ говорится.

—  Сколько я замечаю, началъ о. П., между теми,
которые уходятъ на заработки на чужую сторону, и особенно въ большiе города, более всего распространенъ
развратъ, блудная жизнь...

— Правда, батюшка, правда! — разомъ подтвердило несколько голосовъ.

—  Вотъ объ этомъ я и хочу поговорить, благо сего­
дня случай подошелъ, да и речь затеялась объ этомъ.
Грехъ этотъ, сколько я наблюдалъ во время моей не короткой, службы, и вообще не мало распространенъ въ на-
роде; поэтому и всемъ не мешаетъ прослушать речь объ
этомъ грехе. Ведь не только люди холостые и молодежь,
а иногда женатые впадаютъ въ плотской грехъ. Въ горо-
дахъ, где скопляется много народа, развратъ дело более
обыкновенное чемъ въ другихъ местахъ; поэтому соблазна
тамъ более чемъ где-либо. Мудрено ли, что те изъ васъ,
которые отправляются въ города на работы, больше раз-
вратничаютъ.

Какъ зло довольно распространенное, часто повто­ряющееся, блудный грехъ для многихъ пересталъ казаться тяжкимъ и важнымъ, какъ и все къ чему человекъ успеетъ приглядеться, а между темъ это страшный грехъ, и тяжелую ответственность беретъ на себя тотъ, кто   впадаетъ  въ  него.   Въ  ветхозаветномъ  законе   про-

198                                    о распутстве.

тивъ любодеевъ  изречена  смертная казнь   (Лев. 20).   Въ новозаветномъ писанiи сказано о нихъ:  „не льстите себе: ни  блудницы,   ни   прелюбодеи,   ни  сквернители   царствiя Божiя не наследятъ" (1 Кор. 6, 9. 10). Сiе да весте, яко всякъ блудникъ  не имать  достоянiя   въ царствiи  Христа и Бога (Еф. 5, 5). Часть имъ въ езере горящемъ огнемъ и жупеломъ, еже есть смерть вторая (Апок. 21, 8).   Апостолъ Павелъ запрещаетъ верующимъ разделять трапезу съ любодеями  изъ христiанъ  (1  Кор. 5, 11).   Въ церковныхъ законахъ полагаются   на любодеевъ  строгiя  эпитимiи: блудники, т. е. лица безбрачныя,   впадшiя  въ грехъ любодейства, отлучаются отъ причастiя отъ 4 до 7 летъ, а прелюбодеи (т. е. нарушители супружеской верности)— отъ 7 до 15 летъ (Вас. Вел. прав. 58, 59, 77. Соб. анк. 20. Шес.   87);   кровосмесники   (т.   е.   ближнiе   родственники, имеющiе беззаконную плотскую связь)—отъ 10 до 20 летъ.(Вас. Вел. 62. 63. 75. 76. 79).  Видно тяжелъ грехъ любодейства, когда онъ подлежитъ столь строгому  наказанiю! Посудите сами о тяжести  этого греха.   Тело  наше освящено благодатiю Божiею,  благодатiю  таинствъ крещенiя, миропомазанiя, а еще более причащенiемъ святыхъ Таинъ тела и крови Христовой,—сделалось,   по выраженiю апо­стольскому, членомъ Христовымъ, (1 Кор. 5, 15), храмомъ живущаго въ насъ Святаго Духа (ст.  19);   человекъ  распутствующiй ни во что вменяетъ эту святость, это высокое значенiе  своего  тела;   онъ  сквернитъ его плотскимъ грехомъ и, прилепляясь къ блудодейце, изъ святаго члена Христова становится съ ней однимъ теломъ, одною плотью (ст. 16). Можетъ ли   быть  другое   какое-нибудь  униженiе для телесной природы человека больше этого? Можно ли тяжелее оскорбить Святаго Духа, обитающаго въ нашемъ теле, Сына Божiя искупившаго  насъ,   и наше  греховное тело   прiобщившаго   къ  своему   божественному   естеству? Страшно  и подумать   объ   этомъ!   Для   людей   женатыхъ тяжесть греха этого еще более увеличивается. Они оскорбляютъ святость таинства брака, ни во что вменяютъ бла-

О   РАСПУТСТВЕ.                                                       199

годать Божiю, скрепившую и освятившую ихъ супружество, нарушаютъ обеты верности и целомудрiя, данные при этомъ. А кровосмешенiе еще виновнее блуда и прелюбодейства: оно противно природе, и у самыхъ язычниковъ почитается необыкновеннымъ. Апостолъ Павелъ, говоря объ одномъ кровосмеснике къ Коринфе пишетъ: „слышится въ васъ блуженiе, яковоже ни во языцехъ именуется" (1 Кор. 5. 1). О другихъ видахъ плотскихъ греховъ говорить и языкъ не поднимается. Скажу только, что и однократное совершенiе плотскаго греха, какого бы ни было, подвергаетъ грешника величайшей ответственности предъ святымъ и правосуднымъ Богомъ, а многократное повторенiе плотскихъ греховъ, привычка къ нимъ, несравненно более отягчаетъ эту ответственность.

А сколько вреда себе и другимъ причиняетъ распутный человекъ! Прежде всего распутство сильнее всякаго другого греха разстраиваетъ здоровье человека, губитъ его душевныя и телесныя силы. Ведь больно и жалко смотреть на человека преданнаго разврату: онъ преждевременно теряетъ здоровье, свъжiя и крепкiя силы, которыя долженъ былъ употреблять на благо свое и общее, преждевременно делается хилымъ и дряблымъ, ни на что негоднымъ человекомъ, и кое-какъ влачить свою жизнь. Я вотъ замечаю, да и вамъ, я думаю въ примету, что народъ, который живетъ въ столицахъ и большихъ городахъ, все больше какой-то изморенный, тщедушный, лица у этихъ работниковъ все бледныя, изможденныя, испитыя, и главная причина этого — распутная жизнь и пьянство; разумеется, это не про всехъ можно сказать, но такихъ очень много. У распутнаго человека, замечено, тупеютъ и душевныя силы: нетъ у него ни крепости и ясности разсудка, ни свежей памяти,—тупеетъ совсемъ человекъ. Эти же качества передаются и детямъ: отъ хилыхъ родителей рождаются и хилыя дети, за распутство однихъ платятся и другiе...

Далее,   въ   разврате   прежде   всего   источникъ   бед-

200                                  О   РАСПУТСТВЕ.

ности и нищеты. Постоянно приходится слышать жалобы отъ отцевъ, что ихъ дети возвращаются съ заработковъ съ пустыми руками. Удивительнаго тутъ ничего нетъ, — блудный сынъ, о которомъ разсказывается въ Евангелiи, расточилъ даже и готовое отцовское богатство, живя блудно. „Иже пасетъ любодейцы, погубитъ богатство свое", сказано въ Писанiи (Притч. 29. 3). Действительно развратные люди проматываютъ огромныя состоянiя; оправдывается это слово писанiя и примеромъ вашихъ детей. Невоздержныя и распутныя изъ нихъ постоянно приходятъ безъ копейки. Домашнiе ихъ надеются, ждутъ, что они, какъ добрыя дети и честные люди, послужатъ, помогутъ имъ въ нужде, заработанную копейку принесутъ и отдадутъ на общую пользу семейства, и въ этой надежде несутъ на себе всю тяжесть домашнихъ работъ, и те возвращаются ни съ чемъ к какъ безчестные тунеядцы едятъ хлебъ, добытый потомъ да кровью старика-отца, который часто съ трудомъ таскаетъ ноги и изъ силъ выбивается за работой. Добрыя дети съ радостiю возвращаются домой, приносятъ въ семейство довольство и радость,—и подати заплатятъ и на нужду отложатъ; въ се-мействе-то они пользуются любовью да уваженiемъ, на нихъ смотрятъ все какъ на самыхъ нужныхъ и дорогихъ людей, которыми держится благосостоянiе дома; и самимъ-то имъ весело да прiятно, когда они чувствуютъ, что они не даромъ на свете живутъ и не чужой хлебъ едятъ. А каково блуднымъ-то детямъ? Прогуляютъ они все свои трудовыя денежки, испортятъ здоровье и со стыдомъ и позоромъ воротятся домой; пальцами на нихъ будутъ показывать люди, да ставить въ примеръ своимъ детямъ: и стыдно и горько будетъ, да не воротишь!

Известно притомъ, что распутные люди бываютъ плохiе работники и мастера. Среди разврата и разгула имъ не пойдетъ работа на умъ; не о томъ у нихъ забота, чтобы хорошо исправить работу, чтобы поизучить получше свое   мастерство  да   сделаться   хорошимъ   работникомъ...

О   РАСПУТСТВЕ.                                                  201

Да работниковъ-то гулякъ не охотно принимаютъ и хозяева; не мудрено поэтому остаться и вовсе безъ работы.

—     Это, батюшка, правда: такiе работники не сподручны намъ, и мы обегаемъ ихъ, потому что хлопоты одне съ ними, а работа отъ нихъ плохая, заметилъ одинъ артельщикъ, сидевшiй тутъ же.

—     Дело понятное, всякому прiятно и выгодно иметь работника хорошаго усерднаго и честнаго, на котораго можно было бы положиться, а не избалованнаго и гуляку, который иной разъ и на работу совсемъ не придетъ. Втянется человекъ въ худую жизнь больше и больше и до того дойдетъ, что и радъ бы сделаться добрымъ человекомъ, да силы нетъ, и разстаться съ прежней жизнью воли крепкой нетъ; все ушло съ развратомъ да съ безпутствомъ, и умъ, и сила, и воля, и здоровье, и доволь­ство,—все загублено даромъ; сделается человекъ ни на что негоднымъ, и придется ему маяться остальной свой недолгiй векъ съ нуждой да съ горемъ... Горько и больно видеть развратъ и соединенные съ нимъ всякаго рода кутежи между богачами, которые какъ ни проживаютъ деньги, а все не проживутъ. Но несравненно больнее видеть, какъ крестьянинъ, у котораго весь капиталъ въ силе да въ работе, бросаетъ последнюю трудовую копейку на дурныя дела, на безумные кутежи, который тратитъ свою силу, свое здоровье въ безпутныхъ удовольствiяхъ. Ведь онъ тратитъ свое последнее достоянiе, промотавъ которое, останется безо всего,—полная нищета ожидаетъ его впереди.

И мало того, что развратные люди сами гибнутъ, они и другихъ губятъ. Воротившись домой, и туда принесутъ свои привычки и пороки. По крайней мере, первые зачинщики всякихъ безпорядковъ въ деревняхъ и селахъ,—это фабричные и мастеровые, побывавшiе въ большихъ городахъ и тамъ познакомившiеся съ разгульною и распутною жизнiю. Они коноводы и нашей молодежи. Какъ   люди   бывалые,   столичные,   они   обыкновенно   въ

202                                     о распутстве.

глазахъ деревенской молодежи пользуются некоторымъ почетомъ и уваженiемъ; имъ стараются подражать въ манерахъ, ухваткахъ, стараются не отстать отъ нихъ; они же распространители разврата. Навыкнувъ и наторевши въ этомъ деле, они своею опытностiю пользуются и въ деревне, прельщаютъ и соблазняютъ невинныхъ и неопытныхъ людей. Они обыкновенно и въ деревняхъ устраиваютъ такiя же компанiи, какiя видели въ большихъ городахъ, и совершаютъ все те гадости, къ какимъ привыкли тамъ; и по деревнямъ плодятся такимъ образомъ дома разврата, где гибнетъ невинность, и куда иногда заходятъ женатые и семейные. И выходитъ, что люди развратные кроме того, что сами грешатъ и должны отвечать за свои грехи, соблазняютъ еще другихъ, делаются участниками чужихъ греховъ и за нихъ должны будутъ отдать отчетъ Богу.

Развратъ больше всего подрываетъ и семейныя связи, семейный союзъ. Я замечаю, да и вамъ, я думаю, тоже въ примету, что молодежь, которая живетъ на чужой стороне, какъ-то меньше склонна къ брачной жизни, чемъ те, которые живутъ больше дома; она предпочитаетъ холостую жизнь и это, кажется, больше всего зависитъ отъ привычки ея къ развратной жизни. Оно и понятно: для человека, который привыкъ развратничать, нетъ ничего привлекательнаго въ жизни семейной; онъ смотритъ на бракъ и жену просто, какъ на средства удовлетворять своей скотской, плотской похоти. Другой союзъ, более чистый, более высокiй, для него не понятенъ. Для него непонятенъ тотъ святой союзъ, освященный и скрепленный благодатiю Божiю и благословенiемъ церкви, въ которомъ естественныя склонности возвышаются и превращаются въ чистыя отно-шенiя мужа и жены. Для его разслабленнаго развратомъ сердца не понятна та искренняя любовь, которая соединяетъ мужа и жену, по выраженiю слова Божiя, въ одну плоть, по которой они другъ въ друге видятъ верныхъ помощниковъ и спутниковъ въ жизни,  делятъ  пополамъ

О   РАСПУТСТВЕ.                                 203

радости и печали жизни, составляютъ другъ другу верную опору въ жизни. Человекъ развратный не знаетъ и не понимаетъ ничего этого. Само собою понятно поэтому, что онъ и не дорожитъ супружескою жизнiю, не желаетъ ея, и предпочитаетъ оставаться холостымъ: тутъ ему го­раздо больше удобства, больше свободы предаваться страстямъ... Онъ ничемъ не связанъ, ничемъ не озабоченъ, потому совершенно свободно и безпрепятственно можетъ отдаваться влеченiямъ и стремленiямъ своего развратнаго сердца. Такъ онъ и живетъ совершенно одинъ, не имея близкаго и родного человека, съ которымъ делилъ бы свою жизнь, свои радости и горе; продажныя и купленныя ласки ведь непрочны и холодны.

Съ другой стороны, холостая жизнь представляетъ человеку и больше средствъ вещественныхъ удовлетворять своимъ страстямъ, вести жизнь разгульную. Известна поговорка холостой молодежи: „одна голова не бедна, такъ одна".—У меня ни жена, ни дети, разсуждаютъ такiе люди; одинъ-то я какъ-нибудь проживу, одному мне не много нужно.—А женись, жена, а потомъ дети—все пить, есть запросятъ, обувать, одевать нужно будетъ... Нетъ ужъ, холыстымъ быть лучше; по крайней мере, никто тебе не мешаетъ: живи: какъ хочешь, делай, что знаешь: гуляй душа!—разсуждаютъ многiе, и действительно гуляютъ, пока гуляется, пока есть еще силы да здоровье, пока водится копейка въ кармане. Но чемъ все это кончится-то? Прогуляетъ человекъ все здоровье и силы, станетъ ни на что негоднымъ человекомъ, будетъ дармоедомъ себе и другимъ въ тягость, будетъ маяться, пока не покончитъ свою горемычную жизнь.

Худо, что люди, которые привыкли къ кутежу и разврату, не расположены къ брачной, семейной жизни и предпочитаютъ ей жизнь холостую, предпочитаютъ потому только, что она даетъ имъ больше свободы вести жизнь развратную, развязываетъ руки на все возможныя гадости; но не меньше худо, если такiе люди вступаютъ въ бракъ.

204                                     о распутстве.

Тутъ вместе съ своей безпутной жизнью, они губятъ еще чужую жизнь, заедаютъ чужой векъ исчастье. Человекъ, привыкшiй развратничать и безпутничать, не можетъ внести въ семейство любовь и искреннюю, живую привязанность. Развратное сердце его, привыкшее къ продажнымъ холоднымъ ласкамъ, не можетъ уже привязаться къ своему семейству—жене и детямъ, полюбить ихъ полною любовiю, готовою трудиться для нихъ и жертвовать всемъ. Онъ смотритъ на нихъ, обращается съ ними холодно, безучастно, и вотъ уже начинаются семейныя несчастiя, семейное горе. Жена, дети съ любовью смотрятъ на мужа и отца, желали бы слышать родное, теплое слово, видеть любовь и ласку—и нетъ ничего этого; тотъ, отъ кого ждутъ оне любви къ себе, остается равнодушнымъ къ нимъ,—его чувство рано истрачено и умерло въ разврате, онъ не способенъ уже къ любви искренней и постоянной. И живутъ у него семейные точно чужiе, всемъ не ловко, непрiятно и невесело. Но это еще не самая большая, бываетъ и хуже. Хорошо если еще дело только на этомъ останавливается и не идетъ дальше; а то часто бываетъ, что человекъ привыкшiй къ разврату, ни за что почитаетъ изменить своимъ обетамъ—любить свою жену и соблюдать супружескую верность, даннымъ имъ предъ святою церковiю. Привыкнувъ повиноваться только своимъ страстямъ, своему сластолюбiю, человекъ такимъ же остается и после брака,—ему ничего не стоитъ и тогда, по первому влеченiю страсти, бросить свою жену для другой посторонней женщины и завести незаконную и преступную связь съ нею; примеры этого вы сами видите. Каково теперь жене-то? Каково ей видеть, когда законный мужъ отдаетъ свою привязанность посторонней женщине, ей расточаетъ свои ласки? Не больно ли, не оскорбительно ли это? А нетъ любви, нетъ и заботы о доме и семействе. Хозяинъ изъ дому вонъ и добро съ нимъ, говоритъ пословица. Заведена связь вне дома, — туда и добро и деньги идутъ. Вместо того,   чтобы   радеть  о доме, о  благосостоянiи   семейства,

о распутстве.                                 205

доставлять ему все нужное, развратный человекъ каждую копейку тащитъ вонъ: домашнiе пусть живутъ какъ хотятъ... И действительно, часто бываетъ, что жене и детямъ есть нечего, надеть нечего, нужда горькая, а тамъ, где мужъ развратничаетъ, всякое довольство. Честное ли это дело, христiанское ли? Но и это еще не все. Ведь нельзя же совсемъ бросить жену и семейство, совершенно оторваться отъ дому. Бракъ все-таки не шутка, не такое пустое дело, которое могъ бы всякiй переделать по-своему, и пословица говоритъ: „жена не сапогъ, съ ноги не снимешь и не бросишь". Да съ другой стороны, и совесть иногда нетъ— нетъ да и напомнитъ человеку о безпутной жизни. Какъ ни развратничаетъ человекъ, а все жена и семейство служитъ для него живымъ упрекомъ, живымъ обличенiемъ его развратной жизни. Оне напоминаютъ ему его обеты, которые онъ даль предъ Богомъ и церковью,—его обязанности любить, покоить семью. Этотъ постоянный упрекъ, укоръ раздражаютъ, сердятъ его и развратный человекъ срываетъ на семье свою злость: мужъ бьетъ, тиранить свою жену, начинается настоящая каторжная жизнь, и продолжается до техъ поръ, пока мужъ не сживетъ жену со света. Страшный грехъ принимаетъ онъ на свою душу. А сколько другого-то вреда происходить отсюда! Ведь часто случается, что терпитъ - терпитъ жена безобразiя своего мужа, да и сама заплатитъ ему неверностью, сама пустится въ развратъ; — а кто виноватъ въ этомъ, кто долженъ отвечать за ея грехи? Все тотъ же развратникъ— мужъ. А что сказать о детяхъ, которыя съ самыхъ раннихъ летъ имеютъ передъ глазами дурное поведенiе родителей, вместо того чтобы видеть въ нихъ примеры доброй и благонравной жизни? Трудно ожидать отъ такихъ детей хорошаго, и нетъ ничего мудренаго, если современемъ изъ нихъ выйдутъ такiе же дурные люди, безчестные отцы и супруги, матери и жены;—а опять кто виноватъ въ этомъ, кто отвечать за нихъ будетъ предъ Богомъ!... Видите, до какихъ бедствiй и несчастiй семейныхъ доводитъ человека развратъ!

206                                                О   РАСПУТСТВЕ.

Есть еще одно и очень важное зло отъ разврата, которому предаются живущiе въ большихъ городахъ работники и ремесленники.—Они сами заражаются и по домамъ раз-носятъ скверныя, заразительныя болезни которыя быстро распространяются почти всюду ¹). Вотъ, напр., въ нашихъ местахъ, на моей памяти, едва по слуху знали объ этихъ болезняхъ, а съ техъ поръ какъ началъ народъ ходить на заработки въ большiе города, занесли эти болезни и въ нашу глушь, появились оне и у насъ, и теперь, сколько мне известно, довольно распространились. А какъ вредна, какъ отвратительна эта болезнь, которая, по выраженiю одного святителя, „какъ червь неусыпающiй снедаетъ тело, острупляетъ съ ногъ до головы, смрадъ золъ испускаетъ, и всемъ мерзка творитъ человека, и бегаютъ того яко лютейшаго вреда" (соч. Св. Димитрiя Рост. т. 4. 1827 г. отд. IIстр. 106). Въ этой болезни человекъ заживо разлагается, у него членъ за членомъ гнiетъ и разрушается, пока, наконецъ, онъ совсемъ не умретъ. А что онъ делается ни къ чему негоднымъ—объ этомъ ужъ и говорить нечего. И худо въ особенности то, что болезни этого рода легко переходятъ отъ одного къ другому: достаточно заразиться и занести одному, а тамъ ужъ заражаются, особенно при вашей неосторожности, целыя деревни и местности. А ближайшею жертвою заразы становятся дети, болезнь родителей вредно отражается на ихъ здоровье; такимъ образомъ отъ распутства предковъ страдаютъ и следующiя за ними поколенiя; они являются на светъ уже зараженными, хилыми, слабыми и больными, — здоровье людей портится въ самомъ корне.

И изъ того немногого, что я сказалъ вамъ, можно уже видеть, какъ много зла и вреда происходитъ для людей отъ распутства и разврата. Пусть же сказанныя слова послужатъ вамъ урокомъ и напутствiемъ въ дорогу на  чужую  сторону   (о.   П.   обратился   къ   темъ,   которые

¹) Между крестьянами болезни сифилитическаго свойства вообще называются— нечистою болезнью, или просто нечестью.

О   РАСПУТСТВЕ.                                                207

отправлялись на заработки) и удержатъ васъ отъ греха плотскаго. Пусть пуще всего бережется отъ этого греха особенно молодость; стоитъ разъ изведать его гибельную сладость, ужъ трудно будетъ воздержаться отъ него. Чаще представляйте себе и воспоминайте гибельныя следствiя разврата, ведь большая часть греховъ отъ того нами и делается, что мы обращаемъ вниманiе только на то удо-вольствiе, которое они доставляютъ нашей грешной природе, а не разсуждаемъ о ихъ последствiяхъ, о томъ что дальше-то следуетъ за ними и ожидаетъ насъ. Не извиняйте себя темъ, что вы грешите не часто, что, придетъ время, вы остановитесь,—это самый опасный путь, это самое лучшее средство дать укорениться греху. Ведь грехъ и всегда входитъ въ душу понемногу, привычка ко греху образуется мало-по-малу,—спохватится человекъ, да ужъ бываетъ большею частiю поздно, когда справиться съ грехомъ бываетъ если еще не совсемъ невозможно, то очень трудно. Лучшее средство воздержаться отъ страсти—уничтожить ее въ самомъ начале. Люди женатые пусть вспоминаютъ семейство, те святые обеты хранить верность и целомудрiе, которые они произнесли предъ церковiю; люди холостые пусть позаботятся сохранить для брака сердце чистое, не загрязненное и не разслабленное порокомъ; и счастливо будетъ ихъ супружество, Богъ благословитъ ихъ союзъ!—Добрая семейная жизнь великое счастiе и благо для человека! Тутъ источникъ самыхъ чистыхъ радостей, тутъ и побужденiе для человека къ труду, и утешенiе въ несчастiяхъ, которыхъ особенно въ вашей крестьянской жизни не мало. Въ вашемъ быту семейная жизнь осо­бенно дорога и необходима: одинокому крестьянину не справиться съ хозяйствомъ,—доброе семейство для него все состоянiе, все счастiе въ жизни. Поэтому вамъ особенно надобно позаботиться о добромъ устроенiи семейномъ, и воздержаться отъ разврата и блуда, сильнее всего разстлевающихъ и разрушающихъ семейство. На чужой стороне больше представляется соблазновъ, больше надобно

208                                          ДВЕ   ПАРЫ.

и присмотра за собой. Не связывайтесь съ людьми порочными, не слушайте ихъ гнилыхъ речей, сами не произносите ихъ, отвращайте глаза отъ нескромныхъ зрелищъ, которыхъ въ городахъ много бываетъ; больше прилежите къ работе и труду,—дурныя мысли больше всего происходятъ отъ праздности; сохраняйте воздержанiе въ пище и питiи, и особенно не упивайтеся виномъ, въ немъ же есть блудъ (Ефес. 5, 18.), а паче всего помятуйте о вездеприсутствiи Божiемъ, страхъ Божiй имейте: кто боится Бога вездесущаго и всеведущаго, тотъ посовестится грешить предъ лицемъ Его, иметь Его свидетелемъ не только дурныхъ делъ, но и дурныхъ мыслей. Наконецъ, усердно просите у Него помощи для борьбы съ плотскими искушенiями.—Вотъ вамъ весь мой советъ и благожеланiе въ путь-дорогу.

^{Две пары.}

(Разсказъ).

Въ большомъ селе „Чистыхъ — ключахъ", несмотря на суровый зимнiй вечеръ, заметно оживленiе. Густая толпа любопытныхъ, не обращая вниманiя на погоду и резкiе порывы ветра, не отходитъ отъ красиваго двухъэтажнаго дома богача Михея Ильича; и на противоположномъ конце села, около старенькой избушки вдовы—Власьевны, тоже толпится небольшая кучка молодежи. Въ обоихъ домахъ готовятся къ свадьбе.

Долго Михей Ильичъ приглядывалъ пару для своего сынка Петруши, всехъ соседнихъ богачей объездилъ, а подходящей невесты не нашелъ, все казалось самолюбивому и скупому старику, что мало даютъ приданаго, плохо ценятъ его Петю. Наконецъ, отрядъ свахъ, разосланный въ разные концы на поиски за богатою невестою, помогъ Ильичу осуществить его задушевное желанiе—женить сына

 ДВЕ   ПАРЫ.                                                           209

на невесте съ большимъ приданымъ. На радостяхъ онъ готовился задать большой пиръ. Отличное настроенiе Михея Ильича тревожилось иногда немного очень нехорошими слухами про избранную невесту, но онъ умелъ скоро успокоивать себя: „где ныне неизбалованныхъ, степенныхъ-то найти? векъ теперь такой, были бы денежки, а то со всякой можно жить, а вотъ безъ денегъ такъ и блаженную возьми, наплачешься съ нею... а хаить-то тоже ныне умеютъ сколько угодно, завистниковъ не оберешься— уже ни одна свадьба безъ того не обходится". Такъ размышлялъ старикъ. Что касается самаго Пети, то онъ съ детства привыкъ безпрекословно во всемъ покоряться отцу и, наблюдая ежедневно его суровость, съ окружающими и непреклонность его воли, даже въ тайныхъ своихъ по-мышленiяхъ не думалъ идти въ чемъ-либо противъ воли родителя и особенно въ такомъ важномъ деле, какъ же­нитьба. Да къ тому же съ ранняго детства прiученный находиться за прилавками въ многочисленныхъ лавкахъ и трактирахъ отца, слышать нескончаемые разговоры старшихъ про рубли, про выручки, убежденъ былъ въ могуществе и необходимости этихъ самыхъ рублей, и у него еще у мальчика блестели глаза отъ удовольствiя, когда онъ загребалъ въ ящикъ обильно сыпавшiяся на прилавокъ монеты, или любовался на отца, серьезно пересчитывающаго большiя пачки кредитокъ. Поэтому-то женитьба на богатой невесте была ему какъ нельзя больше по сердцу. Правда, нравилась ему одна девушка, Таня, скромная, умная дочь сельскаго крестьянина, но при одной мысли о женитьбе на ней Петя краснелъ, родные и знакомые осмеяли бы его и отца, если бы онъ решился жениться на бедной. Все-таки жалко было ему тихую Таню, особенно эта жалость заметно шевельнулась въ его сердце, когда онъ вместе съ отцемъ и сестрами садился на тройку откормленныхъ рысаковъ, чтобы ехать смотреть городскую невесту, купеческую дочь. Невесело ему было, пока быстро мимо нихъ мелькали снежныя равнины и побелевшiе леса,

210                                        ДВЕ   ПАРЫ.

но когда онъ очутился въ громадной, ярко освещенной, зале купеческаго дома, увидалъ пышную, красивую, разодетую невесту, то обомлелъ отъ восторга, и образъ скромной Тани исчезъ изъ его воображенiя такъ же быстро, какъ исчезаетъ легкiй туманъ летняго утра при обильныхъ и яркихъ лучахъ взошедшаго солнца.

Родители невесты знали Михея Ильича за отменнаго богача, потому дело было слажено въ первый же вечеръ, и участь Пети и Авдотьи Васильевны, такъ звали невесту, была решена безповоротно.

Гораздо скорее Власьевна нашла подругу своему кор­мильцу Васиньке; небогатые были они сами и о богатстве не думали, его и не искали. Вася отца едва помнилъ и съ самаго малолетства зналъ только нужду да труды. Крепко любилъ онъ свою добрую мать, всегда виделъ ея хлопоты, своей чуткой душой понималъ ту тягость, ту горькую вдовью долю, какую она несла, и еще мальчикомъ онъ чаще всего помышлялъ о томъ, какъ бы поскорее вырости большому, напахать хлебца побольше, да мамку отъ трудовъ освободить немного—сильно жалко ему было ее.

Не разъ бывало въ долгiй, зимнiй вечеръ пристанетъ онъ къ матери: „мамка, а мамка, скоро ли я выросту большой?"—„Не скоро, мой касатикъ, не скоро", ответитъ мать, и горько станетъ Васе, что онъ все еще не можетъ облегчить участь матери, затуманятся слезою его светленькiе глазки, онъ бросится на шею и своими детскими слезами смочитъ преждевременныя морщины на лице матери. Власьевна понимала слезы сына и, лаская его, со слезами радости на глазахъ благодарно взирала на образъ Богоматери, внутренно моля Ее, Заступницу, сохранить навсегда ненагляднаго Васиньку такимъ же добрымъ, ласковымъ, жалостливымъ. Въ эти-то непроглядные вечера светилась и въ ней самой надежда, что Вася выростетъ и она вздохнетъ отъ трудовъ и горя... Скоро ли, долго ли, а желанная Власьевной и Васей пора настала, вдовья молитва   была   услышана.   Вася   выправился   красивымъ,

две пары.                             211

ловкимъ, трезвымъ парнемъ, грамоту выучилъ хорошо. Люди советовали Власьевне отослать сына на сторону, но ей жаль было разстаться со своимъ сокровищемъ, да и къ тому же частенько она слыхала и видала, какъ молодежь, бывшая на стороне, кормилась и возвращалась не утехою, а великимъ огорченiемъ для родителей.

„Пускай, дома хозяйствомъ правитъ, да крестьян-ствуетъ, решила она, если будетъ трезвъ и трудолюбивъ и отъ крестьянства можно сытыми быть". Самаго Василiя тоже не тянуло въ люди, съ детства онъ любилъ родную хату и тихую, сельскую природу, привыкъ къ крестьянскимъ трудамъ, не тяготился ими и находилъ большое удовольствiе устроять избушку, да улаживать свое небольшое хозяйство. Пришла пора жениться, не сталъ онъ съ матерью искать невесты, да высчитывать и соображать, сколько у ней добра, сколько за нею дадутъ денегъ, а решили прямо обратиться къ родителямъ той самой разумной и кроткой Тани, на которую заглядывался и Петръ Михеичъ. Родители Тани были люди хорошiе, разсудительные, они не посмотрели на то, что Василiй не богатъ и охотно согласились отдать за него свою дочь.

Туманъ совсемъ скрылъ окрестности, когда несколько саней подъехали къ Ключевской церкви. Это Василiй съ Таней прiехали венчаться. Въ довольно просторной церкви толпился уже народъ. Началось венчанiе. Несколько свечей мерцали предъ образами, но ихъ сiянiе не вполне разгоняло мракъ. Несмотря на такую скромную обстановку, отрадно было смотретъ на венчающуюся пару. Оба серьезные, задумчивые, но спокойные стояли они и съ верою крестились и повторяли слова читаемыхъ молитвъ, взирая на лики святыхъ угодниковъ. Во время пенiя „Отче нашъ" слезы умиленiя брызнули изъ добрыхъ глазъ Тани, она изъ всей своей неиспорченной, юной души молилась Отцу Небесному и у Него испрашивала благословенiе на предстоящую новую жизнь. Также тихо и скромно уехали молодые, какъ и прiехали.

212                                         две пары.

Спустя какой-нибудь часъ после ихъ венчанiя, въ церкви замелькали огни, зажгли паникадила, толпа народа хлынула въ отворенныя двери, городскiе певчiе протеснились на клиросъ. На улице послышался звонъ колокольчиковъ и бубенчиковъ, кони дружно подкатили къ ограде десятокъ экипажей съ фонарями — женихъ вышелъ изъ коляски, дружнымъ концертомъ встретили его певчiе. Вотъ и невеста,—опять шумный концертъ, опять шопотъ толпы, восклицанiя, удивленiя и восхищенiя. Венчанiе началось. Стройно лилось пенiе подъ сводами храма. Иконостасы и кiоты ярко блестели при полномъ освещенiи. Женихъ съ невестой стояли сiяющiе счастьемъ. Изредка крестились они, но видно молитвенное настроенiе было чуждо имъ, слова песнопенiй и читаемыхъ священникомъ молитвъ скользили мимо ихъ слуха, не проникая въ душу. Петя стоялъ какъ очарованный. Толпа, блескъ, пенiе, смешанное благоуханiе ладона и духовъ слилось въ одно что-то радостное, светлое, отъ чего восторгомъ наполнялось его сердце; счастливыми глазами блуждалъ онъ по толпе, какъ бы говоря: „посмотрите, каковы мы, где вамъ всемъ до насъ"... Невеста изъ подъ новаго, блестящаго венца, тоже по временамъ украдкой взглядывала на окружающихъ, она не трепетала отъ восторга, подобно Пете, но вполне сознавала себя виновницею совершаю-щагося торжества, она знала, что служитъ предметомъ вниманiя и удивленiя всей собравшейся толпы, и жадно ловила слова похвалы и восхищенiя, на которыя не ску­пились пораженныя необычнымъ зрелищемъ крестьянскiя женщины и девушки.

Не одинъ уже годъ прошелъ со времени этихъ двухъ свадебъ. Много разъ блекли, обнажались и вновь распуска­лись окружавшiя церковь кудрявые тополи. Много счастливыхъ и несчастныхъ паръ встретили и проводили они тихимъ шелестомъ своихъ листьевъ. Съ годами изменились тополи, повыросли они, пошире раскинули свои душистыя ветки. Многое изменилось  и  въ участи  Ключев-

две пары.                                     213

скихъ крестьянъ. Теплый, августовскiй день клонился къ вечеру. Нашъ старый знакомый, Василiй съ женою Татьяной доваживалъ последнiе яровые снопы. Быстро и весело шли они за грузными возами, о чемъ-то дружелюбно разговаривая. Изъ-за пригорка показались широко раскинувшiеся „Чистые Ключи", недалеко отъ края, между пожелтелыхъ деревьевъ, виднелась белая тесовая крыша ихъ новой, просторной избы. Едва только поровнялись они съ рекой, какъ навстречу имъ выскочило изъ сада трое белоголовыхъ, розовыхъ мальчугановъ и, окруживъ отца съ матерью, на перебой просились покатать ихъ... „Опоздали, опоздали", ласково трепля ихъ по щекамъ, говорилъ отецъ, „давайте-ка лучше убирать снопы въ ригу", — воза мигомъ были развязаны и маленькiе, чуть не меньше самыхъ сноповъ, труженики дружно начали помогать отцу съ матерью убирать хлебъ. По уборке, отпрегъ Василiй лошадей и со всей семьей отправился въ садъ, где подъ яблоней играла лопухами маленькая Грушатка, а недалеко оть нея старенькая Власьевна ста­рательно раздувала самоваръ. Василiй тряхнулъ кудрявую сливу и десятокъ румяныхъ сливъ очутились на траве, мальчуганы мигомъ подхватили ихъ и куда-то съ визгомъ и смехомъ побежали. Самоваръ уже пыхтелъ на столе подъ широколиственнымъ кленомъ, и Василiй съ женой, помолившись на сiяющiй отъ лучей солнца крестъ сельскаго храма, уселись за столъ. Ихъ потныя, загорелыя лица ласково опахивалъ свежiй ветерокъ; крестясь и улыбаясь подсела къ нему и Власьевна, а тутъ запыхавшiеся мальчуганы воротились и набросились на толстыя лепешки, подсдобить которыя для своихъ внучатъ не поскупилась добрая бабушка... Въ это время изъ-за частокола показался мужичекъ.—„Здорово, Василiй Сергеичъ", проговорилъ онъ, „я къ тебе, съ докукой, слыхалъ, что у тебя ржица заводская, хорошая, не обменяешь ли мне на семена мешечка два? охота завести хорошiя-то семена"...— „Что жъ, изволь, можно", и Василiй быстро зашагалъ къ

214                                две пары.

амбару... видно, весело было ему услужить человеку, чемъ могъ. Едва Василiй уселся за столъ, какъ подошелъ другой соседъ.—„Беда, братъ Василiй, телега совсемъ развалилась", заговорилъ онъ, „а снопы все въ поле — заведро не увезешь, чего добраго, пропадутъ, не выручишь ли ты"?.. „Что-жъ, возьми, вонъ телега-то подъ навесомъ стоитъ, управляйся съ Богомъ, а я сегодня, слава Богу, последнiе привезъ, мне она покаместъ не нужна", и крестьянинъ, поблагодаривъ, пошелъ вывозить телегу, а Татьяна одобрительно посмотрела на мужа.

Попрежнему надъ всеми Ключевскими избами возвышался домъ Михея Ильича, но въ жизни его обитателей многое уже съ техъ поръ изменилось. Самого старика не стало, оставилъ онъ деткамъ свое богатство, но не оставилъ онъ вернаго спутника счастью—привычки къ разумному труду, и не принесла богатая невеста съ собою въ семью радости и мира. Обладая богатствомъ, она скоро проявила все свои качества. Избалованная и своенравная, она сменяла одну прихоть на другую, отъ мужа своего не терпела никакихъ возраженiй и противоречiй. Прежде у скромнаго Михея Ильича въ домъ бывали только люди деловые, степенные, а теперь обычную тишину сменило непрерывное веселье, съ ранняго утра до полуночи почти ежедневно домъ былъ полонъ такихъ гостей, у которыхъ кроме праздности не имелось никакихъ занятiй, не было иныхъ привычекъ, кроме разгула да навыка топить время въ вине и пересудахъ. Измученный сумасбродствомъ жены, часто осмеиваемый ею при ея легкомысленныхъ гостяхъ, Петръ Михеичъ пересталъ почти совсемъ бывать дома, и все время проводилъ въ разъездахъ по своимъ заведенiямъ, виномъ да жаждою къ новой наживе заглушалъ свое горе. Были у нихъ и дети, но несчастные были эти малютки. Брошенные на произволъ прислуги, не-видя почти отца, безъ материнской ласки, въ довольстве, но безъ разумнаго ухода, своенравные, золотушные, росли они, съ колыбели   впитывая   въ   себя   испаренiя отъ той

две пары.                                     215

гнилой, безсмысленной   жизни,   которою  жили  ихъ роди­тели...

После ряда особенно безотрадныхъ и въ то же время пьяно проведенныхъ дней, Петръ Михеичъ съ болью въ голове и страшною тоскою въ душе бродилъ по задамъ села—незаметно для себя добрелъ до садика Василiя, и, сквозь редеющую листву акацiи, ясно увиделъ счастливое лицо той самой Тани, которую онъ когда-то выгналъ изъ своего сердца, ради пышной богачки, теперешней его губительницы и мучительницы, какъ называлъ онъ ее обыкновенно. Долго, долго стоялъ Петръ Михеичъ и слушалъ дружелюбный, веселый семейный разговоръ, и онъ богачъ, предметъ зависти чуть не всего уезда, почувствовалъ себя жалкимъ, несчастнымъ въ сравненiи съ этимъ обыкновеннымъ мужичкомъ — Василiемъ. Съ слезами на глазахъ отвернулся онъ, и еще более опечаленный побрелъ по направленiю къ сельскому кладбищу. Здесь онъ опустился на траву подъ высокими липами, недалеко отъ него посреди убогихъ крестовъ возвышался красивый, мраморный памятникъ на могиле его отца. Долго и внимательно смотрелъ онъ на памятникъ, „спасибо тебе, батюшка, за избранницу", злобно прошепталъ онъ, „въ твой и мой домъ одну только погибель принесла она вместе съ тысячами своими". И опустилъ голову на колени. Долго сиделъ онъ въ такомъ положенiи. Листочки дре­весные тихо шелестели надъ нимъ, птички въ воздухе ве­село чирикали, недалеко на дороге поскрипывали воза, наконецъ Петръ Михеичъ всталъ и, съ решимостью въ голове, проговорилъ: „нетъ, родимый, рубль-то не Богъ, а мы-то ему молимся, мы-то на него жадничаемъ,—мы-то думаемъ, что съ нимъ непременно и счастье къ намъ привалитъ, такъ нетъ же, нетъ и нетъ"!.. и угрюмый, раздраженный направился онъ къ своему красивому дому, где слышались по обыкновенiю смехъ, песни, звонъ посуды, а люди постороннiе все-таки любовались на этотъ домъ, и пожалуй, многiе и многiе,   не раздумывая, поже-

216                                       простилъ!..

лали бы быть на месте Петра Михеича и его супруги. Но было ли, добрый читатель, въ немъ такое счастье, ради котораго стоило стать его обитателемъ?.. Это счастье было но не здесь, а подъ стройнымъ кленомъ въ садочке Василiя; но кудрявыя сливы заслонили его отъ глазъ людскихъ, не все бы, впрочемъ, если бы даже и видели его, и погнались за нимъ—ведь не всемъ по вкусу чест­ный, постоянный трудъ—этотъ непременный и необходи­мый спутникъ истиннаго счастiя...

^{Простилъ!..}

(Изъ разсказовъ о добрыхъ мужьяхъ).

На Гороховой улице въ Петербурге былъ большой домъ, похожiй на огромный улей, наполненный сверху до низу рабочимъ народомъ.

Вотъ уже съ полгода въ одной комнатке этого дома поселился Антонъ Громовъ, работавшiй наборщикомъ въ типографiи. Все соседки считали его вдовцомъ, но не за-старевшимся вдовцомъ, потому что сыну его, съ которымъ онъ жилъ одинъ, было не более шести летъ. Мальчикъ былъ всегда чисто умытъ и одетъ, какъ будто за нимъ ходила мать.

Однако, хотя и думали соседи про Громова, что онъ недавно овдовелъ, но не видать было, чтобы онъ и сынокъ его носили трауръ ¹), по которому можно было бы судить, что его жена умерла не такъ давно.

Каждый день, рано утромъ, Громовъ уходилъ въ свою типографiю. Онъ бралъ на руки еще заспаннаго ребенка и, по дороге, заносилъ его въ прiютъ, где можно было оставлять детей на целый день подъ присмотромъ прiют-

¹) Трауромъ называется черное платье, которое носятъ въ знакъ горя по по­койнику.

 

простилъ!..                                      217

скихъ нянекъ. По окончанiи рабочаго дня опять заходилъ за мальчикомъ, и они отправлялись въ лавки за своей провизiей. Отецъ велъ сына за руку, а мальчуганъ несъ корзинку, въ которую накладывались мясо, овощи и все, что нужно было на ужинъ. Прiйдя домой, оба запирались и уже никуда больше не выходили до следующаго утра.

Кумушки глядели на беднаго отца и жалели его,— ведь онъ такой еще не старый человекъ,—летъ сорока за глаза,—а лицо такое грустное, бледное, черная борода съ сильною проседью, тихiе печальные глаза!

Сострадательныя соседки говаривали ему вследъ:

—  Такому человеку непременно надо опять жениться.
Какой славный малый!.. Никогда не бываетъ пьянъ. Право,
онъ легко нашелъ бы хорошую девушку, которая стала
бы его беречь, да за малышомъ смотреть! А заметили
ли вы, какъ мальчикъ всегда опрятно одетъ? Ни пятнышка, ни дырочки на платье! Обстоятельный мужчина,
по всему видно. Пожалуй, въ день-то все два рубля зара­ботаетъ.

Каждое воскресенье отецъ и сынъ, въ вычищенномъ платье отправлялись куда нибудь гулять. Ихъ видели въ музеяхъ ¹), въ ботаническомъ ²) саду. Передъ обедомъ, въ четыре часа, случалось, что ихъ встречали въ маленькой кофейне въ ихъ квартале.

—  Нетъ, сударыни, — сказала разъ соседкамъ жена
домоваго швейцара, женщина съ чувствительнымъ серд-
цемъ, — нетъ, этого вдовца не женишь во второй разъ.
Недавно была я на Волковомъ кладбище; смотрю: онъ
идетъ съ мальчикомъ, уже такой-то жалкiй, что и сказать
нельзя. Верно у него тамъ жена схоронена. Обожалъ ее,
покойницу, должно быть. На редкость такая любовь, а слу­чается. Неутешный, значитъ.

¹) Музеемъ называются такiя места, где собраны и показываются разныя ред­кости и диковинки.

²) Ботаническимъ садомъ называется место, где насажены разныя редкiя и любопытныя породы деревьевъ изъ разныхъ земель.

218                                       прости лъ!..

Увы!—это была правда. Да, Громовъ крепко любилъ свою жену и не могъ утешиться, что потерялъ ее. Только онъ не былъ вдовцомъ.

Проста и не радостна была исторiя Антона.

Онъ всегда былъ крайне добросовестнымъ рабочимъ, но не особенно способнымъ; поэтому много прошло времени, прежде чемъ онъ сталъ хорошимъ наборщикомъ и могъ зарабатывать порядочныя деньги. Оттого-то и вышло такъ, что онъ вздумалъ жениться уже за тридцать летъ.

Ему бы надо было выбрать разумную девушку, видавшую бедность, какъ и онъ самъ, но любовь не слушается разсудка, не соображается съ благоразумiемъ. Громовъ встретилъ девятнадцатилетнюю девушку, съ очаровательнымъ личикомъ, — онъ потерялъ голову и безумно влюбился, а девушка, хотя и была хорошаго поведенiя, но была легкомыслена и думала больше всего о нарядахъ; действительно, она умела одеться въ самыя дешевыя тряпки, какъ принцесса. Громовъ успелъ сколотить немного денегъ; онъ могъ скромно, но мило устроить свое семейное гнездышко. Первое время после свадьбы было временемъ безоблачнаго счастья. Какъ они любили другъ друга!

Они поселились въ двухъ комнаткахъ въ пятомъ этаже, изъ оконъ котораго открывался видъ на весь Петербургъ. Каждый вечеръ Громовъ, кончивъ работу въ своей типографiи на правомъ берегу реки Невы, надевалъ поверхъ блузы пальто, придававшее ему видъ почти что наряднаго барина, и переходилъ Николаевскiй мостъ, где поджидалъ свою молоденькую жену, возвращавшуюся изъ своей цветочной мастерской съ Морской улицы. Они шли подъ руку домой, где ждалъ ихъ веселый ужинъ и теплый, уютный вечеръ на ихъ вышке.

Да, чудно имъ жилось!

Но скоро настали и заботы. Въ первый же годъ у нихъ родился сынокъ, котораго пришлось отдать кормилице въ деревню, чтобы мать могла продолжать работать въ мастерской. Они навещали разъ въ две недели своего

простилъ!..                                    219

ребенка въ одной изъ пригородныхъ деревень. Дитя, однако, недолго жило, — оно умерло отъ зубовъ, до года. Богъ послалъ имъ скоро утешенiе: новаго младенца, тоже мальчика, котораго назвали Адрiаномъ. Мать захотела сама его кормить и бросила свою мастерскую. Она брала работу на домъ, при чемъ, конечно, зарабатывала вдвое меньше противъ прежняго. Несмотря на то, ее все тянуло къ нарядамъ... А бедному Антону между темъ приходилось очень тяжело. Какъ онъ ни трудился, взявъ еще ночную работу въ одной газете, все-таки они не сводили концы съ концами. Начались долги...

Дитя подрастало, его отдали въ прiютъ, матери же стало скучно сидеть дома безъ дела. Легкомысленная молодая женщина привыкла безпрестанно уходить изъ дома, гулять безъ всякаго дела по улицамъ и бульварамъ. Долго ли тутъ до греха?

Странно и грустно было видеть эту неподходящую парочку. Онъ—преждевременно состарившiйся въ тяжелой работе, заваленный всякими заботами, и она—это шальная хорошенькая головка.

Какъ-то вечеромъ, вернувшись домой съ мальчуганомъ, за которымъ онъ заходилъ въ прiютъ, Антонъ увидалъ на столе письмо, адресованное на его имя. Когда онъ распечаталъ его и вынулъ изъ конверта, изъ него выкатилось обручальное кольцо его жены. Въ письме безсердечная женщина прощалась съ нимъ и съ ребенкомъ, умоляя простить ее!

Антонъ вместо злобы, почувствовалъ только горе, огромное горе. Можетъ быть, это было малодушiемъ съ его стороны, но онъ горько и много плакалъ. Когда сынъ спрашивалъ его потомъ:

—   Когда же мама вернется?

Онъ страстно обнималъ малютку и отвечалъ ему:

—   Не знаю.

Несчастье случилось весной, когда на улицахъ везде

220                                        простилъ!..

сладко пахло сиренью! Опасное время,—время искушенiй для слабыхъ людей, для легкомысленныхъ женщинъ.

Когда въ iюле пришлось платить за следующую треть квартиры, Антонъ продалъ почти все домашнiя вещи, чтобы заплатить долги, и переехалъ на Гороховую улицу, желая переменить совсемъ место жительства. Тутъ онъ и жилъ со своимъ мальчикомъ, тихо, скромно, съ достоинствомъ и молча перенося свое горе. Въ конце сентября онъ получилъ письмо отъ жены. На четырехъ страницахъ въ отчаянныхъ безсвязныхъ словахъ, залитыхъ слезами, она разсказывала ему, что ея любовникъ, студентъ-медикъ, уехалъ на летнiе месяцы въ деревню, куда-то на югъ къ своимъ роднымъ, и съ техъ поръ о немъ не было слуха. Онъ бросилъ ее; онъ, въ свою очередь, изменилъ изменнице мужа. Она умоляла Антона простить ее, горько раскаивалась, прося позволить ей вернуться домой.

Но на этотъ разъ гордость взяла верхъ — Антонъ остался непреклоненъ. Онъ не отвечалъ своей виновной жене. Съ техъ поръ о ней ничего не было слышно.

Подошло Рождество. Накануне праздника Антонъ, по заведенному имъ уже несколько летъ обычаю, пошелъ съ сыномъ на кладбище, где былъ схороненъ его старшiй ребенокъ. Въ первый разъ еще ему приходилось итти одному, безъ жены. Они всегда вместе ходили туда и относили маленькому покойнику венокъ изъ еловыхъ ветокъ на праздникъ.

Войдя въ ворота кладбища, Антонъ почувствовалъ въ этотъ серый, печальный декабрьскiй день хуже, чемъ когда-либо, тоску по той, которой не было подле него.

„Где-то она теперь? Что съ ней?"—думалъ онъ, и сердце его горько сжималось.

Дойдя до могилки сына, онъ остановился удивленный: на камне лежалъ венокъ, совершенно свежiй; его, очевидно, принесли очень недавно, сегодня, должно быть.

Вдругъ онъ почувствовалъ, что мальчикъ прижался къ его ногамъ, и услыхалъ его испуганный шопотъ:

простилъ!..                                                 221

— Папа, вонъ мама!

Онъ взглянулъ и увидалъ недалеко отъ того места, где онъ стоялъ, подъ деревьями, женщину, очень бедно одетую: въ старенькое платье и плохонькую шаль. Она глядела на него глазами, полными слезъ, и протягивала къ нему молящiя руки.

Судите Антона, какъ знаете, но въ эту минуту въ его простой, доброй душе не нашлось места для злой памяти и мести. Онъ весь задрожалъ, — не отъ воспоминанiя о перенесенной обиде, а отъ жалости при виде нищеты той, которую онъ такъ нежно любилъ. Онъ толкнулъ сына по направленiю къ матери и сказалъ:

—Подойди, поцелуй маму!

Она обняла ребенка и покрыла лицо его и волосы безумными поцелуями. Она вся замерла отъ радости. На-конецъ, она очнулась и, глядя на мужа, проговорила:

—Какъ вы добры!

Онъ былъ уже подле нея и съ пересохшимъ горломъ произнесъ почти резко:

—Не говори ничего. Давай руку, пойдемъ!

На пороге дома стояла жена швейцара. Проходя около нея, Антонъ остановился и сказалъ:

—   Вотъ моя жена. Она жила последнiе полгода въ про-
винцiи у своей больной матери. Она вернулась теперь домой.

Ему пришлось почти внести на лестницу совершенно ослабевшую отъ волненiя и радости жену.

Войдя въ бедную комнату, Антонъ посадилъ ее въ единственное кресло, снова толкнулъ къ ней сына, а самъ пошелъ къ столу, изъ котораго вынулъ обломанную коробочку. Изъ нея онъ вытащилъ обручальное кольцо и, надевъ его на палецъ жены, не говоря ни слова, тихо, торжественно поцеловалъ ее въ лобъ.

Прошлое было забыто. Бедная заблудившаяся странница поняла, что получила полное великодушное прощенiе и съ блаженствомъ почувствовала себя дома, въ тепломъ родномъ гнезде.

222                        одинъ изъ многихъ.

^{Одинъ изъ многихъ.}

(Разсказъ).

I.

Филатъ Кочкинъ стоялъ на перекрестке двухъ улицъ, спокойно поглядывая на прохожихъ, на проезжихъ, на переменчивое лице неба; иногда покрикивалъ на зазе-вавшагося извозчика: „держи правей", да и то только для порядка, чтобы те не забывали, что онъ есть сторожъ и имели бы должное уваженiе къ его отличительнымъ знакамъ: къ медной бляхе на шапке и пронзительному свистку, висевшему на толстомъ желтомъ шнурке. Терпеливо выстаивалъ онъ свои часы среди мостовой и только подъ конецъ дежурства позевывалъ и крестилъ ротъ. Онъ пользовался крепкимъ здоровьемъ и имелъ видъ человека дороднаго. Издали видно было его плечистую фигуру въ синей блузе и черную окладистую бороду. На этомъ перекрестке дедко-морозъ не разъ заставлялъ его кутаться въ овчинный тулупъ, не разъ мочилъ осеннiй дождь и ласково пригревало летнее солнце. По небу онъ съ детства привыкъ узнавать, когда ведро, когда ненастье. Нередко, стоя на часахъ, его мысли переносились въ родную деревню, где осталась жена съ троими детьми справлять всю черную крестьянскую работу. Положимъ, хозяйство у него было самое ничтожное, потому онъ и ушелъ въ Москву, благо хорошее место отыскалъ землякъ; отсюда онъ скорее поможетъ жене рублями, чемъ сидя дома своими руками; вотъ онъ и пришелъ. Первое время, нетъ-нетъ да и взгрустнется о своей семье; какъ-то они тамъ сердечные? а потомъ ознакомился со всеми въ своемъ околодке и ничего привыкъ. Ночью-ли, днемъ-ли стоитъ на часахъ, все знакомые лица видитъ. Одному улыбнется, другому головой кивнетъ, третьему по солдатски подъ козырекъ   сделаетъ,   а   то   и   покалякаетъ   о   городскихъ

одинъ изъ многихъ.                         223

новостяхъ, о томъ, что теперь въ деревне делается и при этомъ непременно на небо взглянетъ, потому что вся надежда православнаго крестьянина на одного Бога, живущаго на небесахъ; стало быть и ждать всего приходится съ неба, что Богъ пошлетъ.

—     Теперь чай въ деревне навозъ возятъ, говоритъ онъ дворнику, облокотившемуся на метлу.

—     Да, въ деревне его берегутъ на удобренiе земли, а здесь метлой гонятъ.

—     Какъ то теперь моя баба справляется, вздыхаетъ Филатъ и опять взглядываетъ на небо съ надеждой, что Господь ей поможетъ, а онъ, какъ только получитъ жалованье, такъ непременно пошлетъ ей пятерочку.

—     И диковинное дело, снова обращается Филатъ къ дворнику,—въ деревне, всякой благодати ждешь съ неба, отъ Бога, а здесь, въ городе, все больше въ землю смотрятъ, да по сторонамъ глазами рыщутъ, все другъ отъ друга высматриваютъ, выпытываютъ, къ кому выгоднее пристать, тому и служатъ, а не то чтобы по Божьи, по правде.

—     Правды-то нынче мало въ людяхъ, отвечаетъ двор-никъ и уходитъ въ свою калитку.

Филатъ остается одинъ со своими думами о правде, о Боге, и о своей семье, о суетности городской жизни и дивится на бездомовность беднаго люда, живущаго одной минутой. „Ишь ведь какъ, разсуждаетъ онъ про себя, есть въ кармане двугривенный и веселъ человекъ, и заботушки нетъ о завтрашнемъ дне; ахъ бездомовники этакiе, еще песни поютъ, а за уголъ гляди, не заплачено". Такъ разсуждалъ онъ первое время, присматриваясь къ безпечно живущимъ людямъ и осуждая ихъ въ душе, но, видно и за нимъ наблюдалъ врагъ своимъ лукавымъ окомъ. Мало по-малу, не замечая того самъ за собою, и онъ сталъ меньше думать о завтрашнемъ дне. Случилось это не вдругъ, а постепенно, подъ шумокъ суетной городской жизни, такъ какъ все вниманiе его было поглощено наблюденiемъ другихъ, а не самого себя. Русыя головки  ребя-

224                             одинъ изъ многихъ.

тишекъ и озабоченное лицо жены, стали какъ-то далеко, словно сквозь туманъ иногда мелькали въ его воображенiи. а передъ глазами ключемъ кипела веселая жизнь бездо-мовниковъ, съ песнями за бутылкой пива на последнiй гривенникъ, съ гармоникой и пляской, несмотря ни на посты, ни на праздники Божiи. И какъ ведь живутъ такiе люди: сейчасъ вместе гуляютъ, гляди ужъ и подрались, а тамъ опять пьютъ на мировую и снова дерутся. Филату не разъ приходилось водворять тишину въ такихъ компанiяхъ и случалось, что защищенная имъ отъ побоевъ какая-нибудь баба считала его уже своимъ благодетелемъ и звала къ себе на угощенье въ хозяйскую кухню, где она жила въ кухаркахъ. Кочкинъ въ порядочномъ количестве обзавелся знакомствомъ съ такими вострухами и дивился ихъ уменью стрекатать языкомъ какъ сороки, а больше всехъ на Ефросинью, у которой уже не разъ пивалъ чай съ хозяйскимъ вареньемъ.

„Ишъ ведь, думалъ онъ уходя отъ нея, тажъ баба, да не та: въ какомъ угодно обчестве въ карманъ за словомъ не полезетъ, а моя Лукерья, словно пень не отесанный". И сталъ онъ частенько похаживать къ веселой Ефросинье со своими гостинцами. Въ деревню все реже и реже приходили пятерочки, и семья Филата начала сильно нуждаться. Лукерья не разъ писала мужу письма, жалуясь на недостатки, но ответа не было. Натерпевшись вдоволь и голода и холода, она, заняла на дорогу у трактирщика и поехала въ Москву. „Письма можетъ и не доходятъ, думала она, сидя въ вагоне,—а какъ сама прiеду, да разскажу ему, какъ мы маемся, такъ ужъ наверно дастъ сколько нибудь деньженокъ, на поправку; можетъ на лошадь копитъ да домой сряжается, а люди болтаютъ, не знамо что, про семейнаго мужика". Такъ думала Лукерья, шагая съ котомкой за спиной съ вокзала по Московскимъ улицамъ, то и дело показывая прохожимъ лоскутокъ бумажки, на которомъ былъ записанъ адресъ мужа.

Она еще въ деревне слышала, что Филатъ обмоскви-

одинъ изъ многихъ.                            225

чался и что семья родная ему уже не дорога и не нужна, но не хотела верить дурнымъ слухамъ и спешила къ мужу. „Чай обрадуется, какъ скажу ему, что Степка поправился и сталъ ходить, а Захарка грамоте учится, Аленке косу заплетать стала, все подросли".

Занятая предстоящимъ свиданiемъ съ мужемъ, Лукерья шла торопливо, съ сильно бьющимся сердцемъ. Но вотъ и конецъ ея пути; ей указали квартиру Филата.

Онъ спалъ передъ дежурствомъ, когда вошла жена и очень былъ недоволенъ, что входная дверь съ визгомъ заскрипела.

—  Кто тамъ, грубо спросилъ онъ, не поворачивая
лица отъ стены.

— Это я, Филатъ, здравствуй соколикъ; отъ детокъ поклонъ привезла тебе. Соскучнились мы по тебе, ни слуху, ни духу сколько времени, вотъ я и надумала.

—     А-а, ну здравствуй Лукерья.

—     Какъ здоровъ, родимый?

—     Ничего.

—     Поди не ждалъ меня?

—     Нетъ.

—     Можетъ не во время прiехала, да ничего неподе-лаешь, нужда выгнала, задолжала Мефодьевичу много.

—     За деньгами? усмехнулся Филатъ.

—     Да где-жъ намъ взять-то; самъ знаешь, дети еще малы.

—     А я ихъ тутъ, деньги-то, самъ делаю что-ли?

—     Да ведь присылалъ ты бывало помаленьку, ну и легче было, а теперь просто беда.

Филатъ сиделъ на постели и молчалъ, разбирая пальцами свою черную бороду.

—  Степка ходить сталъ. Захарка за зиму читать
выучился, снова заговорила Лукерья, да вотъ обувка-то
съ ногъ свалилась, не въ чемъ въ училище ходить.

Она замолчала, ожидая ответа; молчалъ и Филатъ.

—Передъ Рождествомъ поросятъ продать пришлось,

226                            одинъ изъ многихъ.

а теперь  ужъ не  знаю, за что и взяться. Да что-жъ ты все молчишь? али ужъ у тебя другiя заботы есть?..

Лукерья уставилась глазами на мужа и вдругъ поблед-нела, вспоминая слышанное о немъ въ деревне. Филатъ молча всталъ, взялъ жестяной чайникъ и вышелъ. Жена сидела и плакала. Минуть черезъ пять, онъ вернулся съ горячимъ чаемъ, принесъ селедку, чернаго хлеба и ситнаго.

—  Ты вотъ чемъ плакать-то, закуси да испей чайку
съ дороги, а мне на часы пора.

Онъ наделъ свои доспехи передъ осколкомъ зеркала и ушелъ.

„Матерь Божiя! да что-же это съ нимъ сталося? Чужой, совсемъ чужой. Ни слова о детяхъ не спросилъ, ни о доме, никакого привета жене; отворожили знать".

Всю ночь проплакала Лукерья, ломая голову въ догадкахъ, кто отнялъ у меня мужа, кто не побоялся греха отнять отца у малыхъ детей? а онъ-то? Ведь онъ былъ хорошiй, заботливый; для семьи и въ Москву пошелъ, а теперь...

„Охъ, Матерь Божiя! вразуми Ты его Владычица", взмолилась Лукерья, устремляя взоръ на маленькiй образокъ, а сердце ея словно кто рвалъ на клочки. Она склонилась на свою котомку и взвыла въ голосъ.

Филатъ пришелъ на разсвете и старался быть съ женою ласковымъ.

—     Спасибо тебе, Лукерья, что вспомнила меня, сказалъ онъ, снимая свои доспехи — Погостить бы надо, да съ кемъ дети будутъ?

—     А добрые-то люди, а Господь-то.

—     Ну, всетаки, не дело ребятъ однихъ оставлять; ты ужъ того, поезжай домой; на дорогу я добылъ.

—     На дорогу, только?!

Кочкинъ, не выдержалъ притворства и вспылилъ.

—     А не хошь пешкомъ идти? крикнулъ онъ на жену.

—     Бога въ тебе нетъ, коли родныхъ детей забылъ; али я тебе такъ опостылела, что глаза твои меня видеть не могутъ?

_____________      одинъ изъ многихъ.______________ 227

—     А ты думала, что краше тебя и на свете нетъ?

—     Краше много найдется, а роднее жены нетъ. Да не о себе ужъ я говорю; детей-то пожалей ради Господа!

Она повалилась ему въ ноги, умоляя сжалиться надъ детьми.

Эта сцена патрясла бы всякаго, но Филатъ уже настолько очерствелъ сердцемъ, что слезы и мольбы жены его только раздражали. Все силы его души были теперь далеко отъ всего святого, прежде милаго и родного. Его пленила безшабашная жизнь въ трактирахъ и безпутная Ефросинья.

Жена и дети казались ему тяжелымъ бременемъ; безъ нихъ ему было вольготнее, веселее, а если иногда совесть и заставляла задуматься надъ своей жизнью,, такъ онъ заливалъ ее виномъ, или шелъ къ веселой Ефросиньи, которая умела разсудить все въ его пользу.

—  Встань, чего воешь! крикнулъ онъ на жену и
вышелъ вонъ, сильно хлопнувъ дверью.

„Видно ничего не поделаешь, придется дать сколько-нибудь, да ужъ темъ пусть и заговеется", думалъ онъ, направляясь къ Ефросиньи „занять" своихъ же денегъ. На обратномъ пути, въ голове Филата, какъ страшный проснувшiйся зверь, заворочилась преступная мысль: какъ бы совсемъ избавиться отъ жены? Но эта мысль только еще заявила о своемъ появленiи въ голове, а пока что, надо было поскорей выпроводить Лукерью въ деревню, съ глазъ долой, и онъ ее выпроводилъ съ несколькими рублями, стараясь скрыть задуманное.

I I.

—     Бежимъ, ребята, мамка отъ тятьки съ гостинцами едетъ!— крикнула Аленка, завидя Лукерью издали и все трое пустились бежать на встречу мамке. Маленькiй Степка не успевалъ за старшими и Захарка, схвативъ его на руки, пустился бегомъ за Аленкой.

—     Мамка, мамка съ гостинцами! кричали ребята.

228                        одинъ изъ многихъ.

Гостинцы, действительно, въ котомке были, но какъ дорого достались они мамке, вернувшейся отъ мужа съ истерзаннымъ сердцемъ, дети не понимали и весело принялись тормошить суму, изъ которой торчали калачи, баранки и дешевые пряники.

—     Сказала поклонъ нашъ тяти? сказала, что я теперь грамотный? — приставалъ Захарка къ матери, выбирая изъ сумы гостинцы.

—     Сказала, сынокъ.

—     Ну, что онъ?

—     Ничего.

—     Какъ ничего?

—     Такъ, ничего...

Мальчикъ сдвинулъ брови и на минуту задумался, глядя на грустное лицо матери. Онъ смутно понялъ, что отецъ равнодушно отнесся и къ ихъ поклонамъ, и къ его, Захаркиной, грамотности. Это его сильно огорчило.

—     Да какъ же такъ, неужто совсемъ, такъ-таки ничего и не сказалъ?

—     Охъ, Захарушка, изменился нашъ отецъ, другимъ сталъ.

Мальчикъ зашевелилъ бровями, напрягая свой детскiй умъ: что означаютъ слова матери?

—     Изменился, говоришь?—переспросилъ онъ серьезно.

—     Совсемъ другимъ сталъ.

—     Пьетъ?

—     Не знаю; я его трезвымъ застала, а только одичалъ онъ въ Москве; меня словно чужую встретилъ; ласковаго слова не сказалъ, ни о чемъ не спросилъ. Наплакалась я у него вдоволь, да и въ обратный путь.

Прислушалась къ разсказу матери и Аленка, и словно остолбенела съ пряникомъ въ рукахъ, съ полуоткрытымъ ртомъ, глядя на плачущую мать.

Такъ принимаютъ весть о дорогомъ покойнике, но здесь дети теряли живого отца и стояли въ недоуменiи, пораженные неожиданнымъ известiемъ.

одинъ изъ многихъ.                               229

Детская радость вдругъ сбежала съ ихъ лицъ и въ избе стало тихо, тихо; только слышались вздохи Лукерьи да сверчекъ не унывалъ подъ печкой, повторяя свое: трикъ, трикъ. Съ этой поездки жизнь Лукерьи стала еще тяжелее во всехъ отношенiяхъ. Проходили недели и месяцы, а отъ Филата въ деревню ни гроша, ни весточки. „Совсемъ отбился отъ дома", говорили соседи.

—  Ты бы опять къ нему съездила, советовали крестьяне.

— Тамъ онъ веди себя какъ хошь, а о детяхъ долженъ позаботиться; не судомъ же съ него требовать, чай какую ни на есть совесть имеетъ.

Лукерья и сама также думала, да не сладки ей были эти поездки въ Москву, а, главное, не на что. Но часто бываетъ и такъ: плачешь, да идешь, пошла и она опять къ Мефодьевичу съ поклономъ. Не отказалъ трактирщикъ дать на дорогу, жалеючи ребятишекъ, и она поехала. Филатъ встретилъ ее также холодно, какъ и въ первый разъ, но сдерживался быть очень грубымъ и даже спросилъ о детяхъ.

Лукерья все разсказала, но денегъ пока не просила. Ей хотелось побыть у мужа подольше, поглядеть на его житье-бытье, но, къ несчастiю, она захворала и пришлось лечь въ больницу. Филатъ повеселелъ, думая, не умретъ-ли жена, но надежда его обманула. Мало-по-малу, начала она поправляться и хотела уже выписываться, и сказала объ этомъ Филату.

—  Куда спешишь, приду я завтра и поговоримъ объ
этомъ, — сказалъ Филатъ, опуская глаза внизъ.

Лукерья не настаивала, лишь бы не раздражить мужа.

На другой день, онъ пришелъ, какъ обещалъ и уговорилъ ее остаться въ больнице еще на денекъ, хорошенько запастись силами, для чего и принесъ ей своего лекарства, которое велелъ принять потихоньку отъ всехъ, потому что доктора не любятъ, когда больные пользуютъ себя не по ихнему рецепту, а своимъ лекарствомъ. Лукерья пове-

230                        одинъ изъ многихъ.

рила и выпила принесенный мужемъ ядъ, а—онъ поспешилъ уйти, якобы на дежурство. Преступленiе однако скрыть не удалось. Когда съ больной начались мучительные припадки, къ ней подошла дежурная няня и спросила: что съ нею?

—     Смертушка моя пришла, помираю, — простонала больная съ пеной у рта.

—     Не съела-ли ты чего вреднаго?

—     Ничего кроме лекарства.

—     Какого лекарства? ведь ты на выписку хотела.

—     Мужъ мне принесъ, чтобы скорей поправилась; вотъ здесь, подъ подушкой осталось еще...

Достали злополучное лекарство, послали за докторомъ, но было уже поздно; ему пришлось только удостоверить смерть отъ отравленiя.

Филата немедленно арестовали. Онъ достигъ давно намеченной цели: избавился отъ немилой жены. Но что онъ прiобрелъ? Тяжелыя кандалы на ногахъ, погромыхивая при малейшемъ движенiи, напоминали ему потерянную свободу, которая казалась теперь такъ мила и дорога, что онъ отдалъ бы за нее полжизни. Сидя за железной решеткой, онъ вспоминалъ свою родную деревню, съ ветхими избушками, где хоть бедно жилось, да крепко спалось. Въ долгую безсонную ночь воображенiе его усиленно работало.

Вотъ пришло домой известiе о всемъ случившемся. Деревня всполошилась; все бегутъ къ его избе взглянуть на сиротъ; дети смотрятъ испуганно, сбившись въ уголъ, какъ овцы; имъ разсказываютъ: отецъ преступникъ отравилъ вашу мать, сидитъ въ остроге, закованный, а они, бедняжки, трясутся отъ страха и плачутъ. О комъ же они плачутъ? о немъ или о матери? О, нетъ, о немъ теперь некому плакать; о немъ не заплачутъ и родные дети. Для чего же, для кого же онъ шелъ на это страшное дело? и глухой, отчаянный стонъ вырывается изъ груди Филата. Онъ сжимаетъ кулаки, готовый раздавить своего врага, но тутъ же опускаетъ руки.

ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.                                        231

Где онъ, и кто онъ, этотъ врагъ? Не самъ ли онъ, шагъ за шагомъ пробивалъ себе тропу къ этимъ позорнымъ оковамъ? Въ открытую форточку врывался свежiй утреннiй воздухъ, слышно было щебетанье птицъ, вся природа пробуждалась и манила на просторъ, въ поле, въ лесъ, а онъ, выросшiй на этомъ просторе, долженъ сидеть въ тюрьме. „Нищiй, неимеющiй пристанища, и тотъ счастливее меня", — шепталъ Филатъ, поглядывая сквозь решетку окна. А давно-ли и онъ былъ на свободе? Спокойно стоялъ на перекрестке, поглядывая на синее небо, на ясныя звезды, высчитывая дни до получки, чтобы послать домой деньжонокъ.

Какъ хорошо и светло тогда было на душе! „Лукерьи теперь хорошо, ей Господь все грехи проститъ, а вотъ мне что будетъ?.." На этотъ вопросъ Филату отвечали только цепи глухимъ зловещимъ бряцаньемъ.

Жестокiй мужъ.

Въ одной деревне жила вдова Васена. У нея было трое уже большихъ детей: два сына и дочь Арина. Младшiй сынъ служилъ въ солдатахъ; старшiй жилъ въ городе у одного барина въ дворникахъ, а Арина жила дома вместе съ матерью. Жили они не бедно; старшiй сынъ высылалъ имъ денегъ аккуратно, а дома недостатка у нихъ не было: была и корова, и куры, и овцы.

Васена была работящая и добрая старуха; съ утра до вечера работала она съ Ариною, не покладая рукъ. Жили оне дружно и хорошо, въ доме у нихъ былъ везде порядокъ, скотина стояла напоена и накормлена. Ни одинъ нищiй или странникъ не уходилъ отъ нихъ безъ того, чтобы онъ не накормили и не напоили его. Ко всемъ они были ласковы и каждаго человека встречали радостно.

232                                  ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.

Одно только горе и было у Васены, это то, что Арина была нездоровая. Посмотритъ Васена на другихъ девокъ,— все толстыя, краснощекiя— кровь съ молокомъ, а Арина бледная, худая и все на какую-нибудь болезнь жалуется. И хороша бы была девка, и коса большая, и лицомъ красива, и нравомъ тихая, да худа была ужъ очень и хворала часто. Думала Васена, что Арину и замужъ никто не возьметъ, а вышло иначе.

Прiехалъ разъ вечеромъ къ нимъ, будто ненарокомъ, старикъ изъ сосвдней деревни, а съ нимъ парень молодой. Прiехали будто за деломъ — шерсть покупать. Лошадь у нихъ хорошая, упряжь исправная, и сами одеты хорошо. Васена гостямъ рада, ужинать ихъ съ собою пригласила. Сидятъ они все, ужинаютъ, едятъ и все на Арину посматриваютъ.

После ужина всталъ старикъ, поблагодарилъ хозяйку за хлебъ-за-соль, дождался, когда Арина зачемъ-то вышла изъ избы, и говоритъ Васене:

—  Вотъ что, бабушка: прiехали мы не за шерстью,
а за дочерью твоею Ариною. Слышали мы о ней, что она
у тебя хорошая, работать любитъ и нравомъ тихая. Хо-
тимъ мы ее посватать за сына нашего Василiя. Люди мы
не бедные, неволить работой ея не будемъ. А вотъ коли
тебе подходитъ это дело, и Арине по сердцу сынъ нашъ
придется, такъ мы и сватовъ зашлемъ къ тебе.

Васена видитъ, — люди хорошiе, старикъ степенный, да и сынъ ничего себе. Поблагодарила она гостей и обещалась подумать и спросить у дочери.

Простились гости, уехали, а Васена и говоритъ Арине:

—  Слышишь, дитятко, сватать тебя прiезжали. Неволить тебя я не стану, ты ведь одна у меня и есть, а
коли по сердцу тебе молодецъ этотъ, то выходи съ Бо-
гомъ замужъ. Люди, гляди, съ виду хорошiе, можетъ,
Богъ пошлетъ тебе счастье. Не весь же векъ въ девкахъ
сидеть. Хорошо тебе теперь, пока я жива, а какъ помру,

ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.                              233

да женятся сыновья,—при чемъ ты останешься? Подумай, дитятко, а я поразузнаю, что они за люди и какъ живутъ.

Разузнала Васена, что семья Василiя живетъ хорошо и въ достатке. Кроме стариковъ, есть у Василiя братъ старшiй, женатый. Все люди не ленивые, работаютъ, не гуляютъ.

Потолковали старики между собою и порешили дело. Собрала Васена свою дочку, сыграли осенью свадьбу, и перешла Арина жить въ новую деревню, въ семью мужа.

Сначала хорошо жилось Арине. Съ мужемъ жили они ладно, свекоръ тоже полюбилъ ее и жалелъ даже больше, чемъ старшую невестку. И работой ея не неволилъ и часто даже гостинцами баловалъ. За это и не взлюбила свекровь Арину. Любила она больше старшую невестку, и обидно ей стало, что мужъ больше младшую любитъ. Старшая невестка была баба здоровая, толстая и работала много, а Арина была слабая. Бывало чуть отстанетъ она въ работе отъ невестки, а свекровь и напустится на нее:

—  Ахъ ты, такая-сякая! Да за что же тебя батюшка
гостинцами балуетъ? Чтобы ты ленилась, что ли? Изба-
ловалъ, я вижу, онъ тебя только, вотъ ты и отъ работы
отбиваешься!

И пойдетъ и пойдетъ ее укорять!

А Арина все молчитъ, никому не жалуется, даже и мужу не говоритъ; поплачетъ только где-нибудь въ уголке. Заметить иной разъ свекоръ, что у Арины глаза заплаканы, и станетъ спрашивать, не обиделъ ли кто ея. Арина испугается, чтобы изъ-за нея въ семье не поссорились и не скажетъ ничего свекру, а все на свою болезнь свалитъ: „Больна, молъ, батюшка, нездоровиться мне".

Покачаетъ головой старикъ.

—     Ой, Арина, не врешь ли ты?—скажетъ.

—     Не старуха ли моя тебя обижаетъ? Я что-то замечаю, что она неласкова къ тебе. Лучше скажи правду,

 

234                               ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.

я ее проучу, какъ больного человека до слезъ-то доводить; я ведь знаю ее!

Арина посмотритъ на старика ласково и скажетъ:

— Спасибо, батюшка, за то, что любите меня. Никто меня не обижаетъ, ни на кого не думайте и не сердитесь.

Черезъ годъ умеръ свекоръ, а у Арины родился ребенокъ. После смерти мужа свекровь еще больше стала донимать Арину. Мужа-то она своего, бывало, боялась, а какъ умерь онъ, то и доставалось же Арине! И ходитъ-то она не такъ, повернется-то не такъ и взглянетъ не хорошо. Что бы Арина ни сделала, за все свекровь кричитъ на нее. До того дошла, что и ребенка Арины не возлюбила.

Бывало, летомъ сберутся бабы жать въ поле, возьметъ Арина своего ребенка съ собою, такъ свекровь ей и покормить его не позволяла. Лежитъ ребеночекъ на меже голодный, плачетъ, надрывается, посинеетъ весь. Арина жнетъ около и слышитъ, какъ кричитъ ребенокъ, а подойти боится,—не смеетъ ослушаться свекрови.

„Господи, думаетъ, ужъ лучше бы Ты его къ Себе прибралъ! Чемъ же онъ, маленькiй, виноватъ-то, муку такую терпитъ!"

А слезы такъ и катятся у Арины изъ глазъ и капаютъ на руки.

Только и отдохнетъ Арина, когда отпустить ее свекровь къ матери погостить. Ждетъ, бывало, Арина этого дня больше, чемъ праздника какого. Соберется рано-рано поутру съ ребенкомъ, выйдетъ за деревню и повеселеетъ вся; бежитъ дорогою, не дождется, когда съ матерью увидится; а придетъ къ ней, такъ Васена отъ радости не знаетъ, куда и посадить дочку, чемъ угостить получше: смотритъ на нее, не наглядится. Станетъ спрашивать, какъ ей живется, хорошо-ли, правда-ли слухи до нея дошли, что свекровь бранитъ ее? А Арине такъ радостно, что мать весела  и ничего  не знаетъ,   что  не хочется ей

 

 

ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.                               235

ее огорчать и ея веселья портить. И скажетъ она, что хорошо ей живется, а что свекровь хоть и поворчитъ иной разъ, такъ, молъ, и у всехъ это бываетъ; зато мужъ ее любитъ и жалеетъ.

Такъ прожила Арина еще годъ. Во все это время не унималась свекровь и затеяла еще новое дело: захотела поссорить Арину съ ея мужемъ. Стала наговаривать она Василiю, что свекоръ неспроста любилъ Арину и гостинцы ей возилъ, а что она приворожила его и его любовницей была. Сначала Василiй не верилъ матери и смеялся только на ея слова; но свекровь не унималась, каждый день она находила новыя улики противъ Арины и добилась, наконецъ, того, что Василiй поверилъ ей въ этомъ и сталъ упрекать Арину въ неверности. Какъ ни уверяла она его, что все это неправда, онъ уже не верилъ ей и вместе съ матерью принялся донимать Арину.

Тутъ уже она больше не вытерпела. Пока мужъ любилъ и верилъ ей — она все сносила отъ срекрови и отводила свою душу хоть тогда, когда оставалась съ мужемъ одна. Теперь она не видала отъ мужа ничего, кроме брани и побоевъ. Часто въ свободное время онъ уходилъ изъ дома, пропадалъ по целымъ днямъ и приходилъ домой пьяный.

Тяжело стало Арине; не было у ней никого, съ кемъ бы она могла поговорить по душе и разсказать все горе. И однажды, когда мужъ избилъ ее жестоко, вздумала Арина уйти къ матери.

„Зачемъ я буду тутъ жить,—думала она:—мужъ меня не любитъ, бранить и дерется; свекровь совсемъ поедомъ естъ. Уйду лучше къ матушке, а въ хозяйстве они и безъ меня справятся; все равно я плохая имъ работница".

Подумала такъ Арина и отпросилась разъ у свекрови сходить къ матушке. Собралась она, взяла кое-какiя свои вещи, взяла ребенка и пошла. Идетъ дорогою и плачетъ: и горько ей, что она мужа бросила, и тутъ оставаться было ужъ ей не подъ силу.

236                               ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.

Пришла Арина къ матери. Увидала Васена, что дочка плачетъ, и стала ее разспрашивать. Не утерпела Арина и разсказала матери въ первый разъ свое горе.

Всплеснула руками старушка, обняла свою Арину, да такъ и замерла, отъ слезъ и выговорить ничего не можетъ.  Наплакались они обе, Васена и говоритъ:

—     Что же ты, дитятко, раньше мне этого не сказала, я поговорила бы съ нимъ... Ахъ, онъ этакой непутевый!.. Посмотри, на кого ты похожа стала? Извели они тебя, дитятко мое ненаглядное! А все-таки, доченька милая, худо ты сделала, что ушла отъ нихъ! Худо!.. Не для того ты замужъ выходила, чтобы безъ мужа жить! Не ладно, коли баба отъ мужа бегать станетъ... Воротись къ нему! Поживи, потерпи, голубушка,—авось, онъ надоумится, въ чувство придетъ...

—     Я и сама мати, думаю: лучше мне воротиться къ нему... — сказала Арина. — Мне ужъ что-то и жаль его стало, хошь онъ и не любитъ меня...

А ты переночуй у меня, да завтра утречкомъ и съ Богомъ!..—говорила ей старуха.

—  Ладно, мати!

Какъ сказали такъ и сделали. Поутру Арина стала собираться домой. А въ это время Василiй — пьяный — подкатилъ на телеге къ тещиной избе, сталъ ругаться и требовать чтобы старуха отдала ему дочь. Васена вышла на встречу зятю, загородила собою дочь и говоритъ:

—  Не гневайся на нее, зятюшка, не серчай! Помилуй, пожалей мою доченьку... Вишь, она какая ледащая
да хворая!..

Василiй разсвирепелъ совсемъ, бросился на тещу съ кулаками и ударилъ ее такъ, что старушка только вскрикнула, упала на землю и ударилась головой объ лавку. Арина бросилась къ матери. Василiй схватилъ жену и, какъ она была въ одномъ сарафане, такъ и потащилъ ее на дворъ, а было это Великимъ постомъ; на улице стояли лужи отъ тающаго снега, и было холодно.

ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.                                   237

На дворе онъ скрутилъ Арине веревкой руки и при-вязалъ ее къ оглобле, рядомъ съ лошадью. Пока онъ все это делалъ, кругомъ собрался народъ и съ любопытствомъ смотрелъ, что будетъ дальше. Никто не вступился за Арину, и все считали, что вмешиваться въ дело мужа и жены не следуетъ.

— Значитъ, стоитъ она того; не бегала бы отъ мужа!—говорили они.

Такъ никто не остановилъ Василiя, и онъ селъ въ телегу и выехалъ на улицу.

Когда Васена очнулась и увидала, что дочери въ избе нетъ, она кинулась за нею вонъ изъ избы на улицу, Арина въ одномъ сарафане, въ худыхъ башмакахъ и въ одномъ бумажномъ платке, который сбился у нея на голове совсемъ на сторону, бежала подле лошади, а Василiй сиделъ въ телеге и подгонялъ кнутомъ лошадь и жену.  Разъ ударитъ по лошади, а два по жене.

Васена увидала дочь и заголосила; бросилась было за нею, но народъ не пустилъ ея. Къ ней подошли бабы-соседки и начали увещавать, что не надо ей бежать за Ариной, что все равно она ея не догонитъ, а если и догонитъ, то ни чемъ не поможетъ; пожалуй, еще хуже разозлитъ Василiя, и Арине достанется еще больше... Васена не слушала никакихъ советовъ и увещанiй, а билась и рвалась за дочерью, пока не выбилась изъ силъ и не упала на землю. Тогда ее подняли и понесли въ избу.

А Василiй уже выезжалъ за деревню. Несчастный видъ Арины еще более растравлялъ его злость. Онъ, уже не помня себя, гналъ лошадь и билъ кнутомъ жену. Увидитъ, где на дороге больше снега и воды, туда и гонитъ лошадь. Несколько разъ Арина падала и волочилась по земле; тогда Василiй останавливался, поднималъ ее и опять гналъ лошадь дальше. Такъ онъ въехалъ въ свою деревню и поехалъ по улице шагомъ.

Тутъ тоже собрался народъ и шелъ вследъ за Василiемъ. Это дело было диковинкой для крестьянъ, и мно-

238                             ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.

гiе изъ нихъ стали даже смеяться и поддразнивать Василiя:

—  А ну-ка, Василiй, что это у тебя пристяжная
словно пристала; ты бы ее кнутикомъ подогналъ! — кричали они со смехомъ.

Некоторыя бабы съ ужасомъ крестились и говорили, что, видно, пришелъ конецъ свету, и началось светопреставленiе, но такихъ было мало, а все остальныя были на стороне Василiя и одобряли его.

Василiю такъ понравилось слышать, какъ его хвалятъ, что онъ захотелъ еще потаскать свою жену и, поровнявшись со своимъ дворомъ, поехалъ еще дальше.

У воротъ одной избы стоялъ высокiй мужикъ съ длин­ной рыжей, уже съ проседью, бородой. Онъ все время всматривался въ толпу, чтобы разглядеть, зачемъ они собрались и о чемъ толкуютъ и кричатъ. Когда Василiй подъехалъ ближе къ его избе, и старикъ увиделъ Арину и понялъ въ чемъ дело, онъ быстро пошелъ на встречу Василiю, сталъ на дороге и схватилъ его лошадь за узду.

Мужикъ этоть былъ товарищъ отца Василiя. Онъ зналъ Василiя и его мать и не редко увещавалъ ее не придираться и пожалеть Арину.

Василiй увиделъ, что его не пускаютъ   и закричалъ:

—  Пусти, дядя Андрей! Эй, пусти! А то и тебе до­станется! Не посмотрю, что ты старикъ!

И Василiй ударилъ кнутомъ лошадь. Лошадь дернула, но старикъ сильною рукою осадилъ ее назадъ. Онъ молча поднялъ голову и посмотрелъ на Василiя. Лицо его побледнело и было строго.

Народъ на минуту притихъ и ждалъ, что будетъ дальше.

Старикъ не громкимъ, но твердымъ голосомъ прого-ворилъ:

—  Опомнись, Василiй! будетъ грешить-то, нечистаго
радовать! Бога ты, видно, забылъ!.. Говорю тебе: уймись!
Полно!..

ЖЕСТОКIЙ   МУЖЪ.                       239

Василiй молчалъ, а старикъ круто завернулъ лошадь и сказалъ:

—  Поезжай-ка домой!

Василiй не проронилъ ни слова и поехалъ назадъ.

Когда Арину отвязали отъ телеги, на нее страшно было взглянуть. Все платье на ней было мокро и въ грязи; платокъ упалъ съ головы, волоса расплелись и висели по плечамъ. Лицо было бледно какъ полотно и все въ грязи. Она дрожала отъ холода и оглядывалась кругомъ, точно не понимая, где она, и что съ нею сделали.

Дома на нее накинулась свекровь, и на ночь, чтобы она опять не ушла, ее привязали къ лавке веревками. Но это было уже не нужно. Ночью у Арины сделался жаръ и бредъ, и она заболела горячкой. Целые дни она металась по постели и бормотала что-то про себя.

Василiй ходилъ молчаливый и ни съ кемъ не говорилъ ни слова. Свекровь тоже притихла.

Разъ передъ вечеромъ Арина пришла въ себя и открыла глаза. Въ это время Василiй былъ въ избе. Онъ взглянулъ на Арину и подошелъ къ ней.

—  Ну, что, Арина, полегчало ли тебе? — спросилъ
онъ.—Ты ужъ меня, Арина, прости, я, я...

И онъ не договорилъ, отвернулся и заплакалъ.

Арина посмотрела на Василiя и протянула  къ нему руки.

—   Вася, родной мой...—и она что-то тихо зашептала.
Василiй нагнулся къ ней ближе, но ничего не могъ

разобрать.

Къ утру Арина умерла.

 

 

 

 

 

 

 

240                                   ДВЕ   ЖЕРТВЫ.

Две жертвы.

(Изъ разсказовъ сельскаго священника).

Въ одномъ изъ селъ Тверской епархiи, было семейство, состоящее изъ мужа — Степана Иванова, жены — Але­ксандры Ивановой, сына Ивана и двухъ дочерей. Семейство это было крайне неблагоустроено, такъ что къ нимъ страшно бывало, войти въ домъ. Степанъ ругаетъ жену и детей; жена ругаетъ мужа; даже дети ругаютъ отца; точно въ какомъ аду вы находитесь. Все въ какомъ-то неестественномъ, страшномъ напряженiи и безпокойстве. Если вы вздумаете сделать вразумленiе и наставленiе отцу, какъ главе семейства, — жена и дети тутъ же при васъ начнутъ бранить его и корить всячески: „И пьяница-то ты, и воръ-то ты, и буянъ-то ты!". Если вы остановите жену и детей и скажете имъ: „Что вы! Бога не боитесь, такъ ругаете отца"! — отецъ тутъ же при васъ начнетъ такъ позорить жену, дочерей и сына, что того и гляди, дойдетъ до драки.

—     Христiане ли вы? Что вы! Богъ съ вами! Пере­креститесь! Образумьтесь!

—     Да помилуй, батюшка! — кричитъ отецъ: отъ нихъ мне совсемъ житья нетъ. Хоть вонъ изъ дома беги!

— Нетъ, батюшка, ты постой-ка, перебиваютъ въ три голоса жена, дочери и сынъ. — Онъ ведь насъ всехъ бьетъ безъ пощады; — онъ насъ ругаетъ всячески, онъ насъ изъ дома гонитъ.

—     Подождите, подождите, ради Бога, — останавливаешь этотъ потокъ речей,— куда!..

—     Нетъ, ты выслушай, батюшка, — кричитъ отецъ: — сынъ, Иванъ-то, меня вчерась за бороду схватилъ.

—     Когда? Я? Вчерась? Ахъ ты, старый!... начинаетъ сынъ.

—     Что ты, Иванъ, въ уме ли?... скажешь  Ивану.

ДВЕ   ЖЕРТВЫ.                                                241

—  Да нетъ, батюшка, кричатъ дочери, —ты спроси-ка
его (т.-е., отца), за что онъ вчерась всехъ насъ выгналъ
изъ дому?

— За что? Известно, за что, — ворчитъ отецъ.

—  А за что? вступается жена и обзываетъ его пьяницею и т. п.

Настаетъ, наконецъ, минута молчанiя. Все переводятъ духъ и собираются съ силами, чтобы вновь начать.

—     Послушайте-ка, Степанъ, и ты, Александра, начнешь имъ говорить. — Такъ ли живутъ въ добрыхъ семействахъ христiанскихъ? Посмотрите-ка вы на себя. Ведь, вы хуже татаръ. Вы, ведь, не молодые; ведь ужъ у васъ дочери невесты, и Иванъ на возрасте. Что вы беса-то тешите вашими ссорами и драками? Хорошее ли это дело? И дети-то, на васъ глядя, то же творятъ.

—     Да ты, батюшка, поучи ихъ, чтобы они отца не ругали и не били, заговоритъ отецъ.

—     Кто тебя бьетъ? кто тебя ругаетъ? закричать разомъ и жена, и дочери, и Иванъ; и перекоры другъ на друга польются неудержимымъ потокомъ. Слушаешь и ужасаешься.

—     Иванъ, вспомни ты Бога, вспомни ты заповедь Господа! Ведь ты грамотный, Иванъ. Ты знаешь, что говоритъ Господь: чти отца твоего. Ты училъ священную исторiю: помнишь, что было съ Хамомъ за непочтенiе къ отцу; ты ведь знаешь, что въ Ветхомъ Завете смертная казнь назначена была за оскорбленiе отца.

—     Вотъ такъ-то его! — говорить злорадостно отецъ. И противъ него снова поднимается буря. Перекорамъ конца нетъ.

—     Успокойтесь ради Бога, начнешь опять говорить имъ.— Духу не можете перевести. Сядьте-ка, я съ вами потолкую.

—     Нетъ, ужъ ты, батюшка, его урезонь хорошенько, чтобъ онъ насъ изъ дому не выгонялъ, начнетъ жена, не слушая никого.

242                              две жертвы.

—     Да ты погоди, Александра...

—     Мой домъ, мой...

—     Твой домъ! Где онъ твой-то? начнетъ Степанъ.

—     Мой, коли я въ немъ хозяйка!

Действительно, домъ принадлежалъ  Александре; она была одна только дочь у отца, богатаго крестьянина, которому полюбился Степанъ, живши у него въ работникахъ. И точно, Степанъ былъ работникъ сильный и ловкiй; только уже сердцемъ былъ — огонь. Его и приняли въ домъ къ Александре. Отецъ и мать скоро померли, осталась Александра одна съ мужемъ; но она ужъ привыкла на Степана смотреть, какъ на батрака, и ни въ чемъ ему не уступала. Зато Степанъ нередко подъ пьяную руку сильно билъ ее. Ужъ и на мiру-то они судились; и тамъ ругались и корились; и тамъ съ ними сладу никакого не было. Степана однажды и розгами наказали, да толку никакого не было. Пробовалъ и я неоднократно вразумлять каждаго по одиночке, особенно на исповеди. Говоришь, говоришь каждому, — куда! Ни съ однимъ не сладишь. Послушаешь каждаго, — каждый правъ: онъ чисть и святъ; все другiе виноваты. Никакъ не доведешь до сознанiя, что вотъ именно онъ виноватъ въ томъ и томъ. Разумеется, водка тутъ много подливала зла. Степанъ попивалъ, и Александра попивала; ну, бывало, попадетъ въ голову, и пойдетъ баталiя. Но наша речь не о нихъ, а объ Иване.

Иванъ съ самаго младенчества своего былъ баловнемъ матери, и по характеру страшно раздражителенъ, неудержимо пылокъ и крайне своенравенъ. Страху Божьяго въ немъ было мало, да и учить его дома было некому, а случаевъ и поводовъ къ нравственной порче — множество. Мать, бывало, чуть встанетъ съ постели,—начнетъ браниться съ отцомъ; не успеетъ лба перекрестить, не успеетъ умыться, — какъ ужъ заводитъ ссору; отецъ тоже. Иванъ отъ этого никогда Богу не маливался хорошенько поутру. Мать, бывало, во время ссоры сама научаетъ Ивана ругать

ДВЕ   ЖЕРТВЫ.                                243

отца; и Иванъ ругаетъ отца, какъ попало, не полагая въ этомъ не только греха, но и считая это деломъ добрымъ,— угожденiемъ и услугою матери. Мать прикрикнетъ на дочерей за что нибудь; Иванъ тоже кричитъ на сестеръ своихъ, хотя онъ былъ и моложе ихъ. А самъ прихотямъ своимъ и конца не знаетъ: „Того хочу, этого хочу". Ни въ чемъ не смей отказать. Иванъ и грамоте зналъ, учился у нашего отца дьякона; но, разумеется, учился недолго, кое-какъ, учился настолько, чтобы читать и писать; и наука въ прокъ не пошла ему.

Подъ крылышкомъ баловницы-матери Иванъ съ раннихъ летъ привыкалъ къ шалостямъ и дурнымъ деламъ: тамъ украдетъ что, тамъ побьетъ кого, тамъ обругаетъ. Дойдетъ слухъ до матери, — мать за негоже горой. Чемъ больше подрасталъ онъ, темъ больше делался своенравнымъ, дерзкимъ, необузданнымъ, свирепымъ; къ тому же попивать сталъ. Сладу не было съ нимъ; на отца родного сталъ руки поднимать. Сестрамъ тоже потачки не было, и матери доставалось. Не разъ приходилось и ей плакать горькими слезами изъ-за него.

Такъ дожилъ Иванъ до двадцати летъ. Къ этому времени сестры его вышли замужъ и, разумеется, сделались незавидными женами, по своей сварливости и не­уступчивости;— мать Иванова умерла. Надобно женить Ивана. Иванъ былъ парень красивый собою, молодой, ловкiй, кровь съ молокомъ, и по наружности хоть кому женихъ. Ну, а про нравственность кто его зналъ, тотъ говорилъ старую поговорку:  „женится, — переменится".

Я увиделъ какъ-то Ивана и сказалъ ему: „По-образумиться бы, другъ, сначала нужно, а ужъ потомъ жениться".

—     Да, ведь, я не пью ужъ вотъ недель десять, — сказалъ онъ, видимо пристыженный.

—     Это хорошо; да надо бы и совсемъ бросить пить-то. Ведь, у тебя характеръ-то буйный.

—     Что делать, батюшка!

244                                   ДВЕ   ЖЕРТВЫ.

—  Ведь, другъ мой, женитьба-то не шуточное дело;
ты на-векъ берешь себе подругу въ жизни. Какъ ужиться-
то съ тобой!...

Иванъ молчалъ.

—     Право, такъ. Тебе сколько летъ-то?

—     Да двадцатый, должно быть.

—     Не велики еще года!

—     Да хозяйки-то нетъ въ доме.

—     Можно нанять  кого-нибудь.

—     Кого же нанять? Кто къ намъ пойдетъ? Нетъ, ужъ надо жениться.

—     Надо сначала перемениться, другъ мой. Нужно бросить пьянство и буянство, ссоры и брань. Ты съ роднымъ отцомъ ругаешься и дерешься, — хорошее ли это дело? Ну, какъ на это станетъ смотреть жена-то твоя? Сходи-ка лучше въ Тверь, да помолись усерднее Святителю Арсенiю да благоверному князю Михаилу, чтобъ они помогли тебе исправиться; да дай твердый обетъ ни капли не пить ни пива, ни вина, да быть скромнымъ въ речахъ и рукамъ воли не давать.

И самому Степану говорилъ я не разъ: „Напрасно спешишь женить сына".

—     Да какъ же быть-то? Женщина нужна въ домъ; безъ того нельзя. Хозяйство некому вести; и такъ все самъ и печку топлю, и коровъ дою.

—     Да характеръ-то у него, знаешь, какой!...

—     Что же делать? Люди живутъ же и не съ такими мужьями.

— Да, ведь, зато векъ плачутъ, векъ страдаютъ.

Женили Ивана; нашлась невеста ему, девушка недурная собой и умная, только немножко вспыльчивая; звали Елизаветой. Матери не хотелось отдавать ее за Ивана, да и самой Елизавете было страшно идти за него; но отецъ настоялъ. „Одинъ сынъ только и есть; въ семье никого, кроме старика; сами большiе, да и солдатчины бояться нечего", говорилъ онъ. Справили свадьбу. Сначала

две жертвы.                          245

Елизавета не могла нарадоваться, видя, что Иванъ не пьетъ, и замечая пылкую привязанность его къ ней: она не знала, какъ благодарить Бога. „Авось, Господь дастъ, онъ и переменится. Ахъ, какъ бы это сбылось!.. Мать, Царица Небесная, услышь мою грешную мольбу". Но Ивану трудно было перемениться. Вскоре пылъ ласки и любви сменился другимъ пыломъ гнева, раздражительности, буйства и безпрестанныхъ ссоръ. Иванъ сталъ опять пить, сталъ ссориться и драться съ отцомъ, сталъ бить жену свою. Прежнiе привычки и пороки выступили теперь темъ съ большею силою, чемъ дольше Иванъ удерживался отъ нихъ.

Разъ приходитъ Степанъ ко мне и говоритъ: „Побрани ты, батюшка, Ивана-то: выгоняетъ меня изъ-за стола, есть и пить не даетъ. Когда напьется, бьетъ всехъ, да и только".

—     И жену?

—     Всехъ, и жену.

—     Степанъ! Вотъ плоды-то дурного житья твоего съ Александрою; видишь, сынъ-то по темъ же следамъ пошелъ.

—     Нетъ! Сроду такой. Мать-то избаловала очень!

—     Ну, и твоя доля есть, нечего греха скрывать.

Я увиделъ Ивана и говорю ему: „Ты, братецъ, опять за прежнее?"

—     Я ничего, — молвилъ онъ и началъ божиться.

—     Ты не божись... Какъ ничего! Пить, ведь, опять сталъ?

—     Много-ль я пью?

—     Да ведь ты знаешь, по твоему характеру ни одной капли нельзя. Вотъ не пилъ, и былъ человекъ, а теперь что? И отецъ на тебя жалуется. Зачемъ изъ-за стола выгоняешь его?

—     Лжетъ,   старый!...   Ему  ли   не быть   довольнымъ За столъ сажаю, хлеба даю, щей даю. Чего-жъ больше?

—     Да ведь, другъ ты мой,  какъ  даешь?   Ведъ   вотъ

 

 

 

246                                     ДВЕ   ЖЕРТВЫ.

ты и собаке даешь кусокъ хлеба, и ей вливаешь иногда щей. Ведь разница есть въ томъ, какъ дать.

—     Ну, даю, — и будетъ съ него; не жевать же мне ему.

—     Глупый, ведь онъ твой отецъ.

—     Такъ что-жъ, что отецъ.

 

—    Забылъ опять заповедь Господню! Иванъ замолчалъ.

—    Ну, а жену-то за что бьешь?

—    Я не бью.

—    Какъ не бьешь? Отецъ говоритъ.

 

—     До всего ему дело, старому. Мало-ль за что бью? Иногда и ударю сгоряча,—терпи; на то она жена.

—     Другъ ты мой, жена дана намъ на то, чтобы мы любили ее, что бы мы находили въ ней помощницу въ трудахъ, мать и воспитательницу нашимъ детямъ. Притомъ, она такая же христiанка, какъ и ты; ведь, и за тебя и за нее Господь кровь Свою пролилъ; ведь, васъ Господь соединилъ такъ, чтобы вы двое составляли одно. А ты ведь себя самого, конечно, головой не ударишь объ уголъ, или свою руку рубить не станешь.

Иванъ стоялъ, какъ истуканъ.

—  Брось ты пить-то, Бога ради! Ведь когда не пилъ, и
самому, вероятно, лучше было, на душе веселее и покойнее;
и дома-то миръ Божiй былъ, и жена-то не нарадовалась
на тебя... А теперь что?

Прошелъ годъ супружеской жизни. Жена Иванова родила мальчика; ребенокъ долженъ былъ бы повидимому, смягчить каменное сердце Иваново, но нетъ Иванъ остался прежнимъ Иваномъ: попрежнему пилъ, попрежнему ссорился и дрался съ отцомъ, попрежнему билъ безъ жалости жену свою. Елизавета утешенiе свое находила въ своемъ младенце. Ему невинно улыбавшемуся, она поверяла скорбь души своей; предъ нимъ она плакала горькими слезами; да когда станетъ на молитву или когда придетъ въ церковь  Божiю,   плачетъ,  бывало,—точно река льется. Вто-

две жертвы.                                    247

рого ребенка Елизавета не доносила до сроку, потому что была какая-то ссора у Ивана съ нею, и Иванъ такъ ее толкнулъ, что она черезъ день разрешилась мертвымъ ребенкомъ. Пить сталъ Иванъ больше и больше, и потому случаевъ къ ссорамъ и дракамъ представлялось больше и больше. Жена, бывало, ужъ не смеетъ слова сказать, все больше молчитъ: такъ и тутъ виновата: зачемъ молчитъ!

—   Что-жъ ты не говоришь ни слова? закричитъ Иванъ,
выпивши.—Что ходишь надутая?

—  Да что-жъ я скажу тебе?
— А вотъ что!

Бацъ! Иванъ ударилъ ее въ щеку.

—  Да что ты, нехристь?..

—     А вотъ тебе—„нехристь!" вотъ тебе—„нехристь!"— приговариваетъ Иванъ, продолжая сыпать на жену удары. Бедная стонетъ только, а вырваться силъ не имеетъ. Войдетъ Степанъ выпивши и станетъ унимать; но дело кончится темъ, что оба они подерутся, а Елизавете отъ того не легче.

—     Прочь, старый... убью!.. Какъ, бывало, мать билъ, такъ никто не вступался, а теперь за сноху сталъ вступаться! Что больно дорога стала?..

Первый ребенокъ у Елизаветы вскоре умеръ. Горько она плакала объ немъ; точно она половину себя самой хоронила съ нимъ. Когда воротилась съ кладбища, она и дома не могла успокоиться; слезы ручьемъ такъ и лились у ней.

—  Ну, расплакалась! сказалъ Иванъ.

Елизавета не могла удержать слезъ. Ей было невыразимо тяжело. Будущность представлялась ей слишкомъ слишкомъ тяжелою.

—     Сказано, молчать!

—     Батюшка ты мой! оставилъ ты меня, сироту горькую, головку несчастную, причитала Елизавета.

—     Она все не уймется!

На бедную женщину посыпались удары.

248                                    ДВЕ   ЖЕРТВЫ.

Такъ прошло летъ пять или шесть. Елизавета никому не говорила о своемъ горе, даже матери родной: и та стороной только слышала, что Иванъ больно бьетъ Елизавету, а отъ самой Елизаветы—ни полслова.

—   Разве поможетъ кто? Знать, такая моя горькая
доля, думала она сама съ собою и изливала всю тоску свою
въ молитве.

Разъ Иванъ такъ сильно избилъ Елизавету, что она слегла въ постель. Недели две спустя, позвали меня исповедать ее и прiобщить Св. Таинъ. Исповедалась она, какъ истинная христiанка, прiобщилась съ чувствомъ веры и умиленiя. Я спросилъ ее после напутствованiя:

—     Отчего это ты такъ больна?

—     Не знаю батюшка! Болитъ у меня вся внутренность; точно кто огнемъ палитъ или режетъ ножами.

—     Да не было ли чего у васъ съ Иваномъ-то?

Я слышалъ, что Иванъ ее сильно побилъ.

—     Ну, что было, то прошло, батюшка; Богъ съ нимъ! Ты съ нимъ простилась ли?

—     Какъ же! Я всехъ простила, все простила;—Господь съ ними!

—     Болезнь твоя опасная; ты можешь умереть. Думай объ этомъ; и здоровый человекъ на волосъ отъ смерти, а больной темъ ближе.

— Ахъ, какъ я рада умереть!  Помучилась я!
Признаюсь я   притаилъ  дыханiе   и  думалъ,   что  она

будетъ жаловаться на мужа.  Но она устремила глаза свои на икону; долго и пристально глядела, какъ будто отдавая на праведный судъ Божiй всю жизнь свою. Я молчалъ.

—     Ведь мы ничего бы, продолжала она: да вотъ ста-рикъ... Богъ его знаетъ, что они делятъ!.. Какъ я его увижу, такъ у меня сердце и упадетъ!.. Точно смерть моя идетъ ко мне.

—     Съ нимъ-то ты простилась ли?

Она опять повторила:   „Я   всехъ  простила,   все  про-

ДВЕ   ЖЕРТВЫ.                                            249

стила:   у  всехъ   просила  себъ  прощенiя; можетъ, и я въ чемъ не права".

Я благословилъ ее и сказалъ ей, чтобы она чаще твердила сердцемъ своимъ и устами молитву: „Памяни мя, Господи, егда прiидеши во царствiи Твоемъ". Она крепко поцеловала мою руку и заплакала. Чрезъ две недели она была покойница. Когда Иванъ пришелъ ко мне съ известiемъ объ ея смерти, я сказалъ ему:

—  Ну, послушай, Иванъ — теперь ея ужъ нетъ на
свете,—зачемъ ты ее такъ билъ? Зачемъ ты съ нею такъ
дурно жилъ?

Иванъ началъ съ божбой утверждать, что ни обижалъ жены; плаксивая физiономiя тотчасъ изменилась у него въ такую, какую принимаютъ, обыкновенно преступники, когда запираются въ своемъ преступленiи.

—     Постой, ты не божись. Ведь, отъ твоихъ рукъ она пошла въ могилу! Сознайся теперь предъ Господомъ Богомъ и предъ ея гробомъ и покайся.

—     Что ты, батюшка! да мы съ нею жили душа въ душу! Ей-Богу!

—     Да отчего-жъ она умерла?

—   Кто-жъ ее знаетъ!.. Знать простудилась, либо-что!..

— Нетъ, другъ мой! не простуда у ней.

Иванъ продолжалъ запиратся и заплакалъ какимъ-то пискливымъ голосомъ.

Предъ выносомъ тела изъ дома Иванъ страшно пе­рессорился и чуть не подрался съ тестемъ изъ-за именiя. При отпеванiи и похоронахъ Иванъ рвался изъ всехъ силъ, плакалъ на весь погостъ; причиталъ такъ, что кто не зналъ ихъ жизни, могъ подумать, что онъ любилъ жену свою всею душой. Одно только странно было въ немъ: то онъ стоялъ совершенно разсеянно около гроба, безъ вниманiя и усердiя; то вдругъ, когда, напримеръ, коснется слуха его какая-нибудь молитвенная песнь объ усопшей, напримеръ: „Со святыми упокой", а иногда и невпопадъ, Иванъ на целую церковь заплачетъ самымъ   пронзитель-

250                              две жертвы.

нымъ, какимъ-то женскимъ голосомъ, начнетъ прибирать разныя нежныя названiя, разные причеты; то опять стоитъ, какъ чурбанъ, или вертится по сторонамъ. Въ его скорби, въ его слезахъ было что-то искусственное, напускное, при­думанное, и потому въ высшей степени непрiятное и тяжелое.

Схоронили Елизавету, закрыли гробовою доскою, засыпали сырой землей. Спи усопшая, до радостнаго пробужденiя въ новой жизни, где нетъ ни болезни, ни печали, ни воздыханiя.

________

 

Иванъ, какъ ни въ чемъ не бывало, сталъ жить да поживать, сталъ пить да попивать. Кому какое дело, что отъ его рукъ жена пошла въ могилу? Но, видно, есть дело до всехъ насъ нашему Господу, праведному Судiи Мздовоздаятелю. Не всегда кнутомъ и плетями палача, не всегда чрезъ суды и расправы караетъ Онъ преступника, а часто и Своимъ незримымъ, но темъ не менее ощутительнымъ и вполне праведнымъ судомъ. Онъ казнитъ злодея и въ настоящей жизни, не говоря о будущей, Совесть ли стала мучить Ивана, или привычка пить сделалась неодолимою, или и то и другое вместе, только онъ, по смерти жены своей, сталъ страшно пить; пропивалъ съ себя все до рубашки; изъ кабака вонъ не выходилъ; съ отцомъ разбранился и подрался такъ, что и не жилъ ужъ у него въ доме, а перешелъ къ своей тетке; деломъ никакимъ не могъ заняться: все пьянъ да пьянъ. А между темъ ему было не больше тридцати летъ.По временамъ нападала на него такая тоска, что онъ готовъ былъ руки на себя поднять; разъ нашли его около проруби,—онъ хотелъ броситься въ нее.

Однажды Иванъ, выпивши, попалъ въ какую-то тоже пьяную компанiю, здесь завздорилъ, заругался и по своему буйному характеру кого-то ударилъ; его такъ избили, что онъ сразу слегъ въ постель. Къ этимъ побоямъ привяза-

 

 

 

СВАДЬБА   И   ПОХОРОНЫ.                                               251

лась еще простуда, и онъ, изъ крепкаго, здороваго свежаго крестьянина, чрезъ три или четыре месяца лежалъ на смертномъ одре, исхудалый до невозможности, исчахшiй,—кожа да кости. У него была злейшая чахотка. Говорить ему уже было нельзя, онъ хрипелъ тяжелымъ хрипомъ. Я передъ смертiю напутствовалъ его.

—    Послушай, Иванъ, говорилъ я:—твоя жена пошла
отъ твоихъ рукъ въ могилу; ей было очень немного летъ,
вспомни ты! Вотъ теперь и ты, въ такихъ раннихъ ле-
тахъ, отъ чужихъ рукъ да отъ своей глупости, идешь въ
могилу. Видишь, какъ Господь праведенъ. Покайся чисто­
сердечно и проси себе помилованiя.

Иванъ не выразилъ особенно сильнаго раскаянiя; исповедь его была холодна и более формальна, не смотря на все мои усилiя. Только прощаясь со мною, онъ сказалъ мне:  „прости меня, батюшка", и поцеловалъ руку.

—    Не у меня проси прощенiя, а у Господа, да у ней,
сказалъ я. Но Иванъ уже отвернулся. Черезъ день его
не стало. И вотъ две могилы рядомъ; а въ нихъ сошли
две жизни молодыя, свежiя, здоровыя... Степанъ остался
одинъ, полуседой, полусгорбленный, полупьяный. Его
домъ — страшная развалина, одиноко стоящая среди дру-
гихъ жилыхъ зданiй и пугающая собою проходящихъ.

^{Свадьба и похороны.}

(Картинка съ натуры).

I.

Давно отпраздновали Покровъ Пресвятыя Богородицы, давно отпировали две свадьбы въ деревняхъ, только староста деревни „Завалиха" запоздалъ чуть не до Филиппова дня. Венчанiе его сына было назначено накануне заговенья, и онъ, какъ представитель деревни, собрался угостить православныхъ на славу.  Много было приготов-

252                              СВАДЬБА   И   ПОХОРОНЫ.

ленiй у Гвоздева (фамилiя старосты), наконецъ, насталъ и день свадьбы. Сначала все шло обыкновеннымъ порядкомъ: съ молитвой, съ благословенiемъ, съ добрыми пожеланiями и съ неизбежнымъ плачемъ. Вотъ свадебный поездъ тронулся вдоль улицы, побрякивая бубенцами, но доехавши до околицы, пришлось остановиться; она оказалась запертою, и чтобы выехать изъ деревни, нужно было дать крестьянамъ выкупъ.

—     Ведро! кричали мужики, стоя у околицы.

—     Довольно четвертную, торговались „дружки", большое угощенiе впереди; пропустите, православные, за четвертную.

—     На всю-то деревню?—лизать нечего.

—     Хоть на половину сбавьте, не задерживайте.

—     Ладно! съ Богомъ! выкатывай посудину.

Изъ повозки вынули полведра водки, и ворота околицы растворились настежъ съ добрыми пожеланiями. Поездъ покатилъ въ село и скоро скрылся за пригоркомъ.

Въ ожиданiи новобрачныхъ крестьяне пьютъ водку на улице изъ чего пришлось, и, вместо закуски, утираются рукавами.

—  Едутъ! едутъ! кричатъ ребятишки и взапуски бе-
гутъ врядъ съ лошадьми. У растворенныхъ воротъ Гвоздева останавливаются усталыя лошадки, фыркаютъ, тря-
сутъ головами, убранныя разноцветными лоскутами, а бубенцы словно разговариваютъ.

Входятъ новобрачные въ сопровожденiи провожатыхъ.

—     Вспрыснуть надо отъ лихаго глаза,   суется сваха.

—     Постой, дай помолиться; где молитва, тамъ без-силенъ злой человекъ, замечаетъ дядя Степанъ.

Длинный столъ, накрытый красною, узорчатою ска­тертью, весь уставленъ разными питiями и яствами. Гости усаживаются попорядку. Начинаются поздравленiя и под-чиванiя съ низкими поклонами, а гости все прибываютъ.

Въ дверяхъ теснятся старухи и ребятишки, толкаясь и перебраниваясь. Свадьба—зрелище любопытное.

СВАДЬБА   И   ПОХОРОНЫ.                                       253

Часъ отъ часа въ избе становится теснее и шумнее; громкiй разговоръ заглушается еще более громкими песнями, топотомъ пляшущихъ ногъ и раздирающей уши гармоникой. Душно, жарко, отъ куренiя махорки слоями стелится синiй дымъ надъ головами пирующихъ. Многiе съ отяжелевшими головами вышли на дворъ, на улицу и оглашали воздухъ неистовыми криками. Кто пелъ, кто бранился, а кто и просто голосилъ, желая показать, что онъ гуляетъ. Вдругъ со двора донеслись въ избу пронзительные крики: караулъ! и большинство изъ гостей бросилось на дворъ. Бабы теребили за полы своихъ мужей, стараясь разнять ихъ, но остановить пьяныхъ и озлобленныхъ мужиковъ было не такъ легко. Авдотья выбежала вместе съ прочими и увидела своего мужа, Антропа, тутъ же участвующимъ въ общей драке. По лицу его струилась кровь, рубаха весела уже клочьями, и онъ от­махивался кулаками на все стороны, не видя, кто бьеть его. Еще минута и онъ падаетъ на землю. Авдотья бросилась въ толпу, но ее кто-то отшвырнулъ въ сторону съ крепкой бранью. Она шарахнулась о близъ стоявшую телегу и, не чувствуя боли, снова бросилась защищать мужа.

— Полно, братцы, лежачаго не бьютъ, кричалъ дядя Степанъ, натешившись въ рукопашной, чего все на одного напали? Некоторые послушались дяди Степана и возвратились въ избу; потомъ вышелъ самъ Гвоздевъ, и упрашивалъ не безчестить его домъ скандаломъ, а лучше пойти и выпить за здоровье молодыхъ; но дюжiй Егоръ, известный въ деревне своимъ задорнымъ характеромъ, не могъ успокоиться и продолжалъ колотить безчувственнаго Антропа. Авдотья съ плачемъ валялась у него въ ногахъ, когда все были уже въ избе, и упрашивала о пощаде.

— Егоръ Пахомычъ, побойся Бога! Пусти душу на покаянiе, ведь у насъ ребята малые, долго ли до греха, убить можно. — Егоръ Пахомычъ, побойся Бога! православные, заступитесь! Видя,   что   просьбы ея ни къ чему

254                              СВАДЬБА   И   ПОХОРОНЫ.

не ведутъ. Авдотья отчаянно начала кричать: караулъ; на крикъ бедной женщины изъ мужиковъ никто не обратилъ вниманiя, на помощь къ ней вышелъ только дедъ новобрачнаго, старикъ летъ восьмидесяти. Онъ увиделъ, что дело не кончится добромъ и крикнулъ мужиковъ. Несколько человекъ выбежало на голосъ старика, и несколько минутъ тому назадъ колотившiе Антропа теперь начали заступаться за него. Егора схватили за руки и начали оттаскивать въ сторону, но онъ настолько разсвирепелъ, что никакъ не хотелъ разстаться со своей жертвой. Руки его были скручены назадъ, поэтому онъ спешилъ какъ можно больше надавать пинковъ сапогами подъ ребра несчастнаго Антропа. Онъ уже не былъ пьянъ. Въ немъ бушевала только злоба. За что онъ билъ Антропа, онъ и самъ не помнилъ. По просьбе старосты, четверо мужиковъ понесли избитаго въ собственную ветхую избенку „отдохнуть". За этой процессiей шла плачущая Авдотья, бежали ея ребятишки и голосили вместе съ матерью:  „тятьку убили, тятька помретъ!"

II.

Спустя восемь дней, Антропа отпевали въ сельскомъ храме за воскресной литургiей. По окончанiи отпеванiя подняли православные белый досчатый гробъ съ прахомъ покойнаго и понесли къ вырытой могиле. Авдотья выла въ голосъ и причитала: — „кормилецъ ты мой родненькiй! на кого ты оставилъ меня горемычную, съ малыми ребятами?... Все люди добрые сядутъ за свою хлебъ-соль, а моимъ сиротинкамъ — съ сумой идти. Все люди добрые въ радости встретятъ Христовъ праздникъ, а я, горемычная, буду слезы лить".

— Полно тебе, уговаривали Авдотью крестьяне, слезами ужъ не поможешь. Слава Богу, что все по христiанскому обычаю привелъ Господь справить. Смерть дело неминуемое, а хворь въ немъ давно была, да крепился онъ, не сказывалъ.

СВАДЬБА   И   ПОХОРОНЫ.                                     255

—  Эхъ, ребятишки-то мелковаты остались; куда ихъ
теперь? — на фабрику не возьмутъ, на домашнее дело тоже безсильны. Да ты, тетка Авдотья, все же не убивайся
шибко-то; Господь не безъ милости, светъ не безъ добрыхъ
людей.

Егоръ Пахомовъ шелъ тутъ же, со всеми вместе, но сказать вдове слово утешенiя у него какъ-то языкъ не поворачивался. Отецъ старосты Гвоздева не разъ поглядывалъ на него со вздохомъ, и словно говорили глаза старика: грехъ тебе будетъ, Егоръ Пахомычъ, твоихъ рукъ дело, и скоро, скоро сироты этого покойника придутъ подъ твое окно просить Христа-ради. Не совсемъ ладно чувствовалъ себя и староста. Какъ бы тамъ ни было, хоть и всемъ известно, что въ животе и смерти Богъ воленъ, однако, изъ его дома, съ его двора вынесли на рукахъ избитаго Антропа, и съ того дня онъ не въ силахъ былъ повернуться съ боку на бокъ. Ничего не говорилъ Гвоздевъ только покрякивалъ, да ежился въ своей суконной поддевке, словно не по немъ она сшита была.

Закопали покойника. Сняли шапки, перекрестились на храмъ Божiй, помянули за упокой новопреставленнаго Антропа и пошли все  съ погоста, разводя руками.

—     Вотъ, она, жизнь-то наша...

—     Метнулъ землю лопатой разокъ, другой, третiй, и следа нетъ, что жилъ человекъ, а семья осталась...

—     Хорошо бы и хлебомъ-солью помянуть покойника, заметилъ старикъ Гвоздевъ, да кто пойдетъ доедать послед-нiя крохи вдовы? кусокъ поперекъ горла остановится.

Егоръ незаметно отсталъ отъ другихъ, и шелъ поодаль, раздумывая про себя: „не впервой мужику драться съ товарищами и греха тутъ особеннаго нетъ, потому что во хмелю человекъ самъ за себя не ответчикъ; мало ли что бываетъ въ компанiи; повздорили маленько, и опять вместе". А у самого сердце точно клещами кто стиснулъ, и где-то далеко, но ясно слышится голосъ Авдотьи: „Егоръ Пахомычъ, побойся Бога"... Егоръ тряхнулъ голо-

256                      ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ  ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.

вой. „И съ чего я такъ раздумался о чужой беде"? упрекнулъ онъ себя, и „ведь драка-то вышла пустяшная, не знамо изъ-за чего. Правда, осерчалъ онъ тогда и далъ Антропу раза два сапогомъ подъ бокъ, и все тутъ. Не съ того-жъ онъ померъ; ведь и ему, Егору, попало отъ кого-то въ затылокъ, словно какъ отъ Антропа. Да такъ и есть отъ него, за то онъ и колотилъ его, а теперь ужъ и нетъ мужика, одни малютки, да баба-горемыка". Подходя къ своей деревне, надумалъ было Егоръ зайти въ трактиръ, чтобы разсеять немножко назойливыя думы и, подойдя къ двери, взялся уже за скобку, но эта давно знакомая ему дверь, подъ тяжестью висевшаго на ней кирпича на блоке, издала такой жалобный, пронзительный визгъ, что Пахомовъ вздрогнулъ и отдернулъ руку назадъ. Ему послышалось, что дверь будто простонала: „Егоръ Пахомычъ, побойся Бога"! Онъ зашагалъ мимо трактира, но голосъ неподкупной совести преследовалъ, его и не въ ушахъ, а где-то въ глубине души какъ бы хватая за сердце — раздавалось: „Егоръ Пахомычъ, побойся Бога"!.. Что-жъ я теперь сделаю? выкрикнулъ вслухъ Егоръ Пахомовъ, какъ бы оправдываясь передъ кемъ-то. Въ душе онъ уже признавалъ себя убiйцей Антропа, но поправить беду было не въ его власти, и судья ему одинъ Богъ.

Великое целомудрiе жены христiанки.

Въ VIстолетiи въ приморскомъ городе Асколоне жилъ богатый купецъ, по имени Памфилъ. Онъ былъ родомъ изъ древняго Тира и, оставивъ свой давно запустевшiй городъ, велъ въ Асколоне обширную торговлю. Умный и деятельный Памфилъ богателъ съ каждымъ годомъ, возбуждая зависть местныхъ торговцевъ. Давнымъ давно известно, что большiе   барыши   возбуждаютъ

ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.                 257

и питаютъ страсть еще къ большимъ прибылямъ. Смело, рискованно задуманныя предпрiятiя при удаче сразу удвои-ваютъ и утроиваютъ состоянiе. Но бываетъ и такъ, что разомъ все пропадаетъ... Вотъ последнее-то и случилось съ „зарвавшимся" Памфиломъ. Тщетно старалась отговорить его отъ огромнаго, но крайне опаснаго предпрiятiя его прекрасная, благоразумная жена, отличавшаяся притомъ искреннимъ благочестiемъ. Памфилъ пустилъ въ ходъ весь свой кредитъ, чтобы собрать капиталы_т которые должны были принести ему проценты сторицею. Онъ уже мечталъ основать первый торговый домъ въ самой сто­лице — Константинополе.

—    Ты будешь блистать въ столице и затмишь всехъ
вельможныхъ красавицъ... Нашъ домъ будетъ дворцомъ...
И кто знаетъ—ведь золото имеетъ большую силу—можетъ
быть самъ Августъ озарить своимъ присутствiемъ блескъ
нашихъ пиршествъ...

Такъ Памфилъ старался въ собственныхъ глазахъ оправдать разгоравшiяся въ его душе корыстолюбивыя и честолюбивыя стремленiя любовью къ жене, желанiемъ доставить ей возможную на земле полноту счастiя.

Но его гордыя надежды вовсе не увлекали его супругу. Она мечтала о другомъ.

—    Мы и безъ того богаты. Что дастъ мне придворный
блескъ? Я желала бы, чтобы ты, наконецъ, успокоился
отъ своихъ трудовъ, которые не даютъ мира душе твоей
ни днемъ, ни ночью. Тихая жизнь, радостная возможность
всегда оказать помощь ближнему — вотъ мои мечты... Но,
кажется, имъ не суждено осуществиться, грустно заключила
свою речь молодая женщина. Слезы навернулись у ней
на глазахъ. Тяжелыя предчувствiя томили ея душу.

Памфилъ съ улыбкой любовался на свою жену. Ея предчувствiя казались ему наивностью молодости, не пони­мавшей действительной жизни. Слезы, проступившiя на прекрасныхъ очахъ, напомнили ему утро летняго дня, съ искрящейся росой на благоухающихъ цветахъ...

258                     ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.

Теперь это — чудный полевой цветокъ, думалъ онъ, смотря на свою супругу, но что будетъ, когда она появится въ императорскомъ городе, среди сказочной роскоши? О, онъ будетъ тогда счастливейшимъ изъ смертныхъ... Какъ все будутъ завидовать ему!.. И онъ съ нежностью обнялъ ея гибкiй станъ и, подведя къ окну, указалъ ей гордо качавшiйся въ гавани великолепный корабль, на которомъ сосредоточивались все его надежды. Грустно покачала головой молодая женщина и, тяжело вздохнувъ, прости­лась съ мужемъ, который спешилъ последними приготовленiями къ отплытiю.

Прошелъ годъ, и мы застаемъ нашу чету — мужа и жену не въ столице имперiи, не въ блеске и роскоши импе-раторскаго двора, но — въ мрачной и зловонной тюрьме того же Асколона... Отвратительная вонючая жидкость капала съ потолка, по стенамъ ползали гады. На Памфиле были тяжелыя оковы. Какъ изменился бедняга, какъ исхудалъ! Подле него, чуть не въ лохмотьяхъ, сидела его жена, но чудная краса ея и среди темницы приковывала взоры. Въ рукахъ у нихъ былъ черствый хлебъ, которымъ они утоляли голодъ. Этотъ хлебъ приносила въ темницу жена, заработавъ его тяжелой и непривычной для нея работой...

Какъ же это случилось?

После несколькихъ дней благополучнаго плаванiя Памфила, въ Архипелаге разразилась страшная буря, и корабль, разбившись о подводныя скалы, пошелъ ко дну со всеми сокровищами. Самъ Памфилъ, бросившись въ море и уже потерявъ последнiя силы въ борьбе съ волнами, былъ выброшенъ на берегъ острова, подобно древнему Улиссу, нагимъ, покрытымъ тиною. Вернувшись въ Аскалонъ, Памфилъ былъ заключенъ своими заимодавцами въ тюрьму. Сколько слезъ было пролито при свиданiи супруговъ. Сколько разговоровъ было въ городе по случаю крушенiя богача, сколько злорадства высказано было не столько его соперниками по торговле, сколько льстивыми

ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.                    259

друзьями, которые еще такъ недавно готовы были повергаться въ прахъ предъ нимъ и расточали льстивыя речи, съ клятвами непоколебимой преданности! Заимодавцы выхлопотали у начальства, чтобы Памфила засадили въ самое ужасное отделенiе тюрьмы, вместе съ приговоренными къ смертной казни преступниками: имъ нужно было допытаться, не скрылъ ли онъ чего-нибудь изъ своего богатства.

— О, какъ ты была права!.. говорилъ Памфилъ, при-помнивъ последнюю разлуку. Только теперь я понялъ, что правда—всегда правда... Что бы ни говорила житейская мудрость, одно верно: нетъ истиннаго блага ни въ земномъ богатстве, ни въ земныхъ почестяхъ.... Нельзя отдавать безсмертной души ничему тленному.

Такъ говорилъ Памфилъ съ полнымъ раскаянiемъ.

Жена сосредоточенно молчала. Она утромъ получила сведенiе, которое подкосило у ней ноги. Теперь она не знала, какъ сказать о томъ своему мужу. Заимодавцы, отчаявшись получить что либо съ Памфила, решили продать его въ рабство... Бедная женщина вдругъ задрожала всемъ теломъ и быстро поднялась, распахнувъ свои лохмотья: въ темнице послышался говоръ, ей представилось, что уже пришли за ея мужемъ, и она невольнымъ движенiемъ заслонила его собою. Но железная дверь тяжело растворилась, и на пороге тюрьмы показался вельможный господинъ, временно проживавшiй въ Аскалоне. То былъ важный сановникъ, совершавшiй богомолье въ Палестину. Съ пышной свитой онъ объездилъ святыя места, съ удовольствiемъ принималъ всюду воздаваемый ему почетъ и щедрой рукой, напоказъ, разсыпалъ золото. Онъ посещалъ тюрьмы и тамъ подавалъ также богатую милостыню. Войдя въ комнату Памфила, онъ немедленно обратилъ вниманiе на молодую женщину. Ея красота не ускользнула отъ его взора, и онъ съ видомъ тонкаго знатока любовался ея изяществомъ, еще рельефнее выступавшимъ подъ лохмотьями, чемъ въ пышномъ наряде.

260                            ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.

—  Позови-ка ее ко мне, сказалъ онъ начальнику
тюрьмы, подобострастно изгибавшемуся предъ вельможей.

Молодая женщина быстро встала и подошла къ нему. Слабый лучъ надежды почему-то мелькнулъ у ней въ душе.

Съ вкрадчивой вежливостью светскаго человека, вель­можа выразилъ удивленiе, что такой чудный перлъ кра­соты онъ нашелъ среди столь ужасной обстановки. Бедняга, не обративъ вниманiя на льстивый тонъ въ словахъ посетителя, разсказала ему о всехъ постигшихъ ее несчастiяхъ. Горячая речь ея прерывалась вздохами и слезами. Она была глубоко взволнована, но это предавало ей еще более очарованiя. Посетитель вежливо отвелъ ее въ сторону.

—  Согласишься ли ты провести со мною эту ночь, и
я спасу васъ? прошепталъ онъ пожирая ее глазами.

Бедная женщина вовсе не того ожидала. Сначала она даже не поняла словъ незнакомца. Тотъ повторилъ ей гнусное предложенiе. У ней потемнело въ глазахъ. Она не находила словъ для ответа...

—  Я... не тому была научена... Меня учили, что жена
не владеетъ собою... Я спрошу у мужа, бормотала она,
едва сознавая, что говоритъ.

Бросившись къ мужу, она съ ужасомъ передала ему о предложенiи посетителя.

—  Дорогая моя, сказалъ мужъ, успокойся! Господь
посылаетъ намъ тяжкiя испытанiя... Видно, и эту чашу
крайняго униженiя мы должны испить до дна...

Какъ!? вскричала жена. Я не понимаю тебя...

— Я говорю тебе, что мы теперь беззащитны, и насъ всякiй можетъ оскорбить, какъ пожелаетъ. Но мы ужъ жестоко поплатились за то, что я, въ безумномъ ослепленiи богатствомъ, основалъ все свои надежды на своихъ, силахъ на богатстве, и забылъ, что вся наша жизнь, со всеми ея радостями и печалями, въ рукахъ Божiихъ. Нетъ, теперь ужъ ничто не поколеблетъ моего упованiя. Что бы ни было съ нами, предадимся воле Божiей... Поди и откажи человеку тому.

ВЕЛИКОЕ ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.                 261

Выслушавъ негодующiй отказъ, вельможа, съ притворной насмешкой повернулся къ выходу и, позабывъ о принятой на себя роли благотворителя, злобно сказалъ тюремщику:

—  Зачемъ дозволяешь всемъ свободно приходить къ
такимъ колодникамъ?

Кому не известно, что ни одинъ человекъ не можетъ настолько огрубеть и закоснеть во зле, чтобы у него не осталось искры совести? Нетъ, даже у самыхъ страшныхъ злодеевъ эта искра никогда совсемъ не угасаетъ, а подчасъ разгорается пожаромъ, кототорый озаряетъ ярко все, самыя сокровенныя, глубины сердца, и человекъ съ ужасомъ читаетъ огненный свитокъ своихъ, можетъ быть, давно забытыхъ злодеянiй. Съ мрачнымъ отчаянiемъ въ душе сиделъ въ соседней съ Памфиломъ комнате злодей, ожидая со дня на день позорной казни, и вотъ теперь, впервые, после долгаго усыпленiя, совесть пробудилась въ немъ и громко заговорила.

—  Какая ужасная участь! размышлялъ онъ. А все-жъ
они не захотели избавленiя отъ беды ценою безчестiя...
Вельможа наверное обогатилъ бы ихъ. Купецъ вновь скоро
разжился бы и вернулъ все прежнее богатство. Они предпочли сохранить заповедь Божiю... А я, окаянный... какъ
я жилъ? Даже мысль о Боге никогда не проносилась въ
моей душе... И вотъ теперь я обремененъ не цепями, но
страшной тяжестью моихъ злодеянiй.

И разбойникъ, гремя тяжелыми оковами приблизился къ едва заметному отверстiю въ соседнюю комнату.

—  Знайте, что рядомъ съ вами—страшный злодей.
Много, много крови пролито мною, и скоро меня казнятъ за мои злодеянiя.

Быстро обернувшись въ ту сторону, откуда столь не­ожиданно раздались слова разбойника, Памфилъ и его жена стали прислушиваться. Разбойникъ продолжалъ.

—  Сегодня мне пришлось узнать, что вы, среди
ужасныхъ несчастiй, не поколебались  въ  верности   Богу,

 

262                  ВЕЛИКОЕ   ЦЕЛОМУДРIЕ   ЖЕНЫ   ХРИСТIАНКИ.

и я отъ всего сердца пожелалъ вамъ избавленiя. Посмотрите изъ-за решетки вонъ на тотъ уступъ городской стены, съ обвалившимся камнемъ. Видите его? Подъ угломъ уступа, въ земле скрыто много золота. Мне оно не нужно более: Завтра я буду обезглавленъ. Раскопайте землю, возьмите сокровища себе, заплатите долгъ и будьте счастливы, но не забудьте помолиться Господу о моей бедной душе... Вознесите вашу чистую молитву къ престолу Божiю, чтобы я, самъ не знавшiй милости, получилъ помилованiе...

Слезы обильно текли изъ глазъ разбойника.

Скоро онъ понесъ достойную казнь.

На другой день жена сказала Памфилу.

—     Не дозволишь ли, господинъ мой, сходить къ тому месту, о которомъ говорилъ разбойникъ.

—     Что-жъ? отвечалъ мужъ. Какъ знаешь...

—     Можетъ быть, это и правда?

—     Ступай! ответилъ мужъ.

Темнота быстро наступаетъ на юге. Молодая женщина съ заступомъ въ рукахъ давно уже отыскала указанное разбойникомъ место и только ждала, когда стемнеетъ, и не будетъ видно прохожихъ. Приступивъ къ работе она очень скоро ударила заступомъ въ железную доску. Поднявъ ее, она съ невыразимымъ трепетомъ сердца ощупала руками большой сосудъ, наполненный золотомъ. Отъ волненiя у нея дрожали руки и ноги. Немного успокоившись, она, никемъ незамеченная, перетаскала сокровища въ убогую хижину на краю города, служившую ей пристанищемъ   после   продажи   прежняго роскошнаго дома.

На другой день назначена была продажа ея мужа въ рабство. Явившись на торжище, она заявила, что род­ственники, изъ дальняго города, прислали ей весть о щедрой помощи, и они выплатятъ все долги. Долги действительно въ скоромъ времени были уплачены...

А тотъ, кто разсказалъ намъ объ этомъ, присовокупилъ:

—  Вотъ они соблюли заповедь Божiю, и Богъ воз-
величилъ милость Свою надъ ними...

БЕЗРОПОТНАЯ   СТРАДАЛИЦА.                                   263

Безропотная страдалица.

Холодна и свежа весенняя ночка... Село спитъ. Яркая луна освещаетъ сельскую улицу и ласково засматриваетъ въ разбитое оконце маленькой бедной избушки. Беднота въ ней и нужда неотвязная! Где-то на селе поетъ петухъ... Въ разбитое окно льется свежiй весеннiй  воздухъ.

Далеко за селомъ звенитъ колокольчикъ.... У окна сидитъ женщина. Оперлась она головой на руку, тоскливо смотритъ куда-то въ даль, да думаетъ горькую думушку. Тихо, тихо кругомъ... плечи ея вздрагиваютъ отъ холода, едва прикрытыя беднымъ платьишкомъ. А она не шевелится, точно замерла, бедная, въ своемъ тяжкомъ раздумье. Тяжела ея жизнь, не красна ея доля!

Съ детства не видала она привета да ласки! Рано умерли родители ея. Бедной неутешной сиротой оставили они маленькую Феню. Взялъ ее въ работницы богатый староста. Не по силамъ работала сиротка; много толчковъ и разныхъ обидъ видела она въ своей сиротской доле. Много горькихъ слезъ пролила бедная на сельскомъ кладбище, припавъ лицомъ къ дорогимъ  могилкамъ!

Хорошей, честной, серьезной девушкой, незаменимой работницей выросла Феня! Обиды да несправедливость людскiя не озлобили ея молодого сердца... много доброты, любви и ласки сбереглось въ молодой душе.

Не по своей охоте выдали Феню замужъ.

Не долго горевала девушка. Твердой волей съумела она смирить свое горячее сердечко. Усердно занялась Феня новымъ хозяйствомъ, стала верной помощницей мужу.

Ленивый, разгульный человекъ былъ мужъ Фени, Егоръ. Не хотелъ онъ заметить усердiя и доброты своей жены. Съ утра до ночи сиделъ онъ въ питейномъ заведенiи, пропивалъ тамъ все, что могъ, и приносилъ домой злобу да ругань пьяную.

264                                    БЕЗРОПОТНАЯ   СТРАДАЛИЦА.

Ни мольбами, ни ласками не могла Феня отучить мужа отъ пьянства. Грубо требовалъ онъ съ нея денегъ, не замечалъ ни слезъ, ни худобы бедной женщины.

Пошло прахомъ все бедное хозяйство, сколоченное на трудовыя деньги сиротскiя. Продали лошадку, потомъ корову... Все до последняго гроша пропивалъ грубый, недобрый Егоръ.

Горько потянулась жизнь... Изъ силъ выбилась бедная Феня. Пошли у нея дети... малъ-малъ меньше... А Егоръ и знать ничего не хотелъ. Попрежнему сиделъ онъ въ питейномъ заведенiи съ прiятелями, пьянствовалъ да безчинствовалъ...

Дома у него бедность страшная... Плачутъ ребята... Молча, добивая свои последнiя силы, работаетъ для нихъ исхудавшая, какъ тень, Феня.

Съ утра до поздней ночи бегаетъ она по селу..., где полъ вымоетъ, где постряпаетъ, где постираетъ... Позднимъ вечеромъ плетется она домой, едва держась на ногахъ, да несетъ своимъ беднымъ ребяткамъ краюху черстваго хлеба.

И не успеетъ бедная женщина расправить усталыя кости да отдохнуть на жесткой лавке... вваливается въ избу пьяный, злой Егоръ. Брань..., побои..., плачъ бедныхъ голодныхъ детей... нищета горькая... Буйствуетъ пьяный Егоръ, колотитъ, чемъ попало, и жену и детей... Молчитъ бедная Феня, старается услужить мужу да успокоить ребятокъ.

Какъ тень, бродитъ она, измученная да усталая. Ласково уговариваетъ мужа, съ материнской нежностью ласкаетъ детей... Только иногда, при взгляде на ихъ худыя детскiя личики, на ихъ слезы горькiя... словно передернется что въ ея бледномъ лице, да крепче сожмутся запекшiяся губы...

Давно ужъ живетъ такъ Феня; попривыкла она къ своей жизни, всю душу, все последнiя силы, отдаетъ детямъ да пьянице-мужу.

 

БЕЗРОПОТНАЯ СТРАДАЛИЦА.                                    265

Ясна и светла весенняя ночка... После дневной работы едва добрела домой бедная женщина... Ноютъ и болятъ все кости... Утешила и накормила, бедная, голодныхъ ребятокъ черствымъ хлебомъ, смоченнымъ горькими слезами... Спятъ бедные ребятишки, наплакались и наголодались они вдоволь... Прикрыла ихъ бедная мать кое-какимъ лохмотьемъ, перекрестила, долго, долго поглядела на худенькiя детскiя лица... и, тяжело вздохнувъ, отошла и села къ окну. На исходе ночь, а не вернулся еще домой пьяный, безпутный мужъ... Ждетъ его бедная женщина, голодная и измученная... боится лечь, подкрепить свои слабыя силы... Думаетъ она горькую думушку о бедныхъ деткахъ своихъ. Мало осталось въ ней силъ, расшаталось крепкое здоровье. Скоро заснетъ, бедная, вечнымъ сномъ. Что будетъ тогда съ ея ребятишками! По себе она знаетъ, какъ горька сиротская бедная доля. Но нетъ зла и ропота въ душе Фени. Попрежнему кротость и доброта живутъ въ ея наболевшемъ сердце.

Не винитъ она мужа, не клянетъ свою горькую жизнь, — она думаетъ и заботится только о своихъ дорогихъ деткахъ. Жалость къ пьянице-мужу наполняетъ бедное сердце, забота о семье тяготитъ его. Съ надеждой на милость Божiю вглядывается бедная женщина куда-то вдаль, словно хочетъ увидать что-то радостное и светлое... Предразсветный ветерокъ потянулъ въ окно... Стукнула дверь избы... Домой возвращается съ гульбы своей пьяный Егоръ.

— Федосья!... спишь что ли?... зажигай светъ да есть подавай! — слышитъ бедная женщина грубый голосъ.

Тихо встаетъ она съ лавки, зажигаетъ лучину, помо-гаетъ раздеться мужу, шатаясь отъ усталости, бродитъ по избе. Но нетъ зла на ея усталомъ лице. Съ кроткой улыбкой подаетъ она последнiй кусокъ хлеба пьяному мужу.

Тихо и ласково возражаетъ она на его требованiя лучшей еды.

266                    СПАСЕННАЯ   ОТЬ   САМОУБ.   ПРОМ.   БОЖIИМЪ.

— Ничего нетъ больше, Егоръ... самъ знаешь тихо... звучитъ слабый голосъ несчастной женщины.

Изо дня въ день тянется такая жизнь... Перестала плакать и думать Феня. Съ страшнымъ усилiемъ принимается она съ утра за работу, и какъ машина, работаетъ целый день, не покладая рукъ.

Ни слова, ни вздоха не вырывается изъ худой, измученной груди. „Словно каменная... и ни жалости въ ней, ни тоски!..." болтаютъ объ ней сельскiя кумушки.

А Феня словно застыла на своей работе. Съ кротостью и покорностью несетъ она тяжелый свой крестъ... Догораютъ последнiя силы...

Въ Великомъ посте, ранней весной, похоронили бедную Феню. Спокойная и кроткая лежала она въ простомъ, деревянномъ гробе. На вечный отдыхъ отошла измученная человеческая душа!

Въ уголке сельскаго кладбища покоится бедная Феня!

Весеннее солнышко пригреваетъ бедную могилку, птички звонко поютъ свои весеннiя песенки, — сиротки горькими слезами обливаютъ могилку матери.

Спасенная отъ самоубiйства промысломъ Божiимъ.

(Разcказъ).

Тихiй iюльскiй вечеръ какъ бы легкой дымкой спускался на усталую землю, убаюкивая жителей ея постепенно стихавшими разнообразными звуками, доносившимися откуда-то издалека. Въ воздухе была такая тишина, что ни одинъ листокъ не колыхался, словно заснули деревья, заснули цветы, — засыпалъ весь мiръ Божiй. Покончивши съ дневнымъ трудомъ, я вышла на дворъ посидеть на лавочке подъ душистыми липами, которыя украшали нашъ дворъ, чинно стоя рядкомъ вдоль забора. Вскоре, изъ другой   квартиры   вышла моя соседка   Васи-

СПАСЕННАЯ   ОТЪ   САМОУБ.   ПРОМ.   БОЖIИМЪ.            267

лиса Антоновна, жившая съ тремя сыновьями и дочерью въ чистенькой квартирке, состоящей изъ трехъ комнатъ. Съ минуту она постояла на крыльце, и увидевши меня, подошла ко мне и села на ту же лавочку, рядомъ со мною.

—     Здравствуйте, сударыня, забываю все ваше имя — отечество, — заговорила она, воздухомъ подышать вышли?

—     Да, говорю, очень хорошъ вечеръ.

—     Вотъ и я тоже, детей поджидаю; къ товарищу ушли все трое. Ужинать бы надо, а ихъ нетъ. Хороша ли у васъ квартирка-то?

—     Ничего говорю; зимой холодновата.

—     Что делать, не свой домъ. Я тоже насилу привыкла по квартирамъ — после своего-то дома.

—     А у васъ свой домъ былъ?

—     Былъ... какъ-то задумчиво ответила Василиса Анто­новна; потомъ, помолчавъ немного, прибавила: мне бы и продавать-то его не следовало после такого благодеянiя Божiя, да ничего не поделаешь, пришлось.

—     Что же у васъ случилось? спрашиваю ее.

—     Коли разсказать вамъ, такъ можетъ и не поверите; нынче ведь въ чудеса Божiи не все верятъ, ученостью гордятся, а промыслъ Божiй ни во что считаютъ, а надо мной, грешной, благоволилъ Господь совершить чудеса; хотите верьте, хотите нетъ.

—     Разскажите, пожалуйста, попросила я.

Василиса Антоновна сначала вышла за калитку, поглядеть, не идутъ ли ея сыновья, и убедившись, что ихъ еще нетъ и, следовательно, разсказъ ея прерванъ на половине быть не можетъ, уселась снова на лавочку и начала такъ:

—   Ведь мы люди простые, чернорабочiе, можетъ слыхали здесь отъ кого-нибудь, что меня малярихой зовутъ,
и верно. Мой мужъ, Иванъ Тихоновичъ—покойникъ, занимался малярнымъ деломъ, подряды бралъ (и отецъ его
тоже маляръ былъ). Жили мы хорошо, безбедно, домикъ имели хорошенькiй и деньжонки водились въ порядоч-
номъ  количестве:   тысченокъ  за десять было.   Только не

268                    СПАСЕННАЯ   ОТЪ   САМОУБ.   ПРОМ.   БОЖIИМЪ.

судилъ Господь владеть ими, а виною этому была простота моего покойнаго мужа. Кто ни попроситъ взаймы, отказа не было, и давалъ все на совесть, никакихъ документовъ не требовалъ! Ну, а совесть-то у этихъ людей спала, знать, годами, и не напоминала имъ о долге, словно такъ и надо. Роздалъ онъ этакъ все деньги, и стали у насъ дела плошать. Сначала я не знала, что у насъ уже нетъ ничего въ запасе, а потомъ вижу, мой хозяинъ сталъ призадумываться. Спрашиваю его разъ: что молъ съ тобою? такъ и такъ говорить, никто платить не хочетъ, а судомъ взять нельзя, потому никакихъ росписокъ нетъ. Такъ я и взвыла, какъ повинился онъ мне. Чтожъ, говорю, ты наделалъ-то, нищими детей оставилъ!.. а онъ меня уговариваетъ: Богъ милостивъ, дети не глупые, не пропадутъ и безъ денегъ. А самъ ужъ, вижу, ходитъ какъ туча черная. Я признаться, частенько попрекала его этимъ и все плакала. Да какъ было не плакать,—жили безъ горя, мальчики въ училище ходили, и все шло хорошо, а тутъ вдругъ разомъ, взяться не за что. Началъ мой мужъ, Тихонычъ, попивать съ горя, да такъ попивать, что часто замертво на рукахъ приносили. Потомъ захворалъ, безъ памяти сделался, разныя виденiя страшныя ему представлялись, вскакивалъ съ постели, бегалъ за кемъ-то, все углы крестить начиналъ, то за ножъ хватался; словомъ, какъ помешанный сталъ. Позвала я доктора, начали лечить; помешательство это немного прошло, а ужъ прежнiй разсудокъ не вернулся; не редко и буянить сталъ безъ всякой причины. Я было въ больницу хотела его, не берутъ. Дома лечить средствъ уже не было, сама людямъ должна стала, и началось мое мытарство изо-дня въ день, что дальше, то хуже. Господи! думаю, хоть бы умеръ, нетъ — живетъ. Года три я такъ маялась и выбилась изъ силъ. Начала придумывать, какъ избавиться отъ этакой жизни. И что же вы думаете, какая мысль пришла мне въ голову?—лишить себя жизни. Мысль  эта  понемногу   вкрадывалась   и   словно   утешала

СПАСЕННАЯ   ОТЪ   САМОУБ.   ПРОМ.   БОЖIИМЪ.            269

меня. Что-жъ, думаю, коли силъ нетъ жить, такъ и во грехъ Богъ не поставитъ, одинъ конецъ. И разъ отъ раза, какъ казалось мне, мое горе все более становилось горькимъ; мысль эта словно корни пускала, углублялась, разросталась. Наконецъ, мне стало думаться, что я давно должна была это сделать, но по глупой трусости своей до сихъ поръ не решаюсь. Я стала себя понуждать и присматривать местечко. Какое бы дело не делала, а въ голове все одно... Какъ-то разъ, мужъ мой сильно бушевалъ и все лезъ ко мне драться. Дети уговаривали его, а мне посоветовали куда-нибудь спрятаться на это время. Я взяла корзину съ бельемъ и пошла на чердакъ развешивать, а сама горько плачу, Вдругъ, словно кто шепнулъ мне: вотъ балки, только веревку захлеснуть, и ко­нецъ твоимъ страданiямъ. Я бросила белье, схватила веревку и начала привязывать, благо никто не видитъ, а что Господь-то видитъ, объ этомъ я не подумала. Вдругъ поднялся вихрь, да такой вихрь, что подняло и начало кружить всю землю, и песокъ поднимая до крыши, и развевая во все стороны съ такой силой, что едва не ослепило меня. Я закрыла глаза и присела—пока не свалило меня съ ногъ, а надо мною, слышу, бушуетъ буря. Мне показалось, что срываетъ кровлю, домъ нашъ валится въ какую-то пропасть, и все мы погибаемъ. Я въ ужасе упала внизъ лицомъ и кричала: Господи, спаси меня! Господи, помилуй! Долго-ли я кричала, не знаю и не помню, какъ меня оттуда стащили дети. Часа черезъ два я очнулась точно после глубокаго сна и спрашиваю: утихла ли буря? а дети смотрятъ на меня съ удивленiемъ, думаютъ, что я умомъ рехнулась. — Что-жъ, говорю, не сказываете мне, все ли у насъ благополучно, целъ ли нашъ домъ? прошла буря или нетъ еще?

— Мамаша, что съ вами, перекреститесь, говоритъ мне старшiй сынъ, никакой бури и не было; весь день тихая, ясная погода стоитъ. Насъ-то вы, говоритъ, перепугали: слышимъ,   кричите   вы   на чердаке,   побежали и

270                    СПАСЕННАЯ   ОТЪ   САМОУБ.   ПРОМ.   БОЖIИМЪ.

видимъ: лежите на песке вы внизъ лицомъ и кричите: Господи, спаси меня! Мы подняли васъ безъ чувствъ и принесли сюда, въ комнаты. Что такое случилось съ вами?

—     Тутъ только я вспомнила и поняла, что Господь не хотелъ моей погибели и устрашилъ меня бурей, которая разразилась только надо мной, чтобы отвлечь меня отъ самоубiйства. Я заплакала, разсказала детямъ все какъ было, и все мы начали благодарить Бога за мое спасенiе. Тутъ же я дала обетъ Богу, переносить все скорби безъ ропота, какъ бы они не были тяжки. Мне стало жалко и детей, и мужа; я готова была на всякую скорбь ради семьи своей. И терпеть мне пришлось недолго. Чрезъ несколько месяцевъ, мужъ мой сталъ ослабевать, стихать и слегъ въ постель. Но и его Господь не оставилъ: за несколько дней передъ своей кончиной онъ пришелъ въ себя, и попросилъ позвать священника. У всехъ у насъ просилъ прощенiя; какъ следуетъ, исповедывался и причастился Св. Таинъ, а потомъ и душу Богу отдалъ. Надежды его тоже сбылись: не пропали мы безъ этихъ денегъ, которыми воспользовались злые люди, только домишко продать пришлось. А теперь, слава Богу, все сыновья въ люди пошли, служатъ на хорошихъ местахъ конторщиками, и меня кормятъ, и сестру одеваютъ. Такъ что остается только благодарить Бога. А главное, я должна день и ночь благодарить Царя небеснаго за то, что Онъ по милосердiю Своему спасъ меня отъ самоубiйства. И верите ли, какъ вспомню я, что избавилъ меня Господь отъ пагубной смерти, сердце такъ и забьется отъ радости, словно Самъ Господь обитаетъ въ немъ. А ведь я ничего нестоющая тварь Его, великая грешница, и Онъ, милосердый, не погнушался явить на мне Свое человеколюбiе, не допустилъ погибнуть.

—     Разве не чудеса это? Этими словами Василиса Антоновна закончила свой разсказъ, но губы ея продолжали шептать благодаренiе Богу, а на глазахъ блестели слезы умиленiя.

ГОРЕМЫЧНАЯ   ЖЕНА.                                                          271

Горемычная жена.

Разгулялась непогодушка,

Вдоль по улице мететъ,

Ветеръ песни заунывныя

Песни скучныя поетъ.

Въ переулкахъ тишь, безлюдiе,

Лишь порой, взрывая снегъ,

Прокатитъ возница съ песнею,

Поспешая на ночлегъ.

И боряся съ мглою ноченьки,

Чуть мигаютъ фонари;

Сномъ забылся людъ измученный

Вплоть до утренней зари.

Вотъ вдали отъ центра города,—

Близъ заставы городской,—

На снежокъ изъ оконъ хижины.

Светъ ложится полосой.

Тамъ въ каморке одинокая

Горемычная жена

Плачетъ, мужа поджидаючи,

И печальна и бледна.

Тихо въ комнатъ, за печкою

Лишь трещитъ одинъ сверчокъ;

Нагорела свечка сальная,

Чуть мерцаетъ огонекъ.

За окномъ же вьюга снежная

Все расходится сильней,

И баюкаетъ несчастную

Ветеръ песенкой своей.

Ей подъ стоны ветра буйнаго

Представляется кабакъ;

Въ немъ ватага безшабашная

Расходившихся гулякъ.

Отъ вина ихъ кровь по жилочкамъ

272                             ГОРЕМЫЧНАЯ   ЖЕНА.

Забурлила, какъ река,

И они подъ скрипъ гармоники

Лихо пляшутъ трепака.

И подъ песни залихватскiя

Здесь становится ребромъ

Трудовая ихъ копеечка,

Вся облитая виномъ.

Мужъ ея сидитъ „въ компанiи",

Передъ ними штофъ вина,

И забыта имъ за чаркою

Горемычная жена...

Только вдругъ въ ночномъ молчанiи

Распахнулась настежъ дверь,

И предъ ней съ глазами мутными

Мужъ явился, точно зверь.

Закричалъ ногами топая:

„Что-жъ постель не постлана"?

И съ словами непотребными

Онъ стучитъ о край стола.

Испугалась горемычная,

И белее полотна

Стала вдругъ, и въ ноги грохнулась

Мужу пьяному она.

А что дальше здесь творилося,

Виделъ Богъ, да изъ оконъ

Запоздалому прохожему

Были слышны крики, стонъ...

 

 

 

 

 

 

 

ДОБРЫЙ   СОВЕТЪ.                                                273

^{Добрый советъ.}

Была весна. Высоко поднялась зеленая, мягкая, бар­хатная трава. Деревья качали нарядными ветвями, белыми шапками цвела калина, а на ней по ночамъ пелъ соловей.

Въ орешнике за рекой прiютилось много птичекъ, и все оне пели, пищали и рокотали—кто какъ умелъ и все радовались весне и жизни, все славили Творца. И люди были рады. Весеннiя полевыя работы окончены, хлебъ взошелъ хорошо. Огороды вскопаны и засеяны, а после теплыхъ дождей все такъ хорошо растетъ. Прiятно было старикамъ погреться на солнышке, поговорить, о хлебахъ. Девушки, парни и ребятишки по целымъ днямъ бегали въ лесу, собирали ягоды, дышали здоровымъ воздухомъ.

Одна Наталья не радовалась весне, ходила печальная, задумчивая; дело валилось у нея изъ рукъ. Въ воскресенье она не пошла въ церковь. Тайкомъ, точно украла что-нибудь или задумала недоброе дело, пробиралась она по узенькой дорожке вдоль реки, потомъ свернула въ лесъ, отыскала тамъ несколько пней срубленныхъ березъ, огляделась,—никого нетъ. Она села, подперла голову руками и задумалась.

Еще недавно много плакала она, много тосковала, молилась, а теперь нетъ слезъ, нетъ молитвы, только тоска по прежнему сосетъ сердце. Сгубила она свою жизнь, загубитъ и душу.  И Наталья вспомнила прошлое.

Жила она со старою матерью въ другомъ селе. Детство прошло радостно. Выросла она красивой девушкой, работящей и доброй. Все ее любили, и сама она не питала ни къ кому зла. Каждый праздникъ ходила она въ церковь,—и такъ легко, такъ отрадно было смотреть ей на храмъ Божiй! Мужички чинно стоятъ и слушаютъ священное чтенiе и пенiе, старухи  усердно  бьютъ   поклоны.

 

274                            добрый советъ.

Старичекъ-священникъ растроганнымъ голосомъ читаетъ Евангелiе. Солнце радостно светить въ высокiя окна и бросаетъ свои золотые лучи на головы молящихся, точно ласково гладитъ ихъ, заглядываетъ имъ въ глаза и говоритъ: „ну, будьте же добрыми, любите всехъ, какъ Христосъ любитъ васъ, какъ я грею васъ и свечу вамъ и всемъ даю жизнь. Нетъ у меня разницы: для всехъ я одно"...

Ладонъ синеватыми струйками разливался по церкви Солнце еще больше заглядываетъ въ окна, золотитъ по-темневшiя стены, старый иконостасъ.

Священникъ съ умиленiемъ произноситъ: „Твоя отъ Твоихъ Тебе приносяще отъ всехъ и за вся"...

И все падаютъ на колени, а у Натальи на глазахъ блестятъ слезы. И что это за радостныя слезы! Она сама не знаетъ, о чемъ оне, но только чувствуетъ, что хочется добра, правды.

А теперь? Всего одинъ годъ прошелъ съ техъ поръ, а ей и въ церкви нетъ силъ стоять отъ тоски, и дома нетъ мочи. А случилось это вотъ отъ чего. Вышла Наталья замужъ. Мужъ ея оказался дурнымъ человекомъ. Онъ пилъ водку, гулялъ въ компанiи съ непутными людьми, ничего не хотелъ делать, билъ жену, на глаза къ себе не пускалъ ея матери. Наталья света Божьяго не взвидела. И днемъ, и ночью плакала она, похудела, чуть съ ногъ не свалилась. Она разлюбила своего мужа. И вотъ теперь на заранее условленномъ месте она ожидаетъ свою мать. Все думая о своемъ житье-бытье, она не замечаетъ, какъ приходитъ ея мать, садится на землю и глазъ не сводитъ съ дочери.

У старушки сердце надрывается отъ горя. Еще въ прошломъ году Наталья была такая веселая, румяная. Бывало, заплететъ въ свою длинную косу красную ленту и такъ звонко хохочетъ, такъ весело поетъ. А теперь въ этой женщине, съ побледневшимъ худымъ лицомъ, старуха не узнаетъ своей дочери. Оне поздоровались.

добрый советъ.                                                275

—  Дорогая матушка,—говорить Наталья: я не могу
такъ жить. За что будетъ пропадать моя молодость? Я
сгублю своего Ивана!

Старуха остолбенела.

—  Что ты, дочка? что ты сказала? Сердце мое, опом­нись! Да нетъ, не можетъ быть! это ты такъ, съ тоски!..
Перекрестись, ненаглядная!—И она поспешно стала крестить Наталью, испуганно заглядывая ей въ глаза.

Нетъ, матушка, я не сошла съ ума: силъ моихъ нетъ. Не вечно же ему мучить меня. Старуха стала плакать.

—     Господи, что это съ тобой, за что ты хочешь погубить себя?

—     Что-жъ,—отвечаетъ Наталья: предъ Богомъ мне нечего таиться: Богъ все знаетъ. Онъ видитъ, кто правъ изъ насъ; Онъ видитъ, что терпеть дольше мне нетъ мочи. Души своей я этимъ не погублю.

—     Погубишь, сердце, погубишь, дочь моя, не только душу, но и жизнь свою: сгнiютъ твои косточки въ Сибири.

—     Нетъ,—говорить Наталья: я такъ сделаю, что никто не узнаетъ. Люди не будутъ знать. Умретъ Иванъ,— и я снова буду свободна, какъ прежде, а предъ Богомъ я покаюсь.

Видитъ старуха, что не разубедить ей дочери: та не хочетъ понять, что погубить человека, лишить его жизни, которую далъ ему Богъ,—грехъ, котораго ничемъ нельзя замолить.—И старуха замерла въ ужасе.

—     Наташа! Да выкинь ты изъ головы.

—     Нетъ, матушка, о томъ, что я задумала, не разскажутъ никому, ни деревья, ни птицы, что слушаютъ насъ теперь,—а   ужъ я съумею   наварить   такого  зелья...

—     Послушай, — говорить старуха, утирая слезы: вотъ что: свари ты завтра кисель, да только такъ, чтобы никто не увиделъ, свари и скушай, а потомъ приди сюда ко мне и разскажи все, какъ было.

Наталья удивилась.

276                                  ДОБРЫЙ   СОВЕТЪ.

—    Что-жъ изъ этого выйдетъ? спросила она.

—    Да это ужъ мое дело. Только смотри, поклянись мне, что пока мы еще разъ не увидимся, ты ничего дурного не начнешь.

Наталья поцеловала мать и распрощалась съ нею.

На другой день, чуть светъ, Наталья пошла въ лесъ за ягодами. Мужъ ея где-то загулялъ, и она радовалась, что удобно исполнить странную затею матери. Набравши ягодъ въ корзинку, молодая женщина прикрыла ихъ травою, вернулась домой и затопила печь.— „Вотъ что,—подумала она: сниму-ка я съ чердака новый горшокъ, а то какъ бы не узналъ кто изъ соседокъ". Только что взлезла она на чердакъ, какъ изъ сеней послышался голосъ соседки Матрены:

—  Наталья, а Наталья! что это ты на чердакъ по-
лезла?

Дымитъ,—отвечала   Наталья:   хочу  подмазать  трубу.

Соседка заглянула въ печь и удивилась: нигде не дымило. Не дождавшись хозяйки, она пошла домой, что-то соображая.

Наталья перемыла ягоды и сложила ихъ въ новый горшокъ. Вдругъ въ сеняхъ послышался детскiй голосъ. Она вся задрожала, проворно сунула горшокъ подъ лавку и накрыла его полотенцемъ: соседкинъ сынъ прибежалъ искать свою мать. Онъ виделъ, какъ Наталья что-то спрятала подъ лавку, и разсказалъ объ этомъ матери.

Наконецъ, кисель сваренъ, и печь закрыта заслонкой.

Вернулся Иванъ.

—    Что это у тебя такъ хорошо пахнетъ? Что варила? спросилъ онъ.

—    Что мне варить? Супъ варила, а пахнетъ пирогъ: Марина сегодня пекла, такъ и сюда духъ несетъ.

Вдругъ взглядъ Натальи упалъ на необмытую ложку, которою она мешала кисель.

—  Ну, пропало все дело! Узнаетъ! мелькнула у нея
мысль, и лишь только мужъ отвернулся, она сунула ложку

добрый советъ.                                          277

за пазуху. Иванъ пообедалъ, выспался и снова ушелъ изъ дому.

—     Наталья! Чего это ты такъ рано сегодня въ лесъ ходила? спрашиваетъ, входя, старуха Марина.

—     Да чего вамъ надо отъ меня? не вытерпела Наталья: что я вамъ—подневольная? спрашиваться должна? Захотела—и пошла.

— Ну, чего-жъ ты кричишь? Ведь не даромъ ходила, знаю,—ворчитъ старуха: еще и травку какую-то въ корзинке несла. Ну, да не хочешь говорить, какъ знаешь,— дело твое, а я такъ... думала, разскажешь, посоветуешься со старухой.—И она, недовольная, вышла изъ хаты. На улице Марина стала о чемъ-то разговаривать съ другой соседкой.

—   Шепчитесь,—думала Наталья: ничего не узнаете.
Но сердце ея тревожно билось.

Настали сумерки. Молодая женщина тихонько про­бралась съ кисилемъ въ амбаре, съела его тамъ, вымыла горшокъ и ложку и все отнесла на место.

Только теперь вздохнула она свободно.

Вотъ такой пустякъ загадала мне мать! думала она: а ведь какъ это тяготило меня. Чуть кто пройдетъ, взглянетъ — у меня и душа не на месте: все кажется, что пришли выведать, знаютъ мою затею. Теперь, слава Богу, все сделала. Завтра пораньше принесу воды, печь вытоплю—и въ лесъ къ березовымъ пнямъ: тамъ матушка обещала поджидать меня. Все ей и разскажу.

На другой день, рано утромъ, Наталья побежала съ ведрами къ колодцу. Тамъ уже стояла молодая девушка Маринина дочь—и лениво поглядывала по сторонамъ: не подойдетъ ли кто поболтать. Увидевъ Наталью она обра­довалась.

— Вотъ,—заговорила она,—люди успели уже и киселя наесться, а мы еще и не варили. Все не выберу времени въ лесъ сходить за ягодами.   А что  въ   воскре-

278                                 добрый советъ.

сенье набрала, такъ дети сырыми поели... Да что ты такъ смотришь на меня? Ведь я вижу, что ты кисель варила, вотъ и рубаха въ кисель выпачкана.

Наталья смутилась. Вчера, пряча ложку въ пазуху она и не заметила, что капля киселя пристала къ сорочке.

—     Ну, что-жъ, спряталась съ киселемъ? спросила старуха-мать Наталью.

—     Матушка,—отвечала Наталья: да разве люди дадутъ укрыться съ чемъ-нибудь! Правду батюшка изъ Евангелiя читалъ: „все ищутъ въ чужомъ глазу пылинку, а въ своемъ бревна не видятъ". Все такъ и следятъ другъ за другомъ: куда кто пошелъ, кто что сделалъ...

—     Такъ ты съ киселемъ не укрылась, а какъ же ты человека хотела погубить и думала, что никто не узнаетъ?

Наталья заплакала.

—   Не плачь, мое сердце,—говорила мать: пойди лучше къ священнику! онъ такой добрый и умный, посоветуйся съ нимъ, что тебе делать, и ничего-ничего не скрывай отъ него. Какъ откроешь свою душу, тебе и легче станетъ.

Наталья такъ и сделала. Священникъ выслушалъ ея горе и обещалъ уговорить Ивана жить лучше.

Но Иванъ былъ слишкомъ испорченъ. На наставленiя
отца Данiила онъ отвечалъ: „Я все это знаю, батюшка,
да силъ нетъ жить хорошо"!

Тогда Наталья объявила мужу, что не хочетъ жить съ нимъ и пойдетъ въ городъ служить. Иванъ любилъ жену, несмотря на дурное обращенiе съ нею, и просилъ ее остаться, обещая исправиться.

Прошла неделя. Наталья стояла на своемъ. Иванъ пошелъ къ священнику и, какъ прежде Наталья, разсказалъ ему свое горе. И Наталья осталась.

Черезъ годъ у нихъ родился сынъ. Иванъ сильно любилъ   мальчика,   пересталъ   пьянствовать,   работалъ  и

ДОБРЫЙ   СОВЕТЪ.                                              279

никогда уже не обижалъ жены. Онъ узналъ радости семейной жизни. Соседки ставили его въ примеръ своимъ мужьямъ.

Все давно позабыли, какимъ былъ Иванъ съ молоду; только иногда шепотомъ поговаривала Марина, что Наталья напоила мужа приворотнымъ зельемъ въ тотъ день, когда тайкомъ ходила утромъ въ лесъ.

Наталья же, когда доходили до нея эти слухи, только улыбалась и целовала своего сына.

А старуха-мать, пришедшая къ дочери на житье, делала видъ, что ничего не знаетъ, но въ душе благословляла Бога за его милосердiе къ людямъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

_{Родители и дети.}

Объ обязанностяхъ родителей по отношенiю къ детямъ.

Родители необходимо должны иметь попеченiе о детяхъ. Эту обязанность внушаетъ имъ сама природа. Она вложила въ ихъ сердце нежную и сильную любовь къ ихъ детямъ. Где не видно этой любви, тамъ явно обличается поврежденiе природы и крайняя испорченность нравовъ. Особенно мать отъ природы получаетъ такую крепкую любовь къ детямъ, что самъ Богъ примеромъ материнской любви къ детямъ благоволилъ объяснять силу Своей любви къ избранному народу: едва забудетъ жена отроча свое, еже не помиловати изчадiя чрева своего? Аще же и забудетъ сихъ жена, но Азъ не забуду тебе, глаголетъ Господь (Ис. 49, 15).

Да и какихъ родителей сердце не скажетъ, что они прежде всехъ обязаны заботиться о своихъ детяхъ? Без-помощность детей въ первые дни и годы ихъ жизни сама собою вопiетъ къ сердцу родителей о помощи, чтобы они, давши детямъ жизнь, давали имъ и средства къ сохраненiю жизни; иначе дети не могутъ оставаться живыми.

Это ваше попеченiе, родители, о собственныхъ детяхъ должно начаться съ вашего попеченiя о васъ самихъ. Прежде чемъ получите вы детей, эта обязанность уже должна быть выполняема вами. Помните, что Богъ говорилъ некогда Моисею на горе Синае: Азъ есмь Господь Богъ твой, Богъ ревнитель, отдаяй грехи отецъ на чада до   третiяго   и   четвертаго   рода  ненавидящымъ  Мене, и

ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.               281

творяй милость въ тысящахъ любящымъ Мя, и хранящымъ повеленiя Моя (Исх. 20, 5. 6). Таковъ законъ, правды Божiей! Таково отношенiе родителей къ детямъ! Слышите, что значатъ родители для детей! Такъ гневъ и благословенiе Божiе отъ отцовъ переходятъ къ детямъ и внукамъ и отдаленнымъ потомкамъ! Видите, что если вы желаете детей, любите детей, и хотите, чтобы благословенiе Божiе почивало на нихъ; то должны прежде всего заботиться о томъ, чтобы вамъ привлечь благословенiе Ббжiе на самихъ себя.

Кто не знаетъ, какъ естественно здоровое дерево при­носитъ и здоровые плоды, и, напротивъ, больное дерево произращаетъ такiе же плоды? То же бываетъ и въ рожденiи детей; какъ обыкновенно, что родители, разстроившiе свое здоровье невоздержанiемъ и другими пороками, передаютъ свою болезненность и детямъ; а родители умеренные и сохраняющiе цветущее здоровье передаютъ его и своему потомству, какъ дорогое наследiе? Есть также законъ правды Божiей, что добрыя или худыя нравственныя свойства родителей, по естественному порядку, обыкновенно переходятъ къ детямъ, и часто, прежде чемъ дети въ состоянiи бываютъ судить о добромъ или худомъ, уже по наследственнымъ свойствамъ предрасполагаются къ добродетелямъ или порокамъ. А что потомъ значитъ добрый или худой примеръ родителей для детей въ раннемъ ихъ возрасте? Что значитъ благочестивое попеченiе родителей о детяхъ съ первыхъ летъ или, напротивъ, нераденiе о добромъ воспитанiи детей? Это довольно, чтобъ видеть вамъ, родители, какъ важны для вашихъ детей ваши добродетели, ваша вера, ваша любовь къ Богу и ближнимъ, ваша преданность Богу и всегдашнее благоговейное хожденiе предъ Нимъ!

Содержа въ памяти этотъ законъ правды Божiей, вы, родители; действительные или будущiе, должны въ немъ видеть для себя новое побужденiе къ добродетельной и благочестивой жизни, чтобы и на себе удержать Божiе

282          объ обязан. родит. по отнош. къ детямъ.

благословенiе и передать его своему потомству. Вы, матери, особенно должны помнить сей долгъ во время своего чрево-ношенiя. Въ это время особенно берегите ваше здоровье, по телу и по душе, чтобы этотъ даръ отъ васъ перешелъ и къ вашимъ детямъ, вместе съ жизнiю. Удерживайтесь всякихъ сердечныхъ возмущенiй и раздраженiй, сильной скорби, нечистыхъ мыслей и желанiй, всякаго греха; и старайтесь въ это время съ особеннымъ усердiемъ питать въ себе христiанскiя чувствованiя, духъ смиренiя, кротости любви къ Богу и ближнимъ, духъ молитвы и преданности Промыслу Божiю среди всехъ обстоятельствъ жизни, духъ истиннаго благочестiя, чтобы вамъ такимъ образомъ въ самой, природе передавать потомству добрыя качества, по душе и по телу.

По рожденiи младенца въ эту жизнь, важнейшiй долгъ родителей-христiанъ позаботиться о томъ, чтобы новоро­жденное ихъ дитя возрождено было въ жизнь духовную чрезъ таинство крещенiя, и введено такимъ образомъ въ недра Христовой Церкви. Родители должны помнить слова Господа Спасителя: аще кто не родится водою и Духомъ, не можетъ внити въ царствiе Божiе. Рожденное отъ плоти плоть есть; рожденное отъ Духа духъ есть (Iоан. 3, 5. 6). Доколе младенецъ не возрожденъ водою и Духомъ въ крещенiи, онъ еще подъ осужденiемъ прародительскаго греха; онъ еще не членъ Церкви Христовой,—чуждъ духа сыноположенiя; онъ еще не имеетъ права на участiе въ царствiи Божiемъ, прiобретенномъ заслугами Христа Спасителя. Кому же изъ благочестивыхъ родителей не тяжело будетъ долго видеть новорожденное свое дитя неомытымъ отъ прародительскаго греха и чуждымъ благъ усвояемыхъ верующимъ во Искупителя. Съ того времени, какъ ваше дитя въ купели крещеная омылось и освятилось Духомъ Святымъ, вы должны смотреть на него, уже не просто только какъ на ваше родное дитя, но какъ на члена Церкви Христовой, какъ на обитель духа Христова; ибо съ того времени ваше дитя, по заслугамъ Христа Спасителя, бла-

ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.               283

годатiю Духа Святаго усыновлено Богу Отцу. Отселе видите, какъ должно вамъ воспитывать детей вашихъ, уже съ первыхъ дней чрезъ крещенiе омытыхъ Духомъ Святымъ и посвященныхъ на служенiе Богу съ темъ, чтобы въ про-долженiе всей земной жизни они более и более усовершались и достигали въ меру возраста исполненiя Христова (Еф. 4, 13). Взоръ на эту высокую цель долженъ давать направленiе и жизнь всемъ вашимъ попеченiямъ объ образованiи тела и души вашихъ детей.

На младенческую жизнь дитяти, мало-по-малу раскры­вающуюся въ возрастанiи и действiяхъ, надобно смотреть какъ на приготовленiе къ высшей его жизни и деятельности въ Христiанской Церкви. Поэтому вамъ, родители, и здравое разсужденiе и святая вера внушаютъ обходиться съ детьми съ первыхъ летъ и дней ихъ такъ, какъ съ посвященными на служенiе Богу и Господу Iисусу Христу, какъ съ членами Христовой Церкви и храмами Святаго Духа. Съ благоговенiемъ къ Богу заботьтесь и о телесной жизни дитяти, достойно обитающаго въ немъ Духа. Мать, невозбраняемая необходимостью, должна почитать священнымъ долгомъ питать своимъ молокомъ собственное дитя. Сохраняя жизнь дитяти, надобно прилагать старанiе, чтобъ тело его возростало и укреплялось, согласно съ законами природы и съ главнымъ назначенiемъ его, то есть,—быть орудiемъ Святаго Духа и служить человеку въ достиженiи его последняго назначенiя. Питайте тело, защищайте отъ вреднаго влiянiя стихiй, укрепляйте его приличною деятельностiю; но все это делайте такъ, чтобъ главная цель воспитанiя и земной жизни человека всегда была въ виду! чтобы ничего не было допускаемо противнаго этой цели. Сохраняя тело дитяти отъ всякаго поврежденiя и отъ разрушительнаго действiя воздушныхъ переменъ, или отъ ослабленiя его чрезъ грубое содержанiе и обхожденiе съ нимъ, не менее сего берегите нежное дитя и отъ того, чтобы неумереннымъ попеченiемъ оно не было слишкомъ изнежено, и чрезъ излишнее охраненiе не сделалось слиш-

284                 ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.

комъ доступно вреднымъ влiянiямъ непогоды и трудныхъ обстоятельствъ жизни. Поэтому въ доставленiи дитяти пищи наблюдайте, чтобы она была здорова для дитяти, но не прiучала его къ лакомству; въ одежде,—чтобы хорошо защищая отъ вреднаго влiянiя стихiй, прилична была полу и состоянiю, но не питала детскаго самолюбiя и тщеславiя; въ детскихъ упражненiяхъ и невинныхъ забавахъ,—чтобы сiи, укрепляя тело, мало-по-малу, пробуждали, раскрывали и упражняли ихъ умственныя и нравственныя силы, и такимъ образомъ служили по возможности приготовленiемъ къ ихъ будущей деятельности въ предполагаемомъ званiи. Такъ все попеченiе о теле дитяти должно совершаться въ подчиненiи высшему его назначенiю; должно всегда соединяться съ попеченiемъ о его душе и духовной жизни.

Такое попеченiе о душе дитяти родители, по рожденiи его, должны иметь непрерывно: благодать Духа Христова, осеняющая дитя со дня возрожденiя его въ крещенiи своимъ невидимымъ присутствiемъ, обязываетъ какъ васъ, родители, такъ и всехъ окружающихь детей, со всею осторожностiю обходиться съ ними, чтобъ все было около нихъ чисто и свято. Это нужно и всегда, и особенно въ то время, какъ дети начинаютъ понимать окружающiе ихъ предметы, чтобъ съ первымъ раскрытiемъ ихъ смысла они усвояли себе только невинное, полезное и необходимое, и мало-по-малу приготовлялись къ тому, чемъ должно быть имъ въ последствiи. Соответственно этимъ целямъ надобно действовать на умъ, сердце и волю детей.

Съ того времени, какъ въ дитяти пробуждается смыслъ, надобно сообщать ему вместе съ словами и понятiя здравыя, истинно полезныя и необходимыя человеку. Съ постепеннымъ раскрытiемъ детскаго смысла, должны по возможности расширяться и познанiя, сообщаемыя детямъ. По свойству детскаго возраста, живущаго более чувствомъ, первыя наставленiя,  даваемыя  детямъ, преимущественно

ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.               285

должны объяснить ближайшiе къ нимъ видимые предметы, и отъ сихъ мало-по-малу восходить къ предметамъ невидимыхъ, такъ чтобы последнiе служили объясненiемъ того, что дети видятъ предъ собою. Въ то же время, какъ дитя научается узнавать и называть своихъ родителей, сознавать ихъ любовь и благодеянiя, должно внушать детямъ, что есть у насъ Отецъ на небесахъ, Который любитъ всехъ, велитъ солнцу Своему восходить для всехъ, подаетъ пищу и все, что ни имеемъ, и утешаетъ радостями, и обращаетъ на пользу намъ самыя наши скорби и несчастiя. Раскрывайте имъ, по мере раскрытiя ихъ смысла, какъ великъ, премудръ и благъ Богъ; какъ много благодеянiй Его; какъ все отъ него произошло, Имъ все сохра­няется въ бытiи и содержится въ порядке; какъ Онъ всегда хранитъ нашу жизнь и подаетъ все необходимое намъ. Раскрывайте благоразумно, съ любовiю и благоговенiемъ, какъ Богъ Отецъ послалъ въ мiръ Единороднаго Сына Своего, - Господа Iисуса; какъ Спаситель училъ, творилъ чудеса, пострадалъ, умеръ, воскресъ изъ мертвыхъ и вознесся на небо; ниспослалъ Всесвятаго Духа; призываетъ всехъ ко спасенiю и наследiю царства небеснаго; придетъ судить живыхъ и мертвыхъ, и воздастъ каждому по деламъ его въ жизни вечной. Умейте детямъ передавать спасительныя истины, сообразно съ ихъ смысломъ, и они примутъ ученiе съ любовiю; возрожденные водою и Духомъ, они еще сохраняютъ невинность, полученную въ крещенiи, и дыша веянiемъ спасительной благодати, ищутъ и жаждутъ познать своего Творца и Искупителя, любить Его и служить Ему.

Берегите детей, чтобъ никто не внушалъ имъ понятiй ложныхъ, суеверныхъ, вредныхъ для ихъ веры и нрав­ственности; а, напротивъ, употребляйте все меры, чтобъ они обо всемъ, о чемъ могутъ судить, привыкали судить согласно съ началами здраваго разума и съ закономъ Божiимъ, и не брались разсуждать о томъ, что выше ихъ разуменiя, а непритворно сознавали   свое  незнанiе, и съ

286                 ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.

совершенною доверенностiю предавались благоразумному руководству своихъ родителей или воспитателей.

Вместе съ утвержденiемъ въ детяхъ здравыхъ понятiй, особенно надобно заботиться объ образованiи ихъ сердца и воли. И здравыя понятiя о предметахъ всегда надобно сообщать детямъ такъ, чтобъ, они, усвояя себе познанiе истинъ, въ то же время и сердцемъ учились любить истину, истинную красоту и истинное добро. Еще не испорченныя пороками души детей сами собою стремятся къ этому; только помогайте имъ благоразумными объясненiями узнавать предметы, достойные ихъ любви, и во всякое время руководите ихъ въ этомъ вашимъ собственнымъ примеромъ. О достойномъ любви и благоговенiя говорите предъ ними всегда съ любовiю и благоговенiемъ. Не говорите предъ ними холодно и равнодушно о томъ, что достойно сердечнаго участiя, удивленiя и благоговенiя. Обращайте ихъ сердце къ предметамъ истинно высокимъ и прекраснымъ, чтобъ оно привыкало удивляться только истинно высокому, любить только истинно доброе и прекрасное. Всегда окружаетъ насъ величiе природы съ ея разнообразными красотами; всегда надъ нами необъятная и превосходящая всякое изображенiе, высокая, чудная картина звезднаго неба; всегда освещаетъ и согреваетъ насъ истинно великое, прекрасное светило дня. Беседуйте чаще съ детьми вашими объ этихъ и другихъ великихъ делахъ Божiихъ, съ любовiю и благоговенiемъ къ Творцу и Правителю всего, и указывайте имъ следы во всемъ проявляемыхъ, безпредельныхъ совершенствъ Божiихъ. Такъ возвышая детское сердце къ истиннымъ красотамъ, научите ихъ любить только истину, истинное добро и красоту, и удивляться только истинному величiю.

Внушая детямъ здравыя понятiя и благоуправляя сердце, въ то же время надобно располагать и волю ихъ къ добродетели. Доколе дети еще дети, и особенно въ первые годы ихъ детства, надобно действовать на нихъ не столько наставленiями, сколько деломъ, то есть, подавая

ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.               287

имъ примеръ и заставляя ихъ делать все то, что, по вашему здравому разсужденiю, они въ своемъ возрасте и въ своихъ обстоятельствахъ должны делать. Но по той мере, какъ дети подрастаютъ и становятся понятливее, надобно те правила, кои они уже выполняютъ подъ вашимъ руководствомъ, постепенно более объяснить имъ и раскрывать ихъ пользу и обязательность, применяясь къ степени ихъ разуменiя.

Старайтесь при всякомъ случае возбуждать и под­держивать въ детяхъ нравственное чувство и силу совести. Говорите съ ними чаще о достоинстве и благотворности добродетели, также о недостоинстве и зловредности греха. Показывайте имъ примеры людей добродетельныхъ, какъ достойныхъ любви, уваженiя и подражанiя; а равно указывайте последствiя пороковъ въ людяхъ порочныхъ, чтобы такъ питая въ детяхъ уваженiе къ добродетели, въ то же время питать и отвращенiе къ порокамъ.

Никогда не забывайте, что истинное основанiе добраго воспитанiя одно ― страхъ Божiй, какъ начало премудрости (Притч. 1, 7). Это не рабскiй страхъ, представленiемъ наказанiй удерживающiй человека отъ нарушенiя закона Божiя, но страхъ сыновнiй, который состоитъ изъ крепкой любви къ Богу, какъ преблагому Отцу, соединенной съ искреннею заботливостiю, какъ бы не оскорбить чемъ Всеблагаго Отца небеснаго. Этотъ страхъ надобно воз­буждать и поддерживать въ детяхъ съ ранняго возраста, воспитывая ихъ, какъ говоритъ Апостолъ, въ наказанiи и ученiи Господни (Еф. 6, 4). Здесь, родители, особенно нуженъ для детей примеръ вашей благочестивой жизни: ваше благоговейное хожденiе предъ Богомъ, ваша ревность къ соблюденiю заповедей Божiихъ, ваше постоянное удаленiе отъ всего, что противно благочестiю и добродетели, — будутъ служить самою благотворною стихiею для воспитанiя и утвержденiя въ детяхъ вашихъ доброй нравственности.

Весьма много значитъ при воспитанiи детей охранять ихъ отъ худыхъ сообществъ. Какъ  благотворно для нихъ

288          объ овязан. родит, по отнош. къ детямъ.

иметь предъ собою назидательные примеры: такъ вредно имъ, напротивъ, быть среди общества людей съ испорченными нравами: „худыя сообщества, по слову апостола, развращаютъ добрые нравы" (1 Кор. 15, 33). Также пагубно для детей, когда даютъ имъ въ руки для чтенiя книги, вредныя для ихъ веры и нравственности. Къ такимъ надобно отнести не только сочиненiя, зараженныя вольномыслiемъ противъ ученiя веры и постановленiй государственныхъ, но и сочиненiя, отвлекающiя мысли детей отъ действительности къ вымысламъ, питающiя чувственность и прiучающiя детское или юношеское воображенiе къ мечтательности, возбуждающiя въ нихъ несбыточныя желанiя. Напротивъ, много сделаете вы для своихъ детей, если, укоренивъ въ душахъ ихъ страхъ Божiй, воспитаете въ нихъ любовь къ чтенiю благочестивыхъ и назидательныхъ сочиненiй, и особенно слова Божiя, могущаго умудрити ихъ во спасенiе (1  Тим. 3,  15).

Всеми мерами благоразумiя берегите вашихъ детей, чтобъ не предавались они худымъ наклонностямъ, которыя легко обращаются въ страсти и порабощаютъ человека тому или другому пороку. Для этого надобно полагать злу преграды въ его начале: подавляйте въ детяхъ, при первомъ случае, какъ заметите,—своенравiе, гордость, тщеславiе, непокорность, леность, ненависть, мстительность, вражду, особенно холодность къ предметамъ веры, непочтительность къ старшимъ и властямъ, поползновенiе къ любострастiю и т. п. Истребляя сiи плевелы, въ то же время со всемъ усердiемъ укореняйте въ душахъ ихъ любовь къ Богу и благоговенiе ко всему священному, повиновенiе къ начальству, почтительность къ старшимъ, признательность къ благодетелямъ, радушiе ко всемъ, кротость, непамятозлобiе, миролюбiе, доброжелательство, услужливость, трудолюбiе, искреннее уваженiе къ невинности и чистоте нравовъ.

Родители! какъ ваша родительская любовь къ детямъ внушаетъ вамъ никогда не оставлять безъ вниманiя заме-

ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.           289

чаемые въ нихъ нравственные недостатки: такъ и въ исправленiи сихъ недостатковъ та же любовь обязываетъ васъ идти путемъ благоразумiя и кротости, чтобы въ противномъ случае не повредить достиженiю цели. Выпрямляя нежное растенiе, нужно иметь осторожность, чтобъ не сломить его; та же осторожность требуется и въ исправленiи вашихъ юныхъ детей. Поэтому всегда сначала надобно действовать мерами легчайшими,—советами, убежденiями, и т.п., если только самая неисправность детей своею необычайностiю не вызываетъ къ строгой мере, какъ сильному врачеству противъ опасной болезни. Къ благоразумной кротости призываетъ васъ Апостолъ, когда говоритъ: отцы не раздражайте чадъ своихъ, да неунываютъ (Кол. 3,.21). Но и кротости есть свои пределы: когда нужна строгость, родители грешатъ, если не употребляютъ ее для спасенiя своего сына отъ порока. Мудрый говоритъ: язвы и обличенiя даютъ мудрость (Притч. 29, 15); иже щадитъ жезлъ ненавидитъ сына своего (13, 25). Сынъ Сираховъ поучаетъ: любяй сына своего участитъ ему раны, да возвеселится въ последняя своя. Наказуя сына своего насладится о немъ, и по среде знаемыхъ о немъ похвалится (Сир. 30, 12). Родители! какъ надобно охранять детей отъ того, чтобы они не прiобретали ложныхъ понятiй о жизни, посредствомъ чтенiя сочиненiй, наполненныхъ обольститель­ными, несбыточными вымыслами; такъ съ другой стороны, не надобно въ свое время скрывать отъ нихъ того, что могутъ они встретить въ действительности, какiя, напримеръ, трудности, какiя скорби и болезни ожидаютъ ихъ на томъ или другомъ пути жизни;—тогда же нужно показывать имъ, какъ надобно человеку въ такихъ обстоятельствахъ вести себя; какъ беречь себя отъ увлеченiя къ злу; какъ преодолевать неудобства земнаго странствованiя; чемъ побеждать скорби и болезни, неразлучныя съ этой жизнiю. Часто мы терпимъ вредъ отъ того именно, что встречаемъ трудности, не приготовленные къ преодоленiю ихъ. Поэтому важное опущенiе будетъ сделано при

290              ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.

воспитанiи детей, если вы не станете заранее приготовлять ихъ къ борьбе съ теми непрiятными обстоятельствами, которыя надобно будетъ имъ испытать въ продолженiи жизни. Такъ не скрывайте отъ детей въ свое время, какимъ въ последствiи могутъ они подвергнуться нуждамъ, болезнямъ, скорбямъ и несчастiямъ. А раскрывая предусматриваемыя или возможныя трудности жизни, нужно показывать имъ и то, какъ въ такихъ случаяхъ имъ надобно действовать, какъ необходимо благодушное терпенiе, благоразумiе, особенно живая вера въ Бога и непоколебимая преданность Его Всеблагому Промыслу.

Родители! когда отдаете детей своихъ на руки воспи-тателямъ, также въ учебныя, воспитательныя или другiя заведенiя, не думайте, что вы чрезъ то уже слагаете съ себя обязанность заботиться о вашихъ детяхъ, какъ это иногда делаютъ: где бы ваши дети ни были, вы всегда имъ родители. Чье сердце более можетъ любить детей и более блаженствовать имъ, какъ сердце родительское? Чья любовь своею попечительностiю такъ благотворно можетъ действовать на детей, какъ любовь добрыхъ родителей? Потому ваше попеченiе о детяхъ должно сопровождать ихъ всюду, куда бы они не удалились отъ васъ! Напоминайте вашимъ детямъ, что прежде вы говорили имъ; внушайте имъ добрыя и необходимыя для нихъ правила жизни; предостерегайте отъ опасностей. Не переставайте повторять имъ, что внушаетъ вамъ для нихъ ваше родительское сердце. И заочно будьте стражами благонравiя. И при свиданiи каждый разъ будьте для нихъ примеромъ благочестiя, и вашимъ благоразумнымъ и назидательнымъ обхожденiемъ оживляйте и поддерживайте въ нихъ то благотворное нравственное влiянiе, какое прежде произвели вы въ нихъ.—Но какой опасный вредъ для детей, если они, отлучаясь изъ заведенiй въ домы родителей, будутъ встречать здесь нехорошiе примеры! Какая гибель для ихъ нравственности, если родители станутъ даже потворствовать ихъ вольностямъ и худымъ привычкамъ!—Какъ часто

ОБЪ ОБЯЗАН. РОДИТ. ПО ОТНОШ. КЪ ДЕТЯМЪ.      291

такiе родители жалуются на воспитателей, или на заведенiя, что они недовольно производятъ благотворнаго влiянiя на детей ихъ, между темъ, какъ сами главные виновники порчи ихъ нравовъ, или по причинъ своей безпечности о детяхъ, или даже сами первые подавъ худой примеръ своимъ детямъ!

Много можно бы еще говорить вамъ, родители, о вашихъ обязанностяхъ къ детямъ, но этого нельзя сделать при настоящемъ случае. Впрочемъ, и изъ сихъ краткихъ указанiй вашихъ обязанностей къ детямъ, видите, какъ важно ваше отношенiе къ нимъ; какъ много требуется вниманiя и заботъ, чтобъ вамъ исполнить свой долгъ. Видите, почему благоволилъ Господь освятить брачный союзъ благодатiю святаго таинства! Угодно было Спасителю, чтобъ чрезъ сiе таинство благословенная чета супруговъ получала отъ благодати Его особое благодатное вспомоществованiе къ исполненiю столь важныхъ и трудныхъ обязанностей сего состоянiя. Будьте же верны вашему долгу; будьте попечительны и неутомимы въ попеченiи о вашихъ детяхъ, и старайтесь при этомъ, что ваши попеченiя всегда соответствовали временному и вечному на­значенiю вашихъ детей.

Не бойтесь трудовъ. Где трудъ, тамъ и утешенiе. Земледелецъ трудится и не ослабеваетъ въ трудахъ, потому что ожидаетъ плодовъ. И садовникъ съ трудомъ и потомъ разводитъ садъ; поливаетъ и очищаетъ его съ терпенiемъ, и не ослабеваетъ, подкрепляемый надеждою. Чего же вы должны ожидать? Ужели земледелецъ и садовникъ больше утешенiй могутъ получать отъ своихъ трудовъ, чемъ вы отъ попеченiя о воспитанiи леторослей Церкви Божiей, искупленныхъ. кровiю Христа Спасителя, освященныхъ благодатiю Духа Его?—Помните, какъ благотворно и важно воспитанiе детей по духу Христову! Оно для детей есть безценное сокровище: человекъ делается достойнымъ своего назначенiя только чрезъ достойное воспитанiе, и ваши дети могутъ сохранить даръ благодати, принятый ими въ

292                  ОБЪ   ОБЯЗАН.   РОДИТ.   ПО   ОТНОШ.   КЪ   ДЕТЯМЪ.

Крещенiи, только чрезъ повиновенiе Богу, чрезъ искреннее соблюденiе заповедей Его. Внушайте же имъ святую волю Божiю, и словомъ, и деломъ: и они, прiобретши навыкъ искренней любви, благоговейнаго повиновенiя и преданности къ Богу, получатъ въ этомъ верное условiе и залогъ своего истиннаго счастiя, временнаго и вечнаго.

Родители! такъ воспитывая детей, вы будете исполнять святейшую обязанность, будете образовывать истинныхъ гражданъ для отечества земнаго и небеснаго и сонаследниковъ Iисусу Христу въ наследiи царства небеснаго. Что въ вашихъ занятiяхъ можетъ быть выше сего? Какое для васъ утешенiе, быть верными своему святейшему долгу, къ исполненiи котораго обязаны вы и собственнымъ добровольнымъ обетомъ предъ Церковiю и Богомъ и тою благодатiю, которую приняли вы въ таинстве брака? Ваше попеченiе о детяхъ, при благословенiи и содействiи Всевышняго, весьма важно и для гражданскаго общества, и для церкви, для общества оно приготовляетъ полезныхъ членовъ,—будущихъ добрыхъ родителей, попечительныхъ начальниковъ, утешителей несчастныхъ, благодетелей чело­вечества, для церкви,—истинныхъ членовъ ея, достойныхъ служителей алтаря, наследниковъ царства небеснаго. И для васъ, попечительные родители, благовоспитанныя дети—наилучшее утешенiе въ жизни: они для васъ отрада въ скорби, подпора въ нуждахъ, болезняхъ и старости, надежда и залогъ милости Божiей въ жизни будущей.

Молитесь Господу Iисусу, да Самъ Онъ, утвердившiй неприкосновенность брака и освятившiй его благодатiю таинства, силою вседействующаго Духа Своего, всегда наставляетъ васъ, содействуетъ вамъ въ воспитанiи вашихъ детей, и посылаетъ на нихъ и на васъ Свое божественное благословенiе, во славу всесвятаго имени Его, со Отцемъ и Святымъ Духомъ. Аминь.

 

САМ.   ЛУЧШЕЕ   СРЕДСТВО   ДЛЯ   ВОСПИТ.   ДЕТ.   ДОБРЫМИ.   293

Самое лучшее средство для вос-питанiя детей добрыми.

Сколько думъ и заботъ посвящаютъ родители воспитанiю своихъ детей, и кто изъ нихъ не желаетъ отъ всей души видеть детей своихъ добрыми христiанами и полезными членами общества?.. Но какое лучшее средство воспитать детей именно такими? Средство это, можно сказать, въ рукахъ самихъ же родителей, въ добромъ родительскомъ примере. Одно изъ многихъ доказательствъ благотворности родительскаго примера въ деле воспитанiя мы находимъ въ житiи св. муч. Iулiана, память коего празднуется церковью 21 iюня. Онъ родился отъ знатныхъ родителей, но отецъ его былъ язычникъ, а мать христiанка. По смерти своего мужа, мать Iулiана, сознавая важность и святость материнскихъ обязанностей, удаляется въ г. Тарсъ, ведетъ тихую, уединенную жизнь, всецело посвятивъ себя воспитанiю сына. Какъ христiанка, она сознавала и была убеждена, что молитва есть именно тотъ светочъ благотворный, который освещаетъ и согреваетъ внутреннiй мiръ въ человеке, указуетъ ему пра­вильные пути въ жизни сей, — а потому старалась всячески зажечь этотъ светочъ въ сердце сына. Много разумеется, влiяетъ на ребенка задушевное материнское слово, доброе, кроткое наставленiе, но мать Iулiана не ограничивалась одними наставленiями, а заботилась повлiять и собственнымъ примеромъ. И вотъ, какъ только ночной сумракъ спустится на городъ, на улицахъ стихнетъ шумъ дневной, люди погрузятся въ сонъ, въ скромномъ жилище благочестивой вдовы замерцаетъ бледный светъ лампады. Коленопреклоненная молится она, взирая на ликъ Спасителя и Богоматери, вера и любовь кладутъ свой яркiй отпечатокъ на лицо ея, уста шепчутъ слова молитвъ, верующiй взоръ роняетъ слезу умиленiя, а рядомъ съ коленопреклоненною матерью  прiютился  ея   ма-

294        САМ.   ЛУЧШЕЕ   СРЕДСТВО   ДЛЯ   ВОСПИТ.   ДЕТ.   ДОБРЫМИ.

лютка сынъ. Его любознательный взоръ устремляется то на св. иконы, то на лицо пламенно молящейся матери, его чуткiй слухъ внимаетъ словамъ материнской молитвы, его нежное сердце уже ощущаетъ святость, важность и сладость молитвенныхъ минутъ.

Прошло несколько летъ, малютка Iулiанъ подъ благо-творнымъ дыханiемъ благочестивыхъ материнскихъ примеровъ возросъ въ добраго, глубоко верующаго юношу. Но въ это время страшная гроза разразилась надъ хри-стiанскими обществами—началось безпощадное гоненiе на нихъ отъ жестокаго царя Дiоклитiана. Въ числъ многихъ мучениковъ привлеченъ былъ къ допросу и заключенъ въ темницу и 18-летнiй Iулiанъ. Мучители угрозами, ласками и обещанiями старались склонить его къ отреченiю отъ Христа, но въ сердце юноши глубоко запали семена веры — ярко горелъ светочъ молитвы, не страшна была ему и темница съ ея ужасами, спокойно, точно на ясное голубое небо, смотрелъ онъ на приближающуюся смерть. Наконецъ, раздраженные мучители, завязавъ Iулiана въ мешокъ, наполненный пескомъ и гадами, утопили въ реке; тело св. мученика потомъ было вынесено волнами на берегъ и погребено. Вскоре после сына замучили и его благочестивую мать.

Вотъ какую силу оказалъ добрый родительскiй примеръ: 18-летнiй юноша, полный жизни и силъ, настолько усвоилъ светлый образъ Христовъ, настолько проникся святою верою, что на самой заре своей жизни оттолкнулъ отъ себя все земныя радости, захотелъ лучше страдать за имя Христово, чемъ отречься отъ Него, умеръ мученически и сподобился венца святости!

Отцы и матери христiанскiе! Вы несомненно желаете, чтобы ваши дети возросли добрыми христiанами, а поэтому глубже запишите въ своихъ сердцахъ примеръ матери Iулiана и всеми силами старайтесь следовать ему! Она научила сына своимъ примеромъ верить и молиться. Настанетъ   день   праздничный,   день   Божiй,   заслышите

ПАМЯТНЫЙ   ВЕЧЕРЪ   ИЗЪ   ДОРОГОГО   ДЕТСТВА.              295

благовестъ, спешите въ храмъ на общую молитву, стойте здесь благоговейно и внимайте съ усердiемъ молитвамъ и песнопенiямъ; пусть и дети ваши будутъ около васъ поучаться вашему усердiю къ молитве. Настанетъ ли день будничный,—собираясь на свои труды, не забывайте начало дня освятить молитвою, станьте сами передъ иконою прочтите вслухъ сами, заставляйте повторять и детей своихъ положенныя молитвы. Окончится день труда и заботъ, накроетъ васъ мракомъ ночь, опять не забывайте помолиться вместе со своими детьми. Если на вашихъ лицахъ будетъ сiять лучъ веры и мольбы къ Господу, этотъ лучъ отразится и въ юныхъ сердцахъ вашихъ детей. Если на вашихъ лицахъ будетъ разливаться святое, молитвенное умиленiе, то и дети ваши проникнутся имъ, и знайте, что никогда они не забудутъ того семейнаго уголка, где они предъ ликомъ Спасителя стояли радостные, чистые, около своихъ любимыхъ родителей, вторя ихъ молитвамъ, никогда не забудутъ они этихъ воистину светлыхъ и счастливейшихъ минутъ своей жизни.

^{Памятный вечеръ изъ дорогого}

^{детства.}

Ветеръ билъ дождемъ въ окна. На дворе было темно, сыро и холодно. Но въ большой, чистой комнате—тепло и уютно.

Светло горитъ лампа на кругломъ столике передъ мягкимъ большимъ диваномъ. Тихо теплится лампадка передъ большимъ распятiемъ, что виситъ въ углу надъ диваномъ. Распятiе старинной итальянской работы изъ слоновой, уже пожелтевшей кости. Ровный светъ лампадки пробегаетъ легкими нежными тонами по всей фигуре и мягкимъ светомъ освещаетъ голову Распятаго. И вся фигура резко отделяется отъ креста изъ чернаго дерева.

296                    ПАМЯТНЫЙ   ВЕЧЕРЪ   ИЗЪ  ДОРОГОГО  ДЕТСТВА.

—     Мама!—говорить шестилетнiй кудрявый ребенокъ матери, что сидитъ на диване и быстро вяжетъ длинный теплый шарфъ.—Мама! Ведь это Христосъ распятъ?

—     Да! Христосъ! — и она мелькомъ оглядывается на распятiе и снова погружается въ свою работу.

—     Какъ же Онъ распятъ? Разскажи мне, мама, что значитъ распятъ?

—     Это значитъ, что Его прибили гвоздями ко кресту.

—     Какъ прибили гвоздями?!..

—     Такъ!—она оставляетъ работу и беретъ за ручку ребенка:—приложили Его руки вотъ такъ къ деревянному кресту, въ каждую руку вколотили гвоздь молоткомъ. гвозди пробили руки насквозь и вошли въ дерево; потомъ сложили Ему ноги и сквозь нихъ тоже вбили большой гвоздь въ дерево; потомъ крестъ врыли въ землю, и такъ виселъ Онъ на этомъ кресте целый день, пока не умеръ.

Ребенокъ побледнелъ. Его чуткое, воспрiимчивое вообра-женiе живо нарисовало весь ужасъ страшной, кровавой казни.

—     Мама! Ведь Ему было очень больно?—спрашиваетъ онъ, стараясь не верить своему впечатленiю. — Больно... до крови?

—     Да! очень, очень больно.

—     Зачемъ же это съ Нимъ сделали? Разве Онъ былъ злой?!

—     Нетъ! Онъ былъ добрый, очень добрый, — Онъ былъ добрее всехъ людей, которые были и будутъ когда-нибудь на земле, потому что Онъ былъ не только человекъ—Онъ былъ Богъ!

—     Зачемъ же Его такъ убили?

—     Затемъ, что Онъ всемъ желалъ добра. Онъ говорилъ, что Богъ, Его Отецъ, добръ и затемъ послалъ Его на землю, чтобы все узнали, какъ Онъ добръ. И Онъ делалъ много добрыхъ делъ, и много народа ходило постоянно за нимъ. А злые завидовали Ему. Онъ уличалъ ихъ во лжи, зависти, въ злыхъ делахъ. И вотъ за все за это схватили Его и казнили.

ПАМЯТНЫЙ   ВЕЧЕРЪ   ИЗЪ   ДОРОГОГО   ДЕТСТВА.            297

—  И за это имъ ничего не сделали?!. — И на лицо
мальчика набежала краска, и слезы засверкали на глазахъ его... — Я бы ихъ всехъ прибилъ гвоздями къ деревьямъ.

И онъ сжалъ маленькiе кулаки.

—  Зачемъ же?—говоритъ мама. — Ты сделалъ бы
очень дурно. Никогда не должно платить зломъ за зло.
Это говорилъ Онъ, Христосъ, и когда Его распяли, какъ
ни больно было Ему, но Онъ, умирая, молился за техъ,
которые Его распяли, молился, потому что Онъ любилъ
всехъ людей: и добрыхъ и злыхъ... Ведь каждый злой
человекъ не былъ бы злымъ, если бы вокругъ него не
было ничего злого, и если бы онъ самъ не могъ делать зла.

Мальчикъ долго смотрелъ на распятiе, на Его опущенную голову, на искаженное страданiемъ лицо, на полуоткрытая уста, которыя, казалось, шептали молитву и повторяли одно и то же великое слово любви къ человеку.

—     Мама!—сказалъ онъ наконецъ,—я буду добръ, я буду всехъ любить, и добрыхъ и злыхъ.

—     Да, — сказала мама, — будь добръ и люби всехъ, всехъ людей. Если ты будешь любить всехъ, то ты будешь хорошо учиться, потому что только тотъ, кто много знаетъ, можетъ сделать много добра всемъ людямъ и тотъ действительно любитъ всехъ людей.

И она пристально посмотрела на него, она сдвинула кудрявые волосы съ его лба и поцеловала этотъ еще не­большой, но уже высокiй и крутой лобикъ.

„Можетъ-быть, — подумала она, — въ тебе действи­тельно вырастетъ любовь къ знанiю, истине, на пользу и благо всехъ людей. Можетъ-быть, Онъ уже отметилъ тебя и вложилъ въ твое сердце эту великую любовь".—И она съ тихой, безмолвной молитвой взглянула на распятiе.

И тихо теплится лампадка. Светло, тепло, уютно въ большой, теплой комнате. А ветеръ бьетъ дождемъ въ окна. На дворе темно, сыро и холодно.

298                       БЛАГОСЛОВЕНIЕ РОДИТЕЛЬСКОЕ.

Благословенiе родительское.

Благословенiе отчее утверждаетъ домы чадъ, клятва же матерня искореняет до основанiя (Сирах. 3, 8. 9).

Премудрый хорошо зналъ сердце человеческое, и потому, заповедуя детямъ почитать своихъ родителей, чтобы получить отъ нихъ благословенiе, а не проклятiе, не напрасно первое относитъ къ отцамъ, а последнее къ матерямъ, говоря: благословенiе бо отчее утверждаетъ домы чадъ, клятва же матерня искореняетъ до основанiя. Не сказалъ: благословенiе матернее..., клятва же отча..., но благословенiе отчее..., клятва же матерня... Этимъ онъ даетъ между прочимъ заметить, что скорее можно подпасть проклятiю матери, нежели отца, проклятiю, влекущему за собою столь гибельныя для детей последствiя, сколь благодетельно для нихъ родительское благословенiе. Такимъ образомъ священный писатель, напомнивъ силу родительскаго благословенiя и проклятiя, преподалъ весьма поучительный урокъ какъ для детей, такъ и для самихъ родителей, и въ особенности для матерей: для детей, чтобы они, стараясь оказывать всякое уваженiе своимъ родителямъ, преимущественно оберегались наносить оскор-бленiя матерямъ; для родителей, чтобы они никогда не забывали, что отъ родительскаго благословенiя много зависитъ счастiе детей, а отъ проклятiя несчастiе, и потому были бы сколько осторожны въ последнемъ, столько разборчивы въ первомъ, — были бы благоразумны и въ томъ и въ другомъ; въ особенности же для матерей, чтобы оне клятвами своими, большею частью безъ умысла (ибо какая мать пожелаетъ несчастiя своему дитяти, исключая чрезвычайные случаи?), но безразсудностiю изрекаемыми, не подвергали опасности детей своихъ.

Блаженный Августинъ разсказываетъ следующiй несчастный   случай,   постигшiй   въ  его время целое семей-

БЛАГОСЛОВЕНIЕ РОДИТЕЛЬСКОЕ.             299

ство въ Кесарiи Каппадокiйской отъ неосторожности материнскихъ клятвъ.

„Одна мать, будучи сильно огорчена старшимъ изъ сыновей своихъ, въ присутствiи младшихъ, которые не только не удержали брата отъ дерзкаго поступка противъ матери, но и не подали ей никакой защиты, не смотря на то, что всехъ ихъ было числомъ девять, — мать эта, какъ бы въ отмщенiе за нанесенное ей оскорбленiе, тутъ же стала проклинать страшными клятвами всехъ ихъ, безъ разбора, и более и менее виновныхъ. Сила клятвъ материнскихъ такъ была действительна, что старшiй изъ нихъ, какъ виновнейшiй, дерзнувшiй даже нанести побои матери своей, тотчасъ же былъ разбитъ параличемъ, такъ что все члены его подверглись непрестанному дрожанiю и бiенiю. Вследъ за темъ, по очереди старшинства, подверглись такому же недугу, въ теченiе года и все прочiе. Стыдясь своихъ согражданъ и самыхъ стенъ города, въ которыхъ и среди которыхъ еще тягостнее становилось для нихъ это состоянiе, они принуждены были оставить ихъ, и, разсеявшись въ разныя стороны, блуждали по целой имперiи римской. А мать, не могши нигде укрыться отъ укоризнъ и угрызенiй совести, съ отчаянiя удавилась, приложивъ къ неумышленному злодеянiю явный   грехъ“.

Это происшествiе, въ истине котораго намъ не позволяетъ сомневаться свидетельство блаж. Августина и всей церкви Иппонiйской, подтверждаетъ, какъ велика сила родительскаго не только благословенiя, но и самаго проклятiя, даже неумышленнаго; какъ тяжело грешатъ те родители, которые или во гневе, или отъ злости, или вообще по безразсудности проклинаютъ детей своихъ; какъ, наконецъ, самыя дети вдвойне грешатъ, делаясь виновными предъ судомъ Божiимъ и за себя и за родителей, когда своими противъ нихъ поступками (какой бы важности эти поступки ни были) доводятъ ихъ до того состоянiя, что они решаются, часто безъ размышленiя, изрекать проклятiя на детей своихъ.

300                               ЛЮБОВЬ   РОДИТЕЛЬСКАЯ.

Дети! Есть и въ наше время много примеровъ вашего неуваженiя къ отцамъ и матерямъ. Бойтесь, страшитесь проклятiй ихъ. Всегда чтите отцевъ вашихъ и матерей вашихъ, да почиваетъ на васъ благословенiе ихъ, да благо вамъ будетъ и долголетни будете на земли (Исх. 20,  12. Втор. 5,  16).

Родители, и въ особенности вы, матери! Есть и между вами много такихъ, которые не удерживаются отъ проклятiй, всегда почти безразсудныхъ, и какъ бы безъ сознанiя налагаютъ ихъ на детей своихъ. Щадите ихъ, щадите уже и потому, что они дети ваши. Лучше во всякомъ случае благословите ихъ, а не кляните (В. Ч. IV360).

^{Любовь родительская.}

Онъ крайне любитъ детей своихъ, говорятъ часто въ свете. Но „любишь ли ты ихъ, спрашиваетъ блаженный Августинъ, когда позволяешь имъ жить самовольно? Нетъ,— любишь ихъ только тогда, когда заставляешь ихъ любить Iисуса Христа, который тебе далъ ихъ и опять отъ тебя потребуетъ; ты любишь ихъ только тогда когда смотришь на нихъ очами Авраама и съ нимъ всегда готовъ принесть ихъ въ жертву всесожженiя. Умерщвляй ихъ порочныя склонности; это будетъ столь же благопрiятная жертва, какую принесъ Авраамъ".

Сами дети принуждены бываютъ впоследствiи нередко жаловаться на ложную любовь къ себе родителей, подобно блаженному Августину, который говоритъ: „отецъ мой на светское воспитанiе не жалелъ никакихъ расходовъ, имея въ виду честь и славу; между темъ ни мало не заботился о томъ, чтобы я возросъ къ славе Божiей и жилъ непорочно и благочестиво. Онъ желалъ только, чтобы я наставленъ былъ въ житейскомъ, не жалея о томъ, что  я  буду  оставленъ   Богомъ"  (В. Ч. XVII.  132).

БУДЬТЕ   ПРИ   ДЕТЯХЪ   ОСТОРОЖНЫ.                               301

Будьте при детяхъ осторожны.

Вы, конечно, замечали, какъ младенцы бываютъ до всего любопытны; а это есть знакъ того, что они хотятъ узнать, значитъ, и могутъ понимать; объ ихъ памяти и говорить нечего: на ней, какъ на мягкомъ воске, все отпечатлевается. И въ самомъ деле, когда дети научаются говорить, когда успеваютъ запомнить столь различныя наименованiя вещей? Конечно, въ младенчестве. Когда успеваютъ узнать те пороки, которые они обнаруживаютъ, когда приходятъ въ возрастъ? Опять въ  младенчестве.

Такъ почти все то остается на всю жизнь въ детяхъ, что они видятъ и слышатъ въ младенчестве. И потому, чему вы хотите со временемъ учить детей, то надобно внушать имъ и тогда, когда они бываютъ младенцами. И потому-то родители, напр., Пресвятой Девы Марiи весьма премудро сделали, когда рано отпустили свое дитя жить въ храмъ. Тамъ все мiрское отъ Нея было скрыто; Она видела и слышала Божественное; Она жила и дышала Божественнымъ. Напротивъ, весьма неосторожно поступаютъ те изъ родителей, которые при младенцахъ делаютъ и говорятъ худое или позволяютъ другимъ говорить и делать непристойное. „Рано еще учить ихъ доброму",— говоримъ мы обыкновенно. Рано? А къ худому разве прiучать уже время? Мы станемъ учить детей благочестiю, когда у нихъ откроются понятiя; а много ли будетъ пользы отъ этого ученiя? Мы тогда будемъ словами удерживать ихъ отъ того, чему давно научили делами. Мы не учить только ихъ будемъ, а отучать отъ того, къ чему они давно привыкли, смотря на примеръ другихъ.

Итакъ, будемъ какъ можно осторожнее вести себя при младенцахъ; а мы все имеемъ случай часто быть съ ними. Будемъ вести себя осторожно при младенцахъ, чьи бы они ни были, — свои или чужiе: за своихъ и чужихъ мы равно дадимъ ответъ Богу. Положимъ, что они и ничего

302                    КТО   ПРЕЖДЕ   ВСЕГО   РАЗВРАЩАЕТЪ   ДЕТЕЙ.

не понимаютъ, но у нихъ открыты глаза, у нихъ отверсты уши; и потому будемъ удерживаться отъ худого, чтобы они не видели и не слышали; не будемъ прiучать ушей и глазъ ихъ къ худому. И намъ лучше будетъ на томъ свете, если они спасутся; и намъ отраднее будетъ, если они по смерти не пойдутъ въ адъ, въ это место мученiй вечныхъ.

^{Кто прежде всего развращаетъ}

^детей?

(Уроки благочестiя изъ жизни святыхъ).

Жалуются, что въ наше время дети сплошь и рядомъ не повинуются своимъ родителямъ, не почитаютъ ихъ, приносятъ имъ много горя и несчастiй и даже иногда своею безпутною жизнiю преждевременно сводятъ ихъ въ могилу. Что сказать мне вамъ на это, дети мои духовные? Вотъ что скажу, а вы послушайте!

Если Господь далъ вамъ детей и вы хотите ихъ видеть хорошими и честными людьми, то сами на себе покажите имъ примеръ добрыхъ делъ. Вотъ что, прежде всего. Добродетельная жизнь родителей лучше всякихъ наставленiй научитъ ихъ всему доброму. Если же вы сами живете дурно, а детей будете учить добру, то едва ли исполнится ваше желанiе. Редко бываетъ, что у дурныхъ родителей, выходятъ хорошiе дети. Отъ бурьяннаго семени не родится пшеница, съ репейника не собираютъ винограда. Они еще съ младенчества переймутъ все худыя привычки своихъ родителей. Не говорите мне, что будто бы маленькiя дети ничего не понимаютъ. Нетъ, они перенимаютъ гораздо больше, нежели мы думаемъ. Даже на первомъ году, когда ребенокъ еще совсемъ не умеетъ говорить, не разумеетъ ни единаго слова, а между темъ онъ   уже   понимаетъ   свою   мать,   смыслитъ и улыбается,

КТО   ПРЕЖДЕ   ВСЕГО   РАЗВРАЩАЕТЪ   ДЕТЕЙ.                303

когда мать говоритъ ему что нибудь ласковое, веселое и прiятное, напротивъ, плачетъ и омрачается, когда она говоритъ съ нимъ сердито, зло и съ крикомъ. Что же сказать о детяхъ более, или менее взрослыхъ? Они не только все перенимаютъ, что говорится и делается на ихъ глазахъ, но подмечаютъ даже самыя мелкiя слабости наши и судятъ насъ. А если такъ, то что же можетъ выдти изъ сына, который видитъ отца своего часто пьянаго, буйнаго, сквернословящаго, злаго и неходящаго въ церковь Божiю? Понятно ничего путнаго. Да оно такъ, по большей части, и бываетъ. Нетъ, если вы хотите, чтобы ваши дети были хорошими и добродетельными людьми, будьте сами прежде всего такими. Во всемъ показывайте имъ въ себе образецъ добрыхъ делъ (Тит. 2, 7). Потомъ: не давайте имъ поблажки и не потакайте имъ въ порокахъ и слабостяхъ. Кто все позволяетъ детямъ своимъ, не замечаетъ имъ и не упрекаетъ, тотъ есть злейшiй врагъ своихъ детей. Былъ давно, давно одинъ первосвященникъ, по имени Илiй, который непрестанно печалился и плакалъ о дурныхъ поступкахъ своихъ детей, а самъ жалелъ и пальцемъ тронуть ихъ. И что же? Дети его были убиты, а самъ онъ скоропостижно умеръ, получивши известiе о ихъ гибели. Богъ покаралъ его и детей — его за то, что онъ не наказывалъ ихъ, когда они заслуживали этого, а детей за порочную и нехорошую жизнь. Истинно же, кто любитъ сына своего, сказано въ Св. Писанiи, тотъ пусть чаще наказываетъ его, чтобы впоследствiи утешаться имъ... необъезженный конь бываетъ упрямъ, а сынъ, оставленный на свою волю, делается дерзкимъ...

Учи сына твоего и трудись надъ нимъ, чтобы не иметь тебе огорченiя отъ непристойныхъ поступковъ его (Сир. 30. 1 —14). И вы, если заметите, что ваши дети делаютъ что нибудь дурно и по своей молодости и невежеству не знаютъ того, что это грешно, вы обязаны имъ внушить, что это дурно, грешно; обязаны ихъ остановить, воспретить. Скажите своему сыну,   или дочери:   „не смей этого

304                        КТО   ПРЕЖДЕ   ВСЕГО   РАЗВРАЩАЕТЪ   ДЕТЕЙ.

делать! Это стыдно, не хорошо, грешно"... Если же они не послушаютъ васъ (чего не дай Богъ), то въ этомъ случае нельзя обойтись и безъ наказанiя. Но, чтобы наказанiе ваше было въ пользу, исправляло, образумливало вашихъ детей, для этого наказывайте ихъ съ любовiю, а не со гневомъ, бранью, местiю и злостiю. Иначе отъ вашего наказанiя дети будутъ еще хуже. Они ожесточатся, раздражатся, сердце ихъ оттолкнется отъ васъ, душа скроется и тогда дело выйдетъ уже совсемъ плохо. Отцы, говоритъ св. Апостолъ, не раздражайте детей вашихъ, но воспитывайте ихъ въ ученiи и наставленiи Господнемъ (Ефес. 6, 4). Затемъ всячески удаляйте ихъ отъ дружбы и сообщества съ худыми товарищами. Это много значитъ. Ибо дурные примеры очень заразительны. Разрушаютъ обычаи хорошiе, какъ сказано въ Св. писанiи, беседы злыя...

Главное же, если желаете, чтобы дети ваши были прекрасными и благочестивыми людьми, молитесь за нихъ Господу Богу. „Безъ Бога, какъ вы сами говорите, не до порога". „Кто Бога потерялъ, тотъ все потерялъ"... Да и Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ сказалъ: безъ Мене вы не можете творите ничесоже (Iоан. 15, 5). Съ самаго ранняго детства научите и ихъ молиться Богу, а когда подростутъ, водите ихъ неопустительно съ собою во все воскресные и праздничные дни въ церковь Божiю. Учите ихъ всему доброму, честному и хорошему и учите больше всего своею жизнiю и примеромъ. Тогда, поверьте мне, когда они достигнутъ совершеннаго возраста, вамъ стоитъ только указать на свою жизнь, какъ примеръ для нихъ, стоитъ внушить имъ, чтобы они любили то, что любите вы, и избегали того, что вамъ не нравится, они послушаютъ васъ, и,  Богъ дастъ, будутъ хорошими людьми.

Послушайте, я разскажу вамъ изъ житiй св. Угодниковъ Божiихъ, какъ одинъ добродетельный отецъ умирая прощался со своими детьми и что говорилъ имъ при своей кончине.

КТО   ПРЕЖДЕ   ВСЕГО   РАЗВРАЩАЕТЪ   ДЕТЕЙ.                 305

Ксенофонтъ—человекъ святой жизни—имелъ двухъ сыновей. Они отданы были въ одинъ городъ для ученiя. Безъ нихъ отецъ крепко разболелся, такъ что не надеялся остаться живымъ. Тогда супруга Ксенофонта—женщина также добродетельная—послала за детьми. Ей хотелось, чтобы отецъ последнiй разъ взглянулъ на своихъ детей и благословилъ ихъ. Дети прибыли, и, посадивъ ихъ на свою постель, Ксенофонтъ такъ сталъ говорить имъ: „я думаю, дети мои, что жизнь моя приблизилась къ концу, и вы, если любите своего отца, исполните все, что я вамъ прикажу: прежде всего бойтесь Бога и живите по Его святымъ заповедямъ. А что впередъ буду говорить вамъ, буду говорить не въ похвальбу себе, а чтобы побудить васъ къ добродетели. Если мою жизнь вы поставите въ образецъ себе, думаю, что вамъ не нужно будетъ другого учителя. Потому что домашнее ученiе, преподанное и словомъ, и самымъ деломъ, лучше всякаго посторонняго ученiя. Вы знаете, какъ я до сихъ поръ жилъ въ благоговенiи и простоте сердца, какъ меня все уважали и любили не за мое высокое знанiе, но за кротость и добрый характеръ; я никого ни чемъ не обиделъ, никогда никого не укорилъ, не оклеветалъ, не позавидовалъ, не разгневался напрасно и не имелъ ни съ кемъ вражды; нетъ, я всехъ любилъ, со всеми жилъ мирно; утромъ и вечеромъ я не оставлялъ церковь Божiю, не презиралъ нищаго, странника или обиженнаго, но каждаго я утешалъ словомъ и деломъ, всегда посещалъ заключенныхъ въ темницахъ, выкупалъ много должниковъ и пленниковъ и отпускалъ ихъ на свободу; какъ остерегался я сказать что-нибудь злое и несправедливое, такъ и глазамъ моимъ определилъ заповедь не засматриваться на чужую доброту, но желать ея, и, соблюдаемый Богомъ, я сохранилъ ложе свое не сквернымъ и не зналъ другой жены, кроме вашей матери. Следуйте, дети, жизни вашихъ родителей, подражайте вере, терпенiю и кротости нашей и живите  такъ,   чтобы   сделаться  угодными

306                       КТО   ПРЕЖДЕ   ВСЕГО   РАЗВРАЩАЕТЪ   ДЕТЕЙ.

Богу, и Онъ да поможетъ вамъ и дастъ вамъ счастiе и благоденствiе; давайте милостыню нищимъ, защищайте вдовъ, сиротъ, посещайте больныхъ и находящихся въ темницахъ, избавляйте обиженныхъ и несправедливо осужденныхъ, живите со всеми мирно; будьте верны друзьямъ вашимъ, благодетельствуйте врагамъ, не отплачивая зломъ за зло; со всеми будьте хороши, кротки, любезны, смиренны и радушны: соблюдайте непорочными вашу душевную и телесную чистоту теперь и, если Богъ благословитъ вамъ быть въ супружестве, ложе ваше пусть остается несквернымъ. Делайте добро церквамъ Божiимъ и монастырямъ, священниковъ и монаховъ почитайте, потому что чрезъ нихъ Богъ являетъ милосердiе всему мiру; кор­мите нищихъ, и не обедняете; вы знаете, что домъ мой не виделъ нужды, хотя въ немъ приготовлялось множество столовъ для бедныхъ; молитесь чаще и будьте внимательны къ жизни и ученiю св. угодниковъ. Матери вашей отдавайте должную честь, и слушайтесь ее со страхомъ Господнимъ, всегда исполняя ея волю; будьте милостивы къ слугамъ, любя ихъ какъ своихъ детей и свои члены тела, старыхъ отпускайте на свободу, а пищу, одежду и все необходимое давайте имъ до самой смерти. Скажу вамъ однимъ словомъ: вы видели какъ я жилъ, такъ живите и вы, и сподобитесь чести и славы святыхъ. Всегда же помните и то еще, что этотъ мiръ скоро кон­чится, и слава его ничтожна. Дети, дети мои! Храните Господни заповеди и мои, и Богъ нашъ, Богъ мира и любви, пусть будетъ съ вами!"

Вотъ какое наставленiе далъ Ксенофонтъ детямъ своимъ, прощаясь съ ними предъ своею смертiю! Неудивительно, если у такого добраго и хорошаго отца вышли прекрасными и дети, ибо неложно слово Св. писанiя, праведникъ ходитъ въ своей непорочности, и блаженны дети его после кончины его (Притч. 20, 7). Правда, что бываетъ и такъ, что, несмотря на все заботы родителей, дети выходятъ дурными   людьми;   но   тогда,   по   крайней

ДОБРОЕ   ВОСПИТАНIЕ―ДОБРЫЯ   ДЕТИ.                       307

мере, родители не ответственны за нихъ предъ Богомъ и людьми; да и то, если присмотрятся повнимательнее къ себе, то быть можетъ найдутъ въ себе какiе-нибудь грехи, за которые Богъ наказалъ ихъ дурными детьми. Итакъ, дети мои возлюблен., молитесь за детей своихъ, учите ихъ самихъ молиться, наставляйте быть послушными на всякое доброе дело, развивайте въ нихъ любовь къ ближнимъ, прiучайте ихъ къ труду и, главное, подавайте, имъ во всемъ добрый примеръ на себе. Помните слова премудраго „наставляй сына твоего, и онъ дастъ тебе покой, и доставитъ радость душе твоей" (Притч. 29, 17). Тогда, Богъ дастъ, вамъ не будетъ причины жаловаться, что дети ваши плохи, дурны и непослушны, а, напротивъ, будете вполне, какъ сказано въ Св. писанiи, „отцами о детяхъ своихъ радующимися"   (Сирах. 25,  10).

^{Доброе  воспитанiе — добрыя}

^дети.

Великiй постъ. Наступаетъ весна. Сильнее начало пригревать солнышко. Веселее чирикаютъ въ поднебесьи птички. Въ воздухе пахнетъ весной... протяжно и грустно звучитъ великопостный колоколъ... Черная одежда въ церкви, тихое пенiе наводятъ на глубокую думу...

Въ небольшой приходской церкви, около клироса, въ уголке каждый день становится старушка и съ ней мальчикъ, ея единственный любимый внучекъ. Оба они благоговейно глядятъ на образъ и горячо молятся. Старушка очень слаба и опирается на внучка. Внучекъ, высокiй, стройный, одиннадцатилетнiй мальчикъ, съ серьезнымъ личикомъ и глубокимъ взглядомъ.

Кончается служба. Тихонько бредетъ старушка домой, поддерживаемая внучкомъ. Бережно ведетъ свою бабушку мальчикъ.   Дойдутъ   они до своей   маленькой   квартирки,

308                       ДОБРОЕ ВОСПИТАНIЕ―ДОБРЫЯ ДЕТИ.

мальчикъ раскутаетъ старушку и бережно усаживаетъ ее въ большое кресло. Накинетъ онъ теплую шаль на ея старческiя плечи и любовно прильнетъ къ тонкой и безсильной старой руке. Старушка слепа. Ея глаза не видятъ детскаго серьезнаго личика. Она ласково ощупываетъ головку и лицо мальчика и нежно целуетъ его.

Старушка эта когда-то была очень богата. Она была дочерью богатейшаго купца и не знала ни въ чемъ себе отказа. Мать ея рано умерла. Купецъ прiискалъ дочери въ мужья богатаго князя-подагрика. Молодая, полная жизни, красивая девушка сделалась женой и сиделкой капризнаго, раздражительнаго больного. Съ ангельскимъ терпенiемъ ухаживала она за мужемъ, терпеливо переносила его капризы. Она делила свое время между воспитанiемъ дочери и уходомъ за мужемъ. Черезъ 10 летъ князь умеръ. Княгиня всю свою самоотверженную душу отдала дочери, больной и слабой. Она жила и дышала только ею. Когда, после года замужества, ея дочь умерла и оставила маленькаго сына, пожилая княгиня перенесла всю свою любовь на мальчика. Зять ея уехалъ заграницу. Она поселилась съ внучкомъ на небольшой квартире, раздала почти все свое состоянiе на прiюты и школы. Она воспитывала мальчика, учила его, передавала ему свою чуткую душу, свое любящее, сердце. Въ тихомъ уголке окруженный нежной любовью, росъ и развивался маленькiй Сережа. Онъ горячо любилъ свою бабушку, свой тихiй уголокъ. Годы шли. Несчастiе обрушилось на княгиню. Она ослепла. Ея кроткiе глаза перестали глядеть своимъ ласковымъ, сердечнымъ взоромъ, Маленькiй Сережа долго не могъ примириться съ этимъ и часто плакалъ. Потомъ онъ привыкъ и не отходилъ отъ бабушки. Слепая и слабая, она не забывала делъ любви и милосердiя. Вместе съ Сережей, опираясь на его детскую ручку она продолжала быть ангеломъ-хранителемъ бедныхъ и несчастныхъ... Сама она таяла день ото дня. Каждый день ходили оба въ свою приходскую церковь. Вернется она домой, сядетъ

ДОБРОЕ ВОСПИТАНIЕ―ДОБРЫЯ ДЕТИ.                    309

въ свое большое кресло и отдыхаетъ. Мало силъ у старушки, не долго проживетъ она! Живутъ они въ маленькой, чистенькой квартирке. Сереже очень нравится ихъ чистенькая, подъ дубъ отделанная столовая, своя маленькая, светлая комната, съ окошкомъ въ густой тенистый садъ, и бабушкина спальня, съ целымъ кiотомъ дорогихъ образовъ... Онъ любить сидеть въ сумерки въ этой темной комнате. Жарко топится въ сумраке печка... Тепло въ комнате. У образовъ тихо мерцаютъ лампадки. Тени ползутъ по стенамъ. За окномъ воетъ вьюга и ветеръ.

Не детскiя, серьезныя думы бродятъ въ голове мальчика. Въ своемъ сердце онъ даетъ себе слово походить во всемъ на свою бабушку... Своей датской душой онъ находитъ въ ней что-то святое, великое... Онъ будетъ такой же, какъ она, добрый и честный...

Слепая, не мигая, куда-то смотритъ вдаль. Ея мысли тоже серьезны. Она думаетъ о своемъ мальчике, о своемъ Сереже. Останется ли онъ такимъ, какъ теперь, чистымъ и добрымъ? Что сделаетъ съ нимъ жизнь безъ нея, когда ее похоронятъ? Больно сжимается ея старческое сердце при этой мысли.

Съ начала Великаго поста старушка стала слабеть и хворать. Сережа былъ печаленъ.

— Сережа, будемъ говеть на следующей неделе, — сказала старушка внучку, сидя вечеромъ съ нимъ въ своей комнате. — Отговеемъ, можетъ быть мне и легче станетъ...

Сережа только крепко прижмется къ своей бабушке и грустно молчитъ. Болитъ детское сердечко за старушку.

Съ следующей недели они начали говеть. Каждый день становились они въ своемъ уголке и горячо молились другъ за друга, за всехъ страдающихъ и угнетенныхъ... По вечерамъ, въ маленькой спальной, зажигалась лампочка.

Сережа читалъ бабушке св. Евангелiе, читалъ вни­мательно и усердно.   Светъ   отъ лампы падалъ на седую

310                                ДОБРОЕ  ВОСПИТАНIЕ—ДОБРЫЯ  ДЕТИ.

голову старушки, на ея доброе, милое старое лицо, освещалъ тонкiя черты мальчика, его серьезное, строгое личико. Рука старушки покоилась на голове мальчика; Сережа любилъ читать Евангелiе. Бабушка научила его понимать святыя и правдивыя слова.

Слезы текли по щекамъ мальчика. Слепая, прижимала его къ себе и успокоивала, разсказывала ему о милосердiи Божiемъ, о Его правде и долготерпенiи.

Старушка и внучекъ усердно говели. Слепая страшно ослабла. Сережа, съ горемъ въ сердце, замечалъ, какъ слабела его бабушка какъ изменилось ея милое лицо. Она едва могла пойти на исповедь. После исповеди Сережа поехалъ съ бабушкой навестить больныхъ. День былъ ясный. Солнышко пригревало землю. Старушка улыбалась.

Кротко и долго говорила она съ больными и, прово­жаемая благословенiями, уехала съ внучкомъ домой.

Въ этотъ вечеръ они долго просидели въ маленькой спальне.

— Помни, Сережа, дорогой мальчикъ,—говорила ста­рушка, лаская мальчика, — помни, что все люди не злы въ душе. Сумей найти доброе и святое въ душе каждаго человека. Не осуждай и не вини другихъ ни въ чемъ. Никто и тебя не осудитъ. Чаще вспоминай Нагорную проповедь Спасителя. Я стара, Сережа, и не знаю, долго ли я проживу... у тебя есть отецъ... онъ на дняхъ вернется, я писала... Люби отца... Работай всю свою жизнь, не забывай, что Богъ далъ тебе жизнь для того, чтобы ты помогалъ беднымъ и страдающимъ... Вспомни, какъ страдалъ Спаситель и во время Своихъ страданiй думалъ только о грешныхъ людяхъ. Вотъ мы исповедовались съ тобой сегодня! Много я грешила въ жизни своей, можетъ быть, и зла много сделала... А у тебя пока чисто сердечко. Береги его, Сережа, береги отъ людей и отъ зла! Это лучшее сокровище, твое богатство. Будешь ты честнымъ, хорошимъ человекомъ, — душа моя будетъ радо­ваться и славословить... Незабывай Бога и ближнихъ, Сережа!

ДОБРОЕ ВОСПИТАНIЕ―ДОБРЫЯ ДЕТИ.                   311

Тихо и слабо звучалъ голосъ старушки. Столько въ немъ было любви и доброты и горячей веры! Въ душе мальчика просыпались добрыя чувства и мысли!

— Живи, бабушка, со мной,—заговорилъ мальчикъ,— я безъ тебя не могу жить, я умру. Я не проживу, бабушка, безъ твоей руки, безъ твоего голоса. Помни, бабушка, я умру...

Горько плачетъ мальчикъ, прижавшись къ любящей груди. Изъ слепыхъ глазъ падаютъ слезы на голову Сережи.

На другой день они причастились. Старушка была спокойна и весела. Целый день она говорила со внучкомъ, толковала ему св. Евангелiе, ласкала его. Горячо поцеловала она мальчика передъ сномъ. Дрожащей рукой она перекрестила Сережу. Слезинка упала на чистый детскiй лобъ... Бабушка последнiй разъ целовала своего ненагляднаго мальчика...

На другой день Сережа проснулся спокойный и ве­селый... Ясное солнышко заглянуло въ его окошко. Весеннiй чистый воздухъ лился въ открытую форточку. Где-то въ синемъ небе пелъ жаворонокъ... Сережа вбежалъ къ бабушке и удивился.

Она лежала въ кресле, откинувшись назадъ. Ея рука держала св. Евангелiе.

Сережа взялъ за руку. Тяжело упала холодная рука. Бабушка не дышала... Ея сердце перестало биться безконечной любовью и добротой... Она умерла... Сережа безъ памяти упалъ около своей бабушки.

Черезъ несколько дней похоронили добрую старушку.

Отецъ Сережи устроилъ богатые похороны. Но лучшей наградой ей были слезы бедняковъ, шедшихъ за ея гробомъ. Прибавилось на кладбище одной могилкой... Засыпали землей добрую бабушку Сережи... Поплакали, разошлись и успокоились. Не успокоилось только одно бедное, на­дорванное детское сердечко. Сережа не можетъ забыть свою бабушку. Столько ласки, доброты, столько самоотверженной любви потерялъ онъ.

312                     слово отца къ распутному сыну.

Разрывается отъ боли детское сердечко! По целымъ часамъ плачетъ мальчикъ надъ свежей могилкой...

Льются чистыя, детскiя слезы! Орошаютъ могилу. Весело греетъ солнышко съ яснаго неба... Звонкую, весеннюю песню поетъ жаворонокъ... Тихо покоится въ сырой земле на веки уснувшее честное сердце!

^{Слово отца къ распутному}

^сыну.

Только тело его тужить будетъ о немъ, и душа его будетъ плакать о немъ (Iов. 14, 22). Этими словами древней книги священной хочу я начать съ тобой беседу мою. Не смотри на меня такъ непрiязненно. Зачемъ этотъ взглядъ недовольный? „Что увлекаетъ тебя сердце твое, и что подъемлются очи твои" (Iов. 15, 12)? Не врага, не судiю и не обличителя видишь; нетъ, предъ тобою стоитъ тотъ, кого любилъ ты некогда слушать, и къ кому ласкался со всею детскою доверчивостью души твоей. Не говори въ сердце своемъ: „проповедь; будутъ предлагать советы и наставленiя, предписывать правила и устрашать угрозами". „Что мне посоветовать тебе, чего бы я не советовалъ? Что проповедывать, чего бы не зналъ? Что мне угрожать? Послушай, о, послушай меня; я буду говорить съ тобою, такъ, какъ говорилъ бы ты самъ съ собою, или бы хоть на одну минуту захотелъ войти въ себя. Тело твое тужитъ въ тебе, и душа твоя плачетъ о тебе. Что ты былъ? Что ты есть? И что будетъ съ тобою?"

Тело твое тужитъ въ тебе, и душа твоя плачетъ о тебе; ибо ты не то ныне, что былъ прежде. Мой другъ, ты жилъ не такъ еще много, чтобы совершенно забыть свое счастливое прошедшее; и ты жилъ не такъ уже мало, чтобы съ грустнымъ воспоминанiемъ и съ чувствомъ утраченнаго спокойствiя не обратиться къ блаженнымъ днямъ

СЛОВО   ОТЦА   КЪ   РАСПУТНОМУ   СЫНУ.                     313

невиннаго детства твоего. Обратись же, молю тебя, и душа твоя молитъ тебя. Тогда, въ эти блаженные дни, тело твое не тужило въ тебе. Оно было свеже и здорово, какъ благородный цветъ отъ благороднаго семени; его питала и украшала рука доброй матери твоей; его берегла и согревала любовь и ласковая грудь отца твоего. Чело твое не было покрыто этими чуждыми чертами, которыя теперь служатъ выраженiемъ надменнаго духа твоего. Твои глаза были добры и мирны; самые волосы твои не были такъ жестки и упрямы, какъ ныне. Помнитъ ли это тело твое? Да, помнитъ, что оно было легко и спокойно, какъ бываетъ спокойна совесть у добраго человека. Оно не тужило; потому что было въ согласiи съ тобою и съ твоею душою. И душа твоя не плакала о тебе. Чья душа лучше твоей могла радовать сердце родителей, кровныхъ и друзей твоихъ? Сколько прекрасныхъ надеждъ подавали счастливыя способности твои? Какъ быстро и правильно раз­вивались оне? Смотря на равномерное и согласное движенiе духовныхъ силъ твоихъ, я думалъ и говорилъ о тебе: „душа его стройна, какъ псалтирь Давидова". Помнитъ ли душа твоя тотъ священный восторгъ, съ которымъ ты внималъ наставленiямъ друзей твоихъ? Помнитъ ли то неизъяснимое наслажденiе, которое находилъ ты въ святой вере отцевъ твоихъ? Помнишь ли ты те блаженныя минуты, которыя посвящалъ на прилежное чтенiе умныхъ и благочестивыхъ книгъ? И где все это делось?

Поистине мой другъ, пришелъ дiаволъ, самъ дiаволъ пришелъ и похитилъ тебя у насъ, унесъ тебя изъ рая твоей невинности и блаженства. Что такое ты теперь? Не стану изображать той бездны, въ которую низринулся ты, какъ духъ отверженный; но ты не запретишь мне советовать о тебе вместе съ твоимъ теломъ и душою. Тело твое тужитъ, и душа твоя плачетъ о тебе. Тело твое тужитъ; ибо ты предалъ его тленiю похотей прелестныхъ; и несмотря на мнимое здоровье твое, тонкое обонянiе благочестиваго уже давно чувствуетъ  запахъ  греховнаго

314                     слово отца къ распутному сыну.

гнiенiя отъ плоти твоей. Надменно, но и мрачно чело твое. Тоскливы очи твои, несмотря на буйный смехъ твой. Съ какимъ ужасомъ смотрю я теперь на эти некогда смиренные очи, и вижу въ нихъ серый цветъ, мутное движенiе, тусклый пламень страстей! Когда ты идешь, твои шаги подобны бегству отчаяннаго, скорее спешащаго повергнуться въ пропасть. Когда говоришь, твой голосъ, прежде мягкiй и плавный, похожъ теперь на хриплый голосъ узника, съ тяжелымъ трудомъ выходящiй изъ груди. Когда спишь, упоенный пьянствомъ бурныхъ страстей твоихъ, твое дыханiе, неведомо для тебя превращается въ болезненный стонъ страждущаго. Какъ часто погружался я въ глубокую и печальную задумчивость, слушая это тяжкое дыханiе, которое совершенно похоже на оханье человека, нечаянно упадшаго въ бездну! Что все это значитъ, какъ не скорбь тела твоего въ тебе? А что мне сказать о томъ плаче, которымъ душа твоя плачетъ о тебе?—Отъята отъ сей возлюбленной дщери возлюбленнаго Сiона вся лепота ея (Пл. Iер. 1, 6). Потемнелъ больше сажи боголепный видъ ея, и не познать ее (4, 8). Уморилъ ты жизнь ея въ рове страстей твоихъ (3, 33). Разорилъ ты вся красная ея (2, 2). Плача плачется въ нощи, и слезы ея на ланитахъ ея (1, 2). Зачемъ ты внесъ чуждый огонь въ это святилище Божiе? Зачемъ поставилъ мерзость запустенiя на святомъ месте? Зачемъ превратилъ храмъ Господень въ капище идольское, и наполнилъ его истуканами разврата и нечестiя? Какую отраду нашелъ ты въ страшномъ мятеже неистовыхъ похотенiй своихъ, который добровольно воздвигъ ты въ душе и сердце своемъ? О, не обманывай себя! Не старайся утаить отъ себя техъ мученiй, которыми среди буйныхъ твоихъ радостей мучится духъ твой. Ты глубоко чувствуешь, и душа твоя ведаетъ, что твое мрачное настоящее также не походитъ на твое блаженное прошедшее, какъ жизнь падшаго духа не походитъ на жизнь ангела  Божiя...

Каково  будетъ твое будущее?  Ты   не  хочешь  теперь

слово отца къ распутному сыну.    315

устремить взора своего въ мрачную даль грядущихъ дней; только, поверь мне, тело твое тужить будетъ и душа твоя будетъ плакать о тебе. Не стану угрожать тебе праведнымъ судомъ Божшмъ; тебя осудитъ и уже осуждаетъ собственная совесть твоя. Не буду говорить объ ужасахъ ада, который ожидаетъ всехъ насъ окаянныхъ грешниковъ; онъ скоро откроется въ душе и теле твоемъ. Но я тебе разскажу, послушай меня, и то, что виделъ я, разскажу тебе, что умные пересказывали, и не скрыли, получивъ отъ отцовъ своихъ (Iов. 15, 17, 18). Ты испыталъ гибельныя наслажденiя буйной и распутной жизни, предавъ имъ на посмеянiе душу и тело свое; но ты еще не знаешь техъ грозныхъ силъ, которые таятся въ душе и теле твоемъ, и которыми душа и тело твое будутъ, въ день теменъ, мстить тебе за свое посрамленiе; не ведаешь страшной тайны беззаконiя, которая деется въ костяхъ тела твоего, и въ помыслахъ души твоей. Тело твое, по-видимому, здорово и тучнеетъ; но крепость его истощается; самый развратъ утончитъ его, дабы ты, сквозь тонкость его, яснее виделъ и ощущалъ все ужасы беззаконiя внутри себя. Тайные пороки, которыми наполняются кости твои, прирастутъ къ этимъ самымъ костямъ, и съ ними лягутъ въ землю (Iов. 20, 11). Никакая сила не въ состоянiи будетъ разорвать страшную связь между порокомъ и костями твоими. Зло, доныне сладкое въ устахъ твоихъ, какъ медъ, превратится въ желчь аспидовъ (12, 16). Ты увидишь, и ни на одну минуту не будешь въ состоянiи не видеть, какъ беззаконiя твои ходятъ въ следъ за тобою, идутъ впереди тебя, издеваются надъ тобою днемъ, ужасаютъ тебя ночью. Тогда, о тогда, мой другъ, небеса откроютъ нечестiе твое, и земля возстанетъ на тебя (Iов. 20, 27).

Не помышляй въ сердце твоемъ злаго помысла, будто я говорю тебе только для того, чтобы устрашить тебя мнимыми грядущими бедствiями. Для чего мне устрашать темъ, что бываетъ действительно, и что будетъ съ тобой

316                                  ЗАВЕЩАНIЕ   ОТЦА.

неизбежно, если ты не отстанешь отъ путей нечестiя твоего? Горе тебе, сынъ распутный, легкомысленно старающiйся превратить истину во лжу,—горе тебе, что ты слышалъ теперь слова мои, и не хочешь послушать ихъ. Они увеличатъ осужденiе твое и умножатъ муки твои; потому что ты зналъ ихъ, и не хотелъ познать. Что остается мне, какъ не желать что прiидутъ на главу твою все предсказанныя мною бедствiя прежде смерти твоей, да постигнетъ тебя страшная участь сына блуднаго, чтобы ты имелъ время покаяться? Я знаю, какъ глубоко палъ ты; не слова, а одни бедствiя, одне муки души и тела твоего могутъ спасти тебя отъ конечной гибели (В. Ч. III. 422).

^{Завещанiе отца.}

Сынъ мой! Все доброе, все честное, все справедливое достигается трудомъ, усилiемъ и борьбою. Это доброе, это честное, которое ты будешь делать во имя Христа и Его Церкви,—это есть те семена, изъ которыхъ произрастаетъ и созидается Царствiе Божiе: оно внутри насъ, по словамъ Того, Кто звалъ къ Себе всехъ труждающихся и обремененныхъ. Возьми же на себя, сынъ мой это иго благое и доброе и неси его съ трудомъ и усилiемъ. „Нудится Царствiе Божiе": помните это всегда и везде, где бы ты ни былъ, что бы ты ни делалъ. Нудится, потому что мы грешны, злы, неблагодарны, и хотя, при всей своей злости, даемъ даянiя благiя своимъ чадамъ, однако, чаще всего и больше всего валяемся въ бездне греховной, нежимся въ тепломъ, мягкомъ и сладкомъ ложе греха. Подняться намъ тяжело да и рано еще, думаемъ мы, и валяемся... Посмотри-ка, сынъ мой, где и какъ нудится это. Царствiе Божiе, где нудится все честное, все доброе, все благое..,

ЗАВЕЩАНIЕ   ОТЦА.                                             317

Вотъ утро. Часовъ 5—6. Въ приходской церкви раздался благовестъ, сзывающiй христiанъ къ молитве. А ты лежишь въ постеле, слышишь благовестъ какъ бы сквозь сонъ, но думаешь: „полежу немного! Еще рано. Пока придетъ. батюшка, пока будутъ читать часы, я успею и встать, и одеться, и придти въ церковь. Да и что за беда, если я приду, ну, къ Евангелiю или Херувимской. И тотъ, кто пришелъ въ 12 часовъ и тотъ, кто въ 9 часовъ пришелъ, равную цену получаютъ, по словамъ Христа..." Все это быстро промелькнуло въ твоей голове, тоже какъ бы сквозь сонъ. Вспомни здесь, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится. Понуди себя, встань съ постели быстро, скоро... Вотъ, ты пришелъ въ церковь. Боже, какъ тесно, какъ толпятся, толкаютъ друга друга, а тебе наступили на ногу, — досадно,— жара въ церкви, духота, а иногда и непрiятный запахъ отъ дегтя, кожи или другого чего. „Какая же здесь молитва?" думается тебе. Вспомни здесь, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится. Тебе трудно молиться въ церкви Божьей, молитва не идетъ на умъ: въ той церкви слишкомъ ужъ парадно, все такъ и смотрятъ на тебя, чуть только шевельнешься; а въ этой церкви грязно, и не уютно; читаютъ—ничего не разберешь, поютъ плохо, такъ плохо, что лучше бы ужъ читали, а не пели. Вспомни здесь, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится. Ты сходилъ въ церковь, новое платье испортилъ, простудился вдобавокъ, и Богу плохо помолился. Вспомни, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится...

Вотъ ты сидишь дома, въ кругу своихъ родныхъ, можетъ быть, чай пьешь, или съ гостями сидишь и разговариваешь и кто-нибудь изъ родныхъ или знакомыхъ скажетъ тебе что-либо непрiятное, обличаетъ или напомнитъ что-нибудь тяжелое изъ твоей жизни, и возгорится гневомъ душа твоя, и слово дерзкое, слово острое и ядовитое, какъ стрела, готово сорваться съ твоихъ устъ. Вспомни, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится, что все благое, все честное, все милостивое, все истинное нудится.

318                                             ЗАВЕЩАНIЕ   ОТЦА.

У тебя живетъ кто-нибудь изъ близкихъ родныхъ и питается отъ твоего стола. Заметишь ли ты что-либо въ нихъ, для тебя неудобное или непрiятное — не понравится ли тебе что-либо въ нихъ — вспомни, сынъ мой, те труды и болезни, которые они подъяли на себя и которыми болели иногда и ради тебя, вспомни ихъ положенiе, ихъ годы, ихъ немощи, принуди себя, прикажи себе возлюбить ихъ... Вспомни, сынъ мой, что Царствiе Божiе  нудится...

Ты не поладилъ съ своимъ товарищемъ. Оба виноваты, каждый по своему. И пришло время тебе обратиться къ нему. Не теряй этого времени, сынъ мой. Не будь гордъ и скоръ въ осужденiи людей. Побори свое горячее сердце, обуздай его. Вспомни, что Царствiе Божiе нудится... Ты занятъ своимъ деломъ. Дело спешное. Нужно окончить сегодня вечеромъ, а труда еще много. И тутъ къ тебе, въ самый разгаръ твоей работы, въ сильный приливъ твоей энергiи, въ интересную и дорогую минуту полета твоей мысли, твоихъ чувствъ, обращается кто-либо изъ близкихъ родныхъ или знакомыхъ, или товарищей за решенiемъ какого-нибудь недоуменiя, на твой взглядъ незначительнаго, — или за помощью, изъ-за которой, по-видимому, не стоило тебя утруждать.

Сынъ мой, не воспламени сердца твоего, не поднимай во гневе глазъ твоихъ. Не будь, яко левъ, въ дому твоемъ, въ устроенiи твоихъ делъ. Вспомни, что Царствiе Божiе нудится.

Ты опять на своей работе и трудишься честно, добро­совестно, ты делаешь такъ, какъ велитъ тебе сердце, право, чистый умъ. Но ты видишь, что твоихъ трудовъ никто не желаетъ и приметить, что никто не даетъ тебе одобренiя, поддержки, поощренiя. Мало того, къ тебе подходитъ выше тебя стоящiй и делаетъ тебе выговоръ, поправляетъ тебя тамъ, где бы, тебе казалось, поправки никакой не нужно... Твоя душа болитъ. Но вспомни, сынъ мой, что Царствiе Божiе нудится, что все доброе, все честное, идетъ съ препятствiями, искушенiями, невзгодами...

ЗАВЕЩАНIЕ   ОТЦА.                                             319

Можетъ быть, сынъ мой, ты будешь учить другихъ истинамъ веры и науки. Ты будешь говорить, а тебя не будутъ слушать, но разсказывать будутъ иное, чемъ ты говорилъ. Ученики твои плохо будутъ учиться; ошибки, иногда грубыя, часто будутъ встречаться въ ихъ ответахъ къ тебе. Не печалься этимъ, сынъ мой; трудись и наставляй непрерывно, повторяясь въ своемъ преподаванiи несколько разъ. Не поднимай сердца своего на гневе, и съ любовiю и духомъ кротости просвещай и вразумляй не внимающихъ тебе учениковъ твоихъ. Помни, что всякая истина съ большимъ трудомъ дается человеку, что ошибки всегда возможны а въ молодомъ возрасте особенно; помни здесь, что Царствiе Божiе нудится...

Везде разставлены сети лукаваго.

Вотъ, ты идешь по главной улице города. Оживленiе большое народу много. Тутъ жизнь, тутъ борьба... Сюда, сюда спеши воинъ — Христовъ, въ эту жаркую сечу, где льется кровь христiанская, где падаютъ пораженные стрелами духа злобы, духа лжи, коварства, духа зависти и отчаянiя. Здесь твой постъ — воинъ Христовъ. Стань крепко, сынъ мой, и иди съ знаменемъ Христовымъ противъ злобныхъ духовъ. Посмотри кругомъ, какой сильный врагъ! Къ чему все призываютъ?! Эти блестящiя окна магазиновъ, эти безстыдныя картины, эти щегольскiе экипажи и пр., и пр. Къ чему все это зоветъ, какъ не къ тому, чтобы жить выше своихъ средствъ, выше своего положенiя, къ чему наклоняютъ наши чувства, какъ не къ тому, чтобы валяться имъ въ тепломъ ложе сладкаго греха? Видишь, какъ разжены стрелы лукаваго? Вспомни же здесь, помни всегда и везде, что Царствiе Божiе нудится, что великiй трудъ и большiя усилiя нужны, чтобы сохранить въ себе дыханiе Божiе, — иметь все доброе, все честное, все истинное.

Везде, где у тебя добрая мысль, святое чувство начи-наютъ бороться съ искушенiями, соблазнами и притесненiями, помни, что Царствiе Божiе нудится и что только трудящимся оно дается. Трудись же и не останавливайся,

320                                       ДУРНОЙ ОТЕЦЪ.

сынъ мой, на своемъ пути. Постепенно, шагъ за шагомъ, неуклонно воинствуй, борись, делай свое дело, иди своимъ путемъ и когда умрешь (заметь, только тогда), откроются тебе глаза твои и ты увидишь, какое легкое иго ты несъ и возблагодаришь Господа и Его святую Церковь. Теперь мы воины, теперь Царство Божiе воинствуетъ, тогда же мы будемъ победителями, и наслаждаться плодами этой победы.

^{Дурной отецъ.}

(Разсказъ странника).

На мне преидоша гневи твои, устрашенiя твоя возмутиша мя (Пс. 87, 17), Не до конца прогневается (Господь) ниже въ векъ враждуетъ  (Пс. 102, 9).

Въ бытность свою сельскимъ учителемъ я имелъ обыкновенiе часть свободнаго летняго времени уделять на путешествiе въ тотъ или другой монастырь. Добрые то были дни; отрадно станетъ на душе, еще какъ только, после долгаго, утомительнаго пути, завидишь золотыя главы церквей, или услышишь густые звуки монастырскаго благовеста. Придешь, помолишься Богу, познакомишься, насколько возможно, съ прошлымъ обители, съ ея досто­примечательностями, отдохнешь где нибудь въ прохладной роще, и такое славное, светлое настроенiе объемлетъ душу, кажется, не променяешь его ни на какiя забавы, ни на какiя удовольствiя светскiя... Яснее представится и смыслъ человеческой жизни, и — тотъ источникъ, где следуетъ черпать чистую духовную радость.

Не разъ приходилось мне встречать у оградъ обителей лицъ во многихъ отношенiяхъ интересных, слышать отъ нихъ поучительные и знаменательные разсказы, и почти все то, что наиболее овладевало моимъ вниманiемъ, оставляло по себе глубокое впечатленiе, я записывалъ въ свою памятную книжку. Про одну изъ такихъ встречъ я и намеренъ сейчасъ сообщить благосклоннымъ читателямъ.

дурной отецъ.                                                321

Была суббота. Я только что пришелъ въ С—iй мо­настырь. Кончилась вечерня, и собравшiеся богомольцы въ ожиданiи всенощной разбрелись по ближайшей роще. Я также выбралъ себе уединенное местечко на крутомъ берегу реки подъ кудрявыми липами, и залюбовался красотою окрестностей: разстилавшаяся предо мною на несколько верстъ зелень луговъ на горизонте сливалась съ лазурью безоблачнаго неба. Река медленно катила свои волны. Тихо. Только и слышался плескъ купающихся ребятъ, да жужжанье пчелъ. Жара начинала спадать. Близость святого места и роскошная природа глубокое раздумье навеяли на меня; мысль моя унеслась къ той глубокой древности, когда, на месте этого благоустроеннаго монастыря, дремалъ непроходимый боръ и въ немъ одиноко ютилась убогая келiя преподобнаго. Сколько веры и духовной силы нужно было ему, чтобы совершить подвиги отшельничества. Не одно уже столетiе протекло съ техъ поръ, обитель возрастала, украшалась, переживала и скорби и невзгоды вместе со всей русской землей.

Много жертвъ и усердiя принесено сюда въ разныя времена православными, не мало теплыхъ молитвъ вознесено здесь, и вотъ подъ незримымъ покровительствомъ св. угодника прославляется и цвететъ этотъ памятникъ веры и благочестiя. Чьи-то шаги прервали мое раздумье; оглянувшись я увиделъ, что недалеко отъ меня опускается на траву пожилой мужчина въ одежде послушника съ котомкой на плечахъ. Наружность его была какая-то особенная, лицо его носило на себе следы ни-то перенесенной тяжкой болезни, ни-то бурно проведенной жизни, но глаза смотрели задумчиво, кротко. Соседъ меня сильно заинтересовалъ, и я решился заговорить съ нимъ. „Откуда вы пробираетесь?" спросилъ я его.

Услышавъ мои слова, онъ слегка встрепенулся, огляделъ меня, и сказалъ: „ про домъ ли мой вы спрашиваете меня, или про то, откуда я сюда пришелъ?... Если про домъ, то я его не имею и не стою, а пришелъ я сюда изъ С—ой пустыни".

322                                     дурной отецъ.

Такой ответъ еще более заинтересовалъ меня, видно было, что душа въ этомъ человеке болела за прошлое, а совесть искала умиротворенiя. „Почему же вы такъ строго относитесь къ себе? Судя по вашему настоящему виду, нельзя предположить, чтобы вы были большой грешникъ". Странникъ немного помолчалъ, а потомъ, вздохнувши, началъ: „хоть и тяжело мне говорить про свой позоръ, про свою горькую участь, но... вамъ разскажу, вы человекъ молодой, можетъ быть и полезенъ будетъ вамъ грустный разсказъ".

Родился я въ одной многолюдной подгородной деревне въ зажиточной семье; отецъ мой былъ огородникъ. Ребенкомъ я росъ ловкимъ, на все способнымъ: успешно учился въ городской школе, и успевалъ въ то же время во всякихъ шалостяхъ. Присмотреть за мной путемъ было некому, мать была женщина смирная, я ее почти и не слушался, а отецъ самъ побалывалъ меня за шустроту мою, да и поглядеть-то за мной некогда было ему; то торги, то работа, такъ и росъ я, можно сказать, какъ крапива у забора, что не льютъ на нее, а она знай себе выше и выше поднимается, и въ мою душу лилось много грязи всякой, только хорошаго, добраго-то мало. Деревня наша была разгульная, народъ бойкiй, торговый, благочестивыхъ примеровъ не видать было, за то кабаковъ, да трактировъ было много, и все они такiе обширные, красивые, всегда около нихъ шумно, многолюдно. Для насъ малолетокъ первое удовольствiе было вертеться около трактировъ, отвести насъ отъ пагубнаго места и въ голову не приходило, такъ и наслушивались мы съ самыхъ раннихъ летъ всякаго сквернословiя, наглядывались на всякiя безобразiя, драки и сами привыкали издеваться надъ старшими, шалить, чемъ не следуетъ. Соберемъ, бывало, по пятачку, купимъ водки да и разопьемъ где-нибудь на задворкахъ...

Подросъ я, отецъ сталъ брать меня по базарамъ въ помощники себе, и здесь добраго не очень наберешься:

 

 

ДУРНОЙ   ОТЕЦЪ.                                          323

обманъ, божба, ругань такъ и жужжатъ, бывало, въ ушахъ целый день. Мне на руку было, что отецъ меня беретъ съ собой: къ шалостямъ я привыкъ, а на нихъ деньги требовались, вотъ и обдумываю я, бывало, сидя на возу, какъ бы притаить гривенникъ-другой... Но скоро про все мои проделки узналъ отецъ, сталъ меня урезонивать, и черезъ неделю решилъ отправить въ Москву къ знакомому мастеру „въ года". „Не хотелъ“, приговаривалъ онъ при прощанье, „отцу служить хорошо, ну, ступай, чужимъ людямъ послужи, тамъ изъ тебя все дурное вытрясутъ“. Но ошибся мой родитель: чужiе люди и чужая сторона дурного во мне не убавили, а прибавили.

Слесарная мастерская, куда я попалъ на обученье, была большая, мастеровыхъ много, но хозяинъ нашъ объ насъ малолетнихъ не заботился; старшiе мастера, народъ больше все грубый, пьяный, что хотели, то и делали съ нами,—особенно плохо приходилось темъ, кто посмирнее, да безответнее. Я былъ изъ всехъ подростковъ малый самый вострый, обижали меня мало, но зато прiучали ко всему худому больше, чемъ другихъ; впрочемъ, я и самъ на худое былъ способенъ.

Пагубная то была жизнь. Сейчасъ не могу безъ содроганiя вспомнить, что творилось въ нашей душной, грязной мастерской. Хирели мы теломъ, гибла и душа наша. Кончится работа, сейчасъ у старшихъ и пьянство, а съ нимъ сквернословiе, драка, надругательство надъ слабыми, беззащитными мальчуганами; — то же самое въ праздники Божiи, и некому-то было вразумить заблудшихъ, о стыде напомнить, въ церковь Божiю послать, или доброе ласковое слово сказать намъ несчастнымъ подросткамъ. Не мудрено, что многiе изъ насъ дурными вышли людьми, научились всему худому, забыли родъ и племя... Пролетели 5-ть летъ житья въ горестяхъ, сталъ я мастеромъ хорошимъ, жалованье положили; попади въ хорошiя руки, можетъ быть и на путь добрый сталъ бы, но добраго-то человека вокругъ не было, и пошла моя жизнь еще хуже;

324                                     ДУРНОЙ ОТЕЦЪ.

про домъ я совсемъ не помнилъ, и не тянуло меня туда! Отецъ писалъ, чтобы денегъ выслалъ, а я и письма-то путемъ не прочту, а отвечаю, что самому-де до себя, жалованье малое, прожитiе дорогое.

Долго терпелъ отецъ, наконецъ, задумалъ къ рукамъ прибрать, паспорта не выслалъ и велелъ немедленно ехать въ деревню. Пришлось покориться. Еду, а самъ злобствую:  „погодите, я свое возьму"!

Прiехалъ, ко мне родные съ лаской, съ разспросами, а я волкомъ гляжу. Дождался перваго праздника — въ трактиръ, и ну бражничать. Ни угрозы отцовы, ни уговоры матери не действовали на меня. Пожилъ съ месяцъ, деньженки вышли все, гулять не на что, а ужъ безъ гулянья-то мне скучно становилось. Сталъ проситься у отца снова въ Москву, все равно, говорю, не работникъ я вамъ здесь. „Нетъ, Сеня, (звать меня Семеномъ) шалишь, не на такого напалъ, чтобы по голове гладить тебя"... твердилъ онъ мне. Вижу, что съ отцемъ ничего не поделаешь, задумалъ взять свое хитростью, прикинулся путнымъ, заботливымъ; отецъ должно быть и поверилъ мне. Прошло такъ съ полгода и говоритъ онъ мне: „я тебя, Семенъ, женить надумалъ, собирайся невесту смотреть". Я не противился. Невесту мне прiискали девушку смирную, но бедную, изъ богатой семьи за меня бы не пошла, и эту-то, слышно было, родители приневолили. Невесту посмотрели, сразу и дело порешили, а черезъ неделю и свадьбу сыграли. Пожилъ еще месяца три тихо, скромно, и опять сталъ у отца на заработки проситься. „Ну, если хочешь, пожалуй, ступай, трудись съ Богомъ, только смотри не безпутствуй, ты теперь человекъ женатый, долженъ понимать самъ, какъ жить следуетъ“, сказалъ отецъ.

„Помилуйте, батюшка, говорю я ему, мало ли что было, ужъ теперь будьте покойны, разве мы безъ разума"...

Хитрость моя удалась, снова я въ Москве, и опять окунулся въ свою прежнюю безобразную жизнь, только денегъ изредка сталъ посылать домой, чтобы въ деревню

ДУРНОЙ   ОТЕЦЪ.                                                    325

опять не вытребовали меня. Писали мне, что сынъ у меня народился, но это нисколько меня не порадовало. Прiехала потомъ жена, пожила со мною года полтора, и уже нагляделась же, бедная, на все мое безобразiе, натерпелась же отъ меня обидъ — все сносила и терпела, видно, сильно ей хотелось образумить меня заблудшаго. Народилась у насъ еще дочь, я и радъ случаю спровадить жену въ деревню, въ городе, говорю, съ ребятами жить намъ не по силамъ, почти, можно сказать, прогналъ ее отъ себя. Не знаю, сердилась ли она на меня, или нетъ, ничего мне не сказала, только заплакала, какъ поехала, и ужъ извелась же она у меня за эти полтора года; поехала бледная, худая, что называется, краше въ гробъ кладутъ!... На этихъ словахъ странникъ прервалъ свою речь; я заметилъ, что глаза его подернулись слезой, тяжело, видно, было ему вспоминать свой прежнiй позоръ.

Но, видно, Господь смилостивился надъ мною окаяннымъ, сталъ Онъ мне посылать вразумленiе за вразумленiемъ. Тутъ пришло известiе, что отецъ померъ; мать съ женой сильно домой звали, или, по крайней мере, денегъ побольше просили прислать, а то дело наше совсемъ становилось. Поехать-то я и не думалъ, денегъ также послать не могъ, за свое дурное поведенiе съ места хорошаго я слетелъ и перебивался кое-какъ отъ одного хозяина къ другому. Но въ то же время и стыдно стало мне за себя: совесть, видно, еще уцелела во мне, какъ ни топилъ я ее въ вине да въ праздной жизни.

Встретилъ меня разъ землякъ и говоритъ: „что же это ты, Семенъ, или Бога не боишься, совсемъ кинулъ семью, а ребятки-то у тебя какiе славные ростутъ, хоть бы поглядеть съездилъ". Ничего я ему не сказалъ на это, но понялъ, что правда его, что скверно я делаю. Иду я какъ-то по улице, незадолго до масляницы, утромъ въ воскресенье, по Москве колокола гудятъ, народъ православный въ храмъ спешитъ, а у меня на сердце тоска камнемъ  лежитъ,   не знаю,   куда и  деться   отъ  нея,   въ

326                                     ДУРНОЙ ОТЕЦЪ.

кабакъ—денегъ нетъ, а отъ церкви я отсталъ давно: больше 10 летъ уже на духу не былъ. Иду, и попадается мне оборванный, худенькiй, синiй отъ холода мальчикъ летъ 8; „подай, дяденька, на хлебушекъ Христа ради“... протянулъ онъ. Жаль мне стало мальчика, а подать ему нечего. „Кто же, спрашиваю его, послалъ тебя побираться“?— „А вонъ мама“, ответилъ онъ, указывая на женщину, которая одной рукой держала ребенка, а другую протягивала за милостыней къ прохожимъ.

Что же, аль у тебя отца-то нетъ? „Нетъ есть, только нехорошiй онъ у насъ,—маму все билъ, а теперь совсемъ бросилъ, пьянствуетъ, а намъ есть нечего... мама говоритъ, что Богъ его накажетъ за насъ". Какъ выслушалъ я слова мальчика, такъ и похолодело во мне все; эти детскiя уста строгое обличенiе произнесли мне; ведь и я бросилъ ради пьянства свою семью, и я глубоко обиделъ родныхъ, и я заслужилъ наказанiе Божiе... Чисто ножемъ кто резалъ мне по сердцу, пока я шелъ, самъ не знаю куда. Шелъ, шелъ я, и слышу хорошее складное пенiе, остановился, смотрю—около самой церкви; дай, думаю, зайду; вошелъ, обедня давно уже началась; дьяконъ вышелъ читать Евангелiе... Читалъ онъ о томъ, какъ одинъ не­покорный сынъ отделился отъ отца, ушелъ въ далекую сторону, прожилъ тамъ все свое именiе, сталъ бедствовать, какъ, потомъ, образумился, воротился къ отцу своему и какъ отецъ ласково и милостиво принялъ его... Господи, подумалъ я, слушая чтенiе, опять ты посылаешь мне вразумленiе: не я ли такой же заблудшiй грешникъ?— и много думъ промелькнуло въ голове моей во время службы этой, вспомнилъ я и про Бога милосерднаго, увиделъ и все свое безобразiе. Кончилась обедня. Священникъ вышелъ говорить проповедь. Говорилъ онъ опять о томъ же блудномъ сыне;—о томъ, какъ грешно не почитать родителей. какъ пагубно предаваться пьянству, — распутству. „Посмотрите, — говорилъ онъ, — на скотъ безсловесный, и тотъ знаетъ меру, не объедается, не опивается до без-

дурной отецъ.                                327

чувствiя, а человекъ разумный доводить себя нередко до того, что не помнитъ себя, разстерзанный, безчувственный валяется на позоре и посмешище среди улицы"... Глубоко запали мне въ душу эти слова: справедливы они были... Изъ церкви вышелъ я успокоенный, въ душе явилась жалость къ брошенной семье. Иду на квартиру да думаю: нетъ, пора все бросить, пора образумиться. После того работать сталъ усерднее, пить совсемъ бросилъ, одна дума въ голове: скопить немножко деньжонокъ, да съ ними скорей въ деревню къ своимъ. Но, видно, легко-то только падать, а подниматься трудненько. Очень ужъ я привыкъ къ разгульной жизни, и соблазнъ былъ на каждомъ шагу. Съ месяцъ я крепился,—жилъ хорошо, а тутъ на грехъ товарищи попались—слабые, и деньженки завелись, не выдержалъ соблазна,—напился, а, известное дело, худо сделаешь, другой разъ ужъ легче повторить—и пошелъ я снова кутить. Напьюсь, забудусь, а просплюсь, не знаю, куда деться отъ стыда, совесть мучила меня, одно средство противъ нея: залить виномъ и заливалъ же я_; не знаю, какъ только живъ остался. Эхъ, какъ бы драгоценна въ то время была поддержка и забота обо мне, погибавшемъ, добраго человека! Но откуда же она могла придти? Кому пьяница горькiй былъ нуженъ?... Скоро дошелъ до того, что все съ себя заложилъ, пить, есть нечего было, и здоровье совсемъ испортилось, во рту сухо, внутри горитъ, руки трясутся, ноги не ходятъ, на лицо смотреть страшно, смерти у Господа просилъ. Вотъ въ это-то самое время земляки привезли мне печальную весть, что дети мои померли отъ скарлатины, и жена вскоре после нихъ Богу душу отдала, извелась, сердечная, отъ меня обидчика. Какъ услыхалъ я про это, такъ не помню, что сделалось со мною: помню только, что весь лежалъ, какъ въ огне, и все рвалъ на себе, тутъ же захворалъ и горячкой, 4 недели въ больнице пролежалъ. Въ бреду мне представлялось: то детскiя ручки грозятся на меня, то виденный мною на улице оборванный мальчикъ, кричитъ: „накажетъ тебя

328                                    дурной отецъ.

Богъ, накажетъ"!.. а то бледное, заплаканное лицо жены такъ строго, укоризненно смотритъ на меня, что не знаю, куда спрятаться отъ него.

Поправившись отъ болезни, я почувствовалъ, что силы во мне нетъ, работать не могу, къ вину отвращенiе. Немедля я отправился въ свою деревню, на дорогу собрали меня добрые знакомые, своего-то у меня ужъ ничего не было. Путь былъ длинный — около 150 верстъ; иду да думаю: „Господь бы допустилъ поплакать надъ родными могилками, да у матери вымолить прощенiе, она теперь одна, бедная, горюетъ на старости летъ“.

Время было теплое, хлеба высокiе, травы густыя,— отвыкъ я отъ деревни, а тутъ и мне стало веселее, какъ увиделъ знакомыя поля... Вотъ показался крестъ церковной колокольни, а вотъ изъ-за бугра выглянули кровли нашей деревни: подхожу къ дому, стройка вся обветшала, опустилась, смотрю — у нашего дома толпится народъ, меня никто не узнаетъ—и где же узнать! Пошелъ молодцомъ, а воротился чуть не старикомъ. Слышу изъ дома несется протяжное чтенiе. Вошелъ, на столе подъ образами лежитъ моя родительница, готовая къ погребенiю; какъ увиделъ ее, родимую, такъ и грохнулся на полъ безъ памяти...

Мать похоронили, а у меня на душе туча черная. Прогневался на меня Господь, не допустилъ и съ матерью свидеться... справедливо ты, Господи, наказуешь меня... не замолить мне, безпутному, все обиды, которыя я делалъ кровнымъ своимъ... За что, Господи, думалось мне, земля-то сырая держитъ меня, окаяннаго? не имъ, а мне бы следовало въ могиле лежать за все мое беззаконiе. Случалось, временами, такое отчаянiе и унынiе нападетъ, что даже грешно и сказать, руки хотелъ наложить на себя. Только и успокоишься немного, какъ въ церковь къ службе сходишь.

Что делать? Чемъ заняться? Ума не могъ я приложить къ своей доле.   Дай,   думаю,   пойду   къ  батюшке, у

ДУРНОЙ ОТЕЦЪ.                                    329

него попрошу наставленiя. Батюшка принялъ меня ласково, утешилъ: „много ты, Семенъ, грешилъ, но милости у Бога нетъ конца, молись Ему за себя и за своихъ родныхъ, усерднее молись, и Онъ укажетъ тебе путь добрый“... Послушался я батюшки и сталъ прiучать себя къ молитве, трудно было сперва, но потомъ Богъ помогъ, ничего для меня не стало слаще того, какъ сходить въ храмъ Божiй и помолиться Господу Богу; Онъ услышалъ меня и указалъ мне путь, по которому мне легче и спокойнее идти. Въ деревне нашей задумали школу открывать, затрудненiе было только въ помещенiи; нашъ домъ былъ хоть и ветхiй, но просторный, дай, думаю, хоть имъ послужу православнымъ, пришелъ на сходку и объявилъ, что жертвую его подъ школу. Остатки же имущества распродалъ, деньги положилъ на вечный поминъ родныхъ, а самъ пошелъ по святымъ местамъ замаливать свои грехи, да благодарить Бога за милости ко мне окаянному, недостойному. Теперь летомъ хожу по монастырямъ, — а зимой прибьюсь въ какую нибудь глухую деревеньку и учу ребятокъ азбуке, молитвамъ, какъ умею, и за все благодарю Господа... воистину милостивъ Онъ къ намъ грешнымъ. Странникъ кончилъ. Уже вечерело. Раздался благовестъ ко всенощной. Мы оба перекрестились. „Прощайте, баринъ хорошiй, вставая сказалъ странникъ, запомните мой грустный разсказъ, не откажите въ добромъ слове заблудшему человеку, и въ защите несчастнымъ подросткамъ, погибающимъ отъ великаго соблазна, если встретите такихъ, а встретить ихъ немудрено, много насъ такихъ безпутныхъ, несчастныхъ, живетъ на Руси“... и онъ пошелъ въ церковь. Немного погодя, и я последовалъ за нимъ. Странникъ стоялъ на коленяхъ въ темномъ, отдаленномъ углу и со слезами на глазахъ горячо молился. Я отъ души порадовался за этого человека, для котораго молитва стала столько же привычна, сколько привычна была прежде безпутная жизнь.

Кончилась всенощная. Прохладная ночь сменила жар-

330                                           ОТЕЦЪ.

кiй день. Кругомъ было такъ тихо и безмятежно. На куполе монастырскаго храма играли лучи полнаго месяца. Долго бродилъ я по роще, а разсказъ странника Семена не выходилъ у меня изъ головы. Правда его: много такихъ Семеновъ бродитъ по Руси, только не многiе изъ нихъ уразумеютъ ту пропасть, надъ которою они висятъ, и не многiе сворачиваютъ отъ нея на путь добрый.

А какой великiй грехъ принимаетъ на душу тотъ, кто можетъ отвратить малолетокъ и юношей отъ порока и не отвращаетъ, а еще больше согрешаетъ тотъ, кто самъ толкаетъ молодыя души на путь порочный, кто предается на ихъ глазахъ греху и всякому безобразiю... Горе темъ, кто соблазнитъ единаго отъ малыхъ сихъ, сказалъ Самъ человеколюбивый Спаситель.

^Отецъ.

„Господь даде, Господь отъятъ. Яко Господеви изволися, тако бысть. Буди имя Господне благословенно во веки". (Iов. 1; 21).

Солнце склонялось къ западу. Отблески последнихъ запоздалыхъ его лучей освещали красноватымъ Сiянiемъ берега полноводной Камы, простыя зданiя небольшого селенiя, пароходную пристань и виднеющихся на ней людей, очевидно, ожидавшихъ прибытiя парохода. Эти фигуры резко выделялись на золотистомъ фоне заходящаго солнца; оне какъ бы застыли въ разъ принятомъ положенiи и издали имели видъ живописныхъ силуэтовъ. Особенно выделялись два силуэта—одинъ съ развевающимися на легкомъ ветерке волосами, силуэтъ какой-то духовной особы; другой — мужика, богатырскаго сложенiя, который стоялъ подбоченившись и что-то указывалъ вдали духовной особе. Очевидно, оба лица увидали что-нибудь для нихъ особенно прiятное, потому   что   духовная   особа   начала   живо   размахивать

ОТЕЦЪ.                                    331

руками и вообще въ самыхъ яркихъ образахъ выражала свое нетерпенiе. Особа духовнаго званiя былъ никто иной, какъ о. Семенъ, священникъ въ небогатомъ селе. Онъ уже вторую неделю со дня на день ждалъ свою дочь и каждый пароходъ встречалъ съ полною уверенностiю, что наконецъ то увидитъ ее после почти десятилетней разлуки. Но вотъ уже вторая неделя подходитъ къ концу, а о. Семенъ живетъ все еще бобылемъ-сиротинкою. Пароходъ былъ уже близко. Ветеръ доносилъ шумъ его колесъ, тяжело шлепавшихъ по гладкой поверхности величавой реки. Еще какiя-нибудь пять-десять минутъ, и полетятъ на пристань чалки. Но нетерпеливому отцу эти минуты казались часами. Неужели и теперь его надежда не оправдается, и онъ поплетется въ свой домикъ, покорившись Господней воле? Но нетъ! Что-то шептало о. Семену, что онъ сейчасъ увидитъ свое сокровище, свою ненаглядную девочку. Да полно! Какая она теперь девочка? Когда онъ въ последнiй разъ обнялъ и благословилъ ее, она была восьмилетнимъ ребенкомъ. Съ техъ поръ прошло десять летъ... „Какая-то стала она?" думаетъ старикъ.

И рисуется ему его девочка, какою была она десять летъ назадъ. Какъ любилъ онъ ее! Какъ берегъ онъ свое сокровище! Она была единственною его отрадою, единственнымъ светлымъ проблескомъ въ его жизни. О. Семенъ былъ всегда какимъ-то неудачникомъ. Окончивъ курсъ въ семинарiи, онъ сейчасъ же, по отцовской воле, женился и былъ посвященъ въ дiакона. Жена его была не злая женщина, но какая-то раздражительная. Самъ же о. Семенъ былъ олицетворенiемъ кротости и доброты. Не благословилъ ихъ Господь и детьми. Только на четырнадцатомъ году супружества родилась у нихъ дочь, но за то потерялъ о. Семенъ, въ то время уже священникъ, свою супругу, которую любилъ очень крепко. Всю свою любовь онъ отдалъ теперь дочери, своей маленькой Марусе. Онъ отказывалъ себе во всемъ необходимомъ, чтобы только было хорошо его девочке, и   выростилъ   ее   здоровымъ,   краснощекимъ   ребенкомъ.

332                                           отецъ.

Исполнилось Марусе восемь летъ. До техъ поръ о. Семенъ самъ занимался ея обученiемъ, и она уже читала у него по складамъ, но онъ виделъ, что домашняго обученiя слишкомъ недостаточно и хотелъ дать дочери лучшее образованiе. Деньги у него были прикоплены,—хоть немного, а ребенку хватитъ прокормиться, пока будетъ въ состоянiи самъ хлебъ себе зарабатывать. Въ селе нельзя было дать образованiя девочке. Оставалось везти ее въ городъ, разстаться съ нею... жаль было отцу разстаться со своею Марусею, да делать нечего. Помолился онъ Богу, отслужилъ молебенъ, да и отправилъ Марусю съ хорошими людьми въ городъ къ своему брату, тамошнему дьякону. Много слезъ было пролито при разлуке, еще больше за эти десять летъ,— и вотъ теперь она, окончивъ курсъ въ гимназiи, ехала къ нему жить. Она уже давно писала ему радостныя письма, называла его ласковыми словами, говорила, что стала большая, обещала привезти изъ города гостинцевъ... За эти десять летъ разлуки, въ Марусе не только не остыла любовь къ отцу, но загорелась еще съ большею силою. Она осталась темъ же бойкимъ, любящимъ ребенкомъ, какимъ жила у отца. Только вместо краснощекой девочки она была теперь высокой, стройной девушкой. Много, много радостныхъ слезъ пролилъ о. Семенъ надъ ея письмомъ и надъ ея карточкой, которую она ему послала. И вотъ свиданье было близко... Пароходъ съ шумомъ подошелъ къ пристани. Бросили чалки, спустили мостки. О. Семенъ еще издали увидалъ своими слабыми старческими глазами дорогую дочку. Онъ никогда бы не узналъ ее, хотя не разставался съ ея карточкой, если бы отцовское сердце не подсказало ему, что это она—его Маруся.

— „Дочка!" шепталъ о. Семенъ, бегая по пристани и мешая матросамъ. „Привелъ Господь увидать ее, мою милую, обнять ненаглядную, прижать къ наболевшему сердцу"! Глаза его, влажные отъ слезъ, высматривали въ выходившей съ парохода толпе дорогой образъ.

ОТЕЦЪ.                                                  333

„Отойдите, батюшка, не стойте на дороге“, убеждалъ его матросъ:  „дайте пройти“!

Отца Семена оттерли отъ мостковъ, по которымъ тихонько опускались пассажиры. Спускъ былъ опасный; между пароходомъ и пристанью было разстоянiе аршина въ полтора, а доски мостковъ, плохо сколоченные, не позво­ляли спускаться несколькимъ пассажирамъ сразу.

—    „Осторожней, господа, мостки шатаются! Держи мостки-то, эй, ты!—кричалъ тотъ же матросъ.

—    Эй, тетка, куда лезешь, дай барышне пройти; да не лезь ты! Ой, держи, держи барышню, держите ее!.. Вдругъ раздался страшный крикъ; все отскочили отъ мостковъ. Одна доска подвернулась, и молодая девушка упала въ воду вместе съ чемоданчикомъ, который она несла въ рукахъ. Сначала все стояли, какъ будто ошеломленные, потомъ бросились къ борту, побежали за баграми, но было уже поздно: девушку подтянуло подъ пароходъ. Черезъ несколько минутъ всплыло платье, сквозь зеленоватую воду видна была голова, руки, а немного спустя тело лежало на берегу, окруженное толпою народа. Въ первую минуту о. Семенъ, слышавшiй крикъ, ничего не понялъ, да и не видалъ за толпою происшедшаго. Но когда поднялся шумъ, стали звать на помощь, кричать, что упала барышня, только тогда вдругъ что-то страшно кольнуло его въ сердце. Онъ бросился къ пароходу и здесь узналъ все: его дочь упала въ воду. Все потемнело у него въ глазахъ, кровь прилила къ лицу, отлила... страшно бледный, съ крикомъ побежалъ онъ къ борту, хотелъ прыгнуть за нею, но его удержали, отвели подъ руки и посадили на рогожный тюкъ. Онъ какъ-бы замеръ. Посиневшее лицо тряслось, губы шептали что-то, изъ груди вылетали хриплые звуки, глаза страшно блуждали по сторонамъ. Онъ то сиделъ неподвижно, то съ дикимъ крикомъ рвался куда-то съ такою силою, что его едва удерживали пять человекъ. Волосы, упавшiе на его лицо, придавали ему   какое-то  страшное, дикое выраженiе. Вдругъ.

334                                     ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.

сильнымъ движенiемъ рукъ онъ вырвался и быстро побежалъ на берегъ. Тамъ уже откачивали тело девушки. Нечеловеческiй крикъ заставилъ матросовъ выпустить изъ рукъ трупъ. Несчастный отецъ упалъ на тело дочери, безумно целовалъ въ холодныя губы. Сначала онъ рыдалъ потомъ это рыданье обратилось въ хрипъ. Никто не смелъ оторвать его отъ трупа дочери. Вдругъ все вздрогнули и отступили. Старикъ сиделъ у трупа, обводилъ всехъ мутнымъ взоромъ и... тихо смеялся.—„Живая, живая... шепталъ онъ; хотели утопить. Хе, хе, хе... разлучить меня съ нею..; ведь десять летъ, десять летъ ведь, Господи!... Одно только у меня... на всемъ свете... одно... сокровище... Прiехала... не забыла... Вотъ... тутъ вотъ... но... Старикъ совсемъ обезсилелъ. Глаза его смыкались. Онъ какъ-то сразу осунулся и притихъ. Его осторожно подняли и увезли домой.

^{Тятенькинъ любимецъ.}

—     Слышь, Фролъ, на тебя одного моя надежда, покажь, себя молодцемъ! наставлялъ Титъ Сидоровичъ, хлебный торговецъ уезднаго города К., своего старшаго сына, отправляя его по деламъ въ Питеръ. Ты парень умный, расторопный, знаешь кому надо поклониться, кого уважить. Предъяви документы, покажь вызовъ наследниковъ и мою доверенность, получи наследственный капиталъ и махомъ возвращайся домой!

—     Не засижусь, тятенька, не извольте безпокоиться, бойко ответилъ сынъ, тряхнувъ темнорусыми кудрями. Мало ли я у васъ деловъ обделывалъ!

—     То-то, Фролъ, смотри! да денегъ не растеряй и не трать по пустому; все вамъ останутся, ваши будутъ, продолжалъ отецъ. Теперь помолимся и поезжай! Ахъ, кабы не свернула меня давича проклятая болезнь, самъ бы

ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.                                      335

катнулъ устраивать свои делишки... да ну не обижайся, я на тебя полагаюсь. Поезжай съ Богомъ!

Старикъ съ усилiемъ приподнялся съ дивана, повернулъ лице къ образу, прочелъ напутственную молитву и поцеловалъ сына. Жена его, тихая, робкая Марфа Ильинишна, со слезами благословила отъезжающаго; меньшой сынъ Арсенiй провелъ брата до саней; Фролъ уехалъ.

Титъ Сидоровичъ, опираясь на палку, прошелъ въ кабинетъ и заперся въ немъ; онъ былъ слабъ после перенесеннаго тифа; отправка сына утомила и разстроила его. Бойкiй, молодцоватый Фролъ пользовался его особенною любовью. Титъ Сидоровичъ любилъ подъ часъ покуражиться, поломаться своею властiю, посамодурствовать. Изъ за ничего подыметъ иной разъ бурю въ семье изъ за ничего затеетъ веселье, и никто лучше Фрола не умелъ подладиться къ нему. Красивый смышленый парень, налету угадывалъ волю отца и то потешалъ его забавными выходками, то удивлялъ торговою сметливостiю. Устроить-ли подрывъ другому торговцу, сбыть ли съ рукъ залежалый товаръ, Фролъ былъ на все мастеръ. Известно и за Фроломъ водилось много грешковъ, даже грешковъ не маленькихъ, да они не кололи глаза отцу, парень умелъ все скрасить замазать, а то и совсемъ скрыть и свернуть вину на другого. Не таковъ былъ Арсенiй, меньшой сынъ Тита Сидоровича.

Робкiй, щедушный, неловкiй, онъ всею душою любилъ своихъ родителей, но всегда терялся въ присутствiи отца. Онъ мало смыслилъ въ торговыхъ операцiяхъ и всегда боялся кого-нибудь обидеть. Ошибокъ своихъ онъ никогда не скрывалъ и лучше переносилъ тьму непрiятностей, чемъ дозволялъ кому-нибудь пострадать за нихъ.

— Ужъ отъ этого парня не ждать прибыли моему добру, сердито заметитъ иногда отецъ. Влопайся Арсенiй разъ въ беду,—самъ ужъ изъ нея не вырвется наверное. Не сообразительный какой-то.

И вотъ изъ за этой   воображаемой несообразитель-

336                                     ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.

ности Арсенiю отецъ отказывалъ въ доверiи, держалъ его у себя подъ строгимъ началомъ и взыскивалъ съ него каждую ошибку вдвое. Одна Марфа Ильинишна ровно относилась къ детямъ и готова была одинаково побаловать какъ того, такъ и другого сына.

Уехалъ Фролъ, сталъ Титъ Сидоровичъ ждать известiя, какъ идутъ Питерскiя дела его и скоро ли наступитъ пора его возвращенiя на родину, а любимый сынокъ, обрадованный темъ, что вырвался изъ подъ родительскаго надзора и спитъ и видитъ только какъ бы подольше потешиться въ столице. Ну пока шли разныя формальности по полученiю наследства и на парне лежало много скучныхъ хлопотъ, казалось бы не грехъ было иной разъ маленько развлечься, да та беда, что развлеченiя онъ выбиралъ забористыя, широкiя, отъ которыхъ до греха было недалеко. Хожденiе по трактирамъ, знакомство съ намалеванными барынями и ихъ ухарскими прiятелями, пирушки и прочiя удовольствiя, какъ болото втянули его. Фролъ надеялся, по обыкновенiю, пошалить малое время и остановиться; скрыть отъ отца свои Питерскiя шалости, замазать непозволенныя траты позволенными деловыми издержками и нагулявшись всласть, вернуться домой чуть не праведникомъ претерпевшимъ много трудовъ и непрiятностей. Вышло несколько иначе. Новые прiятели знали зачемъ онъ находится въ Питере и зорко следили за ходомъ делъ его. Получивъ, по отцовой доверенности, наследственный капиталъ, Фролъ написалъ домой, что дела его устраиваются, часть денегъ уже въ рукахъ, остальную онъ скоро получитъ и тронется въ дорогу; самъ же, по настоянiю прiятелей, устроилъ спрыски, нанялъ несколько троекъ, въ которыхъ Питерскiе кутилы ездятъ за городъ и со всей своей веселой компанiей махнулъ въ Ливадiю, Питерское загородное увесилительное заведенiе. Веселые прiятели и прiятельницы ихъ, чужого кармана не жалели и вогнали спрыски въ очень дорогую цену. Попировавъ,   общество  затеяло  играть въ штоссъ,

 

ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.                                  337

дурацкую азартную игру, пустившую многихъ богачей по мiру и какъ ни жался Фролъ, какъ ни былъ остороженъ, а все же тысченки две, въ одинъ вечеръ, уложилъ въ карты. На следующiй день, проспавшись и отрезвившись, Фролъ вспомнилъ объ убитыхъ понапрасну деньгахъ и ужаснулся. „Надо отыграться", решилъ онъ. Не ехать же мне съ такимъ недочетомъ... не придумаю даже на что свалить его. Пошлю отцу половину капитала, съ другой половиной поживу еще здесь... Что-жъ? Ведь после смерти отца все равно эти деньги мои будутъ. Постараюсь вернуть потерянное. Игра-то больно занятная, деньги такъ и плывутъ. И не хитро вовсе: отгадай на какую карту падетъ выигрышъ и ставь на нее деньги, вотъ и все; отгадалъ — выигралъ... Отцу напишу, что ожидаю получки остальныхъ денегъ.

„Эхъ! когда меня кривая не вывозила".

Ждетъ Титъ Сидоровичъ сынка изъ Питера, ждетъ не дождется и тяжелыя мысли начинаютъ тревожить его. Что за оказiя! Съ одного места капиталъ выдаютъ, половину дали, половину не додали. Странно какъ-то. Авось скоро напишетъ, объяснитъ отчего задержка. А письма нетъ какъ нетъ. Марфа Ильинишна тоже охаетъ и крестится, словно чуетъ что-то недоброе. Материнское сердце прозорливо, не легко поддается обману. Наверно либо деньги потерялъ, либо несчастiе какое съ нимъ случилось думаетъ она. А ужъ не спроста это, наверное. Такой всегда былъ изворотливый, а теперь толковаго письма не пишетъ. Это не даромъ!"

— Вы бы, Титъ Сидорычъ, сами настрочили ему письмецо, стала она молить мужа. Фролушка молодъ, можетъ по неопытности натворилъ что-либо неладное и не смеетъ теперь ни признаться въ этомъ, ни показаться на глаза вамъ. Титъ Сидоровичъ сурово взглянулъ на жену и не ответилъ. Мысль ея приходила уже и ему въ голову, но онъ не желалъ сознаться въ этомъ. Зачемъ показывать бабе, что у нея хватаетъ мозгу на дельныя мысли?

338                                 ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.

Какъ ни противны были ему письменныя занятiя, однако онъ приселъ къ столу и нацарапалъ сыну следующее посланiе.

Отчего пропадаешь безъ вести? Что съ тобою? пиши правду истинную. Коли виноватъ въ чемъ—повинись, да прiезжай скорей безпременно!“

На эту родительскую записку получился такой ответъ.

„Что это, тятенька, вы нонче во мне сумлеваетесь? Каковъ я былъ, таковъ и остался, а если не еду домой, значитъ причина есть; не получивъ всего капитала, не хочу трогаться съ места. Вамъ нечего безпокоиться; на худой конецъ коли и пропадетъ оставшiйся капиталъ, то пропадетъ моя законная доля. Видно такъ ужъ на роду у меня написано“.

Титъ Сидорычъ повертелъ въ рукахъ письмо, раза два или три прочелъ его заново и въ волненiи заходилъ по комнате. Затемъ переписка прекратилась. Суровое лицо Тита Сидоровича сделалось еще суровее; старикъ ходилъ по дому какъ грозная туча, и обрывалъ всякаго кто бы не приступился къ нему. Съ женой и Арсенiемъ не говорилъ совсемъ. Къ обеду садился только для примера, а есть не елъ почти вовсе. Мягкосердый Арсенiй изнылъ на отца глядючи.

—     Позвольте, тятенька, я съезжу въ Питеръ наведаться къ брату, робко предложилъ онъ, желая чемъ-нибудь успокоить отца.

—     Ты? грозно-удивленнымъ голосомъ отозвался старикъ. Такъ и тебе стало тесно дома и ты хочешь дралка дать? Пошелъ въ лавку и ни слова более. Я те покажу какъ ездить въ Питеръ!

Арсенiй умолкъ и занялся деломъ. Еще три недели крепился Титъ Сидорычъ, на четвертую не вытерпелъ.

—  Я еду, объявилъ онъ однажды жене. Пусть Сенька
смотритъ за торговлей: мне надо самому взглянуть что
творится въ Питере. Отыщу моего бездельника. Думаетъ
бороду   нажилъ,   такъ   изъ   отцовой   руки выжилъ.  Такъ

 

ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.                                 339

нетъ же, покажу ему, что до гробовой доски я надъ старейшiй; не поедетъ, — такъ я силой приволоку его домой.

Титъ Сидорычъ тотчасъ по прибытiи въ Петербургъ отправился на квартиру сына, но Фрола тамъ уже не было; онъ сталъ отыскивать его по новому адресу и опять не нашелъ, Фролъ отписался куда-то за городъ.

Усталый, измученный, изнемогая отъ волненiя и без-покойства, онъ хотелъ повернуть въ какую-либо гостинницу и вдругъ, почувствовавъ головокруженiе, свалился какъ пластъ на каменную мостовую. Когда Титъ Сидоровичъ очнулся, онъ увиделъ вокругъ себя беленыя стены больничной палаты, а въ противоположныхъ углахъ две кровати, занятыя больными. Окинувъ все это безучастнымъ взглядомъ, онъ приложилъ руку ко лбу, какъ бы стараясь припомнить, что съ нимъ было.

Дежурный фельдшеръ предложилъ ему лекарство, онъ безъ сопротивленiя выпилъ его. Потомъ, осмысленно ответивъ на все задаваемые ему вопросы, онъ вдругъ указалъ на ближайшаго къ нему больного, густые темно-русые волосы котораго обратили на себя его вниманiе и спросилъ кто это?

— Какой-то купеческiй сынокъ заболтавшiйся въ Питере, ответилъ ему фельдшеръ. Полицiя доставила его въ больницу; онъ былъ страшно избитъ и бредилъ целыя две недели; все какихъ-то шуллеровъ обличалъ и отъ кого-то отбивался. Теперь стихъ, а все надежды мало на его выздоровленiе; у него три ребра сломаны и легкiя попорчены.

Титъ Сидоровичъ впился глазами въ лицо фельдшера и молча слушалъ его; исторiя больного заставила силь­нее биться его сердце.

Фельдшеръ отошелъ къ другимъ больнымъ; кого пере­вязывая, кому давая лекарство. Титъ Сидоровичъ уставилъ внимательный взглядъ на заинтересовавшаго его больного.

 

 

340                                ТЯТЕНЬКИНЪ   ЛЮБИМЕЦЪ.

—  Пить! произнесъ тотъ слабымъ голосомъ.

Титъ Сидоровичъ вздрогнулъ, чуть не вскочилъ съ постели.

Фельдшеръ подалъ требуемое и вышелъ изъ палаты.

Титъ Сидоровичъ продолжалъ не отрывая глазъ на­блюдать за больнымъ; лицо последняго было обращено къ стене, роскошные темные волосы всклокочены и разметаны по подушке. Титъ Сидоровичъ приподнялся на постели и какъ бы замеръ въ ожиданiи. Вдругъ больной переменилъ положенiе и повернулъ исхудалое лицо кънаблюдателю.

—     Фролъ! крикнулъ Титъ Сидоровичъ. Больной широко открылъ глаза.

—     Тятенька произнесъ онъ отяжелевшимъ языкомъ.

 

—    Тебя обобрали?.. Отчего не далъ мне знать? спросилъ старикъ, стараясь побороть свое волненiе. Отчего, скажи? Денегъ жалко было, али въ своей вине стыдно признаваться?

—    Такъ я бы пожурилъ и оставилъ, отецъ и во гневе отцомъ остается.

Фролъ поднялся съ подушки и снова безсильно опустился на нее.

—    Изолгался я, тятенька, простите... изъ любимцевъ не хотелъ выдти... доли правдиваго Арсенiя боялся, отрывисто и съ усилiемъ проговорилъ онъ. Съ измаленька ведь все хитрилъ я да обманывалъ васъ, чтобы въ милость втереться и теперь думалъ обманомъ оставаться въ ней, да ужъ будетъ съ меня! противна мне ложь та. Обобрали меня злые люди, точно, да я самъ искалъ ихъ, самъ лезъ въ ихъ компанiю. Кабы однихъ делъ съ первоначалу придерживался, давно бы сиделъ теперь дома. Онъ снова приподнялся и опять не выдержавъ упалъ на подушку.

—    Простите меня, тятенька! продолжалъ онъ тоскли-вымъ, угасающимъ голосомъ. Простите давнишнiя и нынешнiя провинности!..   Не далъ мне Богъ повидаться съ

 

ЛЮБОВЬ   ПОБЕДИЛА.                                    341

матушкой, знать не заслужилъ... Арсенiй лучше меня будетъ беречь ее. Отъ меня, признаться, никому бы изъ васъ утехи не было.

Слова замерли на губахъ его, открытые глаза приняли стеклянное выраженiе. Титъ Сидоровичъ бросился къ сыну, но тотъ уже не дышалъ и не могъ ответить на его последнюю ласку.

^{Любовь победила.}

— Никогда я его не прощу! — воскликнулъ старикъ, сердито отодвинувъ стулъ, и бросилъ салфетку на обеденный столъ.

Онъ свирепо зашагалъ по комнате, скрипя толстыми сапогами, а жена его, тоже пожилая женщина, молча украдкой отирала слезы и делала видъ, что естъ.

Эта ссора повторялась каждый день между супругами. Прошло два года, какъ они прогнали изъ дома своего единственнаго сына за то, что тотъ, противъ ихъ воли, женился на бедной девушке.

Старикъ Петровъ былъ каменьщикъ по ремеслу; ему удалось сделаться подрядчикомъ при перестройке новыхъ улицъ въ Петербурге, и онъ сколотилъ порядочный капиталъ. Детей долго не было; только на десятомъ году семейной жизни родился у нихъ сынъ. Понятно, что отецъ и мать не могли на него нарадоваться. Сами они были люди простые, привычные къ тяжелой работе, но изъ сына имъ захотелось сделать настоящаго барина. Средства у нихъ были. Вотъ они и отдали его въ лучшую школу, а потомъ и въ высшее учебное заведенiе. Они не помнили себя отъ гордости и блаженства, когда ихъ мальчикъ, ихъ сокровище, кончилъ съ золотою медалью ученье и предъ нимъ открылась возможность выбрать любую службу, жить легкою, барскою жизнью.

342                                  ЛЮБОВЬ   ПОБЕДИЛА.

— Да, счастливчикъ, нечего сказать! — весело гова-ривалъ жене старый Петровъ. — Подумай, старуха, ведь отъ насъ ему достанется не мало денегъ, да и самъ онъ теперь до всего дойти можетъ. Одна только еще забота,— и онъ съ лукавой усмешкой хлопнулъ жену по плечу,— надо хорошую невесту ему найти, красивую да ученую, какъ онъ, чтобы ему не было стыдно!

Куда девались потомъ все эти золотыя надежды!

Въ одно прекрасное утро молодой человекъ явился къ родителямъ съ повинною, прося благословить, его на бракъ, съ его возлюбленной — бедной девушкой!

Со стариками чуть не сделался ударъ. Отецъ въ припадке бешенства прогналъ сына и объявилъ ему, что онъ не дастъ ему ни копейки, если онъ въ самомъ деле женится.

Сынъ ушелъ и чрезъ несколько дней прислалъ имъ извещенiе о томъ, что вступилъ въ законный бракъ.

Съ техъ поръ они его не видали. До нихъ доходили слухи о его житье: они знали, что трудно живется ихъ родному детищу, что перебивается онъ на самое маленькое жалованье, потому что надо было взять первое попавшееся место, чтобы хоть кое-какъ обзавестись хозяйствомъ.

Старики томились въ своемъ одиночестве; они мучились и страдали за сына; къ тому же въ последнее время между ними самими завелись нелады.

Сердце матери не долго выдержало ссору съ сыномъ. Гневъ ея давно прошелъ, и она была готова простить свое дитя. Набравшись храбрости, она какъ-то приступила къ мужу и заговорила съ нимъ о сыне. Но старикъ страшно разсердился, закричалъ на жену и запретилъ ей говорить о виновномъ. Однако, она не могла подчиниться этому приказанiю, то и дело заговаривала о томъ, что было ей дороже всего на свете. Все ея подходы встречали со стороны мужа неизменный отказъ. Старики стали ссориться. Въ доме сделалось невыносимо тяжело. Эти примерные супруги, которые всю жизнь прожили дружно,

ЛЮБОВЬ   ПОБЕДИЛА.                                                     343

на старости летъ узнали вражду и злобу. Дня не проходило безъ стычки, а стычки кончались горькими, обидными словами.

—     Слушай, старикъ, — говорила жена (ссоры всегда начинались въ конце обеда): —у тебя нетъ жалости, вотъ что я тебе скажу; — ты бездушный человекъ!

—     А я тебе скажу, — ревелъ мужъ, — что ты — жалкая тряпка и больше ничего!

Съ этими словами онъ выходилъ изъ дому, хлопнувъ дверью, и вечеръ у него проходилъ въ пивной, где онъ изливалъ душу передъ знакомыми, хвастаясь своею железною волей. Но на душе у него было скверно, и совесть не давала покоя. А дома, въ одинокой, опустелой квартире, сидела бедная мать и тихо лила слезы о своемъ мальчике. На что ей довольство и покой, которыми она теперь пользуется? Какая радость сидеть въ уютной квартире, когда нетъ подле нея любимаго сына? Все ея мысли тамъ, где-то на окраине города, где, она знаетъ, живетъ, перебиваясь въ нужде ея дитя. Слезы льются на ея работу, и не видитъ она исхода изъ своего горя.

Наступило Вербное Воскресенье, веселое воскресенье, но съ холоднымъ пронизывающимъ ветромъ.

Глядя на солнце, можно было думать, что весна настала, но все были въ шубахъ. Въ это праздничное утро старикъ Петровъ всталъ поздно и былъ въ самомъ мрачномъ настроенiи духа. Еще накануне онъ сотый разъ поссорился съ женой, которая стала опять умолять его простить сына. Бедная женщина говорила ему, что сынъ очень нуждается, что его маленькое жалованье меньше техъ денегъ, которыя они проживаютъ на свой обедъ; она уверяла мужа, что невестка ихъ (что-жъ говорить, какъ ни сердись, а все-таки она по закону невестка ихъ), что она вовсе не дурная женщина. Правда, за ней водились грехи до техъ  поръ, какъ она  съ  нимъ не  повен-

344                                           ЛЮБОВЬ   ПОБЕДИЛА.

чалась, но съ того времени про нее нельзя было сказать ничего, кроме хорошаго. Сталъ бы онъ такъ любить, если-бъ она не была хорошая женщина! Нетъ, нетъ, она отлично знаетъ, что Маша прекрасная, добрая жена. Да, наконецъ, и не въ томъ дело. Если ужъ старикъ такъ упрямъ, что не хочетъ простить сына, пусть не прощаетъ, но помочь-то ему надо. Не стыдно ли думать о томъ, какъ самимъ вкуснее поесть и лучше одеться, и теплее жить, когда единственное родное детище въ горькой нужде?

Бедная мать говорила и плакала, но все напрасно. Старикъ сказалъ себе, что нельзя уступать, и кончилъ споръ решительнымъ отказомъ, какъ всегда.

Онъ опять ушелъ изъ дома въ пивную и просиделъ тамъ до поздней ночи, отчего и проспалъ сегодня. При воспоминанiи о вчерашней ссоре съ женой, у него на душе заскребло, и онъ не могъ найти покойнаго праздничнаго настроенiя, хотя и оделся въ праздничное платье. Онъ прошелъ въ столовую, посмотрелъ на часы и еще пуще нахмурился: ему хотелось есть, а жена ушла въ церковь и вернется только къ 12 часамъ.

Вотъ она, наконецъ, вернулась и принесла большой пучекъ распустившейся вербы. Такъ славно запахло въ комнате распустившеюся вербой! Старикъ Петровъ не отличался большою чувствительностью, однако и въ немъ шевельнулось что-то далекое, давно забытое, о чемъ напомнилъ ему запахъ вербы.

Ему вспомнилось одно давно прошедшее утро, такое же, ясное, какъ сегодня, когда его молоденькая жена принесла изъ церкви такой же пучекъ свежей вербы и повесила его надъ постелью. Какъ она была мила тогда, какъ онъ любилъ ее, какъ много счастья прiютилось въ тесной комнатке скромныхъ рабочихъ! Старикъ гляделъ на свою старуху, и въ его памяти воскресла вся прошлая семейная жизнь. Онъ вспомнилъ неустанную преданность жены, ея трудолюбiе, неутомимую, самоотверженную жену, и ему сделалось необыкновенно грустно и тяжело, что онъ огор-

ЛЮБОВЬ   ПОБЕДИЛА.                                                    345

чаетъ ее на старости летъ изъ-за негодяя сына. Да полно, такой ли онъ негодяй? Съ кемъ не было греха въ молодости? Правда, по-Божьему, надо родителей почитать, но съ любовью-то что поделаешь —съ молодою, горячею...

Въ эту минуту старуха подошла съ вербой къ стене, где виселъ портретъ сына.

Дрожащими руками она прикрепила ветку надъ доро-гимъ изображенiемъ; слезы струились по ея щекамъ. Старикъ не выдержалъ. Онъ быстро всталъ, подошелъ къ жене, взялъ ея руки и, глядя на портретъ сына, проговорилъ хриплымъ отъ слезъ голосомъ:

—  Слушай, Аннушка, не простить ли намъ его?

Крикъ радости вырвался у бедной женщины. Какимъ нежнымъ голосомъ онъ сказалъ: „Аннушка". Какъ давно ужъ онъ не звалъ ея этимъ ласкающимъ именемъ! Словно молодостью пахнуло на нее. Она поняла, что ея старикъ все такъ же любитъ ее.

Крепко обняла она его, покрыла все его лицо горячими поцелуями, обхватила голову обеими руками и начала ему что-то шептать на ухо. Да, она призналась ему, что въ прошлое воскресенье она не выдержала более и пошла къ сыну. Онъ такъ горюетъ о томъ, что огорчилъ своихъ стариковъ, такъ раскаивается, такъ давно рвется къ нимъ, да все боялся на глаза показаться.

—  Знаешь, я видела его жену, — продолжала тихо
разсказывать старуха, и голосъ ея сталъ особенно нежнымъ.— На нее нельзя сердиться, уверяю тебя. Она такъ
нежно любитъ нашего Митю. Сейчасъ видно, какъ она
вся въ немъ живетъ. Посмотрелъ бы ты, какъ все у нихъ
убрано, какъ чисто и хорошо въ ихъ бедномъ хозяйстве.
Что до прошлаго, какое намъ до него дело? Ведь Митя
забылъ его. Постой, я еще главнаго тебе не сказала: она
ужъ третiй месяцъ беременна. Мы скоро дедами будемъ.

Петръ былъ совсемъ растроганъ. Онъ зажалъ ротъ жене и задыхающимъ голосомъ проговорилъ:

—  Довольно, старуха! Накрывай столъ на четверыхъ,

346                     БЛАГОЧЕСТИВЫЯ   МАТЕРИ―ХРИСТIАНКИ.

посылай за извозчикомъ.   Возьмемъ  эти   вербы въ знакъ мира и поедемъ за ними.

Счастливая мать разрыдалась на плече своего мужа, и онъ самъ, забывъ про свою железную волю, заплакалъ, какъ ребенокъ, вместе съ своею верной подругой.

Благочестивыя матери—христiанки.

(Очерки изъ исторiи христiанской жизни).

Въ христiанскомъ семействе мать есть первая наставница своихъ детей въ благочестiи. Отъ нея дети получаютъ первыя понятiя о вере и добродетели; отъ нея научаются кротости, набожности и любви. Языкъ ея есть языкъ сердца, и потому всякое слово ея глубоко западаетъ въ сердце.

Влiянiе материнскаго воспитанiя на последующую жизнь детей известно изъ многихъ примеровъ въ исторiи христiанской жизни. Но особенно поразительны примеры, представляемые исторiею первыхъ вековъ Христiанской Церкви. Случалось нередко, что супругъ былъ язычникомъ, а мать христiанкою, и последняя должна была въ одно и то же время охранять свое благочестiе, склонять къ нему супруга и воспитывать въ немъ детей. Сколько нужно было любви и самоотверженiя и какая сила веры, чтобы обратить къ церкви супруга и воспитывать въ христiанской вере детей тогда, когда язычество употребляло все усилiя, чтобы удержать однихъ и привлечь другихъ! Но и по окончанiи домашняго воспитанiя, сколько безпокойствъ должна была перенести благочестивая мать, прежде нежели сынъ ея вступитъ въ христiанское общество чрезъ крещенiе! Отпуская его въ языческiя училища, не должна ли она была страшиться за каждый его шагъ, за каждую минуту? Какъ часто случалось, что сынъ, получивши свет-

БЛАГОЧЕСТИВЫЯ   МАТЕРИ―ХРИСТIАНКИ.                 347

ское образованiе въ языческихъ училищахъ, приносилъ подъ родительскiй кровъ совсемъ другiя расположенiя, нежели въ какихъ утверждала его материнская любовь! Какъ часто случалось, что до матери доходили слухи, что сынъ ея получилъ блистательное назначенiе, соответственное его образованiю, и сердце бедной родительницы разрывалось отъ скорби—не погибли ли и не погибнутъ ли плоды ея внушенiй? Устоитъ ли юное благсчестiе предъ обольщенiями язычества? Все это мы увидимъ даже въ немногихъ примерахъ, взятыхъ изъ исторiи первенствующей церкви. Но увидимъ и то, какъ Промыслъ, употребляя материнское воспитанiе средствомъ къ достиженiю своихъ премудрыхъ целей, въ то же время посрамлялъ усилiя язычества удержать во мраке и слепоте заблужденiя техъ, которыхъ Онъ уготовлялъ въ светильники своей веры и церкви.

Пусть размыслятъ объ этомъ матери христiанскихъ семействъ нашего времени, и изъ приведенныхъ примеровъ извлекутъ наставленiя о важности материнскаго воспитанiя и о его влiянiи на следующую жизнь детей, а чрезъ нихъ, можетъ быть, и на множество людей въ томъ круге действiя, который Господь укажетъ ихъ детямъ. Одне пусть поревнуютъ добродетелямъ набожной и богобоязненной Нонны, матери св. Григорiя Богослова, другiя — благочестивыхъ Эмилiи и Макрины, матери и бабки св. Василiя Великаго, кто—кроткой Анфусы, матери св. Iоанна Златоустаго, кто — благочестивыхъ матерей блаженныхъ Феодорита и Августина.

 

 

 

 

 

 

 

 

348                                  СВЯТАЯ   НОННА.

^{Святая Нонна.}

Прекрасенъ образъ богобоязненной Нонны, начертанный сыномъ ея, св. Григорiемъ Богословомъ. „Иная изъ женщинъ заслуживаетъ славу домашними трудами, другая любезностiю, или целомудрiемъ, иная благочестiемъ и умерщвленiемъ плоти, слезами, набожностiю, попечительностiю о бедныхъ, а Нонна славна всемъ. Укрылось ли отъ нея какое время и место молитвы? О семъ у нея ежедневно была первая мысль. Кто оказывалъ такое уваженiе руке и лицу священниковъ? Кто такъ высоко ценилъ всякiй родъ любомудрой жизни? Кто больше, чемъ она, изнуряла плоть постомъ и бденiемъ? Кто благоговейнее ея стоялъ во время всенощныхъ и дневныхъ псалмопенiй? Кто чаще ея восхвалялъ девство, хотя сама несла брачныя узы? Кто былъ лучшею заступницею вдовъ и сиротъ? Кто въ такой мере облегчалъ бедственное состоянiе плачущихъ?... Въ священныхъ собранiяхъ и местахъ, кроме необходимыхъ и таинственныхъ возглашенiй, никогда не слышно было ея голоса... Она чествовала святыню молчанiемъ, никогда не обращала хребта къ досточтимой трапезе, не плевала на полъ въ Божiемъ храме... ни слуха, ни языка, которыми принимала и вещала Божественное, не оскверняла языческими повествованiями и песнями, потому что освященному неприлично все неосвященное" ¹). Сделавшись супругою человека еще не прiобщеннаго къ пажити Христовой, она старалась привлечь его къ Богу всеми способами. „Ей надобно было, говоритъ св. Григорiй, какъ воде пробивать камень, непрестанно падая на него по капле, отъ времени ожидать успеха въ томъ, о чемъ старалась, какъ и оказалось впоследствiи. О семъ она просила, сего надеялась, не столько съ жаромъ юныхъ

¹) Стихотвор. Матери, скончавшейся во Святилище.

СВЯТАЯ   НОННА.                                                349

летъ, сколько съ горячностiю веры" ¹). И, наконецъ, она получила исполненiе желаемаго. Св. Григорiй по этому поводу влагаетъ въ уста отца своего священную песнь: „Меня, который былъ дикою маслиною, великiй Богъ призвалъ къ Себе, какъ не последнюю овцу, поставилъ вождемъ Своего стада, даровалъ счастiе отъ богомудрой супруги".

Первымъ плодомъ сего супружества былъ св. Григорiй. Нонна поспешила съ своимъ первенцемъ въ церковь. По данному обету посвятила его Богу, и въ знаменiе этого посвященiя, просила положить книгу Евангелiя на грудь младенца. Воспоминанiе объ этомъ первомъ посвященiи всегда производило на Григорiя сильное впечатленiе. Онъ сравнивалъ себя съ Самуиломъ, котораго Анна также рано посвятила Богу. „Премудра Сарра, которая чтитъ любезнаго супруга: но ты, матерь моя, добраго супруга, который далекъ былъ отъ света, уготовила къ тому, чтобы сталъ онъ сперва христiаниномъ, а потомъ великимъ iереемъ. Ты — Анна; ты и родила по молитве любезнаго сына и принесла въ даръ храму чистаго служителя Самуила" ²). Когда онъ, еще въ молодыхъ летахъ, отправлялся изъ Палестины въ Александрiю, и, во время поднявшейся бури, разъяренное море угрожало погибелью кораблю, на которомъ онъ плылъ: то особенно прискорбно ему было, что онъ умретъ некрещеннымъ, не исполнивъ святыхъ обетовъ матери. Онъ молилъ Бога съ горячими слезами сохранить его жизнь для служенiя Ему. И когда виделъ, что Богъ услышалъ его молитву: то считалъ это спасенiе вторымъ посвященiемъ жизни своей Богу и утвердилъ его новымъ обетомъ. Впоследствiи онъ вспоминалъ съ глубокою признательностiю о своей матери, благословившей его на подвигъ высшаго служенiя   и   награжденной   отъ   Бога   за   благочестiе   и

¹) Слово 18.

²) Стихотв. Матери, скончавшейся во Святилище.

350                                     СВЯТАЯ   НОННА.

усердiе къ храму темъ, что скончалась въ храме во время молитвы.

Действiе того же домашняго христiанскаго воспитанiя обнаружилось на меньшемъ брате его, Кесарiи. „Всемъ намъ известны родители Кесарiевы",—говоритъ св. Григорiй Богословъ въ надгробномъ ему слове... „Матерь не только сама обладаетъ благочестiемъ, какъ неотъемлемымъ наследiемъ, но передаетъ оное и детямъ". Действительно отъ святаго начатка и примешенiе свято (Рит. 11, 16). Кесарiй увлеченъ былъ желанiемъ славы и избралъ другой родъ жизни, нежели Григорiй. Вместе съ званiемъ перваго врача при Константинопольскомъ дворе, онъ получилъ высшiя почести и столько же познанiями, сколько доброю жизнiю заслужилъ общее уваженiе. Но когда взошелъ на престолъ императоръ Юлiанъ: то положенiе Кесарiя изменилось. Этотъ, враждебный христiанству, повелитель старался отвлечь отъ христiанства все отличныя дарованiя и прiобресть ихъ для язычества. Кесарiй не избежалъ убежденiй, обольщенiй и даже угрозъ Юлiана. Семейство Кесарiя находилось въ крайнемъ безпокойстве. „Довольно уже потерпели мы стыда за тебя,—писалъ къ нему братъ.—Не нужно изъяснять тебе причину нашей скорби: тебе лучше всехъ она известна. Не скажу ни слова о моихъ собственныхъ чувствованiяхъ: не буду говорить о томъ, сколь великую печаль причинила моему сердцу распространившаяся о тебе молва. Но позволь сказать о нужномъ. Хотелъ бы я, чтобы ты, если бы это было возможно, самъ слышалъ все те речи, какiя говорятъ о тебе и свои и постороннiе люди, все те, кои только знаютъ насъ; хотелъ бы я, чтобы самъ ты слышалъ, что говорятъ о тебе и о насъ христiане, не некоторые только, но все вообще. Люди, какъ самъ ты знаешь, любятъ толковать о чужихъ делахъ. Послушай же, что говорятъ: вотъ ныне уже и сынъ епископа въ рядахъ воинскихъ! Вотъ и онъ ищетъ мiрскаго могущества и земной славы! Вотъ и онъ одержимъ страстiю

СВЯТАЯ НОННА.                                                  351

корыстолюбiя, какъ и все другiя люди, сгарающiе отъ пламени любостяжанiя и текущiе путемъ, опаснымъ для души. Нетъ, онъ не думаетъ, что величайшая его слава, безопасность и лучшее сокровище состоятъ въ мужественныхъ подвигахъ противъ сего мiра и въ удаленiи отъ всего нечистаго и сквернаго. Какъ же теперь епископъ будетъ увещевать другихъ, чтобы они не сообразовались веку сему и не прiобщались къ сквернымъ идольскимъ? Какъ будетъ онъ обличать другихъ за пороки, когда не посмеетъ указать на собственное свое семейство въ примеръ безукоризненности? Слыша такiе речи, что чувствуемъ мы, что чувствуютъ люди, посвятившiя себя на служенiе Богу и полагающiе все блаженство въ надежде будущей жизни? Почтеннаго нашего родителя, который столько опечаленъ недобрыми о тебе слухами, что уже тяготится жизнiю, я утешаю и ободряю, сколько могу, ручаясь предъ нимъ за доброту твоихъ чувствованiй и уверяя его, что ты не будешь более печалить насъ. А добрая мать наша, если дойдутъ до нея такiя слухи о тебе (доселе мы тщательно отъ нея скрывали оные), подумай, какою неутешною поразится печалiю! Она, ты ведаешь, слабодушна, какъ и всякая женщина; къ тому же, при набожныхъ и благочестивыхъ чувствованiяхъ своихъ, она и не можетъ иначе судить о твоемъ поступке. Итакъ, если ты сколько нибудь заботишься о себе и о насъ, то перейди на лучшую и безопаснейшую стезю... и я не знаю, улучишь ли когда въ другое время благопрiятнейшiй случай къ перемене твоего поведенiя, если пропустишь настоящiй?". Вследствiе этихъ убежденiй Кесарiй оставилъ Дворъ. Когда по смерти императора, онъ возвратился снова къ придворной жизни, то одно чудное событiе въ его жизни произвело на его душу сильное влiянiе. Въ Никее, где онъ проживалъ по одному весьма важному порученiю, случилось землятресенiе. Кесарiй похороненъ былъ подъ развалинами собственнаго дома: но остался живымъ и невредимымъ. Другъ его; Василiй Кесарiйскiй писалъ ему тогда, какъ надобно

352                                                 СВЯТАЯ   НОННА.

смотреть на эту видимую случайность: „Благодаренiе Богу, что и на тебе Онъ показалъ чудеса Свои и отъ такой смерти спасъ тебя для отечества и для насъ близкихъ тебе. Поэтому и нашъ долгъ не оказаться неблагодарными и недостойными столь великаго благодеянiя, но по мере силъ своихъ возвестить необычайныя дела Божiи, просла­вить то человеколюбiе, которое мы изведали на опыте, и не словомъ только воздать благодаренiе, но на самомъ деле быть такими, каковъ ты и теперь, какъ мы уверены, заключая по чудесамъ, совершившимся на тебе... Если всемъ намъ заповедано представить себя Богу „яко отъ мертвыхъ живыхъ" (Рим. 6, 13): то не более ли обязаны къ сему те, которые возвращены отъ вратъ смертныхъ" ¹)? Это происшествiе действительно произвело чудесное впечатленiе на чувство Кесарiя. Крещенiе было для него началомъ новой жизни. Но Промыслъ скоро воззвалъ его къ другой жизни. „Я оставляю все, что имею, беднымъ",— были его последнiя слова ²). „Итакъ сохраненъ для насъ великiй Кесарiй", говорилъ братъ его въ надгробномъ слове; „передъ нами драгоценный прахъ, восхваляемый мертвецъ, переходящiй отъ песнопенiй къ песнопенiямъ, сопровождаемый къ алтарямъ мученическимъ, чествуемый и святыми руками родителей и белою одеждою матери; передъ нами прiемлющiй почести, достойныя души новосозданной, которую Духъ преобразовалъ водою".

¹) Вас. Вел. Письмо 26. по изд. Т. Св. О. въ рус. пер.

²) Письмо 32.

БЛАГОЧЕСТИВЫЯ   ЕММЕЛIЯ   И   МАКРИНА.                      353

Благочестивыя Еммелiя и Макрина.

Прихожу въ изумленiе, говоритъ св. Григорiй Бого-словъ, „видя многочисленное и знаменитое поколенiе великой Еммелiи, — это полное плодоносiе ея утробы. Посему, если Еммелiю назову Христовымъ стяжанiемъ, благочестивою кровiю: то скажу этимъ немного. Таковъ корень; такова священная награда твоему благочестiю, о исполненная совершенствъ, то есть честь твоихъ чадъ, съ которыми ты имела одно стремленiе". Еммелiя была супругою iерея и матерью трехъ архiереевъ. Старшiй изъ ея сыновей родился въ то время, когда была еще жива бабка его Макрина, славная верою и строгою жизнiю. Оне воспитывали Василiя въ понятiяхъ и правилахъ христiанскаго ученiя и послужили орудiемъ благодати, уготовлявшей его для церкви Христовой.

„О вере моей", писалъ онъ впоследствiи къ Неоке-сарiйцамъ, „какое доказательство можетъ быть яснее того, что воспитанъ я бабкою, блаженною женою, которая по происхожденiю ваша! Говорю о знаменитой Макрине, отъ которой заучилъ я изреченiя блаженнейшаго Григорiя (Чудотворца), сохранявшiяся до нея по преемству памяти, которыя и сама она соблюдала и во мне еще съ малолетства напечатлевала, образуя меня догматами благочестiя" ¹).„Если иное во мне требуетъ рыданiй", говорилъ онъ въ другомъ письме, „то осмеливаюсь похвалиться о Господе темъ однимъ, что никогда не держался погрешительныхъ мненiй о Боге и не переменялъ впоследствiи мыслей, какiя прежде имелъ; но то понятiе, которое прiобрелъ съ детства отъ блаженной матери моей и бабки Макрины, и возростало во мне; потому что съ развитiемъ разума не менялъ одного на другое, но усовершалъ пре-

¹) Письмо 196 по изд. Тв. Св. О. въ русск. перев.

354                        БЛАГОЧЕСТИВЫЯ   ЕММЕЛIЯ   И   МАКРИНА.

поданныя мне начала" ¹). Когда Василiй после своихъ ученыхъ занятiй въ Афинахъ возвратился въ свой отече­ственный городъ Кесарiю, и блескомъ своего образованiя и новаго положенiя отвлекаемъ былъ отъ прежняго, полученнаго имъ, направленiя жизни: то действiе благочестивой бабки на его чувство было возобновлено старшею сестрою его Макриною, которая съ юныхъ летъ образована была въ познанiи христiанства и до того возвысилась въ благочестiи, что братья питали къ ней уваженiе, какъ къ матери. „Когда Василiй окончилъ науки, пишетъ братъ его, св. Григорiй Нисскiй, то, казалось, ученiе сделало его столь надменнымъ, что онъ изъявлялъ одно презренiе къ темъ, которые достигли знатныхъ отличiй. Одушевляясь ревностiю, внушаемою сколько желанiемъ его спасенiя, столько же и братскою любовiю, Макрина скоро убедила его изучать Божественную мудрость (Евангелiе), которой онъ предался такъ, что, презревъ суету мiра и славу красноречiя, всего себя посвятилъ Богу". Вступивъ чрезъ крещенiе въ новый перiодъ жизни, онъ предался изученiю Свящ. Писанiя и церковныхъ писателей. Но не долго оставался подъ спудомъ будущiй великiй светильникъ церкви. Промыслъ призвалъ его сперва къ пресвитерскому, потомъ къ епископскому служенiю въ Кесарiи Каппадокiйской. Труды и заслуги для церкви этого Пастыря и вселенскаго Учителя известны всему христiанскому мiру. „Вместе съ Василiемъ и Григорiемъ", пишетъ бла­женный Фодоритъ ²), „подвизался Петръ, родившiйся отъ однихъ съ ними родителей, но не получившiй внешняго воспитанiя, хотя сiявшiй лучами христiанской жизни" „Петръ родился въ самое время кончины нашего отца", пишетъ братъ его, св. Григорiй Нисскiй. Макрина, какъ старшая изъ сестеръ, заботилась о его воспитанiи съ того дня, какъ взяли его отъ кормилицы. Она наставляла его

¹) Письмо 125.

²) Церк. Ист. кн. IV, гл. 30.

БЛАГОЧЕСТИВЫЯ   ЕММЕЛIЯ   И   МАКРИНА.                      355

въ христiанскихъ истинахъ, удаляя отъ него все, что могло внушать ему познанiя, безполезныя для спасенiя. Она заменяла для него и отца, и мать, и наставника, и пре­восходными своими наставленiями довела до того, что, не взирая на юность свою, онъ достигъ высокаго совершенства по жизни... Спустя несколько времени, мать моя умерла въ преклонныхъ летахъ, на рукахъ своихъ детей, давъ имъ свое благословенiе. Они похоронили ее вместе съ мужемъ, по ея завещанiю. Между темъ братъ мой, Василiй, возведенъ былъ въ санъ епископа Кесарiи Каппадокiйской и рукоположилъ Петра во священники" ¹). Впоследствiи онъ былъ и скончался епископомъ Севастiйскимъ. О воспитанiи св. Макрины братъ ея пишетъ; „Едва она вышла изъ детства, какъ обнаружила самыя счастливыя способности. Мать была ея наставницей и со всею заботливостiю занималась ея образованiемъ. Она заста­вляла ее учить не вымыслы поэтовъ, но изреченiя Свящ. Писанiя, легкiя къ уразуменiю и соответственныя ея летамъ. Она начала свои наставленiя книгою Премудрости, изъ коей извлекала правила, наиболее способныя руководствовать ея поведенiемъ и движенiями юнаго сердца. Она заставляла ее также учить наизусть псалмы, назначивъ для сихъ священныхъ песнопенiй по нескольку часовъ въ день. Къ этимъ христiанскимъ наставленiямъ мать моя присовокупляла вязанье и шитье, дабы она знала и те рукоделья; которыя наиболее свойственны ея полу. Едва исполнилось ей одиннадцать летъ, какъ взоры всехъ поражены были ея красотою, столь необыкновенною, что искусство отличныхъ живописцевъ могло только представить несовершенное ея подобiе. Много молодыхъ людей искали ея руки. Отецъ предпочелъ одного изъ хорошаго семейства: но какъ дочь его была очень молода, то онъ и отложилъ совершенiе брака. Нареченный женихъ хотелъ оправдать изъявленное ему предпочтенiе, являясь въ суде

¹) Григорiй Нисскiй. Жизнь св. Макрины.

356                                      БЛАГОЧЕСТИВАЯ  АНФУСА.

для публичнаго защищенiя несправедливо обвиненныхъ: но большiя надежды, возбужденныя его дарованiями и добродетелью, рушились отъ преждевременной его смерти. Макрина посвятила себя безбрачной жизни и помогала своей матери въ воспитанiи детей: ибо Еммелiя, оставшись вдовою и имея у себя четырехъ сыновей и пять дочерей, нуждалась въ ея содействiи. Св. Григорiй Нисскiй описалъ жизнь Макрины, трогательно изобразивъ прекрасныя качества ея святой души и мирную кончину, которой былъ очевидцемъ.

Благочестивая Анфуса.

Мать св. Iоанна Златоустаго, благочестивая Анфуса осталась вдовою двадцати летъ отъ роду, и по любви къ любомудрой жизни не решилась вступить въ новое супру­жество. „Когда я еще былъ молодъ", пишетъ св. Iоаннъ Златоустъ, „помню—учитель мой (а онъ былъ самый закоренелый язычникъ) при многихъ удивлялся моей матери. Желая узнать, по обыкновенiю, отъ окружавшихъ его, кто я таковъ, и услышавъ отъ кого-то, что я сынъ вдовицы, онъ спросилъ меня: сколько летъ моей матери и давно ли она вдовицею? И когда я сказалъ, что ей сорокъ летъ отъ роду и что двадцать летъ уже прошло съ техъ поръ, какъ она лишилась моего отца, онъ изумился и громко воскликнулъ къ присутствующимъ: „ахъ, какiя у христiанъ есть женщины ¹)"! Iоаннъ, получивъ образо­ванiе въ светскихъ училищахъ, готовился вступить въ званiе адвоката: но склонность къ иноческой жизни увлекла его къ другому роду служенiя. Одинъ изъ его друзей и товарищей по воспитанiю, имевшiй на Iоанна большое нравственное влiянiе, поддерживалъ его въ сихъ расположенiяхъ;   и   чтобы  удобнее  достигнуть   желанiя,   которое

¹) Слово 1 къ молодой вдовице.

БЛАГОЧЕСТИВАЯ   АНФУСА.                                  357

лежало у него на сердце, убеждалъ Iоанна, оставивъ жилище матери, поселиться вместе съ нимъ. Iоаннъ уже близокъ былъ къ исполненiю сего желанiя. „Но непрестанныя увещанiя матери", пишетъ онъ, „воспрепятствовали этому. Когда она узнала о моемъ намеренiи, то, взявъ меня за руку и введя во внутреннiе свои покои, посадила у кровати, на которой родила меня. Мгновенно изъ очей ея полились источники слезъ, а изъ устъ—слова, горестнейшiя самыхъ слезъ. Рыдая, такъ говорила она мне: сынъ мой! я недолго наслаждалась сожительствомъ добродетельнаго отца твоего. Такъ угодно было Богу. Смерть его, последовавшая вскоре за болезнями твоего рожденiя, принесла тебе сиротство, а мне — преждевре­менное вдовство со всеми его горестями, которыя могутъ быть хорошо известны однемъ только вдовицамъ. Ибо никакими словами не возможно изобразить той бури и того волненiя, которому подвергается женщина, недавно вышедшая изъ отеческаго дома, еще неопытная въ делахъ жизни — и вдругъ глубоко пораженная скорбiю, и принужденная принять на себя заботы, превышающiя возрастъ и самую природу ея. Она должна, исправлять нераденiе слугъ, примечать ихъ коварства, разрушать злые умыслы родственниковъ, мужественно переносить притесненiя и безжалостныя требованiя собирателей подати. Если-жъ еще после кончины супруга останутся дети, — пусть будетъ это дочь — много и она принесетъ заботы матери, по крайней мере, забота не будетъ соединена съ издержками и страхомъ; но за сына она подвергается тысяче опасенiй на каждый день, и великимъ заботамъ. Я уже не говорю о техъ издержкахъ, которыя должно употреблять, если желаетъ дать ему хорошее воспитанiе. Однако, никакiя невыгоды моего положенiя не заставили меня вступить въ другой бракъ и ввести другого супруга въ жилище отца твоего; но среди смятенiй и безпокойствъ я пребыла твердою, не бежала изъ раскаленной пещи, верно изображающей состоянiе вдовицы. Во-первыхъ, меня

358                             БЛАГОЧЕСТИВАЯ   АНФУСА.

подкрепляла Вышняя помощь. Не мало въ таковыхъ печаляхъ утешалась я и темъ, что, всякую минуту, смотря на твое лицо, видела въ немъ живый и вернейшiй образъ умершаго отца твоего. Посему, будучи еще младенцемъ, и едва умея лепетать, когда дети особенно бываютъ прiятны родителямъ, ты уже приносилъ мне много отрады. Тебе не можно и того сказать въ обвиненiе меня, чтобы я, верно сохраняя вдовство, угнетаемая бедностiю, утратила отцовское наследство, какъ потерпели то многiя сироты. Я сохранила въ целости все оставшееся имущество, и вместе не жалела никакихь издержекъ, требовавшихся для твоего воспитанiя, употребляя на это собственное мое имущество, съ которымъ я вышла изъ отеческаго дома. Не подумай, чтобы словами моими я хотела упрекать тебя. Нетъ. Но за все мои попеченiя прошу одной благодарности—не делать во второй разъ меня вдовицею, и скорби, уже угасшей, не воспламенять снова. Потерпи до моей кончины. Можетъ быть, жизнь моя недолго продолжится. Цветущiе юностiю надеются достигнуть глубокой старости, а мы состаревшiяся ничего не можемъ ожидать, кроме смерти. Когда предашь тело мое земле, и прахъ мой соединишь съ прахомъ отца твоего, тогда предпринимай далекiя путешествiя, переплывай моря, какiя хочешь. Тогда никто не будетъ препятствовать. Но доколе еще дышу, не разлучайся со мною. Не навлекай на себя напрасно гнева Божiя, оставляя меня на жертву такимъ бедствiямъ, тогда какъ я ни въ чемъ не виновата предъ тобою. Если я подала тебе причину винить меня въ томъ, что вовлекло тебя въ житейскiя суеты и заставляю заботиться о твоихъ и моихъ нуждахъ: то беги отъ меня, какъ бегутъ отъ недоброжелателей, какъ отъ враговъ, забывъ и законы природы, и труды воспитанiя, и навыкъ неразлучнаго доселе обращенiя и все другое. Но ежели я делаю съ своей стороны все, чтобы удалить отъ тебя малейшее попеченiе о нуждахъ жизни; то, если ни что другое, по крайней мере, сiи узы пусть   привяжутъ тебя

БЛАГОЧЕСТИВАЯ   МАТЬ   БЛАЖЕННАГО   ФЕОДОРИТА.           359

ко мне. Хотя ты и говоришь, что у тебя много друзей, но никто изъ нихъ не можетъ доставить тебе большого спокойствiя. Потому что нетъ никого, кто бы заботился о твоемъ благополучiи столько, сколько я" ¹). Вотъ немногiя сведенiя о жизни благочестивой Анфусы, сохранившiяся, не безъ воли Промысла, въ наставленiе христiанскимъ супругамъ и матерямъ.

Благочестивая мать блаженнаго Феодорита.

Такое же влiянiе имела на воспитанiе сына благочестивая мать блаженнаго Феодорита. Она воспитывалась во всей столичной роскоши востока; но въ молодыхъ летахъ, когда ей было 23 года, глазная болезнь обратила ее къ более строгой жизни. По молве объ одномъ Антiохiйскомъ подвижнике, что онъ имеетъ великую силу предъ Богомъ, она пришла къ нему и просила его испросить ей у Бога исцеленiе. Благочестивый подвижникъ отвечалъ: „я такой же человекъ какъ и ты, и исполненъ греховъ: я не могу творить чудесъ, — если Богъ не сотворитъ ихъ по Своей воле". Но поелику она не переставала умолять его, проливая и слезы, то онъ сказалъ: „Богъ можетъ исцелить и Онъ прiемлетъ молитву вернаго; но Онъ пошлетъ эту благодать не мне, но тебе, поелику видитъ твою веру. Если ты имеешь такую твердую веру: то прiими это исцеленiе, какъ отъ Бога исходящее". Онъ провелъ рукою по ея глазамъ и осенилъ ихъ знаменiемъ креста. Больная получила исцеленiе по своей вере. И это исцеленiе отъ телеснаго недуга послужило основанiемъ къ уврачеванiю ея душевнаго зла.

¹) О священстве, слово 1.

360                БЛАГОЧЕСТИВАЯ   МАТЬ   БЛАЖЕННАГО   ФЕОДОРИТА.

Вступивши въ супружество, она тринадцать летъ оста­валась бездетною и совершенно предалась воле Божiей: но супругъ ея не безъ скорби переносилъ свое безчадiе. Одинъ благочестивый пустынникъ, по имени Македонiй Критофагъ, сказалъ ей, что если она помолится, то Богъ даруетъ ей сына: но она должна посвятить его Тому, Кто даруетъ его. Когда она отвечала: „я ничего не имею на земле и забочусь только о спасенiи души", онъ сказалъ: „Щедродательный Богъ пошлетъ тебе сына"! Когда она была въ опасности отъ трудныхъ родовъ, — тотъ же подвижникъ опять пришелъ къ ней и сказалъ: „будь спокойна! Тотъ, Кто далъ тебе даръ, не восхититъ его назадъ, если только ты сохранишь терпенiе и дашь обетъ посвятить его Тому, Кто послалъ его". Мать часто разсказывала объ этомъ своему сыну и часто приводила его къ благочестивымъ мужамъ, столько сильнымъ у Бога своею молитвою, чтобы они преподали ему благословенiе, и примеромъ жизни и беседою утвердили его въ техъ расположенiяхъ, которыя согласовались съ ея обетомъ и желанiями. Македонiй часто говорилъ ему: „сынъ мой, родители твои перенесли много скорбей и безпокойствъ. Ты сынъ молитвы материнской и носишь постоянное напоминанiе объ этомъ въ самомъ имени (Феодоритъ-Богодарованный). Заслужи же все это жизнiю. Ты посвященъ Богу отъ самаго рожденiя; но что посвящено Богу, то не должно быть нечисто. Итакъ, не питай въ душе нечистыхъ мыслей, но помышляй, говори и делай то, что прiятно Богу". Внутреннее благочестiе, возбужденное сими наставленiями въ душе Феодорита, наполняло всю его жизнь.

 

 

 

 

 

 

БЛАГОЧЕСТИВАЯ   МОНИКА.                                       361

^{Благочестивая Моника.}

Благочестивая Моника, мать блаженнаго Августина представляетъ высокiй образецъ добродетелей, свойственныхъ христiанской супруге и матери. Съ христiанскимъ терпенiемъ и кротостью она переносила строптивость своего мужа, Патрицiя. Пламеннейшимъ желанiемъ ея сердца было обратить его къ свету евангельской истины, прiобресть для Господа. Она действовала на него более своею жизнiю, нежели словомъ, и, наконецъ, достигла того, что онъ сделался сыномъ Христовой церкви. По смерти супруга, она весьма много трудилась, исполняя самыя тяжелыя работы собственными руками, чтобы доставить средства своему сыну получить высшее образованiе въ Карфагене. Но ничего не могло быть прискорбнее для нея, какъ перемена, которую она приметила въ его жизни. Ничто не могло огорчить ее более, какъ нравственное паденiе того, котораго она любила более всего на земле. Она молилась Богу съ горячими слезами, не осушая глазъ ни днемъ, ни ночью. Нередко обращалась къ совету мудрыхъ людей и просила ихъ принять участiе въ ея скорби. Одинъ благочестивый епископъ, которому она доверила тайну своего сердца, сказалъ ей: „сынъ, о которомъ пролито столько слезъ, не можетъ погибнуть" ¹). Слова эти пролили въ ея душу небесное утешенiе, но еще много скорбей надлежало перенесть ей, прежде нежели сбылись пророческiя слова. Обучившись въ Карфагене светскимъ наукамъ и увлекаемый друзьями, Августинъ намеревался отправиться въ Италiю, где совершилось впоследствiи его обращенiе. „Ты одинъ, — пишетъ Августинъ въ молитвенномъ обращенiи къ Богу, — ведалъ цель моего отбытiя, но Ты восхотелъ скрыть ее отъ меня и отъ моей матери, которая сокрушалась о  моемъ  предпрiятiи.   Она  проводила  меня

¹) Исповедь, кн. III, гл. 12.

362                             БЛАГОЧЕСТИВАЯ   МОНИКА.

до морского берега. Видя, что она не оставляетъ меня, и хочетъ или возвратить съ собою или отправиться со мною, я притворился, будто хочу проводить до корабля одного изъ моихъ друзей: но Ты сохранилъ меня отъ этого обмана. Милосердiе Твое провело меня сквозь волны до того источника животворныхъ водъ Твоей благодати, которыя долженствовали очистить меня отъ всехъ моихъ заблужденiй и угасить те потоки слезъ, которыя проливала всякiй день эта нежная мать, увлаживая ими землю каждый разъ, какъ молилась о спасенiи своего сына. Такъ какъ она не хотела разстаться со мною, то я не безъ труда уговорилъ ее провесть наступающую ночь въ одномъ месте недалеко отъ корабля, где былъ молитвенный домъ, посвященный памяти блаженнаго Кипрiана; и когда, удалившись въ этотъ храмъ, она молилась и проливала слезы, мы пустились ночью въ море". Что оставалось бедной матери, кроме слезъ и молитвы? Августинъ прибылъ въ Римъ: но недолго оставался въ немъ. Его пригласили къ учительской должности въ Миланъ. „Мать моя, — писалъ онъ впоследствiи также въ молитвенномъ обращенiи къ Богу, — укрепляемая благочестiемъ, прибыла ко мне въ Миланъ, следуя за мною моремъ и сушею и сохраняя спокойствiе среди величайшихъ опасностей, по вере, которую она имела. Во время бури она воодушевляла корабельщиковъ и по обетованiю, которое Ты даровалъ ей въ чудесномъ виденiи, предсказала имъ благополучное прибытiе въ пристань. Она нашла меня въ состоянiи еще более опасномъ, нежели прежде, потому что я отчаявался найти истину. И когда я сказалъ ей, что я уже не Манихей, хотя не былъ еще христiаниномъ, она не показала той живой и неожиданной радости, какую производитъ прiятная и нечаянная новость, но, по крайней мере, она освободилась отъ ужасныхъ безпокойствъ по этому важному предмету моихъ бедствiй и заблужденiй, которыя заставили ее пролить столько слезъ; потому что эта нежная мать не переставала день и ночь оплакивать меня, какъ мерт-

БЛАГОЧЕСТИВАЯ   МОНИКА.                                       363

ваго... Видя теперь, что хотя я еще не вошелъ въ истину, но, по крайней мере, оставилъ заблужденiе, и не менее уверенная, что Ты не допустишь погибнуть Свое созданiе какъ Ты обетовалъ ей, она сказала мне съ спокойнымъ сердцемъ, исполненнымъ веры въ Тебя, что она надеется на Iисуса Христа, что прежде нежели она переселится изъ этого мiра, Онъ сподобитъ ее благодати увидеть меня вернымъ сыномъ церкви. Это она говорила мне; но обращаясь къ Тебе, Источнику всякаго милосердiя, съ молитвою и слезами, она умоляла Тебя ниспослать мне Твою помощь и разсеять Твоимъ светомъ мой мракъ. Почти безвыходно она пребывала въ церкви, съ восхищенiемъ слушая Амвросiя и почерпая изъ его устъ те живыя воды истины, которыя текутъ въ вечную жизнь. Она уважала и почитала этого святого мужа, какъ будто онъ былъ для нея Ангелъ Божiй; ибо она знала, что онъ-то привелъ меня въ это томительное состоянiе неизвестности, въ которомъ я тогда находился и на которое она смотрела, какъ на спасительный переломъ въ моей жизни, котораго следствiе должно быть темъ благотворнее, чемъ тягостнее было действiе" ¹). Наконецъ, Моника дождалась исполненiя своихъ священныхъ желанiй, Августинъ присоединился къ церкви Христовой. Амвросiй, епископъ Медiоланскiй, способствовавшiй его обращенiю, совершилъ надъ нимъ таинство св. Крещенiя. Благочестивая мать съ спокойнымъ сердцемъ переселилась въ вечную жизнь, благодаря Бога за счастiе, до котораго она дожила, дождавшись обращенiя сына. Трогательны ея последнiя слова къ детямъ: „не заботьтесь много о томъ, где и какъ похоронить это тело; но объ одномъ прошу васъ, где бы вы ни были, поминайте меня предъ престоломъ Господнимъ" ²).

¹) Исповедь, кн. VI. гл. 1.

²) Исповедь, кн.  IX, гл. 11.

364                                          МАТЬ.

^Мать.

Бледной полоской закрадывается разсветъ пасмурнаго осенняго утра въ маленькую, низенькую комнату. У образа, въ переднемъ углу, слабо мерцаетъ лампадка. Тихо кругомъ. Сладкимъ предутреннимъ сномъ спитъ весь домъ. Только въ углу, распростершись предъ образомъ, виднеется темная фигура. — Господи, не оставь, помоги, помоги! шепчутъ дрожащiя губы старухи. По морщинистому лицу ея градомъ катятся слезы. Какъ жить ей, больной, безпомощной старухе, безъ поддержки любимаго — кормильца сына? Какъ остаться безъ его привета, безъ его ласки? Зачемъ отнимаютъ отъ нея кор­мильца сына, единственную надежду и опору ея? Не видала она радости отъ старшаго сына. Не работникъ онъ, не ласковъ, не приветливъ къ старухе — матери. Только второй сынъ, Егорушка, былъ ея радостiю и утешенiемъ, работалъ безъ устали, несъ домой каждую копейку. И вотъ берутъ ея любимца въ солдаты, на службу царскую... На дняхъ онъ жребiй вынималъ, завтра пойдетъ на прiемку... Прибежалъ онъ къ ней веселый, какъ всегда, все разсказалъ ей, какъ жребiй вынулъ, какъ въ присутствiи все на него смотрели, утешалъ ее, уговаривалъ.

— Полно, матушка, плакать! говорилъ онъ. Богъ не оставитъ тебя. И Павелъ за умъ возьмется. Да и я скоро вернусь, буду помаленьку работать что-нибудь въ свободное время, да тебе, родная, деньженокъ посылать. Разве можно плакать, что я на службу царскую пойду. Все идутъ, не я одинъ! Да, можетъ быть, и не возьмутъ меня еще. — Слушала она его, старалась не плакать, да слезы сами лились изъ глазъ. — Возьмутъ его, возьмутъ! Знаетъ она, чуетъ своимъ материнскимъ сердцемъ... Да и какъ не взять такого красавца, такого умницу! Красивъ, здоровъ и статенъ ея любимецъ сынокъ, уйдетъ онъ отъ нея далеко, далеко! Быть можетъ, не увидитъ она больше

МАТЬ.                                                          365

своего любимца! Стара она стала, и часто хвораетъ! тяжела ей разлука съ кормильцемъ сыномъ. Кто побережетъ ее? Кто позаботится о ней? Въ нихъ, двоихъ сыновей, положила она всю свою душу, всю свою жизнь. Для нихъ только и жила, ими дышала. Ничего ей, старухе, кроме ласки сыновей, не надо! Не похожи характеромъ Павелъ и Егоръ. Плохой работникъ Павелъ, запиваетъ, кутитъ, надрываетъ душу старухи-матери. Вотъ и теперь только что вернулся съ попойки и, не раздеваясь, завалился на кровать — и спитъ. Пробовала она ему говорить, пробовала и уговаривать. Въ ответъ только одне грубости. И, забывая все на свете, въ своемъ материнскомъ горе, бедная старуха горько плачетъ и молится, молится за младшаго сына, скорбитъ о старшемъ. Глубока и искренна материнская молитва! Тоскуетъ ея бедное изстрадавшееся сердце!...

„Егорушка, Егорушка, родной мой! шепчетъ она. Господи, спаси, сохрани, не отнимай у меня совсемъ. Верни мне его здравымъ и невредимымъ. Не оставь, Господи, помоги"! Въ своей скорби, въ своей тоске она ничего не видитъ, незамечаетъ вокругъ себя.

А Павелъ, проснувшись и молча, неподвижно сидитъ на диване и смотритъ воспаленными глазами на мать. Въ голове шумъ и звонъ отъ вина; какiе-то обрывки мыслей; въ груди свинцовая тяжесть. Онъ лежалъ все время въ тяжеломъ забытьи... И вдругъ услыхалъ вздохи и шопотъ: „Егорушка, Егорушка"! Это слово точно кольнуло его. Кто это такъ нежно шепчетъ имя его брата? Кто это плачетъ въ углу, на коленяхъ? Это — мать. О чемъ она плачетъ? Павелъ силился понять, вспомянуть что-то. Да, да онъ помнитъ: брата его возьмутъ въ солдаты, онъ уедетъ отъ нихъ. Какъ же они будутъ жить? Мать плачетъ.., потому что онъ—лентяй, пьяница, — потому что бранится съ матерью, когда она его молитъ, проситъ оставить пьянство и приняться за работу.

Егорушка,   Егорушка!   Какъ   любитъ  мать его брата!

366                                              МАТЬ.

Какъ тяжело разставаться ей съ нимъ! Она никогда такъ нежно не называетъ его по имени, никогда не смотритъ на него такъ любовно, такъ ласково! Какъ заботится она о Егоре! Какъ хлопочетъ, чтобы дома ему было тепло, уютно, сыто!

Съ нимъ. Павломъ, она не такъ ласкова, не такъ заботлива. А кто виноватъ? Онъ самъ во всемъ виноватъ.

Ведь мать живетъ только для нихъ. Хлопочетъ на своемъ маленькомъ хозяйстве, чиститъ, моетъ, стряпаетъ, шьетъ, все для нихъ. И небогато у нихъ, а уютно и чисто.

Егоръ работаетъ, кормитъ мать, заботится о ней. А онъ?... Въ первый разъ въ сердце Павла закралось какое-то горькое чувство... Стало обидно, горько, досадно. Захотелось, чтобы мать приласкала его, прижала его, какъ ребенка, къ своей груди. Хорошiя тихiя слезы закипели въ груди. Павелъ тихо повернулся и легъ лицомъ къ стене.

Въ комнате становилось светлее... Издалека доносился благовестъ къ заутрени.

Старуха отерла глаза, поднялась и неслышно, едва держась на ногахъ, после безсонной ночи, принялась за дело.

Тихо, стараясь не разбудить спавшаго любимаго сына, старуха принялась хлопотать. Только изредка она тяжело вздыхала, да отирала катившаяся по лицу слезы.

А Павелъ не спалъ. Широко раскрытыми глазами смотрелъ онъ въ пространство. Въ душе его происходилъ какой-то переломъ, въ которомъ онъ самъ не могъ дать себе отчета. Где-то тамъ внутри зазвучали новыя струны... Заговорила совесть. Слезы и скорбь матери пробили кору, нароставшую на молодомъ сердце. Ея молитва заронила въ грудь сына светлый лучъ любви и раскаянiя.

Прошло три дня. Смеркалось. Въ маленькой комнате, за столомъ, у кипящаго самовара сидела Пелагея Андреевна—такъ звали старуху. Небольшая стенная лампа освещала небогатую обстановку комнаты.   Но все въ ней

МАТЬ.                                                              367

дышало безукоризненной чистотой. Задумавшись, сидела старуха, поджидая   сыновей, или вернее— одного   Егора.

„Павелъ, думала она, наверно ушелъ куда нибудь пьянствовать"! Изменилась похудела она за эти несколько дней. Добрые глаза смотрели печально и опухли отъ слезъ. Руки, перемывавшiя стаканы, дрожали. Вспоминалась ей вся жизнь, смерть мужа, вдовство, подроставшiя дети.

Мужъ ея былъ труженикъ, работалъ на заводе, где считался лучшимъ работникомъ. Вместо наследства, онъ оставилъ ей двухъ сыновей. Въ нихъ она положила всю жизнь, учила ихъ, насколько позволяли средства, и определила на тотъ же заводъ. Да разные они вышли, и лицомъ, и характеромъ. Какъ она будетъ жить съ Павломъ, когда Егоръ уйдетъ? Какъ ей вразумить его? Чемъ? Где взять средствъ на прожитiе? Столичная жизнь такъ дорога.

Горько задумалась старуха, подавленная своими невеселыми думами.

Раздался звонокъ. Сыновья пришли скоро, одинъ за другимъ. Сегодня и Павелъ вернулся домой. Она даже удивилась.

—  Ну, матушка, не горюй, а собирай меня въ путь—
дорогу, — заговорилъ Егоръ, стараясь быть веселымъ, хотя
голосъ его дрожалъ. Только не плачь! Отслужу царю,
опять къ тебе вернусь! Черезъ неделю приходится ехать...

Старуха вся бледная опустилась на стулъ. Она молчала, только слезы говорили за нее.

—  Матушка, не плачь, не плачь, родная! Не мучь
меня! Ведь обязанъ я нести службу, подумай... Павелъ
не оставитъ тебя, побережетъ, позаботится.

Егоръ опустился на колени и ласково взялъ руки матери. Она уставила тоскливый взоръ на красивое лицо сына, и вдругъ прижала его голову къ своей груди и горько зарыдала.

—    Егорушка, ненаглядный, Егорушка... Какъ ты
будешь жить безъ меня, Егорушка?—шептала она, раз­глаживая  его  темные   курчавые   волосы. Кто   пожалеетъ

368                                          МАТЬ.

меня   старуху? Не  доживу я, не увижу  тебя... Кто   позаботится  обо  мне?

—  А я-то, матушка... послышался изъ угла сдавленный глухой голосъ. Я останусь съ тобой!

Не веря своимъ ушамъ, старуха взглянула на Павла.

—  Павелъ, Павлуша! только и могла прошептать она.
Павелъ былъ уже около нея, тихо целовалъ ея руки и

незаметно отиралъ невольныя слезы.

—   Прости мне, прости, матушка, — говорилъ онъ.
Я постараюсь заменить тебе Егора..! Я все готовъ сделать
для тебя! Твои слезы, твоя молитва перевернули мою душу. Только прости меня, полюби меня, родная моя!

Всепрощающая, самоотверженная любовь материнскаго сердца необъятна и безгранична, какъ глубокая синева неба... Мать забыла все. Полная радости, она съ одинаковой любовью, обняла обоихъ сыновей.

Отдавая отечеству одного любимаго сына, она нашла другого, не менее жаждущаго ея материнской ласки и заботъ.

„Дети мои, дети! — шептала старуха. Благословенъ Господь, даровавшiй мне такихъ детей! Внялъ онъ моей грешной молитве, вернулъ мне потеряннаго сына".

—     Иди, Егоръ, служи царю и отечеству и будь спокоенъ! У меня остался другой сынъ, который позаботится обо мне! Иди, иди, благословитъ тебя Богъ! Мы оба будемъ ждать твоего возвращенiя!

—     И снова, сiяющая радостью, мать горячо обняла своихъ детей. Благодарную молитву шептали ея уста! И ангелы на небе радуются чистому, святому счастью матери.

Павелъ съ большимъ усердiемъ принялся за работу, и свой заработокъ уже не пропивалъ, а отдавалъ весь своей матери.

 

 

 

ЗАВЕЩАНIЕ   МАТЕРИ.                                            369

Завещанiе матери.

(Изъ житiя св. священномученика Климента, епископа  Анкирскаго  Чет.-Мин. янв. 23).

Любовь къ детямъ заставляетъ обыкновенно родителей оставлять первымъ предъ смертiю завещанiя, частiю письменныя и частiю словесныя. По отношенiю къ последнимъ должно заметить, что, конечно, ни одинъ отецъ и ни одна мать не станутъ предъ смертiю учить сына или дочь на что-нибудь худое. За это говорятъ: и любовь къ детямъ и страхъ смерти, и предстоящая, близкая ответственность предъ Богомъ. Но само собою разумеется, что и при всемъ желанiи родителей завещать детямъ предъ смертiю одно доброе, можетъ быть въ завещанiяхъ великое различiе. Можно предъ смертiю завещать детямъ добра больше, можно и меньше; можно учить добру по отношенiю къ одной временной жизни, можно и къ одной будущей; а можно, пожалуй, по отношенiю къ той и другой вместе. Но скажемъ более: можно даже, думая, что завещаешь добро, завещать, между темъ, на самомъ деле, зло. Напримеръ, я буду говорить передъ смертiю сыну или дочери: ., Береги мое богатство, не делись имъ ни съ кемъ, не давай изъ него никому ни копейки". Повидимому, говоря такъ, я желаю добра детямъ, а между темъ, на самомъ деле, завещаю имъ быть скупыми, и безсердечными.

Въ виду этого, для того, чтобы вы, матери, христiанки знали, что лучше всего завещать детямъ предъ смертiю, и что говорить имъ тогда, мы и думаемъ ниже дать вамъ образецъ материнскаго завещанiя сыну.

Мать святаго священномученика Климента, епископа Анкирскаго, блаженная Евфросинiя, осталась, после смерти мужа, вдовою въ то время, когда Климентъ былъ еще мла-денецъ. Когда онъ сталъ подростать, Евфросинiя, сказано,

370                                 ЗАВЕЩАНIЕ   МАТЕРИ.

„учаше того святымъ  книгамъ и добрымъ  нравамъ и на всякую наставляше добродетель".

Къ несчастiю, ей не долго суждено было воспитывать сына.

Когда Клименту было только одиннадцать летъ, святая мать его впала въ смертный недугъ и почувствовала приближенiе смерти. Тогда она призвала Климента и стала говорить ему такъ: „Чадо мое возлюбленное, чадо отъ пеленъ осиротевшее. Нетъ у тебя плотскаго отца, но знай, что его место заменяетъ для тебя Христосъ, который обогащаетъ тебя Своими дарами. Я родила тебя плотiю, Христосъ же Богъ отродилъ тебя духомъ. Поэтому почитай Его за отца, себя же считай его сыномъ и ста­райся сделаться достойнымъ такого усыновленiя. Служи Единому Христу Господу, въ немъ полагая твою надежду, ибо Онъ воистину есть спасенiе наше и животъ безсмертный. Онъ съ неба сошелъ къ намъ, чтобы насъ съ Собою вознести на небо. Онъ сделалъ насъ Себе чадами возлюбленными и такимъ образомъ черезъ Него мы стали детьми Божiими. И помни, что всякiй Ему служащiй, избегнетъ всякихъ дiавольскихъ сетей, безбоязненно будетъ наступать на змей и скорпiоновъ и одолеетъ всякую сопротивную силу.... Но при этомъ не забывай, впрочемъ, что верующему въ Него многими бедами нужно быть здесь на земле искушаемыхъ, какъ золоту въ горниле. Но этого не бойся: ибо здешнее страданiе есть временно, а мздовоздаянiе "за оное будетъ вечное; скоро пройдетъ земная скорбь, а радость за него последуетъ нескончаемая; ничтожное здесь ожидаетъ верующихъ безчестiе, но за онымъ ждетъ ихъ вечная слава... Пусть же никакое страданiе не въ силахъ будетъ разлучить тебя съ Христомъ Господомъ, но, когда придетъ таковое, взирай на небо и оттуда отъ Бога ожидай великаго и богатаго воздаянiя. Бойся, однако, и Его величества, ужасайся Его суда и трепещи всевидящаго ока Его.

Знай, что техъ, которые отвергаются Господа, ждетъ

ЗАВЕЩАНIЕ   МАТЕРИ.                                                  371

уготованный имъ огонь неугасимый и червь неусыпающiй, а техъ, которые познавши Божества Его славу, всегда съ Нимъ пребываютъ, техъ ожидаютъ неизреченное веселiе, и радость и утешенiе съ исповедниками святыми... Вотъ, сынъ мой, какъ видишь, я стою теперь при дверяхъ исхода моего и завтра уже не увижу дневного света. Ты одинъ только сейчасъ остаешься светомъ моимъ и жизнiю моею о Господе! Не постыди же меня въ моей надежде на тебя, но пусть и я, по слову апостола, чадородiя ради спасуся (1 Тим. 2, 15). Я родила тебя, чадо, и пусть пострадаю въ тебе, какъ въ собственномъ теле. Если нужно будетъ, кровь отъ меня принятую пролей за Христа, не сожалей о ней, ибо чрезъ твои страданiя и я приму почесть. Если нужно будетъ, отдай тело на раны, да ими и возвеселюсь предъ Господомъ нашимъ, какъ бы сама за него пострадавшая... Вотъ я отхожу ныне отъ тебя и предстану прежде тебя предъ Богомъ.

Теломъ отхожу, но духомъ всегда буду съ тобой и да сподобитъ меня Господь некогда вместе съ тобою пасть предъ престоломъ Его и похвалиться предъ Нимъ твоимъ терпенiемъ въ страданiяхъ и твоими подвигами... Такими и подобными симъ словами святая мать целый день поучала своего сына, лобызая его главу, очи, лице, уста, грудь и руки... Затемъ, склонившись къ нему на грудь, предала душу свою въ руки Господа. (Чет.-Мин. янв. 23).

Вотъ, по нашему мненiю, матери-христiанки, лучшiй образецъ того, что должна передъ смертiю мать завещать своимъ детямъ. Это, какъ видите, то, чтобы дети ея прежде всего всемъ сердцемъ своимъ, всею душею, всемъ разуменiемъ и всею крепостiю своею научились возлюбить Господа (Марка 12, 30), чтобы они въ продолженiе жизни своей старались искать благъ не земныхъ, а небесныхъ, чтобы помнили, что земля не рай, а изгнанiе изъ рая, и потому знали бы заранее, что здесь ихъ на каждомъ шагу могутъ встретить скорби и страданiя, чтобы они были   великодушны   и  терпеливы  въ нихъ  и,  наконецъ,

372                               СОВЕТЪ   МАТЕРИ   СЫНУ.

чтобы, если-бъ потребовалось, и самую жизнь свою готовы бы были положить за Господа. Да, повторяемъ, приведенный образецъ, по нашему мненiю, есть лучшiй образецъ завещанiя матери къ детямъ. Подумайте, что въ действительности вашимъ детямъ должно быть всего дороже; временное или вечное? Если несомненно, что все земное, какъ у васъ, такъ и у нихъ современемъ останется по сю сторону гроба и какъ за вами, такъ и за ними пойдутъ лишь одни дела ваши и ихъ, то не лучше ли всего, видя и сами предъ смертiю нищету всего земного, учить тогда детей тому, чтобы они въ продолженiе земной жизни обогащали себя темъ, что пойдетъ за ними въ вечность, т.е. любовiю къ Богу, терпенiемъ, святостiю и правдою и вообще всеми силами своей души старались бы приблизиться къ Господу.

О, по истине, если то, что завещала блаженная Евфросинiя сыну, будете и вы завещать своимъ детямъ, то, Господь дастъ, и ваши дети возрастутъ во всемъ добромъ и прекрасномъ, сделаются истинными христiанами, молитвенниками за васъ передъ Богомъ, а современемъ и вы, подобно блаженной Евфросинiи похвалитесь имъ предъ Господомъ и мзду отъ Него за святыя завещанiя получите.—Аминь.

Советъ матери сыну.

—     Какъ ты поживаешь, сынъ мой? — спросила одна благочестивая мать любимаго сына своего.

—     Кое-какъ, матушка,—отвечалъ ей сынъ.

—     Не хорошо это,—заметила мудрая мать.—Должно жить не кое-какъ, а какъ Богъ велелъ въ своемъ законе. Кто всю жизнь проводитъ кое-какъ, тотъ и умираетъ кое-какъ, а смертiю решается вечная судьба человека. Живи для Бога, и Богъ будетъ съ тобою. Живи по закону Божiю

действiе материнской молитвы.                         373

и по благодати Божiей; умрешь съ покаянiемъ и наследуешь царствiе Божiе. А если будешь вести жизнь кое-какъ, легкомысленно, небрежно, безъ разсужденiя и памятованiя о Боге, то настоящая и будущая жизнь твоя будетъ бедственна и мучительна (В. Ч. VII. 454).

^{Действiе материнской молитвы.}

Часто случается, что при всехъ усилiяхъ исправить порочныя наклонности детей отецъ или мать не достигаютъ своей цели. Отъ чего же такъ? Отъ того, что думаютъ все сделать собственными силами, какъ будто достаточно однихъ человеческихъ средствъ для исправленiя природы, испорченной грехомъ. Нетъ, напрасны будутъ все усилiя наши, если при нихъ будетъ забыта молитва о помощи свыше. Аще не Господь созиждетъ разстроенное, суетенъ останется трудъ самонадеянно зиждущихъ нравственность... Блаж. Августинъ, до своего крещенiя, со всею безпечностiю молодости предавался греховнымъ удвольствiям.

Отецъ его, какъ язычникъ самъ, нисколько не заботился объ исправленiи сердца своего сына, но мать, какъ набожная христiанка, глубоко скорбела о безуспешности своихъ меръ къ обращенiю заблудшаго на путь истины и добродетели, и, возверзши печаль свою на Господа, плакала и молилась, чтобы самъ Онъ, „ими же весть судьбами", исторгнулъ любезное ей дитя изъ бездны порока. Плакала, какъ замечаетъ самъ Августинъ, более, нежели другiя матери плачутъ о смерти своихъ детей, ибо видела его духовную смерть. Молилась усердно, не скрывая отъ другихъ своихъ скорбныхъ чувствованiй и воздыханiй. Съ глубокою скорбiю пришла она однажды къ одному епископу и, поведавши ему свои чувствованiя, просила его помолиться Богу о сыне. „Поди съ миромъ, сказалъ святитель,   поступай   такъ,   какъ  теперь   поступаешь;   не воз-

374                                 МОЛИТВА   МАТЕРИ.

можно, чтобы дитя столькихъ слезъ и молитвъ погибло". Слова этого пастыря оправдались на деле. Августинъ, чудеснымъ образомъ, обращенный въ христiанство, сделался не только радостiю для своей матери, но и утешенiемъ всей церкви, славнымъ учителемъ и твердымъ защитникомъ ея святыхъ истинъ словомъ и деломъ (В. Ч. XVII. 261).

Молитва матери.

Въ детстве я былъ очень хилымъ ребенкомъ. Чемъ, я только не переболелъ въ это время—и корью, и скарлатиною, и горячкою, и просто лихорадкой! Но ни разу я не былъ такъ опасно боленъ, какъ на восьмомъ году жизни. Весна въ томъ году была ранняя: въ половине марта уже и снегу нигде не осталось, разве только где въ лесу. Разъ,—это было въ самомъ начале весны,—зашелъ ко мне мой прiятель—крестьянскiй мальчикъ и сталъ звать идти вместе съ нимъ побродить по селу. Боясь, что меня не отпустятъ, я ушелъ изъ дому, никому не сказавшись.

Набегавшись въ волюшку, я уже собрался было идти домой.

—    Постой, не уходи,—сказалъ мне Вася: давай покатаемся еще на лодке.

—    Где же мы лодку возьмемъ?

—    Это мы уладимъ! торжествующе заявилъ Вася. Мы стянемъ корыто, что у васъ у сарая лежитъ.

Сказано — сделано. Стащили корыто и перенесли въ садъ. Въ саду у насъ, какъ разъ по середине, была огромная яма, которая делила садъ на две половины. Теперь въ этой яме было почти полно воды.

—  Жаль только, что паруса у насъ нетъ,— сказалъ
Вася,—а то мы, братъ, совсемъ были бы, какъ на океане.

МОЛИТВА   МАТЕРИ.                                                 375

Слыхалъ ты про океанъ? Намъ учитель сказывалъ, что это такое море большое.

Спустили мы корыто на воду, сами уселись въ немъ и оттолкнулись отъ берега. Вместо веселъ вооружились палками.

Какъ мы ни бились, плаванье наше выходило не особенно удачно: мы все кружились у берега и никакъ не могли добраться до середины ямы.

—     Ничего не поделаешь безъ паруса.—решилъ Вася. Ужо я сделаю парусъ, и тогда мы заживемъ! Парусъ самъ будетъ возить насъ. Знай только—посиживай!

—     Будетъ на сегодня, — сказалъ я: меня и то бранить будутъ.

Вася первымъ вылезъ изъ корыта. Не успелъ онъ стать на землю, какъ корыто перевернулось, и я по шею очутился въ воде.

—  Васичка, спасай! тону! кричалъ я.

Дело было у берега, такъ что съ помощью Васи я кое-какъ выбрался изъ воды, весь мокрый, дрожа отъ холода и испуга. Первой заботой моей по возвращенiи домой было — пробраться незаметно на печку и обсушиться. Такъ я и сделалъ. Но печка не помогала: я никакъ не могъ согреться, и къ вечеру меня стащили оттуда совсемъ больного. Я заболелъ тифомъ.

Во все время болезни, какъ разсказывала потомъ мать; я почти постоянно былъ въ бреду и очень редко приходилъ въ сознанiе. Помню только, что когда я только приходилъ въ сознанiе, то всегда обыкновенно виделъ мать молящуюся предъ иконой Божiей Матери, висевшею въ той комнате, где я лежалъ. Разъ какъ-то я очнулся. Въ комнате никого не было, только мать стояла на коленяхъ и вполголоса молилась. По лицу ея ручьями текли слезы. Въ моей памяти и до сихъ поръ сохранились слова ея молитвы:

—  Матерь Божiя, Царица Небесная! помилуй Ты
его. Пресвятая Владычица! Ты также имела Сына и му-

376                                  МОЛИТВА   МАТЕРИ.

чилась при виде Его страданiй! Ради Своего Сына, оживи мне Его!

—   Мама! позвалъ я. Пить хочу.
Она встала и дала мне воды.

—  Ты за меня молилась мама? Я слыхалъ. Ахъ, какъ
хочется мне быть здоровымъ! Скоро Светлое Воскресенье! Матерь Божiя! пошли мне здоровье, чтобъ Пасху
встретить!

После этого я опять впалъ въ забытье и сталъ бредить.

На другой день, придя въ сознанiе, я увиделъ въ комнате священника, дiакона и псаломщика. Они правили водосвятiе и акафистъ Пресвятой Богородице. Мать стояла на коленяхъ у моей кровати и вся въ слезахъ молилась. Подле нея стояла моя маленькая сестра и тоже плакала. Отецъ и тетка стояли ближе къ священнику, съ печально опущенными внизъ головами. Не веселая была обстановка, но внушавшая какое-то особенно-благоговейное чувство. Я сердцемъ, если не детской головой, сознавалъ всю торжественность настоящей минуты и попросилъ, чтобы мне помогли приподняться на постели. Я чувствовалъ, что мне было какъ будто несколько легче. Но прошло несколько минутъ, и я въ изнеможенiи опустился на по­душку и уснулъ.

Когда я проснулся, служба еще не была кончена.

—  Мама! мне сейчасъ приснилось, будто въ нашей
комнате было накурено ладономъ, открылось небо, и Матерь Божiя, вся въ белыхъ священническихъ ризахъ,
сошла ко мне по лестнице, взяла меня за руку и подняла съ постели, сказавъ: вставай, Вася! будетъ ужъ
лежать!

Мать, услыхавъ объ этомъ, залилась слезами и, павъ предъ иконой, долго-долго молилась предъ ней.

Когда кончилась служба, и батюшка далъ мне при­ложиться ко кресту, я сначала поцеловалъ крестъ, потомъ привлекъ его къ груди и такъ держалъ несколько минутъ молясь, чтобы Господь послалъ мне выздоровленiе.

МОЛИТВА   МАТЕРИ.                                             377

_________________________________________________________________________

Скоро уснувши снова, я проспалъ спокойно до сле-дующаго утра, и этотъ сонъ былъ для меня сномъ выздо-ровленiя. После этого я сталъ заметно поправляться.

Приближалась Святая Пасха. Была уже Страстная неделя. У насъ начали готовиться къ празднику. Наконецъ, наступила и суббота. Вечеръ. По хозяйству все было улажено, начали готовиться къ завтрашнему дню. Наибольше хлопотали около платьевъ. Маленькая сестра моя просила служанку Варвару, чтобы та непременно разбудила ее къ заутрени, приговаривая: „а то и любить тебя не буду, и никогда не стану съ тобой спать и даже не похристосуюсь". Она прибежала ко мне и стала показывать свою новую ленту. Глаза у нея блестели отъ удовольствiя, на щекахъ игралъ румянецъ.

—  Счастливица ты, Леля! завидовалъ я сестре.—Ты
будешь въ церкви. Тамъ будутъ петь „Христосъ воскресе".
Народъ такой нарядный! А свечей сколько будетъ гореть!
Батюшка наденетъ белыя ризы! Такъ хорошо будетъ, а я
буду дома.

На глазахъ у меня даже слезы навернулись.

—  Нетъ, Вася, и я ужъ лучше не пойду въ церковь,
останусь съ тобой дома, и будемъ вдвоемъ петь: „Христосъ
воскресе"  и  „Светися, светися".

Подошла мать. Я сталъ просить ее, чтобы она и меня взяла въ церковь.

—     Но ты, деточка, боленъ, тебе нельзя.

—     Нетъ, возьми, мамочка; мне такъ хочется этого. Я хочу помолиться.

—     Хорошо. Мы съ Варварой поочередно будемъ нести тебя.

Наступило 12 часовъ ночи. Все были на ногахъ и поспешно собрались къ заутрени. Еще не благовестили. Я только теперь въ первый разъ после болезни всталъ на ноги.

Пошли въ церковь. Меня сначала хотели нести на рукахъ, но я упросился идти самъ

378                                     РУССКАЯ   МАТЬ.

— Мне и такъ надоело все лежать да лежать, — говорилъ я.

Во время богослуженiя я тоже стоялъ все на ногахъ. И такъ отрадно действовало на душу давно жданное съ такимъ нетерпенiемъ торжество Светлаго Воскресенья! Когда запели „Христосъ воскресе!", на сердце стало такъ радостно, весело! Въ этотъ день я причастился. Домой возвратился я уже почти совсемъ здоровымъ и даже ни разу не прилегъ во весь день. И съ того дня еще и до сихъ поръ не приходилось мне болеть. Бывало, когда я уже учился въ школе, нападетъ лень, и хочется хоть недельку прихворнуть, анъ нетъ — болезни какъ будто стали бегать отъ меня.

^{Русская мать.}

(Переводъ съ французскаго).

Я находился въ Ножане на Марне, близъ Парижа. Косогоръ подъ нашими ногами спускался къ реке, окай­мленной высокими осинами. Густой туманъ покрывалъ садъ и медленно поднимался вверхъ, окружая таинственностью чащу бегонiй съ широкими красноватыми листьями. Гелiотропы и позднiя розы разливали свое умирающее благоуханiе, а легкiя ветви дикаго винограда окутывали домъ покрываломъ, волнующимся живописными пестрыми складками. Деревья казались какими-то привиденiями... Въ темноте мелькали кое-какiе огоньки, освещая равнину, разстилавшуюся по ту сторону Марны.

— Тамъ, внизу, въ лощине Шампиньи ¹), — послышался за мной голосъ съ крыльца.

Шампиньи! Много нашихъ и чужихъ покоится тамъ, въ этихъ садахъ и лугахъ, покрытые дерновыми холмами, осененными крестомъ. Бенгальскiя розы, посаженныя на-

¹) Место кровопролитной битвы.

РУССКАЯ   МАТЬ.                                                 379

божной рукой на иныхъ могилахъ это неувядающiе букеты, посвященные останкамъ покойниковъ.

Устремивъ глаза на огоньки равнины, я думалъ о техъ, которые остались во рвахъ, позабытые победителями и побежденными, о техъ, которыхъ не виделъ ничей глазъ, когда на лице ихъ уже лежало мрачное величiе смерти,— о техъ, одежды которыхъ не касалась никакая рука, чтобы по какому либо знаку или сохранившихся въ нихъ вещахъ узнать ихъ; потомъ я думалъ о матеряхъ, сестрахъ, невестахъ, которыя ждали недели, месяцы и которыя прочли, наконецъ, въ газете: „такой-то убитъ или пропалъ безъ вести".

Убитъ! Пропалъ безъ вести! И немыя слезы, горькiя слезы отчаянiя или теплыя слезы преданности воле Божiей, смотря по характеру, проливались въ тиши ночей на горячее изголовье, — проливались отъ того, что убитые преданы земле, какъ другiе, и не известна священная могила, которая сокрыла ихъ останки.

Не я одинъ предавался такимъ грустнымъ размыш-ленiямъ, потому что голосъ, указывавшiй Шампиньи, снова прошепталъ:

„Тамъ схоронено много такихъ, которые никемъ не были узнаны... Какъ въ Крыму“...

Стало уже холодно; вошли въ гостиную, где въ камине весело пылалъ большой огонь. Говорившiй былъ отставной французскiй полковникъ, летъ шестидесяти,  худощавый.

—     Вы были въ Крыму, полковникъ? — обратился я къ нему.

—     Да, — отвечалъ онъ, грея свои руки, — и виделъ страхи! Сколько осталось тамъ этихъ бедныхъ людей въ траншеяхъ!

—     Французовъ?

—     И русскихъ. После одного сраженiя — я командовалъ тогда батальономъ въ...—я нашелъ одного убитаго лежащимъ на спине: бедному мальчику не было, можетъ быть, и двадцати летъ; белые волосы, совершенно белая

380                                      РУССКАЯ   МАТЬ.

шея, почти безъ бороды... онъ былъ такъ милъ, что не могъ не возбудить состраданiя въ самомъ закаленномъ воине— такомъ, какъ я. Мне стало жаль его.

—     Офицеръ?

—     Нетъ, простой солдатъ, въ серой шинели. Пуля попала ему въ грудь: служба его продолжалась не долго. Судьба не сберегла его, — попади пуля полувершкомъ выше, она встретила бы металлическую икону, которая бы защитила его.

—     Металлическую икону?

—     Да, въ роде медали, образъ святого... это вещь, стоющая вниманiя, я привезъ ее во Францiю. Я его тебе далъ,— вспомнилъ полковникъ, обращаясь къ сыну домо­хозяина.— Сохранилъ ты ее?

—     Она наверху, — отвечалъ юноша.

Онъ вышелъ и минуту спустя вернулся съ маленькимъ цветнымъ ситцевымъ мешечкомъ въ рукахъ (такiе мешечки носятъ на груди) и подалъ его мне.

Съ благоговейнымъ чувствомъ открылъ я эти бедные останки, похолодевшiе на груди молодого русскаго солдата. Более двадцати летъ, какъ они сняты съ шеи своего владельца, и ни разу, наверно, не попадали въ такiя руки, которыя бы отнеслись къ нимъ, какъ къ святыне.

Мешечекъ представлялъ родъ маленькой сумки, очень искусно сделанной. Русскiя крестьянки сшиваютъ ихъ изъ мелкихъ лоскутковъ, чтобы хранить въ нихъ деньги. Въ этой сумке лежалъ квадратный образокъ св. Николая Чудотворца, медный, потемневшiй отъ сырости и времени, но прекрасно сохранившийся.

Икона возбудила любопытство и стала ходить по рукамъ, вызывая вопросы, на которые я отвечалъ, какъ могъ. Когда я клалъ ее обратно въ мешечекъ, я ощутилъ подъ пальцами сложенную бумагу и вынулъ ее.

—        Это письмо, — сказалъ полковникъ. Я не знаю, что оно содержитъ. Прочтите его. Вы знаете русскiй языкъ

РУССКАЯ   МАТЬ.                                              381

Я бережно развернулъ пожелтевшую бумагу, — это была простая бумага маленькаго формата; выцветшiя чернила были скорее рыжими, чемъ черными; четыре страницы были все исписаны, однако, письмо было не очень длинно. Неровный почеркъ, хотя и твердый, и неправильная орфографiя обнаруживали руку, не привыкшую къ письменной работе. Я началъ медленно переводить, съ трудомъ разбирая кривыя строчки; но дошедши до половины страницы, я остановился, ссылаясь на трудность читать при огне неявственный почеркъ.

Я разбиралъ отлично, но я не хотелъ предъ равно­душными продолжать чтенiе этого письма, которое меня трогало за сердце. Это писала мать своему нежно-любимому сыну, — мать-патрiотка, воспламененная геройскимъ мужествомъ, и въ то же время христiанка, преданная воле Всевышняго, горячо верующая. Трогательная вера этой простой женщины могла, пожалуй, возбудить насмешливую улыбку у присутствующихъ, — я предпочелъ сохранить благочестивое излiянiе этой простой души для себя и для своихъ старыхъ друзей, способныхъ ее понять и удивляться ей. Я попросилъ позволенiя взять письмо съ собою, чтобы перевесть на досуге, и получилъ его безъ затрудненiя.

Много говорили о матеряхъ древнихъ временъ; выста­вляли въ примеръ лакедемонянку, которая радовалась смерти своего сына, павшаго со славою за отечество... Эта не радовалась, — каждый день повергала она предъ Господомъ свои слезы и вместе съ темъ свои молитвы.

Безъ сомненiя, бедная мать никогда не узнала, где ея сынъ встретилъ смерть, которой она наказывала ему не страшиться.

Вотъ письмо въ томъ виде, какъ оно было написано, безъ всякаго измененiя:

„Любезный мой сынъ Игнатiй Миньевичъ (не раз­борчиво)! Я получила твое  письмо въ Николинъ  день ¹)

¹) 9 мая.

382                                     РУССКАЯ   МАТЬ.

и не знала, какъ выразить свою радость, узнавъ, что ты живъ и здоровъ. Посылаю тебе свое горячее материнское благословенiе, навеки нерушимое, да будетъ надъ тобою воля Всевышняго. Служи верно нашему Батюшке Царю, проливай за Него кровь и не изменяй Ему; Богъ за то тебя не оставитъ, а я буду со слезами молиться за тебя. Господь милосердъ. Онъ приметъ тебя подъ Свою защиту и охранитъ тебя отъ вражескихъ пуль. Но прежде всего не будь трусомъ и иди грудью впередъ. Я слышала отъ добрыхъ людей, что при крещенiи священникъ делаетъ крестъ на груди, помазуя ее святымъ миромъ, чего не делаетъ на спине. Говорятъ, что поэтому пули басурмановъ отскакиваютъ отъ груди и падаютъ въ сторону, но мы, женщины, мы — не ученые, и ты, милое дитя мое, знаешь больше, чемъ я. Итакъ, да научитъ тебя Богъ служить нашему Батюшке Царю. Сокровищу нашему много горя и заботъ; хоть вы, по крайней мере, радуйте Его своей верной службой. Я получила твое письмо, дорогое мое дитя, и много плакала, думая объ огне, о техъ опасностяхъ, которымъ ты подвергаешься, а ты, несмотря на это, не только не забылъ написать своей плачущей матери, а еще послалъ ей рубль. Ты бы лучше оставилъ его себе, милое дитя мое: деньги тебе нужнее, чемъ намъ. Все читали твое письмо, и господа читали и осыпали тебя похвалами, и я чуть не потеряла головы отъ радости. Все твои сестры здоровы и посылаютъ тебе каждая по низкому поклону. На Троицу меня посетила Наталiя; она пришла изъ Питера на лето, а потомъ опять вернется. Анна вышла замужъ за одного изъ слугъ — Ксенофонта Михайлыча; зять мой шлетъ тебе свой низкiй поклонъ. Онъ работникомъ и хорошаго нраву. Живутъ они, благодаренiе Богу, согласно. Варвара поступила къ господамъ горничной, а я была недавно больна, но, слава Богу, теперь мне лучше. Все Корковскiе здоровы и посылаютъ тебе низкiй поклонъ. Мы читали твое письмо вместе, и все плакали. Живъ ли ты еще теперь, мое дорогое дитя?

РУССКАЯ   МАТЬ.                                              383

Я все думаю, что злодеи убили тебя, и отъ этой мысли сердце мое разрывается. Я посылаю тебе письмо заказное, чтобы оно вернее дошло. Если у тебя есть 10 копеекъ, напиши намъ и успокой насъ известiемъ, что находишься въ добромъ здравiи. Зачемъ пришли къ намъ эти проклятые басурманы! Разве у нихъ не стало хлеба? Бейте ихъ хорошенько и прогоните ихъ, чтобы и впредь это проклятое племя не посмело идти войною на христiанъ! Ужъ не колдуны ли они? Нужно во что бы то ни стало ихъ прогнать, мое дитятко, нужно, помолясь, разбить ихъ, какъ следуетъ. Прощай, мой милый сынокъ, крепко целую тебя, прижимаю къ груди своей и молю Создателя бдеть надъ тобой. Мы все здоровы, и господа ни въ чемъ не притесняютъ насъ. Вся прислуга тебе кланяется.

Мать твоя

30-го   iюля.                              Марiя Семенова“.

Бедная мать! Ея сынъ, несколько дней спустя после полученiя письма, съ трепещущимъ сердцемъ, укрепивъ себя молитвою, пошелъ въ сраженiе грудью впередъ, какъ наказывала ему мать, и жестокая, неразумная пуля наповалъ убила его, полнаго жизненныхъ силъ и патрiотическаго мужества. Сколько времени прошло, прежде чемъ Марiя Семенова получила известiе объ его смерти? Можетъ быть, целые месяцы! Не посылала ли она умоляющихъ, отчаянныхъ писемъ, не получая ответа отъ своего нежно любимаго сына? Она откладывала копейку за копейкой изъ своихъ бедныхъ средствъ, чтобы собрать и послать ему рубль для того, чтобы онъ могъ отправить ей письмо по почте. Пока что, она цеплялась за последнюю надежду: „у него нетъ денегъ заплатить за письмо, и потому онъ не пишетъ", думала она. И когда она узнала, что ея сынъ, ея единственный сынъ, —потому что она не упоминаетъ ни о какомъ другомъ мужчине въ своей семье,— ея единственный, ею взлелеянный, сынъ убитъ пораженный пулей басурмановъ, она поспешила къ своимъ роднымъ и знакомымъ не съ  радостью, какъ  прежде,   пока-

384                                  ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.

зывая имъ присланное отъ добраго сына письмо и рубль, добытый ценою тысячи лишенiй, но съ глубокой скорбiю, чтобы показать имъ роковую бумагу, свидетельствующую о томъ, что ея сынъ переселился въ другой мiръ. Безъ словъ, безъ слезъ, въ тоске и отчаянiи она падаетъ на скамью среди родныхъ, онемелыхъ отъ ужаса. Она пробуетъ повторить слова Писанiя: Богъ далъ, Богъ и взялъ, да будетъ благословенно Его имя... но ея голосъ прерывается рыданiями; она сжимаетъ свои похолодевшiя руки на исхудалой груди, которою вскормила погибшаго сына и проклинаетъ нечестивыхъ, убившихъ ея сына, проклинаетъ войны, ненавистныя матерямъ, войны роковыя, жестокiя... и неизбежныя.

^{Чувства матери христiанки}

при смерти детей.

Рахиль, плачущися чадъ своихъ, не хотяше утешитися. Матф. 2, 18; Iер. 31. 5.

Тяжело материнскому сердцу видеть предъ собою без­жизненный трупъ своего дитяти и опускать его въ холодную могилу,—особенно, если дитя уже вышло изъ младенческаго возраста, а еще более — если мать — вдова и умершее дитя единственный сынъ ея, надежда, отрада и подпора ея старости. Тяжело даже со стороны видеть слезы такой матери. Тутъ слышится и плачъ вдовства, и вопль сиротства, и голосъ той безграничной материнской любви, выше которой нетъ другой любви на свете, которую и Самъ Господь уподобляетъ Своей высочайшей безконечной любви къ людямъ (Ис. 49,  15).

Вникните въ этотъ материнскiй вопль, который раздается съ такою горечью надъ гробомъ почившаго дитяти; вслушайтесь въ эти речи, которыми окружающiе несчастную мать хотятъ выразить ей свое сочувствiе, или утешить ее

ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.                                385

въ ея горе,—и вы найдете тамъ много назидательнаго. Вотъ предъ нами несчастная мать надъ гробомъ своего дитяти. Она готова была бы сама лечь на его место: она не можетъ оторваться отъ дорогого ей, холоднаго трупа; она покрываетъ его самыми жаркими поцелуями и называетъ дитя свое, какъ будто бы живое, самыми нежными именами; а слезы такъ и льются горячими потоками изъ очей ея... О чемъ она плачетъ? Она и сама не можетъ дать себе отчета въ томъ: это слезы — не вольныя; это голосъ самой природы; это болезненный вопль человека о плачевныхъ последствiяхъ греха. Это те слезы, которыя привлекли милосердiе Господа на мать Наинскаго юноши, которыя и Самъ Онъ проливалъ надъ Лазаремъ (Iоан. 11, 33—36). Пусть скорбь ея будетъ преувеличена; пусть потеря ея не до такой степени тяжка для нея, и время скоро излечитъ рану ея; но кто будетъ такъ жестокъ, чтобы сталъ осуждать ее за ея неудержимыя слезы?!

Но вотъ, сквозь вопли и рыданiя до вашего слуха долетаютъ жалобныя „причитанiя", въ которыхъ несчастная мать выражаетъ скорбь свою и, вместе со скорбiю, вы-сказываетъ предъ вами вслухъ тайну своего сердца: за что именно она любила свое дитя и чего лишилась въ немъ. О чемъ же скорбитъ она? „О томъ, что дитя ея такъ рано оставило светъ, что она лишилась въ немъ своей утехи и подпоры подъ старость". Но что же дитя ея оставило на этомъ свете? Не те ли же скорби и слезы, которыя разрываютъ сердце ея матери? Не значитъ ли это плакать о томъ, что дитя ея такъ мало страдало на земле, что оно не успело еще узнать ни житейской суеты, ни нравственнаго растленiя, и рано переселилось въ безпечальный и блаженный мiръ? А это что за жалобы, что она лишилась въ своемъ дитяти утехи и подпоры? Неужели она любила свое дитя только для себя самой и желала бы продолжить дни его въ нашемъ мiре греха и скорбей только для того одного, чтобы себе иметь въ немъ утеху и   подпору?  Да  и  уверена ли она въ томъ, что дитя ея

386                        ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.

действительно было бы для нея утехою и подпорою? Не могло ли, напротивъ, его существованiе на земле послужить только источникомъ новыхъ заботъ и скорбей и для него и для нея? Какъ ни глубоко мы уважаемъ скорбь матери надъ гробомъ ея дитяти; но можно ли назвать такiя жалобы материнскими, христiанскими? Не такъ ли плакали и плачутъ надъ своими детьми и матери-язычницы, не имущiя упованiя (1 Сол. 4, 13)? Видно, что такiя матери не имеютъ истиннаго понятiя ни о жизни, ни о смерти детей, что они не понимаютъ ни того, что оне имеютъ въ лице своихъ детей, ни того, чего оне лишаются въ нихъ.

Какъ некогда къ Iову, приближаются къ рыдающей матери и ея ближнiе и друзья съ своими утешенiями и говорятъ ей: „не плачь! будь мужественна! слезами горю не поможешь; воля Божiя" и т. п. Добрые, но холодные друзья! Неискусные утешители! Ужъ если не можете сказать ничего более успокоительнаго, лучше ничего не говорите! Своимъ безмолвнымъ сочувствiемъ вы более доставите отрады скорбному сердцу матери. Не требуйте отъ нея невозможнаго. Возможное ли дело, чтобы мать не плакала—надъ безжизненнымъ, безмолвнымъ, холоднымъ, предающимся земле и тленiю, трупомъ своего дитяти? Кто упрекнетъ царя Давида въ малодушiи, или въ недостатке преданности Промыслу Божiю? А, припомните, какъ и онъ безутешно плакалъ о смерти своего возлюбленнаго, хотя и преступнаго, сына Авессалома (2 Цар. 18. 33)! Припомните, какъ Самъ Спаситель нашъ, глубоко сочуствующiй скорбямъ человеческимъ, плакалъ надъ Лазаремъ, какое участiе оказалъ онъ къ плачу Наинской вдовы,—и не безпокойте своими холодными, избитыми советами удрученнаго скорбiю сердца матери, или будьте более внимательны къ ея состоянiю и более разсудительны въ своихъ утешенiяхъ!...

„Да о чемъ же плакать? продолжаютъ друзья. Ты еще молода;   у тебя   будутъ  другiя  дети;   будешь   радоваться,

ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.                               387

что не все живы". „Нетъ, никогда, никогда не забуду тебя, милое дитя мое", твердитъ про себя печальная мать и дивится бездушiю и жестокости друзей своихъ. Но проходитъ несколько летъ,—и та, которую мы видели прежде у гроба въ такомъ отчаянiи, является опытною утешительницею другой матери, пораженной смертiю его дитяти. „Не плачьте, говоритъ она; я сама, когда была молода, плакала и предавалась отчаянiю, когда умирали дети, а теперь, какъ подумаю, такъ и благодарю Бога. Ну, что бы я стала делать съ ними со всеми? Знаете, какъ, по нынешнему времени, трудно воспитать и при­строить детей!" Жалкiе советники и жалкiе матери! Какъ мало въ васъ материнскаго чувства, какъ мало въ васъ истинно-человеческаго, христiанскаго понятiя о детяхъ и о своихъ обязанностяхъ къ нимъ! Какъ изменились и извратились ныне понятiя родителей о детяхъ! Прежде многочадiе считалось особеннымъ благословенiемъ Божiемъ, а ныне оно считается почти наказанiемъ. Жена, какъ лоза плодовитая (Псал. 127, 3), наводитъ ныне ужасъ на мужа, да и сами жены тяготятся, какъ несчастiемъ, своею плодовитостiю. Ныне не мало найдется такихъ родителей, которые, после первыхъ минутъ скорби,—невольной дани природе, почти радуются смерти своихъ детей. „Жалко, говорятъ они, а, впрочемъ, — Богъ съ ними! Остались лишь еще! И съ этими заботъ много". Такъ жалкое себялюбiе, непониманiе своего дела и крайнее оскуденiе христiанской преданности промыслу Божiю заступаютъ место священной родительской любви и сушатъ родительскiя слезы надъ гробами детей!

Вотъ еще одно, весьма обычное утешенiе, повидимому, въ истинно-христiанскомъ духе. „Не плачьте, говорятъ матерямъ, детямъ вашимъ лучше тамъ, чемъ было бы здесь. Богъ одинъ знаетъ, какова была бы судьба ихъ; сколько, быть можетъ, нужды и скорбей испытали бы они, и съумели ли бы сохранить себя среди искушенiй нашего времени въ чистоте и невинности! А теперь они, по своей

388                        ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.

невинности, блаженствуютъ съ Ангелами въ царствiи небесномъ и за васъ молятся Богу!" „Ахъ,—говорятъ при этомъ не редко и взрослые,—зачемъ мы не умерли въ детстве? Мы были бы тогда святыми". Да, почившiе въ детстве несравненно счастливее насъ. Они не знали ни скорбей, ни искушенiй, и между темъ по чистоте своей какъ бы, въ заменъ ранняго лишенiя благъ земныхъ, наслаждаются такимъ блаженствомъ на небесахъ, какого намъ, грешникамъ, никогда не достигнуть. „Ихъ степень, по ученiю Отцевъ Церкви, и прекраснее, нежели девственниковъ и святыхъ: они—чада Божiи, питомцы Духа Святаго" (Тв. Св. Отц. ч. 6, стр. 107). Но можемъ ли мы, однако, поэтому радоваться ранней кончине нашихъ детей и жалеть о томъ, что сами не умерли въ детстве? Нетъ, для христiанина есть нечто более вожделенное, чемъ умереть невиннымъ въ младенчестве; это—умереть доброде-тельнымъ, послуживши Богу, и получить венецъ правды (2 Тим. 4, 8). Конечно, для грешниковъ, упорныхъ про-тивниковъ воле Божiей, было бы гораздо лучше умереть въ детстве, и даже вовсе не родиться (Матф. 26, 24; Еккл. 4, 2, 3). Но для угодившихъ Богу гораздо лучше, такъ сказать, почетнее умереть въ зреломъ возрасте, или въ маститой старости, хотя бы степень ихъ въ царстве небесномъ была и ниже младенческой. Если бы Авраамъ, Iовъ, Моисей, Самуилъ, Давидъ, Илiя, Iоаннъ Креститель, Ап. Павелъ, все пророки, апостолы, вселенскiе учители, мученики и преподобные подвижники, оставили землю въ детстве, они, конечно, были бы блаженными; но тогда венцы ихъ не сiяли бы такою дивною славою. И въ особенности для самихъ родителей должно быть вожделенно, чтобы дети ихъ украшались не только венцомъ невинности, но и венцомъ добродетели,—чтобы они переходили въ загробный мiръ мужами совершенными въ вере и добродетели (Еф. 4, 13), или, по меньшей мере, после того, какъ усвоятъ отъ родителей своихъ первые уроки благочестiя. Только въ такомъ случае небесная почесть детей

ЧУВСТВА  МАТЕРИ  ХРИСТIАНКИ.                                 389

будетъ простираться и на родителей ихъ, и только въ такомъ случае родители могутъ иметь утешенiе въ своей совести, что они, хоть несколько, исполнили свой долгъ въ отношенiи къ детямъ и Богу.

Дети получаютъ жизнь отъ родителей; но не случайно и не по произволу родителей они являются на светъ. Господь, Творецъ мiра, создавый родъ человечь и всехъ изобретый рожденiе (2 Макк. 7, 22—23), даетъ ихъ родителямъ для того, чтобы они, воспитавши ихъ въ вере и благочестiи, возрастили въ лице ихъ новыхъ слугъ своему Создателю, для прославленiя Его всесвятаго имени, и, вместе съ темъ, сами имели чрезъ то возможность и случай засвидетельствовать свою любовь и преданность Богу и благоговенiе къ святости брака. Это — таланты, которые даются родителямъ, по мере ихъ силъ, для того, чтобы они умножили сребро господина своего и возвра­тили его съ лихвою. И потому родители должны смотреть на себя не иначе, какъ на приставниковъ по отношенiю къ своимъ детямъ, которыхъ они должны воспитывать для Бога. Живутъ ли ихъ дети, — они живутъ для Бога; умираютъ ли,—и умираютъ для Бога; и живые и мертвые они—дети Господни (Римл.  14, 8)!

Если такъ мы будемъ смотреть и на жизнь и на смерть нашихъ детей, тогда мы верно будемъ понимать: съ какими чувствами мы должны опускать ихъ въ могилу. Мы не будемъ тогда ни предаваться безразсуднымъ сетованiямъ при кончине нашихъ детей, ни утешать себя и другихъ безразсудными утешенiями. Въ христiанскомъ взгляде и на жизнь и на смерть детей мы найдемъ для себя новый, истинный источникъ и слезъ и утешенiй.

Смерть—тяжелое, неестественное явленiе, противное и природе человеческой и целямъ Творца. Богъ смерти не сотворилъ (Прем. 1, 13), и не для того Онъ образуетъ младенца въ утробе матери, чтобы онъ погибалъ въ самой утробе, или умиралъ вскоре по рожденiи. Какъ же матери-христiанке не плакать  надъ  гробомъ своего мла-

390                         ЧУВСТВА  МАТЕРИ  ХРИСТIАНКИ.

денца, когда онъ „какъ колосъ несовершенный, прежде прозябенiя, пожатъ безжалостно смертiю“,—какъ птенецъ неоперившiйся вылетелъ изъ гнезда своего, изъ подъ крыльевъ своей матери (Чин. погреб. млад.)? Но она плачетъ, не какъ едина отъ безумныхъ женъ (Iов. 2, 10) и не имущая упованiя (1 Сол. 4, 13); плачетъ не потому только, что ей жалко своего дитяти, что сама природа побуждаетъ ее плакать. Она плачетъ разумно, съ сознанiемъ, какъ следуетъ человеку и христiанке. Она плачетъ не столько о томъ, что лишилась своего дитяти, что рушились ея привязанности и надежды, сколько о томъ, что не стало человека въ мiре (Iоан. 16, 21); что человекъ этотъ былъ ей порученъ на возращенiе во славу Творца своего, и теперь опять взятъ отъ нея, прежде, чемъ она успела возрастить его въ мужа совершенна, въ меру возраста Христова (Еф. 4, 13). Пусть онъ чистъ и невиненъ возвратился къ Творцу своему: но какого же воздаянiя она можетъ ожидать отъ Господа, когда возвратила Ему только то, что получила отъ Него? Не получитъ ли она осужденiя вместе съ лукавымъ и ленивымъ рабомъ, зарывшимъ талантъ свой въ землю, тотчасъ по полученiи, и возвратившимъ его безъ всякаго роста? Не потому ли онъ и взятъ отъ нея преждевременно, что она оказалась недостойною его,—не способною возвратить его съ лихвою (Матф. 25, 24 — 30)? Не по ея ли вине, или нераденiю, дитя ея такъ рано и оставило светъ, — не была ли она какимъ-нибудь образомъ, прямою или косвенною, причиною его преждевременной смерти?... И совершенно ли чисто и невинно оно возвратилось къ Творцу своему? Не успело ли оно преждевременно запятнать себя какими-нибудь дурными навыками, и научилось ли, по своему возрасту и своимъ силамъ, хоть чему-нибудь доброму? Такъ размышляетъ мать-христiанка надъ гробомъ своего дитяти! И какъ ей не плакать при такихъ размышленiяхъ?

Но она не предается неумеренному плачу, малодушiю,

ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.                                   391

отчаянiю и, среди самыхъ горькихъ слезъ, находитъ себе утешенiе въ своей совести, въ обетованiяхъ веры и въ преданности Промыслу Божiю. Совесть говоритъ ей, что она, по мере, своихъ силъ и уменья, исполняла свой долгъ добросовестно. Съ самаго появленiя на светъ своего дитяти, она усыновила его Богу въ таинствахъ крещенiя и миропомазанiя и во все дни его жизни питала его Теломъ и Кровiю Христовою; съ перваго раскрытiя сознанiя, она научила его познанiю Бога, учила его молитве, сама молилась съ нимъ, и въ храме Божiемъ и дома предъ святыми иконами, и постоянно внушала ему уроки доброй нравственности. Можетъ быть, она и не совсемъ безукоризненно исполняла свой долгъ? Но она исповедуется въ томъ предъ Господомъ, проситъ себе слезно прощенiя и поручаетъ благости Божiей и себя и дитя свое. Она помнитъ, что потеря ея—невозвратимая, что, сколько бы она ни плакала надъ гробомъ своего дитяти, она не вызоветъ его изъ гроба; помнитъ, что есть другой, загробный мiръ, где она снова можетъ свидеться съ нимъ, — и говоритъ вместе съ царемъ Давидомъ: къ чему теперь плакать и сетовать: егда возмогу возвратити е ктому? Азъ имамъ ити къ нему, тое же не возвратится ко мне (2 Цар. 12, 23). Она знаетъ, что и жизнiю и смертiю управляетъ Господь, что младенцы пользуются особенно любовiю Его (Матф. 18, 10; 19, 13—15), что безъ воли Его ни волосъ съ головы нашей, ни малая птица не падаютъ на землю (Матф. 10, 29—31), и безъ ропота и безъ суетныхъ сетованiй покаряется Промыслу Божiю. Подобно праотцу Аврааму, она отдаетъ дитя свое, какъ бы въ жертву Богу (Быт. 22, 1—12), и говоритъ вместе съ Iовомъ: Господь даде, Гос­подь отъятъ; яко Господеви изволися, тако бысть; буди имя Господне благословенно во веки (1, 21)! Она твердо веритъ обетованiямъ православной веры, что младенцевъ ожидаетъ несомненное и высокое блаженство въ загробной жизни; она внемлетъ загробному голосу самого дитяти, которое, устами церкви, взываетъ къ своимъ родителямъ:

392                          ЧУВСТВА  МАТЕРИ  ХРИСТIАНКИ.

,,о мне не рыдайте, несмь бо плачевный: младенцемъ бо определися праведный всехъ радость" (Чин. погреб. млад.); она сравниваетъ то, что дитя ея оставило здесь, на земле, съ темъ, что ожидаетъ его за гробомъ; смотритъ на свою собственную жизнь, со всеми ея мимолетными радостями и постоянными лишенiями, болезнями и трудами;—и радуется за дитя свое, что оно избегло суеты, греха и печалей нашего мiра, и что оно призвано къ такой высокой почести въ царстве небесномъ, —подобно тому, какъ радуются матери, когда дети ихъ бываютъ приближены къ престолу земнаго царя: она видитъ въ своемъ дитяти своего ближайшаго молитвенника предъ престоломъ Господнимъ, и, въ благоговейномъ умиленiи, благословляетъ Господа и за его и за себя. Ей, какъ и всякой матери, тяжела разлука съ нимъ; но она думаетъ про себя: не за то ли Господь и взялъ его отъ меня, что я ужъ слишкомъ много любила его и много надеждъ возлагала на него? Не хотелъ ли Господь его смертiю очистить мое сердце, испытать и возвысить мою любовь и преданность Ему? Ей легче было бы перенести свою потерю, если бы дитя ея умерло раньше, въ младенческомъ возрасте, чемъ теперь, когда оно уже подавало большiя надежды, когда уже такъ много было потрачено заботъ и трудовъ на его воспитанiе... Но она не сетуетъ на это, напротивъ, она благодаритъ Бога, что Онъ именно теперь благоволилъ призвать къ Себе дитя ея, когда оно, хоть сколько-нибудь, успело уже еще здесь, на земле, узнать Творца своего и научилось, подъ ея руководствомъ, любить и по­читать Его и, между темъ, не успело еще пристраститься къ греху; когда оно и самую жизнь нашу узнало еще только съ светлой стороны ея и не успело еще ознакомиться съ темною стороною ея. Она съ особенною отрадою приводитъ себе на память его детскiе успехи въ урокахъ благочестiя,—его нравственную чистоту и просто-сердечiе, его детскiя молитвы, его любовь и благоговенiе къ ученiю веры и наконецъ, христiанскую кончину. А съ

ЧУВСТВА   МАТЕРИ   ХРИСТIАНКИ.                                 393

другой стороны, разсматриваетъ въ умъ своемъ те недостатки и опущенiя, какiя допущены были или могли быть допущены при его воспитанiи; спрашиваетъ самое-себя: такъ ли она воспитывала его? Къ чему приготовляла его? — И видитъ при этомъ въ представленiи своего дитяти особенную любовь и милость Творца своего и къ нему и къ себе, и утешается о немъ словами Премудраго: благоугоденъ Богови бывъ, возлюбленъ бысть и живый посреде грешныхъ поставленъ бысть; восхищенъ бысть, да не злоба изменитъ разумъ его, или лесть прельститъ душу его... Угодна бе Господеви душа его; сего ради потщася отъ среды лукавствiя (Прем. Сол, 4, 10—14). У нея есть еще и другiя дети, — и она на нихъ перено­ситъ свою материнскую заботливость о нихъ и на нихъ старается исполнить то, чего не успела исполнить на умершемъ дитяти. Но она не забываетъ и умершаго, какъ делаютъ это другiя матери, и старается, съ своей стороны, поддерживать постоянный союзъ съ нимъ живою верою, теплой молитвою и благочестивой жизнiю. У нея нетъ более детей; умершiй былъ единственный сынъ ея. Но сколько есть другихъ детей вокругъ нея; сколько есть сиротъ безъ отца, безъ матери,—и она смотритъ на нихъ, какъ на своихъ собственныхъ детей, какъ на детей Божiихъ, и старается во всемъ, и словомъ и деломъ, оказывать имъ свою истинно-материнскую любовь. У нея нетъ никакой надежды и подпоры на время старости, внегда оскудевати крепости ея (Пс. 70, 9); но она не унываетъ и не боится за вдовство и сиротство свое. Она знаетъ, что Господь Богъ, Отецъ сирыхъ и Судiя вдовицъ (Пс. 67, 6), никогда не оставитъ ее, на Него возлагаетъ всю печаль свою (Пс. 54, 23), предаетъ себя святой воле Его и, съ горячими слезами, но слезами смиренiя, веры и упованiя, въ теплой молитве, обращается къ Нему за помощiю и утешенiями. И Господь, милостиво призревшiй на слезы Наинской вдовы, не презритъ и ея смиренныхъ и святыхъ слезъ, не презритъ молитвъ Церкви Своей и самаго

394                                           ОДНА.

почившаго младенца, — „облегчитъ печаль и болезнь ея лютую". (Чинъ погреб. младен.), прольетъ небесную отраду на ея скорбную душу и слышимо для ея сердца возгласитъ: не плачь!

^Одна.

(Изъ „Степныхъ думъ").

Лёнка, Лёночка, дочка родная моя! где ты, где ты? Куда жъ ты ушла отъ меня?

Боже Ты мой, какъ хорошо сегодня! Какъ хорошо въ степи! Весною веетъ, весною запахло всюду.

Любила я всегда эти вешнiе дни. Любо глядеть, бывало, какъ готовитъ твой батько плугъ и борону, какъ веетъ передъ хатой зерна на посевъ. И не стало твоего батька, а и съ тобой были радостны вешнiе дни. Солнышко светитъ ближе, теплое, ласковое. И ты, какъ солнышко, вся разгоришься, веселая, радостная, бегаешь целый день, возишься со своей старой мамой на огороде...

Боже  Ты мой,   какъ  сладко   перекликаются   жаворо-ночки,—чрезъ все сердце  такъ  и   переливаются  ихъ  голоски! Молодость въ сердце вспоминается, ласки чьей-то, милыхъ словъ чьихъ-то хочется.

Переливаются жавороночки, только отчего же среди нихъ не слыхать твоего голоса? Где ты, где ты? Куда жъ ты ушла отъ меня, Лёнка, Лёночка, птичка степная моя?

Вернулись изъ-за моря, запели милыя пташки, заструились звонкiя воды по ярамъ степнымъ. А я положила тебя въ сырую землю, крестъ надъ тобой белый поставила! Отчего не взяла ты меня съ собой? Зачемъ оставила старую мать одну горевать?

Звенятъ веселыя воды по ярамъ степнымъ, перекли­каются дети на улице, идутъ люди — на  весну глядятъ,

одна.                                        395

говорятъ веселей, въ поле скоро ехать готовятся... А я вернусь одна въ хатинку, въ опустелую хатинку мою... И со всехъ угловъ ты будто на меня выглядываешь... Вотъ и чоботки твои, и свитиночка ¹) твоя, и юпочка ²), и шарафанчикъ ³) виситъ... Стану я все целовать и слезами обливать.

Сижу я такъ, целую твои тряпочки и жду, все жду— вдругъ придешь ты, зазвенитъ нежный голосокъ, обовьются тонкiя ручки вокругъ старой шеи моей: „Мамо милая, какъ же я люблю тебя!..."

Любила ты, голубонька моя, крепко любила маты свою, любила и денечки эти весеннiе. Целый день бегала на гору въ степь подивиться—не виднелись ли сиротки ⁴),не улыбнутся ли тебе желтенькими глазками.

Целый день съ дивчатами резвишься и поешь, легкая, статная, радостная, смугляночка моя, утешенiе мое!

Лёнка, Лёночка, милая дочка моя! где ты, где ты? Куда жъ ты ушла отъ  меня?...

Когда давно стаетъ снегъ и сбегутъ ручьи, выглянетъ на Божiй светъ зеленая травка, съ хворостинкой плелась ты, еще маленькая, за стадомъ панскихъ гусей, заробляла на хлебъ намъ. И скученъ мне безъ тебя весь день.

А зимою все-то мы вместе вдвоемъ. Длинны зимнiе вечера. Сидимъ рядышкомъ... Шумитъ колесо на прядке, прядево на гребне смычется... До поздней ночи прядемъ и тихо беседуемъ. Чего ужъ не переговоримъ мы... И про батька покойнаго вспоминаемъ, и про братца, который далеко за Кубань давно ушелъ и вестей не даетъ... И сказки старыя все переберемъ до одной...

Погляжу, погляжу я на твою молодую красоту, и стану я говорить:  „Скоро невестой станешь ты у меня. Пошли

¹) Верхняя суконная одежда у малороссовъ.

²)  Нечто въ роде кофты.

³)  Шарафаномъ малороссы зовутъ не сарафанъ, а верхнюю юбку.
⁴) Сиротки—подснежники, первые полевые цветы.

396                                           ОДНА.

Богъ милостивый тебе добраго человека, чтобъ спокойно тебе было за нимъ, какъ за мной, чтобъ берегъ, на рукахъ чтобъ носилъ тебя, моя ясная звездочка!"

А ты бросишь прядево, прижмешься къ моей груди, плачешь и шепчешь сквозь слезы: „Не пойду я ни за кого, не оставлю я тебя сироткой, родная моя!"

И гляжу я въ темныя очи твои, и целую ихъ, и плачу и смеюсь отъ радости.

Закрылись теперь темныя оченьки твои для меня навеки... Не видать мне ихъ больше, не видать никогда... Лёнка, Лёночка, дочка родная моя.

Тучей черной нашла на насъ лихая година эта. Ничего не дала намъ земля, словно мертвая пролежала она въ тяжеломъ сне, подъ страшнымъ зноемъ, безъ капли дождевой. Все выжгло, все высушило... Съ самой осени пошло горькое горе наше. Едутъ прежде, бывало, полные возы съ поля къ хатамъ, а теперь ничего не собрали люди. Нанимала и я десятинку земли: собрали всего три меры жита да две меры ячменя. Какъ жить?.. А за работу, за скотину отдавать надо...

Охъ, горе же пришло на насъ, бедныхъ! До зимы пробились, а зима пошла—стало такъ, что хоть помирай. Ходила я скрозь,—искала, куда дочку внаймы отдать, не беретъ никто, никому не нужно. А далеко отпускать боюсь,—какъ я безъ нея останусь?...

Такъ и маемся мы день за день...

Занесло хатинку снегомъ. Гудитъ въ степи мятель, будто плачетъ горько, будто наше счастье, нашу долю отпеваетъ.

Куда ни пойдешь просить—везде на тебя тоскливыми очами глядятъ, везде последнiй хлебъ доедаютъ. Только ты, мое солнышко, и веселишь меня: „Ничего, мамо, зачемъ такъ скучать? Смотри ужъ Филипповки проходятъ, Рождество минетъ, Крещенье, а тамъ и Великiй постъ близенько, а тамъ и Великъ день..,   и жавороночки   при-

одна.                                          397

летятъ... Тепло пойдетъ... Наймутъ меня люди... Будетъ хлебъ у тебя... Станемъ какъ-нибудь жить съ тобой, ненько моя".

И говоришь такъ и ласково усмехаешься. А у самой-то, должно быть, не легко на душе. Легко ли дитыне на одномъ хлебе съ водой сидеть, да и того не доедать! А все крепишься, весело глядишь, меня утешаешь, мое серденько.

Ой, где же ты, где ты, доня моя! Что жъ не вижу нигде я, родная, тебя?

И идутъ такiе зимнiе дни, тихо идутъ, темные такiе, хмурые, скучные. Днемъ тяжко, а вечеромъ еще того больше. Ума не приложу за что браться. Не уродилъ Богъ ни льна, ни конопли. Изъ воздуха ничего не спрядешь...

Приходитъ вечеръ, не за что гасу ¹) купить, сидимъ въ темноте да тихо переговариваемся, а то думаемъ втихо­молочку думки грустныя.

И холодно въ хате! Гною нетъ,—хожу по соседямъ низко кланяюсь: выпрошу—у кого десятокъ, у кого пятокъ кирпичинъ. А другой день хата и вовсе не топлена.

Рано спать заляжемъ, укроемся старымъ батькинымъ кожухомъ, и свиты и все тряпье наложимъ, чтобъ теплее спать было. Перекрещу я тебя на ночь и засну тяжелымъ сномъ. Снятся сны все печальные, нерадостные.

А утромъ—займется заря, поднимемся, подивлюсь я на тебя: худая стала ты, потускли очи, личико бледно стало, что восковое. Видишь ты, что я съ тоской на тебя гляжу, и улыбаешься мне бледными  устами.

Идетъ месяцъ, идетъ другой. Чаще стала у насъ въ церкви служба похоронная слышаться. Несутъ все больше стариковъ да старухъ, несутъ и помоложе, а тамъ и детки что-то много помирать стали.

По всей слободе голодная горячка стала ходить.

¹) Гасъ—такъ зовутъ малороссы керосинъ.

398                                             одна.

„Ну, думаю, скоро, видно, и мне, старухе, на тотъ светъ отправляться".

Двухъ подругъ уже захоронила. Дивчатами еще дружны были, вместе песни веселыя певали когда-то... А теперь запели надъ ними:  „Со святыми упокой!"

Упокой, Господи, ихъ, устали старыя подруги мои. Тяжелая доля на насъ легла. Горькими слезами доля наша полита!

И жду я своего череда. А все на ногахъ твердо хожу, не посылаетъ Богъ за мной, не хочетъ еще оставить безъ матери дивоньку мою.

А она все худеетъ, ослабла вся,—въ чемъ душа только держится. И что ей сделать, чемъ помочь—ничего не знаю. Болитъ только у меня сердце, разрывается отъ смертной тоски.

Пошелъ и Великiй постъ, и на „сорокъ святыхъ" слегла она, да и не встала больше.

Лежитъ она весь день на печи, укрываю я ее кожухомъ и свитою, подъ головку ей подстилаю. Горитъ ея головка, разметались косыньки темныя...

Тяжко ей, тяжко бедной, а все еще мне улыбнуться старается...

Ой, бедная бедная дочка моя! Ой, Лёночка, Лёнка, зачемъ покидаешь меня.

Лежитъ она такъ неделю, другую лежитъ... И все ей хуже становится. Вижу—ужъ догораетъ моя свечечка беленькая.

Сижу съ ней, ласкаю ее. А сама смотрю на нее и думаю: „Чемъ же мне удержать тебя? Где та сила, молитва та, чтобъ тебя со мною оставить? Боже милостивый! Сохрани ее мне, Господи!"

А она еще говоритъ мне: „Какъ ты изъ-за меня печалишься, убиваешься, родная мамо моя! И зачемъ это я такъ огорчаю тебя? Оченьки твои распухли отъ слезъ. Погоди, мамонька, вотъ я уже скоро, Богъ дастъ, встану. Не убивайся такъ кохана моя".

ОДНА.                                                                     399

И прижмусь я головой къ ея грудке, и плачемъ тихо мы обе.

Сижу я все около нея; выпросила взаймы полотна, шью ей рубашку, а то и переменить нечемъ... А она все такая горячая... Шью я такъ, а на рубашечку слезы нетъ-нетъ да и капаютъ, слезами материнскими рубашечку ей вышиваю...

Придутъ въ недилю ¹) подружки ея—дивчата, посядутъ вокругъ нея, весело балакаютъ ²). И она повеселеетъ, слушаючи ихъ.

А я пока въ церковь пойду. Стою среди людей съ печалью моей. Молятся люди, жарко молятся. Давно ужъ, можетъ не маливались такъ, какъ въ лихую годину эту. И объ одномъ все моленiя наши: чтобъ далъ намъ Богъ силъ снести нашъ крестъ, чтобъ отвелъ отъ насъ голодную болезнь, чтобъ взглянулъ Господь милостивымъ окомъ на нашу нужду горькую.

Стою я среди людей, а предо мной Спасъ въ терновомъ венце—на меня глядитъ. И молюсь я Ему: „Спасе светлый, пречистый! Прибежище наше! Ты ходилъ по земле, страдалъ за насъ, грешныхъ, добру людей училъ. Помоги же намъ, услышь рыданiя наши. Можетъ, есть еще добрые люди на беломъ свете, которые законъ Твой исполняютъ. Что жъ не придутъ они къ намъ, не помогутъ въ великой беде нашей? Где жъ вы, где добрые люди? Или ужъ такъ и пропадать намъ всемъ!

„Iисусе Христе, Сыне Божiй! Приди къ намъ, осени милостью Своей мою бедную доченьку. Сохрани матери дитятко.  Нетъ у меня силъ терпеть горе мое!"

И смотритъ на меня Спасъ подъ терновымъ венцомъ, и будто слышу я, говоритъ Онъ мне: „Терпи, старенькая,— и Я много терпелъ. Видишь—кровь изъ язвъ Моихъ бежитъ, и скорбь смертная на лице Моемъ. Терпи! не иди противъ предела твоего".

¹) Недиля—воскресенье.

²) Балакаютъ—говорятъ.

400                                             ОДНА.

И стою я, смотрю на Него, Батюшку, и слезы градомъ у меня катятся... И тише у меня, легче на душе станетъ. Иду я домой покойная и терпеливая.

Только чуть переступлю порогъ, гляну, какъ лежитъ девочка моя посреди подругъ, какъ сорочка белая, очи ввалились, худая такая,—и оборвется опять сердце у меня, и опять я на Бога ропщу, грешная...

Ой, Боже мой, Боже, чемъ я прогневила Тебя? Зачемъ отнимаешь родное дитя у меня?

Прошла Похвальная, пришла Вербная. Сталъ ей конецъ подходить. Лежитъ она уже безъ памяти и меня узнавать не стала. Однимъ глазкомъ только сплю я ночи подле нея... Боюсь конецъ ея проспать. Все молитвы мои я уже вымолила, все слезы выплакала.

Было это въ ночь подъ субботу Вербную. Лежу я на полу... Задремала... Вдругъ словно кто-то толкнулъ меня,.. Вскочила я, смотрю—уже заря занялась; сидитъ моя Лёнка на печи, ножки свесила,   глядитъ прямо на меня.

„Что съ тобой Лёнка? Что ты, голубонька?"—обняла ее—спрашиваю.

А она тихо такъ подняла глаза на меня и говоритъ: „Простите меня, мамо..."

„Что это ты? Въ чемъ тебя простить?"

Ничего она не ответила, только стала тихо склоняться... Положила я ее опять и укрыла... Вижу—закрылись у нея глаза, тише все дышитъ, будто замираетъ... И какъ стали къ обедне звонить, тутъ скоро и преста­вилась она.

Пришли соседки, раздели мы покойницу мою, обмыли ее. Падаютъ руки у меня, сама не знаю, что делаю. Стали мы изъ моего платья ей темное платьице шить. Не могу я шить,—падаетъ игла изъ рукъ, шарафанчикъ на полъ спалзываетъ.

Стали одевать ее. Въ последнiй разъ одела я мое дитятко ненаглядное. Думала я такъ съ подругами когда-

одна.                                        401

нибудь къ венцу наряжать ее, а теперь съ сырой землей венчать ее пришлось.

Сделали дивчата-подружки веночекъ ей изъ красныхъ и зеленыхъ квитковъ ¹), украсили темные волосики. А на беломъ лбу венчикъ я положила.

Пришла старая черничка псалтирь читать. Читаетъ кафизмы, а я слушаю, слушать хочу,—и не понимаю...

Отводятъ, разговариваютъ меня... А я сижу, глазъ не свожу съ нея. Да правда ли, что унесутъ ее отъ меня, захоронятъ  навеки?

Ой, Лёнка, Лёночка, светлая радость моя! Навеки покинула дочка родная меня.

Сделалъ соседъ мне гробъ, собрала я по добрымъ людямъ на погребенiе. Отслужилъ на другой день попъ, положилъ крестъ на столъ, стали къ кресту подходить, а потомъ съ моей покойницей прощаться: въ венчикъ, а потомъ и въ уста целуютъ.

Дивчата плачутъ, а я стою какъ каменная, гляжу и не понимаю. Слышу, говорятъ надо мною: „Пойди простись съ дочерью". Тутъ очнулась я, припала къ ея грудке: „Дитя мое... Серденько, Лёнчикъ мой... Лёнушка... отзовись маме своей...

Не отвечаетъ она мне, лежитъ безгласная, не шелохнется!..

Не помню я, какъ забили крышку и понесли. Сестра двоюродная ужъ за меня коржиковъ напекла и на могилу снесла мне.

Выкопалъ дядя Опанасъ племяннице могилку. Стоитъ открытая глубокая ямка, гляжу я въ нее, гляжу на гробъ, какъ онъ туда уходитъ... Прощай, моя Лёнка! Боже мой, Боже великiй!..

Люди мимо кладбища вербы святить въ церковь несутъ, останавливаются, крестятся. А со степи вешнiя воды

внизъ къ слободе бегутъ... И струятъ ручьи подле самаго

¹) Цветы

402                                            ОДНА.

края кладбищенскаго. А могилка на краешке и стоитъ. И чудится мне, что степь родная наша плачетъ со мною о дитыне моей...

Травка выглянетъ, станутъ дети синенькiя перелесочки носить..., а ея здесь не будетъ.

Можетъ, покойнее, светлее ей тамъ у престола Его, где нетъ воздыханiя и печали. А все же не увидятъ ея глазки милые родной степи, синенькихъ квитковъ, золотого солнышка...

Столпились дети вокругъ могилки. Стала я имъ коржики раздавать, гляжу, какъ они жадненько за нихъ берутся, голодненькiе. Смотрю я на нихъ и плачу.

И она была у меня такая же маленькая, чистая, невинная ангельская душенька... Господи Боже, да будетъ воля святая Твоя, такая ужъ доля моя!

Идетъ день за днемъ. Открыли у насъ столовыя, кормятъ голодныхъ. И я туда хожу.

Только отчего же вы такъ долго не приходили къ намъ, добрые люди? Можетъ, жива бы была моя девочка... Можетъ, много людей не ушло бы отъ насъ безвременной кончиной...

Пошлетъ Господь Богъ урожай, поднимется, Богъ дастъ, трава въ степи высоко; зашумятъ густые, высокiе хлеба подъ ветромъ степнымъ; нальется полный колосъ, до земли гнуться станетъ.

Зарадуются печальныя очи. Вздохнетъ легче народъ.

Только не отдадите вы мне, тяжелые снопы, моей дочушки. Не отдадите вы мне, высокiе скирды, родимое дитя мое, не вернете матерямъ детокъ, а деткамъ матерей.

Хожу я на могилку ея. Сяду, думаю, думаю, гляжу въ степную даль...

Гляжу на слободу, на хату нашу, на церковную голубую крышу.

Тутъ крестила я ее. Тутъ венчалась я съ ея батькомъ, покойнымъ Андрiемъ моимъ.

УТЕШЕНIЕ   ВЪ   СКОРБИ.                                           403

Можетъ, свиделись они тамъ, дочка съ батькомъ обнялись подъ покровомъ Божiимъ.

А я-то одна... одна-одинешенька...

Где ты, где ты, куда жъ ты ушла отъ меня, Лёнка, Лёночка, дочка родная моя.

Утешенiе въ скорби.

Притча.

Одинъ богачъ имелъ единственнаго сына Колю, котораго любилъ больше жизни своей; но Господь взялъ его къ Себе.

Сильно стало жаль отцу своего единственнаго сына: все ему было не мило, его не радовало более все его добро и богатство. Узналъ объ этомъ священникъ и посетилъ его.

—     Зачемъ ты тужишь такъ сильно?—спросилъ свя­щенникъ.

—     Какъ же мне не тужить, отецъ духовный? ответилъ богачъ. Ведь вы же сами видите, что со смертiю сына все мое добро и счастiе земное ушло въ гробъ.

—     Успокойся, другъ! Богъ съ тобой! сказалъ свя­щенникъ. Ужели ты думалъ, что одинъ только сынъ твой безсмертенъ? Ужели ты надеялся, что сынъ твой не умретъ никогда?

—     Чтобы сынъ мой не умеръ, этого я не могъ ожи­дать, но мне хотелось, чтобы онъ прожилъ долгiй векъ, чтобы я могъ утешиться счастiемъ его, и чтобы онъ после меня остался наследникомъ и продолжалъ родъ мой на семъ свете.

—     Представь себе,—сказалъ священникъ,—что сынъ твой пережилъ все возрасты человеческой жизни—детство, отрочество, юность, мужество и старость.  Представь себе

 

404                             УТЕШЕНIЕ   ВЪ   СКОРБИ.

еще, что онъ испыталъ за весь свой векъ и нужду, и горе, и томленiе, и муки сердца, огорченiя и разныя непрiятности, и что онъ въ глубокой старости умираетъ въ невозмутимомъ счастiи. Скажи теперь, въ ту последнюю пору будетъ ли жизнь иметь более цены, чемъ сонъ, мечта и тень преходящая? Богатство, почести, радости и веселье—ужели пошли бы съ нимъ во гробъ?

—    Нетъ,—отвечалъ богачъ.

—    Ну, а если нетъ,—заключилъ священникъ,—если ты хорошо знаешь, что жизнь наша не больше, какъ сонъ, мечта и тень, то зачемъ же ты убиваешься такъ объ утрате жизни, которая въ этомъ мiре, — коротка-ль она бываетъ или продолжительна, счастлива или несчастна,— когда-нибудь непременно должна кончиться?

—    Отецъ мой духовный, какъ же мне не убиваться о потере сына, когда онъ мало такъ пожилъ со мною? Чемъ я утешусь на старости? Зачемъ смерть такъ рано отняла его отъ меня?

Священникъ на минуту задумался. Потомъ лицо его вдругъ прояснилось, и онъ твердымъ, увереннымъ тономъ продолжалъ:

—    Я знаю твоего сына: нельзя было его не любить; все восхищались его чистой детской душой. Теперь ты подумай вотъ о чемъ. Пусть выросъ бы твой Коля, подучился бы въ школе, успелъ бы въ грамоте. Что же потомъ? Ты самъ повезъ бы его въ губернскiй городъ учиться дальше. Пришлось бы тебе разлучиться съ нимъ,—и разве не скучно было бы безъ него?

—    Да, но я все-таки зналъ бы, что онъ живъ, учится, успеваетъ, могъ бы видьться съ нимъ, сноситься заочно, посылать ему средства, кормить, одевать его...

—    Послушай дальше. Пожалуй, что онъ кончилъ бы ученiе и поступилъ на службу. Не радъ ли бы ты былъ, когда-бъ услышалъ, что онъ за свои заслуги сталъ близокъ къ престолу царскому?

—    Какъ же мне— отцу не радоваться успехамъ сына?

УТЕШЕНIЕ   ВЪ   СКОРБИ.                                          405

—  А разве теперь не большее случилось? Iисусъ
Христосъ сказалъ о детяхъ: таковыхъ есть царствiе небесное. Вотъ и Коля твой, оставивъ здешнiй мiръ, пред-
стоитъ у престола Божiя въ селенiяхъ райскихъ, славя
Господа и служа Ему вместе съ силами небесными. Не
убивайся же такъ о томъ, что душа его рано отлетела
на небо. Скажу тебе словами св. Писанiя: сынъ твой
восхищенъ такъ рано къ Богу для того, быть можетъ,
чтобы, когда бы онъ сталъ приходить въ возрастъ, злоба
не изменила разума его... Достигши совершенства въ короткое время, онъ исполнилъ долгiя лета; душа его угодна
была Господу, потому Онъ и взялъ его такъ скоро къ
Себе (Премудр. Сол. IV, 11. 13. 24)... Итакъ, не омрачай
небесной радости сына твоего своимъ отчаянiемъ. Къ чему
скорбеть тебе, если ты знаешь, где онъ, и что тамъ съ
нимъ?

Подумалъ скорбящiй человекъ да и говоритъ:

—     Все это такъ. Спасибо вамъ, отче, за доброе слово. Но скажите; что мне делать съ богатствомъ? Все это я берегъ и копилъ для сына: какая мне теперь отрада въ немъ, когда моего Коли не стало?..

—     Богатство ты и теперь можешь передать сыну твоему. Распорядись только имъ благоразумно. За богатство почитали-бъ сына твоего люди въ этомъ мiре, но и теперь ты можешь доставить ему эту честь. Подавай только во имя его всемъ нуждающимся. Тогда множество бедняковъ съ облегченнымъ сердцемъ помянутъ имя его и отъ всей души вознесутъ благодарную молитву за тебя и за твоего Колю. Долетятъ ихъ молитвенные вздохи къ престолу Божiю, призритъ милостиво съ высоты Своей Господь Вседержитель на твоего сына,—и блаженствомъ будетъ исполняться сердце его, и радоваться онъ будетъ, когда увидитъ, что Отецъ Небесный и для тебя уже повелелъ приготовить жилище въ Своихъ небесныхъ обителяхъ... Настанетъ время, когда ты также оставишь сей мiръ. Добрыя дела твои отверзутъ тебе врата рая. Тогда—

406                         ПОМНИТЕ,   ДЕТИ,   ПЯТУЮ   ЗАПОВЕДЬ.

съ чемъ сравнишь блаженство встречи твоей съ оплаки-ваемымъ тобою сыномъ!..

Замолчалъ священникъ. Онъ виделъ доброе влiянiе словъ своихъ на горестнаго отца. Лицо богача-отца приняло спокойное и покорное выраженiе.

— Да будетъ воля Господня! Буду делать, какъ ты сказалъ, отче! По сердцу мне пришелся советъ твой!

^{Помните, дети, пятую заповедь.}

Чти  отца  твоего и матерь твою,   да благо ти будетъ и долголетенъ   будеши на земли.

Пятая заповедь Божiя.

Дети, повинуйтесь своимъ родителямъ о Господе, ибо сего требуетъ справедливость. Чти отца твоего и матерь твою—это первая заповедь съ обетованiемъ: да благо ти будетъ, и будеши долголетенъ на земли (Ефес. 6, 1—3). Господь возвысилъ отца надъ детьми, и утвердилъ судъ матери надъ сыновьями. Почитающiй отца очистится отъ греховъ, и уважающiй мать свою—какъ прiобретающiй сокровища. Почитающiй отца будетъ иметь радость отъ детей своихъ, и въ день молитвы своей будетъ услышанъ. Уважающiй отца будетъ долгоденствовать, и послушный Господу успокоитъ мать свою. Боящiйся Господа почтитъ отца и, какъ владыкамъ, послужитъ родившимъ его (Сир. 3, 2—7). Всемъ сердцемъ почитай отца твоего, и не забывай родильныхъ болезней матери своей. Помни, что ты рожденъ отъ нихъ; и что можешь ты воздать имъ, какъ они тебе? (7, 29, 30). Деломъ и словомъ почитай отца твоего и мать, чтобы пришло на тебя благословенiе отъ нихъ: ибо благословенiе отца утверждаетъ домы детей, а клятва матери разрушаетъ до основанiя. Не ищи славы въ безчестiи отца твоего, ибо не слава тебе—безчестiе отца. Сынъ!   прiими   отца  твоего   въ  старости  его   и   не

ПОМНИТЕ,   ДЕТИ,   ПЯТУЮ   ЗАПОВЕДЬ.                       407

огорчай его въ жизни его. Хотя бы онъ и оскуделъ разумомъ, имей снисхожденiе, и не пренебрегай имъ при полноте силы твоей. Ибо милосердiе къ отцу не будетъ забыто; несмотря на грехи твои, благосостоянiе твое умножится. Въ день скорби твоей вспомянется о тебе, какъ ледъ отъ теплоты растаютъ грехи твои (3, 8—10, 12—15), Помни объ отце и о матери твоей, когда сидишь среди вельможъ, чтобы тебе не забыться предъ ними, и по привычке не сделать глупости (23, 17—18). Оставляющiй отца—то же, что богохульникъ, и проклятъ отъ Господа раздражающiй мать свою! (3, 16). Глазъ, насмехающiйся надъ отцомъ и пренебрегающiй покорностiю къ матери, выклюютъ вороны дальные, и сожрутъ птенцы орлиные! (Прит. 30, 17). Кто обкрадываетъ отца своего и мать свою, и говоритъ: „это не грехъ", тотъ сообщникъ грабителямъ (38, 24).—Вотъ какъ учитъ слово Божiе о почтенiи къ родителями „Сама совесть наша", говоритъ святитель Тихонъ Задонскiй, „убеждаетъ насъ съ любовiю почитать родителей своихъ. Всякое почтенiе отдавай, христiанине, родившимъ тебя, да благо тебе будетъ. Кого тебе и почитать, какъ не родителей? Родители твои суть великiе благодетели твои: показывай имъ свою достойную благодарность. Поминай болезни и труды ихъ, въ твоемъ воспитанiи подъятые; и буди имъ за то благодаренъ. Знай точно, что ничемъ за благодеянiе ихъ, тебе оказанное, воздать не можешь. Много они тебя одолжили; много и ты имъ долженъ. Являй убо имъ сердечную за то благодарность во всю жизнь твою. Всякое послушанiе имъ показуй; послушанiе же сiе разумей тогда, когда родители приказываютъ тебе согласное слову Божiю или непротивное. Потому и Апостолъ святый повелеваетъ детямъ слушать родителей своихъ о Господе: то есть, слушать въ томъ, что Господу не противно. Если же противное слову Божiю что повелеваютъ, въ томъ крайне не должно слушать. О семъ Христосъ Сынъ Божiй научилъ въ Святомъ Евангелiи: иже любитъ отца или матерь, паче Мене, несть

408                         ПОМНИТЕ,   ДЕТИ,   ПЯТУЮ   ЗАПОВЕДЬ.

Мене достоинъ" (Мф. 10, 37). „Никакого дела вновь, безъ ихъ совета и соизволенiя не начинай, но о всемъ у нихъ совета и соизволенiя спрашивай. Крайне берегись грубымъ словомъ оскорбить ихъ, но со всякою учтивостiю говори имъ и отвечай. Ежели за что наказуютъ тебя, и знаешь подлинно, что ты въ томъ виноватъ, признавай свою виновность со смиренiемъ, и съ кротостiю претерпи наказанiе, ибо наказуютъ тебя, да исправенъ и добръ будеши. Ежели же знаешь свою невинность, и совесть твоя тебя оправдываетъ: то объявляй свою невинность со всякою учтивостiю и смиренiемъ, да познаютъ, что ты чадо ихъ. Во всякой нужде и недостатке не оставляй ихъ, но помогай имъ и послужи имъ, а паче въ старости, какiя немощи въ нихъ увидишь, молчанiемъ прикрывай. Но ежели, что и соблазнительное увидишь, крайне берегись осудить, и иному объявить о томъ. Не подражай въ семъ деле Хаму сыну Ноеву, который, видя наготу отца своего, и изшедъ вонъ поведалъ братiямъ своимъ; но последуй Симу и Iафету братiямъ его, которые покрыли наготу отца своего и не видели ея. Буди убо и ты видяй аки не видяй, когда что увидишь въ своихъ родителяхъ. Ежели проступишься и какъ-нибудь оскорбишь ихъ, не медля, но тотчасъ со смиренiемъ проси прощенiя, да не суду Божiю подпадеши, ибо если у всякаго человека, оскорбленнаго нами, должно намъ просить прощенiя и съ нимъ примириться, по словеси Христову, кольми паче такъ должно намъ поступать съ родителями нашими, которыхъ и любить и почитать паче прочихъ людей должны мы".—И все святые Божiе являли достоподражаемый примеръ послушанiя своимъ родителямъ. Довольно указать на Исаака, который, изъ послушанiя отцу своему Аврааму охотно позволилъ ему связать себя и возложить на жертвенникъ, соглашаясь лучше умереть отъ руки отца, нежели воспротивиться его воли. А какое высокое почтенiе отдавали своимъ родителямъ древнiе люди! Кто былъ Соломонъ? Знаменитый мудрецъ, могучiй царь, но и о немъ читаемъ,

ПОМНИТЕ,   ДЕТИ,   ПЯТУЮ   ЗАПОВЕДЬ.                          409

что когда вошла къ нему мать его, Вирсавiя, просить объ одномъ деле, онъ всталъ предъ нею и поклонился ей, и поставили престолъ для матери царя и она села по правую руку его. Наконецъ, высочайшiй примеръ повиновенiя родителямъ явилъ въ Себе Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ, какъ о томъ сведетельствуетъ святое Евангелiе; изъ повиновенiя къ Своей Пресвятой Матери совершилъ Онъ и первое чудо Свое въ Кане Галилейской, претворивъ воду въ вино. А какой примеръ нежной заботливости о Своей Матери явилъ Онъ въ то время, когда со креста поручилъ Ее попеченiю Своего ученика, возлюбленнаго Iоанна!—Дети! любите и почитайте своихъ родителей! Благословенiе родительское на воде не тонетъ и въ огне не горитъ. Молитва родительская не допуститъ погибнуть человеку—она со дна моря достанетъ! Сколько детей исцелилось, сколько изъ мертвыхъ воскресло, сколько на путь покаянiя обратилось по молитве родительской! Блаженный Августинъ, до своего крещенiя, со всею безпечностью молодости предавался греховнымъ удовольствiямъ. Отецъ его, какъ язычникъ, самъ нисколько не заботился объ исправленiи сердца своего сына: но мать, какъ набожная христiанка, глубоко скорбела о томъ, плакала и молилась, чтобы Самъ Господь, имиже весть судьбами, исторгнулъ любезное ея детище изъ бездны порока. „Плакала, какъ замечаетъ самъ Августинъ, более, нежели другiя матери плачутъ о смерти своихъ детей: ибо видела его духовную смерть". Съ глубокою скорбiю пришла она разъ къ одному епископу и поведавши ему свое горе, просила его помолиться Богу о сыне. „Поди съ миромъ, сказалъ святитель, поступай такъ, какъ теперь поступаешь; невозможно, чтобы дитя столькихъ слезъ и молитвъ погибло". Слова этого пастыря оправдались на деле. Августинъ, чудеснымъ образомъ обращенный въ христiанство, сделался не только радостiю для своей матери, но и утешенiемъ всей церкви, славнымъ учителемъ и твердымъ защитникомъ ея святыхъ истинъ—словомъ и деломъ. Такъ сильна у Бога молитва

410                          ПОМНИТЕ,   ДЕТИ,   ПЯТУЮ   ЗАПОВЕДЬ.

родительская!—А вотъ примеръ и того, какъ строго Богъ наказываетъ непочитающихъ родителей: къ преподобному Парфенiю однажды приведенъ былъ юноша, жестоко мучимый нечистымъ духомъ. Святый старецъ, который своими чудодейственными молитвами исцелялъ больныхъ при первомъ воззренiи на страждущихъ, безъ всякой даже просьбы съ ихъ стороны,—теперь, посмотревши на молодого че­ловека, отвратился отъ него съ негодованiемъ. Родители бесноватаго, припадая къ стопамъ святого, со слезами умоляли сжалиться надъ ихъ сыномъ и освободить ихъ отъ великаго несчастiя; но Парфенiй отвечалъ: „сынъ вашъ недостоинъ исцеленiя; ибо духъ мучитель данъ ему въ наказанiе за то, что онъ васъ злословилъ". Не скоро, и только во уваженiе къ настоятельной слезной просьбе родителей, святый старецъ согласился принести молитву Богу о юноше! и темъ избавилъ его отъ страшнаго мученiя. Справедливо говоритъ святитель Тихонъ, что таковыя дети, или паче выродки рода человеческаго, гнусны. Слово Божiе изрекаетъ на нихъ грозное проклятiе: проклятъ безчестяй отца своего, или матерь свою (Втор. 27, 26); и по закону Моусееву таковые предавались смертной казни (тамъ же). „Итакъ, берегись, христiанине, оскорблять родителей своихъ,—увещеваетъ тотъ же Святитель,—дабы не испытать на себе карающей руки Божiей. После Бога нетъ у насъ большихъ благодетелей, какъ родители ваши. Страшно быть неблагодарнымъ къ нимъ. Притомъ знай: каковъ ты къ своимъ родителямъ будешь, таковы и дети твои къ тебе будутъ, по словеси Христову: въ нюжу меру мерите, возмерится вамъ (Матф. 7, 2).

 

 

 

 

 

 

 

ПОСЛУШАНIЕ РОДИТЕЛ.―ВЫШЕ ПОСТА И МОЛИТВЫ.        411

Послушанiе родителямъ—выше поста и молитвы.

Въ настоящее время слышится много жалобъ на непокорныхъ и на непослушныхъ детей. Жалобы эти вполне справедливы. Действительно въ наше время не считается грехомъ обмануть родителей, сказать имъ какую-либо дерзость и даже деломъ показать свою непокорность имъ. А вотъ послушайте, что говоритъ древнiй мудрецъ: „Господь возвысилъ отца надъ детьми и утвердилъ судъ матери надъ сыновьями. Почитающiй отца будетъ иметь радость отъ детей своихъ, и въ день молитвы своей будетъ услышанъ. Уважающiй отца будетъ долгоденствовать, и послушный Господу успокоитъ мать свою. Боящiйся Господа почтитъ отца и, какъ владыкамъ, послужитъ родившимъ его" (Сир. 3, 2—7). Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будетъ, и да долголетенъ будеши на земли,—вотъ заповедь, данная Богомъ.

Прекрасный примеръ исполненiя этой заповеди пред-ставляетъ Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ. „Прiиде Iисусъ въ Назаретъ и бе повинуйся има“ (т. е. старцу Iосифу и Преблагословенной Своей Матери),—кратко замечается въ евангелiи (Лук. 2, 51). Воплотившiйся Сынъ Божiй повинуется престарелому плотнику Iосифу и юной Матери Марiи. Онъ помогаетъ отцу и матери въ хозяйстве и участвуетъ въ ихъ работахъ. Совершеннейшiй во всемъ, Iисусъ Христосъ высоко ставилъ отца и мать и велъ Себя, какъ самый почтительный Сынъ: не гнушался Онъ ихъ бедною обстановкою, не пренебрегалъ скромнымъ званiемъ  „древодела".

Святые Божiи, шедшiе по стопамъ Владыки своего, также являли примеръ послушанiя родителямъ. Таковъ, напр., преподобный Лука Елладскiй, память коего празднуется 7 февраля.

412              ПОСЛУШАНIЕ РОДИТЕЛ.―ВЫШЕ ПОСТА И МОЛИТВЫ.

Преподобный Лука съ самыхъ раннихъ летъ сталъ проявлять духъ благочестiя: онъ любилъ молчанiе, скромность, честность и особенно воздержанiе въ пище. Будучи послушенъ родителямъ, онъ безпрекословно исполнялъ приказанiе ихъ: пасъ овецъ, обработывалъ землю и несъ другiя обязанности по хозяйству. При этомъ онъ отличался еще сострадательностiю къ беднымъ. Когда онъ, отправляясь на работу, встречалъ нищихъ, то отдавалъ имъ последнiй хлебъ, а самъ оставался голоднымъ. Однажды шелъ онъ въ поле сеять пшеницу, но на дороге попались ему бедные, которые просили помощи,—и онъ отдалъ имъ большую половину семянъ, а самъ посеялъ гораздо меньшую. Но Господь наградилъ его за это: урожай былъ необыкновенный. По смерти отца Лука тайно ушелъ изъ дома матери и въ одномъ изъ монастырей г. Афинъ былъ постриженъ въ монахи. Между темъ мать его сильно скорбела о потери своего единственнаго сына и умоляла Господа возвратить его. Господь услышалъ ея молитву. Въ одну ночь настоятель монастыря, где подвизался преп. Лука, увиделъ следующiй сонъ: предстала предъ нимъ какая-то женщина и съ горькимъ упрекомъ требуетъ отъ него возвратить единственнаго сына ея. На­стоятель сразу догадался, что это—Лука, потому что онъ скрылъ свое происхожденiе. Не хотелось Луке оставлять монастырской жизни, но, по наставленiю игумена, онъ принужденъ былъ оставить монастырь и возвратиться къ матери, потому что онъ послушанiе родителямъ считалъ выше поста и молитвы. Проживши въ доме матери четыре месяца, онъ, съ благословенiя матери, отправился на дальнейшiе иноческiе подвиги. Поселившись у одной приморской горы, св. Лука устроилъ въ ней небольшую келiю, где и сталъ подвизаться. Днемъ св. Лука трудился въ своемъ садике, который находился близъ его келiи, а плоды изъ сада раздавалъ беднымъ людямъ. Ночь же проводилъ въ молитве. Одинъ человекъ изъ любопытства подсмотрелъ въ скважину двери и увиделъ преподобнаго

ПОСЛУШАНIЕ РОДИТЕЛ.―ВЫШЕ ПОСТА И МОЛИТВЫ.        413

стоящимъ на коленяхъ и ударяющимся головою о землю, съ произнесенiемъ при каждомъ ударе молитвы: „Господи помилуй!" Воздержанiе преподобнаго было также замеча­тельно: онъ питался ячменнымъ хлебомъ и пилъ немного воды. Сна онъ почти не зналъ; а когда нужно было ему уснуть, онъ ложился въ приготовленную имъ могилу близъ. келiи. За свою строго подвижническую жизнь Лука получилъ отъ Бога даръ прозорливости и исцеленiя. Скончался онъ въ 946 году.

Жизнь св. Луки поучительна во всехъ отношенiяхъ,. но мы обратимъ вниманiе только на одну черту его—на послушанiе матери. Решился онъ на доброе дело — на угожденiе Богу, но только не спросясь матери. Последняя отыскала его, и преп. Лука не ослушался матери, а вернулся домой.

Таково ли послушаше у нашихъ детей?! Горько говорить даже объ этомъ... Лишь только человекъ пришелъ въ возрастъ и получилъ некоторое образованiе, какъ начинаетъ грубить родителямъ, говоря, что они не образованы. А когда поживутъ въ столицахъ и другихъ городахъ, то еще больше зазнаются: и хата тесна, и кушанье бедно и невкусно. Вздумаетъ отецъ какое слово сказать, сейчасъ начнутся разсужденiя: „Ты ничего не понимаешь, ты — человекъ необразованный, ты ничего не видалъ и т. п." Захотелъ отецъ наказать непокорныхъ детей, — последнiе начнутъ возставать противъ этого, говоря, что это теперь не принято. А если родители, не смотря на ихъ возраженiя, примутъ крутыя меры, то дети оставляютъ родительскiй домъ и ужъ больше въ него не возвращаются... Но бываетъ ли толкъ отъ самовольнаго удаленiя изъ родительскаго дома? Едва ли. Детямъ непочтительнымъ и грубымъ не бываетъ счастiя какъ въ сей жизни, такъ и въ будущей „Проклятъ Господомъ раздра­жаяй матерь свою" (Сир. 3, 16). „Иже злословитъ отца своего или матерь, смертiю, да умретъ; иже бiетъ отца своего, или матерь   свою,   смертiю   да умретъ"  (Исх. 21, 15, 16).

414                      КАКЪ   ДЕВОЧКА   ЛЮБИЛА   СВОЕГО   ОТЦА.

Убойтесь, дети, этого страшнаго гнева Божiя и во всемъ слушайтесь родителей. Будьте для нихъ утешенiемъ въ жизни, опорою въ старости и молитвенниками по смерти ихъ. Наградою за подобное почитанiе родителей будетъ долгоденствiе и благополучiе въ жизни.

^{Какъ девочка  любила  своего}

^отца.

Въ Китае есть древнiй законъ, по которому должно отрубить руки тому, кто уличенъ будетъ въ обмане.

Одного китайскаго мандарина (такъ называютъ китайскихъ вельможъ) обвинили въ обмане.

Богдыханъ—китайскiй императоръ — разгневался на мандарина и велелъ предать его казни—отсечь ему руки.

Все уже было приготовлено къ совершенiю казни, когда вдругъ во дворецъ богдыхана явилась Сiу-Лiенъ, молоденькая дочь опальнаго вельможи, и стала умолять придворныхъ допустить ее къ богдыхану.

Не легко было это сделать, но съ такими горячими слезами она упрашивала придворныхъ, что смягчились они подъ конецъ и решились представить девочку предъ грозныя очи богдыхана.

Когда Сiу-Лiенъ увидала передъ собой богдыхана, сiявшаго золотомъ и алмазами, она пала ницъ передъ нимъ.

—  Великiй государь, — сказала она, — говорятъ, мой
отецъ заслужилъ наказанiе и долженъ лишиться рукъ.
Вотъ возьми эти руки.

И она подняла и простерла къ богдыхану свои маленькiя, нежныя руки.

—  Эти руки,—продолжала она,—принадлежатъ моему
несчастному отцу! Эти руки неспособны еще пропитать
слабую мать, больного брата и малютку сестру. Возьми же

КАКЪ   ДЕВОЧКА   ЛЮБИЛА   СВОЕГО   ОТЦА.                     415

эти руки, вели поступить съ ними по строгости законовъ, чтобы сохранить руки отца, которыя могутъ пропитать семью.

Богдыханъ былъ пораженъ такой детской любовью; но, желая испытать ее, онъ сказалъ девочке, распростертой ницъ передъ нимъ.

— Встань! Да будетъ такъ, какъ ты просишь! Пусть отсекутъ твои невинныя руки взаменъ виновныхъ рукъ твоего отца!

И богдыханъ повелелъ отвести девочку на дворъ казней и привести туда въ свое время ея отца, заключеннаго въ темницу.

На дворе казней Сiу-Лiенъ подвели къ стоявшей посреди двора плахе, покрытой пятнами крови, привязали ея руки къ железнымъ кольцамъ, вделаннымъ въ плаху, и вотъ къ девочке приблизился палачъ съ обнаженнымъ мечомъ.

Сiу-Лiенъ побледнела но слово о пощаде не вырва­лось изъ ея устъ.

И поднялся мечъ надъ обнаженными детскими ручками.

Тогда выступилъ впередъ вельможа посланный бог-дыханомъ. Онъ махнулъ палачу, и палачъ, улыбнувшись, опустилъ мечъ, не задевъ и пальчика девочки, и вложилъ его въ ножны.

Ворота двора казней распахнулись, и передъ девочкой предсталъ ея отецъ, свободный отъ узъ и радостно простирающiй къ дочери свои благодарныя объятiя.

Богдыханъ простилъ мандарина и повелелъ не про­изводить больше казней на томъ дворе, где онъ испытывалъ девочку. Среди этого двора былъ водруженъ каменный столбъ съ мраморной доской, на которой золотыми буквами было написано: „Здесь Сiу-Лiенъ, дочь мандарина Ихунга, готова была отдать свою жизнь для спасенiя жизни отца своего. Блаженны отцы, имеющiе такихъ дочерей! Блаженна земля, на которой произростаетъ такая любовь"!

416                                 ПРИМЕРЪ   СЫНОВНЕЙ   ЛЮБВИ.

Примеръ сыновней любви.

Какъ велика бываетъ любовь детей къ родителямъ, которая въ крайнихъ случаяхъ не останавливается ни передъ чемъ, показываетъ следующiй удивительный случай изъ жизни соседняго съ нами народа.

Одна женщина, оставшаяся после смерти мужа съ тремя сыновьями — подростками почти безъ всякихъ средствъ къ жизни, жила только трудами своихъ сыновей которые, горячо любя свою несчастную, но добрую мать, выбивались, какъ говорится, изъ силъ, стараясь сколько-нибудь улучшить положенiе ея. Но, не смотря на то, что для жизни беднаго семейства нужно было очень немного,— денегъ, зарабатываемыхъ сыновьями, не всегда было достаточно для того, чтобы ежедневно иметь хотя самое скудное пропитанiе. И вотъ любящiя дети решились на такой удивительный поступокъ, чтобы только облегчить участь бедной матери. Въ то время у соседняго помещика пропали ценныя вещи и важныя бумаги. Помещикъ, дорожа этими вещами, объявилъ, что дастъ тому, кто найдетъ вора, большую премiю. Прошло около полугода, а похитителя открыть никакъ не могли. Братья, узнавъ объ этомъ, решились пожертвовать однимъ изъ себя для блага матери и двоихъ другихъ. Добровольную жертву долженъ былъ указать жребiй, который и палъ на самаго младшаго. Два старшiе, связавъ его, отводятъ къ властямъ и, объявивъ, что онъ давно разыскиваемый воръ, просятъ выдать имъ обещанную владетелемъ именiя награду. Мнимый воръ на допросе объявилъ, что онъ действительно тотъ, кого ищутъ, т.-е. похитившiй дорогiя вещи у помещика; его заключили въ тюрьму. Братья его, по прошествiи некотораго времени, пришли къ нему въ заключенiе и со слезами обнимали и целовали его, думая, что ихъ никто не видитъ.   Но  смотритель  заключенныхъ виделъ,

ПРИМЕРЪ   СЫНОВНЕЙ   ЛЮБВИ.                                 417

что те самые, которые привели вора связаннымъ, теперь оказываются самыми нежными друзьями. И вотъ онъ, когда братья, простившись съ заключенными уходили, послалъ одного изъ слугъ, чтобы проследилъ ихъ, не теряя изъ виду, пока не откроется разгадка этого необычайнаго случая. Посланный пошелъ за ними и, когда братья вошли въ домъ, онъ спрятался въ сеняхъ, чтобы слышать, что они будутъ говорить, и действительно услышалъ какъ они разсказывали своей матери, что они для нея сделали, и какъ бедная женщина, услышавъ это, горько плакала и говорила, что она не хочетъ, сохраняя свою жизнь, погубить сына; она просила также своихъ сыновей отнести деньги обратно и признаться во всемъ. Когда посланный, возвратившись, передалъ все слышанное властямъ, а также описалъ убогую обстановку дома, где жила вдова, то судья не будучи въ состоянiи удержаться отъ слезъ, велелъ призвать заключеннаго и еще допрашивалъ его въ мнимой краже, но тотъ, не зная какой оборотъ приняло дело, утверждалъ, что онъ — виновный и т. д. Судья обнялъ его, поцеловалъ и сказалъ: „ты — добрый сынъ; поступокъ твой поражаетъ меня. Вотъ тебе несколько денегъ, чтобы вы не терпели нужды, а что Богъ дастъ дальше,—увидимъ",—и съ этими словами передалъ добродетельному сыну столько денегъ, что все семейство безбедно могло прожить почти месяцъ, а самъ тотчасъ же донесъ объ этомъ императору, который, радуясь, что между его подданными есть такiе самоотверженные люди, пожелалъ видеть все это семейство, обласкалъ его и назначилъ каждому изъ трехъ братьевъ пожизненное пособiе, но меньшему вдвое больше, чемъ старшимъ.

 

 

 

 

 

418                                    ОТЕЦЪ   И   ДЕТИ.

^{Отецъ и дети.}

(Разсказъ).

Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти надъ, тобою, при жизни твоей; и не отдавай другому именiя твоего, чтобы раскаявшись не умолять о немъ (Притч. Iис. сына Сирах. гл. 33, 19, 20).

Боринъ имелъ троихъ детей. Много заботъ и хлопотъ стоило отцу (мать умерла рано) поддержать жизнь и здоровье своихъ детей, дать имъ образованiе, направлять и ободрять ихъ во время ученiя, определить и укрепить ихъ въ первыхъ шагахъ жизни.

И вотъ выросли сыновья, кончили ученье, поступили на службу, поженились. И не могъ нарадоваться отецъ, глядя на счастье своихъ детей. Какiе они все бравые молодцы, какiя добрыя ихъ жены, какъ прекрасны и милы ихъ малютки!

Весело отдыхалъ отецъ въ кругу своего семейства. Ему прiятно было видеть трезвую, осмысленную и бодрую деятельность своихъ сыновей; ему нравилась хлопотливая расторопность ихъ добрыхъ женъ; какъ шумъ бурливаго ручейка, какъ щебетанье веселой попрыгуньи-птички, его забавляли детскiй смехъ и говоръ. Глядя на эту семью, все сознавали, что есть еще счастiе на земле. Такъ же думалъ и самъ счастливый отецъ, и все чаще и чаще онъ по долгу засиживался у того или другого изъ своихъ сыновей. Ему не хотелось уже ехать къ себе домой; его не тянуло въ этотъ большой, роскошный домъ. Тамъ пусто, тамъ скучно. Какъ тяжело ему было оставаться одному! Глубоко вздыхая, онъ то садился въ кресло и пробовалъ что-нибудь читать, то ходилъ по комнате изъ угла въ уголъ. Наконецъ онъ не выдержалъ. Сидя однажды въ кругу своей семьи, держа на коленяхъ своихъ двухъ маленькихъ внуковъ, которые поминутно цеплялись въ его седую бороду, онъ сказалъ своимъ сыновьямъ:

отецъ и дети.                         419

—     „Дети мои! Вы видите сами, какъ я люблю часто и по долгу бывать съ вами, въ вашемъ семейномъ кругу, среди вашихъ милыхъ детей, моихъ дорогихъ внуковъ. Скучно мне одному, и меня невольно тянетъ къ вамъ сюда,—сюда, где такая тихая радость жизни, где резвые голоса детокъ будятъ мое сердце, мою мысль. Я улыбаюсь имъ, я смеюсь съ ними, какъ улыбаются и радуются восходящему дневному светилу. И вы поймете, что мне хочется быть ближе къ вамъ, около вашей радости, жить вашей жизнiю... Мне уже немного осталось жить"...

—     Что вы, что вы; папаша? говорили все.

—     Такъ, какъ, дорогiя детки! Обманывать себя не будемъ. Старикъ уже я, и на закате дней своихъ я хочу быть и умереть среди васъ. Все, что я имею, все свое имущество и капиталъ я разделю поровну между вами, а самъ поживу, сколько мне осталось, у моего старшаго сына. Думаю, что онъ не откажетъ мне въ этомъ последнемъ прiюте.

—     Помилуйте, помилуйте, папаша! Что вы это говорите?

И каждый изъ сыновей началъ просить добраго отца къ себе на жительство; съ особымъ соревнованiемъ ихъ просьбу подхватили и молодыя жены... Но отецъ решилъ поселиться у старшаго сына.

Весело жилось отцу у старшаго сына. Хорошо ему было и у другихъ сыновей, когда случалось бывать у нихъ. Все его любили и почитали. Его встречали и провожали съ глубокимъ уваженiемъ, каждый спешилъ встать, идти къ нему на встречу, помочь раздеться, какъ-нибудь и чемъ-нибудь услужить. Предъ нимъ все разступались, и на семейномъ обеде убеленный сединами старикъ занималъ первое место. Вели тихую беседу, говорили ласковыя речи, давали другъ другу советы и указанiя, какiя кто могъ, и слово отца было для всехъ закономъ. Величавая и торжественная картина семейнаго счастiя!

Наконецъ,   отецъ   объявилъ о разделе   имущества и

420                                    отецъ и дети.

далъ каждому сыну по ровной части. Все благодарили отца и радовались такому разделу имущества. Все были, повидимому, довольны и жизнь пошла обычной своей колеей.

Приближалось лето. Пошли толки о дачахъ, о летнихъ поездкахъ, увеселенiяхъ и пр. Всемъ хотелось, какъ можно, веселее провести летнее время. Желанiя всехъ разыгрывались до большихъ размеровъ... Не разъ слышалъ эти восторженные толки и старикъ-отецъ отъ своихъ сыновей, особенно же отъ ихъ женъ. Не понравилось ему это...

И вотъ однажды, сидя за чаемъ, отецъ сказалъ своему старшему сыну:

—     И зачемъ вамъ такъ сорить деньгами? Нанимать такую дорогую дачу? Воздухъ тамъ плохой, народу много, погулять именно на чистомъ и свежемъ воздухе—негде. А ведь больше всего нужно заботиться о здоровьи. Лучше бы нанять дачу поскромнее, но въ сосновомъ лесу, недалеко отъ реки; оно было бы и спокойнее, и полезнее. Я бы хотелъ, чтобы вы такъ сделали.

—     Да и я такъ думаю, сказалъ сынъ, что же вы поделаете съ нашими женами? Стоятъ на своемъ, да и только.

Сынъ посмотрелъ ласково на свою Соню, но она не удостоила его своимъ вниманiемъ и ничего не сказала. Все время за чаемъ только и беседовали отецъ съ сыномъ.

Что было после между супругами, неизвестно...

Только утромъ старикъ отецъ невольно услышалъ долетавшая до него слова:

—  Скажите, пожалуйста, живетъ сколько времени у
насъ, далъ намъ одинаковую съ другими часть и еще мешается въ наши дела? Странно! Этого еще не доставало...

Умолкъ старикъ и больше отъ него не слыхали ни слова...

И все, какъ будто, стали забывать о своемъ отце. Побывали на даче, пришла осень и все возвратились въ

 

отецъ и дети.                                421

городъ, въ свои дома. Старикъ осунулся, пожелтелъ и все чаще и чаще удалялся въ свою комнату.

Но изредка его все же навещали. Тогда онъ оживалъ, бодрость, какъ будто, къ нему возвращалась, онъ говорилъ; но говорилъ больше все о постороннихъ предметахъ и почти всегда со своими сыновьями. Женамъ было некогда за многими хлопотами, да и не о чемъ было говорить со старикомъ отцомъ.— „О чемъ съ нимъ говорить-то?—спрашивали оне,—интересы у насъ разные".,.

Такъ шло, такъ тянулось время.

Однажды, какъ-то случайно, заехала къ Соне Наташа, жена младшаго брата, мужа Сони. Спрашиваетъ,—нетъ дома ни Сони, ни мужа ея. Въ это время выходитъ къ ней стрикъ-отецъ и проситъ ее посидеть у него, пока вернется Соня.—О чемъ говорить съ нимъ, подумала Наташа? Ведь это скука будетъ страшная! Дай-ка я сама буду безъ умолку болтать все, что придетъ въ голову. Все-таки веселее будетъ! А темъ временемъ и Соня прiедетъ". Все это быстро мелькнуло въ голове Наташи и чуть не быстрее полилась речь скорая, живая... Наташа говорила и говорила, точно боясь, что ее остановятъ.

Старикъ понялъ и, опустивъ голову, слушалъ болтовню молодой женщины.

Мелькомъ, какъ-то Наташа взглянула на столъ и увидела незнакомую ей доселе шкатулочку.

—  А это что у васъ за шкатулочка папаша?

При этомъ Наташа захотела приподнять ее, шкатулочка оказалась довольно тяжела, Наташа съ изумленiемъ посмотрела на отца.

—  Дитя мое, сказалъ старикъ грустно,—ты порхаешь
и веселишься, не чувствуешь еще всей превратности жизни
(Наташа готова была уже зевнуть. Вероятно, что-то не­
интересное и въ шкатулке-то у него, подумала она.
А, впрочемъ. что дальше будетъ. Посмотримъ. И сдержала зевоту).—Въ этой шкатулке, которую ты видишь, я
собралъ все, что могъ, на черный день. Кто знаетъ,   что

422                             отецъ и дети.

будетъ со мною! (Э-э-э, сообразила мигомъ Наташа. Да ведь это, должно быть все деньги? Вотъ прекрасно!... Что же тутъ и разговаривать-то?)—Я старъ... А тяжело молодымъ жить и переносить недомоганье, а подъ часъ и капризы стариковъ. Зачемъ стеснять молодую жизнь? Хотя и тяжело, а придется, видно, мне, на старости летъ, жить одному. А если нетъ, то эти крохи останутся тому, у кого я окончу свои дни...

—  Ахъ, что вы, что вы, папаша,—затараторила Наташа, да вы переезжайте къ намъ.—У насъ и комната
такая есть, какъ разъ для васъ, окна въ садъ, отдельный
ходъ, обои темненькiя, мебель вся мягкая.

Старикъ улыбнулся.

—  Право, право переезжайте. Я мужу скажу. Нетъ,—
несносная эта Соня! До сихъ поръ нетъ. До свиданiя, папаша. Такъ вы у насъ. решено!

И прежде, чемъ старикъ успелъ что-нибудь сказать, Наташа была уже за дверьми.

—     Скорее, скорее, Иванъ, поезжай домой, сказала кучеру Наташа.

—     Ну и барыня! Что это съ ней? подумалъ Иванъ.—Го­ворила утромъ, что по магазинамъ поедемъ, а теперь домой.

Прiезжаетъ Наташа домой и о, радость! у нея давно уже сидитъ, ожидая ее, Соня. Дело въ томъ, что Наташа забыла, что вчера еще просила Соню заехать къ себе и вместе отправиться по магазинамъ.

—  Ахъ, душечка! А я и забыла! Где я была, какъ
ты думаешь? А ну, отгадай! Да нетъ, нетъ. Не старайся.
Молчи, молчи, молчи. Ведь я была у тебя. А что? Не
ожидала? Ну вотъ! Я такъ и знала. Какъ это хорошо! Я
ее жду, а она меня... Ахъ, Боже мой, что, я у тебя видела!.. Вотъ ужъ не скажу! Ни за что не скажу! А, какъ
это тебе покажется, ведь папаша къ намъ хочетъ переехать! Такой добрый, право! Нетъ, нетъ, ты ужъ и не говори! Это, душечка, уже решено! А что, рада? А сказать,
что я у тебя видела?

отецъ и дети.                       423

—     Ну, говори—что ли, сказала Соня.

—     Да что тамъ? Такъ себе, не важное, видишь ли! Я была у тебя и говорила все время съ папашей. Такой, право, добрый. Такъ мне много интереснаго разсказывалъ, все смешилъ и смешилъ. Я чуть было со смеха не умерла. Оттого й примчалась сюда такая веселая! Правда, веселая? Ну?...

Ну, ну, уже побуждала Соня, ты скажи-ка, что ты тамъ у меня видела?

—     Ну, вотъ, смешилъ, смешилъ меня папаша, а потомъ и показываетъ мне... Сказать что ли?...

—     Да говори же ты. Ахъ, Боже мой! Вотъ натура-то!

—     И показываетъ, знаешь, шкатулку. Я, конечно,— что-жъ тутъ такого особеннаго? Шкатулка, какъ и все, Мало-ль я ихъ видала!... Ахъ, душечка, посмотри, посмотри! Вотъ та самая комната, которую мы отдаемъ папаше. И ему она очень, очень понравилась. А тебе нравится? Не правда ли? Отличная... Да, что же ты? никакъ сердишься? Нетъ, ведь я же, право, не виновата, что папаша такъ полюбилъ насъ, что хочетъ и у насъ пожить!

Да будетъ тебе! Остановись! Ты о шкатулке-то скажи.

—     Ахъ, да-да-да! Прости! Вотъ было и забыла. Ну, душечка, онъ возьми да и открой мне эту шкатулочку. Я такъ и ахнула,—у меня въ глазахъ зарябило. Все серебро и бумажки, бумажки, серебро, билеты и акцiи... Ужъ я и не помню, какъ я очнулась, какъ села въ экипажъ и поехала домой, тутъ только я и обрадовалась, увидевъ тебя. Да, впрочемъ, все это не важное; ты не обращай, пожалуйста, на меня вниманiя. Ведь я много вздору говорю,—такъ, что придетъ на умъ, то и говорю. Вотъ мне и весело. Такъ что же хорошо будетъ жить папаше у насъ, какъ ты думаешь?

—     Да, да, да, прекрасно, отлично, протянула Соня. А сама въ то же время думала: ну, милая, меня-то ты не проведешь. Вздоръ, вздоръ, а шкатулочку то я не выпущу. Посмотримъ, чья возьметъ.

424                                     ОТЕЦЪ   И   ДЕТИ.

Наташа наговорила Соне еще что-то, говорила много и долго; наконецъ,  оне разстались.

Прiехавъ домой, Соня пошла штурмомъ на папеньку. Любезностямъ и усердiю не было конца. Хотя было уже поздно, но Соня успела распорядиться, чтобы къ обеду было готово любимое кушанье папаши. Старикъ—отецъ сначала изумился,—а потомъ сталъ догадываться. Соня успела пробраться къ папеньке въ комнату и видела шкатулку... Это было достаточно, чтобы она удвоила свои любезности и вниманiе къ отцу.

Вечеромъ, часамъ къ 8—9-ти, собрались все невестки съ своими мужьями. Прiехала и Вера (жена средняго сына Борина), которой Наташа уже успела сообщить обо всемъ. Все были такъ любезны и внимательны къ папаше, что побывали у него въ комнате.

Все видели шкатулку и трогали ее тихонько, невзначай. Все убедились въ своихъ предположенiяхъ.

Только мужья узнали после, каждый отъ своей жены. Они хотя и отнеслись къ этому критически, съ недоверiемъ; однако-же, лучъ надежды загорелся и въ ихъ сердцахъ.

— Откуда же у него можетъ быть много денегъ? Ведь онъ разделилъ же между нами все имущество? говорили они между собой. А, впрочемъ, кто же его знаетъ. Вероятно, оставилъ и для себя что-нибудь. А, можетъ быть, оставилъ себе такую же часть, какую и намъ далъ. Можетъ быть, можетъ быть,—думали сыновья.

Какъ бы то ни было, но съ этихъ поръ отецъ сталъ предметомъ всеобщаго почитанiя, уваженiя,—предметомъ первыхъ заботъ и первой мысли. Наташа въ особенности способствовала этому темъ, что хлопотала и упрашивала отца переехать къ нимъ на жительство. Вера также усиленно работала въ этомъ духе. А Соня должна была отчаянно отражать все эти нападенiя. Все ясно сознавали, что у кого умретъ отецъ, тому достанется и эта заветная шкатулочка. А такъ какъ  въ  этой  шкатулочке

ОТЕЦЪ   И   ДЕТИ.                                              425

и было все дело, то все споры и пререканiя происходили въ стороне отъ отца. Ему не хотели дать заметить этого. Старикъ только догадывался, что между сыновьями и ихъ женами шли какiе-то споры, совещанiя. Но о чемъ были эти споры, ему, конечно, не говорили.

А споры были действительно горячiе и интересные. Чего только не было! И плакали и смеялись, и обижались, и восторгались, и прiезжали, и уезжали, и мирились, и ссорились. Время было самое оживленное и разнообразное. Наконецъ, все приступили къ Соне и заставили ее дать торжественное обещанiе, что, въ случае смерти отца, она должна поделиться шкатулкой. На этомъ успокоились умы и сердца сыновей и ихъ женъ. Стали ждать...

А время шло, годы летели… Жизнь старика-отца была окружена темъ возможнымъ вниманiемъ и почтенiемъ, какое только могли оказать любящiе дети.

Вернулись прежнiе, веселые и радостные дни. Старикъ ожилъ духомъ и благодарилъ Бога.

Но не далекъ былъ и часъ смерти. Летомъ 1878 года старикъ умеръ на рукахъ своихъ нежно-любимыхъ сыновей. Все облеклись въ трауръ и съ глубокой скорбiю, въ торжественной процессiи проводили отца на вечный покой.

Послъ похоронъ все возвратились въ домъ старшаго сына, где жилъ отецъ, и Наташа первая подняла вопросъ о шкатулочке. Решили, не медля вскрыть ее. Все наклонились надъ  шкатулочкой.

Настала страшная тишина... Нервное содроганiе охватило всехъ... Звякнулъ ключъ въ замке и глазамъ присутствующихъ предстали... медные пятаки!... Сколько не протирали глаза Наташа и Соня, а пятаки такъ и остались пятаками. Сосчитали... всего 26 рублей.

Делать было нечего, и деньги   все   достались  Соне.

„Ахъ ты болтунья, Наташа! думала съ досадой Соня.— И где это она видела тутъ бумажки, и билеты, и акцiи? И  вправду же все вздоръ  молола!"

426                         ЧТИ   ОТЦА   ТВОЕГО   И   МАТЕРЬ   ТВОЮ!

^{Чти  отца  твоего  и  матерь}

^твою!

Чти  отца  твоего и матерь твою,  да благо ти будетъ, и да долголетенъ будеши на земли.

Въ тридцатыхъ годахъ нынешняго столетiя жило въ селе Юрьевскомъ - Поволжскомъ, Тверского уезда, одно крестьянское семейство. Оно состояло изъ вдовы, преклонныхъ летъ старушки, Анны Галактiоновой, изъ сына ея Егора, жены его Степаниды и маленькой дочери Егоровой. Когда еще была молода эта старушка, и живъ былъ ея мужъ, Василiй Исаевъ, они, не имея на первыхъ порахъ своей супружеской жизни своихъ детей, взяли въ прiемыши себе сиротинку Луку; воспитали и возрастили его, и женили на простой и доброй, безответной женщине, Марье Левоновой. Лука вскоре померъ, оставивши после себя троихъ сиротъ; двухъ девочекъ и мальчика. Между темъ Анна Галактiоновна, спустя несколько летъ супружеской, бездетной жизни, и сама родила сына Егора, — но зато вскоре после родовъ схоронила своего мужа.

Две вдовы жили сначала мирно. Марья Левонова была женщина рабочая, трудолюбивая, простосердечная, безмолвная и покорная; дети ея были безответны предъ Анной. Но у Анны вскоре стала проявляться особенная, предпочтительная, неразумная любовь къ своему Егорушке. Прiемышей, бывало, Анна посылаетъ и уголья жечь, и косить, и молотить, и всякую работу работать: а Егорушка где-нибудь около дома съ матерью. Прiемышъ поди и дровъ наруби, и воды принеси, и коровамъ дай корму; девочка и туда и сюда сходи, и то сделай и другое сделай; а Егорушка знать ничего не хочетъ, — Егорушке и лепешечку мать нарочно испечетъ, и молочка нальетъ, и кашки дастъ; а прiемышамъ щи да черствый хлебъ. Прiемыши и молитвъ хорошенько не знали; где и когда имъ учиться! Чуть встали, сейчасъ на ту,   на другую, на

чти отца твоего и матерь твою!    427

третью работу; а Егорушку грамоте выучили; Егорушка читалъ Часовникъ и Псалтирь; Егорушка въ церкви на клиросе пелъ. Егорушка чистехонекъ, белехонекъ, всегда причесанъ, всегда вымыть, всегда прибранъ; а прiемыши— какъ случится. Марья Левонова терпела, плакала, и молилась Богу, и работала съ своими детьми безъ устали.— „Ну что-жъ делать: потерпимъ, ведь она же насъ приголубила", говорила она про первые годы своей жизни въ доме Анны.

Наконецъ, терпенье Марьи истощилось. Видя ежедневныя притесненiя своимъ детямъ отъ Анны, слыша ея брань и ворчанье, она решилась отойти отъ греха со своими детьми въ свою избушку, и жить,—пока мiръ не наделитъ ея детей землею, — хотя Христовымъ именемъ, да своимъ честнымъ трудомъ.

Анна осталась одна съ Егорушкою. Егорушка сталъ подрастать. Понимая, что мать его чрезмерно любитъ и балуетъ, онъ началъ своевольничать и капризничать: „Того хочу; этого подай!" Мать исполняла капризы сынка. Работалъ Егоръ лениво и худо, зато мать старалась работать за троихъ. Егору было это на-руку. Хуже и хуже онъ делался нравственно. Добрые люди, особенно приходскiй священникъ, говорили Анне, чтобы она перестала баловать сына, чтобы она вразумляла и останавливала его, что ведь это и ему будетъ во вредъ, и ей на горе.— Куда!... Мать и слышать ничего не хотела. — „Да онъ у меня такой смирный, такой добрый, — говорила она, — и такой послушный... кажется, и на свете-то нетъ никого лучше его". Добрые люди качали головой и отходили отъ нея. Священникъ и самого Егора вразумлялъ и наставлялъ; но какъ можно вразумить человека, избалованнаго и испорченнаго съ младенчества?

Настало время женить Егора. Мать выбрала ему въ жены изъ недальней деревни Степаниду Петрову, — женщину неглупую и добрую; и надеялась, что сынокъ женится, — переменится.   Но Егора трудно ужъ было пере-

428                            ЧТИ   ОТЦА   ТВОЕГО   И   МАТЕРЬ   ТВОЮ!

менить. Если дерево выросло и окрепло, его скорее можно сломить, а не выпрямить: такъ и тутъ. Мать и сама, наконецъ, увидела непорядки его, да было ужъ поздно. — „Что ты, батюшка? Образумься. Христосъ съ тобою; ты-то нехорошо делаешь, другое — нехорошо. Хоть бы Бога побоялся, да людей постыдился; ведь ты ужъ женатый",— бывало начнетъ она говорить Егору. Егоръ и слышать ничего не хотелъ: делалъ все по-своему. — Мать опять начнетъ говорить: „посмотри, дитятко; вотъ въ добрыхъ-то людяхъ—такъ и такъ идетъ дело; а у тебя что?"—Егоръ не только не слушаетъ матери, но ужъ начинаетъ и перебраниваться съ нею. — „Поди прочь, — надоела"; скажетъ онъ. Мать заплачетъ и отойдетъ. —„Ну, расхныкалась, старая", скажетъ Егоръ, и хлопнетъ дверью.

Горько было матери, но она терпела. Егоръ сталъ браниться съ нею чаще и чаще. Мать начала плакать: стала людямъ говорить о своемъ горе; стала священника просить пособить ея беде.—„Ведь и немного пьетъ", говорила она; „такъ, Богъ его знаетъ, ужъ очень своенравенъ".—Священникъ делалъ внушенiя,—но Егора все это только больше раздражало.

Однажды, — это было въ заговенье предъ Великимъ постомъ,—Егоръ безъ причины сильно бранилъ мать.

—     Полно, Егоръ, образумься, говорила жена, останавливая его.—Что ты делаешь? Ведь она мать тебе!

—     Прочь... не твое дело; и тебя убью! — Егоръ ходилъ, какъ левъ. Жена отстала. Егоръ не зналъ, какъ назвать мать свою; не зналъ, какъ сильнее и больнее уязвить ее:—даже ударилъ ее.

Мать въ слезахъ ушла на печку и тамъ целый день пролежала и проплакала.

Настало время ужинать и заговляться. Въ этотъ вечеръ, по обычаю христiанскому, крестьяне ходятъ прощаться въ селе къ роднымъ своимъ, къ священнику, къ знакомымъ. Егоръ и самъ никуда не ходилъ, и къ нему никто не показывается:   все   боялись   войти къ нимъ въ

чти отца твоего и матерь твою!    429

домъ, потому что слышали шумъ и крикъ. Когда стали садиться за ужинъ, жена говорить Егору; — Полно воевать-то; поди, позови мать заговеться-то, нехристь; да простись съ нею; ныне и съ чужими прощаются!

—  Пускай сь голоду околеваетъ тамъ на печи, отвечалъ Егоръ въ гневе и селъ за столъ.

Горько, горько стало матери; не вытерпело ея сердце.

—  Богъ съ тобою, сынокъ любезный, молвила она
ему сквозь слезы.—По твоей милости я нынче куска хлеба
въ ротъ не брала. Заговляйся одинъ. Дай Богъ, чтобъ
тебе такъ пришлось разговеться, какъ я ныне заговляюсь
горючими слезами. — Она взглянула на образъ и перекрестилась.

Наступилъ Великiй постъ. Материно сердце забыло ссору и простило сына, но у Егора тяжело было на душе. Думалъ-было поговеть онъ постомъ; да какъ-то не надумалъ; „Вотъ на Страстной поговею, Богъ дастъ". Настала и Страстная неделя; а Егоръ не собрался все поговеть. Жена и мать прiобщились Св. Таинъ; а Егоръ все думалъ да думалъ.

Наступила Великая суббота,—Егоръ и въ этотъ день не попалъ какъ-то въ церковь. Часу къ третьему дня жена истопила баню. По обычаю деревенскому, Егорь вместе съ женою и дочерью, — которой было не более шести летъ,—отправились мыться. Когда они ужъ мылись, вдругъ жена слышитъ, что въ передбаннике что-то затрещало; минута еще:—трескъ сильнее и сильнее; она говоритъ мужу: „Егоръ, посмотри-ка!" Егоръ отворяетъ дверь изъ бани, — и видитъ, что передбанникъ весь въ огне. Костра, солома, охлопки—все горело: пламя быстро распространялось. Въ испуге Егоръ нагой бросился вонъ изъ бани черезъ пылавшiй передбанникъ. Это была единственная дорога, потому что окно, по неразумному обычаю, делается въ деревенскихъ баняхъ чрезвычайно маленькое. Одну минуту только бежалъ Егоръ передбанникомъ; но огонь обхватилъ   его   со всехъ   сторонъ.   Впрочемъ,   онъ

430                         ЧТИ   ОТЦА  ТВОЕГО   И   МАТЕРЬ  ТВОЮ!

выбежалъ изъ огня и нагой же бросился съ крикомъ въ село сбить народъ, чтобы затушить пожаръ и спасти жену свою и дочь. Обгоревшая кожа его лопалась и лоскутами висела на немъ. Народъ действительно тотчасъ ¹) увиделъ пожаръ и бросился тушить его. Чрезъ четверть часа огонь былъ залитъ; воды весной было много около бани, снегу тоже—довольно. Передбанникъ, построенный или, правильнее сказать, приставленный кое-какъ къ бане — и состоявшiй изъ несколькихъ стойкомъ поставленныхъ заборинъ, живо былъ растасканъ. На бане крыша только занялась; ее скоро стащили. Отворили дверь въ баню; тамъ ни живы ни мертвы сидели, прижавшись къ углу, жена Егорова съ малолетнею дочерью. Оне были чрезвычайно перепуганы, но ничемъ невредимы. Ихъ спасъ Господь отъ видимой смерти, и при томъ отъ самой ужасной смерти. Когда Егоръ въ испуге бросился въ пламя, чтобы выбежать вонъ изъ бани, жена, не помня какъ и почему, успела затворить за нимъ дверь и осталась на волю Божiю въ бане съ дочерью. Пламя не успело еще пробраться къ нимъ, какъ ужъ залитъ былъ пожаръ.

Между темъ Егоръ, нагой, весь обожженный прибежалъ домой къ матери.—„Матушка, прости меня, окаяннаго",— были первыя слова его: „Господь наказалъ меня за тебя!"

Медицинскихъ пособiй подать было неоткуда, да и поздно. Антоновъ огонь быстро началъ охватывать все обожженныя места тела Егорова. Позвали священника. Егоръ исповедался съ такимъ самоосужденiемъ и сокрушенiемъ, что подобное покаянiе редко можно встретить. Онъ промучился целую ночь и весь следующiй Светлый день; все стоналъ и молилъ мать о прощенiи. Къ вечеру Светлаго дня онъ былъ покойникъ.

Во все это время у Егора капли во рту не было. И не разговелся онъ по-христiански, какъ предсказала оскорбленная мать его.

¹) Многiе были тоже въ своихъ баняхъ, которыя стояли рядомъ съ Егоровой.

чти отца твоего и матерь твою!        431

Смерть его произвела страшное впечатленiе на весь приходъ. Бедная мать, какъ убитая, стояла у гроба. Тело отпевали во вторникъ на Святой. Радостныя слова песно-пенiй церковныхъ: „Христосъ воскресе изъ мертвыхъ, смертiю смерть поправъ и сущимъ во гробехъ животъ даровавъ", какъ будто не касались ея слуха и сердца. Жена Егорова и дочь рыдали у гроба.

Безъ всякой проповеди гробъ этотъ былъ самымъ лучшимъ проповедникомъ для всехъ жителей села и целаго прихода. Господь ясно говорилъ всемъ: „Смотрите какое страшное наказанiе ожидаетъ и родителей за дурное воспитанiе детей своихъ,—и детей за непочтенiе къ родителямъ". Много и другихъ уроковъ можно извлечь изъ этого событiя.

Вскоре после похоронъ жена Егора перебралась жить къ своему отцу и матери; а Анне пришлось кланяться Марье Левоновой и ея детямъ, чтобы они не покинули ея— сироты.

Отчего загорелся передбанникъ, неизвестно; вероятно, заронено было раньше; или при входе въ баню не вынесена ли была головешка и не брошена ли где-нибудь близъ передбанника, какъ это весьма часто бываетъ въ деревняхъ; ветеръ раздулъ эту головешку; а рядомъ солома, хворостъ, костра; это все равно, что порохъ; одна минута—и пожаръ.

Я былъ свидетелемъ этого страшнаго, потрясающаго душу событiя. Оно и до сихъ поръ живетъ въ памяти Юрьевскихъ крестьянъ, какъ грозное слово Самого Господа.

 

 

 

 

 

 

 

 

432     КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМЪ БУДУТЪ МЕРИТЬ.

Какою мерою мирите, такою и вамъ будутъ мерить.

Какою мерою мирите, такою и вамъ будутъ мерить. (Матф. 7, 2).

Михаила Егоровъ жилъ въ семье своей съ женою, Прасковьей, съ маленькою, летъ пяти, дочерью, Дуней, со старухою-матерью, Евфросиньей. Семья была небольшая; жить можно бы было, благодаря Бога, въ довольстве; но и среди довольства было семейное горе.

Евфросинья, какъ мать Михаилы, терпела большое горе отъ своей невестки. Покойный мужъ ея, Егоръ, мужикъ трезвый и работящiй, былъ совершенно неожиданно задавленъ возомъ съ сеномъ. Они убирали тогда сено въ летнiй жаркiй день и спешили свозить его въ сарай, потому что туча заносилась. Мишутка,—таперешнiй Михаила Егоровъ, былъ подросткомъ, такъ летъ семнадцати. Егоръ навилъ возъ и пошелъ съ лошадью. Нужно было переехать небольшой мостикъ; первое бревно на мостике было положено довольно толстое; лошадь не приняла сразу, а возъ былъ навитъ большой. Егоръ нукнулъ лошадь; она опять не приняла. Егоръ разсердился, ударилъ лошадь вожжами, которыя онъ держалъ въ рукахъ; та рванула, и телега съ возомъ соскочила со шкворня, который, по деревенскому дурному обычаю, ни у кого не закрепляется въ подушке у передковъ. Егоръ видитъ, что и возъ-то падаетъ назадъ и лошадь-то рвется впередъ, чувствуя легость безъ возу, и тянетъ его вожжами за собою. Онъ одной рукой ухватился за возъ, другою держалъ вожжи; хотелъ поправить передки, чтобы шкворень хорошенько вошелъ въ свое место, нагнулся къ передкамъ: въ это время возъ хвать его шкворнемъ по пояснице, такъ насквозь и прошелъ. Насилу вытащили изъ него шкворень,— повезли домой на чужой телеге, чуть живого. Едва успели его причастить, какъ Богу онъ душу отдалъ. Евфросинья

КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМЪ БУДУТЪ МЕРИТЬ.   433

осталась съ Михайлой; молодъ былъ онъ и не зрелъ; жидокъ на работе, но не ленивъ. Евфросинья горько плакала о муже, вспоминала его силу и уменье; сама много работала за сына, чтобы только дать ему окрепнуть и позаправиться, Парень, действительно, возмужалъ и повыправился.

Настало время женить Михайлу; Евфросинья выбирала себе невестку добрую, домовитую, хотя бы и бедную. Она сама была еще въ силе и могла помогать въ работахъ, а хозяйство ужъ все могла вести безъ всякой посторонней помощи. Она и выбрала себе невестку, кажется, такую, какую ей хотелось. Но вышло не такъ.

Прасковья, жена Михайлова, казалась съ виду и доброю, и домовитою, и ловкою; она скоро прибрала мужа къ рукамъ и, заручившись его любовью, стала покрикивать по временамъ на свекровь свою.

Евфросинья невыносимо горько было слушать это. Она знала, что Михайла безхарактеренъ и не сменяетъ жены на мать. Сначала она только плакала и молилась по ночамъ Богу, чтобы Господь вразумилъ сына ея и невестку. Но дела не поправлялись, видно, молитва была не совсемъ чиста и тепла. Евфросинья стала говорить наедине сыну, что ей тяжело выносить оскорбленiя отъ невестки. Сынъ молча слушалъ; потомъ тайно передавалъ жене, и та, какъ львица, нападала на свекровь.

—  Да развъ я худа желаю вамъ, глупая? говорила
Евфросинья.—Ведь, ты Бога гневишь: ты меня и себя
стыдишь, да и мужа тоже.

Прасковья и слышать ничего не хотела.

—     Знать тебя не хочу, старую.

—     Господь съ тобою.

Евфросинья сильнее прежняго стала молиться Богу, больше прежняго плакала. Отъ сына она помощи не ждала себе, а сору изъ дома выносить ей не хотелось. „Ну, поди ты, люди будутъ только судить да рядить, да надъ нами,

434       КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМЪ БУДУТЪ МЕРИТЬ.

глупыми, смеяться... Господи, вразуми Ты ихъ! Наставь Ты ихъ на умъ, на разумъ!..."

Отъ слезъ у Евфросиньи стало глаза ломить. Ломитъ да ломитъ; чемъ дальше, темъ больше. А огорченiя не только не прекращались, но все становились тяжелее и тяжелее. Евфросинья решилась сходить къ духовному отцу своему и посоветоваться съ нимъ и о глазахъ-то, да и о томъ,  что онъ скажетъ  насчетъ домашней  неурядицы.

Насчетъ глазъ священникъ сказалъ, чтобы она непре­менно и немедленно сходила въ городъ къ доктору.

—     Охъ, родимый мой,   куда ужъ намъ къ доктору?...

—     Непременно, непременно; а то, пожалуй, ослепнешь.

—     Ну, что Богъ сделаетъ. Буди воля Господня!

А насчетъ неурядицы домашней священникъ обещался поговорить и съ Михайлой, и съ Прасковьей.

—     Ужъ Михайле-то ты не говори, заметила Евфро­синья;—онъ ровно ничего не сделаетъ, а только мне будетъ хуже; передастъ самой,—а та взъестся на меня хуже прежняго.

—     Ну, я Прасковье потолкую.

—     Ей-то потолкуй, пожалуй; да и то ужъ я не надеюсь. Больно она свирепа!

—     А ведь какая казалась смирная и добрая сначала-то!

—     Что делать, обманулась я: видно, Бугу угодно наказать меня за какiе-нибудь тяжкiе мои грехи. Я и такъ все ночью плачу и молю Бога о прощенiи своихъ греховъ.

—     Молись усерднее: Онъ услышитъ твою молитву; да глаза-то свои береги.

Предчувствiе Евфросиньи сбылось. После речей свя­щенника Прасковья вернулась домой злая,   какъ  аспидъ.

—     Что!? Ишь ты, успела наговорить и батюшке! А мне что!? Я знать его не хочу; что онъ мне за судья?

—     Богъ съ тобой, Прасковьюшка; у тебя растетъ своя дочь. Можетъ, Богъ приведетъ и тебе потерпеть отъ нея.

 

КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМЪ БУДУТЪ МЕРИТЬ.   435

—     Отъ нея?! Да я ее разорву на месте. Попробуй только она!

—     Ну, не хвались, мать моя.

Оставалось одно средство у Евфросиньи,—слезы и слезы. Она плакала целыя ночи: она молилась пламенно Царице Небесной, чтобы Она вразумила глупыхъ. Глаза ея болели все сильнее; ей, наконецъ, нельзя было взглянуть на светъ Божiй, нельзя было выйти на работу. Летнее солнце, зимнiй снегъ, а также пыль отъ разныхъ работъ, дымъ и копоть отъ лучины имели крайне вредное влiянiе на ея глаза и резали ихъ нестерпимо.

Невестка стала еще сильнее укорять ее за лень, за то, что она лежитъ и ничего не делаетъ.

—  Да, глупая, я радехонька бы работать-то; да что же
мне делать, когда въ глазахъ боль невыносимая.

Евфросинья запустила какъ-то пару въ глаза; они у ней воспалились, долго болели и, наконецъ, совсемъ лопнули; она ослепла.

Прасковье насталъ полный праздникъ; она не знала, чемъ укорить и оскорбить свекровь свою.

—  Да ужъ полно ты, дурища, — говорилъ иногда
Михайла: —ужъ видишь, — она слепая; ведь и надъ посторонними слепцами грехъ ругаться; а ты что делаешь?

— Ну вотъ, на моей улице праздникъ!

Михаила хлопнетъ дверью и уйдетъ.

А Евфросинья пуще прежняго плачетъ, горячее прежняго молится Господу.

—   Господи, помилуй ихъ! Господи, вразуми ихъ! Господи, не оставь ихъ умереть безъ покаянiя! Ужъ пусть я
одна страдаю; ведь, они—плоть и кровь моя.

Разъ въ праздникъ Рождества Христова, Прасковья съ мужемъ и съ своей дочерью, Дуней, разговлялись дома после обедни. Евфросинья слепая сидела въ углу на лавочке и дожидалась, пока принесутъ ей что-нибудь со стола. А передъ обедомъ невестка ея, чемъ-то разсерженная, такъ и рвала и метала; кричала на мужа, на дочь свою.

436    КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМЪ БУДУТЪ МЕРИТЬ.

—   Полно, мать моя, ныне праздникъ такой; а ты
ходишь, точно львица,—побойся Бога-то.

—   Молчи старая ведьма. Сиди, коли Богъ убилъ.
Нужно   было   подать   щей   Евфросинье   разговеться;

Прасковья сунула ей, какъ собаке, чашку со щами и сама ушла. Евфросинья сослепу пролила щи себе на колени. Прасковья наскочила на нее съ яростiю, сунула ей въ лицо пустую чашку и облаяла, какъ собака.

—     Господи, Боже мой! Ведь я же не вижу где ты поставила.

—     На, ешь!

Она опять ткнула свекровь въ лицо.

Евфросинье кусокъ не шелъ въ ротъ. Она заплакала и слепые свои глаза устремила туда, где стоятъ св. иконы.

Прошло несколько дней после этого. Все забыли о томъ, что случилось.

Въ Крещенье, после обеда, Михаила влезъ на полати и хотелъ заснуть; Евфросинья сослепу копалась что-то на своей лавке; Прасковья убирала посуду и мыла ее после обеда на суднике; Дуняша играла въ куклы.

Михайле что-то не спалось, и онъ, положивъ голову на руки, гляделъ съ палатей, какъ дочь его играетъ въ куклы. Ему показалось что-то непонятнымъ, что такое делала Дуняша съ своими куклами.

—     Мать, гляди-ка, что она делаетъ, — сказалъ онъ жене.

—     Ну, что? известно, куклами играетъ.

—     Да ты посмотри-ка, какъ она играетъ.

А девочка нальетъ въ черепокъ воды, поднесетъ этотъ черепокъ къ одной кукле, ткнетъ имъ въ лицо кукле и сердито что-то ворчитъ. Около нея была целая лужа воды.

—     Что ты, глупая делаешь?—спросила мать. Девочка молча уставила глаза на нее, какъ будто недоумевала, какъ это мать не пойметъ, что она делаетъ.

—     Что ты делаешь?

ОБЯЗАННОСТИ ДЕТЕЙ ПО ОТНОШЕНIЮ КЪ РОДИТЕЛЯМЪ.   437

— А вотъ, когда ты ослепнешь, тогда я буду щи тебе плескать и ругать тебя, какъ ты делаешь съ слепой бабушкой.

Прикусили языкъ и отецъ и мать. Укоръ былъ слишкомъ понятенъ.

Верно, Господь услышалъ молитву Евфросиньи.

Обязанности детей по отношенiю къ родителямъ.

На земле нетъ ближе и дороже для насъ человека, какъ наши родители, родной отецъ и родная мать. Они насъ вспоили и вскормили; они около насъ заботились и хлопотали; они ради нашего воспитанiя переносили тяжелые труды и проводили безсонныя ночи. Разлука съ детьми, малейшая неудача въ ихъ занятiяхъ и делахъ, каждая незначительная болезнь детей безпокоитъ и печалитъ родителей. Ласки и попеченiя родительскiя добрыми детьми отрадно вспоминаются во всю жизнь, до самой глубокой старости.

Эту любовь родительскую дети должны помнить, чувствовать и ценить. Самъ Господь Богъ высоко ста­витъ родителей въ глазахъ детей. „Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будетъ, и да долголетенъ будеши на земли", гласитъ пятая заповедь.

Царь Небесный, достойно и праведно повелевая почитать родителей, тутъ же обещаетъ за это и награду. „Да благо ти будетъ, и да долголетенъ будеши на земли,— вотъ что отъ Господа дается детямъ послушнымъ и почтительнымъ. Счастливая и долголетняя жизнь каждому человеку прiятна и желательна; хочешь отъ Бога полу­чить эту милость, чти отца твоего и матерь твою. Благословенiе родителей, поучаетъ насъ Святое Писанiе, утверж-

438              ОБЯЗАННОСТИ ДЕТЕЙ ПО ОТНОШЕНIЮ КЪ РОДИТЕЛЯМЪ.

даетъ домы чадъ (Сирах. 3 гл., 9 ст.), то есть скрепляетъ и упрочиваетъ ихъ хозяйство и благосостоянiе. За любовь и послушанiе родителямъ Правосудный Богъ прощаетъ детямъ грехи. Кто почитаетъ отца, читаемъ мы въ святой Библiи, тотъ умилостивляетъ Бога за свои грехи (Сир. 3 гл., 3 ст.). Радость и утешенiе въ своихъ детяхъ увидятъ, по словамъ того же святого писанiя, только те люди, которые уважаютъ своего отца   (Сир. 3 гл., 5 ст.).

Насколько велики и лестны награды, которыя Господь посылаетъ детямъ за почитанiе родителей, настолько страшна и ужасна кара Божiя, ожидающая чадъ дерзкихъ и непослушныхъ. Проклялъ Господь Богъ Хама, осмелившагося посмеяться надъ отцемъ своимъ—Ноемъ. „Все равно что богохульникъ тотъ, кто оставляетъ своего отца, и проклятъ Господомъ, кто оскорбляетъ свою мать",— говоритъ премудрый сынъ Сираховъ (Сир. 3 гл., 16 ст.).

Слово Божiе непреложно; оно всегда исполняется точно и ненарушимо. Но то, что сказано относительно детей, какъ почтительныхъ, такъ и дерзкихъ, особенно наглядно и поразительно оправдывается въ ихъ жизни. Господь, праведный ценитель делъ человеческихъ, въ житейскихъ делахъ даетъ чувствовать детямъ, какъ священно и высоко званiе родителей. Посмотрите на родныхъ, знакомыхъ и друзей, которыхъ семейную жизнь знаете, и вы ясно увидите, что дети непокорныя и непослушныя никогда не бываютъ счастливы и благополучны: жизнь ихъ полна скорбей и непрiятностей. И, напротивъ, миромъ, довольствомъ и благоденствiемъ наслаждаются люди, которые всегда съ почтенiемъ и уваженiемъ относились къ своимъ родителямъ. Воочiю являетъ намъ это жизнь и опытъ. Да иначе и быть не должно. Какихъ съ неба, отъ Бога правды, милостей ждать тому, кто огорчаетъ и оскорбляетъ самыхъ близкихъ и самыхъ благодетельныхъ людей на земле,—кто забываетъ роднаго отца и родную мать.

Помимо требованiй здраваго смысла, помимо яснаго повеленiя   Господня,   помимо  наградъ и наказанiй, кото-

ОБЯЗАННОСТИ ДЕТЕЙ ПО ОТНОШЕНIЮ КЪ РОДИТЕЛЯМ.         439

рыми сопровождается почитанiе и непочитанiе родителей, помимо всего этого для души любящей разве не утешенiе, разве не радость делать прiятное для существа любимаго? Дети должны считать за счастiе за особенную милость Божiю, если имеютъ возможность чемъ-нибудь и какъ-нибудь выразить свою признательность родителямъ, коимъ все они обязаны такъ много. Придетъ пора, незабывайте этого и большiя и малыя дети,— придетъ пора (а для некоторыхъ уже и пришла), печальная пора, когда и радъ бы заявить свою горячую любовь къ отцу и матери, да ихъ уже нетъ съ нами на земле,—имъ на семъ свете ничего уже отъ насъ ненадобно.

Чемъ и какъ дети могутъ и должны проявлять свою любовь къ родителямъ?

Прежде всего, послушанiемъ и покорностiю воле родительской. Чада, учитъ св. Ап. Павелъ, послушайте своихъ родителей о господе: сiе бо есть праведно (Ефес. 6 гл., 1 ст.). Конечно, что можетъ быть справедливее, какъ детямъ слушаться отца и мать? Крепче, сильнее родителей детей никто не полюбитъ, и искреннее, больше добра имъ никто не пожелаетъ. Советы, наставленiя, приказанiя, какiя отецъ и мать делаютъ детямъ, все и всегда исходятъ изъ доброжелательства и любви. Даже взысканiя и наказанiя родительскiя, и те проистекаютъ изъ желанiя детямъ добра. Родители хотятъ, чтобы дети ихъ были разумные и честные люди, и всеми силами стараются подавить и ослабить дурныя наклонности, какiя въ нихъ замечаютъ.

Эта нежная любовь родительская обязываетъ детей съ полною готовностiю и признательностiю принимать отъ нихъ и советы и выговоры, какъ бы ни казались они непрiятны для самолюбiя. Неделикатно поступаютъ дети, нехотя и съ видимымъ неудовольствiемъ выслушивающiя упреки родительскiе. Преступно и въ высшей степени безнравственно со стороны детей на советы родителей отвечать грубостiю.  „Мы уже не маленькiе, позволяютъ иногда

440            ОБЯЗАННОСТИ ДЕТЕЙ ПО ОТНОШЕНIЮ КЪ РОДИТЕЛЯМЪ.

невоспитанныя взрослыя дети говорить отцу и матери, что вы насъ учите? Оставьте ваши наставленiя для другихъ". „Да что вы понимаете,—не въ диковину ныне родителямъ услышать отъ вспоенныхъ и вскормленныхъ своихъ детей и такiя речи;—ведь вы люди отжившiе: теперь совсемъ другiе обычаи, другiе нравы, другiе взгляды".— Слезами и кровiю обольется сердце родительское отъ такихъ выходокъ сына или дочери, и эти слезы возопiютъ на небо, къ Богу правды, и низведутъ оттуда на детей грубiяновъ ужъ, конечно, не благословенiе... Допустимъ, что советъ отца или матери, по старости ихъ или другимъ причинамъ, будетъ неудобоисполнимъ, и тогда дети обязаны почтительно выслушать его. Дети могутъ оставаться при своемъ мненiи, но резкими и грубыми ответами огорчать и оскорблять родителей они никогда не имеютъ права, и не должны.

Всегда внимательные и скромные въ обращенiи съ родителями, дети обязаны заботиться объ удобствахъ ихъ жизни. Помня, какъ много хлопотали и трудились для нихъ родители; дети, по чувству любви и признательности, должны делать все, прiятное и полезное къ успокоенiю отца и матери. Самая незначительная услуга, самая простая ласка, оказанная во время, съ охотою, всегда порадуетъ и потешитъ сердце родительское. Не требуется тутъ ни тратъ большихъ, ни богатства; нужна одна детская любовь, любовь искренняя-горячая: она подскажетъ что детямъ нужно делать для родителей, и все указанное ею родителямъ доставитъ отраду и покой.

Особенно больно и тяжело смотреть на бедныхъ и старыхъ родителей, которыхъ молодыя, заслуженныя и разбогатевшiя дети и знать не хотятъ. Встречаются въ жизни даже такiе нравственные уроды, которые, достигнувъ довольно высокаго положенiя въ обществе, скрываютъ свое незнатное происхожденiе, и прячутъ отъ другихъ своихъ неименитыхъ родителей и родственниковъ. Отецъ и мать последнюю   копейку  отдавали   на  обученiе сына;

ОБЯЗАННОСТИ ДЕТЕЙ ПО ОТНОШЕНIЮ КЪ РОДИТЕЛЯМЪ.    441

продавали последнюю лошадь, корову, и вырученныя деньги посылали ему, чтобы на чужой стороне не терпелъ горькой нужды; ради его сами дома переносили во многомъ недостатки.

Но вотъ выросъ желанный кормилецъ, получилъ место, зажилъ въ довольстве и добре, а о родителяхъ и не вспомянетъ: благо ему хорошо. Разве изредка, и то нехотя и съ упрекомъ, уделитъ старикамъ своимъ какiя-либо крохи отъ своего имущества. Родители для такихъ детей бремя— обуза, отъ которой такъ бы хорошо поскорее отделаться... Такимъ и подобнымъ жестокимъ и безчувственнымъ детямъ мы напоминаемъ следующiя грозныя слова св. апостола Павла: „Если кто о своихъ, особенно о домашнихъ не печется, тотъ отрекся отъ веры, и хуже невернаго" (1 посл. къ Тимоф. 5 гл., 8 ст.). Пусть они читаютъ ихъ и вразумляются.

Наконецъ, последняя, но самая высокая и священная обязанность детей по отношенiю къ родителямъ, это— молитва за родителей, какъ при жизни ихъ, такъ особенно по смерти. Живы родители: пошли имъ, Господи, здоровье и благополучiе. Умерли,—прости имъ, Отецъ небесный, всякое прегрешенiе, вольное и невольное. По премудрымъ законамъ Творца, между родителями и детьми существуетъ душевная связь, сердечное влеченiе. Въ молитве это стремленiе души находить удовлетворенiе, успокоенiе. Особенно это чувствуется при молитве о людяхъ умершихъ. Когда искренно, сердечно помолишься о почившихъ своихъ друзьяхъ и сродникахъ, на душе становится такъ утешительно, такъ спокойно и легко: какъ будто повидалъ ихъ милыя, дорогiя лица, какъ будто бы побеседовалъ съ ними. Молитва, доставляя утешенiе—отраду молящемуся, спасительна и для того, за кого она приносится. „Превеликая будетъ польза душамъ, говоритъ одинъ святой отецъ, о которыхъ моленiе возносится въ то время, когда святая предлежитъ и страшная жертва (на Литургiи)", (Толков. поуч. 5, гл. 9).

442                                ЖЕСТОКIЕ   СЫНОВЬЯ.

Сыны и дочери! Чтите—и словомъ, и деломъ и молитвою вашихъ родителей, чтите, благо вамъ будетъ и долголетни будете на земли!

^{Жестокiе сыновья.}

Старая истина, что несколько работниковъ, трудясь совместно, скорее и лучше сделаютъ большую работу, чемъ если бы каждый изъ нихъ трудился особо надъ частью этой работы. Старая истина, что большая крестьянская семья, состоящая изъ несколькихъ работниковъ, живетъ безбедно, а какъ только она разделилась, и каждый самъ сталъ хозяйничать на своемъ выделе, то и сделался беднякомъ.

По сему и установилась поговорка: „въ единенiи сила". „Одинъ старый зажиточный хозяинъ, умирая, призвалъ всехъ своихъ сыновей, которыхъ у него было не малое число, и велелъ каждому изъ нихъ принести по два ивовыхъ прута. По приказанiю отца, каждый сынъ по одному пруту положилъ въ кучу на полъ, а другой прутъ держалъ въ рукахъ. Затемъ отецъ приказалъ каждому сыну сломить прутъ, находящейся въ рукахъ, и каждый легко сломилъ свой прутъ. „А теперь пусть каждый изъ васъ возьметъ пукъ прутьевъ, сложенный на полу, и сло­мить этотъ пукъ"

Какъ каждый изъ сыновей ни старался, а пукъ прутьевъ сломить не могъ.

„Это вамъ мое завещанiе,—сказалъ сыновьямъ отецъ, каждаго изъ васъ отдельно легко сломить и обидеть; но если все вы будете вместе соединенными силами защищать другъ друга и работать, то никто васъ не сломитъ. Любите же другъ друга, дети мои, и не разделяйтесь по моей смерти".

Но не редко бываетъ и такъ, что, достигнувъ преклонного возраста, хозяинъ все свое имущество при жизни

 

ЖЕСТОКIЕ   СЫНОВЬЯ.                                                   443

разделяетъ или продаетъ своимъ сыновьямъ, а ихъ обязываетъ содержать себя до смерти. Въ большинстве случаевъ это бываетъ причиной большого зла и для отца, и для сыновей. Пока отецъ былъ хозяиномъ, дети питали къ нему чувство уваженiя, а перешло хозяйство къ детямъ, они отца и знать не хотятъ. Въ судахъ много производится такихъ делъ по жалобамъ отцовъ и матерей на своихъ детей, отказывающихъ родителямъ въ самомъ необходимом. Изъ-за такихъ отношенiй между отцомъ и детьми недавно въ деревне Конопискахъ, Ченстоховскаго уезда, Петроковской губ. въ 12 верстахъ отъ гор. Ченстохова, совершено поразительное по своей жестокости преступленiе. Въ этой деревне проживалъ зажиточный крестьянинъ, Матвей (Мацей) Бороновскiй. Около двухъ летъ тому назадъ онъ разделилъ между своими сыновьями все свое хозяйство, обязавъ ихъ содержать его до смерти.

Съ этого времени отношенiя сыновей къ отцу совершенно изменились. Изъ почтительныхъ и добрыхъ сыновей они обратились въ грубыхъ, дерзкихъ и злыхъ, стали, положительно, мучить старика, морить его голодомъ. Особенно недоброжелательно относились къ нему невестки. Одинъ изъ сыновей, въ хате котораго проживалъ старикъ, увидевъ, что последнiй тяжко заболелъ, стащилъ его съ кровати и, положивъ на возъ, увезъ въ поле, где и положилъ на голой земле.

Старикъ пролежалъ до вечера, дрожа отъ холода, надъ отцомъ сжалился другой сынъ и привезъ его обратно въ деревню и положилъ у себя въ хате: но не согласилась на это невестка старика; она заставила мужа вытащить больного изъ хаты.

Старикъ опять очутился на морозе. Ища прiюта, онъ попалъ въ сарайчикъ со свиньями, где и скончался. Когда на следующее утро сыновья заглянули туда, то увидели лишь трупъ  отца,  окруженный  свиньями  и  поросятами.

Жестокiя сердца!

^{Братья и сестры.}

Братъ и сестра.

Октября 30 св. церковь напоминаетъ страданiя св. священномученика Зиновiя и сестры его Зиновiи. Св.Зиновiй и сестра его Зиновiя родились въ Каппадокiйскомъ городе Еге отъ благочестивыхъ родителей, которые воспитали ихъ въ законе Господнемъ. Рано они остались сиротами,—но уже благiе уроки укоренились въ нихъ,— они решились раздать свое богатое именiе беднымъ и жить лишь для служенiя Богу. Господь принялъ жертву ихъ и милостиво охранялъ уповающихъ на Него. Зиновiй получилъ отъ Господа даръ чудотворенiй: молитвою и возложенiемъ рукъ онъ исцелялъ больныхъ. Скоро чудеса и добродетели прославили его по всей области, и христiане Егейскiе избрали его въ епископа. Св.Зиновiй ревностно исполнялъ обязанности свои и наставлялъ паству и словомъ и примеромъ святой жизни.

Вспыхнуло страшное Дiоклетiаново гоненiе,—въ городъ Егею былъ присланъ царскiй сановникъ для того, чтобы склонить христiанъ къ отреченiю отъ веры и предавать непокорныхъ казни. Многiе изъ христiанъ прославились мученическою смертiю за Христа. Призвали къ допросу и епископа Зиновiя. „Мне незачемъ съ тобою долго беседовать, сказалъ ему языческiй сановникъ: вотъ тебе жизнь или смерть:—жизнь, если поклонишься богамъ нашимъ, смерть, если не поклонишься,—выбирай". „Жизнь безъ Христа и есть смерть,—отвечалъ епископъ,— смерть же телесная Христа ради есть жизнь вечная. Хочу

БРАТЪ   И   СЕСТРА.                                              445

умереть здесь и жить вечно со Христомъ". „Увидимъ, поможетъ ли тебе Христосъ твой"?—сказалъ сановникъ, и велелъ жестоко бить епископа. — Зиновiя, узнавъ, что братъ ея страдаетъ за Христа, поспешила на судилище, и, ставъ предъ мучителемъ, воскликнула: „я христiанка, я также, какъ и братъ мой, исповедаю Бога и Господа Iисуса Христа. Вели же мучить и меня; хочу умереть одною смертiю съ братомъ". Сановникъ царскiй сталъ увещевать девицу, убеждалъ ее отречься отъ веры, представлялъ ей ужасъ и позоръ всенародной казни. Христiанка осталась непреклонна. Тогда разгневанный язычникъ велелъ и ее, и брата ея положить на железный одръ, подъ которымъ горели уголья. „Что же помогаетъ ли вамъ Христосъ вашъ?—спрашивалъ онъ у мучениковъ, ругаясь надъ верою ихъ".

„Онъ невидимо съ нами,—отвечали они. Онъ освежаетъ насъ росою благодати Своей, и мы не чувствуемъ мученiй". Сняли ихъ съ одра и повергли въ котелъ съ кипящею смолою,—но хранимые Господомъ, они оставались невредимы и воспевали хвалебный псаломъ Богу. Отдали ихъ на смертную казнь.

Мученики шли на смерть съ радостiю. „Благодаримъ Тебя, Господи, воскликнули они, что Ты сподобилъ насъ подвизаться подвигомъ добрымъ, теченiе скончать, веру сохранить. Сделай насъ участниками славы Твоей и причисли насъ къ темъ, которые благопрiятны Тебе, ибо Ты благъ во веки". Голосъ съ неба призвалъ ихъ къ жизни вечной и къ венцамъ нетленнымъ, и они радостно предали души Богу.

Что всего поразительнее здесь—это братская любовь, соединявшая воедино сердца брата Зиновiя и сестры его Зиновiи,—это единомыслiе умовъ и сердецъ ихъ. Что делаетъ братъ, то делаетъ и сестра. Братъ идетъ страдать за Христа, и сестра туда же. Вотъ образецъ, какъ братья и сестры должны себя вести въ отношенiи другъ къ другу. Особенно должны поучиться этому тамъ, где много братьевъ

446                                   БРАТЪ   И   СЕСТРА.

и сестеръ. Но нужно сказать правду, редко они ростутъ въ полной любви и согласiи,—ссоры, другъ на друга жалобы, нежеланiе послужить другъ другу,—вотъ что большею частiю замечается въ большихъ семействахъ. А по приходе въ возрастъ, часто бываетъ разъединенiе, взаимная холодность, нередко полная отчужденность.

Не такъ должно быть по духу ученiя нашего Господа, Если все верующiе, по ученiю апостола, должны быть между собою единодушны и единомысленны; то темъ более братья и сестры. Пусть они различны по возрасту, по характеру, по способностямъ, а, по приходе въ возрастъ, и по роду занятiй, и по средствамъ къ жизни,—что до того? не смотря на внешнее различiе, у нихъ много общаго, связывающаго ихъ союзомъ—единымъ, теснымъ. Общее— это одна у всехъ цель жизни,—одна у всехъ забота о прiобретенiи неба и его радостей—это труды для царства небеснаго. Вотъ на этомъ-то они и должны сосредоточить свое вниманiе, тутъ-то и должны показать свою братскую любовь. Каждый братъ, каждая сестра, другъ о друге должны заботиться: какъ они стремятся къ этой цели, богоугодно ли проводятъ жизнь, съ пользою для семьи? къ утешенiю ли родителей и родныхъ? прославляется ли чрезъ ихъ жизнь имя Божiе? близко ли ко спасенiю! Все должны замечать другъ въ друге добрыя стороны и подражать имъ, а недостатки братски, кротко исправлять. Кто ближе къ брату, какъ не ты сестра или братъ? скажи же ему, если онъ не такъ живетъ, какъ должно христiанину,—напомни ему о долге христiанскомъ, о званiи, ко­торое онъ носитъ,—твое братское слово, сказанное отъ любящаго сердца, не можетъ остаться для него безплоднымъ.

Часто старшiе братья стараются доставить младшимъ, любя ихъ, то или другое удовольствiе,—это, конечно, строго нельзя осуждать. Но вы еще лучше бы сделали, если бы побольше находили времени побеседовать съ ними о Христе, почитать имъ Евангелiе, житiя святыхъ, если бы

БРАТЪ  И   СЕСТРА.                                             447

постепенно развивали въ нихъ любовь къ собеседованiю съ Господомъ, къ храму Божiю. Особенно братъ и сестра старайтесь подавать другъ другу добрый примеръ. Смотрите, какъ на Зиновiю воздействовалъ примеръ брата ея Зиновiя. Братъ идетъ на мученiя и смерть за Христа,— и сестра, подражая ему, тоже. И вы другъ друга возбуждайте и научайтесь на добро примеромъ,—примеромъ учите младшихъ благонравiю, страху Божiю, послушанiю, любви къ молитве, къ церковной службе и благоговейному стоянiю въ храме. Примеръ—великое дело,—онъ сильнее всякихъ словъ. Ахъ, какъ часто дитя всего этого жаждетъ, но ему этой пищи не даютъ и невольно поселяютъ въ немъ склонности другого свойства!

Если какой братъ или сестра имеетъ у себя на воспитанiи младшихъ братьевъ, знайте, что вы ответите предъ Господомъ, если, уча многому, намеренно будете умалчивать предъ ними о единомъ на потребу, намеренно отвлекать отъ мысли о спасенiи и вместо того знакомить ихъ съ одною суетою  мiра,   съ  одними   светскими   развлеченiями.

Непрiятно видеть между взрослыми братьями, живущими въ одномъ семействе; несогласiя, ссоры, доходящiя до разделовъ. Кому можно, отчего бы не жить, и не трудиться вместе другъ для друга? Се, что добро, или что красно, во еже жити братiи вкупе. Но ныне этого согласiя видится все менее и менее. Нетъ любви,—и братъ сильный не хочетъ потрудиться для слабаго, безcемейный не желаетъ, чтобы его трудовая копейка шла на многосемейнаго,—и вотъ отсюда желанiе жить только для себя,— отсюда и разделы. А въ духе ли это Христа? не Онъ ли, напротивъ, училъ любить не только брата, а всякаго ближняго, и даже врага и какъ любить? до положенiя жизни за него. Иногда гордость много причиняетъ здесь зла. Младшему брату тяжело подчиняться старшему, ему нужна власть нужна свобода, и вотъ хотя со вредомъ для себя опять разделенiе. Но любовь, къ свободе  не всегда при-

448                                   БРАТЪ   И   СЕСТРА.

водитъ къ благимъ последствiямъ, вспомните Евангельскую притчу о блудномъ сыне. Гордость и желанiе власти также до добра довести не могутъ. Христосъ ихъ всегда осуждалъ! Однажы мать сыновей Зеведеевыхъ Iакова и Iоанна подошла съ своими сыновьями ко Христу съ просьбою поставить ихъ первыми въ Его царстве. Но Христосъ сказалъ имъ: не знаете чего просите,—и при этомъ преподалъ урокъ другого рода—урокъ смиренiя и взаимнаго служенiя. Кто хочетъ быть большимъ между вами, да будетъ вамъ слугою. Кто хочетъ быть первымъ между вами, да будетъ всемъ рабомъ, и указалъ при этомъ на собственный примеръ. Смотрите на Меня, сказалъ имъ, Я, Сынъ Человеческiй пришелъ не для того, чтобы Мне служили, но чтобы Самому мне другимъ послужить и отдать душу для искупленiя многихъ. Вотъ что должны взять себе въ урокъ братья и сестры, живущiе вместе и врозь. О, если бы Христовъ духъ царилъ въ нашихъ семьяхъ,— тогда не было бы ни раздоровъ, ни ссоръ, ни брани, но была бы самая горячая любовь; потому что все искали бы не своихъ личныхъ выгодъ, а того, что ведетъ ко благу общему семейному.

Любовь священномученика Зиновiя и сестры его Зиновiи основана была на любви ко Христу, за Котораго они пострадали. Да соединяетъ и нынешнихъ братьевъ и сестеръ любовь ко Христу. Постараемся все ее прiобрести. Будетъ любовь ко Христу, будетъ и братская любовь. Тогда жить другъ для друга братьямъ и сестрамъ будетъ и легко, и прiятно и утешительно; потому что тутъ въ лице брата и сестры будетъ все делаться для Христа.

 

 

 

 

 

 

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.                                      449

Преподобная Макрина,  сестра

св. Василiя Великаго и Григо-

рiя Нисскаго.

Преподобная Макрина принадлежитъ къ благочестивому семейству, изъ котораго произошли великiе учители церкви—Василiй Великiй и Григорiй Нисскiй. Воспитанная въ правилахъ христiанскаго благочестiя, она до конца жизни сохранила непорочность сердца, и, прилагая добродетель къ добродетели, восходя отъ совершенства къ совершенству, соделалась наконецъ руководительницею другихъ въ христiанской жизни. Братъ ея св. Григорiй Нисскiй, проникнутый удивленiемъ къ величiю ея Богомудрой души, описалъ ея жизнь, изобразивъ ея добродетели въ назиданiе верующимъ.

Въ крещенiи она названа была Макриною въ честь своей бабки Макрины (матери отца), которая была весьма уважаема въ семействе, потому что во время гоненiй показала великую силу веры и явилась исповедницею имени Христова. Но кроме этого фамильнаго имени у ней было другое, тайное, данное ей по следующему обстоятельству. Въ самый часъ рожденiя мать ея Емилiя заснула; ей привиделось, что она держитъ на рукахъ плодъ, бывшiй еще въ утробе ея и какой-то необыкновенно-величественный человекъ даетъ сему дитяти имя Феклы, славнейшей между мученицами, и повторивъ оное три раза, сталъ невидимъ. Проснувшись сiю самую минуту, она очень легко разрешилась отъ бремени.

Едва исполнилось Макрине одиннадцать летъ, какъ она сговорена была за одного молодого человека изъ хорошей фамилiи, которому отецъ ея сделалъ предпочтенiе передъ другими женихами по уваженiю къ его отличному образованiю и прекраснымъ надеждамъ, какiя обещали его добродетели. Но Промыслу угодно было воззвать его

450                            ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

въ другой мiръ. Оставшись осиротившею невестою св. Макрина отказалась навсегда отъ супружеской жизни и решилась не разлучаться съ своею матерью, которая, по смерти супруга, одна должна была нести заботы о воспитанiи детей и устроенiи домашняго хозяйства.

Изъ братьевъ св. Макрины, старшiй, Василiй занимался науками; второй Навкратiй посвятилъ себя уединенной жизни, утешая всехъ своимъ благочестiемъ, но скоро перешелъ въ небесныя селенiя; Григорiй еще колебался въ выборе рода жизни; меньшой-Петръ, родившiйся сиротою (потому что отецъ его передъ самымъ его рожденiемъ переселился въ другой мiръ), сделался предметомъ особенныхъ попеченiй св. Макрины, между темъ какъ мать занималась воспитанiемъ дочерей.

Когда, наконецъ, заботы о воспитанiи детей кончились, когда дочери были устроены, а занятiя хозяйственными делами разделили между собою сыновья: то Макрина уговорила благочестивую Емилiю избрать образъ жизни более совершенный и соответственный ихъ расположенiямъ.

Въ Понтiйской области на берегу реки Ириса они основали обитель девъ, въ которой Емилiя приняла управленiе. Ничего не можетъ быть удивительнее жизни этихъ рабынь Господнихъ. Имъ неизвестны были ни гневъ, ни ненависть, ни подозренiя, ни тщеславiе. Молитва и пенiе псалмовъ составляли ихъ занятiя и отдохновенiе.

Когда страну эту посетилъ голодъ, благочестивыя подвижницы удвоили свой трудъ, чтобы помогать беднымъ, которые, слыша объ ихъ благотворительности, во множестве стекались къ ихъ обители, такъ что пустыня ихъ въ это время более походила на городъ, нежели на мирную обитель отшельницъ. Вместе съ ними жилъ Петръ, который будучи еще юношею, по добродетели уподоблялся старцамъ. Онъ былъ искусенъ въ рукоделiяхъ и употреблялъ свои труды на помощь беднымъ.

Спустя   несколько   времени,   благочестивая   Емилiя

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.                                         451

скончалась. Въ последнiя минуты своей жизни, она вспомянула всехъ детей и благословила всехъ отсутствующихъ; потомъ положивши одну руку на св. Макрину, а другую на Петра она такъ молилась о нихъ Богу: „Тебе, Господи, приношу начатокъ и десятину отъ плода чрева моего. Начатокъ — эта моя первородная, а десятина — этотъ последнiй сынъ мой. Да будутъ убо сiи въ благопрiятную Тебе жертву и святыня Твоя на нихъ да прiидетъ"! Симъ кончилось и ея благословенiе и ея жизнь. Тяжела была эта кончина для детей благочестивой Емилiи. О силе скорби ихъ можно судить по чувствамъ Василiя, выраженнымъ въ письме къ другу Евсевiю Епископу Самосатскому. „Единственное утешенiе, какое имелъ я въ жизни, была матерь моя, и оно отнято у меня по грехамъ моимъ!.. Не смейся надо мной, что въ такихъ летахъ я жалуюсь на сиротство; напротивъ того, пожалей меня, что не могу терпеливо переносить разлуку съ такою душею, которой равныхъ по достоинству не вижу въ оставшихся ¹)".

Утешенiемъ для Макрины были доблести ея братьевъ: Василiя, который возведенъ былъ въ санъ Архiепископа Кесарiи Каппадокiйской, Григорiя, который возведенъ былъ въ санъ Епископа города Ниссы, и Петра, котораго Василiй рукоположилъ въ пресвитера и сделалъ своимъ помощникомъ. Восемь летъ Василiй управлялъ вверенною ему отъ Бога Капподокiйскою церковiю. Святость жизни его распространили славу о немъ по всему христiанскому мiру. Но слабое здоровье не выдержало безмерныхъ трудовъ, которыя онъ переносилъ въ эти смутныя времена для Православной церкви. Въ 379 году онъ скончался къ великому огорченiю всей церкви и неутешной скорби родныхъ, которые считали его лучшимъ украшенiемъ своего семейства. Св. Григорiй Нисскiй воздалъ ему последнiй долгъ уваженiя и любви, почтивъ своимъ присутствiемъ его погребенiе.

¹) Вас. Вел. пис. 30.

452                               ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

Прошло около года, какъ угасъ сей блистательный светильникъ церкви, когда епископы собрались на соборъ Антiохiйскiй, на которомъ находился и я, пишетъ св. Григорiй Нисскiй въ житiи св. Макрины. „Къ концу года каждый изъ насъ отправился въ свою епархiю. Вдругъ пришло мне на мысль повидаться съ сестрою Макриною, съ которою я не виделся уже восемь летъ. Когда я приближался къ ея жилищу, то спросилъ встретившагося мне на пути служителя, тамъ ли братъ мой (Петръ). Получивъ ответъ, что четыре дня уже, какъ онъ выбылъ оттуда, я подумалъ, что братъ вышелъ мне на встречу другою дорогою. Потомъ спросилъ о здоровье сестры и узналъ, что она больна. Это известiе очень встревожило меня, такъ что я совершилъ остальной путь въ самое короткое время. Когда весть о моемъ прибытiи распро­странилась, то много жителей вышло ко мне на встречу. Приблизившись я увиделъ, что все девы, находившiяся подъ руководствомъ моей сестры, собрались въ церкви, где оне меня ожидали. Совершивъ обычныя молитвы, я преподалъ имъ благословенiе, которое все оне приняли съ большимъ смиренiемъ и потомъ отправились въ молчанiи, куда призывала ихъ должность. Не видя сестры моей, бывшей ихъ настоятельницею, я велелъ проводить себя въ ея келью. Она лежала не на постели или матрасе, но на доскахъ, покрытыхъ власяницею. Когда она увидела меня, то облокотившись на одну руку, а другою опершись о полъ, она приподнялась немного на своемъ ложе (а встать не могла, потому что отъ болезни у нея не было силъ) и воздала мне почтенiе, сколько позволяло ей то ея положенiе. Но я поспешилъ привести ее въ прежнее более спокойное положенiе. Тогда воздевъ къ небу слабыя руки свои, она сказала: „благодарю Тебя, что Ты исполнилъ мое желанiе, внушивъ мысль служителю Твоему посетить рабу Твою". Она такъ боялась опечалить меня, что старалась всеми силами скрыть трудность  своего  дыханiя,   и дабы показаться веселою,   гово-

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.                                     453

рила о вещахъ прiятныхъ, давая и намъ къ тому поводъ своими вопросами. Разговоръ обратился къ великому Василiю, и я былъ столь возмущенъ симъ воспоминанiемъ, что обнаружилъ душевное волненiе слезами. Макрина, напротивъ, будучи весьма далека отъ того, чтобы подражать мне, нашла въ этомъ поводъ предаться чувству глубочайшаго благоговенiя. Возбужденная Духомъ Божiимъ, она говорила съ такимъ красноречiемъ о превратности этой жизни, о сокровенныхъ намеренiяхъ Божiихъ, что я какъ бы восхищенъ былъ отъ мiра,—мне казалось, что я находился на небе. И какъ слышимъ объ Iове, что даже тогда, какъ тело его истлевало отъ ранъ и гноя, духъ его не ослабевалъ подъ гнетомъ болезни и умъ свободно обращался въ размышленiи о высокихъ предметахъ: такъ и я зрелъ то же въ этой великой деве. Ибо хотя огневица изсушила всю ея крепость, и тело ея уже склонялось къ смерти: однако-жъ, она сохранила умъ независимымъ и какъ бы не причастнымъ болезни, упражняя его въ созерцанiи возвышенныхъ предметовъ. И если бы я не опасался, что беседа моя продлится въ безконечность, то я предложилъ бы целую и стройную речь о томъ, какъ она разсуждала о душе человеческой и о пребыванiи ея въ теле и о безсмертiи ея и о томъ, что относится къ будущей жизни. Какъ бы восхищенная силою Духа, она обо всемъ этомъ разсуждала мудро и обстоя­тельно. Речь ея изливалась свободно, подобно какъ струится вода изъ источника и разливается, не находя никакого препятствiя своему теченiю. Наконецъ прекращая разговоръ, она сказала мне: „пора тебе успокоиться, любезный братъ; ты, должно быть, весьма утомился отъ такого дальняго пути. Желая повиноваться той, которую почиталъ гораздо превосходнее себя, я удалился въ садъ, где и селъ подъ древесною тенiю. Но ни тишина, ни красота местоположенiя не могли разсеять унынiя, стеснявшаго мое сердце. Грустное предчувствiе давило мою душу. Теперь я понималъ,  къ  чему  клонится  сонъ,   ви-

454                            ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

данный мною за день пути до обители. Мне снилось, что я  несу  на  рукахъ  мученическiе  останки,   изъ   которыхъ исходилъ блескъ, подобный тому, какой исходитъ отъ зеркала, обращеннаго къ солнцу. Этотъ сонъ повторился въ одну ночь  три   раза,   такъ  что я съ озабоченною  душею сталъ ожидать, какое онъ получитъ знаменованiе. Я сообщилъ мое предчувствiе  окружавшимъ   меня, и когда оно повергло всехъ ихъ въ унынiе, Макрина вдругъ прислала сказать намъ, чтобы мы вооружились мужествомъ, потому что болезнь приняла благопрiятный ходъ. При этомъ известiи мы встали, чтобы самимъ увериться въ томъ, что оно означало. И точно, она не обманывала  насъ,   но говорила правду, хотя мы въ то время не понимали этого. Подобно  бегущему  на ристалище,   который  оканчиваетъ уже   последнюю  стадiю  и  видя венокъ предъ собою, радуется самъ и друзьямъ сообщаетъ  свою  радость, — она настраивала наши   мысли и речи на гласъ победы.   Она уже взирала на почести вышняго званiя, хотя и не прилагала къ себе Апостольскихъ словъ: подвигомъ добрымъ подвизахся, теченiе скончахъ, веру соблюдохъ. Прочее убо соблюдается   мне   венецъ   правды,   его   же   воздастъ   ми Господь въ день онъ, праведный Судiя (2 Тим. 4, 7, 8).

Едва только мы пришли къ ней, какъ она, не желая оставить  насъ  праздными,   начала  разсказывать,   что съ нею было въ детстве, не опуская ничего, что только могла припомнить себе о нашемъ отцъ и матери, прежде и после моего  рожденiя  и  этимъ  повествованiемъ  она   показала намъ, что жизнь нашихъ  родителей   гораздо  более сiяла благодатiю, нежели великимъ богатствомъ. Когда она перестала говорить, я разсказалъ ей въ подробности обо всемъ, претерпеннымъ  мною  въ  изгнанiи   отъ  императора   Валента, когда возникшiя во всехъ церквахъ волненiя подвергнули насъ величайшей борьбе съ еретическимъ ученiемъ. На это она мне сказала: „можешь ли  ты   забыть когда-нибудь то, чемъ долженъ Богу, имея преимущество даже предъ теми, отъ коихъ получилъ жизнь. Если можно

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.                          455

похвалиться и темъ, что относится къ настоящей жизни: то, не говоря о благородстве нашего поколенiя и о добродетеляхъ нашихъ родителей, я скажу, что отецъ вашъ еще въ юности прiобрелъ великую славу своимъ красноречiемъ и познанiями, но слава сiя не выходила изъ границъ Понта, и онъ довольствовался уваженiемъ своего отечества. Между темъ твоя известность, братъ, столько распространилась въ большихъ городахъ и даже между другими народами, что самыя отдаленныя церкви прибегаютъ къ тебе съ просьбою учредить у нихъ порядки и дать имъ постановленiя. Помысли, что эта благодать дарована тебе отъ Бога, и что молитвы давшихъ тебе жизнь возвысили тебя за эту степень, поелику твое приготовленiе къ сему было весьма незначительно".

Эта речь сестры моей такъ была прiятна мне, что я желалъ, чтобъ этотъ день продлился долее обыкновеннаго. Но пенiе девъ возвестило намъ начало вечерней молитвы. Она просила меня пойти въ церковь и сама начала молиться.

Едва показался день, какъ состоянiе, въ которомъ я нашелъ ее, предвещало мне, что этотъ день будетъ по-следнимъ днемъ ея жизни. Эта святая дева, приметивъ, какое тяжелое впечатленiе производятъ на насъ ея страданiя, усиливалась разсеять унылыя наши мысли и, хотя она съ трудомъ переводила дыханiе, однако-жъ изливала, такъ сказать, остатокъ жизни своей въ речахъ, достойныхъ удивленiя. Это поразительное зрелище волновало душу мою противоположными чувствованiями. Съ одной стороны, природа повергала меня въ печаль, ибо я чувствовалъ, что въ последнiй разъ говорю съ нею; съ другой стороны, я пораженъ былъ такимъ изумленiемъ, что почиталъ эту деву существомъ высшимъ, нежели человекъ. Сохранить спокойное расположенiе духа и не страшиться предъ самою смертiю, но разсуждать самымъ возвышеннымъ образомъ объ этой жизни,—все это казалось мне превышающимъ нашу бренную природу.

456                                ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

День уже проходилъ, солнце садилось, но умъ этой великой рабы Божiей соблюдалъ еще всю свою свежесть. Чемъ более она склонялась къ своему концу, темъ пламеннее желала соединиться съ своимъ небеснымъ Женихомъ, устремляя къ Нему все свои помышленiя, и уже не къ намъ обращала речь, но къ Нему единственно. Сложивъ руки, она произносила слова молитвы столь тихимъ голосомъ, что мы едва могли слышать ихъ. „Ты, Господи, вещала она, отъялъ отъ насъ страхъ смерти; Ты соделалъ, что пределъ этой жизни сталъ для насъ началомъ истинной жизни. Ты предаешь тела наши временному сну и опять возбудишь ихъ отъ сна последнею трубою. Ты персть нашу, которую образовалъ Своею десницею, обращаешь въ достоянiе земли: но потомъ опять воззовешь ее отъ земли, преобразуя это смертное въ безсмертное и облекая это безобразное лепотою. Ты освободилъ насъ отъ клятвы и греха, принявши ихъ на Себя за насъ. Ты сокрушилъ главу змiя, который пожиралъ человека. Ты разрушилъ врата ада и, упразднивъ имущаго державу смерти, открылъ намъ путь воскресенiя. Ты на погибель врагу и въ покой жизни нашей далъ знаменiе боящимся Тебя—образъ святаго креста. Вечный Боже, Тебе посвящена я отъ чрева матери, Тебя возлюбила душа моя, Тебе отъ юности принесла я и плоть и душу мою. Посли мне Ангела светла, да приведетъ меня къ месту покоя, где текутъ прохладительные источники, на лоно св. отецъ. Ты, сокрушившiй пламенный мечъ и отверзшiй рай человеку, который распятъ былъ вместе съ Тобою и прибегъ къ Твоему милосердiю, помяни и меня въ царствiи Твоемъ. Ибо и я сраспялась съ Тобою, пригвождая страху Твоему плоть мою и трепеща суда Твоего. Да не отделитъ меня страшная тьма отъ избранныхъ Твоихъ. Да не заградитъ противникъ путь мне и да не явятся предъ очами Твоими грехи мои, если по слабости природы согрешила словомъ деломъ или помышленiемъ. Отпусти ихъ мне Ты, имеяй власть на земли

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.                                     457

отпускати грехи, да обрету покой, и по отрешенiи отъ тела сего явлюсь предъ лицемъ Твоимъ, не имея пятна на лице души моей. Прiими духъ мой въ руце Твои, яко воню благоуханiя предъ Тобою". Потомъ она перекрестила глаза, уста и грудь.

Наступила ночь, принесли светильникъ. Сестра открыла глаза и, казалось, хотела прочитать вечернiя молитвы; но голосъ изменялъ ей и она принуждена была движенiемъ рукъ и устъ выражать то, что было у нея на сердце. Наконецъ, поднявши руку къ лицу, чтобы перекреститься, вздохнула и испустила духъ. Тогда я трепещущею рукою закрылъ ей глаза и уста, исполнивъ долгъ, возложенный на меня почившею. Руки были сложены уже на груди и все тело было въ положенiи, приличномъ усопшей.

Я не могу изъяснить чрезмерной горести, которою я тогда былъ проникнутъ при виде столь печальнаго зрелища, внимая воплямъ и рыданiямъ девъ, находившихся въ ея комнате. До этой самой минуты оне сохраняли молчанiе и, заключая въ душе печаль свою, старались удержать теченiе слезъ: но когда увидели мать свою отшедшую на вечный покой, то дали свободу рыданiямъ скорби и испускали ужасные вопли, раздававшiеся по всему дому. „Угасъ светильникъ очей нашихъ, взывали они, померкъ светъ, руководившiй насъ на пути нашемъ, повержена ограда жизни нашей, образъ непорочности взятъ отъ насъ, разрушенъ союзъ согласiя, сокрушена твердь слабыхъ". Такъ они оплакивали ее, называя и матерью и питательницею; поелику во время голода она призрела многихъ, обреченныхъ на смерть, взявъ ихъ съ распутiй, где они повержены были. Слыша все это, я далъ свобод­ное теченiе слезамъ, не бывъ въ соетоянiи удерживать техъ, кои вокругъ меня проливали ихъ.

Но, призвавъ на помощь разсудокъ, я обратилъ взоры мои на лицо почившей, которое, казалось, укоряло меня за сiи слезы и воздыханiя.  Тогда я сказалъ девамъ:   по-

458                             ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

смотрите на вашу наставницу и вспомните ея правило. Эта небесная душа внушала вамъ проливать слезы не иначе, какъ на молитве; это дозволяется вамъ и теперь при пенiи псалмовъ. Говоря такимъ образомъ, я возвысилъ голосъ, чтобы заглушить ихъ вопли и рыданiя, прося ихъ удалиться въ ближнюю комнату, оставивъ при теле техъ сестеръ, кои служили почившей во время ея жизни.

Между сими последними была одна сестра, по имени Вестiана, знатной фамилiи, во время молодости своей славившаяся богатствомъ и красотою. Обратясь къ ней, я сказалъ: я думаю, что прилично было бы покрыть тело усопшей драгоценными одеждами. „Надобно знать на сей предметъ желанiе святой, отвечала она, ибо мы ничего не должны делать противъ ея воли". Тогда одна изъ девъ, по имени Лампадiя, бывшая съ нами, проливая слезы, сказала; „святая матерь наша не желала ни при жизни, ни по смерти иного убранства, кроме чистоты деянiй, и никогда не заботилась о телесномъ украшенiи. Вотъ все ея именiе, что вы видите,—вотъ ея мантiя, ея покрывало, ветхiя сандалiи. Вотъ все ея богатства. Она собирала себе сокровища на небеси, а на земле ничего не оставила". Думаете ли вы, спросилъ я далее, что ей было бы непрiятно, если бы я употребилъ некоторыя изъ своихъ одеянiй на ея погребенiе? „Нетъ, отвечали оне, мы того не думаемъ, и она сама не отказалась бы отъ этого и ради твоего епископскаго званiя, къ которому она сохраняла великое уваженiе, и изъ уваженiя къ узамъ крови, недозволявшимъ ей различать принадлежащаго тебе и ей, почему она и приказала, чтобы тебе вполне предоставлено было попеченiе о погребенiи ея тела".

Услышавъ это, я приказалъ служителю принести лучшiя изъ моихъ одеянiй, которыя я приготовилъ себе на погребенiе. Между темъ Вестiана, желая убрать голову почившей, подложила подъ нее руку... Потомъ обратившись ко мне и подавая мне железный крестъ и перстень, связанные снуркомъ, которые почившая носила на шее, ска-

ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.__________________ 459

зала: „Вотъ ея жемчужное ожерелье". „Разделимъ эту драго­ценность, сказалъ я, ты возьмешь крестъ, а я—перстень". „Ты сделалъ хорошiй выборъ, отвечала она, въ этомъ перстне подъ наружнымъ знакомъ креста есть малая часть животворящаго Древа".

Продолжая помогать мне въ исполненiи последняго долга предъ почившею, Вестiана сказала: „посмотри на это поразительное свидетельство высокой добродетели сестры твоей. Видишь ли этотъ малый знакъ который она имеетъ на груди?" Сказавъ это, она приблизила светильникъ къ сему знаку, чтобы я могъ лучше разсмотреть его. „Что находишь ты тутъ необыкновеннаго, возразилъ я; я вижу только едва приметный знакъ". „Богу угодно было, отвечала Вестiана, чтобы сей малый знакъ остался на теле ея и служилъ ей до смерти свидетельствомъ той необычайной благодати, коей она удостоилась отъ Бога. На этомъ месте еще при жизни матери вашей, образовалась такая большая опухоль, что врачи находили нужнымъ разрезать ее, чтобы не дать болезни распространиться къ сердцу. Но напрасно убеждала ее мать решиться на эту операцiю; она лучше хотела перенести все страданiя, причиняемыя ей сею болезнiю, нежели показать врачу малейшую часть своего тела. Въ тотъ самый день, когда сделано было ей это предложенiе, она по обыкновенiю своему исполнивъ до вечерни свои обязанности, удалилась въ церковь, дабы провести тамъ ночь въ молитве. Проливъ обильные источники слезъ, она взяла несколько земли, на которую упадали ея слезы и приложила ее къ больному месту. Вышедши изъ церкви, она подошла къ матери и просила ее перекрестить больное место, уверяя, что ничего более не нужно для ея исцеленiя. Добрая мать поспешила исполнить желанiе своей дочери, но делая знаменiе креста на томъ месте, где была опухоль, она не заметила ничего, кроме сего небольшого рубца".

Когда мы покрыли святое тело моими одеждами, то Вестiана сказала:  „я не думаю, чтобы было прилично вы-

460                                      ПРЕПОДОБНАЯ   МАКРИНА.

ставить тело почившей предъ глазами всехъ сестеръ убранное подобно новобрачной. У меня есть мантiя ея матери, которою мы можемъ покрыть ее". Я одобрилъ это предложенiе и упомянутая мантiя тотчасъ была возложена на прахъ сестры моей.

Между темъ весть о ея кончине распространилась съ чрезвычайною скоростью по всемъ окрестностямъ. Жители соседнихъ селенiй собрались въ великомъ множестве, дабы присутствовать при ея погребенiи, такъ что наполнили весь дворъ, довольно обширный, и ближнiя места. Рыданiями своими они прерывали пенiе псалмовъ, продолжавшееся всю ночь. Дабы воспрепятствовать могущему случиться безпорядку въ шествiи, я распорядился такъ, чтобы мущины шли съ отшельниками, а женщины съ инокинями, и въ каждомъ отделенiи избралъ по одному способному управлять пенiемъ, чтобы все другiе могли согласовать съ ними свои голоса, не производя разногласiя.

Такъ какъ время приближалось и стеченiе народа умножалось непрестанно, то епископъ того места, по имени Араксъ, пришедшiй со всемъ своимъ клиромъ, приказалъ, чтобы тело несено было сколько можно тише. Ибо путь предстоялъ довольно далекiй, а движенiе народа, собрав-шагося въ великомъ множестве, могло препятствовать шествiю. Потомъ пригласилъ бывшихъ съ нимъ священ-никовъ почтить своимъ присутствiемъ погребенiе св. тела. Когда все учреждено было по его приказанiю, то я, подошедши съ одной стороны къ погребальному одру, чтобы поднять его на руки, попросилъ Аракса поддержать его съ другой стороны. Два другiе почтеннейшiе мужа изъ клира поддерживали одръ сзади и такимъ образомъ отправились въ шествiе. Великое число дiаконовъ и служителей (церковныхъ) съ зажженными светильниками шли впередъ въ два ряда.

Не легко было намъ постоянно протесняться сквозь окружавшiй   насъ   народъ,   который   желалъ   насладиться

ДВА   БРАТА.                                                   461

симъ священнымъ зрелищемъ. Во все время шествiя были петы псалмы въ три хора. Хотя отъ того места, откуда мы пошли, до церкви святыхъ мучениковъ, где были погребены наши родители, было не более семи или осьми стадiй, но мы, едва двигаясь по причине многолюдства, шли почти весь день.

Пришедши въ церковь и поставивъ тело святой, начали мы совершать молитвословiя и петь псалмы. Окончивъ же оныя, открыли могилу нашихъ родителей, въ которой хотели положить и почившую. Въ эту минуту одна инокиня, смотревшая на лицо ея, воскликнула въ порыве горести: „увы, чрезъ часъ я не увижу ея, никогда не увижу"! Все прочiя повторили этотъ вопль съ такими рыданiями, что вместо псалмовъ, петыхъ въ превосходномъ порядке, услышали мы одни только смешанные крики и обращаясь къ народу, едва могли, и то съ большимъ трудомъ, заставить его умолкнуть.

Прежде, нежели тела родителей моихъ могли подвергнуться взорамъ народа, я приказалъ покрыть ихъ большимъ полотномъ. Потомъ епископъ Араксъ и я подняли тело святой и положили его возлъ моей матери, согласно съ волею усопшей.

Когда все окончилось, я простерся на гробнице и облобызавъ прахъ, удалился, удрученнный скорбiю и утопая въ слезахъ".

Два брата.

Вся семья вместе, такъ и душа на месте (Русск. посл.).

Чужая денежка ребромъ ложится, а своя плашмя, да плотно (Русск. посл.).

Жили у насъ на селе два брата: Гаврила да Василiй. Отецъ у нихъ умеръ недавно и оставилъ имъ хорошiй домъ и про запасъ деньжонокъ. Потужили братья, погоревали, да делать нечего, начали понемногу приниматься

 

462                                       ДВА   БРАТА.

за дело. Прожили годъ—ничего, ладно; другого половина минула—тоже ничего, а после этого точно между ними, какъ говорится, черная кошка пробежала—пошли несогласiя и изъ-за чего бы вы думали?— Изъ-за женъ. Поругались какъ-то около печки они, да мужьямъ другъ на друга пожаловались. Старшiй Гаврила былъ мужикъ поразумнее (въ отца пошелъ), не послушалъ наговоровъ своей жены, а меньшакъ принялъ слова къ сердцу и утромъ же принялся Гавриле выговаривать... „Да брось ты ради Христа все эти наветы, не наше дело въ нихъ впутываться, впору свое дело по хозяйству справлять"! сказалъ старшiй братъ и хотелъ было отойти. Не тутъ то было: сердце у меньшака разгоралось, и онъ началъ вплотную приставать къ Гавриле и все то съ разными укорами: „ты-де и силу всю съ женой въ доме забралъ, а насъ ни во что не считаешь",—и пошелъ причитать, какъ надъ покойникомъ. Ну, известное дело, человекъ—не камень, хоть и терпеливъ былъ большакъ, а напраслины не стерпелъ: ужъ больно онъ боялся самъ и не любилъ въ людяхъ неправды.—„Ты меня, Василiй, не учи, я самъ не мальчикъ, понимаю, какъ надо жить по Божьи... До этихъ поръ мы жили слава Богу, теперь тебе, видать, захотелось худого... Богъ съ тобой, какъ хочешь, поживи одинъ, можетъ, будетъ поскладнее, да вольготнее".—И съ темъ братья поделились. Гаврила остался въ старомъ гнезде, а Василью построили новую избу.

Гаврила жилъ хорошо, на поле выезжалъ почти всегда первымъ, хлебъ у него родился хорошiй, потому что все онъ делалъ во время, при недостаче прихватывалъ наемныхъ рабочихъ. Василiй былъ немного ленивъ, любилъ побольше поспать, и выходило у него всегда хуже. Завидки стали брать его предъ Гаврилой; вотъ онъ и задумалъ скорее разжиться, да, какъ говорится, носъ утереть братцу своей смекалкой. Хозяйство по боку,—принялся нашъ Василiй за торговлю. Поехалъ въ городъ, накупилъ тамъ разныхъ побрякушекъ, выстроилъ около избы лавочку

ДВА   БРАТА.                                           463

и началъ себъ похаживать, руки въ кармашки, да въ бороду посмеиваться. На первыхъ порахъ дело пошло ходко,—въ деревне потреба на многое: кому масла, кому изюму нужно... Денежки посыпались въ карманъ Василiя. Гаврила смотрелъ да только головой качалъ: не вытерпитъ; попутаетъ бесъ, попадетъ подъ ответъ".

И правда, бесъ скоро завладелъ душой Василiя: ужъ очень много соблазновъ было. Придетъ, напримеръ, баба за тесемкой, сама трехъ сосчитать не умеетъ, ну какъ ее не обмануть? И Василiй обсчитывалъ. За этимъ пошло обвешиванiе, обмериванiе и такъ, чемъ больше прибывало у торговца, темъ онъ становился ненасытнее. Однако, крестьяне стали примечать Васильевы грешки и начали больше посылать въ городъ; дело его пошло хуже, а тутъ еще подвернулся другой торговецъ изъ солдатъ, да такой богобоязливый, что присылай хоть малаго ребенка, отпуститъ, какъ большому, да еще накажетъ, чтобы сдачу не потерялъ... Дело Васильево совсемъ встало: а тамъ—должно такъ ужъ греху быть—онъ кого-то очень обманулъ, тотъ пожаловался начальству, и вышелъ после этого приказъ Васильеву закрыть торговлю. Что тутъ делать? Пригорюнился не мало. Отъ земляной работы отвыкъ, а есть хочется, и пошелъ онъ искать места по найму. Скоро посчастливилось ему и тутъ. Поступилъ онъ въ прiемщики хлеба на мельницу, плату положили за грамотство хорошую: целыхъ 200 рублей въ годъ. Можно бы, кажется, жить припеваючи; да человекъ-то онъ былъ слабенекъ на чужбину, да и попривыкъ обманывать; мало показалось 200 рублей и началъ нашъ Василiй кой-где на купеческомъ хлебце прихватывать. Зашевелились у Василiя чужiя денежки, захотелось еще больше... Вотъ ужъ и вправду ненасытная душа была!.. Сговорился онъ съ однимъ торговцемъ изъ другого города, да хватилъ у хозяина сразу сто мешковъ муки. Хозяинъ накрылъ Василiя на этой проделке и отдалъ его съ сообщникомъ подъ судъ. Въ суде не милуютъ такихъ  нечестивцевъ,   кои   за

464                                     ДОБРАЯ   СЕСТРА.

чужимъ добромъ руки протягиваютъ. Василiю тоже досталось на порядкахъ: его приговорили посадить въ острогъ, а после отсидки по приговору общества отправили въ раздольную Сибирь на вольное поселенiе.

Узналъ объ этомъ Гаврила, заплакалъ отъ жалости и поехалъ навестить брата.

— Что, Василiй, я тебе говорилъ—живи по Божьи, лучше будетъ, а ты захотелъ легкой наживы; не удается она, братъ, что-то... Чужая денежка ребромъ ложится, а своя плашмя, да плотно... Богъ тебе судья, не поминай меня лихомъ!,..

Прошло после этого много времени. Гаврила жилъ попрежнему честно и нажилъ порядочно деньженокъ. За хорошее поведенiе да за разсудительность его выбрали въ волость въ старшины, а про Василiя прошелъ на селе слухъ, что онъ где-то сломилъ-таки себе голову. Вотъ теперь и судите—кому лучше жить: тому, кто съ правдой близко знакомъ, или съ кривдой?!

Добрая сестра.

Б ы л ь.

Однажды летомъ я жилъ въ именiи своей тетки. Случилось мне какъ-то поздно вечеромъ возвратиться домой изъ поля. Вхожу въ комнату и вижу, что съ теткой сидитъ какой-то старичокъ-крестьянинъ и пьетъ чай. Старичокъ былъ одетъ чистенько—въ синемъ армяке и подпоясанъ пестрымъ кушакомъ; онъ былъ въ длинныхъ смазныхъ сапогахъ, а на коленяхъ у него лежалъ картузъ. Его густые волосы съ проседью были подстрижены по-деревенски, въ кружокъ, посередине головы разделены проборомъ и приглажены. Этотъ гость меня не удивилъ: къ тетке часто захаживали соседнiе крестьяне то за лекарствомъ, то за книжкой, то по какому-нибудь делу. Мне только странно показалось, что у этого крестьянина нетъ

ДОБРАЯ   СЕСТРА.                                             465

ни усовъ,   ни бороды.   Я еще  ни   разу  не  видалъ  его у тетки.

Старичокъ сиделъ, перекинувъ ногу за ногу, и при входе моемъ провелъ рукой по губамъ, какъ бы утираючи усы. Я поклонился ему и подселъ къ самовару. Старикъ повернулъ ко мне свое худое, желтое, морщинистое лицо и добродушно посмотрелъ на меня своими кроткими, бледно-голубыми глазами.

—    Это племянникъ твой: изъ Питера? — тихо спросилъ онъ у тетки и кивнулъ на меня головой.

—    Да, племянникъ!—ответила ему тетка.

—    Ну, вотъ и доброе дело, доброе дело...— промолвилъ старикъ. — Деревню не забываетъ, тебя проведываетъ... Такъ, такъ!

—    А ты, кажется, Настастью-то еще не видалъ? — спросила меня тетка.

—    Какую, говорю, Настасью?

— А вотъ эту самую — Настасью Прохоровну! — сказала тетка, указывая на старичка.

Удивился я тогда, правду сказать...

—    А ты, небойсь, за мужика ее принялъ?—заметила тетка и усмехнулась.—Многiе, въ первый разъ, ее за мужика признаютъ.

—    Не мужикъ я, голубчикъ... а старая девка... — обратилась ко мне Настасья;—только весь векъ, почитай, мужицкую одежу ношу... Такъ ужъ пришлось!

Я познакомился съ Настасьей, часто видался съ нею и изъ разговоровъ ея и изъ разсказовъ постороннихъ узналъ понемножку всю жизнь этой удивительной старухи, ходившей въ мужицкой одежде...

Родомъ она была изъ деревни Погорелова. После смерти матери въ семье остались съ отцомъ — она, две сестры да маленькiй братишка,—только полгода было ему. Настасья была старше всехъ; въ ту пору ей было 12 летъ. И сделалась она хозяйкой: содержала избу въ чистоте, нянчилась съ маленькими сестрами и съ братишкой,   го-

466                                    ДОБРАЯ   СБСТРА.

товила обедъ, пекла хлебы, обряжала скотину, доила корову, отецъ помогалъ ей только месить хлебы да колоть дрова, — на это ея силы еще не хватало. Зато и она иногда помогала отцу: летомъ ходила на поле съ граблями и серпомъ, а зимой ездила съ нимъ въ лесъ за дровами. Настасья рано также научилась шить: нужда всему научитъ. Настасья обшивала отца и ребятъ...

—  Какiе стежки-то у меня сначала выходили—во-о!
страсть! — говорила она мне, вспоминаючи свое трудное
детство.—Иной разъ палецъ-то до крови наколешь, а ничего не поделаешь... Персты-то у меня въ ту пору были
малы, ни одинъ наперстокъ еще не годился... Вотъ зимой,
бывало, батюшка, вечеромъ, какъ ребятъ-то спать уложу,
а отецъ на печь завалится, за день-то тоже уморится, я
зажгу лучину, сяду поближе къ печке, чтобы теплее было,
да и шишляюсь надъ своей работой...

Иной разъ за полночь сидела девочка надъ своимъ шитьемъ; бывало, всю лучину сухую сожжетъ. Сидитъ, бывало, этакъ, а за окномъ то ветеръ прошумитъ, то волки за деревней завоютъ, то собаки примутся брехать. И спать ей иной разъ захочется: такъ вотъ головушку-то и клонитъ, ровно она вся у нея отяжелеетъ. А подумаетъ Настя о ребятахъ, и весь сонъ стряхнетъ съ себя. Днемъ-то работать ей мало доводилось, некогда... то она — по хозяйству, то съ ребятишками, то куда-нибудь ходить надо. А ночью никто не мешаетъ. Ну, и сидитъ-корпитъ: надо же было ребятишекъ одеть, не голымъ же имъ ползать.

Въ те годы, когда барскiя дети еще игрушками забавляются, все смотрятъ изъ рукъ старшихъ и нетъ у нихъ никакой горькой думушки и печали, — Настя въ ту пору была ужъ заправской хозяйкой, много у нея было заботушки и редко удавалось ей погулять съ подружками.

—  Настя, а Настя! бежи сюда, поиграемъ!—звали ее,
бывало, подружки.

А Насте некогда: то, глядишь, сестренки ссорятся изъ-за какого-нибудь  прутика,   нужно  помирить  ихъ;  то

ДОБРАЯ   СЕСТРА.                                   467

маленькiй братишка въ зыбке ротъ широко разеваетъ, какъ галченокъ, кричитъ во все горло, есть проситъ, а тамъ еще кринки не перемыты, то, гляди, отецъ съ работы воротится—обедать запроситъ. Весь день Настя въ работе—съ утра и до ночи, да и ночи иной разъ прихватываетъ. Только иногда въ праздникъ, ежели денекъ красный выдастся, выведетъ она сестеръ на улицу, посадитъ братишку у избы на заваленку, поиграетъ, песенки попоетъ... Такъ, въ труде, прожила Настя свои детскiе годы.

Отецъ ея однажды вь конце зимы ездилъ за сеномъ въ дальнюю пустошь и простудился,—захирелъ, захирелъ и весной померъ.

Тогда Насте было 18 летъ. Въ эти годы деревенскiя девушки о женихахъ думаютъ, помышляютъ о томъ, какъ бы свить свое собственное гнездышко... Насте было не до жениховъ гнездышко у нея уже было свое, родное, семья тоже была, были у нея и „свои" ребята—сестры и братъ. Гнездышко у нея—старое, ветрами потрепано,— нужно было его уберечь; ребятъ нужно поднять, вырастить; нужно было хозяйство управить. Деревенскiй мiръ оставилъ землю за Настасьей, не хотелъ обижать девку съ малыми ребятами. А Настасья была девка работящая, сама съ землей управлялась и за душу подать платила исправно: дядя — мужикъ изъ соседней деревни — только весной да осенью приходилъ къ ней на помощь и по два дня пахалъ ея полосу; зато Настасья целую неделю, а иной разъ и больше, работала у него на поле въ сенокосъ и въ жнитво.

Теперь ужъ она сама все хозяйство правила — и въ лесъ за дровами ездила, и сено по зимамъ возила, и топоромъ работала. Денегъ у нея было мало, да и те малыя деньги Настасья берегла для сестеръ. Думала: „ Вотъ ужъ вырастутъ, — можетъ, замужъ захотятъ, ведь не такъ же имъ свой векъ вековать, какъ я живу... Пускай порадуются!"

 

468                                      ДОБРАЯ   СЕСТРА.

У Настасьи одежа совсемъ износилась: нетъ ни шубейки, ни сарафана, — все изорвалось, все въ заплатахъ, да и заплаты, наконецъ, разлезлись. А после отца всякой одежи осталось: полушубокъ почти новый, армякъ, сукмонина, сапоги кожаные, две пары сапогъ валеныхъ, да две шапки—одна баранья, другая — съ козырькомъ, кожаная, остались рубахи и портки. Подумала-подумала Настасья да и говоритъ сама себе:

—  Чемъ деньги-то тратить, стану-ка я лучше ходить въ
тятькиной одеждъ: также ведь лежитъ она безъ всякаго
проку; а продавать не стоитъ, дешево дадутъ за старое...

Сначала Настасья надела полушубокъ и тятькины сапоги, — не совсемъ они были впору, да ничего — обойдется! Потомъ, погодя мало, сняла съ себя она и остальную женскую одежу и надела мужскую рубаху и штаны, остригла волосы въ кружокъ, какъ делаютъ степенные мужики и стала носить мужскую шапку. На первыхъ порахъ въ деревне дивились, глядючи на нее, и ребятишки смеялись надъ нею,—но потомъ привыкли и оставили ее въ покое: девка-то она была ужъ очень хорошая, добрая, ко всемъ ласковая — къ старому и малому... А Настасья такъ привыкла къ мужской одежде, что ужъ не оставляла ея больше никогда. Когда вся отцовская одежа износилась она сшила себе новую, а къ женскимъ нарядамъ уже не воротилась.

—  Такъ-то и мне лучше, вольнее!—говорила она.
При жизни   отца   Настасье  было работы не мало, а

теперь стало еще труднее, но никому она не жаловалась на свое горькое житье-бытье и всегда съ довольнымъ спокойнымъ лицомъ показывалась она людямъ.

—     Какъ ты, Настасьюшка, одна управляешься?—говорили ей иногда.

—     А что-жъ мне больше и делать-то!—весело отзывалась она.

—     Да безъ хозяина-то, говоримъ, ведь тебе худо! — приставали бабы.

ДОБРАЯ   СЕСТРА.                                                      469

— Чемъ худо?... Сама себе хозяйка—то ли дело!

Такъ и пошли года,—и прошли года...

Сестеръ Настасья замужъ выдала, брата женила, передала ему избу, землю и все хозяйство въ такомъ порядке, въ какомъ дай Богъ соблюсти любому мужику.

Состарилась Настасья, но старость ея была хорошая, здоровая, никому не въ горе и не въ тягость. По летамъ она жила то у той, то у другой сестры, то у брата, помогала имъ управляться съ полевыми работами, нянчилась съ ребятами, а въ дождь да въ досужее время ходила за грибами, за ягодами. Все соседнiе леса и перелески она знала, какъ свои пять пальцевъ; знала места, где какiе грибы растутъ, где какiя ягоды найти и въ какую пору. Грибы и иныя ягоды — черную смородину, малину, чернику — она сушила и отдавала старикамъ и старушкамъ — одиночкамъ: те по дряхлости ужъ сами не могли ходить въ лесъ.

По зимамъ Настасья занималась портняжествомъ; поживетъ неделю две въ одной крестьянской семье, сработаетъ что надо, обошьетъ хозяевъ, — переходитъ въ другую избу, куда позовутъ, потомъ — въ третью и далее; такъ она всю зимушку и бродитъ изъ деревни въ деревню, и много народу, бывало, она обошьетъ, много починитъ всякаго старья и мужикамъ, и бабамъ, и малымъ ребятамъ. Во всей волости да и дальше знали нашу Настасью-портняжку. Въ иной семье къ ней такъ привыкали, что уговаривали ее остаться на всю зиму.

—     Полно тебе, старуха бродить!—говорили ей добрые люди.—Замерзнешь ты когда-нибудь на дороге или занесетъ тебя метелица... Право! Сидела бы у насъ — въ тепле... Хлебъ-соль у насъ есть, небойсь—не объешь, и места въ избе не убудетъ, хватитъ на всехъ... И работа, гляди, найдется какая ни на есть... А ежели какой день и безъ работы посидишь — не беда. На печке полежи, порасправь свои старыя косточки... Не грехъ, бабушка!

—     Грехъ, голубчики, безъ работы  сидеть... большой

470                                    ДОБРАЯ   СЕСТРА.

грехъ, миленьше мои!—отвечала Настасья.—Ни день, ни полдня не надо безъ дела сидеть да на печке валяться! Покуда здоровъ, никакъ нельзя безъ работы... Какъ помрешь, такъ въ те поры успеешь належаться...

—     Поживи хоть немного-то; отдохни! — уговаривали ее хозяева.

—     Отдохнула, голубчики, отдохнула... Спасибо! Дай вамъ Богъ здоровья... — говорила Настасья. — А нельзя мне у васъ оставаться дольше: въ другомъ месте меня дожидаются,—и тамъ ведь работа есть!

И въ самомъ деле она везде была желанной гостьей.

—   Ну, спасибо этому дому, пойду къ другому!—говаривала она при прощанье и направлялась дальше.

За работу ее кормили, поили да и деньжонокъ малость давали. Нраву она была смирнаго, кроткаго, всемъ она была довольна, всякую похлебку хвалила, за всякую плату говорила хозяевамъ „спасибо". Правду сказать, Настасья работала не такъ чисто и гладко, какъ работаетъ городской портняжка, — такъ ведь зато какую и плату она получала. Дай-ка этакую-то плату настоящему городскому портному, онъ на тебя такъ зафыркаетъ, такъ окрысится, что ты и самъ не радъ будешь... Въ деревне красиваго шитья не нужно: нужно, чтобы было крепко, прочно. А Настасья умела шить крепко... Давальцы не могли нахва­литься своей Настасьей-портняжкой; а Настасья всегда была много довольна своими давальцами. Девкамъ приданое да нарядныя платья бабамъ, какiя побогаче, шили дорогiя портнихи, городскiя, — ну, туда имъ и дорога! Настасья наша шила попросту, безъ выкрутасъ, но прочно, крепко—и одевала, почитай, весь нашъ деревенскiй мiръ.

Настасья денегъ не копила и носила въ кошельке все свое имущество — кое-какую одежу да портняжiй „штрументъ". Иной разъ собирала она за зиму рублей 10—12 и все эти деньги раздавала помаленьку то тому, то другому деревенскому бедняку. Родные, бывало, прослышатъ какъ-нибудь стороной про такую раздачу и выговариваютъ ей:

ДОБРАЯ   СЕСТРА.                                                471

—    Ты почто же чужимъ-то раздаешь? Лучше бы намъ!

—    А вамъ-то для чего? Вы, миленькiе, и такъ живете хорошо, — сыты, одеты... А у техъ— хлебушка нетъ!— отвечала имъ Настасья.

Иногда люди жалостливые говорили ей:

—  Какъ это ты, Настасьюшка, про завтрашнiй день
копеечку не бережешь? Да разве такъ можно жить?

  — Можно, — говоритъ, — отчего-жъ?   Ведь  видите,— говоритъ,—живу да и хлебъ жую, и на все у меня хватаетъ.

—    Какъ же такъ? Другимъ отдаешь, а у самой про завтрашнiй день—ни гроша...

—    Завтра день будетъ, самъ добудетъ, — нечего о немъ заботиться!

Иной разъ ей скажутъ:

—    Ты бы,. Настасья, въ баню сходила, — ужъ давно, чай, не парилась!

—    Это, — говоритъ, — ничего! Для чего, голубчики, тело-то больно баловать: все одно въ земле-то ему гнить...

—    Уродится же такой человекъ на свете!—говорили про нее въ деревняхъ.

А хорошiй она была человекъ, и все ее любили, и она любила всехъ. Особенно же она любила всехъ несчастныхъ—сиротъ, уродовъ, дурачковъ, дряхлыхъ покинутыхъ стариковъ и малыхъ ребятъ безпризорныхъ.

—  Умнаго, хорошаго да пригожаго полюбить не
мудрено... Это не диво! — сказывала Настасья.—А ты
полюби да приголубь того, отъ кого другiе люди отворачиваются, идутъ въ сторону... Вотъ это—такъ! А хорошему да пригожему и безъ насъ тепло на свете...

И Настасья такъ привыкла жить для другихъ, что и подумать не могла, что можно ей жить какъ-нибудь иначе. Она совсемъ позабывала о себе, и ей даже казалось странно, когда ее спрашивали при встрече: „Какъ поживаешь, Настасьюшка?"

Она какъ бы съ удивленiемъ озиралась по сторонамъ, проводила, по привычке, рукой по  волосамъ и говорила:

472                                   ДОБРАЯ   СЕСТРА.

—  А что мне делается? Живу!...

„Живу—и слава Богу!" Вотъ тебе и весь ея сказъ и разсказъ про себя. Ей даже странно казалось хотя минуту подумать о томъ каково она живетъ...

Когда я въ первый разъ увиделъ Настасью, ей было уже за 60 летъ. У сестеръ ея дочери были уже давно замужемъ, да и у нихъ уже ребята народились; у брата тоже семья была не малая.., И добрые люди иной разъ говорили имъ.

—  Ну, ежели бы не тетка Настасья, не живать бы
вамъ на беломъ свете! Ведь она и матерей-то вашихъ
выходила, выкормила, безъ нея пропали бы оне, какъ
щенки... И вамъ не бывать бы у насъ на Погорелове.

Въ прошлую зиму Настасья что-то занемогла, захирела, стала приваливаться на лавку. Незадолго передъ Светлымъ праздникомъ она совсемъ слегла, но лежала не долго—дня два—и никому не успела надоесть. Лежала она у одной изъ своихъ племянницъ; сестры и братъ проведывали  ее...

Весь последнiй день она молчала и лежала съ закрытыми глазами, какъ бы въ забытье, и вдругъ уже вечеромъ—передъ заходомъ солнца—какъ будто она пришла въ себя и тихо проговорила:

—  Вотъ и смерть пришла!

Вздохнула и посмотрела въ окно—на яркое весеннее солнышко.

Кто-то изъ домашнихъ услыхалъ ея слова, подошелъ къ ней и говоритъ:

—     Полно, бабушка... Еще поживешь!

—     Нетъ, родимые! — промолвила она еще тише. — Будетъ!... Пожито, поработала... а теперь на покой.

И въ самомъ деле, какъ бы съ устатку, она протянула на лавке свои худыя костлявыя руки, и опять вздохнула...

— Старье-то мое отдайте Ниловне... —погодя мало, заговорила   она. — Трудно ей, бедной... Армякъ-то  синiй

 

ЮНОСТЬ   НЕПОРОЧНАЯ   И   ЮНОСТЬ   ПОРОЧНАЯ.         473

Трофиму отдайте... армякъ-то еще живетъ... а меня-то въ гробъ въ чемъ ни на есть положите... не взыщутъ!

—  Да, что ты, бабушка, торопишься! Поживи! — говорили ей.

Старуха молчала и долго смотрела на красное солнышко... Ужъ только одинъ краешекъ солнца виденъ былъ ей изъ-за соседней соломенной крыши,—и она не сводитъ съ него потухающихъ глазъ.

—    А жаворонокъ, поди, поетъ теперь въ поле? — тихо спросила она.

—    Какъ же, бабушка! поетъ...—отвечали ей.

—    И пускай... Людямъ любо, какъ поетъ онъ...— молвила старуха.

Солнышко зашло за крышу, но небо надъ крышей было еще светло...

—  Простите, родимые... простите все... — шептала
Настасья своими сухими побледневшими губами.

Солнце закатилось; умерла Настасья.

Все плакали по ней — старый и малый, — мужики плакали... И подумалъ я про себя: „А хорошо, кто после смерти оставитъ такую добрую память, какую оставила по себе эта старуха!"

^{Юность непорочная и юность}

^{порочная.}

Съ обыкновенными словами детство, отрочество, юность непорочная естественно связывается мысль о лучшихъ и счастливейшихъ дняхъ въ жизни каждаго человека. Почему это лучшiе дни? Потому, что они, въ известномъ отношенiи, для насъ тоже, что для нашихъ праотцевъ было состоянiе въ раю земномъ. Первобытная невинность и святость  (ибо,  выходя изъ купели, мы все

474               ЮНОСТЬ   НЕПОРОЧНАЯ   И   ЮНОСТЬ   ПОРОЧНАЯ.

бываемъ святыми до времени), простота сердца, чистая и спокойная совесть, постоянная веселость — признакъ непорченой души,—безкорыстная любовь ко всемъ, безпритворная покорность, свежiя дарованiя душевныя, ко всему способныя, цветущее здоровье, полнота вообще жизни и силъ нравственныхъ и телесныхъ, — вотъ те прекрасныя свойства, которыя можно находить въ юномъ возрасте, пока онъ не изменился, и о которыхъ часто со вздохомъ приходится вспоминать пожилому человеку, какъ о потере невозвратной.

По этимъ-то свойствамъ юнаго возраста и юныя дети занимаютъ высокое место въ понятiи другихъ людей. На нихъ смотрятъ, какъ на лучшiя надежды и радости для отцевъ и матерей, для общества и государства, для церкви Божiей. Родители видятъ въ своихъ детяхъ самихъ себя. Дети—ихъ собственная жизнь, явившаяся въ обновленномъ виде. Если бы у человека не было безсмертiя, онъ нашелъ бы его въ своихъ детяхъ; ибо, хотя смерть постигнетъ отца и мать, они всегда могутъ утешать себя мыслiю, что будутъ жить на земле въ своихъ детяхъ, въ своемъ потомстве. Невинныя радости семейныя, благороднейшiя утешенiя въ летахъ мужества, безопасность и прочность дома, слава фамильная, опора и защита въ старости, все это для отца и матери составляютъ дети, если они разумеютъ свое назначенiе. „Что стрелы въ рукъ сильнаго, то сыны юные, говоритъ слово Божiе; не будутъ они въ стыде, когда будутъ говорить съ врагами у вратъ". Поэтому супружества бездетныя почитались въ ветхомъ завете крайне злополучными, а многочадiе было признакомъ особеннаго благословенiя небеснаго, дети име­новались наследiемъ Божiимъ, наградою отъ Господа— дети; плодъ чрева—награда отъ Него", съ восторгомъ говоритъ пророкъ, при взгляде на детей (Псал. 126, 3—5).

Въ свою очередь общество и государство видятъ въ юномъ племени собственное возрожденiе. Общество, какъ и человекъ, ветшаетъ, стареется, но для него не страшна

юность непорочная и юность порочная.    475

старость и дряхлость тамъ, где за поседевшими слугами отечества стройною чередою идутъ безчисленные сонмы юныхъ подвижниковъ. Оно видитъ въ нихъ силу государ­ственную, съ которою не могутъ сравниться ни обширная торговля, ни счастливыя победы, ни быстрые успехи просвещенiя, ни другiя выгоды общественныя; потому что все эти выгоды суть больше или меньше мертвыя начала жизни общественной. Оно видитъ въ нихъ будущую славу государственную, надеясь имъ передать все плоды своихъ трудовъ, все недоконченныя предпрiятiя,—все, что имеетъ лучшаго и драгоценнейшаго, въ той мысли, что юные сыны его восполнятъ и усовершатъ деянiя старцевъ. Отсюда предметъ особеннейшихъ попеченiй для правительства составляютъ дети, ихъ воспитанiе, ихъ просвещенiе, нравственность, безопасность.

Что церковь видитъ въ детяхъ?—Сыновъ царствiя Божiя по слову Спасителя: таковыхъ есть царствiе Божiе. Она смотритъ на нихъ, какъ на новый садъ Божiй, рукою Отца небеснаго насаждаемый въ благодатномъ Эдеме, садъ, который она обязывается возрастить и воспитать для вечности. Положимъ, что вера ослабела въ какомъ-либо обществе, нравственность упала, уваженiе къ святому потеряно; где все это можно найти и возстановить, какъ не въ юныхъ членахъ общества? Где вкоренить начала веры? Въ сердцахъ детей; потому что другiя сердца уже огрубели. Кому внушить правила евангелiя, возбудить потухающiй духъ любви христiанской, передать ученiе о честности, о справедливости, о безкорыстiи, о самоотверженiи, о всехъ обязанностяхъ святой веры нашей!—Детямъ; потому что другiе люди отъ времени, отъ жизни могли сделаться и несправедливыми, и корыстолюбцами, и презрителями законовъ Божiихъ. Поэтому никто не смотритъ на юное племя съ такою молитвенною радостiю, съ такими блаженными надеждами, съ такимъ священнымъ безпокойствомъ, съ какими смотрятъ на него церковь. Въ потере детей она видитъ не простой   убытокъ   въ   людяхъ,

476                ЮНОСТЬ   НЕПОРОЧНАЯ   И   ЮНОСТЬ   ПОРОЧНАЯ.

но убытокъ для царствiя Божiя. Само небо взираетъ на детей съ особымъ торжествомъ и радостiю. Спаситель нашъ учитъ, что те ангелы Божiи, которые хранятъ детей, всегда видятъ лице Отца небеснаго. Если вечное блаженство состоитъ въ созерцанiи Бога, то можно понять, какое благо составляютъ дети даже для самыхъ ангеловъ, доставляя имъ возможность постоянно созерцать Господа славы! Не напрасно возрастъ детскiй называютъ возрастомъ ангельскимъ.

Но какъ часто порокъ делаетъ самое жалкое существо изъ наилучшаго творенiя Божiя. Въ какое чудовище можетъ раннее распутство превратить ангела земного!

Надобно ли щадить слухъ вашъ, изображая порочную молодость и ея пагубныя следствiя? Но можно быть увереннымъ, что одно слово „распутныя дети" производятъ въ думахъ вашихъ и глубокую скорбь и глубокое негодованiе; потому что и нетъ ничего хуже, и нетъ ничего достойнее сожаленiя, какъ юноша, способный ко всему прекрасному, и начинающiй жизнь свою грубыми пороками. Правда, порокъ никому не придаетъ красиваго убранства,— ни юному, ни старому; но онъ безобразнее кажется въ молодомъ человеке, хотя бы этотъ человекъ и благообразенъ былъ. Посмотрите на юношу, который изображенъ въ евангелiи подъ именемъ блуднаго сына. Это юноша дерзкiй и своевольный, потому, что онъ не хочетъ жить съ такимъ отцомъ, котораго евангелiе представляетъ честнейшимъ и благороднейшимъ изъ отцевъ;—юноша ветренный и разсеянный, потому что съ пустыми намеренiями оставляетъ родину и удаляется въ чужую сторону:— юноша безразсудный, потому что безъ разсчета проживаетъ отцовское именiе;—юноша необузданный и безстыдный, потому что заводитъ негодныя связи и предается порокамъ, которыхъ имени нельзя произносить здесь: наконецъ, это юноша въ полной мере несчастный и жалкiй, потому что раннее распутство все у него отняло, повергло въ крайнюю бедность и униженiе, согнало  краску и све-

ЮНОСТЬ   НЕПОРОЧНАЯ   И   ЮНОСТЬ   ПОРОЧНАЯ.         477

жесть съ лица, потушило взоръ, прежде невинный и светлый, провело морщины еще на юномъ челе, потемнило разсудокъ и совесть, похитило всякое понятiе о чести и добродетели, погубило все дарованiя душевныя. Мертвъ бе, изгиблъ бе: онъ былъ живой мертвецъ, онъ былъ погибшiй человекъ, говоритъ о немъ евангелiе.

Да, если паденiе Адама погубило весь родъ человеческiй, и повергло его въ страшныя бедствiя, то и раннее паденiе детей повергаетъ не меньшимъ ужасамъ те семейства, въ которыхъ они родились, те общества, въ которыхъ живутъ. Сколько перевелось знаменитейшихъ фамилiй потому, что изъ этихъ фамилiй вышли недостойные потомки, которые погубили славу и честь своихъ предковъ? Сколько пало богатейшихъ домовъ отъ того, что дети своевольно отвергли правила своихъ родителей, и промотали отцовское именiе? Сколько было отцовъ и матерей добродетельныхъ и святыхъ, которые принуждены были отказываться отъ своихъ детей, какъ отъ чужихъ, за ихъ дурное поведенiе или умирать въ печали? Ной предаетъ проклятiю своего сына. Исаакъ изгоняетъ отъ себя распутнаго Эдома. Дети Iакова безстыдною ложью и варварскимъ поступкомъ съ невиннымъ братомъ едва не доводятъ отца своего до могилы. Дети Илiи приготовляютъ ему страшную кончину, подвергаютъ гневу небесному целый народъ, и пресекаютъ достославный родъ первосвященника. Амнонъ покрываетъ отца своего позоромъ предъ всемъ Израилемъ. Авессаломъ поднимаетъ оружiе противъ отца и ищетъ ему погибели, какъ врагу. Укажу еще на одного отца, который истощивши все способы на исправленiе своего самовольнаго сына, наконецъ въ глубокой горести принужденъ былъ сказать; „сынъ мой, вотъ рука, которая изъ детства лелеяла тебя; если нетъ иного средства образумить тебя, разрежь руку отца твоего, и пей мою кровь"... „Съ чего мне начать, говорилъ некогда св. Амвросiй одной деве, впавшей въ распутство? Что сказать прежде? что после? Представить ли те блага, коихъ

478          юность непорочная и юность порочная.

ты лишилась? Или оплакать те несчастiя, какимъ ты подверглась? Была ты избранная лоза въ раю Божiемъ между цветами церкви; была невестою Христовою; была жилищемъ Св. Духа; и сколько разъ должна ты возрыдать, ибо ты уже не то, что была".

Возрыдать? Но эти несчастливцы, рано предавшiеся необузданному влеченiю страстей, не умеютъ даже оплакивать своихъ заблужденiй, а умеютъ только причинять скорбь и горе другимъ. Сокрушая свои семейства, они готовы сокрушить целое общество; и тамъ едва ли что можетъ удержаться, где юношество неудержимо стремится къ распутству, где безнравственныхъ молодыхъ людей гораздо больше, чемъ благонравныхъ. Злодеи, упоминаемые исторiею, когда замышляли потрясать общества и религiю, не находили лучшаго средства къ исполненiю своихъ демонскихъ намеренiй, какъ снять съ юношества священныя узы нравственности, и внушить молодымъ людямъ свои гибельныя правила. Они успевали въ своихъ замыслахъ; ихъ правила иногда образовывали юныхъ гордецовъ, которыя нагло попирали святыню отцовъ своихъ, издавались надъ мудростiю, вопили противъ строгости законовъ, пренебрегали общественныя связи, шутили обычаями предковъ, безстыдно нарушали правила чести и благопристойности, ниспровергали все, что противоречило ихъ пылкимъ и буйнымъ страстямъ. Чему уподобить такое юношество, которое, не искусившись опытомъ жизни, не понесши тяжкихъ трудовъ службы общественной, дерзко возстаетъ на жизнь и устройство общественное? Это те орды дикихъ народовъ, которыя некогда выходили изъ неведомыхъ странъ, изъ необитаемыхъ горъ и пустынь, нападали на образованныя государства и истребляли всю гражданственность, не понимая цены ея. Что сказать объ отношенiи юныхъ безчинниковъ въ вере и церкви Божiей? Ихъ можно сравнить съ породою техъ пресмыкающихся, которыя, при самомъ рожденiи терзаютъ утробу своей матери.

ЮНОСТЬ   НЕПОРОЧНАЯ   И   ЮНОСТЬ   ПОРОЧНАЯ.            479

Такъ, юный возрастъ есть самый счастливый по положенiю; но онъ можетъ быть самымъ несчастнымъ по направленiю. Ты невиненъ; но помни, что врагъ можетъ похитить невинность у тебя скорее, чемъ у другихъ людей: потому что невинность слишкомъ доверчива. Ты обладаешь счастливою простотою сердца; за то всего легче обмануть и соблазнить тебя. Ты одаренъ быстрыми способностями ума; но вместе съ ними ты носишь въ душе своей пылкiя страсти, кои гораздо скорее развиваются, чемъ здравый умъ. Ты имеешь и въ сердце своемъ множество добрыхъ наклонностей; но не забывай, что отъ юности прилежитъ человеку помышленiя на злая. Полнота силъ и здоровья твоего есть первый искуситель твой на зло. Неопытность, безпечность, самонадеянность—следствiе великихъ силъ—жадность къ новизне, жадность къ наслажденiямъ,—это всегдашнiе враги твои домашнiе, ко­торые погубятъ тебя, если не будешь остороженъ. Не доверяй себе ни въ чемъ; при всякомъ желанiи и деле, на которое хочешь решиться, спрашивай не себя: хорошо, или худо?—О худомъ деле ты скорее услышишь голосъ твоей страсти: хорошо.—Спрашивай обо всемъ у людей опытныхъ, строгихъ по жизни, и верь имъ совершенно. Они скажутъ тебе что есть много людей, дожившихъ до старости, и доселе оплакивающихъ заблужденiя своей молодости,—людей, которые готовы бы отдать все свои сокровища, всю горькую опытность жизни, все знанiя, только бы возвратиться къ юности, чтобы провести ее лучше прежняго. Будь воздерженъ и всегда молись; твоя молитва скорее будетъ услышана, чемъ молитва грешника, подъ конецъ своей жизни кающагося въ заблужденiяхъ своей юности.

 

 

 

 

 

_{Вдовцы и вдовы.}

Утешительное посланiе св. Ва-силiя Великаго къ мужу, огор­ченному смертiю супруги.

Въ какое расположенiе привела меня весть о семъ горе, къ ясному изображенiю этого никакое слово не можетъ быть для меня достаточнымъ. То представляю себе потерю, какую понесло общество благочестивыхъ женъ, лишившись предстоятельницы своего чина; то воображаю себе это сетованiе, въ какое повергнута твоя степенность доселе наслаждавшаяся ясными днями, и мысленно вижу домъ, всеми ублажаемый, а теперь преклонившiй колени, вижу супружество, скрепленное самымъ высокимъ согласiемъ, а теперь расторгшееся скорее сновиденiя. Какъ не изнемочь душею, хотя бы мы были и адамантовые? А у меня съ первой беседы съ тобой родилась привязанность къ твоему благолепiю, а я столько пленился твоею добродетелью, что дела твои всякiй часъ у меня на языке. Когда же познакомился я съ нею блаженною душею, тогда подлинно уверился, что на васъ подтвердилось слово притчи: „отъ Господа сочетавается жена мужеви" (Притч. 19,  14).

Вы столько были сходны между собою нравами, что каждый изъ васъ изображалъ въ себе нравъ другого, какъ въ зеркале. И сколько бы ни говорилъ кто, онъ не выразилъ бы и малейшей части вашего достоинства.

Но съ какими чувствованiями надобно покоряться закону   Божiю,   издревле   возобладавшему,   по   которому

УТЕШИТЕЛЬНОЕ   ПОСЛАНIЕ   СВ.   ВАСИЛIЯ   ВЕЛИКАГО.        481

вступившiй въ бытiе въ определенное для него время опять отходитъ отсюда, и каждая душа, по совершенiи ею необходимаго служенiя жизни разрешается потомъ отъ телесныхъ узъ? Не мы первые, и не мы одни, чудный мужъ, потерпели это: но что испытали родители и деды, и все предки наши, то же самое и мы изведываемъ на опыте. И настоящая жизнь полна подобныхъ примеровъ.

Тебе же, столько превосходящему другихъ добродетелью, и среди горести прилично сохранить высокость души не униженною, не огорчаться настоящею потерею, но знать благодарность къ Даровавшему даръ въ начале. Ибо умереть — это общiй уделъ всехъ, прiобщившихся того же естества, но жить съ доброю супругою удавалось не многимъ, ублажаемымъ за сiе въ жизни; почему и самая скорбь, съ какою переносится разрывъ такого союза, для разсуждающихъ благосознательно, не малый даръ Божiй. Ибо знаемъ многихъ, которые расторженiе несогласнаго супружества почли сложенiемъ съ себя бремени.

Посмотри на это небо и солнце, обведи взорами всю эту тварь; еще немного времени, и всехъ этихъ многочисленныхъ и великихъ созданiй не станетъ, и изъ всего этого выведи то заключенiе, что и мы, составляя часть умирающей твари, прiяли должное намъ по общности естества; потому что и самое супружество есть утешенiе въ необходимости умереть. Поелику невозможно пребыть въ жизни навсегда; то Создатель преемствомъ рода обезопасилъ продолжительность его въ мiре. А если скорбимъ о томъ, что скорее насъ переселилась она отсюда; то не позавидуемъ ей въ томъ, что не более вкусила тревогъ жизни, но оставила насъ, когда еще не успели мы налюбоваться ею, какъ прiятнымъ цветкомъ.

Всего же более да остановитъ на себе твое вниманiе догматъ воскресенiя; потому что ты христiанинъ, и проводишь жизнь въ надежде будущихъ благъ. Итакъ, надобно представлять себе,   что  она  прошла уже путь,   по

482                        УТЕШЕНIЕ   СВ.   ЗЛАТОУСТА   ВДОВИЦЕ.

которому и намъ должно будетъ итти. А если прошла прежде насъ, то не сетованiя это требуетъ, ибо, можетъ быть, въ скоромъ последствiи судьба наша сделается бедственнее, если, долее промедливъ здесь, будемъ подлежать большимъ наказанiямъ. Напротивъ того, разсудокъ нашъ, свергнувъ съ себя бремя печали, пусть приметъ попеченiе о томъ, чтобы, въ последующее время, сколько должны мы, благоугождать Господу. (Изъ Твор. св. Василiя Великаго; см. Твор. св. от. 1884 г., т. XI).

^{Утешенiе святаго Златоуста}

^{вдовице.}

Что ты потерпела жестокiй ударъ, и что стрела, ниспосланная свыше, поразила въ самое сердце твое, въ томъ все съ тобою согласятся; но такъ какъ и сраженные несчастiями не все же время должны проводить въ скорби и слезахъ, то ты хорошо поступишь, если, удерживая понемногу потоки слезъ, ты сама станешь нарочно уделять несколько времени темъ, которые стараются утешать тебя. Въ надежде на то и я — не въ самомъ, впрочемъ, жару печали твоей, но промедливши несколько времени и давши тебе волю насытиться своею скорбiю, — предлагаю свои наставленiя. Несомненно, что женскiй полъ, по чувствительности своей, легче поражается какою бы то ни было скорбiю; но когда стекаются вместе младость, безвременное вдовство, разстройство делъ, непомерная тяжесть заботъ, тогда со всехъ сторонъ увеличивается бедствiе, такъ что, если бы терпящая все это не получила помощи свыше, то она потеряла бы и последнiй разсудокъ. И здесь-то, по моему мненiю, преимущественно усматривается величайшее доказательство особеннаго попеченiя Божiя о тебе. Ибо, что тебя не сразила  совершенно эта

УТЕШЕНIЕ   СВ.   ЗЛАТОУСТА   ВДОВИЦЕ.                           483

печаль, и что ты не лишилась при этомъ ума, — это произошло не отъ человеческой помощи, но отъ десницы, для которой все возможно, отъ разума, которому нетъ меры,—произошло отъ Отца щедротъ и Бога всякiя утехи. Такъ Онъ поразилъ насъ, но Онъ же исцелилъ и уврачевалъ насъ (Осiи 6, 2). Доколе жилъ съ тобою добрый твой супругъ, ты пожинала плоды его заботъ и попеченiй. Когда же отозвалъ его къ Себе Богъ, то Самъ заступилъ его место, и это не мое слово, а слово блаженнаго пророка Давида, который говоритъ: сиру и вдову прiиметъ, а въ другомъ месте называетъ его Отцемъ сирыхъ и убогихъ (Пс. 145, 9, 67, 6). Впрочемъ, чтобы имя вдовы не возмущало твоей души, то прежде всего я покажу тебе, что имя вдовицы есть имя не несчастiя, а почести, и почести величайшей. Не приводи ты мне въ подтвержденiе ложной молвы народной, а приводи изреченiя божественнаго Павла или лучше Самого Iисуса Христа (ибо что говоритъ Павелъ, то изрекаетъ чрезъ него Христосъ). Что же онъ говоритъ о вдовицахъ? Вдовица да причитается... въ делахъ добрыхъ свидетельствуема, аще чада воспитала есть, аще святыхъ нозе умы, аще странныя прiятъ, аще всякому делу благу последовала есть (1 Тим. 5, 10). Вотъ какой добродетели требуетъ онъ отъ вдовицы! А сего онъ не сделалъ бы, если бы не намеренъ былъ приписать ей достоинства почтеннаго и священнаго. Въ другомъ месте онъ опять выразилъ свое великое попеченiе о вдовицахъ, говоря: а сущая истинная вдовица и уединенная уповаетъ на Бога, и пребываетъ въ молитвахъ и моленiихъ день и нощь (1 Тим. 5, 5). Ви­дишь ли, какая похвала приписывается вдовству;—и это уже въ новомъ завете, когда совершенно просiяла красота девства не могъ потемнить светильника вдовства: онъ сiяетъ и теперь своими собственными совершенствами. Итакъ, не смущайся, не почитай вдовства состоянiемъ постыднымъ, ибо, если постыдно вдовство, то еще постыднее было бы девство.   Но нетъ, нетъ;   этому не бы-

484                          УТЕШЕНIЕ   СВ.   ЗЛАТОУСТА   ВДОВИЦЕ.

вать! Все мы удивляемся и превозносимъ техъ женъ, которыя уважаютъ къ темъ, которыя, и по смерти своихъ мужей, оказываютъ имъ равное уваженiе? Но доколе жила ты съ своимъ добрымъ мужемъ, дотоле онъ заботился о тебе, какъ только могъ заботиться человекъ; а теперь чреду его заступилъ Самъ Владыка всяческихъ—Господь, Который и прежде пребывалъ съ тобою, а теперь особенно печется о тебе. Если же тебя смущаетъ не имя вдовицы, а потеря столь добраго мужа; то и я соглашусь съ тобою, что на всей земле, среди мiрскихъ людей, немного найдется мужей, столь честныхъ, скромныхъ и почтенныхъ, каковъ былъ твой. Но все же тогда только надлежало бы скорбеть о немъ и печалиться, если бы онъ погибъ совершенно, если бы обратился въ ничтожество; а когда онъ достигъ тихаго пристанища, когда переселился къ своему истинному Царю, — то объ этомъ уже должно радоваться, а не скорбеть. Ибо, въ самомъ деле, эта смерть — не смерть, а только переходъ отъ худшаго къ лучшему, отъ земли на небо, отъ людей къ ангеламъ и архангеламъ, и къ Самому Господу ангеловъ и архангеловъ. Здесь на земле, служа царю, онъ могъ встретить великiя опасности и тяжкiя казни со стороны завистниковъ; а отшедши туда (на небо), онъ можетъ уже не опасаться ничего такого. — Посему, сколько скорбишь ты о томъ, что Богъ разлучилъ тебя съ мужемъ честнымъ и добродетельнымъ,—столько же ты должна радоваться, что онъ отошелъ отсюда, и что онъ находится теперь въ обители невозмущаемаго мира и успокоенiя. Итакъ, не странно ли, въ самомъ деле, признавать, что небо гораздо лучше земли, и между темъ скорбеть о техъ, которые отходятъ туда отъ земной жизни? Если бы этотъ человекъ былъ изъ числа порочныхъ людей, тогда надлежало бы скорбеть и сетовать не только о смерти его, но и о самой жизни. А когда онъ былъ въ числе друзей Божiихъ, то не только о жизни, но и о смерти его должно радоваться!

 

УГЫЦЕНIЕ   СВ.   ЗЛАТОУСТА   ВДОВИЦЕ.                          485

Но ты, можетъ быть, желаешь слышать слово своего мужа, услаждаться своею къ нему любовiю, иметь постоянное съ нимъ обращенiе,—между темъ все это быстро умчалось; это ли безпокоитъ и смущаетъ тебя? Въ такомъ случае тебе необходимо питать къ нему и теперь такую же любовь, какую питала ты прежде. Ибо сила любви такова, что она объемлетъ и соединяетъ не только техъ, которые находятся близъ насъ, но и техъ, которые удалены отъ насъ на далекое разстоянiе; ни теченiе времени, ни разстоянiе пространства, ни что-либо другое не можетъ пресечь и угасить любви нашей къ нимъ. Если же ты его хочешь видеть лицомъ къ лицу (а я знаю, что ты чрезмерно желаешь этого), то потщись подобно ему вести жизнь неукоризненную, и ты безспорно соединишься съ нимъ, но не на пять летъ уже, какъ здесь, не на двадцать, не на сто, а на всю безконечную вечность. Но сiе успокоенiе достается обыкновенно въ наследiе не по телесному родству, а по сходству въ добродетельной жизни. Если же сходство въ образе жизни привлекло на лонъ Авраама совершенно неведомаго ему Лазаря, если оно уготовляетъ место упокоенiя въ немъ для многихъ отъ востокъ и западъ; то оно же вселитъ въ обитель покоя и тебя вместе съ блаженнымъ мужемъ твоимъ, если только будешь жить подобно ему. И тогда-то ты опять возвратишь его къ себе, но не съ тою уже телесною красотою, съ какою онъ умеръ, а въ особенномъ свете и благолепiи, далеко превосходящемъ лучи самаго солнца. Скажи же мне теперь, если бы кто-нибудь далъ тебе обещанiе сделать мужа твоего царемъ вселенной, но для этого потре­бовалось бы у тебя, чтобы ты разлучилась съ нимъ на двадцать летъ, объявивъ, что по прошествiи сего времени онъ въ порфире и дiадеме обручится съ тобою и сделаетъ тебя участницею своего величiя; ужели ты не перенесла бы съ надлежащимъ благоразумiемъ этой незначительной потери? Итакъ, потерпи же теперь, но не ради небеснаго; приготовся   къ   соединенiю   съ   мужемъ,   но   не   золотыя

486                                             ВДОВА.

одежды носящимъ, а облеченнымъ въ нетленiе и славу, какими прилично украшаться небожителямъ. Возверзи на Господа печаль твою и Той тя препитаетъ. Воззрите говоритъ писанiе, на древнiя роды и видите: кто верова Господеви и постыдеся? или кто пребысть въ страсе Его, и оставися? или кто призва Его, и презре? (Сир., 2, 10). Тотъ, Кто сохранилъ тебя въ столь нестерпимомъ бедствiи и утешилъ тебя, Онъ же отвратитъ и те удары, которые могутъ случиться и въ будущемъ. Впрочемъ, более жестокой раны (чемъ настоящая) для тебя и быть не можетъ. Перенеси лишь ее надлежащимъ образомъ.

_Вдова.

Въ грязной каморке, въ подвальномъ этаже, Холодно, сыро, темно.

Божьяго света не видно здесь даже:

Ставней забито окно.

Веникъ, корзина, худое, ведришко;

Здесь же въ углу и дрова.

Здесь же съ малюткой, трехлетнимъ  сынишкой,

Мыкаетъ горе вдова.

Живъ былъ кормилецъ—знакомые были; Умеръ—отхлынули прочь.

Даже родные вдову позабыли,

Некому горю помочь.

Спитъ безмятежно ребенокъ прекрасный...

Плачетъ несчастная мать:

„Какъ-то съ тобою, соколикъ мой ясный,

Будемъ мы векъ коротать?"

Крепко ребенка къ груди прижимаетъ,

Къ небу подниметъ глаза;

КАКЪ   ДОЛЖНЫ   ВЕСТИ   СЕБЯ   МОЛОДЫЯ   ВДОВЫ.             487

Капля за каплей лицо орошаетъ

Горькая вдовья слеза.

Тихiе стоны и шопотъ неясный,

Что-то лепечетъ языкъ...

Боже, услышь же молитву несчастной:

Ты справедливъ и великъ!...

Какъ должны вести себя молодыя вдовы.

Изъ житiя св. Павлы. Составлено по руководству житiй подвижницъ восточной церкви Филарета архiепископа Черниговскаго.

Когда намъ приходилось встречать молодыхъ женщинъ, имевшихъ несчастiе лишиться своихъ мужей, то намъ становилось страшно за нихъ и мы думали по правиламъ Апостольскимъ „всякая вдова должна быть кротка, молчалива, не злоблива, не гневлила, не болтлива, не двуязычна, не охотница мешаться въ чужiя дела. Она должна непрестанно возносить къ Богу моленiе за церковь. У нея должны быть и око непорочно, и слухъ чистъ и руки не запачканы, и ноги покойные, и уста говорить должное... Она должна быть воздержана, благоговейна, стыдлива, — петь псалмы, молиться, читать священное, поститься" (Постановл. Апост. кн. 3, гл. 5 и 7 стр. 105, 109, 110 Казань 1864 г.).—А кто поручится, что молодая вдова соблюдетъ себя такою? При ея молодости, конечно, плоть, мiръ и дiаволъ на нее будутъ возставать более, чемъ на другихъ. И ей поистине со всехъ сторонъ грозятъ опасности. Такъ думали мы и, наконецъ, пришли къ следующему заключенiю. Что же? Если молодымъ вдовамъ особенно трудно сохранить себя въ чистоте и вообще въ благочестiи, то и должно помочь имъ, чемъ-нибудь, хотя, напримеръ, на первый разъ раскрытiемъ предъ ними жизни

488                КАКЪ   ДОЛЖНЫ   ВЕСТИ   СЕБЯ   МОЛОДЫЯ   ВДОВЫ.

святыхъ женъ, сохранившихъ себя и въ молодости, по смерти мужей, чистыми и непорочными. И эту мысль мы положили и сейчасъ привести въ исполненiе, представивъ вдовамъ ныне одинъ достоподражательный примеръ жизни во вдовстве, въ лице святой угоднице Божiей Павлы.

Св. Павла происходила изъ знаменитаго и богатаго рода и изъ такового же рода имела и мужа. Замужество ея было счастливо, но не надолго. Мужъ ея умеръ, когда ей было 32 года. По смерти его Павла стала Евангельскою вдовицею. Огромное состоянiе доставляло ей средства отирать слезы сотнямъ семействъ бедныхъ. Не было между ними умершаго, котораго не хоронили бы на счетъ Павлы, не было больного, которому не отказывала бы пособiя любовь Павлы. Павла отыскивала бедность и горе въ огромномъ городе, чтобы утешить ихъ. Она считала себя несчастливою, если ей не удавалось оказать пособiе страждущей семье. Сама для себя она была теперь строга. Связи съ веселымъ мiромъ были ослаблены; малую ошибку свою наказывала она сурово... Отправившись на поклоненiе святымъ местамъ, она обошла все святыни христiанскiя въ Палестине и Египте; въ Вифлееме по­строила на дороге къ Iерусалиму страннопрiимный домъ и мужской монастырь, а сама, оставшись въ томъ же Вифлееме въ монастыре женскомъ, всемъ сестрамъ показывала примеръ смиренiя. Когда она была окружена сонмомъ девъ, то казалась последнею, между ними и по одежде, и по голосу, и по прiемамъ и по поступи. Она спала на голой земле, даже въ лихорадке, мало вкушала пищи и притомъ самой простой, а питалась более слезами. Исключая праздничные дни, она почти вовсе не подбавляла въ пищу масла. Когда просили ее поберечь свое слабое здоровье, она отвечала: „Мне надобно обезобразить лицо свое, которое столько разъ выставляла я напоказъ, натирая красками; въ оскорбленiе воли Божiей, справедливость требуетъ истязать тело, которое слишкомъ много вкушало сладостей; надобно мне плакать  много   после  безумныхъ

КАКЪ   ДОЛЖНЫ   ВЕСТИ   СЕБЯ   МОЛОДЫЯ   ВДОВЫ.            489

и преступныхъ веселостей, я должна заменять власяницею роскошныя одежды, которыя льстили суетности и неге, довольно я старалась нравиться свету, хочу употребить все, чтобы сколько-нибудь быть угодною Богу". — Чтенiе Священнаго Писанiя было самымъ любимымъ занятiемъ Павлы и она старалась обращать правила его въ жизнь души своей. Когда на востоке злые люди стали наносить ей оскорбленiя, и когда ей стали советывать для избежанiя ихъ, удалиться съ востока, тогда она отвечала: „Зачемъ скрываться отъ людской злости? Надобно превозмогать ее терпенiемъ! Почему не одержать победъ надъ гордостью—смиренiемъ? Почему, получая ударъ въ одну щеку, не подставить другой?"—Когда наступила предсмертная болезнь Павлы, тогда она тихо читала псалмы. „Не слишкомъ ли страдаешь ты и не оттого ли не спросишь советовъ?" спросилъ ее духовникъ.—Она отвечала: „Мне хорошо". И это были последнiя слова ея (Фил. Черн. Житiя св. подвижницъ, стр. 83—89).

Вотъ вамъ первая помощь отъ насъ, вдовы христiанскiя! Примеръ Св. Павлы да послужитъ для васъ указанiемъ того, какую и какъ начать вамъ жизнь въ вашемъ вдовстве, а вместе да возбудитъ въ васъ ревность отыскивать для подражанiя и другiя примеры въ жизни св. женъ, которыя, подобно вамъ, лишившись мужей, сохранили себя непорочными въ мiре и стяжали себе венецъ, который Господь уготовалъ претерпевшимъ до конца.— Отъ всей души желаемъ, чтобы и вы украсились этимъ венцемъ въ чертогахъ Царя Небеснаго. Аминь.

 

 

 

 

 

 

490    ТОГО БОГЪ НЕ ПОКИДАЕТЪ, КТО ЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТЪ.

Того Богъ не покидаетъ, кто его не забываетъ.

За   Богомъ  молитва,   а  за   царемъ служба не пропадаетъ.

(Разсказъ изъ вдовой жизни).

На самомъ краю села Рождественскаго стояла одиноко небольшая ветхая хижина, ничемъ не защищенная отъ ветра и непогодъ. Судя по наружному виду этой хижины, можно было угадать о бедности ея обитателей. И действительно, въ ней жила старуха очень бедная и, вдобавокъ еще, убитая горемъ и несчастiями. Старушка Прасковья много перенесла тяжелаго въ своей жизни, много пострадала отъ горя, и только одна непоколебимая вера въ Промыслъ Божiй и ея преданность Святой Его воле придавали ей терпенiе и душевную твердость.

Въ молодыхъ летахъ осталась Прасковья вдовою после мужа. Семь человекъ малолетнихъ детей составляли ея семейство. Средствъ къ жизни никакихъ не было. Деверья, родные братья мужа, стали теснить ее и выживать изъ дому. Ей следовало получить наделъ на часть покойнаго мужа,—родные не давали.

Что оставалось ей делать? Затая скорбь, распродала она все наряды свои и на вырученныя деньги съ помощiю добрыхъ людей, выстроила себе кой-какъ уютную хижину и переселилась въ нее решительно безъ всякаго имущества, съ одною только святою иконою Божiей Матери—благословенiемъ ея родителей.

Обыкновенно, все другiе крестьяне, устроивъ новые дома и входя жить въ нихъ, справляютъ новоселье, т. е. делаютъ пирушку: сзываютъ соседей, родныхъ своихъ и знакомыхъ и угощаютъ ихъ на радости. Ничего этого не было и не могло быть у бедной Прасковьи. Ея новоселье выразилось въ одной только молитве.   Она,   вступивъ  въ

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    491

свое новое обиталище, пала на колени предъ святымъ изображенiемъ Пресвятой Богородицы и со слезами молила Утешительницу всехъ скорбящихъ:

—  Матерь Божiя! Ты видишь мою крайнюю бедность
и мои тяжкiя несчастiя. Подкрепи меня, Заступница, и
даруй мне терпенiе перенести мои скорби. Не оставь
также несчастныхъ сиротъ моихъ, прими ихъ подъ Свой
покровъ и будь имъ Матерью-питательницею! Все родные
оставили меня, не оставь только Ты, Утешенiе всехъ
скорбящихъ, Заступница и Покровительница!

Теплая молитва вдовы, ея искренность, ея упованiе на заступничество Пресвятой Богородицы были услышаны; скорби свои она переносила, какъ истинная христiанка, за то и Богъ, какъ мы увидимъ впоследствiи, не оставилъ ее Своими милостями и щедро вознаградилъ за ея страданiя.

Посмотримъ же, какого рода испытанiя выпали на долю несчастной.

Начать съ того, что она ни къ кому и никогда не обращалась за милостыней, а доставала пропитанiе себе и семейству своему одними только неутомимыми трудами; никогда и никому не жаловалась на несправедливость родственниковъ мужа и никакъ не решалась просить начальство о выделе ей следующей части изъ стоимости общаго дома и имущества, хотя и часто подстрекали ее къ этому советы постороннихъ.

—  Богъ съ ними! — такъ, обыкновенно, говорила
она;—деверьямъ моимъ нужно больше моего, такъ пусть
и владеютъ добромъ мужа. Молю только, чтобы Богъ не
поставилъ имъ во грехъ соделанную мне обиду и не
потребовалъ бы у нихъ за это отчета на последнемъ страшномъ суде Своемъ.

Соседи — крестьяне, видя такое терпенiе Прасковьи, жалели ее и, по возможности, оказывали бедному семейству пособiе. Вдова съ благодарностiю принимала ихъ благодеянiя и каждый разъ молила Бога за благодетелей.

492     ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.

Она была слугою у всехъ крестьянъ и всегда съ усердiемъ исполняла все те работы, къ которымъ призывали ее. Сделается ли кто боленъ, — Прасковья ходить за нимъ, и день и ночь не отходить отъ постели больного; случится ли где покойникъ, — безъ Прасковьи опять не обходится дело. Она и тутъ помогаетъ домашнимъ править похороны. Не проходила также безъ нея и ни одна пирушка: Прасковья явится и сюда — готовить кушанье и прислуживать гостямъ. Однимъ словомъ, она поспевала всюду и прислуживала везде, куда только была приглашена.

Между темъ у Прасковьи умерли четверо младшихъ детей и остались только два сына и дочь. Въ нихъ-то, съ малолетства, старалась она внушить страхъ Божiй и, подавая собою примеръ, непрестанно вразумляла ихъ, что необходимо услуживать добрымъ людямъ и проводить время не праздно, а за честной работой.

Добрые советы матери не остались безплодными. Дети ея, возрастая, помогали ей по своимъ силамъ. Въ летнее время, мальчики нанимались пасти стадо, плели соломенныя шляпы, или корзинки, которыя передавали своей матери для продажи. Когда же наступала зима, они шли прислуживать къ богатымъ крестьянамъ, убирали имъ скотъ и исправляли разныя другiя домашнiя работы. Девочка тоже не оставалась безъ дела. Она приносила домой воду, топила печь и помогала матери готовить обедъ; кроме того, занималась еще починкою и шитьемъ разнаго белья и платья, какъ для себя, такъ и для своихъ братьевъ. Такъ росли сироты. Мать была очень довольна ими и забывала свое горе.

Въ этомъ же селе жилъ также священникъ, отецъ Николай. Много летъ онъ прожилъ съ женою своею, а Богъ благословилъ ихъ только однимъ сыномъ, да и тотъ, въ описываемое нами время, былъ въ духовной семинарiи, далеко отъ своихъ родителей. Окончивъ курсъ наукъ въ семинарiи, молодой Карповъ былъ переведенъ въ академiю; вследствiе  этого   отецъ   Николай съ  старушкой — женою

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    493

жили одни — одинешеньки и только изредка утешались письмами, получаемыми отъ сына.

Дочь Прасковьи, Анна, часто ходила къ отцу Николаю. Старики полюбили бедную сироту и, заметивъ въ ней добрыя направленiя, согласились взять ее къ себе въ домъ и воспитывать вместо своей дочери.

— Сначала обучимъ ее грамоте, — говорили они между собою, — воспитаемъ въ нравственности, а потомъ ужъ отдадимъ ее замужъ и наградимъ всемъ нашимъ состоянiемъ. Богъ, можетъ быть, приметъ это за доброе дело и помилуетъ насъ, грешныхъ!

Жалко было Прасковье разставаться съ своею дочерью, но, сознавая доброе намеренiе отца Николая, она решилась воспользоваться его благодеянiемъ; благословила дочь свою Анну святою иконою и, отпуская отъ себя, вменяла ей въ непременную обязанность почитать благодетелей, какъ родныхъ отца и мать, не выходить изъ ихъ повиновенiя, а главное, не оскорблять ихъ никакими дурными поступками. Дочь отправилась къ отцу Николаю, а мать, тоскуя по ней, находила себе утешенiе въ молитве къ Пресвятой Богородице.

Въ доме священника Анну начали учить грамоте и рукоделiю. Добрые старики восхищались успехами своей воспитанницы; не менее ихъ радовалась на дочь свою Прасковья, которая теперь еще чаще стала появляться у отца Николая.

Прошло несколько летъ. Сироты выросли: старшiй сынъ Прасковьи, Андрей, былъ уже женатъ и имелъ у себя малютку—сына; другой сынъ ея, Петръ, былъ двумя годами моложе брата. Оба они, конечно, не проводили праздно время, а трудились, и отъ этого хозяйство бедной Прасковьи, мало-по-малу, начинало улучшаться. Она перестала уже терпеть нужду и благодарила Бога за своихъ почтительныхъ трудолюбивыхъ детей.

Счастiе, однако же, продолжалось не долго въ бедной хижине; горе опять посетило ея обитателей.

494        ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЬ.

Андрей и Петръ числились въ одномъ семействе съ родными дядями и ихъ детьми. Объявленъ былъ рекрутскiй наборъ; собралась, по обыкновенiю, мiрская сходка, на которой, по голосамъ немногихъ зажиточныхъ крестьянъ, и приговорили сиротъ къ очереди. Бедныхъ братьевъ никто не защищалъ; взяли ихъ и отправили въ рекрутскiй прiемъ. Дяди хлопотали объ отдаче племянниковъ.

Петръ, по молодости летъ, не могъ быть принятъ въ рекруты; закричали роковое „лобъ" Андрею, и темъ решилась его участь.

Несчастный Андрей почти безъ памяти вышелъ изъ Присутствiя.

—     Братъ, — говорить онъ со слезами, — не оставь мою горемычную жену съ сиротою!

—     Постой, братъ, — отвечалъ Петръ; — къ чему же тебе разлучаться съ твоей семьей! Лучше оставайся ты дома, а я пойду служить Богу и Великому Государю. Обо мне некому жалеть кроме матери; но для нея мы оба равны и одинаково близки къ сердцу; къ тому же, нетъ у меня ни жены, ни детей, нетъ и заботъ такихъ, какъ у тебя. Теперь же пойду къ судьямъ и на коленяхъ буду просить ихъ, чтобы приняли меня на службу.

Проговоривъ эти слова, Петръ вошелъ въ Присутствiе, помолился на святую икону и, поклонившись присутствую­щимъ, произнесъ:

—  Судьи праведные! Я желаю поступить на службу
вместо брата: у него остаются жена и сынъ, а у меня нетъ
никого; примите меня, — я векъ буду молить за васъ Бога.

Присутствовавшiе, посоветовавшись между собою, решили принять меньшого брата.

—  Этому „лобъ", а старшему брату его „затылокъ",—
сказалъ губернаторъ.

Приказанiе тотчасъ же было исполнено; Петра обрили и сдали въ команду. Андрей началъ обнимать и благодарить добраго брата.

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    495

—   Успокой только матушку, — говорилъ Петръ, — а
обо мне не заботься, какъ-нибудь проживу.

Погоревала, поплакала Прасковья, глядя на Петра и возложила свою надежду на Бога.

—   Петръ, — говорила она, благословляя своего сына
въ далекiй путь, — будь надъ тобою мое родительское благословенiе! Что делать? Видно, такъ угодно Господу;
молись Ему, Царю небесному, проси Его милости и благодати, служи Великому Государю верно, почитай начальниковъ, не обижай товарищей и никогда не бери чужаго; если же придется тебе быть наибольшимъ, будь милостивъ къ служивымъ, — они твои братья. Помни всегда, что за Богомъ — молитва, а за Царемъ — служба не пропадаютъ.

Простился Петръ съ матерью и братомъ и отправился съ партiею въ походъ. А бабушка Прасковья воротилась съ Андреемъ въ село; но тутъ ждало ихъ новое горе; въ переднемъ углу хижины стоялъ гробъ съ маленькимъ сыномъ Андрея. Поплакали по малютке — и отнесли его на кладбище.

Но этимъ не окончились несчастiя Прасковьи: вскоре захворалъ старшiй сынъ ея, Андрей, и слегъ въ постель; жена сколько ни лечила его, но все было напрасно: Андрей умеръ и бабушка осталась въ хижине одна — одинехонька.

Похоронивъ своего сына, Прасковья безъ ропота покорилась судьбамъ Господнимъ и съ терпенiемъ переносила горести, ее удручавшiя.

Съ этого времени, Прасковья совершенно посвятила себя на служенiе Богу, не пропускала ни одной церковной службы и дома проводила целыя ночи въ усердныхъ молитвахъ предъ иконой: „Утешенiя Скорбящихъ"; она молила о заступленiи и покровительстве оставшимся — сыну и дочери.

Теплыя молитвы несчастной Прасковьи дошли до Престола Всевышняго, — Богъ помянулъ ея печаль и облегчилъ скорбь счастiемъ Петра и Анны.

496         ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ  ЗАБЫВАЕТЪ.

Анна выросла; она была, какъ и прежде, скромна, умна, почитала благодетелей и любила горемычную мать.

Отецъ Николай обучилъ ее многимъ наукамъ, познакомилъ съ некоторыми благородными семействами и доставлялъ лучшiя книги. Анна оправдала надежды воспитателей и была утешенiемъ своихъ благодетелей. Дни проводила она за рукоделiемъ, а вечера посвящала чтенiю и музыке.

Старики начали уже думать о замужестве прiемной дочери. Отецъ Николай, имея преклонныя лета, хотелъ передать другому свои обязанности духовнаго пастыря и желалъ видеть на своемъ месте мужа милой питомицы. Но судьба Всевышняго судила иначе...

Такъ проходило время. Мать получала письма отъ своего сына, Анна читала ихъ, — и обе радовались. Петръ писалъ къ ней, что очень доволенъ службою, что находится въ гвардiи, любимъ начальниками, произведенъ въ унтеръ-офицеры и назначенъ фельдфебелемъ. При письмахъ своихъ онъ присылалъ, иногда, матери деньги...

Близъ села пролегла большая дорога. Въ одно лето, на дороге этой заметно было особое движенiе: делались приготовленiя къ проезду именитой особы. Въ это время, однимъ утромъ, черезъ село проехало несколько экипажей; любопытные толпились на улице. Одна только Прасковья не знала ничего и молилась въ своей хижине, стоя на коленяхъ предъ святою иконою Пресвятой Богородицы.

Вдругъ, отворилась дверь хижины и въ нее вошелъ молодой офицеръ; на прекрасномъ лице его выражалась душевная доброта. Денщикъ несъ за нимъ чемоданъ.

—     Богъ въ помощь, бабушка!—сказалъ офицеръ.

—     Спаси тебя Христосъ!—отвечала бабушка.

—     Позволь, мне бабушка, у тебя переодеться!—говорилъ офицеръ.

—     Да благословитъ тебя Господь, добрый бояринъ, что не гнушаешься моею убогою кельею.

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    497

Офицеръ началъ переодеваться.

Съ кемъ ты живешь, бабушка?—спросилъ офицеръ.

—    Одна—одинехонька, бояринъ, отвечала Прасковья.

—    А детей у тебя разве не  было?

—    Были у меня, батюшка, и детки, остались после смерти отца сиротами, малъ-мала-меньше. Много я приняла съ ними горя, трудилась безъ отдыха, выкормила моихъ голубчиковъ и дождалась было себе кормильцевъ и помощниковъ. Да Господь нашъ Царь небесный, не благословилъ меня владеть ими: одного сына похоронила, а другой служитъ батюшке Царю; дочь же взяли на воспитанiе къ себе добрые люди.

—    Да, бабушка, велики твои несчастiя; помоги тебе Богъ перенести ихъ!

—    Разве въ селе у васъ нетъ семей, что изъ двоихъ только сыновей твоихъ отдали одного въ рекруты?

—    Какъ не быть, батюшка бояринъ? Семей въ селе много у насъ, да у техъ есть защита, а моихъ сиротъ защитить было некому.

—    А что старушка,—продолжалъ офицеръ,—рада ты была бы, если бы твой сынъ навсегда возвратился къ тебе изъ службы?

—    Какъ бы добру не радоваться. Да где тому быть?— возражала старуха. Туда-то, говорятъ, дорога широка, а оттуда—узка. Да и то еще сказать, бояринъ, надобно же кому-нибудь и служить. Если бы все православные сидели дома, такъ пришли бы сюда неверные басурманы, передушили бы всехъ насъ, осквернили бы храмы Господни и, чего добраго, пожалуй, извели и самого бы батюшку, нашего Белаго  Царя!

—    А ты разве любишь Царя, бабушка?

—    Какая же бы я была христiанка, если бы не любила православнаго Царя? Самъ Спаситель приказалъ намъ любить царей и повиноваться имъ: Онъ Самъ повиновался царямъ, а мы-то какъ же смеемъ противиться заповедямъ Господнимъ?

498       ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.

—     Где служитъ твой сынъ? — спросилъ снова офицеръ.—Присылаетъ ли къ тебе письма?

—     Мой Петя служитъ въ Питере, — отвечала Прасковья,—при самомъ Государе, часто видитъ его светлыя очи и пишетъ, что службою очень доволенъ. Чего же мне еще больше ожидать отъ благого Создателя? Съ небольшимъ четыре года прошло, какъ мой Петя пошелъ на службу, а его ужъ сделали набольшимъ надъ всеми унтерами. Мой двоюродный братъ, отставной солдатъ, уверяетъ, что если Петръ не испортится, то его пожалуютъ въ офицеры. Дай-то Господи! Онъ, мой кормилецъ, и самъ-то получаетъ небольшое жалованье, да и то переслалъ ко мне рубликовъ десять.

—     Где письма твоего  сына, бабушка?  Покажи мне.

Прасковья достала съ полки письмо и показала офицеру: тотъ прочиталъ письмо и, вынувъ изъ своего кармана записную книжку, что-то записалъ въ нее карандашемъ, потомъ, возвращая письмо, далъ старушке не­сколько ассигнацiй и сказалъ ей:

—  Возьми, бабушка, эти деньги себе на хлебъ;
можетъ быть, скоро увидишь и своего сына. Молись Богу,
и не забывай меня въ своихъ молитвахъ. Прощай же,
добрая бабушка, помни, что за Богомъ—молитва, а за
Царемъ—служба не пропадутъ!

Съ этими словами, офицеръ съ денщикомъ вышли изъ хижины, и Прасковья только видела следъ укатившей коляски. Долго потомъ молила Прасковья Бога — благословить и наградить офицера и не знала, кто такой ея благодетель.

Къ отцу Николаю, наконецъ, прiехалъ нежданный гость—сынъ, котораго они не видали более пятнадцати летъ. Молодой Карповъ, по назначенiю начальства, отправлялся въ одинъ изъ университетовъ, для занятiя должности профессора. По пути онъ задумалъ заехать на родину, чтобы   навестить   стариковъ-родителей.   Отецъ и

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    499

мать едва узнали его: разстался съ ними еще мальчикомъ, а теперь былъ профессоромъ университета!

Старики были необыкновенно обрадованы, увидевъ своего милаго сына и въ такомъ хорошемъ состоянiи. Благочестивый священникъ, после первыхъ восторговъ свиданiя, зажегъ лампаду предъ святыми иконами и отслужилъ благодарственный молебенъ Господу — источнику всехъ благъ; умиленiе при этомъ всехъ было поистине трогательно; все плакали, все благоговейно молились... По окончанiи молебна, Карповъ поцеловалъ Животворящiй крестъ и, обнимая родителей, сказалъ:

—  Дорогiе мои родители! Теперь я убедился въ томъ,
что не одни только мои труды, а и теплыя молитвы ваши
помогли мне сделаться темъ, что я теперь.

Отецъ Николай взялъ потомъ за руку воспитанницу свою Анну и, подводя ее къ своему сыну, сказалъ:

—  Вотъ, любезный сынъ, наша принятая дочь, а твоя
названная сестра. Полюби ее, какъ братъ: она успокаи-
ваетъ нашу старость и составляетъ для насъ единственное
утешенiе въ нашемъ одиночестве,—только при ней намъ
не такъ тяжела казалась разлука съ тобой; не будь этого
ангела, мы, можетъ, давно бы лежали въ могиле. Не
смотря на ея простое происхожденiе, по своимъ чувствамъ
она превосходитъ многихъ девицъ благородныхъ.

Карповъ давно уже зналъ Анну изъ писемъ отца и представлялъ себе ее не иначе кахъ сельскою девушкою.

Теперь же, увидевъ ее лично, онъ нашелъ въ ней все отличныя качества достойнейшей девицы.

Скоро названный братъ и сестра между собою сблизились и полюбили другъ друга. Старики только радовались на согласiе детей.

По вечерамъ Анна играла на музыкальныхъ инстру-ментахъ, певала своимъ чистымъ, прiятнымъ голоскомъ,— Карповъ восторгался!

Наконецъ, онъ сталъ задумываться: мысль объ Анне

500      ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.

не покидала его ни на минуту... Онъ полюбилъ ее со всемъ жаромъ первой любви.

Прошелъ срокъ отпуска, а Карповъ все еще медлилъ отправляться въ университетъ: ему было жаль разстаться съ своей милой сестрою. Анна съ своей стороны также говорила брату, что безъ него ей будетъ грустно. Въ конце-концовъ, Карповъ объявилъ родителямъ о своемъ желанiи—взять ее за себя въ замужество. Старики были вне себя отъ радости. Хоть и жалко имъ было отпустить обоихъ детей, но они утешали себя мыслiю о счастiи милыхъ сердцу.

Свадьба Карпова назначена была на родине безъ всякихъ церемонiй. Этимъ они хотели порадовать своихъ добрыхъ родителей.

Столетнiй старецъ, священникъ села Благовещенскаго, дедъ Карпова по матери, совершилъ таинство брака и, благословивъ потомъ новобрачныхъ, сказалъ:

—   Самъ Богъ невидимо благословилъ васъ и сочеталъ чрезъ меня, недостойнаго своего служителя. Никогда
не забывайте Бога, просите Его милости и за все воздайте хвалу Ему. Только при этихъ условiяхъ можете
быть счастливы. Помните, что за Богомъ—молитва, а за
Царемъ—служба не пропадаетъ.

Растроганная отъ умиленiя, молодая чета возвратилась изъ церкви въ домъ родительскiй. Начались поздравленiя. Вдругъ, слышатъ звонокъ дорожнаго колокольчика: къ дому священника подкатила коляска; изъ нея выскочилъ молодой офицеръ и вошелъ къ пирующимъ. Никто не зналъ, кто былъ онъ.

Но старушка Прасковья бросилась къ офицеру на шею и въ слезахъ вскричала.

—   Петя! Ты ли это, мой ненаглядный сынъ? Тебя
ли, дорогого моего, видятъ дряхлые мои глаза? Не ждали
мы тебя, яснаго сокола, а прилетелъ ты къ намъ недуманно, негаданно, материнское сердце мое угадало тебя
въ золоте.

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    501

Анна также бросилась обнимать своего брата, после подошелъ къ офицеру и Карповъ; раскланявшись съ нимъ вежливо, онъ сказалъ ему:

—   Вы, конечно, не знаете меня, но если любите свою
сестру, то прошу полюбить и ея мужа!

Первые порывы радости, наконецъ, прошли. Все интересовались узнать исторiю скораго возвышенiя Петра, и онъ удовлетворилъ общее любопытство следующимъ разсказомъ:

„Простясь съ матерью и братомъ, я отправился съ партiею въ походъ;—тяжело мне было разстаться съ своею родиною, но я возложилъ надежду на Бога и решился, не щадя силъ, служить Великому Государю верою и правдою. Скоро я узналъ хорошо все солдатскiя науки, захотелось научиться и грамоте, добрые люди показали мне начало, я сталъ продолжать, и не больше, какъ черезъ полгода, научился такъ, что могъ легко читать и пере­писывать рапорты фельдфебелю. Черезъ два года произ­вели меня въ унтеръ-офицеры. Вскоре потомъ изъ нашего полка начали выбирать людей въ гвардiю. Я поступилъ въ число выбранныхъ и вместе съ прочими отправился въ Петербургъ. Тутъ начальники увидали мое старанiе и поведенiе и вверили капральство, а потомъ я произведенъ былъ въ фельдфебели. Продолжая, въ свободныя минуты, заниматься наукою, я успелъ выучить: законъ Божiй, грамматику, арифметику и исторiю. Начальники полюбили меня. Въ одно время, нашъ полкъ ннзначенъ былъ на разводъ. Прiехалъ Государь, котораго мы всегда встречали съ такою же радостiю, какъ встречаютъ дети своего любимаго отца.

„По окончанiи развода, Государь подошелъ къ моей роте, вынулъ изъ кармана свою памятную книжку и, посмотревъ въ нее, сказалъ":

—      „Фельдфебель Петръ Петровъ, впередъ"!

„Я вышелъ изъ фронта.

—      „Какъ   служитъ и ведетъ   себя   фельдфебель   Пе-

502       ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.

тровъ?—спросилъ  тогда   Государь,   обращаясь   къ полко­вому командиру.

—    „Служитъ онъ, Ваше Величество, — отвечалъ
командиръ,—съ отличнымъ усердiемъ и ведетъ себя примерно; свободное время не проводитъ праздно, а занимается наукою и многому уже выучился безъ наставниковъ.

„Все это хорошо,—продолжалъ Императоръ; — но по тебе, фельдфебель Петровъ, — скучаетъ старуха—мать. Я былъ у нея въ гостяхъ и узналъ, что тебя несправедливо отдали на службу. Хочешь ли, для пропитанiя матери, опять возвратиться въ первобытное званiе?

—      „Хотелъ бы я успокоить мою престарелую родительницу, но не желаю оставить службы Вашего Величества. Для меня лучше быть солдатомъ, нежели крестьяниномъ. Служба дала мне возможность выйдти изъ невежества,—отвечалъ я.

—      „Молодецъ!—сказалъ Отецъ—Государь, потрепавъ меня по плечу.—Поздравляю тебя съ чиномъ подпоручика гвардiи, съ двойнымъ окладомъ жалованья, Г-нъ полковой командиръ!— продолжалъ потомъ добрый Монархъ,—вы слышали мою волю? Распорядитесь-же, чтобъ подпоручикъ Петровъ былъ сегодня экипированъ на счетъ Моего кабинета, а завтра представьте его ко Мне во дворецъ.

„Я палъ на колени предъ священной Особой Царя и со слезами благодарилъ Отца—Государя за милость.

„Все офицеры полка приняли въ моей радости живое участiе_; и, какъ только Государь уехалъ, поздравили меня съ Монаршею милостiю. Утромъ, на другой день, принесли мне офицерское платье и уборы; явился и денщикъ къ моимъ услугамъ. Я оделся въ новый мундиръ, отправился къ полковому командиру и вместе съ нимъ поехали во дворецъ".

„Государь милостиво изволилъ разговаривать съ нами, пожаловалъ мне три тысячи рублей и сказалъ: поезжай. утешь свою мать. Я тебе даю отпускъ на три месяца. Изъ этихъ денегъ возьми себе половину, на свои собственные

ТОГО   БОГЪ   НЕ   ПОКИДАЕТЪ,   КТО   ЕГО   НЕ   ЗАБЫВАЕТЪ.    503

расходы, а другую половину отвези отъ меня въ подарокъ своей старушке-матери, за то, что приготовила мне хорошаго офицера. Надеюсь, подпоручикъ, что въ новомъ званiи ты еще более будешь стараться о службе и поведенiи: помни, что „за Богомъ—молитва, а за Царемъ служба не пропадаютъ".

„Я облобызалъ руку Отца-Благодетеля и отъ умиленiя не въ состоянiи былъ произнести ни слова".

„ По выходе изъ дворца, командиръ еще разъ поздравилъ меня съ Монаршей милостью и подарилъ мне свою коляску для дороги".

„Живо я собрался въ путь; на станцiяхъ меня не задерживали ни на минуту, потому что въ подорожной моей значились священныя для каждаго слова: по именному Высочайшему повеленiю".

„Въ городе Р* я остановился на станцiи, чтобы переодеться, и спросилъ смотрителя, не знаетъ ли онъ мою мать"?

— „Какъ не знать эту добрую женщину,—отвечалъ смотритель;—сегодня у нея радость: дочь ея выходитъ замужъ за сына сельскаго священника. Больше я ужъ не сталъ дослушивать словоохотливаго смотрителя и поспешилъ къ вамъ на радость".

„Вотъ вамъ, милые, и вся моя исторiя".

Когда Петровъ окончилъ разсказъ свой, о. Николай обратился къ Прасковье и сказалъ: „Сватья"! услышалъ Господь твои печали и терпенiе. Ожидала ли ты когда-нибудь, что сироты твои, оставленныя родственниками, будутъ наслаждаться такимъ счастьемъ? Вотъ и сбылась пословица, что „за Богомъ—молитва, а за Царемъ—служба не пропадаетъ".

Прошло еще несколько летъ. На сельскомъ кладбище четыре могилы, въ которыхъ покоятся старики. Надъ одной могилой возвышается богатый мраморный памятникъ, на которомъ сделана надпись: нежной матери, крестьянке Парасковье, отъ детей: полковника и кавалера Петра Петрова и статской советницы Анны Карповой.

504        заветъ честной, несчастной вдовы.

^{Заветъ честной, несчастной}

^вдовы.

Ветеръ уныло завываетъ вокругъ дома; мрачный дождливый день,—такова же и моя жизнь. Зачемъ это нужно было мне родиться? Неужели, въ самомъ деле, своей судьбы не миновать? Неужели я Богомъ обречена была на такое страданiе? Или я сама виновата, сама уготовила тотъ тернистый путь, который истерзалъ мне всю душу? Теперь ужъ мой конецъ близокъ,—и то, что со мной было, непоправимо; но, можетъ быть, этотъ очеркъ моей жизни попадется на глаза тому, кого во время предостережетъ отъ опасности...

Первая пора моей жизни была очень счастлива, и представляется она теперь точно ясный летнiй день, залитый солнечными лучами, а затемъ глубокая мрачная ночь. Моя мать держала маленькую торговлю и, кроме того, отдавала въ наемъ комнаты, такъ что мы жили безбедно, сестра и я получили порядочное воспитанiе и помогали ей въ хозяйстве. Одинъ разъ къ нашему дому подъехалъ господинъ и спросилъ, нетъ ли свободной комнаты. Комната оказалась; онъ ее нанялъ и на другой день поселился у насъ. Въ скоромъ времени онъ сталъ у насъ, какъ свой; обедалъ съ нами и по вечерамъ, когда лавка была закрыта, читалъ онъ намъ вслухъ или помогалъ въ нашихъ делахъ, такъ что мы привыкли къ нему, какъ къ родному. Больше другихъ привыкла къ нему я, несмотря на то, что онъ временами бывалъ очень странный: говорилъ много и скоро, съ какимъ-то особеннымъ возбужденiемъ; и при этомъ у него щеки горели огнемъ. Въ комнате своей онъ постоянно держалъ вино, уверяя, что оно ему полезно; иной разъ это меня тревожило, а все-таки, когда онъ предложилъ мне быть его женой, я тотчасъ же согласилась и уверяла сама себя, что я своимъ

заветъ честной, несчастной  вдовы.      505

влiянiемъ скоро отучу его отъ вина и что онъ ради меня охотно броситъ все, что мне непрiятно. Но въ ту минуту я ему этого не высказала: зачемъ, думала, обижать его теперь, начнемъ жизнь вместе, такъ все устроится. Неопытная, неразумная, самонадеянная, я съ нимъ обвенчалась, и мы переехали въ хорошенькую просторную квартиру; у него были средства и должность довольно выгодная. Первое время все шло хорошо; я была видимо счастлива, живя безпечно, безъ труда, безъ заботъ, безъ молитвы и не искала той помощи, которая одна можетъ защитить отъ греха. Прошло несколько времени и мужъ сталъ требовать все больше вина къ столу, а разъ, когда я на это огорчилась, онъ разсердился и сказалъ мне, что если будетъ дома встречать стесненiя, то уйдетъ туда, где найдетъ свободу. Эти слова меня испугали, и я стала покупать вина, сколько онъ хотелъ, думая: пусть лучше пьетъ дома, нежели въ другихъ местахъ. Не имела я духу постоять за правду, не имела я духу сказать ему, что не стану своими руками подносить ему яда для души и тела, и горько поплатилась я за свое малодушiе. Онъ сталъ пить и дома и въ другихъ местахъ все больше и больше; пришлось намъ выехать изъ просторной квартиры и переехать въ тесную, а затемъ и въ одну душную комнату. Сколько стыда, и горя, и лишенiй пришлось перетерпеть! Какъ описать всю тоску сердечную, когда дошло до того, что малютки наши зачахли отъ холода и голода и ихъ пришлось схоронить. Боже мой, Боже мой, какая страшная язва это—пьянство! Оно такъ завладело моимъ несчастнымъ мужемъ, онъ палъ такъ низко, что страшно и вспомнить! Силы ушли, разсудокъ пошатнулся, память пропала, всякое доброе чувство и желанiе исчезло, лицо стало безсмысленное, глаза помутились, изорванная одежда висела лохмотьями на исхудаломъ изнуренномъ теле; весь видъ его сделался такой ужасный, нечеловеческiй, что я, жена его, не могла безъ содроганiя смотреть на него!—Ахъ, и это  погибшее

506        ЗАВЕТЪ ЧЕСТНОЙ, НЕСЧАСТНОЙ ВДОВЫ.

созданiе—это мой мужъ—тотъ самый, которымъ я такъ любовалась, гордилась, который въ былое время прельщалъ меня своими умными речами, — которому я вверила всю свою жизнь и свое счастье. И все это началось съ одной—двухъ рюмокъ, на которыя я такъ легко смотрела!

Всему этому пришелъ теперь конецъ. Сегодня я проводили мужа на кладбище: онъ умеръ безъ сознанiя, безъ покаянiя, и мне уже не долго томиться на этомъ свете. Сильная боль въ груди, удушливый кашель, нищета, уносятъ последнiе остатки жизни, такъ что мне не сойти съ этого чердака до техъ поръ, пока и меня не снесутъ туда же, въ могилу...

Такова моя судьба, и не моя только, а многихъ другихъ. Въ теченiе моей горькой жизни и скитанiй по разнымъ угламъ, какихъ только ужасовъ я не нагляделась. И всему этому причиной—пьянство. Сколько унесло оно молодости, силъ и счастья! И тутъ, где я теперь доживаю свои скорбные дни; тотъ же врагъ царствуетъ безпрепятственно; долетаютъ до меня и здесь знакомые звуки, отъ которыхъ кровь застываетъ въ жилахъ и которые ясно доказываютъ, съ какой дикой, необузданнной силой свирепствуетъ и здесь та же язва...

Я—только женщина слабая, одинокая, умирающая, нищая, но я готова собрать последнiя силы, чтобы возвысить голосъ противъ этого ужаснаго порока, и пусть мой горестный крикъ долетитъ хоть до чьей нибудь души и пробудитъ ее. Но что можетъ сделать мой слабый голосъ, мое слабое перо? Кто послушаетъ меня, несчастную, никому неизвестную вдову пьяницы! О, какъ гнететъ меня сознанiе моего безсилiя и какъ хотелось бы мне молить всехъ и каждаго, кому дорого истинное и вечное благо душъ человеческихъ, поднять руку на общаго врага! Мои руки уже коченеютъ, ветеръ врывается сквозь разбитое стекло и пронизываетъ меня насквозь, а кашель прерываетъ дыханiе...

 

ЗАВЕТЪ ЧЕСТНОЙ, НЕСЧАСТНОЙ ВДОВЫ.       507

Мне вспоминается теперь мое счастливое детство, любовь матери и сестры, безмятежная жизнь, и все эта ушло; осталась одна только тяжкая скорбь, которая сломила душу и тело. И всему этому виной пьянство!

Отцы и братья! Примите мой последнiй вздохъ, внемлите моей последней мольбе: умоляю я васъ, какъ предъ Богомъ, противостаньте истребителю, отразите врага, употребите на то все старанiя, не оставайтесь равнодушными, не говорите: „мне все равно, не мое дело". Каждый изъ васъ спасите хоть одну жертву и всеми силами берегите отъ этого яда техъ, которые еще не повреждены. Оглянитесь вокругъ себя; сколько жертвъ, сколько слезъ и разоренiя, сколько безутешныхъ родителей, погибшихъ юношей,—бездомныхъ, осиротелыхъ детей; сколько злобы, жестокости, преступленiй, и все это—последствiя пьянства... Вы знаете, что это правда: подымите же голосъ противъ этого великаго беззаконiя; прострите руки, чтобы оттолкнуть отъ себя и отъ близкихъ вашихъ эту язву; и Богъ поможетъ вамъ! (В. Т.).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Отчимы, мачехи пасынки, падчерицы.

Отчимы и мачехи, пасынки и падчерицы.

Есть мужчины и женщины, которые, лишившись одинъ—нежно любимой жены, другая — нежно любимаго мужа, даютъ обетъ не вступать въ новый бракъ. „Нетъ говорятъ они, —не введу я въ свой домъ мачехи для моихъ детей; не дамъ я отчима моимъ детямъ. Я одинъ, или одна, буду для нихъ отцомъ и матерью вместе".И многимъ, при помощи Божiей, удается исполнить обетъ, данный въ первыя минуты горя объ утрать дорогого существа. Мы знаемъ вдовицъ, которыя отвергли выгодныя предложенiя новаго супружества и остатокъ дней своихъ посвятили деламъ благочестiя, молитве о покойномъ муже и полнымъ любви и самоотверженiя заботамъ о детяхъ. Мы знаемъ мужчинъ, которые, овдовевъ въ молодыхъ летахъ, не искали новой подруги жизни, редко показывались въ светъ, всячески стараясь избегать встречъ и знакомствъ, которыя бы могли ихъ повести къ нарушенiю обета верности въ отношенiи къ покойной жене, — и въ уходе за детьми, въ заботахъ объ ихъ воспитанiи и благополучiи не уступали иной матери. Но не все овдовевшiе остаются во вдовстве до конца жизни. По немощи въ борьбе съ плотiю, по непривычке къ одинокой жизни, по невозможности совместить со многими другими обязан­ностями и делами постоянный и бдительный личный надзоръ   за   детьми,   многiе   вдовцы   находятъ   нужнымъ

ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.                                                509

искать себе — новой жены, для осиротевшихъ детей — новой матери, а для дома—хозяйки. И многiя овдовевшiя матери охотно вступаютъ во второй бракъ, чтобы въ новомъ муже найти опору для себя и покровителя для детей своихъ.

Нельзя, однако, скрывать, что это высокое дело соединено съ великими трудностями. Оне происходятъ съ разныхъ сторонъ. Начнемъ съ детей. Случается, что отчиму или мачехе достаются въ наследство дети, воспитанiе которыхъ запущено или при жизни или по смерти отца, либо матери. Новымъ воспитателямъ, заступившимъ место родного отца и матери, предстоитъ тяжкiй трудъ перевоспитывать такихъ детей, и трудъ этотъ или оказывается совсемъ безуспешнымъ или съ чрезвычайною медленностiю приноситъ вожделенные плоды. Въ силу этого, отчиму или мачехе на первыхъ порахъ брачной жизни не всегда удается испытать счастiе и радости, а иногда приходится лить слезы. Иная молодая женщина, заглянувъ въ сердце своего пасынка или падчерицы, приходитъ въ унынiе при одной мысли о принятой на себя обязанности матери въ отношенiи къ нимъ. Затруднительны бываютъ отношенiя отчима или мачехи преимущественно къ взрослымъ пасынку или падчерице. Случается, что последнiе не хотели бы видеть въ своемъ семействе второго отца или вторую мать, и принимаютъ ихъ съ недовольствомъ и даже враждебнымъ чувствомъ, особенно когда отчимъ или мачеха по летамъ немного старше ихъ; они затрудняются касательно того, какъ называть ихъ, и неохотно называютъ ихъ отцомъ или матерью. И вотъ нередко изъ-за драгоценнейшаго на земле имени отца или матери поднимается въ семействе война и повторяются непрiятныя сцены. — Сторону детей перваго брака держатъ иногда ихъ родственники или знакомые. Они стараются утвердить надъ ними свое влiянiе и поселяютъ въ ихъ сердцахъ холодность къ отчиму или мачехе. Непрошенные посредники   выведываютъ   отъ   детей   объ   отношенiи къ

 

510                               ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.

нимъ отчима или мачехи, съ участiемъ выслушиваютъ ихъ жалобы, и вместо того, чтобы успокоить детей, еще пуще раздражаютъ ихъ противъ техъ, на кого они жалуются. Даже постороннiе люди почитаютъ себя въ праве вмешиваться въ дело, ихъ не касающееся. Въ случае наказанiя детей — даже справедливаго поднимаются голоса осужденiя со всехъ сторонъ, какъ будто сделана величайшая несправедливость! „Вотъ,— говорятъ,— что значитъ не родной отецъ и не родная мать!" Какъ много бываетъ вреда отъ неблагоразумнаго вмешательства, отъ неблагоразумнаго участiя стороннихъ людей къ пасынкамъ или падчерицамъ!

Вступившiе въ бракъ со вдовцомъ или вдовою иногда отъ нихъ самихъ встречаютъ препятствiе къ установленiю правильныхъ отношенiй къ ихъ детямъ. Худо, если между лицами, находящимися въ такомъ браке, нетъ искренняго доверiя, если одна половина, имеющая детей отъ перваго брака, подозреваетъ другую въ нерасположенiи къ нимъ и, по пристрастiю къ детямъ, сквозь пальцы смотритъ на ихъ неприличное обращенiе съ отчимомъ или мачехою; тогда нетъ надежды, чтобы такой бракъ принесъ благословенные плоды, какъ родителямъ, такъ и детямъ. Тогда домъ разделяется на партiи, и между ними проис­ходитъ глухая или открытая война.

Причиною семейныхъ безпорядковъ весьма часто бываетъ неправильный взглядъ отчима или мачехи на свои обязанности. Иногда отчимъ или мачеха думаютъ, что имъ не принадлежитъ никакой власти надъ пасынками или падчерицами, и потому относятся къ нимъ совсемъ не по-родительски. Они забываютъ или не хотятъ понять, что они получили отъ Бога полную власть надъ ними, по силе супружескаго союза съ ихъ роднымъ отцомъ или матерью, — и являются равнодушными къ нимъ, какъ бы чужимъ детямъ. Они называютъ ихъ „детьми своего мужа или своей жены", проступки ихъ не горячо принимаютъ къ сердцу и не противодействуютъ ихъ дурному поведенiю.

ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.                              511

Что бываетъ следствiемъ этого? Дети, которыхъ не признаютъ „своими" отчимъ или мачеха, съ своей стороны не считаютъ ихъ за родителей и обращаются съ ними не такъ, какъ должно детямъ. Доходитъ до того, что, наконецъ, отчимъ или мачеха терпятъ отъ такихъ детей явное пренебреженiе и оскорбленiе, и подавленные чувствомъ своего безсилiя, только вздыхаютъ, да жалуются. Само собою разумеется, что и супружескiя отношенiя при этомъ становятся нехорошими; а все оттого, что не принято яснаго и твердаго положенiя въ отношенiи къ пасынкамъ и падчерицамъ.

Наконецъ, въ неблагопрiятныя отношенiя къ пасынкамъ или падчерицамъ становятся отчимъ или мачеха, когда оба имеютъ родныхъ детей. Понятно, отчего происходятъ такiя отношенiя: собственныхъ детей, какъ свою плоть и кровь, отчимъ и мачеха предпочитаютъ нероднымъ детямъ, обращаются съ родными детьми ласковее, даютъ имъ преимущество въ пище и одежде, воспитываютъ ихъ гораздо тщательнее и наследства отказываютъ имъ больше. Если же отчимъ или мачеха сами не расположены допустить такое неравенство между родными и неродными детьми, то не бываетъ недостатка въ людяхъ, которые успеютъ склонить ихъ къ этому своими советами, говоря: „Ведь это твои собственныя дети, а те чужiя: какъ же можно изъ твоего собственнаго именiя награждать чужихъ детей наравне съ родными, твоими прямыми и законными наследниками?" Следствiемъ такихъ внушенiй бываетъ то, что пристрастiе къ роднымъ детямъ и несправедливости къ нероднымъ вооружаютъ последнихъ противъ первыхъ и также противъ отчима и мачехи.

Какъ же должны поступать и вести себя отчимъ и мачеха, чтобы пасынки и падчерицы не жаловались и не роптали на нихъ. Они должны принимать ихъ во имя Iисуса Христа, руководствуясь словами Его: „Кто приметь одно изъ такихъ детей во имя Мое, тотъ принимаетъ Меня"   (Марк.   9,   27).   Пасынковъ   и   падчерицъ   даетъ

512                               ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.

тотъ же Самый Богъ, который даруетъ родныхъ детей. Поэтому пусть такъ разсуждаетъ отчимъ или мачеха: „Эти дети даны мне отъ Бога въ даръ; Онъ вручилъ мне надъ ними власть и Онъ же некогда потребуетъ отчета за нихъ отъ меня. Богъ, который по милосердiю Своему благословилъ называть Себя отцомъ народа еврейскаго, когда народъ сей самъ по себе, какъ и другiе народы, не имелъ на это права,—Богъ, который соделалъ Своими чадами людей, утратившихъ по грехамъ своимъ право на священное имя чадъ Божiихъ, — Богъ, который меня, беднаго, погибшаго грешника, усыновилъ Себе безъ всякой съ моей стороны заслуги, — тотъ же Богъ далъ мне детей, которыя не отъ меня родились". Вотъ какими очами ты долженъ взирать на твоего пасынка или падчерицу. И если воспитать ихъ кажется тебе трудно, то не забывай, что воспитанiе тебя самаго требовало и доселе требуетъ еще большихъ заботъ отъ Твоего Бога. Потомъ какъ можно чаще моли Господа, да поможетъ тебе относиться къ даннымъ тебе нероднымъ детямъ съ любовiю родного отца или родной матери. Всякая истинная любовь исходитъ отъ вечной любви Божiей и достигается молитвою. И Господь услышитъ и исполнить эту молитву. Онъ съ радостiю даетъ то, что составляетъ Его существенное свойство,—любовь. И если сердце твое не лежитъ къ пасынку или падчерице, не можетъ привыкнуть къ тому, чтобы любить ихъ съ отеческою или материнскою нежностью, и если они сами или ихъ родные и знакомые ставятъ преграду между ними и твоимъ сердцемъ, то припадай къ подножiю креста Христова, укрывайся отъ скорбей твоихъ подъ его благотворною сенiю, и ниспадетъ съ него на твою душу прекрасный плодъ, то-есть любовь, та самая любовь, которая возвела Господа на высоту крестнаго древа для спасенiя и счастiя всехъ насъ. Господь молился на кресте за Своихъ враговъ: „Отче, отпусти имъ, ибо они не знаютъ, что делаютъ". И твой пасынокъ или падчерица не знаютъ,   что делаютъ, когда

ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.                             513

относятся къ тебе съ холодностью и даже непрiязнiю. Молись только какъ молился Iисусъ Христосъ, и Святый Духъ осенитъ и исполнитъ любовiю и миромъ твою душу. Паче всего проси Господа, да укрепитъ тебя Своею благодатiю къ исполненiю принятыхъ тобою обязанностей. Ты по опыту знаешь немощь и не постоянство нашей природы. Бодрый духъ даетъ искреннiй обетъ любви къ мужу или жене и ихъ детямъ, рожденнымъ отъ перваго брака, а немощная плоть затрудняетъ исполненiе этого обета. Ты изнемогаешь въ борьбе съ разными трудностями, и то текутъ у тебя тихiя слезы, то истощается терпенiе, и слова несдержаннаго гнева рекой льются изъ твоей груди. Того и другого не должно быть. Оставайся только подъ древомъ креста,—и укрепятся ослабевшiя колена, и утешится гневъ. Если ты убежденъ въ святости принятыхъ тобою обязанностей въ отношенiи къ пасынку или падчерице, то не одна любовь къ нимъ, а вместе и справедливость должна руководить тебя въ исполненiи этихъ обязанностей. Помни, что власть надъ детьми твоей жены, или мужа, дана тебе отъ Бога, а потому держи эту власть въ твердой руке. Будь только ласковъ къ нимъ, но вместе и строгъ, по требованiю справедливости. Люди могутъ осуждать твое поведенiе, твою строгость, порицать тебя за наказанiя, какимъ иногда подвергаешь вверенныхъ тебе детей; ты не обращай вниманiя на эти пересуды и порицанiя, иди своею дорогою, будь твердъ въ твоихъ благихъ намеренiяхъ, и победа будетъ на твоей стороне: твоя справедливость, наконецъ, будетъ оценена, злые языки умолкнутъ, и люди будутъ съ почтенiемъ произносить имя твое. Дети поймутъ тебя, отдадутъ справедливость твоему поведенiю въ отношенiи къ нимъ, и со дня на день будутъ привязываться къ тебе сильнее и сильнее.

Чтобы влiянiе отчима или мачехи на пасынка или падчерицу было благотворно, родные ихъ отецъ или мать должны заблаговременно приготовить ихъ молодыя сердца къ принятiю этого влiянiя. Они должны предварить ихъ,

514                                ОТЧИМЫ   И   МАЧЕХИ.

что власть свою надъ ними они вполне намерены делить съ ихъ отчимомъ или мачехою. Въ противномъ случае нельзя ожидать добра. Если, напримеръ, мачехе будетъ говорить мужъ ея: „Ты не должна ничего взыскивать съ детей моихъ; ты не должна ничего приказывать имъ",— то и хорошая мачеха не принесетъ детямъ пользы. Особенно вслухъ детей никогда не должно произносить такихъ и подобныхъ словъ: въ памяти ихъ они никогда не умрутъ и будутъ источникомъ всякихъ огорченiй для мачехи.

Господь не оставляетъ безъ награды техъ, которые свято и честно исполняютъ обязанности отчима или мачехи. Онъ награждаетъ ихъ благосостоянiемъ въ домашней жизни; но самая лучшая для нихъ награда есть та, о которой говорится въ словахъ Господа: „Кто приметъ одно изъ такихъ детей во имя Мое, тотъ принимаетъ Меня" (Марк. 9, 7). Какое счастiе быть въ такомъ тесномъ общенiи съ Господомъ, вместе съ Нимъ проходить путь жизни, и подъ сенiю лица Его достигнуть небеснаго пристанища! Отчимъ или мачеха, въ лице детей принимающiе Самого Христа, могутъ встретить съ ихъ стороны неблагодарность и не-любовь; они не должны смущаться этимъ, должны быть довольны тою одною наградою, что принимаютъ Христа. Но что, если къ этой награде присоединится еще не только уваженiе и любовь къ нимъ детей при жизни, но благодарная память о нихъ по смерти? Не въ высшей ли степени утешительно оставлять после себя пасынка или падчерицу, которые будутъ говорить: „Наша мачеха была для насъ родная мать, любила насъ и заботилась о нашемъ благе, какъ не всегда любятъ и заботятся родныя матери". Эта похвала въ тысячу разъ дороже всякаго великолепнаго надгробнаго памятника и красноречивой надгробной надписи.

 

 

 

 

МАЧЕХА.                                      515

Мачеха.

Я шелъ по пыльной дороге. День былъ жаркiй, солнце такъ и жгло, сухая пыль лезла въ глотку. Солнце разожгло глаза до того, что въ нихъ круги зеленые пошли, и кругомъ ни кустика, ни деревца,—все луга, да луга, куда глазомъ ни кинешь.

Шелъ я въ городъ,—место выходило. Писалъ братъ, что у его хозяина работа есть. Городъ отъ насъ верстахъ въ тридцати.

Вышелъ я пораньше, чтобы потише итти, не торопясь, да ужъ очень меня жара истомила; къ двумъ часамъ ноги разломило, жажда такая мучитъ,—попадись, кажется, прудъ какой да лужа и то бы напился. Думаю: хоть бы деревушка какая попалась, да близко отъ насъ въ эту сторону деревень-то нетъ. До Валькова еще часа два итти.

Поднялъ глаза, взглянулъ на дорогу, что передо мной скатертью легла,—батюшки, а Ольховка-то тутъ какъ тутъ, рукой подать! Вотъ ведь изъ ума вонъ,—въ Ванино-то у насъ сестра Марья выдана да знакомые есть, а въ Ольховке никого, вотъ и забылъ.

Словно матери родной я ей тогда обрадовался, Ольховке этой.

По деревне тишина такая,—все разбрелись: кто въ лесъ по ягоды пошелъ, кто въ гости,—день-то былъ праздничный. Пошелъ я въ деревню, думаю: пойду къ колодцу напиться, да отдохну. Смотрю—у колодца женщина стоить молодая, красивая, и уходить хочетъ, зачерпнувши воды. Поклонился ей, прошу:

— Дай-ка, красавица, напиться.

А она говоритъ:

— Изволь, родимый, да вода-то у насъ больно плохая, темная, колодецъ-то почти высохъ. Вода-то ужъ на донышке, ужъ зеленая какая-то. Да ты бы зашелъ къ намъ, кваску бы испилъ... передохнулъ.

516                                           МАЧЕХА.

Поблагодарилъ ее за ласковое слово, смотрю,—молодуха такая приветливая, отъ сердца говоритъ, и пошелъ къ нимъ. Прошли черезъ улицу, вижу: изба хоть и старая, а все видно, что золотыя руки здесь работаютъ. Порядокъ такой, чисто. Прошла она впередъ, поставила ведра, отворила дверь, говоритъ:

—  Милости просимъ, зайди.

Вошелъ въ избу, чисто; въ углу старушка старенькая такая, сгорбленная, да такъ странно смотритъ, глядитъ прямо на меня, а словно ничего не видитъ. Кошка около нея на платье сидитъ, мурлыкаетъ, а она кошку гладитъ и все на дверь смотритъ, а потомъ спрашиваетъ:

—     Это ты, Аннушка?

—     Я, маменька. Смотри-ка, намъ Богъ гостя послалъ.

—     Кто таковъ?

—     Прохожiй, маменька, какъ величать—не знаю.

—     Матвей Григорьевичъ,—кланяюсь я ей.

 

—     Не видитъ она, — шепчетъ Аннушка:—года три какъ ослепла. Садись-ка къ столу, отдохни; котомку-то свою сними, а я кваску принесу... Да ты отдохни, какъ следуетъ, вотъ обедать скоро будемъ, съ нами пообедай... Издалека ли?

—     Изъ Костюхина.

—     А у меня тамъ мужнина сестра: Ольгу Сенину знаешь?

—  Знаю.

—   Мужъ сегодня туда  пошелъ,   ночевать  останется.
Принесла  она  квасу,   разговорились   мы,   и   такъ-то

тихо да любовно у нихъ. Дочь съ матерью ласковая, обходительная, а ужъ мать-то въ ней, кажется, души не чаетъ. Накрыла Анна на столъ, а потомъ около матери села, объясняетъ ей все, что та не пойметъ. Хотелъ я недолго оставаться и обедать, какъ Анна предлагала, не хотелъ, да заговорился и забылъ, словно не въ первый разъ видимся, давно знакомы. Наконецъ, собираюсь уходить, а Анна говоритъ:

МАЧЕХА.                                       517

—  Да что ты, добрый человекъ, куда ты на дождь
глядя пойдешь?

Думаю, что за диво, какой дождь. Подошелъ къ окну, смотрю, все небо обложило,—и не заметилъ, какъ подкралось, того и гляди, либо дождь прольетъ, либо гроза разразится. Анна уговариваетъ:

—  Останься, дождемъ землю спрыснетъ, вечеромъ по
холодку и пойдешь. Маменька ужъ такъ рада, что есть съ
кемъ поговорить. Соскучилась она все со мной.

Я и остался. Анна подала на столъ, а потомъ къ матери подошла, помогла ей встать, а за столомъ ей первое место, первый кусокъ. И залюбовался я, какое почтенiе, а у насъ-то: Василья брата Авдотья мать совсемъ выжила, да и у насъ въ доме у Татьяны съ матерью каждый день споры да попреки—и ведь не убедишь никакъ, станешь говорить, расплачется, и очень меня это мучило.

После обеда Анна мать отдохнуть уложила, а мы вышли и на крылечке сели. И дождь же былъ! Такъ и гуделъ; по земле ручьи потекли и темно такъ. Вотъ я и говорю:

—     Стара мать-то твоя?

—     Не такъ ужъ стара, да больна она была, оспа у ней была, она такъ намучилась,—день и ночь я около нея сидела, все ея муки видела; отъ той болезни и ослепла.

—  А ты не похожа на нее, Анна Федоровна.
Усмехнулась Анна.

—     А что-жъ бы намъ похожимъ быть? Ведь она мне не родная мать.

—     Неужели мачеха?

Я такъ удивился, что Анна это заметила и улыбнулась.

—     Видно и ты, добрый человекъ, мачеху не весть за какого ворога считаешь?

—     Да ворога не ворога, а только и любви отъ нихъ всегда мало видать.

—     Ну, я отъ моей, кроме ласки, ничего  не  видала.

518                                          МАЧЕХА.

Тутъ и разсказала она мне все про свою мачеху.

„Моя мать умерла, какъ мне тринадцать летъ было; не ладно они съ отцомъ жили. Она была изъ богатаго дома,—онъ у ея отца въ работникахъ служилъ. Отецъ ея, какъ батюшка посватался, три дня ходилъ словно туча, да не могъ съ своей дочкой совладать, ужъ такая балованная была, целыми днями плакала. „Руки, говоритъ, на себя наложу,—ну, и согласился. Первые-то годы они хо­рошо жили, да очень она ревнива была, все выговоры да жалобы: „Зачемъ туда идешь, отчего дома съ женой не сидишь". А то, какъ не угодитъ, станетъ упрекать, что обманулъ ее, за богатство взялъ. Отецъ техъ попрековъ выносить не могъ,—говорить ничего не говорилъ, а возьметъ шапку и уйдетъ. Все чаще, да чаще, а тамъ и вовсе пересталъ разговаривать. Сколько разъ бывало плакала матушка, обнимая меня, да на долю на свою горькую мне жалуясь. Говоритъ бывало: Аннушка, помни всегда свою мать, люби,—недолго мне жить: засушилъ меня злодей мой. Какъ умру, вспоминай". И жаль мне смерть было матушку: мало я тогда понимала, а все видела, что обижена она, что несчастна она и, кажется, потребуй она, жизни бы я за нее не пожалела. Такъ мне она мила была! Бывало, какъ заплачетъ, побледнеетъ вся, за руку мою схватится, сожметъ, а слезы градомъ, и чувствую, что есть у нея враги, что сгубили ее, и въ моемъ ребячьемъ сердце злоба на техъ неведомыхъ враговъ разжигается,—сокрушила бы ихъ, маменьку свою родимую отстояла. А отецъ все дальше да дальше отъ нея, ни слова бывало съ ней не скажетъ. Разъ сижу я въ уголке, куклы шью, а маменька около меня чинитъ что-то. Отецъ тутъ же у стола сиделъ. Спрашиваетъ матушка: „Ты где вчера, Федя, былъ?"—„Где былъ тамъ нету". Обидно такъ стало матушке, сдержала она все-таки слезы, подошла она къ нему, за руку взяла да такъ ласково говоритъ: „Федя, что ты такой сталъ, ни слова мне не скажешь,—я при тебе словно виноватая, слова не смею сказать. Пожалей меня,

МАЧЕХА.                                   519

Федя, ведь я сохну. Вспомни прежнее, отзовись, скажи слово ласковое",—обнимаетъ его, а отецъ оттолкнулъ ее и всталъ: „Не понимаешь ты, насильно милъ не будешь, опостылела ты мне". Ушелъ; пошатнулась она, чуть не упала, да какъ заплачетъ севши на лавку. Плачетъ и кашляетъ, за грудь рукой схватилась, до техъ поръ кашляла, что безъ силъ на лавку повалилась. Съ той поры и не вставала. Силъ ужъ не было таетъ, какъ свечка. Я отъ нея въ ту пору ни на минуту не отходила. Придутъ навещать, она больше молчитъ, ни слова жалобы, а останемся съ ней, и начнетъ она мне говорить, проситъ любить, всю жизнь помнить. „Твой отецъ скоро после меня женится, небось,—не верь мачехе, Аня: злыя оне все, коварныя,—можетъ она разве тебя, какъ я, любить? Хитрыя оне, будутъ за тобой ухаживать на первыхъ порахъ, чтобы отцу угодить. Много тебе будетъ горя, бедненькая моя. Не поддавайся, живи своимъ умомъ, а отъ нихъ проклятыхъ въ стороне будь". И прости Богъ батюшке, что заставилъ онъ меня, ребенка, въ те поры ненавидеть его всей душой и всехъ ихъ неведомыхъ вороговъ, за то, что мучили мою матушку.

„Скоро померла она. Правду сказала: скоро отецъ женился, взялъ невесту изъ соседней деревни, куда еще при жизни матушки часто ходилъ. Пришла соседка наша, бабушка Фекла, нарядила меня въ новый сарафанъ и все плакала надо мной; „Сироточка горькая, ноги матери не успели остыть, а ужъ отецъ мачеху въ домъ беретъ". Я не плакала, словно каменная я въ то время была,—слезъ нетъ, а думы все такiя тяжелыя, словно застыла. Прiехали отъ венца. Молодая-то славная такая, лицо доброе, глаза веселые, румяная. Подозвалъ меня отецъ, а я не иду. Взялъ онъ меня за руку, подвелъ. „Вотъ, говоритъ, наша Аннушка". А мачеха говоритъ: „Какая бледненькая-то!" ласково за руку меня беретъ. „Вотъ тебе новая маменька, говорить отецъ,—люби ее". Вырвала я руку и говорю: „Нетъ у меня матери: мою маму въ землю зарыли,

520                                           МАЧЕХА.

не буду ея любить".—„Полно, деточка бедная, не скучай по маме: ее Боженька на небо взялъ. Полюби меня", говоритъ мачеха, беретъ руку, къ лицу приложила. Не помнила я себя, вырвала руку, по лицу задела, кричу: „Не смей меня трогать!" Разсердился отецъ, схватилъ меня, а она еще уговариваетъ: „Оставь ее: бедная девочка по матери скучаетъ; обойдется она". И мне кажется, прибей меня отецъ, мне бы легче было, чемъ слышать, какъ она за меня заступается. Оставилъ меня отецъ, я выбежала на огородъ, забилась въ уголокъ и все время плакала. Съ той поры я еще больше окаменела. Хожу словно кукла какая: спросятъ—отвечу, а сама все больше молчу. Еще при отце отвечала, какъ следуетъ, а безъ него такъ все больше дерзко; она со мной ласково такъ бывало загово­ритъ, а я сейчасъ: „Отстань отъ меня, не люблю я тебя". Отойдетъ она грустная такая, и жаль мне ее станетъ,— думаю: „И за что я ее мучаю"; а потомъ, какъ вспомню слова матери, что сперва она ко мне подольститься хочетъ,—еще больше озлоблюсь. Оставила она меня. Отецъ сталъ замечать, что я ей слова путемъ не скажу, говоритъ: „Ты смотри у меня, Анютка: ежели я еще услышу, какъ ты матери отвечаешь, плохо тебе будетъ, вспомни мое слово". Я это молча выслушала и пошла вонъ, а какъ уходила, слышу она говоритъ: „Полно Федоръ, оставь ее, обойдется. Легко ли ей, вздумаешь, меня на месте ея матери видеть?—„Да что ты, Маша, чемъ же ты хуже Анисьи, что на ея месте ты ей такъ не мила?" И думаю, „Ишь, еще заступается, заступница какая взялась! Все, чтобы къ отцу подольститься". А сама чувствую, что противъ совести думаю, нарочно себя озлобляю. Сколько разъ видела, какъ она после моихъ попрековъ слезы украдкой вытирала. Такъ мы съ ней почитай что годъ прожили, и сколько я тогда передумала да перемучилась—одному Богу известно.

„Была зима.   Вышла я какъ-то на улицу; зазываютъ меня   девочки въ снежки   играть, — я   редко   ходила съ

МАЧЕХА.                                      521

ними играть. А тутъ пошла, да недолго играла. Невесело было, а все, верно, потому, что на душе-то у меня не ладно было; поиграла, немного, говорю: „Нетъ, домой пойду".—„Полно, Аннушка, играй, мы тебя не пустимъ".— „А я и убегу". А оне обступили меня и не пускаютъ. Вырвалась я отъ нихъ и побежала, а земля-то обледенела: поскользнулась я, да какъ грохнусь прямо носомъ, кровь хлынула. Вскочила да домой прямо къ ведру, взяла холодной воды въ горсть, примачиваю носъ, а мачеха, какъ увидела, напугалась, бросилась: „Что съ тобой, Аннушка"? Отмахнулась я рукой, говорю: „Отстань"! А она точно не слышитъ. „Дай, говоритъ, я тебе помочу". Бережно такъ меня за голову взяла, а я какъ размахнусь. „Отстань! говорю. Чего пристаешь"? Прямо въ грудь ей попала, съ ногъ сшибла, какъ упадетъ она! Я кину­лась къ ней, она лежитъ, стонетъ: „Беги, Аннушка, скорей за бабушкой Феклой"! Побежала, позвала, а сама на дворъ убежала, забилась въ уголокъ и сижу. И вспоминается мне, какъ я ее ударила, и совестно мне смерть какъ. Думаю: „За что я ее, что она мне дурного сделала"? Все прежнее вспоминается, и вижу, что кругомъ-то я вино­вата, что обозлилась на неповиннаго человека, сама не зная за что, а теперь, можетъ быть, искалечила. Сидела я такъ долго, и вдругъ захотелось мне къ ней идти, прощенья у нея просить, — и ведь не стыдно мне было ни капельки, какъ прежде, какъ виниться приходилось; только думаю, много бы народу не было, чтобы я ей все, все могла сказать и прощенья просить. Бегу, вбежала въ сени, отецъ выходитъ изъ дому. „Тише, чего расшумелась"! говоритъ. Притихла я, говорю: „Можно мне къ маменьке"? Посмотрелъ на меня отецъ съ удивленiемъ. „Иди, говоритъ, только не озорничай, тише, — тамъ тебе Богъ братца далъ". Вошла, смотрю, лежитъ она бледная, а около бабушка Фекла ребенка пеленаетъ. Никого я больше не видала, подошла къ кровати, говорю: „Маменька, прости  Христа  ради"! да какъ расплачусь, лежу

522                                  ЗЛАЯ   МАЧЕХА.

на кровати головой и плачу, руки ей целую; одеяло. Удивилась она, говоритъ: „Полно, Аня, полно, деточка! Не плачь такъ, что ты? — а потомъ: — Ну, поплачь, и, право, можетъ тебе легче будетъ — намучилась ты, бедная, — целый годъ ведь мучилась; видела я все, только, какъ помочь тебе, не знала". И съ той поры привязались мы другъ къ другу. Детей у нея не было. Этотъ ребеночекъ у ней на третiй день умеръ, а меня она какъ свою дочку полюбила, и живемъ мы съ ней душа въ душу и посейчасъ".

Замолчала Анна. Смотрю, погода разгулялась, солнышко выглянуло, заиграло на мокрой траве, на лужахъ. Слышимъ, зоветъ Анну мачеха.

—   Маменька проснулась,—говоритъ Анна.
Я всталъ и сталъ прощаться.

—  Пора, говорю, спасибо за хлебъ, за соль да за
ласку.

Зашелъ и съ старухой проститься. И зашагалъ я дальше по слякоти, по мокрой траве, и всю-то дорогу вспоминался мне разсказъ Аннушкинъ.

^{Злая мачиха.}

Мачеху обыкновенно называютъ не иначе, какъ, злою мачехою; къ несчастiю и стыду, такъ часто и бываетъ, особенно среди простого народа; мачехи злы и жестоки съ детьми своего мужа отъ прежней жены. Вотъ смотрите: мать кормитъ своего ребенка; приходитъ пасынокъ, маленькiй мальчикъ, онъ не умытъ, не причесанъ, о немъ никто не позаботится: отецъ съ утра до ночи на работе и дома бываетъ редко; мать... но ее давно закопали въ сырую могилу; мальчикъ почти не помнитъ ея. Съ техъ поръ какъ закопали его маму, онъ не видалъ материнской ласки и заботы.  Отцу  не  до него, не до  его братишекъ

ЗЛАЯ   МАЧЕХА.                                523

и сестренокъ. Они голодали и холодали, были безъ призора. Редко какая-нибудь сердобольная женщина приголубитъ, пожалеетъ сиротинокъ... Разъ, после какого-то пира въ ихъ доме (ребенокъ смутно помнитъ это), мальчикъ увидалъ, что у нихъ въ доме хозяйничаетъ новая женщина. Отецъ подвелъ его къ ней и сказалъ: вотъ твоя мать, смотри, слушай ее. Она погладила его по головке, поцеловала, дала пряникъ. Ребенокъ вспомнилъ ласки прежней мамы; ему хотелось броситься и этой маме въ объятiя, прижаться къ груди ея; но онъ смутно чувствовалъ, что это иная ласка, что эта не та уже мама. Онъ заплакалъ и забился въ уголъ. А соседнiя женщины, видя его на улице, еще больше жалели: было плохо, а теперь еще хуже будетъ тебе, сиротиночка. Ребенокъ не сознавалъ еще своего горя, но горькое предчувствiе сжимало ему сердце...

Сначала ему жилось еще ничего, хотя новая мама делалась съ нимъ все менее ласкова, меньше заботилась о немъ, чаще стала бранить за всякую шалость, иногда била, жаловалась отцу. Мальчикъ сталъ бояться новой матери, старался меньше попадаться ей на глаза; только голодъ загонялъ его домой и заставлялъ просить у мачехи хлеба.

Но скоро ему стало еще хуже. У мачехи народились дети. Пасынокъ только слышалъ отъ нея брань, самую негодную, дурную, и получалъ частые побои.

Въ душе началъ онъ сознавать свое одиночество, явилась безсильная злоба противъ мачехи и зависть къ своднымъ братьямъ и сестрамъ; и чемъ больше растетъ, темъ сильнее растутъ эти опасныя чувства въ его душе.

И вотъ онъ приходитъ, голодъ загналъ его въ избу; онъ старается тихонько, незаметно для мачехи, взять кусокъ хлеба и убежать. Но злой глазъ мачехи всюду следитъ за нимъ: все прибрано и спрятано отъ него.

Мачеха кормитъ своего ребенка, на столе стоитъ чашка   съ   кашей и молокомъ,   тутъ   же   лежитъ   ложка.

 

524                                    ЗЛАЯ   МАЧЕХА.

Робко подходитъ пасынокъ и берется за ложку. „Ахъ ты, змеенышъ, небось никогда не попроситъ; все хочетъ украдкой, да втихомолку"! Ребенокъ слышитъ гневный голосъ мачехи; побои ложкой сыплются на его голову; его охватываютъ тяжелая скорбь, злоба противъ ненавистной мачехи, а тутъ голодъ и побои, и все это разражается въ судорожномъ горькомъ плаче...

Бедныя дети! Какъ рано ихъ детское сердце испытываетъ скорбь, злобу, ненависть! Не удивительно, если изъ нихъ выйдутъ потомъ люди озлобленные, жестокiе преступники.

А что сказать самимъ мачехамъ?

Говорятъ, что сердце женщины более всего доступно жалости; а тутъ бедный, ни въ чемъ неповинный ребенокъ, сирота! Где же жалость? Ведь, жалееть же мачеха чужихъ детей, чужихъ сиротъ, а это дитя ея мужа.

Да, жалеютъ же чужихъ несчастныхъ людей, детей: наше сердце доступно жалости даже къ животнымъ. Неужели же можно быть мачехой злой къ своимъ пасынкамъ, падчерицамъ? Непростительно даже делать различiе между своими и чужими детьми.

Ведь мы все дети Небеснаго Отца; Онъ только можетъ быть названъ Отцомъ каждаго; родители орудiе Его творческой силы, они удостоиваются въ детяхъ благословенiя Божiя.

Чтобы мучить тиранить неродныхъ детей, нужно иметь нечеловеческую жестокость; эту жестокость вселяетъ въ души духъ злобы; и если ты, вотчимъ или мачеха, чувствуешь, что твое сердце не лежитъ къ нероднымъ детямъ, удержись и противостой злымъ желанiямъ и проси помощи Отца Небеснаго, Отца всехъ.

Но если ты дашь вселиться духу зла въ твое сердце, будешь жестокъ, помни судъ Божiй и страшная кара ожидаютъ тебя, если не въ этой, то въ будущей, вечной жизни.

 

ПАСЫНОКЪ   МИТЮШКА.                                 525

^{Пасынокъ Митюшка.}

(Разсказъ).

Какъ часто мы слышимъ жалобы детей на своихъ недобрыхъ мачехъ; не только детей, но и вообще установился взглядъ на мачеху весьма не лестный для нея. И неразумно (по моему мненiю)внушать такую же непрiязнь и детямъ. Благодаря этому всеобщему взгляду и внушенiю часто бываетъ такъ: ребенокъ еще не знаетъ, какъ будетъ относиться къ нему его названная мать, а уже съ первыхъ дней смотритъ на нее изъ-подлобья, уже такъ сказать, держитъ за-пазухой камешекъ. Правда, есть всякiя мачехи; можетъ быть даже большая часть дурныхъ, нежели хорошихъ; но всегда ли и такъ ли много она въ этомъ виновата? Не бываетъ ли оскорблено ея доброе намеренiе быть хорошею мачехой незаслуженной непрiязнью детей? Несколько примеровъ было на моихъ глазахъ, когда девушка, выходя замужъ за вдовца, имеющаго детей, мечтала, какъ она будетъ заботиться о своихъ пасынкахъ и падчерицахъ, какъ будетъ стараться заменить имъ (насколько возможно) родную мать, и что же? съ первыхъ дней ея вступленiя въ семью своего мужа, ей даютъ почувствовать, что она не желанная гостья, что она навсегда останется для нихъ чужою. Съ детьми еще можно было бы поладить, вооружившись терпенiемъ, и привязать ихъ къ себе лаской; дети, сами по себе, мягки какъ воскъ, и искуссною доброю рукою изъ нихъ можно сделать что угодно. Но часто между мачехой и пасынками являются непрошенные посредники въ лице бабушекъ и тетушекъ. Все идетъ хорошо. Дети веселы и довольны. Но вотъ приходитъ добрая баловница бабушка и безсознательно нарушаетъ въ семье миръ! Она присматривается къ порядкамъ и все не по ней; подзываетъ къ себе детей; достаетъ изъ кармана грошевый пряникъ и въ отсутствiе мачехи угощаетъ ихъ.

526                                         ПАСЫНОКЪ   МИТЮШКА.

—  На-те, милые, покушайте: чай она васъ не напоитъ,
не накормитъ досыта; охъ, вы мои сиротинки горемычные;—
ели ли вы нынче, мои бедняжечки?

Дети, какъ бы ни были сыты, однако, подъ влiянiемъ такого сочувствiя къ ихъ сиротству, сейчасъ же надуваютъ губы, трутъ кулаками глаза и начинаютъ реветь, придумывая на что бы пожаловаться. После такихъ гостей мачехе трудно ладить съ детьми, они сразу меняютъ свой взглядъ на нее; а ведь случается, что и въ семье есть такая доброжелательная родственница, которая мутитъ всехъ не сознавая того сама.

Но воть, разскажу про пасынка Митюшку, изъ чего видно будетъ, что многое зависитъ отъ детей быть любимыми или нелюбимыми своею мачехой.

Въ Павловскомъ посаде жилъ фабричный набойщикъ Емельянъ. Мужикъ былъ исправный, грамотный; любилъ посещать храмъ Божiй и всегда становился на клиросъ петь. Къ тому же прiучалъ онъ и семилетняго сынишку Митюшку. Идутъ, бывало, отъ поздней обедни въ праздничный день, а дома уже обедать приготовлено, и жена Емельяна, въ чистомъ переднике, дожидается мужа и сына у воротъ. Увидитъ Емельянъ жену издали, улыбнется и скажетъ Митюшке:—гляди-ка, мать-то встречаетъ насъ съ тобой; а ты, Митя, слышалъ ли, отъ какого евангелиста евангелiе-то читалось?

—   Слышалъ, тятенька, отъ Луки.

—   Ну, воть, молодецъ, придешь домой, разскажи матери.

—   Ладно, тятенька, да ведь я не понялъ.

—   Ничего,—ты только начни, а я подскажу дальше, а то вишь, она намъ съ тобою обедъ стряпала, а наше дело за нее Богу молиться, да растолковать ей, чего не пришлось ей самой слышать у службы Божiей.

Счастливо жилъ Емельянъ, но въ скоромъ времени онъ овдовелъ и остался вдвоемъ съ сыномъ. Русскiй мужичекъ умеетъ  переживать горе, и Емельянъ не пла-

ПАСЫНОКЪ   МИТЮШКА.                       527

калъ на людяхъ, не пьянствовалъ съ горя, а только заставлялъ Митюшку молиться за мать и утешалъ его темъ, что Богу такъ угодно было — испытать ихъ терпенiе. Съ годъ прожилъ Емельянъ вдовымъ, а потомъ скучно стало безъ хозяйки и надумалъ жениться во второй разъ. Засваталъ молодую девицу Марью, у своего же фабричнаго дочку, и такъ приглянулась она ему, что не спрашивалъ никакого приданаго, а только просилъ ее не обижать Митюшку. По молодости летъ, Марье не хотелось выходить за 35-летняго вдовца, да еще съ мальчишкой. Не любила она ребятъ, не обещала ничего и Емельяну, когда просилъ онъ не обижать сына. Ему-то она ничего не скажетъ, а про себя подумаетъ: „какъ же, дожидайся, по головке буду гладить твоего Митюшку, больно онъ мне нуженъ". Какъ не упрямилась, а все-таки вышла за Емельяна; только на Митюшку глядеть не хочетъ, такъ въ сторону и отворачивается, съ чемъ бы ни подошелъ мальчишка. Виделъ это Емельянъ и думалъ про себя: „ничего обойдется".

Митюшка, подготовленный родными и соседями, ничего не ожидалъ отъ мачехи, кроме ежедневной потасовки за вихры, и решилъ по своему такъ: „надо потрафлять, а то бить будетъ, — не родная" и началъ „потрафлять" какъ умелъ. Смотритъ, бывало, за какое дело прини­мается мачеха, сейчасъ и самъ берется за то же. Воды ли принести, дровецъ, каморку ли подмести, ужъ онъ скорее предлагаетъ свои услуги.—Маменька, давай я сделаю, а Марье и любо, что ее маменькой пасынокъ называетъ. Перестала коситься и словно не такъ постылъ онъ ей сталъ, какъ въ первое время. Къ году мальчикъ родился— Вася. Митюшка радъ: принялся люльку качать, на рукахъ носить, соски жевать изъ баранокъ, такъ все и потрафлялъ. Если случится, бывало, прикрикнетъ на него за что-нибудь мачеха, онъ скорее прощенья просить. Привязалась Марья къ пасынку, и не знала котораго изъ двоихъ больше любить, своего ли Васю-крикуна,  или ти-

528                             ПАСЫНОКЪ   МИТЮШКА.

хаго, послушнаго пасынка Митюшку. Стала и по головке гладить (а ведь говорила не — буду). Бывало, возьметъ Емельянъ на книжку кусокъ ситца на своей фабрике, а Марья и скажетъ: — что-жъ про Митюшку-то забылъ, ему бы нанки лучше, а сама все-таки сошьетъ ему первому рубашку и воротъ прострочитъ.

Полюбилъ и Митюшка мачеху; бывало, сядетъ Марья на скамью кормить Васю, тутъ-же и Митюшка прижмется рядышкомъ; положитъ на ея плечо голову и начнетъ раз-сказывать, что въ азбуке вычиталъ. Емельянъ не разъ заставалъ такую картину и радовалось его сердце, на семью свою глядя. Отдали Митюшку въ школу и скучно стало Марье безъ пасынка оставаться по-нескольку часовъ; ждетъ, бывало, его изъ училища и Васе въ окно показываетъ: — вонъ Митюшка идетъ, ползи, встречай. А тотъ, какъ придетъ, сейчасъ братишку на руки и начнетъ забавлять; вместе кашу едятъ, а потомъ уложитъ его спать, да за уроки—не забудетъ и домашняго дела.

— Ты, маменька, скажи, что сделать-то надо, я какъ урокъ вытвержу,—сделаю.

Поглядитъ Марья на пасынка и сжалится.

— Не надо: поди, побегай лучше, а вечеромъ почитаешь книжку учителеву.

Митюшка охотно читалъ своей мачехе вслухъ, и толковалъ, чего она не понимала. Время летитъ быстро. Подросъ Митюшка, на фабрику поступилъ и до самой женитьбы своей приносилъ домой все свои заработки.

Теперь Митюшке уже летъ тридцать, своихъ ребятъ трое; служитъ онъ въ Москве, довереннымъ на артельномъ месте и ездитъ въ Посадъ къ отцу только на Пасху.

Марья ждетъ его, не дождется—хоть бы полюбоваться: словно купецъ сталъ, и всемъ говоритъ откровенно, что пасы-нокъ для нея лучше родного сына. По солидности его возраста, она теперь называетъ его не Митюшкой, а Митюшей, и всегда извиняется, что не можетъ называть Дмитрiемъ Емельяновичемъ потому, что этакъ ей кажется ласковее, роднее.

^{Сироты.}

^{Не обижайте сиротъ!}

Тебе оставленъ  есть нищiй,   сиру ты буди помощникъ! Пс. 9, 35.

Безпрiютное, безродное дитя! безпомощный малютка— круглый сирота! Сколько жалости ты возбуждаешь однимъ видомъ своимъ! Казалось бы, чье сердце не тронется несчастьемъ твоимъ? Какая душа христiанская не поболитъ о тебе? Подумать бы только: сколько слезъ ты прольешь, одному Богу видимыхъ! сколько и голода, и холода, и всякой нужды натерпишься ты!..

Да, друзья мои, тяжелъ крестъ нищеты: но нищiй еще можетъ добыть себе хлеба кусокъ; если онъ въ силахъ—онъ поработаетъ, — не въ силахъ — онъ знаетъ, у кого и где и что выпросить. А безродный малютка-сиротка трудиться не можетъ, просить не умеетъ, и томимый голодомъ лишь плачетъ где-нибудь за чужимъ угломъ! У нищаго есть хоть темный и грязный, но свой уголокъ, тамъ въ пору ночную онъ голову склонитъ и отдыхъ найдетъ; а безпрiютный малютка-сиротка иногда не знаетъ даже, где отогреть окоченевшiе члены свои!.. Но если бы и былъ у него домъ родительскiй: что онъ сталъ бы делать съ нимъ безъ добрыхъ людей? Неприветно смотрели бы на него опустевшiя стены,—некому приласкать его—беднаго, некому обогреть, накормить, позаботиться... Всемъ онъ чужой, никому не нужный, для всехъ—лишнiй человекъ! Видалъ я, говоритъ одинъ писатель, дряхлыхъ стариковъ покрытыхъ сединами; они измучены были бедностью,  у нихъ  не было  иного друга и сподвижника на

530                            НЕ  ОБИЖАЙТЕ  СИРОТЪ!

грустномъ пути жизненномъ, кроме нищенскаго посоха, но и эти бедные люди утешали себя хоть темъ, что говорили: „что делать? намъ ни долго уже остается на свете жить! Тамъ—отдохнемъ, когда Богъ грешныя кости приберетъ"... А несчастный малютка-сиротка еще только жить начинаетъ, — онъ не можетъ иметь и такого жалкаго утешенiя! Одно — одно у него утешенiе: плакать, обнимая дорогую могилу, сокрывающую прахъ милыхъ его сердцу родителей, — но кто пожелаетъ себе такого утешенiя?!..

Правду говорить пословица: въ сиротстве жить — слезы лить; нетъ такого дружка, какъ родная матушка; все на свете можно купить, кроме отца съ матерью! Какъ на солнце тепло, такъ при отце съ матерью! хорошо, и что пчелки безъ матки, то малыя безродныя сиротки безъ родителей! Нетъ у нихъ заступника между людьми: кому вздумалось, тотъ и можетъ обидеть ихъ, если только Господа Бога не побоится... Не правда ли, друзья мои: ведь часто такъ и бываетъ въ жизни?.. Кто же не знаетъ, что иной разъ даже те, кому ближе всего бы позаботиться о сиротахъ безпрiютныхъ,—покидаютъ ихъ?.. Но что говорю—покидаютъ? Прежде оберутъ у нихъ все ихъ сиротское достоянiе, а потомъ и выбросятъ ихъ самихъ, на улицу!.. О, Господи — Господи! Какъ больно думать, что это делается среди насъ, христiанъ православныхъ, слову Твоему верующихъ! Ты заповедуешь намъ во святомъ слове Твоемъ: всякiя вдовы и сироты не озлобите (Исх. 22, 22), а мы и рады тому, что заступаться за сироту некому. Ты говоришь: буди сирымъ яко отецъ (Сир. 4, 10), въ стяжанiе сиротъ не вниди (Пр. 23, 10), а мы готовы обобрать сироту до нитки, — благо онъ не съумеетъ пожаловаться!.. Но нетъ, друзья мои, ошибается тотъ, кто думаетъ, что за безроднаго сироту заступиться некому; есть у каждаго сироты Заступникъ посильнее насъ грешныхъ; и если мы не хотимъ принять къ сердцу его несчастiе, приласкать его скорбнаго, помочь ему без-

 

НЕ   ОБИЖАЙТЕ   СИРОТЪ!                                            531

помощному, защитить его — беззащитнаго, то этотъ Помощникъ и Покровитель возьметъ его подъ Свою защиту всесильную! Богъ—Самъ Господь Богъ есть отецъ сирыхъ и судiя вдовицъ (Пс. 67, 6). Ему оставленъ есть нищiй, Онъ сиру помощникъ (Пс. 9, 35).—Онъ никогда не презритъ молитвы сираго! (Сир. 35, 14). Сироты—дети Божьи; сирый да вдовый плачутъ, говоритъ пословица, а за нихъ Самъ Богъ на страже стоитъ! Слышите ли Его слово грозное; прiиду къ вамъ съ судомъ, и буду свидетель скоръ на того, кто обижаетъ вдовъ и сиротъ! (Мал. 3, 5). Аще злобою озлобите я, и возстенавше возопiютъ ко Мне, слухомъ услышу гласъ ихъ, и разгневаюся яростiю, и побiю вы мечемъ,— и будутъ жены ваши вдовы, и чада ваши сироты! (Исх. 22, 23—24)... О, какъ страшенъ судъ Твой, Господи! И не мимо идетъ слово Его, возлюбленные! Вотъ, напримеръ, что разсказываетъ Святитель Симонъ Епископъ Владимiрскiй, въ Кiево-Печерскомъ „Патерике". „Были два человека изъ знатныхъ гражданъ Кiева— Iоаннъ и Сергiй. Были они друзья между собою и заключили союзъ духовнаго братства. Спустя много летъ разболелся Iоаннъ; а у него оставался пятилетнiй сынъ, Захарiя. Вотъ больной призвалъ игумена и отдалъ ему все свое имущество для раздачи маломощнымъ: а сыновнюю часть, тысячу гривенъ серебра и сто гривенъ золота, далъ Сергiю, и самаго малолетняго сына своего, Захарiю, отдалъ на попеченiе другу своему, какъ брату верному, и завещалъ ему: „когда возмужаетъ сынъ мой, отдай ему золото и серебро". Когда стало Захарiю 15 летъ, захотелъ онъ взять у Сергiя золото и серебро отца своего. Сергiй же, уязвленный дiаволомъ, задумалъ прiобрести богатство, и жизнь съ душою погубилъ. Онъ сказалъ юноше: „отецъ твой все именiе отдалъ Богу. У Него проси своего золота и серебра: Онъ тебе долженъ; можетъ быть и помилуетъ. А я ни твоему отцу, ни тебе не долженъ ни одной златницы. Вотъ что сделалъ съ тобой отецъ твой своимъ безумiемъ! Все свое имущество роздалъ въ милостыню, а

532                            НЕ   ОБИЖАЙТЕ   СИРОТЪ!

тебя оставилъ нищимъ и убогимъ". Выслушавъ это, юноша-сирота сталъ тужить о своемъ лишенiи и сталъ молить Сергiя, чтобы онъ хотя половину отдалъ ему, а другую пусть бы себе оставилъ. Сергiй же жестокими словами укорялъ отца его и его самаго. Захарiя просилъ третьей части, даже десятой. Наконецъ, видя, что онъ лишенъ всего, сказалъ: „приди, поклянись мне въ Печерской церкви, предъ чудотворной иконой Богородицы, где ты вступилъ въ братство съ отцемъ моимъ". Тотъ обещался. И поклялся онъ, что не бралъ тысячи гривенъ серебра и ста гривенъ золота, хотелъ поцеловать икону и не могъ приблизиться къ ней; пошелъ къ двери и вдругъ сталъ кричать: „святые Антонiй и Феодосiй, не велите убивать меня этому немилостивому, и молитесь госпоже Пресвятой Богородице, чтобы Она отогнала отъ меня это множество бесовъ, которымъ я преданъ. Пусть берутъ золото и серебро: оно запечатано въ моей клети"... И страхъ напалъ на всехъ. Послали въ домъ къ Сергiю, взяли сосудъ запечатанный, и нашли въ немъ две тысячи гривенъ серебра и двести — золота: такъ удвоилъ Господь подателямъ милостивымъ. Захарiя же отдалъ все деньги игумену Iоанну, чтобы употребить ихъ, какъ хочетъ: самъ же постригся въ Печерскомъ монастыре, где и жизнь кончилъ".

Что было потомъ съ несчастнымъ Сергiемъ, остался ли онъ живъ или умеръ тутъ же, святитель Симонъ не говоритъ; да и нетъ нужды намъ знать о томъ. Напечатлеемъ лучше въ своемъ сердце урокъ, какой преподаетъ эта исторiя. Сама Царица Небесная—ведь Она—матерь милосердiя, усердная заступница всехъ грешниковъ—не потерпела, чтобы обидчикъ сироты не остался безъ наказанiя! Она отвратила лице Свое отъ жестокосердаго клятвопреступника, и вотъ его окружили полки демонскiе... Не обижайте же сиротъ! Сироты—дети Божiи! Самъ Господь Отецъ сирыхъ поручаетъ сиротъ нашему попеченiю, нашей любви:  сирымъ  буди   яко   отецъ  (Сир.   4, 10),   говоритъ

СИРОТА.                                        533

Онъ,—значитъ за нихъ мы будемъ отвечать такъ же, какъ за нашихъ собственныхъ детей. Прiютимъ сироту безпрiютнаго, приласкаемъ, обогреемъ, накормимъ безроднаго, будемъ ему вместо отца и матери, и Господь благословитъ насъ благословенiемъ небеснымъ за это великое дело любви христiанской. Апостолъ говоритъ: аще кто о своихъ, паче же о присныхъ,—о присныхъ въ вере (Гал. 6, 10), не промышляетъ, веры отверглся есть; и невернаго горшiй есть (1 Тим. 5, 8), то есть: кто о близкихъ по вере не заботится, тотъ хуже невернаго! А кто изъ ближнихъ нашихъ нуждается въ нашей помощи и попеченiи больше малютки—круглаго сироты? Не даромъ и наша пословица говоритъ: не строй церкви—пристрой сироту,—не подавай за ворота, коли въ доме есть сирота! И церковь построить, и нищему подать—дело хорошее, но если ужъ не подъ силу тебе въ одно и то же время и на церковь жертвовать и милостыню подавать, и сироте помогать,—то лучше оставь и церковь и милостыню твою,—и помоги сироте безпрiютному!

Сирота.

Въ убогой хижине жила крайне бедная семья, пи­тавшаяся скудными ежедневными заработками. Появившаяся холера навестила и этихъ несчастныхъ и отняла у детей отца и мать. Сироты не перенесли такого тяжкаго удара и только немногими днями пережили своихъ родителей. Одна лишь несчастная осталась, но и она просила Бога о смерти. Ломая руки; заливаясь горькими слезами, безцельно бродила она по своему убогому дворику; не будучи въ состоянiи ничего есть и ничего не желая, кроме одной смерти. А смерть все не приходила. Тогда сирота решила сама покончить съ собою въ волнахъ реки, которая протекала всего лишь въ несколькихъ

534                                           СИРОТА.

верстахъ отъ села. Къ ней-то на заре и устремилась несчастная, пока все спали, чтобы никто не виделъ ея и не удержалъ бы отъ смерти. Добежавши до скалы, которая стеной возвышалась надъ берегомъ реки, она, въ изнеможенiи отъ голода и жажды, присела отдохнуть здесь и безмолвно глядела на реку—свой гробъ. На скале, поросшей мхомъ, она заметила небольшое углубленiе съ горстью земли въ немъ, на которой красовалось какое-то растенiе, расцветшее роскошнымъ розово-голубымъ цветомъ; на всемъ же остальномъ пространстве скалы, кроме этого цветка, не было ни одной былинки. Остановила на немъ сирота свой взглядъ и сказала: „вотъ и я такая-же несчастная сирота, какъ этотъ цветокъ! Какъ возле тебя ничего неть, кроме камня, такъ и я осталась между чужими людьми, и сердце ихъ, такъ же черствое, какъ этотъ камень, не сжалится надъ бедной сиротой. Задумалась она и горько заплакала. Вдругъ изъ того прекраснаго цветка ей какъ будто послышался голосъ: „Не плачь! Видишь и я сирота, какъ и ты. Нетъ возле меня ни ма­тери, ни отца, ни братьевъ, ни сестеръ, а одне лишь скалы. Но Господь далъ мне эту горсть земли святой; Онъ поитъ меня Своимъ дождикомъ, греетъ Своимъ солнышкомъ, прохлаждаетъ Своею небесной росой,—и я росту и красуюсь Ему на славу. А ведь Тотъ же самый Господь и у насъ съ тобой! Онъ и тебе не попуститъ погибнуть".—Сирота возвела глаза и руки къ небу и, помолившись, возвратилась поспешно въ село. Она горько раскаивалась въ своемъ грехе и теперь твердо решилась—ни въ какомъ случае не сопротивляться более Небесному Отцу, добывать себе кусокъ насущнаго хлеба хотя бы то и самымъ тяжелымъ трудомъ и при этомъ прославлять Того, Кто помнитъ даже объ одинокомъ, ничтожномъ цветке на скале, греетъ его Своимъ солнышкомъ, поливаетъ Своимъ дождикомъ, прохлаждаетъ росой небесной.

 

СИРОТА―ВОСПИТАТЕЛЬ СИРОТЪ.                       535

Сирота—воспитатель сиротъ.

Въ то время, когда въ странахъ великаго римскаго царства владычествовали язычники, а христiане часто терпели гоненiя отъ нихъ, въ одной изъ этихъ странъ— Галатiи, въ г.Анкире, проживала бедная вдова, христiанка Евфросинiя, съ единственнымъ сыномъ своимъ, малолетнимъ Климентомъ. Евфросинiя была добрая христiанка и любящая мать. Овдовевъ въ молодости, когда первородный и единственный сынокъ ея былъ еще въ пеленкахъ, она всей душой отдалась попеченiямъ о немъ. Несмотря на свою бедность, она успела не только выростить его, но и воспитать по-христiански, разумно судя, что въ добромъ христiанскомъ воспитанiи—лучшее благо и лучшее счастье для любимаго дитяти ея. Сама она научила его грамоте и упражняла въ чтенiи святыхъ книгъ, стараясь вместе съ темъ насадить въ душе Климента добрыя христiанскiя мысли, чувства и нравы. Зато и Климентъ съ сердечною любовiю и благодарностiю отвечалъ на любовь и попеченiя матери, усердно учился, прилежно читалъ съ матерью священныя книги, успевалъ и въ разуме, и въ добрыхъ нравахъ. Такъ, мать и сынъ чувствовали себя счастливыми, и душевнаго счастiя ихъ не разрушала скудость средствъ жизни, темъ более, что, согласно христiанскому ученiю, они умели довольствоваться необходимымъ, а необходимое достаточно обезпечивали себе трудолюбiемъ.

Но и добрымъ людямъ Господь допускаетъ испытывать горе, чтобы они усовершались въ добре и чтобы выше была награда имъ на небе. Клименту было всего 12 летъ, когда мать его тяжело заболела и, наконецъ, почувствовала приближенiе кончины. Не страшилась она смерти, ибо крепко верила въ жизнь безсмертную за гробомъ и питала светлую надежду на блаженство вечное, уготованное любящимъ Бога.   Но  задумывалась  она  объ

536                      СИРОТА―ВОСПИТАТЕЛЬ СИРОТЪ.

имевшимъ осиротеть недоросломъ сыне. Оставляя свое убогое состоянiе въ наследiе сыну, она думала более всего о томъ, чтобы онъ былъ наследникомъ ея христiанской веры и ея христiанскихъ добродетелей. Время было тяжкое для христiанъ. Въ каждую пору могло вспыхнуть гоненiе отъ язычниковъ. Что будетъ съ ея сыномъ, если его язычники станутъ принуждать къ отреченiю отъ Христа, отъ своей веры? И вотъ, накануне дня своей кончины, Евфросинья ведетъ тихую, прощальную беседу съ сыномъ.— Милое дитя ты мое! осиротелъ ты еще въ пеленахъ, узналъ о своемъ сиротствъ прежде, чемъ объ отце. Но ты не былъ сиротою, не будешь и после меня. Отецъ тебе—Христосъ Богъ. „Я родила тебя по плоти, Онъ возродилъ тебя духовно; Его исповедуй своимъ Отцемъ. Его сыномъ называй себя, но старайся быть достойнымъ усыновленiя Ему. Служи единому Христу Господу, въ Немъ полагай свою надежду и свое спасенiе. Онъ сошелъ съ небесъ, чтобы насъ возвесть на небо, чтобы даровать намъ жизнь и спасенiе и сделать сынами Божiими. Лютое время настоитъ намъ, христiанамъ. Могутъ и тебя постигнуть соблазны, угрозы и муки отъ нечестивыхъ. Будь же мужественъ, сынъ мой! Крепко и непоколебимо сохрани свою веру; будь готовъ пострадать за Христа до смерти. Завтра я уже не увижу дневного света, но ты будешь моимъ светомъ о Христе. Теломъ отходя отъ тебя, я буду съ тобой духомъ, буду хвалиться о тебе предъ престоломъ Христовымъ, въ надежде и тебя видеть предъ Его престоломъ". Слезами и лобзанiями окончила Евфросинiя свою какъ бы вдохно­вленную, прощальную беседу съ сыномъ и скончалась на рукахъ его.

Съ мужествомъ зрелаго христiанина принялъ слова умирающей матери любящiй и верующiй сынъ, тогда еще 12-летнiй отрокъ. Оплакавъ ея кончину и, съ помощiю добрыхъ христiанъ, совершивъ погребенiе ея, осиротелый Климентъ остался одинокъ въ доме, находя укрепленiе въ мысли, что теперь одинъ у него Отецъ—Христосъ Богъ,

СИРОТА—ВОСПИТАТЕЛЬ СИРОТЪ.                       537

какъ говорила мать. И Всевышнiй Промыслитель не оставилъ его. Въ г. Анкире проживала тогда знатная и богатая христiанка Софiя, добрая и благочестивая. Оставшись бездетною вдовою, она узнала теперь объ осиротевшемъ Клименте, взяла его къ себе, усыновила, полюбила за его христiанское благонравiе и стала заботиться о немъ, какъ о родномъ дитяти.

Найдя счастье въ доме новой матери, отрокъ Климентъ не хотелъ пользоваться имъ самъ одинъ. Видя богатство своей новой матери, зная доброе сердце и христiанскую любовь ея, онъ понялъ, что доставитъ ей большую радость, если поможетъ ей распространять свою материнскую любовь и христiанскую сострадательность на другихъ такихъ же или еще более несчастныхъ безпрiютныхъ сиротъ. Случай помогъ ему исполнить свою мысль. Въ Галатiи насталъ большой голодъ. Христiане облегчали бедствiя его взаимною помощiю, по закону христiанской любви и состраданiя. Но чужды были такой любви и состраданiя язычники, которыхъ было тогда еще много и въ городе, и въ окрестной стране. Во время голода они имели обычай выносить или выпроваживать своихъ детей на дороги и перекрестки и тамъ бросать, чтобы избавиться отъ лишнихъ ртовъ и надежнее пропитаться самимъ безъ детей. О судьбе брошенныхъ детей жестокiе себялюбцы не заботились. И вотъ Климентъ сталъ подбирать такихъ детей и приносить въ домъ Софiи. Съ радостiю приняла она первыхъ принесенныхъ детей, поручивъ ему подбирать и другихъ. Климентъ охотно и усердно делалъ это. Множество детей собрано было такимъ образомъ въ доме Софiи. Какъ истинная мать, стала она заботиться объ этихъ детяхъ, не щадя своего имущества для нихъ. Вместе съ Климентомъ старалась о томъ, чтобы дети были накормлены, одеты, обуты, присмотрены. Но какъ это были дети язычниковъ, то Софiя и Климентъ позаботились о томъ, чтобы окрестить ихъ и дать имъ христiанское воспитанiе. Домъ Софiи обратился въ сиротскiй прiютъ

538                        СИРОТА―ВОСПИТАТЕЛЬ СИРОТЪ.

и жилище для призреваемыхъ въ нихъ сиротъ. Софiя была ихъ матерью, а Климентъ воспитателемъ. Самъ счастливый въ сиротстве, онъ находилъ величайшее счастье въ своемъ призванiи воспитателя сиротъ. Благодарный Богу за такое счастье, онъ обрекъ себя на строгое воздержанiе, отказался отъ всякихъ земныхъ утехъ и решился посвятить себя служенiю Богу и ближнимъ въ званiи священномъ. Войдя въ возрастъ, онъ удостоился быть дiакономъ, потомъ священникомъ, продолжая трудиться и для училища въ доме Софiи. Это училище разрослось и стало въ славе у христiанъ. Росла слава и Климента. По общему желанiю христiанъ, онъ въ молодыхъ летахъ поставленъ во епископа г. Анкира. Помня свое детство и сиротство, онъ и теперь продолжалъ любить детей и сиротъ, посещалъ и обучалъ детей въ училищномъ доме Софiи, которая съ своей стороны оказывала своему бывшему воспитаннику и помощнику всякую помощь къ поддержанiю училища. Но теперь Климентъ-епископъ былъ уже учителемъ и всехъ христiанъ своей паствы; онъ ревновалъ о просвещенiи святою верою и всехъ язычниковъ и многихъ изъ нихъ обратилъ къ св. вере и крестилъ. Между темъ, после долгаго перерыва въ гоненiяхъ на христiанъ отъ язычниковъ, настало лютое гоненiе кесаря Дiоклитiана. Въ числе первыхъ взятъ былъ на судъ и истязанiя и архипастырь Климентъ. Приспелъ для Климента тотъ подвигъ мученичества, какой некогда предвидела умирающая мать его. Неисчислимыя страданiя вынесъ онъ въ Риме и въ разныхъ другихъ городахъ, куда влачили его на судъ и истязанiя. Возвращенный въ родной городъ Анкиръ, Климентъ, въ промежутки между допросами и истязанiями, имелъ утешенiе не одинъ разъ видеть Софiю, тогда уже старушку: она посещала его въ тюрьмахъ, бывала на его служенiи въ пещерныхъ церквахъ, куда во время гоненiй собирались христiане на молитву, имела случай, подъ покровомъ христiанъ, принимать его и въ своемъ доме. Видывался онъ и съ теми, теперь уже

 

ПОХОРОНЫ.                                   539

взрослыми, христiанами изъ языческихъ детей, которыхъ некогда воспитывалъ вместе съ Софiею. Сколько любви и благоговенiя оказывали они своему воспитателю, а теперь пастырю! Какъ глубоко радовали они его своею любовiю и своею преданностiю св. вере! Приближаясь къ мученической кончине, онъ возрадовалъ, какъ бывшихъ воспитанниковъ своихъ, такъ и всехъ христiанъ своей церкви, предсказанiемъ, что скоро настанетъ конецъ гоненiямъ, что явится царь, который и самъ приметъ христiанскую веру и дастъ ей свободу и господство во всемъ царстве. Такимъ царемъ былъ св. Константинъ Великiй.

Съ светлою надеждою на близкое торжество Христовой веры и христiанъ, и еще съ более радостнымъ упованiемъ на блаженную вечность, св. Климентъ прiялъ венецъ мученическiй и прославленъ въ церкви христiанской, какъ священномученикъ. Память его 23 января.

Похороны.

Это было много летъ тому назадъ, именно въ апреле 1877 года предъ объявленiемъ турецкой войны. Я жилъ въ то время въ Петербурге и уже заканчивалъ понемногу свои дела, чтобы „отбыть", по обыкновенiю, на все лето въ деревню.

До моего отъезда оставалось не более двухъ-трехъ дней,—и я поехалъ проститься съ однимъ прiятелемъ.

Навестивъ своего знакомаго и попрощавшись съ нимъ, я потихоньку пошелъ домой и решилъ сесть въ конку, и именно наверхъ, въ виду великолепной погоды, которая была въ тотъ день. Еще хорошо помню, что это было какъ разъ на Пасхе, въ четвергъ или въ пятницу и улицы Петербурга были запружены гуляющимъ народомъ.

Вагонъ нашъ ехалъ, по обыкновенiю, не особенно скоро; наконецъ, мы   миновали   какую-то   больницу,   под-

540                                        ПОХОРОНЫ.

нялись на мостъ, выехали къ Царскосельскому вокзалу— и вдругъ остановились...

—  Посмотрите-ка, братцы, жалость какая! — кто-то
проговорилъ за моей спиной.

Я невольно оглянулся: человекъ, проговорившiй эти слова, былъ, судя по платью, простой рабочiй съ какой-нибудь фабрики или завода; онъ на что-то указывалъ рукой... Я посмотрелъ по направленiю его руки и увидалъ, действительно,  „жалость".

Шагахъ въ двадцати отъ вагона, по одному съ нами направленiю, ехалъ обыкновенный ломовой извощикъ, то есть, ехалъ, собственно одинъ возъ, а извощикъ шелъ рядомъ съ своею лошадью, держа въ рукахъ возжи и управляя ею. На ломовой телеге стоялъ простой сосновый гробъ, прикрытый на половину самымъ дешевенькимъ и потертымъ церковнымъ покровомъ, а на гробу сиделъ ребенокъ, мальчикъ летъ пяти-шести, не более, и горько, горько плакалъ, всхлипывая по временамъ навзрыдъ... За гробомъ—никого, буквально ни одной души... Все сняли шапки и набожно перекрестились.

—     Эхъ сердешный... видно, онъ, парнишка-то, отца хоронитъ!—заметилъ кто-то изъ моихъ соседей.

—     Знамо, отца, а то кого же? По чужому не сталъ бы такъ убиваться,—былъ ответъ.

Вагонъ нашъ, между темъ, стоялъ и не двигался далее; наконецъ, изъ него стали выпрягать лошадей: оказалось, что въ вагоне испортилось или совсемъ сломалось—уже не помню теперь хорошенько—колесо, и вагонъ нашъ далее двигаться не могъ вовсе. Мы все, пассажиры верхняго яруса, живо стали слезать внизъ. Я сошелъ съ конки и поровнялся съ ломовымъ извощикомъ, везшимъ гробъ.

Я хорошо помню коротенькiй и безсвязный разсказъ, который мне довелось выслушать отъ ломового возницы и отъ несчастнаго ребенка, сидевшаго на гробу.

Въ гробу лежалъ, действительно, его отецъ—простой

ПОХОРОНЫ.                                  541

рабочiй съ чугуннолитейнаго завода, находящагося вблизи Царскосельскаго вокзала. Онъ умеръ лишь накануне, въ какомъ-то темномъ и холодномъ чулане подъ лестницей; умеръ онъ ночью, когда ребенокъ спалъ. Утромъ, прос­нувшись, мальчикъ спросилъ, по обыкновенiю, отца: „Не дать ли, тятя, тебе испить"?

Ответа не было. Ребенокъ окликнулъ отца еще раза два-три и, не получивъ ответа, подумалъ, что отецъ уснулъ, и побежалъ на улицу резвиться и гулять.. Потомъ, когда, часа черезъ два, онъ вновь сталъ окликать отца и не получилъ ответа, то испугался, заплакалъ и побежалъ къ хозяйке сказать.

Такимъ образомъ и узнали о смерти его отца. И вотъ, на другой день состоялись эти незатейливыя похороны. Почему его отецъ умеръ въ чулане какомъ-то, а не въ больнице,—этого ребенокъ не могъ объяснить какъ следуетъ, а извозщикъ разсказалъ только, что его договорила хозяйка той квартиры, где жили рабочiе, свезти покойника на кладбище; что его хотели проводить „товарищи-земляки", да, видно, позамешкались придти ко времени, а дело-то праздничное — „известно, народъ гуляетъ, отдыхаетъ".

Мать этого беднаго ребенка умерла съ годъ назадъ въ больнице, а отецъ хворалъ недолго — всего только „одну Страстную недельку похворалъ, да вотъ половину Святой", какъ объяснилъ возница. Хотели было его свезти тоже въ больницу, такъ самъ не захотелъ: въ ноги поклонился хозяйке, просилъ не отвозить: „дайте-де мне умереть на квартире: пущай парнишка мой при мне будетъ въ мой смертный часъ"...

— Больно ужъ любилъ онъ, сказываютъ, вотъ этого самаго сынишку-то своего!—прибавилъ извозщикъ, указывая на худое и бледное, но очень умненькое и добренькое личико ребенка.

Это былъ прехорошенькiй мальчикъ съ кудрявою русою головой и голубыми глазами, которые, на этотъ разъ, были

542                                         похороны.

красны и опухли отъ горькихъ и продолжительныхъ слезъ. Онъ и теперь все еще продолжалъ плакать, не унимаясь. Одетъ онъ былъ очень бедно и плохо: грязная ситцевая рубашка, коротенькiя нанковыя панталончики, такая же, вся изодранная, курточка, безъ рукавовъ, и дырявые сапожки, сквозь которые просвечивали голые пальцы. Когда я спросилъ его, не холодно ли ему, то ребенокъ простодушно ответилъ:

—  Нетъ, не холодно...

А потомъ, немного какъ будто подумавъ, прибавилъ:

—  А у меня дома рубашка есть...

„Дома"—это означало тотъ темный чуланъ, где умеръ его отецъ.

Въ утро этого дня, какъ оказалось, мальчикъ не резвился и не игралъ: онъ все утро просиделъ у трупа отца и проплакалъ... Наконецъ, хозяйка взяла его за руку, вывела на улицу, поставила на углу соседняго дома и велела, протягивая рученку, просить милостыню—„на похороны отца"...

Ребенокъ стоялъ такимъ образомъ, часа два-три, пока проголодался и усталъ стоять на одномъ месте.

Тогда онъ вернулся къ хозяйкъ и отдалъ ей собранныя имъ семь копеекъ и одинъ грошикъ... Этихъ денегъ было, понятно, недостаточно на похороны, и вотъ хозяйка и товарищи-земляки покойнаго сделали складчину и со­брали около пяти рублей, за которые купили гробъ и подрядили ломового отвезти покойника на кладбище и вырыть ему тамъ же и могилу. Изъ этихъ же денегъ заплатили рубль священнику за отпеванiе тела, за венчикъ и церковный покровъ, который лежалъ теперь на гробе.

—     А не знаешь ли ты, куда они денутъ теперь мальчика?—спросилъ я у ломового возницы.

—     Какъ — куда?... известно, сбирать пошлютъ... а потомъ, какъ подрастетъ, отдадутъ, Богъ дастъ, въ какую науку аль ученье...

БОЖЬЕ   ДИТЯ.                                543

—     Я не пойду сбирать... Меня тятя никогда не посылалъ сбирать,—проговорилъ сквозь слезы ребенокъ, вслушиваясь въ нашъ разговоръ.

—     Вонъ, ведь онъ какой! ишь ты!.. „Не пойду сбирать"!...—отвечалъ ломовой и потомъ добавилъ, обращаясь къ мальчику:—И радъ бы, милый, не идти, да пойдешь— хозяйка заставитъ... ведь пить-есть тебе, тоже, надо...

На этомъ месте я разстался тогда съ печальными похоронами: они повернули направо, а я пошелъ налево своею дорогою...

До сихъ поръ меня мучаетъ раскаянiе, что я не принялъ участiе въ судьбе этого сиротки...

Где-то теперь этотъ бедный мальчикъ?... Сталъ ли онъ попрошайкой - нищимъ, теребящимъ прохожихъ за полы, или мелкимъ воришкой котораго таскаютъ по камерамъ мировыхъ судей, или же, наконецъ, действительно, судьба дала ему возможность попасть въ какую-нибудь „науку"  или „въ ученье".

Богъ весть!...

^{Божье дитя.}

(Разсказъ инокини).

Былъ канунъ Крещенья. Вечерня только что отошла въ церкви женскаго монастыря.

Храмъ опустелъ. Тихо, неслышно скользили монахини взадъ и впередъ по каменному полу. Некоторыя лампады и свечи были уже затушены, другiя слабо мерцали предъ образами. Пахло ладономъ и воскомъ. За конторкой, где продавались свечи, слышались голоса. Где-то загремели ключами.

Совсемъ незаметно, прижавшись въ уголке, предъ большимъ образомъ Богоматери, стояла на коленяхъ бедно-одетая девочка. Она пристально глядела на кроткiй ликъ Богоматери, и шептала молитву. По щекамъ ея текли слезы.

544                                       БОЖЬЕ   ДИТЯ.

—   „Прiюти меня, бедную, Царица Небесная, — шептала девочка, заступись за меня".

Высокая, старая монахиня, собравшись уходить изъ храма, еще разъ обходила всю церковь, оглядывая, все ли въ порядке. Вдругъ она едва не вскрикнула. Она заметила въ углу маленькую, незаметную фигурку.

Монахиня подошла ближе, и, при свете лампады, увидела бледное, худенькое, заплаканное лицо молящейся девочки. Девочка, казалось, не слышала ея шаговъ! Она, попрежнему, молилась, и глядела на образъ.

—   „Что ты тутъ делаешь, девочка?—обратилась къ
ней монахиня. Что же не идешь домой! Ведь пора храмъ
запирать"!

Девочка подняла на монахиню глаза, въ которыхъ блестели слезы, и прошептала: — „не гоните меня, ради Бога, отсюда... мне некуда идти"!

—      „Какъ некуда? Где же твой домъ? Откуда ты пришла"?

—      „Некуда мне идти...—повторила девочка. Дому у меня нетъ"!

—      „Откуда же ты пришла? Чья ты?"

—      „Я—ничья, Божья“! — твердо ответила девочка, продолжая стоять предъ иконой. Монахиня удивилась и молчала, разглядывая страннаго ребенка.

Подошли другiя монахини.

На все вопросы ихъ, девочка отвечала коротко и твердо.

—   „Мне некуда идти...—говорила она, у меня нетъ
дома! нетъ никого. Я пришла просить прiюта и защиты
у Царицы Небесной, и Она не оставитъ меня"!

Монахини совершенно не знали что делать, и, молча, глядели на девочку. А она попрежнему стояла передъ ликомъ Пресвятой Девы, и шептала молитву.

Наконецъ, решили сходить за игуменьей.

Тихо вошла въ храмъ высокая, статная игуменья, съ строгимъ, умнымъ лицомъ, и глубокимъ взоромъ.

БОЖЬЕ   ДИТЯ.                                                 545

Она перекрестилась на икону, и пристально взглянула на девочку. Ея сердце сжалось глубокимъ состраданiемъ. Девочке, казалось, было не более 12 летъ. Она была одета въ поношеное, дырявое платьишко и старый платокъ.

Ея худенькое, болезненное лицо поражало страннымъ, почти старческимъ выраженiемъ. Въ светлыхъ глазахъ ея светилась глубокая, тайная скорбь и мука.

Запекшiеся губы шептали молитву.

Долго глядела игуменья на девочку. Женское сердце подсказало ей, какъ много перестрадалъ этотъ бедный ребенокъ, какъ онъ глубоко несчастливъ!

Она тихо отошла къ двери, и позвала девочку.

—   „Пойди сюда, девочка, пойди, не бойся меня! Подойди, моя бедная"!

При звукахъ ласковаго, мягкаго голоса игуменьи, девочка подняла на нее глаза, и сделала движенiе пойти къ ней, но вдругъ остановилась.

На лице ея отразился страхъ.—А что если выгонятъ?— мелькнуло въ ея детскомъ уме.

Игуменья поняла ея опасенiя.

—   „Не бойся, Царица Небесная защититъ тебя.
Здесь ты подъ Ея Святой охраной! Тебе никто не сделаетъ вреда".

Тогда девочка робко подошла къ игуменье.

Та обняла ее и крепко прижала къ себе.

Ласка глубоко повлiяла на бедную девочку. Она вдругъ горько заплакала, и, съ слезами, заговорила: — „не гоните меня отсюда, ради Царицы Небесной. У меня теперь нетъ дома... никого нетъ... я не пойду домой; отецъ пьетъ и забылъ обо мне, мачеха ругается... дети ея смеются надъ мной, что я худая, да слабая... Мама моя родная давно спитъ въ сырой земле... Не дала бы она меня въ обиду... Мученье и не жизнь мне дома... Вчера такъ исколотили меня, что я думала—умру... Я и ушла къ Царице Небесной, сюда! Она меня не обидитъ! Буду лучше здесь молиться за отца, можетъ, онъ и бро-

546                                       БОЖЬЕ  ДИТЯ.

ситъ пить, и одумается... буду за всехъ молиться... и за мачеху... Богъ велитъ прощать врагамъ! Я прощаю врагамъ, буду молиться здесь за нихъ... и знаю, что Царица Небесная защититъ меня. Она мне вместо матери будетъ. Не гоните меня ради Нея"!

Игуменья задумчиво слушала девочку.

—      „Но, скажи, какъ же тебя звать? Чья же ты? Кто твой отецъ"?

—      „Мама всегда называла меня Лизой... Я теперь ничья—Божья"!

Игуменья ничего не сказала, только снова обняла девочку.

—   „Ну, пойдемъ ко мне, Лиза, отдохни у меня...
Тамъ подумаемъ"!

Игуменья взяла девочку за руку и вышла изъ храма.

У порога, девочка остановилась.—„Погодите немного, вдругъ сказала она, я только прощусь съ Ней"!

Она быстро подбежала къ св. иконе, сделала несколько земныхъ поклоновъ, поцеловала св. ликъ, снова пошла къ двери.

—   „Вотъ чистая, детская, непоколебимая вера! —
думала игуменья, глядя на девочку. „И вера твоя спасетъ тя" — сказалъ Господь! Надо поберечь это чистое,
верующее сердечко"!

Вследъ за игуменьей, вышли изъ храма монахини. Церковь опустела. Только кое-где неугасимыя лампады слабо мерцали передъ образами.

Большой образъ Божiей Матери былъ слабо озаренъ светомъ большой лампады. Кроткiй ликъ Св. Девы, съ божественной любовiю въ очахъ, казалось, светился тихимъ светомъ. Казалось, что святая заступница грешнаго мiра тихо молится за страдающихъ и угнетенныхъ...

Съ того дня, девочка осталась въ монастыре.

Думали и ждали, что кто-нибудь явится за ней, справится, где она, сделали заявленiе, кому следовало, но, никто не приходилъ за девочкой, никто не искалъ ея.

 

БОЖЬЕ ДИТЯ.                                    547

Точно, она, действительно, была одна во всемъ мiре... Игуменья приголубила, и отъ души пожалела бедняжку.

Лиза, „Божье дитя" какъ ее звали въ монастыре, чувствовала себя совершенно счастливой. Она удивляла всехъ. Незаметная, тихая, она ранее всехъ, съ зарей, вставала къ службе, горячо и усердно молилась въ своемъ любимомъ уголке, передъ образомъ Царицы Небесной. Никогда не пропускала она ни одной обедни, вечерни или всенощной, усердно работала, усердно училась въ монастырской школе.

Даже старыя монахини дивились молчаливой серьезной девочке, и предрекали въ ней будущую „подвижницу".

Игуменья часто, съ жалостью, вглядывалась въ худое, почти прозрачное лицо ребенка.

—   „Лиза, побереги себя, ты мало ешь, утомляешь
себя службами, никогда не отдыхаешь... пожалей свое
здоровье"!

Лиза тихо и печально качала головой.

—   „Я должна молиться...—говорила она, я дала обещанiе Царице Небесной молиться за родныхъ, за отца...
Она прiютила здесь меня... Какъ же мне не молиться"?

Но слабый, надорванный организмъ девочки не выдержалъ. Она худела и бледнела съ каждымъ днемъ. А когда въ воздухе запахло весной, съ горъ потекли ручьи, и показалась первая травка, Лиза тихо умерла. На монастырскомъ кладбище, подъ тенью густой, душистой липы, спитъ „Божье дитя".

 

 

 

 

 

 

 

 

 

548                      СЛЕЗЫ   СИРОТСКIЯ   ВОПIЮТЪ   КЪ   НЕБУ.

^{Слезы   сиротскiя  вопiютъ   къ}

небу.

Разсказъ.

Холодный осеннiй вечеръ. Съ мрачнаго свинцоваго неба мороситъ мелкiй дождь. Угрюмо и печально выглядываетъ маленькая деревушка, построенная въ котловине. Словно убитыя непосильнымъ горемъ и нуждою, скривились и почернели маленькiя избушки. На самомъ краю деревушки, ближе къ лесу, стоитъ полуразвалившаяся лачуга. Стекла въ окнахъ повыбиты и заткнуты тряпками, ворота развалились, убогое деревцо около избушки ползаетъ своими мокрыми ветками по сгнившимъ бревнамъ,— тоска, горе, нужда!

Снаружи горько глядеть на эту избенку, а внутри еще хуже, еще больнее. На лавке, въ переднемъ углу лежитъ умирающая. Тоскливыми, мутными глазами обво­дитъ она сырыя, черныя стены, развалившуюся печку, изломанный столъ. Все это она привыкла видеть во всю свою недавнюю, горькую жизнь, все это ей хорошо знакомо.

Шестнадцати летъ выдали ее замужъ въ ближнюю деревню за молодого крестьянина Абрама. И сколько она съ нимъ горя видела, сколько муки пережила, какъ только все вынесла! Исхудала въ щепку, извелась въ одинъ годъ когда-то круглолицая полная Анисья. Словно не живая, а машина, продолжала она ходить и работать.

Въ доме была бедность да горе постоянное! Родились двое детей, еще горче стало житье Анисьи. Измучилъ онъ, до нищеты довелъ свою семью, и померъ отъ пьянства.

Осталась бедная Анисья съ двумя ребятками въ своей лачуге. Тихо догорала ея жизнь. Съ разбитой грудью, больная, она билась и работала изо всехъ силъ для своихъ детей, и съ каждымъ днемъ таяла, какъ свеча. Злая ча-

СЛЕЗЫ   СИРОТСКIЯ   ВОПIЮТЪ   КЪ   НЕБУ.                        549

хотка въ конецъ свалила ее, она не могла встать и работать. Холодъ и голодъ въ бедной лачуге! Горькiе стоны больной да плачъ ребятишекъ!

Эти слезы детскiя надрываютъ сердце больной, въ клочки рвутъ и терзаютъ измученную душу. Каждую каплю крови отдала бы несчастная за своихъ детишекъ; какъ волъ работала бы она, не покладая рукъ, чтобы только согреть и накормить бедныхъ малютокъ, — нетъ, она теперь уже не можетъ встать, не можетъ двинуть рукой, не можетъ отъ слабости вымолвить слова. Она только глядитъ на своихъ ребятокъ и — какъ глядитъ! Есть ли на свете что-нибудь ужаснее, отчаяннее, горче этого взора умирающей! Сколько въ немъ любви сердечной, сколько муки и страданiя, сколько горя, сердце надрывающаго, въ этихъ потухающихъ глазахъ! Не радостна была ея жизнь, — она бы рада умереть и отдохнуть если бы не ребятишки. На кого она кинетъ ихъ? Кто приласкаетъ, приголубитъ горькихъ сиротъ? Что съ ними будетъ?

Ея братъ Андрей обещалъ ей призреть и устроить ребятокъ,—онъ мужикъ богатый, и ему ничего не будутъ стоить бедныя сироты.

Болитъ и надрывается за детей сердце матери. Плохо, веритъ она въ хорошую жизнь бедныхъ сиротокъ. Плохо, тяжко имъ будетъ безъ матери! Вся ея надежда на Бога! Онъ Милосердный, побережетъ бедныхъ, беззащитныхъ детей! Онъ оградитъ и защититъ ихъ.

Умирающая съ тоской глядитъ на белокурыя головки детей; сухiя, посиневшiя губы ея тихо и невнятно шепчутъ святую молитву за своихъ детей...

Глухой стонъ вырывается изъ измученной груди...

— Тяжко тебе, маменька? — тихо говоритъ дочка, белокурая девятилетняя Таня. Водицы что ли испить?

И девочка, худая, съ бледнымъ, не детскимъ лицомъ успокаиваетъ братишку, что горько плачетъ отъ голода и холода...

550                   СЛЕЗЫ   СИРОТСКIЯ   ВОПIЮТЪ  КЪ   НЕБУ.

—   Не плачь, Ванюша, — шепчетъ детскiй голосокъ,
не бойся, маменька вотъ встанетъ... хлебушка дасть...
гулять пойдешь... рубаху тебе сошьетъ, не плачь, маменьке трудно... вонъ дядя Андрей придетъ, тебе коня
принесетъ.

Шестилетнiй Ваня тихо засыпаетъ на плече у сестры, со слезами на голубыхъ глазахъ.

А Таня смотритъ на мать, и слезы градомъ льются по бледнымъ щекамъ...

—   Маменька... родная... шепчетъ девочка, горько
плача. И болитъ и надрывается ея датское сердечко.

Снова стонъ вырывается изъ груди больной... эти слезы детскiя въ конецъ убиваютъ ее. Больная судорожно поднимается... машетъ рукой... что-то хочетъ сказать, крикнуть... кровь волной льется изъ горла... она опракиды-вается на изголовье...

Еще разъ она съ усилiемъ открываетъ веки... кладетъ руку на головку Тани... губы шепчутъ последнюю молитву, молитву матери за бедныхъ, горькихъ  сиротъ...

Потомъ глаза тихо закрываются, рука тяжело падаетъ вдоль тела... тяжкое хрипенье... она умерла. Перестало биться горячее материнское сердце; кончена горькая, безрадостная жизнь!

Долго не верила бедная Таня смерти матери, долго звала ее нежными именами, долго плакала надъ умершей и целовала холодныя безсильныя руки и мертвое, строгое лицо. Безъ чувствъ лежала бедная сиротка около трупа матери. Что было после,—она не видала и не помнила.

За деревней вырыли холодную, глубокую яму, въ простомъ, деревянномъ ящике снесли туда ея изстрадавшуюся мать, засыпали холодной землей... и оставили бедныхъ детей одинокими сиротами.

Плачетъ осеннiй дождикъ надъ мокрой землей, плачутъ бедные ребятки въ семье богатаго дяди. Не видятъ они привета и ласки, ждутъ бедныхъ сиротокъ одне только обиды.

СЛЕЗЫ   СИРОТСКIЯ   ВОПIЮТЪ   КЪ   НЕБУ.              551

Съ утра до поздней ночи на работе ребятки,—тяжело достается имъ чужой кусокъ! Доитъ корову, стираетъ белье, шьетъ и вяжетъ маленькая Таня, обливаясь слезами; постоянно на побегушкахъ, да на посылкахъ у всей семьи маленькiй Ваня. Слушается ребенокъ, молчитъ, да терпеливо выноситъ всякую брань. Только худы и серьезны не по летамъ детскiя лица сиротъ, грязна и оборвана ихъ одежда, да тамъ, въ глубине детскаго сердца, живетъ не детская скорбь да кручина. Уйдутъ они на дорогую могилку, упадутъ на землю, и долго, долго лежатъ. Плачетъ надъ могилкой осеннее небо мелкимъ дождемъ, тихо качаются мокрыя ветки ивы, горько рыдаютъ бедныя сироты надъ могилой матери... Печально идетъ горькая жизнь детей.

Прошла осень, наступила зима, холодная, снежная.

Родился у Андрея еще ребенокъ. Прибавилось въ семье хлопотъ, да заботъ. Много возни съ троими детьми. Косится семья на сиротъ, жалко ей куска хлеба для нихъ. Жадный и богатый дядя, со дня на день, становится злее да сварливее. Чаще сыплются колотушки на детей.

Сойдутся бедные въ уголкъ, обнимутся и долго, долго плачутъ.

Не возлюбила жена Андрея маленькаго Ваню. Что ни сделаетъ Ваня, все не ладно. Щипки, толчки, пинки такъ и сыплются на ребенка. Пошевелиться боится мальчикъ, ходитъ, какъ тень, да отъ всехъ прячется.

—  Голышъ, негодяй, объедать насъ умеешь! — кричитъ Андрей на ребенка.

Ударилъ онъ разъ Ваню. Зашатался мальчикъ, на полъ упалъ. Не выдержала Таня. Измучилась бедная девочка за брата, смело подошла къ богатому дяде.

—  Ты, дядя, не моги бить братишку... ты богатъ, а
мы сироты... грешно тебе! или не помнишь, какъ маменька
умирала, да тебе завещала насъ не обижать?... Мы тебе
работаемъ, не даромь хлебъ едимъ... Богъ накажетъ тебя!..
Твердо и смело звенитъ детскiй голосокъ; серьезно и
строго глядятъ глаза ребенка...

552                      СЛЕЗЫ   СИРОТСКIЯ   ВОПIЮТЬ   КЪ   НЕБУ.

Взбеленился Андрей, не перенесъ онъ детской правды, забылъ онъ совесть. Въ глухую зимнюю ночь онъ выгналъ бедныхъ ребятъ изъ дома.

Дико завывала на улице снежная вьюга, дрожали отъ холода и плакали несчастныя дети. Тихо побрели они, одинокiя и брошенныя, побрели, куда глаза глядятъ. Снегъ засыпалъ имъ глаза, ветеръ рвалъ лохмотья. Посиневшiе отъ холода, они шли по полю.

Далеко разстилалось широкое поле... мрачно и уныло было кругомъ, две маленькiя, детскiя фигурки тихо брели, утопая въ сугробахъ и дрожа отъ страха и холода.

Вотъ они за деревней, на кладбище, у могилы матери.

„Маменька, родимая, спаси насъ, помолись за насъ!" рыдаютъ несчастныя, брошенныя сироты. Глухо раздаются эти детскiя рыданiя на пустомъ кладбище.

Уселись бедные ребятки на могилку, плачутъ. Ванюша крепко прижался къ сестре и тихо дремлетъ. Обняла его девочка, а сама улыбается. — Тепло ей вдругъ стало... легко на сердце... Видитъ она свою мать... веселое у ней лицо... крепко нежитъ она и ласкаетъ своихъ детокъ... Тепло у нихъ въ избе, самоваръ кипитъ... печка топится... Ванюша смеется... славно... тепло... Тихо дремлетъ и Таня. Мирно и тихо засыпаютъ дети подъ песни вьюги и ветра... Дивные сны они видятъ... А снегъ ласково покрываетъ детокъ своимъ белымъ одеяломъ, и греетъ ихъ и погребаетъ въ снежной могилке... Спите на веки, бедныя сиротки!

Не скоро хватились въ деревне пропавшихъ детей; всемъ они чужiя, никому не были нужны.

Спокоенъ на видъ Андрей: никто не знаетъ, что сделалъ онъ темною ночью. Но, подъ часъ, не хорошо становится у него на душе: мучитъ его совесть, чувствуетъ, что не пройдетъ ему это даромъ; наказанъ будетъ онъ рано или поздно за тяжкiй грехъ свой.—Бывали минуты, когда готовъ былъ онъ все отдать, лишь бы вернуть детей; но ужъ поздно!... Где ихъ искать? Пропали они безъ вести,

сиротка.                                     553

съ той самой ночи, когда выгналъ онъ ихъ безжалостно изъ дому.

Настала весна; стаялъ снегъ съ полей; стаялъ онъ и съ могилокъ на погосте; две маленькiя, обнявшiяся фигурки лежали на одной. Набрели на нихъ случайно свои деревенскiе и признали пропавшихъ сиротъ. Знали на деревне, какъ жилось горемычнымъ у дяди, и поняли, что тутъ не безъ греха!...

Дошелъ слухъ и до начальства. Снарядили следствiе. Никто не сталъ стоять за неправое дело, отвернулись все отъ Андрея. Съ горя и стыда захворала, а затемъ сошла въ могилу жена его. Долго судили его, но, за недостаточностью уликъ, онъ былъ оправданъ. Но не легче ему отъ этого. Судъ Божiй—не судъ людской; и свершилось надъ нимъ наказанiе Божiе. Перемерли одинъ за другимъ, его дети, затемъ сгорелъ домъ. Рушилась семья, рушилось хозяйство—остался Андрей бобылемъ, безпрiютнымъ нищимъ. Больной и бездомный скитается несчастный по свету, питаясь подаянiемъ. Нетъ ему покоя на душе за обиду горькую, что нанесъ онъ беднымъ сиротамъ. Всю свою жизнь будетъ онъ мучиться, бродить по свету и нести наказанiе Божiе за тяжкую вину свою. „Вопiютъ къ небу слезы сиротскiя"!

Сиротка.

(Святочный разсказъ).

Плохо, горько имъ жилось, но у нихъ была мать. Молодая вдова—мать изъ силъ выбивалась, питая своихъ сиротокъ, а ихъ у ней было трое. Горемычная то была семья! Но и въ этой семье бывали счастливыя минуты. Измается, бывало, вдоволь наработавшись, мать, но она приголубитъ, приласкаетъ своихъ детокъ,—и хорошо имъ. Вотъ одинъ примостился у ея ногъ и улыбается ея голу-

554                                          сиротка.

бинымъ речамъ; другой на коленяхъ у ней,—запрокинулъ онъ свою курчавую головку и смотритъ умильно въ ея глубокiя, задумчивыя глаза. А третiй обвилъ своими худыми рученками шею матери и все твердитъ: „мама, милая мама"!... Славно бывало въ эти минутки деткамъ! отдыхала съ ними и мать оть своихъ непосильныхъ трудовъ...

Но совсемъ вдова выбилась изъ силъ, слегла въ постель и... сошла въ могилу. Не стало у детей любящей матери и любимой. Помнитъ сиротка—Ваня отчаянные крики старшихъ братишки и сестренки: „умерла родная, голубка наша"... Помнитъ Ваня, какъ потомъ положили ихъ матушку въ гробъ, какъ выносили ее изъ дома, какъ отпевали въ храме, какъ, наконецъ, страшно застучали мерзлыя комья земли о крышку гроба... Мама, ихъ дорогая мама, была въ могиле, сокрылась отъ нихъ навсегда...

Пришли круглыя сиротки домой, обнялись все трое, да такъ и замерли въ объятьяхъ... Наконецъ, опомнились. Вотъ кто-то изъ нихъ сказалъ: „а ведь после завтра у насъ Рождество".—„Да, Рождество", сказали все грустно. Грустно было сироткамъ, а прежде, при матушке, оне съ восторгомъ по-детски кричали: „Рождество! Рождество"!...

Сдали сиротокъ на руки одному ихъ родственнику, а у того самого была куча ребятишекъ. И началась сирот­ская жизнь, жизнь какую знаютъ только круглыя сироты... Родные ихъ, дядя и тетка, не были злыми людьми, но у нихъ самихъ была нужда: они едва-едва прокармливали свою семью. И сироткамъ приходилось нередко голодать, потому что голодали и сами прiютившiе ихъ...

— „Эхъ! доля ты наша горькая! скажетъ иной разъ дядя: хоть изъ кожи вылезь вонъ, а все ничего не поделаешь! А тутъ еще навязали этихъ"... Слышитъ это Ваня и чуетъ онъ своимъ детскимъ сердцемъ, что дядя вовсе не сердится на нихъ, а такъ, съ горя, говоритъ такiя слова. Въ ответъ на такую думу Вани какъ бы отвечаетъ тетка.—„Полно, Филипычъ! скажетъ она мужу: грехъ роптать  на  свою   судьбу, а сиротъ   еще   грешней   обижать:

сиротка.                                     555

сиротки—Божьи детки", и тетка ласково погладитъ по головке Ваню... Дядя отъ словъ жены повеселеетъ, возьметъ своего меньшаго сынишку на руки, подыметъ его высоко и скажетъ: „эхъ! вы—малыши, выростайте скорей; заживемъ тогда, Богъ дастъ"...

II.

Въ избе дяди Филипыча голосили, и было по чемъ голосить! Пала кормилица—лошадушка, а остаться крестьянину безъ лошади—„остаться безъ рукъ". Убивалась съ горя вся семья.— „Богъ не оставитъ насъ, Филипычъ"! сказала жена.—„Да какже я теперь безъ лошадушки-то"?— „Станешь въ городъ ходить въ поденщики".

—   „Плохая это работа!" — „Дядя, а я теперь умею
корзинки плести: будемъ продавать", сказалъ старшiй
братъ Вани.—„Ай да молодецъ"! — сказалъ дядя и, махнувъ рукой, вышелъ изъ избы.

Сталъ Филипычъ работать въ городе поденно. День работаетъ, а вечеромъ идетъ домой въ свою деревню, которая была всего въ трехъ верстахъ отъ города. Весь свой дневной заработокъ Филипычъ употребляетъ на хлебушко своимъ деткамъ да сироткамъ. Племянникъ сдержаль слово и продаетъ сплетенныя имъ корзинки въ городе. Но заработка дяди и племянника хватало лишь на пропитанiе; а подходила зима. Тому надо шубенку пере­шить, этому шапченку купить, одному — то, другому это, а всего много надо было. Знаетъ все это Филипычъ, идетъ онъ изъ города и думаетъ: „зима пришла: надо дровишекъ запасти, вотъ лошадушка-то и нужна.., Жене вотъ не въ чемъ и къ колодцу за водой сходить: шубенка совсемъ развалилась... Эхъ ты нужда"!... И крепко задумался Филипычъ... А дома его ждала новая беда. Отъ плохого ли корму, отъ плохой ли защиты, или такъ ужъ тому быть,— пала последняя коровенка... Опустилъ Филипычъ руки...

—   „Теперь по мiру придется пустить малышей", думаетъ Филипычъ. И действительно,   какъ  ни  бился  Фи-

556                                          сиротка.

липычъ, какъ ни усердствовалъ племянникъ въ плетенiи корзинъ, а пришлось таки малышей пустить по мiру... И снова плакала семья, и горевали отецъ съ матерью! Одели они, какъ потеплее, своего десятилетняго сынишку—Петю да племянника сиротку—Ваню, перекрестили ихъ да и пустили малышей въ городъ просить у православныхъ „Христа ради"  милостыньку.

Подходило Рождество. Филипычъ   целую  неделю  работалъ въ городе,   не приходя   даже  домой.  Онъ  хотелъ побольше заработать къ празднику  и   накупить   кое-чего. За день до Рождества Филипычъ съ своими весьма дешевыми покупками возвращался домой.

Дома ребятишки ждали батьку съ покупками... Но что это за покупки? Если бы увидело ихъ дитя богатыхъ родителей, отвернулось бы оно отъ нихъ. А эти, беднота— дети, рады были и темъ. Вонъ старшiй сынишка напяливаетъ на себя весьма поношеный, весь заплатанный, тулупчикъ, который ему по-выше коленъ; вонъ поменьше сынишка надеваетъ плохую шапченку, а шапченка чуть носа ему не закрываетъ; тамъ девочка примеряетъ полусапожки, которыя годятся на ногу ея матери... Бедны обновки къ празднику, также бедны и съестные припасы, но бедняки и тому рады, они благодарили Бога и спокойно уснули.

III.

Канунъ Рождества Христова... Петя и Ваня въ городе за милостынькой. Подъ великiе праздники хорошо подаютъ милостыньку. Да, все добрые православные жалеютъ нищую Христову братiю и даютъ, кто что можетъ, ей. Вонъ въ богатой булочной щедро оделяютъ нищихъ белымъ хлебомъ; тамъ, у подъезда богатаго дома раздаютъ деньги, везде, на всехъ улицахъ и углахъ вы увидите прохожихъ, торопливо сующихъ монетки въ протянутыя руки бедняковъ... Подавали добрые люди и Пете съ Ваней. Петя еще съ полдня ушолъ домой, въ свою де-

СИРОТКА.                                      557

ревню, съ полнымъ мешкомъ подаянiй. Ваня припоздалъ. Къ вечеру поднялась погода. Ваня поспешилъ домой; спешитъ онъ: а погода все сильней и сильней... Усталъ Ваня: мешокъ оттянулъ плечи, руки затекли и начали остывать; приселъ Ваня отдохнуть... Стемнело почти... Ваня не боится темноты: не впервой ему! а вотъ погода совсемъ разыгралась... Поднялся Ваня и снова спешитъ. Спешитъ бедный иззябшiй мальчикъ, а ветеръ, резкiй, холодный ветеръ, режетъ ему щечки, валитъ его съ ногъ. Выбился изъ силъ Ваня, вотъ-вотъ упадетъ. И правда: сильный порывъ ветра свалилъ его съ ногъ. „Замерзну, думаетъ Ваня, а ведь осталось близко, и огоньки было показались".—Попробовалъ Ваня подняться, чтобы снова спешить, а силъ нетъ.—„Вишь, какъ спать-то хочется, думаетъ Ваня: а ну-ка усну: погода занесетъ, замерзну, а завтра Рождество Христово". И снова хочетъ Ваня подняться, и снова падаетъ.—„Усну... замерзну... Рождество... Петя дома"...—проносятся въ головъ мальчика несвязныя мысли... Вотъ-вотъ заснетъ, заснетъ и не проснется тогда...

Но вотъ, къ счастью Вани, во всю прыть мчится ли­хая тройка. Звенятъ подъ дугой колокольчики. Ваня чуть-чуть ихъ слышитъ. Прозвенели колокольчики.—„Должно, уехали", проносится въ голове замерзающаго мальчика... Но зоркiй взглядъ кучера—ямщика заметилъ Ваню.—„Баринъ! обращается ямщикъ къ седоку: тамъ что-то чернелось, какъ ехали".

— „Пошелъ живей! опоздаемъ къ празднику".— Поспеемъ, баринъ: троечка, Богъ дастъ, донесетъ, а ужъ дозвольте посмотреть туда: не человекъ ли это?" — „Ну, смотри, да живо?"... „Такъ и есть, послышался изъ-за бури голосъ ямщика: мальченокъ—нищенка... бедный... къ Рождеству, должно шелъ". — Баринъ встрепенулся, „тамъ, дома, дети въ тепле, подумалось ему".—„Давай сюда, скорей! закричалъ онъ кучеру, не спасемъ ли? Это будетъ лучшiй подарокъ детямъ на елку"... Баринъ завернулъ  въ свою  теплую  шубу мальчугана  и   крикнулъ:

558                                 сиротка.

„живо! огни видать: должно деревня“. — Помчались лошади. А баринъ третъ Ване виски, руки, дышетъ ему въ лицо... Лошади влетели въ улицу .—„Стой! въ первую избу"... Отворили барину хату, и онъ занялся замерзшимъ, у него нашлось вино, и онъ сталъ усердно растирать мальчика. Прибегъ онъ и къ другимъ средствамъ, и чрезъ часъ Ваня открылъ глаза и началъ дышать. Пока баринъ приводилъ Ваню въ чувство, бабы, хлопотавшiя тутъ же, все повторяли „да ведь это Ванюша—сиротка! бедный! подъ Рождество-то! Богъ спасъ"... Баринъ узналъ, где живетъ Филипычъ, дядя Вани, и самъ повезъ его туда. Пока Ваню везли на другой конецъ деревни, онъ все смотрелъ вправо отъ барина, тамъ ему виделась чудная женщина и на рукахъ у нея прекрасный ребенокъ.— „Какъ это онъ, такой маленькiй, не замерзъ, думалъ Ваня: я вотъ большой, а чуть было не замерзъ".

Баринъ сдалъ Ваню на теплую печь и ужаснулся бедности Филипыча. Онъ разспросилъ Филипыча про все и сказалъ! „завтра Рождество Христово: прими же Христа ради, милый, вотъ это", и баринъ протянулъ ему сторублевую ассигнацiю. Филипычъ повалился было барину въ ноги, а баринъ уже вылетелъ изъ избы и мчался онъ на лихихъ коняхъ къ празнику къ своимъ милымъ детямъ, которымъ онъ завтра, въ день Рождества Христова, разскажетъ, какъ спасъ онъ отъ смерти беднаго сиротку.— „Сегодня, думалъ баринъ, для меня самый радостный день въ моей жизни: Богъ далъ мне спасти человеческую жизнь"...

Въ день Рождества Христова Ваня разсказывалъ, какъ хороша была барыня и ея прекрасный ребенокъ. — „Да, ведь, баринъ былъ одинъ", говорили ему.— „Нетъ, уверялъ Ваня: я виделъ и барыню, и ребенка".—Потомъ онъ задумался и сказалъ: „а какъ барыня съ ребенкомъ похожи на Божiю Матерь съ Христомъ, что у насъ въ церкви"! — Тогда все поняли, какую Женщину и какого Ребенка виделъ Ваня...

 

 

РОДНАЯ   МОГИЛКА.                                559

Филипычъ, благодаря помощи барина, живетъ теперь хорошо. Детки его и сиротки подросли и помогаютъ ему. Филипычъ, сберегая понемногу, отложилъ сто рублей. — „Это сиротскiя деньги,— говорилъ онъ жене: это имъ Богъ послалъ, а черезъ нихъ и мне грешному. Какъ станутъ на ноги, такъ и отдамъ имъ эти сто рублей".

— „А ты еще вздумалъ было на судьбу свою роптать", говорила ему жена.—„Да, грешенъ я въ томъ. И кто знаетъ, что было бы съ нами, если бы не сиротка— Ваня"!...

Каждый годъ, въ день Рождества Христова, семья Филипыча служитъ молебенъ о здравiи своего благодетеля.

^{Родная могилка.}

Вася, любименькiй ангельчикъ мой,

Слышишь ли ты въ небесахъ, какъ рыдаетъ

Мама твоя у могилки родной?...

Видишь ли ты, какъ горючей слезой

Мама могилку твою обливаетъ?...

Красное солнышко былъ ты мое!

Легче съ тобой мне жилось и страдалось,

Личико мне улыбалось твое,

Легче съ тобой мне сиротство мое,

Вдовье сиротство мое доставалось.

Бросилъ меня твой безпутный отецъ!

Сколько я горя за нимъ принимала

Съ самаго дня, какъ пошла подъ венецъ!

Сколько я, бедная, слезъ проливала,

Бога молила, придетъ ли конецъ.

Къ бедной груди моей больше не льнетъ

Милое дитятко... Ночь ли настанетъ,

Все мне не спится, все кажется—вотъ

Мальчикъ мой въ люльке проснется и встанетъ,

560                              РОДНАЯ   МОГИЛКА.

Тихо заплачетъ, меня позоветъ!...

Въ комнатке нашей стоитъ тишина.

Бродитъ сестренка твоя одиноко,—

Съ кемъ поиграть ей? Тоскуетъ она...

„Где же нашъ Вася"?—„Далеко,, далеко"...

Ей отвечаю, и плачу сама.

Добрый дружокъ мой, ты долго страдалъ,

Можетъ-быть, лучше, что беднаго сына

Богъ къ Себе въ детки отъ матери взялъ...

Только меня все терзаетъ кручина...

Былъ ведь... любилъ... и навеки пропалъ.

Мальчикъ мой миленькiй, видишь ли ты—

Мама цветочковъ тебе натащила:

Пахнутъ такъ сладко степные цветы...

Ягодъ кругомъ насадила кусты,

Крестъ на могиле веночкомъ обвила.

Ты не одинъ: тутъ съ тобою подъ рядъ

Детскiе крестики грустно белеютъ...

Часто здесь матери, плача, сидятъ,

Въ дальнее небо съ молитвой глядятъ,

Детокъ своихъ вспоминаютъ, жалеютъ.

Видятъ ли детки сквозь райскiе сны

Нашу печаль, наше горькое горе?

Нетъ ужъ, пусть лучше не видятъ они,

Божьи счастливчики, Божьи сыны,

Слезъ материнскихъ бездонное море!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

^{Снохи и свекрови.}

^{Снохи въ семье.}

Въ житiи преподобнаго Макарiя Великаго есть такой разсказъ: однажды во время молитвы Преподобный услышалъ голосъ, говорившiй ему: „Макарiй! Ты не достигъ еще въ меру двухъ женщинъ, которыя живутъ въ такомъ-то городе". Смиренный старецъ взялъ свой посохъ, пошелъ въ указанный городъ, отыскалъ домъ этихъ женщинъ и постучался у дверей. На стукъ вышла женщина и съ радостiю встретила старца, какъ дорогого гостя. Ея подруга была дома. Тогда Преподобный обратился къ нимъ съ такими словами: „ради васъ я не поленился придти сюда изъ далекой пустыни, я желаю знать ваши добрыя дела; не скройте ихъ отъ меня ради Господа". — ,,Ахъ, отецъ нашъ", отвечали праведницы старцу Божiй: ,,какiя ужъ захотелъ ты найти добрыя дела у мiрскихъ жен­щинъ? Живемъ мы въ суете мiрской, постоянно заняты житейскими попеченiями; греховъ у насъ много, а добрыхъ делъ за собой не знаемъ никакихъ".—Но старецъ настаивалъ на своемъ, желая знать ихъ образъ жизни. Тогда оне сказали ему: ,,мы две снохи, жены двухъ братьевъ родныхъ; пятнадцать летъ живемъ мы вместе подъ одной кровлей, и за это время ни одна изъ насъ не слыхала отъ другой слова досаднаго. Детей у насъ нетъ, а если бы Господь далъ ихъ, то мы стали бы умолять Его объ одномъ,—чтобы помогъ Онъ намъ воспитать ихъ въ вере и благочестiи. Не разъ мы сговаривались между собой въ монастырь уйти, чтобы для Господа Бога потрудиться; но какъ ни упрашивали  своихъ   мужей   отпустить   насъ,

562                                  снохи въ семье.

никакъ не могли упросить. Понятное дело—они любятъ насъ, и мы порушили не покидать ихъ до смерти и служить для нихъ утешенiемъ. А чтобы жизнь наша хоть сколько-нибудь походила на жизнь святыхъ пустынницъ, мы дали предъ Богомъ сердечное обещанiе — до самой смерти избегать пустыхъ мiрскихъ разговоровъ, сидеть больше дома да заниматься деломъ". — Выслушалъ Преподобный этотъ разсказъ и сказалъ: „поистине Богу угодно паче всего сердечное произволенiе на добрыя дела: стяжи каждый человекъ такое произволенiе, и спасенiе близъ тебя, кто бы ты ни былъ и где бы ты ни жилъ".

Какъ поучительно это сказанiе, особенно для васъ матери и жены-христiанки! Въ самомъ деле: что больше всего отравляетъ семейную жизнь, какъ не сплетни, да ссоры женскiя? Что нарушаетъ тишину и миръ въ семье, что заставляетъ родныхъ братьевъ расходиться врознь, какъ не перебранки женъ, счеты да укоры, безконечныя жалобы мужьямъ, а иной разъ и прямо—домашняя война? Сегодня не поделили одно, завтра побранились изъ-за другого,—терпятъ, терпятъ бедные мужья, смотрятъ, смотрятъ на эти бабьи раздоры, да и решаютъ межъ собой: „нетъ, братъ, видно нашимъ бабамъ мирно не ужиться, надо положить конецъ этой войне,—разойдемся-ка лучше мирно да любовно, чтобы имъ было нечего делить"... И расходятся, а въ конце-концовъ и въ правду бываетъ нечего делить, не къ чему рукъ приложить; ведь легко сказать—новое гнездо себе свить, домкомъ обзавестись, хозяйство устроить!... Пока вместе живутъ, все спорится, спеется, видимо Богъ семью благословляетъ; а разойдутся—и тотъ и другой стали нищими... А изъ-за чего разорили отцовское гнездо? Отчего не пожилось мирно— однимъ домкомъ, одною семьею? Правда, нередко и мужья бываютъ не правы: одинъ запьетъ, а другой работать за него не хочетъ: но право же гораздо больше вины ложится на ихъ безразсудныхъ женъ! И ничемъ столько не грешатъ женщины, какъ своимъ злымъ языкомъ! Обо всемъ

снохи въ семье.                                  563

оне судятъ и рядятъ, до всего имъ дело, редкiй день всехъ соседей не переберутъ по косточкамъ, всемъ и всему отъ нихъ достается!... Такъ и въ семейныхъ делахъ: где бы помолчать, а безразсудная женщина на одно слово скажетъ десять; где бы уступить, — она ни за что; свекровь, какъ старшая въ доме, даетъ ей дело по хозяйству, а она начинаетъ ей грубости говорить... А сколько греха бываетъ у нихъ между собою, между снохами—и не перечтешь! Не даромъ сложилась пословица: „чемъ больше бабъ въ семье, темъ больше греха въ избе". И почему бы, кажется, не жить мирно да ладно? Ужъ если бы делить что въ доме, то никакъ не женамъ, а мужьямъ ихъ": ведь они хозяева въ доме, они настоящiе скопидомы, а жены—знай каждая свой уголъ, знай своихъ детей да слушайся старшей въ доме хозяйки! Такъ нетъ же,— каждой хочется наибольшей быть, каждая хочетъ распоряжаться другими: „ты умна, а я умнее тебя; а вотъ же не пойду, не сделаю, поставлю на своемъ"... А не удалось, въ слезы да къ мужу съ жалобой!—Бедные мужья! Усталые они пришли домой съ тяжелой страдной работы полевой; потъ льетъ ручьями съ ихъ загоревшаго лица, рубахи на нихъ—хоть выжимай, ноги едва плетутся, только бы отдохнуть да подкрепиться трудовымъ кускомъ, а ихъ встречаютъ жены съ жалобами: горшки не поделили, свекровь забижаетъ, изъ-за ребятъ перессорились. Неразумныя! пожалейте хоть мужей своихъ—тружениковъ, пощадите ихъ, дайте имъ вздохнуть хоть немного: посмотрите, какъ они устали — измучились! А вы пристаете къ нимъ еще съ своими ссорами да раздорами, съ жалобами да укорами... Да если бы и не поладили вы въ чемъ между собою: не доводите дела до мужей своихъ,—право же имъ не до вашихъ ссоръ; помиритесь сами, какъ знаете, не тревожьте ихъ — своихъ тружениковъ! Если жена крепко любитъ своего мужа, то и виду не подастъ ему, что огорчена чемъ-нибудь: она встретитъ его ласково—приветливо, постарается успокоить его, чтобы вышелъ онъ завтра

564                                  снохи въ семье.

на работу съ новыми силами, съ душою спокойною. Ведь тогда онъ и сделаетъ-то за двоихъ, да и тебя-то вдвое крепче будетъ любить: ведь сердце сердцу весть подаетъ. Подумайте еще, какой вы примеръ подаете своимъ детямъ? Будутъ ли они уважать и любить своихъ бабушекъ и тетушекъ, съ которыми вы то и дело ссоритесь? Будутъ ли они дружно и мирно между собою жить, когда ихъ матери то и дело перебраниваются? Ведь вы и за себя и за нихъ, и еще больше за нихъ Богу ответъ дадите! „Горе тому, кто малое дитя соблазнитъ", говоритъ Спаситель нашъ: а разве вы не соблазняете ихъ дурнымъ примеромъ своимъ, разве они не учатся, смотря на васъ, ссорамъ да брани? Пожалейте же ихъ, пожалейте себя, пожалейте мужей своихъ! Живите между собою такъ, какъ жили те две праведницы, которыхъ преподобный Макарiй нашелъ; живите дружно да любовно, и вы будете истиннымъ утешенiемъ, настоящими помощницами въ жизни своихъ мужей. Кротость, молчаливость, послушанiе мужу— вотъ лучшее украшенiе доброй жены—христiанки, вотъ ея нетленная красота, которую восхваляетъ и святой апостолъ Петръ, называя ее драгоценною въ очахъ Божiихъ (1 Петр. 3, 34). Кротость, молчаливость и любовь къ мужу— вотъ ваши сильныя средства, при помощи которыхъ вы можете много, много делать добраго! Чего не можетъ сделать доброе слово любящей жены? Чего не сделаетъ мужъ для любимой подруги? Если ужъ онъ, не жалея души своей, часто решается на грешное дело, только бы угодить жене, то ужели онъ не послушаетъ ея добраго совета на доброе дело? Да только бы она сама стоила любви его, только бы съумела заслужить эту любовь, и уговорить мужа, чтобы онъ бросилъ пьянство, принялся за хозяйство, помирился съ братомъ — добрая и умная жена съумеетъ... Матери и жены-христiанки! Къ вамъ нынешнее слово мое. Помните: вы сестры между собою, семья—вашъ улей, будьте же мирными пчелками Божiими трудолюбными!  Свекровь — это мать   ваша, не могите ее

ЗЛАЯ   СНОХА.                             565

оскорблять чемъ-нибудь!—Кто родителей почитаетъ, тотъ во векъ не погибнетъ, слушайтесь ея, любите, какъ любила свою свекровь оная древняя Руфь, которая и по смерти своего мужа не захотела разстаться съ его матерью, ушла съ нею на чужую сторону:—„куда ты пойдешь, туда и я пойду", говорила она свекрови своей, „где ты будешь жить, тамъ и я буду жить, твой Богъ будетъ моимъ Богомъ, твой народъ—моимъ народомъ, одна смерть разлучитъ меня съ тобой"! И за то наградилъ же ее Господь: она была праматерью Царя Давида, а отъ Давида — вы знаете — произошелъ Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ. Вотъ чемъ наградилъ Господь верную сноху за то, что не покинула своей свекрови въ несчастiи, разделила съ нею ея долю сиротскую!...

^{Злая сноха.}

Братъ отъ брата вспомоществуем, яко градъ твердъ.

Въ селе Юрьевскомъ жили два брата: Федоръ и Евстафiй Афиногеновы. Федоръ былъ старшiй и давно ужъ женатъ; Евстафiй—младшiй и недавно женился, Федоръ былъ крестьянинъ съ прямою и честною душою, но только упрямъ и грубоватъ. Евстафiй занимался извозомъ, бывалъ въ Москве и за Москвою, когда не было еще железной дороги; виделъ много такого, чего крестьянинъ не увидитъ и не узнаетъ въ своей деревне. Онъ на чужой стороне, какъ говорится, пообтерся, сталъ половчее и поизворотливее Федора; но въ душе былъ прямой и честный человекъ.

Жена Федорова, Авдотья, была женщина бойкая и небезгрешная предъ мужемъ. Господь вразумлялъ ее за такую жизнь. Авдотья очень любила детей; бывало, когда увидитъ на улице чужого ребенка, она не налюбуется имъ; но Господь ей на давалъ  детей.   Да и Федоръ не очень

566                                       ЗЛАЯ   СНОХА.

горячо ее любилъ. Авдотья не могла снискать себе искренняго расположенiя у Федора: она была вертлява, прытка, а Федоръ былъ человекъ степенный, неторопливый и прямой. Впрочемъ, Авдотья имела то достоинство, что была сговорчива и уступчива, не самолюбива и не властолюбива. Когда пошли дети у Евстафiя, она любила ихъ все равно, какъ бы своихъ родныхъ детей. Такъ точно и Федоръ: дети Евстафьевы были ему родныя дети.

Жена Евстафьева, Прасковья, взята была изъ богатаго дома; она была женщина самолюбивая и неуступчивая. Съ мужемъ жила она хорошо и родила ему пять или шесть сыновей. Когда дети были малы, Прасковья молчала; была въ доме меньшою и работала съ покорностью и послушанiемъ. Федоръ съ женою управляли домомъ; Федоръ справлялъ всю крестьянскую работу: и пахалъ, и косилъ, и молотилъ. Работникъ онъ былъ сильный и трудолюбивый; все у него шло въ свое время, все было въ порядке. А придетъ, бывало, домой, онъ не нарадуется на детей Евстафьевыхъ, и кормитъ ихъ, и ласкаетъ, и играетъ съ ними.

Когда дети стали подростать, Прасковья начала выказывать грубость и упрямство предъ Авдотьей. Досадно ей было, что Авдотья—большая въ доме, а она меньшая, тогда какъ вся земля, вся полоса идетъ на ея мужа и детей; у Федора была только одна душа, т. е. одинъ пай; а у Евстафiя съ детьми—шесть. Не подумала легкомысленная, что нужно сначала выкормить ея малыхъ детушекъ, чтобы отъ нихъ ждать помощи. А поилъ и кормилъ ихъ, растилъ и уму-разуму училъ Федоръ.

Между темъ Федору весело было работать въ поле. Силы у него много; лошадокъ три или четыре; коровушекъ десятокъ, не говоря о мелкой скотине. Дети Евстафьевы не отставали отъ него; куда онъ, туда и они: кто кошель его несетъ, кто грабли, кто кувшинъ съ молокомъ въ мясоедъ, будто пчелки вьются около матки своей, Федоръ благословлялъ   Господа  Бога. Возвратится братъ

ЗЛАЯ   СНОХА.                                                   567

Евстафiй изъ дальняго пути,—въ доме все въ порядке, всего вдоволь, и хлеба, и скота; дети веселы и здоровы; жена всемъ обезпечена и никемъ не обижена. Онъ поживетъ дома неделю-другую, порадуется на свою семью,— и опять въ дорогу.

Еще веселее стало Федору, когда дети Евстафьевы поднялись и повыросли. Ужъ на полосе не одне его руки работали; съ нимъ рядомъ выходили на полосу два молодца, правда еще не очень крепкiе и сильные, но ужъ не ребята малые; ужъ они косятъ съ нимъ и пашутъ. А тамъ еще трое въ запасе. Работа кипела; Федоръ благодарилъ Бога.

Но зато жена Евстафьева становилась часъ отъ часу неуступчивее противъ Федоровой жены. Ужъ она и при Федоре стала поговаривать Авдотье: „Да ты что? Не твои дети, а мои. Я большая въ доме". Ужъ и мужу своему стала она твердитъ, что надо разделиться, что она одна теперь съ детьми справитъ все работы, вспашетъ и уберетъ всю полосу, если его самого и дома не будетъ; что не векъ же ей кланяться невестке.

—     Полно, глупая, где тебе? скажетъ мужъ.

—     Справлюсь, видитъ Богъ, справлюсь; дети помогутъ,—ужъ они не маленькiе. Ведь и все ихъ же руки работаютъ.

Прасковья прилгала. Главный работникъ былъ Федоръ; онъ всемъ правилъ; безъ него дети ступить почти не умели.

—     Перестань! а съ братомъ что будетъ.

—     Полно пожили на нашъ счетъ; пусть идутъ на свою долю.

Евстафiй молчалъ и уезжалъ въ извозъ; а Прасковья между темъ стала прибирать себе то холстинку, то овчинку, тайкомъ отъ снохи. Авдотья съ начала этого и не подозревала; а потомъ и увидала, да, по легкомыслiю своему, мало обращала на это вниманiя. Домъ былъ полонъ какъ чаша. А Прасковья становилась все не уступчивее, все грубее. Съ Федоромъ она еще могла бы ужиться, Федоръ,

568                                      ЗЛАЯ   СНОХА.

по ней, хоть навсегда оставайся большимъ въ доме; она его станетъ почитать, какъ свекора или отца родного, а Авдотью—ни за что. „Делиться хочу; сама хочу быть большой !“

Ужъ начались порядочныя перебранки у ней съ Авдотьей. Ужъ Авдотья сама стала мужу своему говорить: „Что-жъ, Федоръ отойдемъ отъ греха; Богъ съ ними!"

—     Глупая что одинъ то я въ поле стану делать?

—     Ну, наймемъ кого-нибудь.

—     Наймемъ! ведь работникъ—не я: такъ не станетъ работать, какъ я самъ.

—     Ну, какъ же быть то? Видишь; сладу нетъ...

—     Потерпи.

—     Я и такъ давно терплю; да ужъ терпенья не достаетъ.

—     Отходи отъ нея...

—     И такъ отхожу; да сама такъ и придирается ко всему; не драться-же намъ у печки-то!

—     Ну, уступи ей большину.

—     Что ты, Христосъ съ тобой, Федоръ! Ведь я большая сноха; я уже сколько летъ веду большину въ доме... ведь надъ мной да и надъ тобой все село засмеется.

—     Легкое-ль дело!...

Оно и правда; самое лучшее бы дело уступить большину Прасковье, если бы Прасковья была поблагоразумнее и посмирнее. Но эта уступка не успокоила бы ея; она пошла бы все въ гору; начала бы издеваться надъ Авдотьей, и, все равно, выжила бы ее изъ дому. Лучше было разойтись.

Дошли эти непрiятности до священника. Онъ увидалъ Прасковью и говоритъ ей: „Что у васъ такое въ доме-то не ладится?"

—     Ничего, батюшка.

—     Да вы делиться хотите?..

—     Думаемъ, батюшка.

—     Какъ  тебе  не грехъ,   Прасковья! Ведь Федоръ-то

ЗЛАЯ  СНОХА.                                      569

съ Авдотьей твоихъ детей вспоили и вскормили, а ты ихъ теперь гонишь вонъ изъ дома... Ведь ужъ они старики: где работать!

—    Я ихъ не гоню; сами идутъ.

—    Брось, Прасковья! Господь тебя накажетъ.

—    Ну, что будетъ!

Делать было нечего. Прiезжаетъ Евстафiй изъ извозу; Федоръ и говоритъ ему: „Братъ, намъ надо разобраться по добру, по здорову. Между бабами сладу нетъ. Намъ ихъ теперь не переучить. Разделимся,— и будемъ жить, какъ добрые люди. Не до мiру же доходить, чтобы развели насъ".

—  Я не прочь, сказалъ Евстафiй.

Помолились Богу, разобрали отцовскiй домъ по частямъ; оставили только хлебъ въ закромахъ не деленнымъ до весны, Федоръ остался одинъ въ доме съ женою; Евстафiй пошелъ въ другую избу съ своею женою и детьми.

Федоръ ночи не спалъ съ тоски; онъ остался въ доме,—где недавно еще кипела жизнь, и шумела молодость,— какимъ-то бобылемъ безроднымъ и бездетнымъ. Его пугала самая тишина въ доме, точно могила. Полоска его въ поле вышла узенькая, маленькая; скота у него тоже вдвое стало меньше; да ужъ и силы не те; выйдетъ на работу, работа не спорится; поработаетъ, поработаетъ, да такъ и опуститъ руки. Нанялъ, было, работника; но и съ нимъ работа какъ-то шла плохо.

—    Нетъ, опять уйду къ ребятамъ, говорилъ онъ въ тоске жене своей.

—    Этакая невидаль!... Проживемъ и безъ нихъ...— Погоди!

—    Слово—олово, уйду. Ужъ очень стосковался я... А Прасковья радовалась, что отделилась.

—    Да что я теперь? говорила она: — да я теперь словно барыня. Сама большая: что хочу, то и делаю. Ребята привыкаютъ къ работе... Вотъ какъ заживемъ!..

570                                      ЗЛАЯ   СНОХА.

А добрые люди качали головой и говорили между собою: „Грехъ Прасковье! она обидела Федора, Богъ накажетъ ее".

Зимой насталъ рекрутскiй наборъ. На семье Федора съ Евстафьемъ была очередь: которому-нибудь изъ сыновей Евстафьевыхъ нужно было итти въ рекруты, Федоръ могъ бы отклониться теперь отъ этого дела; ужъ онъ давно ушелъ летами отъ рекрутства; ужъ онъ отделенъ семьи своей не имеетъ. Но онъ любилъ брата и детей его. Когда Евстафiй вернулся къ этому времени домой и сильно задумался, котораго изъ сыновей отдать въ рекруты, Федоръ пришелъ къ нему и говоритъ:

—   Поди-ка, поройся тамъ, въ амбаре, въ закроме,
что съ рожью. Тамъ у меня спрятано кое-что.

Евстафiй пошелъ въ амбаръ; къ нему пришелъ и Федоръ. Въ закроме перерыли хлебъ и нашли 500 р. ассигнацiями.

—   Это я спряталъ на случай. Наймемъ работника.
Ведь и хлебъ-то еще не деленъ. Коли мало денегъ продадимъ и хлебъ.—Евстафiй упалъ въ ноги Федору. Наняли работника; Евстафiй уехалъ опять въ извозъ, а Федоръ пошелъ въ свою избу, къ жене своей.

Между темъ Евстафiй уехалъ куда-то далеко въ извозъ и тамъ сильно захворалъ. Одни говорили, что его возомъ придавило,—другiе, что его пьянаго побили. Онъ захирелъ, насилу вернулся домой и скоро умеръ. Жена его тоже безъ видимой причины стала чахнуть, все жаловалась на боль подъ ложечкою; не прошло и двухъ месяцевъ после смерти Евстафiя, какъ и она померла.

Дети ихъ съ радостiю сами обратились къ Федору.

—   Будь намъ отецъ родной. Пойдемъ къ намъ въ
домъ; мы безъ тебя и жить не можемъ.

Федоръ только этого и желалъ. Онъ съ радостiю перешелъ къ нимъ; жена его опять сделалась хозяйкою, и не нарадуется на своихъ племянниковъ. Все они уже выросли; двое женились и имеютъ своихъ детей. Федоръ у нихъ, какъ патрiархъ; они его чтутъ, какъ отца родного, а Авдотью—какъ родную мать.

^{Хозяева и прислуга.}

I.

Хозяева и прислуга.

(По житiю св. муч. Агафоклiи ¹).

Святая мученица Агафоклiя была рабою некоего Николая и жены его Павлины. Эти господа ея были сначала христiане, но потомъ отъ веры Христовой отступили. Поступивши безразсудно сами, они къ тому же стали склонять и служанку свою. Агафоклiя всемъ сердцемъ любила Христа, и ни на какiя убежденiя господъ не склонялась. Господа тогда стали силою принуждать ее къ отреченiю отъ Христа, они стали подвергать ее всевозможнымъ истязанiямъ, и восемь летъ мучили и терзали ее. Послъ истязанiй посадили въ темницу и морили ее голодомъ. Агафоклiя все переносила съ твердостiю и соглашалась лучше умереть, чемъ сделаться веропреступницею. Тогда злая госпожа, видя, что никакiя меры не действуютъ, собственноручно предала ее смерти, убила ее раскаленнымъ железнымъ ломомъ.

Вотъ какою ненавистiю къ вере были пропитаны господа Агафоклiи, отступившiе отъ веры!

И ныне къ несчастiю есть ненавидящiе веру, отступники отъ нея, но гораздо больше равнодушныхъ къ вере, совершенно охладевшихъ къ ней. Встречаются они во всехъ классахъ, но более въ классахъ высшихъ, состоятельныхъ и образованныхъ. Но думаемъ ли, что положе-

¹) 17-го сентября.

572                            ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.

нiе прислугъ у такихъ лицъ гораздо лучше, чемъ было положенiе Агафоклiи? Правда, гоненiй, притесненiй, мученiй за веру, какiя переносила Агафоклiя, они не увидятъ и не испытаютъ,—но за то много другихъ неудобствъ къ сохраненiю своей веры, живя въ такихъ семействахъ, они увидятъ. Сами хозяева, какъ равнодушные къ вере, не исполняютъ обязанностей веры, и прислугу къ тому не поощряютъ, мало того не поощряютъ, даже часто въ этомъ ей препятствуютъ. Сами они не ходятъ въ храмъ, не говеютъ, не причащаются, по часту и прислугу не пускаютъ. „Если нанялась работать намъ, то насъ и знай, скажутъ они, о богомоленiи тутъ некогда думать, это делаютъ люди свободные". И вотъ прислуга подобныхъ хозяевъ по целымъ месяцамъ не бываетъ въ храме, и по целымъ годамъ остается безъ исповеди и причащенiя. Точно также и относительно постовъ. Господа сами никогда не соблюдаютъ ихъ, не дозволяютъ соблюдать и прислуге, и прислуга живетъ, не различая времени постнаго отъ обыкновеннаго. Прислуга живетъ беззаконно,—хозяева знаютъ и молчать, какъ будто бы въ этомъ особеннаго нетъ. Нестрогiе въ нравственномъ отношенiи къ себе, они легко относятся и къ нравственности прислуги. „Кто въ грехе, тотъ и въ ответе,—что намъ до другихъ? делала бы, какъ следуетъ, свое дело, была бы исполнительна усердна, вотъ что намъ нужно прежде всего, а до остальнаго намъ дела нетъ". Скажите, у такихъ господъ чему поучится прислуга доброму? что она вынесетъ хорошаго изъ такого дома, семейства, где слышитъ такiя внушенiя, где видитъ такiе примеры? она тутъ теряетъ все, что принесла съ собою христiанскаго. „Все дозволено, все можно, живи, какъ хочется, не стесняйся особенно", вотъ ведь къ какимъ взглядамъ можетъ придти прислуга въ подобныхъ домахъ. Такiе хозяева скажутъ: за то мы участливо относимся къ внешнему семейному положенiю прислуги, скоро приходимъ на помощь и въ болезни и въ нуждахъ относительно устройства детей и т. п." Все это,

ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.                            573

прекрасно, человеколюбиво. Но скажите, отчего ничего не хотите сделать на пользу души ея? Ведь, кроме житейскихъ внешнихъ потребностей, у всехъ есть потребности духовныя. Ведь, все мы прежде всего живемъ для царствiя небеснаго, туда должны всю жизнь и всеми способами уготовлять себя. Ищите прежде царствiя Божiя и правды его, сказалъ Спаситель. Какой же великiй грехъ принимаютъ на свою совесть хозяева, которые не только не содействуютъ прислуге въ этомъ святомъ исканiи, а даже препятствуютъ ей. Можно ли въ самомъ деле ревнителю веры и благочестiя равнодушно видеть хоть такого рода картину? Праздничный день. Утро. Идетъ въ храмахъ церковная служба, и вотъ вы видите целыя вереницы едущихъ рабочихъ по деламъ хозяевъ своихъ. Какъ? въ праздничный день, да еще во время службы делать то, на что Господь изъ семи дней далъ шесть дней — скажите, какъ это оправдать, чемъ можно извинить? одна алчность только, одна безчеловечность можетъ такъ наругаться надъ душами человеческими, за которыхъ Спаситель пролилъ кровь Свою! Имъ нужно много денегъ? Но зачемъ же они хотятъ прiобретать ихъ со вредомъ для спасенiя собственнаго и другихъ? Ни телу, ни душе служащихъ у нихъ они не даютъ отдыха въ день покоя, Самимъ Богомъ определеннаго. Они изъ своихъ корыстныхъ разсчетовъ отвлекаютъ служащихъ отъ молитвы, и одного дня въ неделе не даютъ имъ придти въ чувство, вспомнить о небе, о Боге, о душе,— когда же и где же они вспомнятъ обо всемъ этомъ? Вы скажите: и безъ работы все равно не пойдутъ въ храмъ. Опять вы будете виноваты. Вы внушите, убедите, наконецъ, даже обяжите исполнять необходимое для души. Это вашъ долгъ, ваша обязанность. Кто же и внушитъ имъ хорошее прежде всего, какъ не хозяева? Не они ли къ нимъ ближе всехъ? не они ли для нихъ вторые отцы и попечители? И вотъ вместо этого попеченiя о ихъ душевной пользе, они видятъ въ своихъ хозяевахъ заботы

574                              ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.

единственно о личныхъ матерiальныхъ выгодахъ. Несчастные такiе прiобретатели! Не на пользу пойдетъ прiобретенное такими способами—вредомъ для душъ христiанскихъ.

Не всегда бываетъ въ такихъ случаяхъ права и сама прислуга. Отъ чего она при найме не выговариваетъ себе свободу отъ работъ въ дни праздничные?—полную свободу для говенiя и для другихъ делъ благочестiя? Отъ чего она, наконецъ, не ищетъ себе такихъ хозяевъ, у которыхъ праздники строго соблюдаются, и никакихъ препятствiй къ исполненiю религiозныхъ обязанностей не полагается? А есть такiе богобоязненные хозяева и въ нынешнее время. Особенно не извинительно, когда поступаютъ на служенiе къ иновернымъ, тогда какъ можно бы избежать этого. Понятно, где видеть у такихъ хозяевъ поощренiе къ исполненiю обязанностей веры? тутъ постоянныя препятствiя въ деле веры, тутъ можно услыхать даже глумленiе, насмешку надъ нашей верою.

Но у какихъ бы хозяевъ не пришлось жить, сама прислуга должна заботиться о своей душе прежде всего, иметь попеченiе о благоугожденiи Богу и душевномъ спасенiи, при всехъ препятствiяхъ къ тому,—не ждать, когда будутъ внушать другiе эту заботу, а самимъ иметь ее, и веру, благочестiе и страхъ Божiй блюсти паче всего. Образецъ предъ нами—это мученица Агафоклiя, убитая за веру госпожей своей. Вотъ какъ любила она веру свою. Восемь летъ терзали, мучили ее—и она ни за что не решилась отречься отъ нея. Насъ никто не отвлекаетъ насильственно отъ веры, и мы не дорожимъ ею, сами добровольно своею жизнiю нерадивою, безпечною, сами отрекаемся отъ нея. Вера, обязанности веры у насъ — на последнемъ плане. Все важнее, все дороже веры. И на что, на что только не меняемъ ее? Посмотрите на техъ же лицъ, живущихъ въ услуженiи, которые при всякомъ случае готовы сослаться на хозяевъ, на службу свою,—посмотрите на нихъ въ тотъ же праздничный день, они   проводятъ его въ месте раз-

ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.                      575

гула, и это часто съ ранняго утра. Посмотрите на повседневное поведенiе этихъ лицъ, — много ли тутъ святаго, религiознаго? Но о немъ часто и помину нетъ. Сквернословiе, пустословiе, ссоры, пьянство, беззаконiе и всякiе другiе пороки—вотъ что царитъ вместо процветанiя христiанскихъ добродетелей, — особенно это замечается въ классе ремесленномъ и фабричномъ. Какъ имъ спастись, имея въ душе такую слабую веру, ничемъ въ жизни невыражаемую? Кого же еще они будутъ винить во всемъ этомъ? Не въ чемъ больше, скажутъ, праздникъ проводить? Не отъ кого услыхать слова добраго? Но не для нихъ ли растворены во дни праздничные все храмы Божiи? совершается не одинъ разъ въ день служба церковная? Не для нихъ ли открываются библiотеки? раздаются книги, листки содержанiя религiознаго? Не имъ ли проповедуется слово Божiе и за утреннимъ и часто за вечернимъ богослуженiемъ? Такъ, прежде соблюдали веру, когда всеми мерами отвлекали отъ веры, а ныне совсемъ забыли о ней, когда всеми мерами привлекаютъ къ ней. Особенно прискорбно бываетъ Великимъ постомъ. Чего стоитъ пастырю церкви живущихъ въ приходе ремесленниковъ и фабричныхъ расположить къ говенiю? Имъ, оказывается, все некогда,— имъ жалко и двухъ, даже одного дня въ году употребить на это. И вотъ они считаютъ за лучшее безъ говенiя, безъ хожденiя въ храмъ, прямо придти въ день воскресный въ церковь и тутъ сейчасъ исповедаться и причаститься. И этимъ приходится довольствоваться пастырю церкви, иначе совсемъ бы остались безъ причащенiя на несколько летъ. Такъ на все время есть. Нетъ его только для Бога, для души своей. Только грешить умеемъ, а каяться, какъ должно, нетъ ни силъ, ни усердiя, ни времени. Тяжело придется отвечать на суде Христовомъ, всемъ подобнымъ безпечнымъ, нерадящимъ о душе своей, грешникамъ. Рабъ, знавшiй волю господина своего, говоритъ Спаситель, и не сотворившiй по воле Его, битъ будетъ много.

Все, живущiе въ услуженiи,   взирайте  чаще на при-

576                                ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.

меръ мученицы Агафоклiи, жившей, подобно вамъ тоже въ услуженiи, и у господъ жестокихь, и, однако же, сохранившей веру до конца. Подобно ей, и вы храните веру, въ которой воспитали васъ родители. Приходя на заработки въ города столичные, не увлекайтеся соблазнами городской жизни, помните о своемъ христiанскомъ званiи всюду и всегда. Придется жить у раскольниковъ, у иноверцевъ, где стали бы посягать на вашу веру, не увлекайтесь ни обещанiями, ни угрозами, и останьтесь верны своей вере до конца. Скорее—место оставьте, всего лишитесь, чемъ изменить вере; верою и благочестiемъ дорожите больше всего, помня, что благочестiе на все полезно есть. Да, только благочестивый — онъ только одинъ истинно счастливый человекъ въ этой и въ той жизни;—онъ это счастiе свое здесь на земле носитъ въ душе своей, а въ будущей жизни будетъ пить его полною чашею со всеми угодившими Богу во царствiи небесномъ, котораго и да сподобитъ Господь всехъ насъ.

II.

Однажды, во время земной жизни, Спаситель пришелъ въ городъ Капернаумъ,—такъ повествуется въ Евангелiи; за Нимъ шли ученики Его и множество народа; и вотъ является къ Нему сотникъ съ поклономъ и говоритъ Ему: „Господи! слуга мой лежитъ дома въ разслабленiи и жестоко страдаетъ". Iисусъ Христосъ говоритъ ему: „Я приду и исцелю его". Сотникъ же, отвечая, сказалъ: „Господи! я недостоинъ, чтобы Ты вошелъ подъ кровъ мой; но скажи только слово, и выздоровеетъ слуга мой. Ибо и я подвластный человекъ, но, имея у себя въ подчиненiи воиновъ, говорю одному: пойди,—и идетъ, и другому: прiйди,—и приходитъ; и слуге моему: сделай то,— и сделаетъ". Услышавъ сiе, Iисусъ удивился, и сказалъ идущимъ за Нимъ: „Истинно говорю вамъ, и въ Израиле

ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.                                        577

не нашелъ Я такой веры". И сказалъ онъ сотнику: „Иди и, какъ ты веровалъ, да будетъ тебе". И выздоровелъ слуга его въ тотъ часъ  (Мф. 8, 5—13).

Какъ добръ и любезенъ римскiй начальникъ къ своему слуге! Не худо и намъ, христiанамъ, поучиться у этого сотника добрымъ отношенiямъ къ служащимъ. Смотрите, какое расположенiе, какую заботливость онъ оказываетъ своему слуге. Вотъ заболелъ этотъ слуга; лютый недугъ приковалъ его къ постели, исчезла уже всякая надежда на его выздоровленiе, неумолимая смерть уже готова была сделать его своею жертвой! Видитъ все это сотникъ, и съ болью сердца сознаетъ, что ни самъ онъ и никто другой не можетъ помочь его слуге. Но вотъ онъ слышитъ, что въ городъ пришелъ великiй Чудотворецъ, и въ душе его зажглась искра веры и надежды. Забывъ все,—и богатство, и свое высокое положенiе, и мненiе о себе единоверцевъ (язычниковъ), — онъ съ одною заботою о своемъ больномъ слуге идетъ къ Спасителю и молитъ Его объ исцеленiи своего слуги. Да, другой отецъ съ такою любовiю не отнесся бы къ сыну, какъ сотникъ къ слуге своему. О, если бы и у насъ, христiанъ, были такiя отеческiя, любвеобильныя отношенiя къ служащимъ! Но, къ несчастiю, не такъ бываетъ у насъ на самомъ деле. Холодно, безучастно относится большая часть хозяевъ къ своимъ служащимъ. Они смотрятъ на служащихъ какъ на рабочую силу. Пока они здоровы и усердно работаютъ, до техъ поръ они и хороши. А сделался почему-либо служащiй неспособенъ къ своему делу, по старости ли, или по внезапной болезни, мы спешимъ поскорее удалить его отъ себя. Немногiе изъ насъ постараются потерпеть его, пригласить врача; а посетить въ больнице, это— редкое явленiе. А между темъ какъ это дорого для боль­ного служащаго. Мало хозяева делаютъ добра служащимъ и въ другихъ случаяхъ. Но что всего прискорбнее, — многiе намеренно отвлекаютъ ихъ отъ храма, заставляя ихъ работать  въ  праздничные и воскресные  дни.   Какой

578                              ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.

тяжкiй грехъ принимаютъ на свою душу все таковые хозяева! Какъ отвечать имъ на страшномъ суде! Еще хуже и безжалостнее поступаютъ те хозяева, которые лишаютъ мзды наемника, т. е. не отдаютъ должной платы человеку трудящемуся. Человекъ рабочiй, быть можетъ, льетъ не потъ, а кровь на твоей работе, а ты лишаешь его платы, которую онъ заслужилъ столь тяжкими трудами своими,—не безжалостно ли ты поступаешь съ этимъ труженикомъ?! Не явное ли это  немилосердiе къ ближнему?

И вы, кому Господь судилъ быть служащими, можете поучиться у слуги капернаумскаго сотника. Мы видели, какъ сотникъ ухаживаетъ за своимъ больнымъ слугою, ищетъ всевозможныхъ средствъ облегчить болезнь его. Что же такое привлекло его къ слуге? Несомненно—что: исполненiе, последнимъ воли хозяина, безпрекословное подчиненiе, честное и верное служенiе ему и, вообще, хорошее поведенiе слуги. И вы, служащiе, если хотите пользоваться любовiю своихъ хозяевъ, работайте последнимъ всею правдою, безъ лени и лукавства; кто бы ни былъ вашъ хозяинъ, баринъ или простолюдинъ, одинаково служите ему по совести; хозяйское добро приращайте и берегите его паче своего; ничего изъ него не утаивайте,— помните, что зле прiобретенное зле и погибнетъ. Но, работая своимъ господамъ-хозяевамъ, не забывайте работать и Господеви, и вы можете угодить ему и достигнуть царствiя Божiя, ибо о Господе несть рабъ и свободь, но всяческая и во всехъ Христосъ. Не говорите: где ужъ намъ угодить Богу въ нашемъ низкомъ званiи! Приведу вамъ примеръ того, что и въ рабскомъ званiи можно угодить Богу и достигнуть небесной славы. Этотъ примеръ представляетъ намъ св. мученица Юлiя (память ея празднуется 16 iюля).

Родилась св. Юлiя въ Африке, въ г. Карфагене, около 6 века по Р. X. Въ это время напали на этотъ городъ персы, разбили его и много народа взяли въ пленъ. Въ числе ихъ взята  была и отроковица   Юлiя,  дочь   одного

ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.                             579

почтеннаго христiанина, и продана была въ рабство одному купцу-язычнику. Пленница и у невернаго господина была верною слугою: всегда она была трудолюбивою, правдивою, честною, скромною, а главное—набожною. За усердную и честную службу хозяинъ и вся его семья очень любили и уважали Юлiю. Когда Юлiи было уже около 20 летъ, она была уже полною распорядительницею въ доме купца,— и Господь благословлялъ домъ хозяина: дела купца шли, какъ нельзя лучше. Однажды, отправляясь съ товарами въ Галлiю, онъ взялъ съ собою и Юлiю, какъ необходимую, верную, умную и распорядительную слугу. Плыли они моремъ, и, наконецъ, приплыли къ одному острову на Средиземномъ море, и остановились тутъ на некоторое время. Увидевши съ корабля, когда еще приставали къ берегу, что здесь, на берегу острова, справлялся какой-то шумный языческiй праздникъ, хозяинъ поспешилъ сюда и тутъ съ своими спутниками принялъ участiе въ празднестве, купилъ и онъ теленка, принесъ его въ жертву и сталъ пировать со всеми.

Во время общаго пиршества кто-то заметилъ, что на корабле остается одна девица, которая о чемъ-то груститъ и плачетъ. А это была Юлiя: она скорбела о слепоте и нечестiи язычниковъ. Сейчасъ сказали объ этомъ старейшине острова. Тотъ, узнавши, что Юлiя, прислуга купца, христiанка, что она очень трудолюбива, честна и, вместе съ темъ, тверда въ своей вере, сказалъ купцу: „Не хочешь ли, я куплю ее у тебя, и тогда непременно заставлю ее отречься отъ Бога".—„Заставить ее отречься отъ веры;— ты никогда не заставишь,—сказалъ купецъ:—она скорее готова умереть, чемъ отречься отъ Христа. Что же касается до того, что ты хотелъ бы купить ее у меня, то одно скажу — что и всего твоего состоянiя мало, чтобы тебе купить такую честную, трудолюбивую и верную рабу". Подзадоренный такимъ решительнымъ ответомъ, старейшина решился, во что бы то ни стало, заставить Юлiю отказаться  отъ  своей   веры.   Когда уже   все достаточно

580                                 ХОЗЯЕВА   И   ПРИСЛУГА.

подвыпили на пиршестве, и хозяинъ Юлiи уснулъ крепкимъ сномъ, старейшина потребовалъ къ себе Юлiю на допросъ и сталъ принуждать ее къ участiю въ языческомъ торжестве. Юлiя решительно отказалась отъ этого. Тогда онъ сталъ бить ее по лицу и по чемъ попало; затемъ, после разныхъ мученiй и истязанiй, распялъ ее на кресте. Святая дева съ удивительнымъ терпенiемъ переносила все страданiя. Когда хозяинъ Юлiи проснулся и узналъ, что она виситъ на кресте, съ величайшею скорбiю поспешилъ онъ къ ней; но было уже поздно: мученица при немъ испустила духъ. Чистая, святая душа ея, какъ белая голубица, въ виду всехъ, взлетела на небо. Сильно грустилъ хозяинъ о смерти своей верной слуги; но еще больше оплакивали мученицу бывшiе тутъ христiане.

Вотъ вамъ,  христiане,  образецъ того, какъ можно и людямъ служить и Богу угождать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.                        581

Добрые советы няне-христiанке.

Разныя есть доли, разныя званiя и состоянiя: одне у людей почитаются высокими и славными, другiя малыми и низкими. Но люди, которые смотрятъ только на внешнiй блескъ и почести, ошибаются: истинная слава и высота человека не въ томъ, какое его званiе, а въ томъ, какъ онъ свое званiе несетъ. Есть скромныя и тихiя доли и положенiя, въ которыхъ можно сделать много великаго и прекраснаго; пусть никто изъ людей этого не заметитъ, но Господь, видящiй усердiе скромнаго труженика, запишетъ его труды и дело въ книгу вечной жизни. Да и нетъ такого званiя, такой доли, въ которой бы человекъ не могъ явиться высокимъ и почтеннымъ предъ Богомъ и предъ хорошими и понимающими дело людьми.

Вотъ званiе няни,—какое, кажется, малое, ничтожное: въ няни берутъ иногда совсемъ ничего не умеющихъ. А между темъ это высокое и святое дело, хоть и долгое, и неприметное, а подчасъ и скучное.

Чемъ же такъ высоко это званiе?

— А вотъ слушай. Самъ Господь сказалъ про рождающую женщину, что когда она родитъ, то ужъ не помнитъ скорби за радость, что человекъ родился въ мiръ. (Iоан. 16, 21). Вотъ какая это радость: человекъ родился, новый житель на земле и новый наследникъ царствiя Божiя, родился, сотворенный Богомъ на радость и блаженство вечной жизни. Но родился онъ, и надо ему рости, надо родителямъ воспитывать его; Богъ поручилъ имъ драгоценный даръ—маленькую душу живую, они должны возрастить ее достойною Божьяго назначенiя. Великое дело родительское, великое дело и техъ, кого они къ детямъ приставляютъ. Швее поручаютъ шить дорогое платье, и она боится, какъ бы его не испортить; горничной пору-

 

582                                ДОБРЫЕ  СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.

чено убрать редкую хрустальную посуду, и она боится, какъ-бы не разбить;—а няне поручаютъ младенца. Няня-христiанка, знаешь ли ты, что тебе поручили? — душу живую въ нежномъ и хрупкомъ тельце, душу живую, Богомъ созданную и Богомъ любимую. Есть ли что на свете дороже?—Ничего нетъ, хотя бы все драгоценности мiра взяли и сложили вместе.

Драгоценна передъ Богомъ душа и жизнь младенца. Самъ Господь нашъ Iисусъ Христосъ благоволилъ родиться на земле слабымъ младенцемъ и потомъ возрасталъ, какъ ростутъ дети.

Когда Господь проповедывалъ, онъ любилъ и ласкалъ. Однажды случилось, что матери принесли къ Нему детей, чтобы Онъ благословилъ ихъ. Но Господу и безъ того было много трудовъ, ученики не хотели допустить къ Нему детей, не хотели давать Его безпокоить. Тогда Господь запретилъ имъ такъ поступать. „Пустите", сказалъ Онъ имъ: „и не мешайте детямъ приходить ко Мне, ибо таковыхъ есть царствiе небесное". (Мф. XIX, 13—15).

Въ другой разъ Господь взялъ дитя, поставилъ среди апостоловъ, обнялъ его и сказалъ: „Истинно говорю вамъ, если вы не будете, какъ дети, то не войдете въ царствiе небесное". (Мф. XVIII, 2—3). И еще сказалъ разъ: „Смотрите, не презирайте ни одного изъ малыхъ сихъ, ибо говорю вамъ, что ангелы ихъ на небесахъ всегда видятъ лице Отца моего небеснаго". (Мф. XVIII, 19).—Вотъ значитъ, какъ высокъ передъ Богомъ детскiй возрастъ.

Да мы и сами, если не очень ужъ злы и жестки душою, любимъ и жалеемъ маленькихъ детей. Неиспорченное дитя чисто и просто душою: нетъ въ немъ злаго умысла, нетъ злопамятства; если и разсердится оно, такъ очень скоро забываетъ; дитя охотно доверяетъ старшимъ, потому что и не знаетъ, что можно лгать, пока этому не научится отъ старшихъ. Эта душевная чистота и простота, доверчивость и кротость и делаетъ детей близкими къ царствiю   Божiю.—И   мы   должны   охранять  въ  нихъ

ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.                     583

эти душевныя качества, и сами отъ нихъ должны брать въ этомъ примеръ, стараться и въ свою душу вернуть то, что у насъ отъ Бога было дано въ нашемъ детстве, а мы испортили и потеряли.

После этого сказаннаго стоитъ говорить о техъ беззаконныхъ няняхъ, которыя учатъ детей худому,—или научаютъ ихъ худымъ, пагубнымъ привычкамъ, или худымъ песнямъ, или худымъ словамъ, или учатъ лгать, или даже красть?—Такiя няни недостойны званiя не только христiанскаго, но и вообще человеческаго; собака, кусающая ребенка, и та лучше ихъ. Не знаютъ оне, несчастныя, какой страшный на нихъ изреченъ у Господа приговоръ. „Если кто", сказалъ Господь: соблазнитъ единаго отъ малыхъ сихъ, верующихь въ Меня, то лучше было бы ему, если бы ему повесили мельничный жерновъ на шею и потопили его въ морской пучине. (Мф. XVIII, 6). Странное слово: легко ли было бы, если бы намъ навязали на шею тяжелый камень и бросили въ глубину моря: но Господь говоритъ, это легче было бы, чемъ то, что ждетъ человека за соблазнъ единаго отъ малыхъ.

Но не будемъ больше говорить объ этомъ. Все таки можно надеяться, что такихъ нянь немного на свете. Чаще няни грешатъ не злымъ наученiемъ, а неосторожностью: при детяхъ говорятъ худыя слова, при детяхъ лгутъ, при детяхъ берутъ что-нибудь у хозяевъ, чаще всего что-нибудь съестное. Берегись, няня, делать это при младенце, берегись: подумай, что изъ глазокъ его смотритъ на тебя Самъ Христосъ. Если уже ты не боишься лгать и красть, и худыя слова говорить,—твое дело, на твоей совести, сама дашь ответъ Богу. Не бери на совесть еще души невиннаго младенца. За себя мы еще можемъ принести нелицемерное раскаянiе, загладить грехи исправленiемъ и принимаемымъ отъ Бога страданiемъ, но какъ исправишь ты это въ младенце?—вотъ ты по неосторожности посеяла злое семя, и уйдешь и не будешь  даже   знать,   какъ   оно   выростетъ  и какой злой

 

584                           ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.

плодъ принесетъ, а на последнемъ суде окажется, что изъ твоего какого-нибудь гнилого слова вышло, а вышло, можетъ, такое, что ты и не думала и не ожидала.

И такъ будь осторожна. Молись Богу и ангелу-хранителю твоему, чтобы онъ остерегалъ тебя при ребенке отъ худого.

Часто, очень часто дети у насъ не хороши, потому что сами мы не хороши. Какъ часто мы что-нибудь сделаемъ худо или скажемъ,—самимъ станетъ досадно, и мы на ребенке же и выместимъ, на него же прикрикнемъ.— Кто станетъ усердно относиться къ святому делу—уходу за детьми, тотъ скоро увидитъ, что ему не за ребенкомъ только надо смотреть, а и за собой.

Но, подумаютъ, пожалуй, иные,—тогда это ужъ очень трудно. Нетъ, не трудно, если запомнить крепко одну мысль, одно правило, — запомнишь, и ничто не будетъ трудно, и самый трудъ станетъ въ сладость. Няня—христiанка, вотъ что запомни: когда будешь брать на руки порученнаго тебе младенца или питать его, или покоить, — вспоминай, глядя на него, Самого Младенца Христа, и все, что делаешь твоему младенцу, делай ради Христа. Ведь въ самомъ деле: если бы пречистая Матерь Господа кому-нибудь изъ нихъ поручила на время Своего Младенца,—съ какою бы любовiю мы его взяли, какъ бы осторожно, съ какимъ усердiемъ и благоговенiемъ!... А ведь Она и поручаетъ намъ Его въ лице малютокъ, которыхъ мы няньчимъ.

Не думай, что это говорится такъ, только для примера. Нетъ Самъ Господь сказалъ: „Кто приметъ одно такое дитя во имя Мое, тотъ Меня принимаетъ". (Мф. 18, 5). Стоитъ только подумать о силе этихъ словъ: ведь если ты въ простоте сердца будешь ходить за младенцемъ, тебе даннымъ, во имя Христово, то Господь это приметъ какъ будто ты все это Ему Самому делала. Какова же будетъ радость твоя на страшномъ суде, когда Господь вспомянетъ, что ты  сделала  детямъ, — а Онъ и малаго

ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.                            585

не забудетъ, не бойся,—когда Онъ вспомянетъ все и скажетъ: „Мне ты это сделала".

Такъ вотъ первое правило и первый советъ: гляди на младенца, къ которому приставлена, умомъ вспоминай младенца-Христа. Это первый советъ, да больше можно бы и не говорить, потому что если это будешь помнить, то сердце и совесть подскажутъ тебе, что когда делать и чего остерегаться. А чего не будешь знать,—спросишь.

Будешь помнить свое правило,—будешь и на руки брать ребенка внимательно и осторожно. Тельце у маленькихъ детей нежное, хрупкое, его легко повредить. Сколько выростаетъ людей горбатыхъ отъ небрежности и неосторожности нянекъ, уронившихъ ихъ. И какъ одинъ грехъ ведетъ за собой другой: уронятъ,—стыдно сознаться, ругать будутъ,—и скроютъ; еще быть можетъ, поправить бы можно было, полечить, но родители не знаютъ, а долгое время спустя и начнетъ рости горбикъ у ребенка.

Будешь кормить ребенка,—тоже памятованiе о Христе подскажетъ тебе какъ и что нужно делать: какъ наблюдать чистоту, какъ стараться, чтобъ не обжечь горячимъ, не застудить холоднымъ, не дать чего вреднаго. Иногда няни балуютъ детей, даютъ имъ лакомства, какъ будто любя. Но если это и отъ любви, то неразумная это любовь. Много лакомства вредитъ детямъ, баловство изнеживаетъ ихъ. Обыкновенно и сами няни чувствуютъ, что делаютъ нехорошо, и даютъ потихоньку отъ родителей. Этимъ онъ сами себя обличаютъ: если это хорошо, что оне делаютъ, то зачемъ оне прячутся? А если худо, то зачемъ делаютъ?

Отпустили тебя гулять съ ребенкомъ,—ты будешь внимательна къ нему, будешь думать, где потеплее, где поменьше ветру, где воздухъ получше, где ребенку веселее; будешь думать объ немъ, а не о себе, какъ часто делаютъ няньки: уходятъ съ ребенкомъ гулять и делаютъ изъ этого себе удовольствiе, встречаютъ знакомыхъ, другихъ  нянекъ,   гуляютъ   съ   ними,   сидятъ,   болтаютъ,   а

586                            ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.

ребенка словно и нетъ,  словно  не для  него оне гулять вышли.

Должность няни требуетъ большого терпенiя. Маленькiя дети, не умея сказать, чего имъ надо, постоянно плачутъ. И ночью они просыпаются, и няне по нескольку разъ приходится вставать. А если ребенокъ боленъ, то и еще того хуже,—иногда всю ночь приходится не спать. Помни, няня, если маленькiя дети плачутъ, это признакъ, что имъ чего нибудь надо, или что у нихъ что-нибудь болитъ,—какъ ни тяжело ихъ убаюкивать, какъ ни трудно вставать къ нимъ ночью, потерпи:—безъ трудовъ не проживешь. „Терпенiемъ вашимъ спасайте души ваши", сказалъ Господь всемъ верующимъ (Лук. 21, 19), и всемъ то или другое, а приходится терпеть. Хуже терпеть какую нибудь тяжкую болезнь или какое нибудь горе, чемъ безпокойство отъ младенца. А если будетъ ужъ очень трудно, обратись съ молитвою къ Матери Божiей: Она убаюкивала, и успокаивала Своего Младенца. Помолись, чтобы Она помогла тебе,— и младенца твоего успокоила, и тебе подала добраго терпенiя.

Но вотъ дети растутъ, начинаютъ понимать:—рано приходятъ у многихъ капризы и упрямство: дети сердятся не слушаются, выводятъ изъ терпенiя. Тяжело бываетъ съ иными. Какъ, кажется иметь тутъ терпенiе, какъ вспоминать Младенца Христа,—Онъ росъ тихiй и кроткiй въ чистой невинности Своей, преуспевая въ любви у Бога и человековъ; — а тебе порученное дитя или дети изъ терпенiя тебя выводятъ. Но ты подумай, няня христiанка, откуда у детей эти капризы, откуда начало злого нрава и непослушанiе?—Господь сотворилъ человека чистымъ и добрымъ, но первый человекъ Адамъ согрешилъ, разстроилъ свою душу и тело, и рождаться отъ него стали грешные люди. Такъ и доныне грешные родители рождаютъ детей съ разстроенною грехомъ душою и теломъ, и чемъ грешнее родители, темъ большее они могутъ пе­редать разстройство и детямъ. Это бываетъ видно иногда

ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.                            587

прямо глазами,—телесное разстройство явно передается: у чахоточныхъ родителей и дети бываютъ чахоточные; у развратныхъ родителей дети рождаются зараженныя тяжкою болезненностью; у пьяницъ родителей детей ихъ часто съ детства начинаетъ тянуть къ вину. А сверхъ того какъ заразителенъ дурной примеръ! — Родители и близкiе и незаметили, какъ поругались, побранились, поворчали, покричали, а ребенокъ, быть можетъ, еще безсловесный, ужъ виделъ и перенялъ. — Помни это, няня, не вини детей, они еще невинны сами по себе; потерпи, пожалей, вспомни, какъ Господь высоко ставитъ чистоту и простоту младенца, пожалей дитя, которому родители уже успели передать свою испорченность, пожалей и не сердись, не раздражайся, а лучше помоги ему, помолись за него.

Много можешь ты сделать съ терпеливою любовiю и ласкою и любящею строгостью. Первое дело, — не потакай ничему худому въ ребенке; что худо, и говори, что худо. Но съ другой стороны и не брани часто и не оговаривай каждый шагъ, — ты этимъ только озлобишь его и хуже научишь не слушаться. Когда ребенокъ упрямится и проситъ, чего нельзя, не давай ему по его упрямству; — но и не старайся его переупрямить, не оставляй долго плакать;—лучше займи чемъ нибудь другимъ, начни что-нибудь говорить, будто сама съ собой, или разставь игрушки, или какъ лучше придетъ тебе въ голову. Съумеешь отвлечь вниманiе его на другое, онъ разомъ забудетъ свои слезы и упрямство; поглядишь,—онъ ужъ и смеется у тебя. А если онъ ничего не захочетъ слушать, то посиди около него молча, или поноси его любя, а сама въ уме помолись объ немъ, чтобы онъ успокоился.

Когда ребенокъ здоровъ и спокоенъ, не занимай его много пусть больше самъ играетъ и занимается, а ты только зорко наблюдай, сиди тутъ же съ какой нибудь работой. Увидишь,   что надоело,  перемени ему игру,   пе-

 

588                                ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.

ресади, и опять пусть играетъ. Но пусть у тебя на то время, когда онъ скучаетъ и плачетъ, готова какая-нибудь песенка, или сказка, или прибаутка, или игрушка, Тутъ развлеки его, чтобы онъ не плакалъ. Этимъ ты наказывать его можешь потомъ, когда онъ будетъ понимать: если ребенокъ хорошо ведетъ себя, ты нетъ-нетъ, да и поиграешь съ нимъ любя; а когда онъ заупрямится, ты можешь показать ему, что тебе съ такимъ играть не охота.

Будь справедлива и честна съ нимъ. Дети чистымъ сердцемъ быстро чуютъ ложь. Не обманывай дитя никогда. Когда нужно что-нибудь скрыть отъ ребенка, всегда можно безъ обмана: или прямо не говорить, или занять его другимъ, онъ и забудетъ.

Если детей несколько, будь справедлива ко всемъ равно: маленькое сердечко живо чувствуетъ несправедливость и больно ему отъ обиды, и такъ засеваются въ него семена озлобленiя. Если дети ссорятся, или помири ихъ, или разсади и займи отдельно.

Поверь, что ребенокъ душою оценитъ твою любовь, будетъ уважать твою справедливость, а тогда и самое наказанiе отъ тебя и выговоръ не будутъ ему обидны, а принесутъ пользу.

Великое средство для исцеленiя нашего телеснаго и душевнаго разстройства это — св. Таинство Причащенiя. Старайся объ этомъ, насколько можно съ твоей стороны: иногда можно съ почтенiемъ напомнить родителямъ; а иные родители и одну тебя отпустятъ въ церковь съ ребенкомъ, если ты достойна доверiя. Когда понесешь дитя къ Причастiю, иди сама съ великимъ благоговенiемъ и смиренной молитвою, чтобы тебе твоею небрежностью не прогневать Бога, и не помешать младенцу въ принятiи благодати.

Учи детей молиться. Иные родители сами молятся съ детьми, а иные поручаютъ няне. Если тебе будетъ поручено, то смотри, не упускай;   но наблюдай, чтобы и не

ДОБРЫЕ   СОВЕТЫ   НЯНЕ-ХРИСТIАНКЕ.                           589

утомлять: съ маленькими помолись немного, съ большими побольше. Молись же просто, своими словами обо всемъ, что детямъ нужно и обо всехъ домашнихъ, также, чтобы дети и благодарили Господа за то, что онъ дастъ. Если знаешь какую молитву, то съ большими читай и эту молитву, только, чтобы соблюдать меру, чтобы детямъ не надоесть, если очень ихъ утомлять, а то вместо того, чтобы прiучить, ты отъучишь ихъ, пожалуй, вовсе.

Когда гуляешь съ ними, случится тебе или захочется, можетъ быть, иногда зайти въ церковь. Если ребенокъ тебя любитъ и уважаетъ, и онъ охотно зайдетъ съ тобою, и будетъ это и ему на пользу. Но смотри и тутъ будь осторожна; когда войдешь въ церковь, смотри, чтобы тамъ, куда станешь или пройдешь, не было холодно, не дуло, чтобы не поставить ребенка на холодный полъ, не посадить на камень. А то вместо пользы ты по небрежности своей и необдуманности святымъ деломъ повредишь ребенку.

Молись и сама за ребенка, не оставляй этого. Это и тебе поможетъ и ему послужитъ въ пользу. Не всегда можно будетъ причастить его, не всегда можно будетъ помолиться съ нимъ; тебе, можетъ быть, случится жить даже у иноверцевъ, где и вовсе нельзя будетъ ничего изъ этого делать, потому что ты по Божески ничего не имеешь права делать противъ воли родителей или потихоньку. Но одно у тебя всегда останется, это — твоя собственная молитва. Молись за воспитываемаго тобою, молись усердно; молись за него и за родителей его, мо­лись за его здоровье, телесное и душевное; молись о томъ, чтобы онъ росъ честнымъ и добрымъ; молись о всякомъ его благополучiи. Въ молитвахъ твоихъ призывай святыхъ праведныхъ Богоотцевъ Iоакима и Анну, ростившихъ до трехъ летъ возлюбленную Дочь свою пречистую Деву Марiю; призывай святыхъ праведныхъ Симеона и Анну, встретившихъ Господа Младенца въ храме, когда Его принесли   по   закону   въ сороковой день: праведный Си-

 

590                     добрые советы няне-христiанке.

меонъ удостоился и во объятiя свои принять Младенца— Христа. Но более всего призывай Самое Пречистую Матерь Божiю, Которая Сама носила, пеленала, кормила, покоила и ростила Божественнаго Младенца Своего.

Такъ поступая, можешь ты получить великую честь и на земле. Отъ хорошей няни у детей остается хорошее воспоминанiе, и въ иномъ доме съ радостью принимаютъ бывшую верную няню, встречая ее съ честью и любовiю. А какая радость тебе будетъ, если ты будешь знать, что изъ твоего воспитанника вышелъ добрый, честный, всеми уважаемый человекъ; и вдругъ онъ, такой человекъ, вспомнитъ тебя, встанетъ къ тебе навстречу, покажетъ всемъ и скажетъ: „Вотъ бывшая няня моя, до сихъ поръ съ любовiю ее вспоминаю".

Но все это не сравнится съ тою радостью и торжествомъ, если въ будущемъ веке встретишься ты съ воспитанниками твоими въ свете и блаженстве, — если Самъ Господь помянетъ трудъ твой на суде Своемъ и скажетъ: „что ты сделала малымъ симъ во имя Мое, то Мне сделала".

Стоитъ объ этомъ подумать и постараться; и не такъ ужъ это трудно; а если что когда и трудно, то Господь же и поможетъ.

КОНЕЦЪ.