Свт. Феофан Затворник

 

 Основы православного воспитания

 

 

 

 

 

 

 

 

 

(по книге «Путь ко спасению»)

 

 

 

МОЛИТВЫ О ДЕТЯХ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Общество любителей православной литературы

Издательство имени святителя Льва,

папы Римского

 

Киев 2002

 

 

По благословленною

Блаженнейшего Владимира,

митрополита Киевского и всея Украины

 

 

 

 

 

 

ISBN485-779

Общество любителей православной ли­тературы. Издательство им. свт. Льва, папы Римского, 2001. Набор, верстка, оформление.

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Введение

Таинство крещения

Особенности крещения в младенческом возрасте и

смысл христианского воспитания

Составные части

христианского воспитания

Борьба со грехом. Благоразумное воспитание телесных потребностей

и душевных чувств

Воспитание ума, воли и сердца

Обучение наукам

Осознание себя христианином и

решимость жить по-христиански

Бурная река юности.

Об опасностях юношеского возраста

Неправильное воспитание — причина

несохранения благодати крещения

Плоды и преимущества

доброго воспитания

Молитвы о детях

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

          Засеменение и развитие жизни христиан­ской существенно различно от засеменения и развития жизни естественной. Это зависит от особенного характера христианской жизни и отношения его к нашей природе. Человек не рождается христианином, а становится тако­вым после рождения. Семя Христово падает на землю сердца уже бьющегося. Но как есте­ственно рожденный человек поврежден и про­тивоположен требованиям христианства, то начало истинно христианской жизни в челове­ке есть некоторое воссотворение, дарование новых сил, новой жизни.

Как в семени растительная жизнь пробуж­дается тогда, как к сокрытому в нем ростку проникает влага и теплота, и чрез них — всевосстановляющая сила жизни, так и в нас жизнь Божественная пробуждается, когда проникает в сердце Дух Божий и полагает там начало жизни по духу, очищает и собирает во­едино омраченные и разбитые черты образа Божия.

Где же обрести и как принять благодать, зачинающую жизнь? Стяжание благодати и освящение ею нашего естества совершается в та­инствах. Здесь мы предлагаем действию Божию или предносим Богу свою непотребную природу, — и Он действием Своим претворяет ее. Богу угодно было, для поражения гордого ума нашего, в самом начале истинной жизни сокрыть силу Свою под сению вещества просто­го. Как это бывает, не постигаем, но опыт все­го христианства свидетельствует, что иначе не бывает.

 

 

 

ТАИНСТВО КРЕЩЕНИЯ

 

Крещение есть первое в христианстве таин­ство, соделывающее человека христианина до­стойным сподобляться даров благодати и чрез другие таинства. Без него нельзя войти в мир христианский — сделаться членом Церкви. Предвечная премудрость создала себе дом на земле: дверь, вводящая в сей дом, есть таинст­во крещения. Сею дверью не только входят в дом Божий, но при ней же облекаются и в до­стойную его одежду, получают новое имя и знак, отпечатывающийся во всем существе крещаемого, посредством коего разузнают и разли­чают его потом и небесные, и земные.

Аще кто во Христе, нова тварь, учит Апо­стол (2 Кор. 5: 17). Сею новою тварию христи­анин становится в крещении. Из купели чело­век выходит совсем не таким, каким туда вхо­дит. Как свет тьме, как жизнь смерти, так кре­щенный противоположен некрещенному. Зача­тый в беззакониях и рожденный во грехах, че­ловек до крещения носит в себе весь яд греха, со всею тяготою его последствий. Он состоит внемилости Божией, есть естеством чадо гнева; поврежден, расстроен сам в себе, в соотноше­нии частей и сил и в их направлении преиму­щественно на размножение греха; подчинен влиянию сатаны, который действует в нем вла­стно по причине греха, живущего в нем. Вслед­ствие всего этого он по смерти неминуемо есть оброчник ада, где должен мучиться вместе со своим князем и его клевретами и слугами.

Крещение избавляет нас от всех сих зол. Оно снимает клятву силою креста Христова и возвращает благословение: крещенные суть ча­да Божия, как именоваться и быть дал им область Сам Господь. Аще же чада, то и наслед­ницы, — наследницы убо Богу, сонаследницы же Христу (Римл. 8: 17). Царство Небесное принадлежит крещаемому уже по самому крещению. Он изъемлется из-под владычества са­таны, который теперь теряет власть над ним и силу самовольно действовать в нем. Вступлени­ем в Церковь — дом прибежища — сатане за­граждаются входы к новокрещенному. Он здесь как в безопасной ограде.

Все это — духовно внешние преимущества и дарования. Что происходит внутри? Исцеле­ние греховной болезни и повреждения. Сила благодати проникает внутрь и восстановляет здесь Божественный порядок во всей его красо­те, врачует расстройство, как в составе и отно­шении сил и частей, так и в главном направле­нии от себя к Богу — на Богоугождение и ум­ножение добрых дел. Почему крещение и есть возрождение или новое рождение, поставляющее человека в обновленное состояние. Апостол Павел всех крещенных сравнивает с воскрес­шим Спасителем, давая разуметь, что и у них такое же светлое в обновлении существо, ка­ким явилось человечество в Господе Иисусе чрез воскресение Его в славе (Римл. 6: 4). Что и направление деятельности в крещенном изменяется — это видно из слов того же Апостола, который говорит в другом месте, что они уже не ктому себе живут, но умершему за них и воскресшему (2 Кор. 5: 15). Еже бо умре, греху умре единою, а еже живет, Богови живет (Римл. 6: 10). Мы спогребаемся Ему крещени­ем в смерть (Римл. 6: 4), и ветхий наш, чело­век с Ним распинается, яко ктому не работати нам греху (Римл. 6: 6). Так вся деятель­ность человека силою крещения обращается от себя и греха к Богу и правде.

Замечательно слово Апостола: Яко ктому не работати нам греху... и другое: грех вами да не обладает (Римл. 6: 14). Это дает нам ра­зуметь, что то, что в расстроенной, падшей природе составляет силу, влекущую ко греху, не истребляется вконец в крещении, а только поставляется в такое состояние, в коем не име­ет над нами власти, не обладает нами, и мы не работаем ему. Оно в нас же находится, живет и действует, только не как господин. Главенство с сих пор принадлежит уже благодати Божией и духу, сознательно себя ей предающему. Св. Диодох, объясняя силу крещения, говорит, что до крещения грех живет в сердце, а благодать извне действует; после же сего благодать вселяется в сердце, а грех влечет извне. Он изгоня­ется из сердца, как враг из укрепления, и по­селяется вне, в частях тела, откуда и действует раздробленно набегами. Почему и есть непре­станный искуситель, соблазнитель, но уже не властелин: беспокоит и тревожит, но не повеле­вает (Добротол. ч. 4. 79 и далее).

Так зарождается новая жизнь в крещении! Что при этом требуется со стороны человека, или как доходит он до того, что обновляется в крещении, — изображено в «Начертании нравоучения христианского», особенно в статье «Норма христианской жизни». Здесь этого не повторяется, потому что взрослый, приступаю­щий к крещению, есть то же, что грешник, обратившийся к Богу в покаянии.

Здесь обращается внимание на то, как на­чинается чрез крещение жизнь христианская в тех, кои крестятся младенцами, как это бывает преимущественно между нами. Ибо здесь нача­ло христианской жизни устрояется с некото­рою характеристическою особенностью, выте­кающею из отношения благодати к свободе.

 

 

 

ОСОБЕННОСТИ КРЕЩЕНИЯ В

МЛАДЕНЧЕСКОМ ВОЗРАСТЕ И СМЫСЛ

ХРИСТИАНСКОГО ВОСПИТАНИЯ

 

Господь подает благодать туне; но требует, чтобы человек искал ее и желательно воспри­нимал ее, посвящая себя всецело Богу. Испол­нение сего условия в покаянии и в крещении взрослых очевидно. Но как оно исполняется в крещении младенцев? Младенец не имеет упо­требления разума и свободы, следовательно, не может исполнить условия к началу христиан­ской жизни со своей стороны, т.е. желания по­святить себя Богу. Между тем, сие условие не­пременно должно быть исполнено. От способа исполнения сего условия начало жизни, чрез крещение младенцев, совершается с некоторою характеристическою особенностью. Именно.

Благодать нисходит на младенческую душу и производит в ней все одна так, как бы при сем участвовала и свобода, на том единственно основании, что в будущем сей, не сознающий себя и не действующий лично, младенец, когда придет в сознание, сам охотно посвятит себя

Богу, желательно восприимет благодать, нашедши в себе ее действия, рад будет, что она есть, возблагодарит, что так сделано для него, и исповедует, что, если бы в минуту крещения даны были ему смысл и свобода, он не иначе поступил бы, как поступлено, и не захотел бы иного. Ради такого будущего свободного посвя­щения себя Богу и сочетания свободы с благодатию, Божественная благодать вся подается младенцу и без него все в нем производит, что производить ей свойственно, по одному увере­нию, что требуемое желание и предание себя Богу будет несомненно, — уверению, какое да­ют восприемники, поручаясь Богу пред Церковию, что сей младенец, пришедши в сознание, явит именно такое употребление свободы, ка­кое требуется для благодати, приемля на себя обязанность самым делом довесть до того мла­денца восприемлемого.

Таким образом, чрез крещение в младенце полагается семя жизни о Христе и есть в нем; но она еще как бы не его — действует, как об­разующая его сила. Жизнь духовная, зарож­денная благодатию крещения в младенце, ста­нет собственною человеку, явится в полном своем виде, сообразною не только с благодатию, но и со свойством разумной твари с того време­ни, когда он, возникши к сознанию, свободным произволением посвятит себя Богу и желательным, радостным и благодарным восприятием усвоит себе обретенную в себе благодатную си­лу. И до сего времени в нем действует жизнь истинно христианская, но как бы без его ведома, действует в нем, а есть еще как бы не его; с минуты же сознания и избрания она стано­вится его собственною, не благодатною только, но и свободною.

По причине этого, более или менее продол­жительного, промежутка между крещением и посвящением себя Богу, начало христиански нравственной жизни чрез благодать крещения в младенцах расширяется, так сказать, на нео­пределенное пространство времени, в продолжение коего младенец зреет и образуется в хри­стианина в св. Церкви среди христиан, как прежде телесно образовался в утробе матери.

Установитесь, читатель, покрепче в сей мысли. Она нам крайне будет нужна при определении того, как родители, восприемники и воспитатели должны обходиться с крещенным младенцем, который вверяется им от св. Церк­ви и Господа.

Понятно само собою, что после крещения младенца очень важное дело предлежит родите­лям и восприемникам: так вести крещенного, чтобы он, пришедши в сознание, сознал в себе благодатные силы, с радостным желанием восприял их, равно как и сопряженные с ними обязанности и требуемый ими образ жизни. Это лицом к лицу поставляет с вопросом о христи­анском воспитании или о воспитании по требо­ванию благодати крещения, с целию сохране­ния сей благодати.

Чтобы яснее было, как должно обходиться с крещенным младенцем в показанных целях, надо знать, что благодать осеняет сердце и обитаетв нем, лишь когда в нем качествует обращение от греха и себя к Богу. Ради этого настроения, деятельно являемого, далее подаются и все дру­гие дары благодати, и все преимущества облагодатствованных, благоволение Божие, сонаследие Христу, поставление вне области сатаны, вне опасности быть осуждену в ад. Коль же скоро сие настроение ума и сердца умаляется или те­ряется, тотчас грех снова начинает обладать сердцем, а чрез грех налагаются узы сатаны и отъемлются благоволение Божие и сонаследство Христу. Благодать в младенце укрощает и за­глушает грех; но он может снова ожить и вос­стать, если дать ему пищу и свободу. Итак, все внимание тех, на коих лежит обязанность блюс­ти в целости принятое из купели дитя-христиа­нина, должно быть обращено на то, чтобы никак не допустить опять возобладать над ним греху, всячески подавлять сей последний и обессили­вать, а направление к Богу возбуждать и укреп­лять. Должно сделать, чтобы такое настроение в растущем христианине росло, хотя по чужому руководству, но самодеятельно, чтобы он более и более привыкал преобладать над грехом и одоле­вать его ради Богоугождения, привыкал так употреблять силы духа и тела, чтобы это было не работа греху, а служение Богу. Что это воз­можно, видно из того, что рожденный и крещен­ный есть весь — семя будущего или земля, ис­полненная семян. Влитое благодатию крещения новое настроение не есть мысленное только или вменяемое, а действительное, т.е. тоже есть се­мя жизни. Если вообще всякое семя развивается по роду своему, то может развиваться и семя благодатной жизни в крещенном. Если в нем по­ложено семя преобладающего над грехом обра­щения к Богу, то оно также может быть разви­то и возращено, как и другие семена. Должно только употребить на сие действенные средства или определить целесообразный способ действо­вать на крещенного младенца.

Цель, к какой все при этом должно быть на­правлено, состоит в том, чтобы сей новый чело­век, пришедши в сознание, сознал себя не чело­веком только, существом разумно свободным, но вместе лицом, вступившим, в обязательство с Господом, с Коим соединена неразрывно его вечная участь; и не только сознал себя таким, но и находил себя способным действовать по се­му обязательству и видел в Себе преимуществен­ное к тому тяготение. Спрашивается, как сего достигнуть? Как поступать с крещенным, что­бы, пришедши в возраст, он ничего более не же­лал, как быть истинным христианином. Или — как воспитывать по-христиански?

В ответ на это не беремся рассматривать все подробно. Ограничимся одним общим обозрением всего дела христианского воспитания, имея в виду указать, как в каком случае под­держивать и укреплять добрую в детях сторону и как обессиливать и подавлять худую.

 

 

 

СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ ХРИСТИАНСКОГО ВОСПИТАНИЯ

 

Здесь прежде всего внимание останавлива­ется на младенце в колыбели, до пробуждения в нем каких-либо способностей. Младенец жи­вет, следовательно, можно влиять на его жизнь. Здесь приложимы св. Тайны, за ними вся церковность; и с ними вместе вера и благо­честие родителей.

Все сие, в совокупности, составит спаси­тельную вокруг младенца атмосферу. Всем сим таинственно наитствуется благодатная жизнь, зачатая в младенце.

Частое причащение св. Христовых Тайн (можно прибавить: сколько можно частое) живо и действенно соединяет с Господом новый член Его, чрез пречистое Тело и Кровь Его освящает его, умиротворяет в себе и делает неприступ­ным для темных сил. Поступающие таким обра­зом замечают, что в тот день, когда причащают дитя, оно бывает погружено в глубокий покой, без сильных движений всех естественных по­требностей, даже тех, кои в детях сильнее действуют. Иногда оно исполняется радостию и игранием духа, в коем готово всякого обнимать, как своего. Нередко св. причащение сопровож­дается и чудодействиями. Св. Андрей Критский в детстве долго не говорил. Когда сокрушенные родители обратились к молитве и благодатным средствам, то, во время причащения, Господь, благодатию Своею, разрешил узы языка, после напоившего Церковь потоками сладкоречия и премудрости. Один доктор по своим наблюдени­ям свидетельствовал, что в большей части дет­ских болезней следует носить детей к св. прича­щению, и очень редко имел нужду употреблять потом медицинские пособия.

Большое влияние имеет на детей частое но­шение в церковь, прикладывание к св. Кресту, Евангелию, иконам, накрывание воздухами; также и дома — частое поднесение под иконы, частое осенение крестным знамением, окропле­ние св. водою, курение ладаном, осенение крес­том колыбели, пищи и всего прикасающегося к ним, благословение священника, приношение в домы икон из церкви и молебны; вообще — все церковное чудным образом возгревает и питает благодатную жизнь дитяти, и всегда есть самая безопасная и непроницаемая ограда от покуше­ния невидимых темных сил, которые всюду го­товы проникнуть в развивающейся только ду­ше, чтобы своим дыханием заразить ее.

Под этим видимым охранением есть неви­димое: Ангел Хранитель, Господом приставлен­ный к младенцу с самой минуты крещения. Он блюдет его, своим присутствием невидимо влияет на него и в нужных случаях внушает роди­телям, что надо сделать с находящимся в край­ности детищем.

Но все эти столь крепкие ограды, эти силь­ные и действительные наития могут разорить и лишить плода неверие, небрежность, нечестие и недобрая жизнь родителей. Это уже и пото­му, что при этом средства те или не употребля­ются, или употребляются не так, как должно; но особенно по влиянию внутреннему. Правда, Господь милосерд, особенно к невинным, но есть непостижимая для нас связь души родите­лей с душою детей, и мы не можем определить, до какой степени простирается влияние первых на последних; и вместе, до какой степени, при заразительном влиянии первых, простирается милосердие и снисхождение Божие к послед­ним. Бывает, что оно прекращается, и тогда за­готовленные причины приносят свой плод. По­тому дух веры и благочестия родителей должно почитать могущественнейшим средством к со­хранению, воспитанию и укреплению благодат­ной жизни в детях.

Дух младенца как бы не имеет еще движе­ния в первые дни, месяцы, даже и годы. Что-нибудь передать ему для усвоения обычным пу­тем нельзя. Но можно действовать на него посредственно.

Есть  некоторый особенный  путь  общения душ чрез сердце. Один дух влияет на другой чувством. Такое влияние на душу младенца тем удобнее, чем полнее и глубже родители сердцем своим обращены в младенца. Отец и мать исчезают в дитяти и, как говорят, не чают души. И если их дух проникнут благочестием, то быть не может, чтобы оно по своему роду не действо­вало на душу дитяти. Лучший внешний провод­ник при этом — взор. Тогда как в других чув­ствах душа остается сокрытою, глаз открывает ее взору другим. Это точка встречи одной души с другою. Пусть же чрез сие отверстие проходят до души дитяти души матери и отца с чувства­ми святыми. Они не могут не намащать ее этим святым елеем. Надобно, чтобы во взоре их све­тилась не одна любовь, которая так естественна, но и вера, что на руках у них более, чем простое дитя, и надежда, что Тот, Кто дал им под над­зор сие сокровище, как некоторый сосуд благо­дати, снабдит их и достаточными силами к то­му, чтобы сохранять его, и, наконец, непрерыв­но в духе совершаемая молитва, возбуждаемая надеждою по вере.

Когда таким образом родители оградят ко­лыбель своего дитяти этим духом искреннего благочестия, когда при сем, с одной стороны, Ангел Хранитель, с другой — св. Тайны и вся церковность будут действовать на него со вне и внутрь, то этим составится вокруг зачинающейся жизни сродная ей духовная атмосфера, которая перельет в нее и свой характер, подобно тому, как и кровь, начало жизни животной, в свойствах своих много зависит от окружаю­щего воздуха. Говорят, что вновь устроенный сосуд хранит долго, если не всегда, запах того вещества, которое вольют в него в ту пору. То же должно сказать и о показанном устроенииоколо детей. Оно благодатно спасительно про­никнет в установляющиеся формы жизни дитя­ти и будет полагать на них печать свою. Здесь же и непроходимая преграда влиянию духов злобы.

Начавши такое устроение от колыбели, должно уже продолжать его потом и во все время воспитания: и в детстве, и в отрочестве, и в юношестве. Церковь, церковность и св. Тайны — как скиния для детей, под коею они должны быть неисходно. Примеры показыва­ют, как это спасительно и многоплодно (Саму­ил, Феодор Сикеот, апреля 22 и другие). Даже одним этим могут быть заменены, как и заме­няются не без успеха, все средства воспитания. Древний способ образования в этом преимуще­ственно и состоял.

 

 

 

БОРЬБА СО ГРЕХОМ.

БЛАГОРАЗУМНОЕ ВОСПИТАНИЕ

ТЕЛЕСНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ И

ДУШЕВНЫХ ЧУВСТВ

 

Когда у дитяти начинают пробуждаться си­лы, одна за другою, родителям и воспитателям должно усугубить внимание. Ибо когда под осенением показанных средств будет возрастать и усиливаться в них тяготение к Богу и увлекать вслед за собою силы, в то же самое время и жи­вущий в них грех не дремлет, а усиливается за­владеть теми же силами. Неизбежное следствие этого — брань внутренняя. Так как дети неспо­собны ее вести сами, то место их разумно заме­няют родители. Но как она должна быть веде­на все же силами детей, то родители строго должны блюсти первые начатки их пробужде­ния, чтобы с первой минуты дать им склоне­ние, сообразное с главною целью, к какой они должны быть направляемы.

Так начинается брань у родителей с грехом, живущим в дитяти. Хотя грех сей и лишен точ­ки опоры, однако же действует, и, чтобы остановиться на чем-нибудь прочном, старается завладеть силами тела и души. Должно не допускать до сего и как бы вырывать силы из рук греха и передавать Богу. Но, чтобы действовать при этом не без основания, а с разумным ведением верно­сти избранного способа, надобно хорошо себе уяснить, чего ищет оставшийся грех, чем пита­ется, чрез что именно завладевает нами. Основ­ные возбудители, влекущие ко греху, суть своеумие (или пытливость) в уме, своеволие — в во­ле, самоуслаждение — в чувстве. Поэтому долж­но так вести и направлять развивающиеся силы души и тела, чтобы не отдать их в плен плотоугодию, пытливости, своеволию и самоуслажде­нию — ибо это будет плен греховный, — а, на­против, приучать отрешаться от них и преобла­дать над ними и, таким образом, сколько можно обессиливать их и доводить до безвредности. Это главное начало. С ним должно потом сообразо­вать и все воспитание. Пересмотрим с этою целию главнейшие действия тела, души и духа.

Прежде всего, пробуждаются, и потом по­стоянно состоят в живой деятельности, до самой смерти, потребности тела. Тем необходи­мее поставить их в должные пределы и закрепить навыком, чтобы потом меньше было от них беспокойства. Здесь неточное для телесной жизни отправление есть питание. В нравствен­ном отношении оно есть седалище страсти к греховному услаждению плоти или поприще его развития и питания. Поэтому должно так питать дитя, чтобы, развивая жизнь тела, до­ставляя ему крепость и здоровье, не разжечь вдуше плотоугодия. Не должно смотреть, что дитя мало, — надобно с первых лет начинать остепенять преклонную к грубому веществу плоть и приучать дитя к обладанию над нею, чтобы и в отрочестве, и в юношестве, и после них легко и свободно можно было управляться с этою потребностию. Первая закваска очень дорога. От детского питания многое зависит в последующем. Незаметно можно развить слас­толюбие и неумеренность в пище — два вида чревоугодия, эти губительные для тела и души склонности, прививающиеся к питанию.

Потому даже врачи и педагоги советуют: 1) избирать здоровую и годную пищу, судя по возрасту воспитываемого: ибо одна пища при­годна для младенца, другая для дитяти, отрока и юноши; 2) подчинить употребление ее извест­ным правилам (опять приспособительно к возра­сту), в коих бы определялось время, количество и способ питания, и 3) потом от установленного таким образом порядка без нужды не отступать. Этим приучится дитя не всегда требовать пищи, как захочется есть, а ждать определенного часа; здесь же первые опыты упражнения в отказывании себе в своих желаниях. Где кормят дитя всякий раз, как оно заплачет, и потом всякий раз, как запросит есть, там до того расслабляют его, что после уже оно не иначе, как с болезнию может отказываться от пищи. Вместе с сим, оно привыкает к своенравию оттого, что успевает выпрашивать или выплакивать все желаемое. Той же мере должно подчинить и сон, и тепло­ту с холодом, и другие удобства, естественно необходимые в деле питания, имея неопустительно в виду — не разжечь страсти к чувственным наслаждениям и приучить отказывать себе. Это должно строго соблюдать во все время воспита­ния — изменяя, как само собою разумеется, правила в применениях, а не в существе — до тех пор, пока воспитываемый, утвердившись в них, возьмет сам себя в руки.

Второе отправление тела есть движение; ор­ган его — мускулы, в которых лежат сила и крепость тела, орудия труда. В отношении к душе оно — седалище воли и очень способно разви­вать своеволие. Мерное, благоразумное развитие этого отправления, сообщая телу возбужден­ность и живость, приучает к трудам и образует степенность. Напротив, развитие превратное, ос­тавленное на произвол, в одних развивает непо­мерную резвость и рассеянность, в других — вя­лость, безжизненность, леность. Первое укреп­ляет и обращает в закон своенравие и непокор­ность, в связи с коими находятся задорность, гневливость, неудержимость в желаниях. По­следнее погружает в плоть и предает чувствен­ным наслаждениям. Итак, должно иметь в виду, чтобы, укрепляя силы тела, не раздуть чрез то своеволия и ради плоти не погубить духа. Для этого главное — мерность, предписание, надзор. Пусть дитя резвится, но в то время, в том месте и тем родом, как ему приказано. Воля родите­лей должна запечатлевать всякий их шаг, разу­меется, в общем. Без этого легко может покри­виться нрав дитяти. Своевольно порезвившись, дитя всегда возвращается не с готовностью слушаться даже в каких-нибудь малостях. И это — с одного раза; что же сказать, где эта часть сов­сем в небрежении? Как трудно после истребить своенравие, коль скоро оно осядет в теле, как в крепости. Не гнется шея, не движется рука и нога, и глаз даже не хочет смотреть, как прика­зывают. Напротив, дитя выходит преподвижное на всякое приказание, где с самого начала не да­ют воли его движениям. Сверх того, нельзя луч­ше привыкнуть владеть своим телом, как за­ставляя его напрягаться по указаниям.

Третье отправление телесное лежит на нер­вах. Из нервов чувства — орудия наблюдений и пища пытливости. Но о сем после. Теперь же о другом общем назначении нервов, как седалище чувствительности тела или способности прини­мать приятные и неприятные для него внешние впечатления. В этом отношении должно поста­вить правилом приучить тело безболезненно пе­реносить всякого рода влияния внешние: от воз­духа, воды, перемен температуры, сырости, жа­ра, холода, уязвлений, болей и проч. Кто при­обрел такой навык, тот счастливейший человек, способный на самые трудные дела, во всякое время и во всяком месте. Душа в таком челове­ке является полною владычицею тела, не отсро­чивает, не изменяет, не оставляет дел, боясь не­приятностей телесных; напротив, с некоторым желанием обращается к тому, чем может озлоб­ляться тело. А это очень важно. Главное зло в отношении к телу — телолюбие и жаление те­ла. Оно отнимает всякую власть у души над телом и делает первую рабою последнего; напротив, не жалеющий тела не будет в своих пред­приятиях смущаться опасениями со стороны слепого животолюбия. Как счастлив приучен­ный к сему с детства! Сюда относятся медицин­ские советы касательно купаний, времени и ме­ста гуляний, платья; главное — содержать тело не так, чтобы оно принимало одни только при­ятные впечатления, а напротив, более содер­жать под впечатлениями обеспокоивающими. Теми разнеживается тело, а этими укрепляется; при тех дитя всего боится, а при этих на все го­тово и способно стоять в начатом терпеливо.

Такого рода обращение с телом предписы­вается педагогикою. Здесь показывается только, как эти советы пригодны и к развитию хри­стианской жизни именно тем, что ревностное их исполнение заграждает вход в душу непо­требному зелью чувственных наслаждений, своеволия, телолюбия или саможаления, обра­зует противоположные им расположения и вообще приучает владеть телом как органом и не подчиняться ему. А это очень важно в жизни христианской, по самому существу своему от­решенной от чувственности и всякого угодия плоти. Итак, не должно оставлять на произвол развития тела дитяти, а надо держать его под строгою дисциплиною с самого начала, чтобы потом передать его в руки самого воспитывае­мого уже приспособленным к жизни христиан­ской, а не враждебным ей. Истинно любящие детей родители-христиане не должны жалеть ничего, ни даже своего родительского сердца, чтобы доставить сие благо детям. Ибо иначе всепоследующие дела их любви и попечения будут или малоплодны, или даже бесплодны. Тело — седалище страстей, и большей частью самых свирепых, каковы похоть и гнев. Оно же и ор­ган, чрез который демоны проникают в душу или приселяются к ней. Само собою разумеет­ся, что при этом не должно упускать из вида церковности, и из ней ничего такого, чем мож­но прикасаться к телу, ибо тем будет освящать­ся тело, и усмиряться жадная животность.

Все здесь не пишется, и только указывает­ся главный тон действования на тело. Подробности укажет дело, кому нужно. По этому очертанию разумеется и то, как должно обхо­диться с телом и во все прочее время жизни: ибо дело у нас с ним одно.

Вместе с обнаружением телесных потребно­стей и в душе не замедляются высказываться низшие способности, в естественной их после­довательности. Вот дитя начинает останавливать взор свой на том или другом предмете, и на одном больше, на другом меньше, как будто один ему нравится более, а другой менее. Это первые начатки употребления чувств, за коим тотчас следует пробуждение деятельности вооб­ражения и памяти. Способности эти стоят на переходе от телесной деятельности к душевной и действуют совместно, так что сделанное од­ною тотчас передается другой. Судя по важнос­ти, какую они имеют в настоящее время в на­шей жизни, как хорошо и спасительно первые начатки их освятить предметами из области ве­ры. Первые впечатления глубоко остаются памятными. Помнить надобно, что душа являет­ся в мир голою силою; возрастает, богатеет во внутреннем содержании и разнообразится в де­ятельности она уже после. Первый материал, первую пищу для образования своего она полу­чает извне, от чувств, чрез воображение. Оче­видно само собою, какого характера должны быть первые предметы чувств и воображения, чтобы не только не препятствовать, а еще более способствовать образующейся христианской жизни. Ибо известно, что как первая пища имеет значительное влияние на темперамент тела, так и первые предметы, коими занимает­ся душа, имеют сильное влияние на характер души или тон ее жизни.

Развивающиеся чувства доставляют мате­риал воображению; воображенный предмет хранится в памяти и составляет, так сказать, содержание души. Пусть чувства получают первые впечатления от предметов священных: икона и свет лампады — для глаз, священные песни — для слуха и проч. Дитя не понимает еще ничего из того, что у него пред глазами, но его глаз и слух привыкают к сим предметам, и они, предзанимая сердце, тем самым ставят вдали другие предметы. За чувствами и первые упражнения воображения будут священны; ему легче будет воображать эти предметы, чем дру­гие: таковы его первые сгибы. Затем, на буду­щее время, изящное, которое одною стороною существенно связано с формами чувств и вооб­ражения, будет привлекать его не иначе, как под священными формами.

Итак, пусть ограждают дитя священными предметами всех видов; все же, могущее развратить в примерах, изображениях, вещах — удаляют. Но потом и во все последующее время надо хранить тот же порядок, Известно, как сильно действуют на душу растленные образы, в каком бы виде они ни касались ее! Как несча­стно дитя, которое, закрыв глаза или остав­шись одно и углубившись в себя, бывает подав­ляемо множеством непотребных образов, сует­ных, соблазнительных, дышащих страстями. Это то же для души, что чад для головы.

Не должно также упускать из вида и образа деятельности этих сил. Дело чувств — видеть, слышать, осязать, вообще испытывать, пытать. Потому они суть первые возбудители пытливос­ти, которая потом ради них переходит в вообра­жение и память и, приобретши в них оседлость, становится несокрушимым тираном для души. Не употреблять чувств нельзя: ибо не иначе, как чрез них, и познаются вещи, кои знать должно, ради славы Божией и блага нашего. Но при этом неизбежна и пытливость, которая есть неудер­жимая склонность — без цели видеть и слышать, что где делается и как что бывает. Как же при этом поступить? Испытывание необходимо есть уже пытливость. Пытливость состоит в том, где стараются все разузнать беспорядочно, бесцель­но, не различая, нужно ли то или не нужно. Итак, следует только при упражнении чувств со­блюдать меру и порядок и обращать их на одно нужное и по сознанию нужды — тогда для пыт­ливости не будет пищи; т.е. должно приучитьдитя то испытывать, что считается для него не­обходимым; от всего же другого удерживаться и отстраняться. Потом в самом действии испыты­вания соблюдать постепенность — не перебегать с предмета на предмет или от одной черты к дру­гой, а, пересматривая одно за другим, о том за­ботиться, чтобы вообразить после предмет как должно. Такой род занятия избавит дитя от на­строения развлекаться даже среди позволенного, приучит владеть чувствами, а чрез них и вообра­жением. И оно не будет перебегать от одного к другому без нужды, следовательно, мечтать и развлекаться образами и тем не давать покоя ду­ше, мутя ее приливом и отливом своих беспут­ных видений. Неумеющий владеть чувствами и воображением необходимо бывает рассеян и не­постоянен, будучи томим пытливостью, которая будет гонять его от одного предмета к другому до расслабления сил, и все это без плода.

Современно этим способностям возникают у дитяти страсти и начинают тревожить его с раннего времени. Дитя еще не говорит, не хо­дит, только что приучилось сидеть и брать игрушки, но уже серчает, завидует, присвояет се­бе, особится и проч., вообще являет действие страстей. Это зло, утверждающееся на живот­ной жизни, тлетворно; потому должно противодействовать ему с первых его проявлений. Как это сделать — определить трудно. Все дело за­висит от благоразумия родителей. Можно, впро­чем, постановить следующее: 1) предупреждать всячески их возникновение; 2) потом, если про­явилась какая страсть, надобно спешить погасить ее придуманными и испытанными средст­вами. Этим предотвратится укоренение их или предрасположение к ним. Страсть, чаще других обнаруживающуюся, врачевать должно с осо­бым вниманием, потому что она может быть господствующею распорядительницею жизни. Благонадежнейший способ врачевания страстей — употребление благодатных средств. К ним с верою должно обращаться. Страсть — яв­ление душевное, между тем действовать на ду­шу у родителей сначала нет способов... Потому, прежде всего, должно молить Господа, да совер­шит Свое дело. Дальнейшим в этом руководите­лем для ревностного отца, или матери, или няньки будет опыт. Когда дитя будет со смыс­лом, тогда могут быть употребляемы уже и об­щие против страстей средства. Всячески на них должно вооружаться вначале и преследовать по­том во все время воспитания, чтобы дитя умело и привыкло владеть ими; ибо их возмутитель­ные набеги не прекратятся до конца жизни.

Если будет строго соблюдаем предписанный порядок действования на тело и низшие способности, то душа получит от этого прекрасное подготовление к истинно доброму настроению; однако же, только подготовление — самое же настроение надобно созидать положительным действием на все его силы: ум, волю и сердце.

 

 

 

ВОСПИТАНИЕ УМА, ВОЛИ И СЕРДЦА

 

Ум

У детей скоро обнаруживается смышленность. Она современна говорению и растет вме­сте с усовершением последнего. Поэтому начать образование ума нужно вместе со словом. Глав­ное, что должно иметь в виду, это здравые по­нятия и суждения по началам христианским о всем встречающемся или подлежащем внима­нию дитяти: что добро и зло, что хорошо и ху­до. Это сделать очень легко посредством обык­новенных разговоров и вопросов. Родители сами говорят между собою: дети прислушиваются и почти всегда усвояют себе не только мысли, но даже обороты их речи и манеры. Пусть же ро­дители, когда говорят, называют вещи всегда собственными их именами. Напр.: что значит настоящая жизнь, чем она кончится, от кого все получается, что такое удовольствия, какое достоинство имеют те или другие обычаи и проч. Пусть говорят с детьми и толкуют им или прямо, или, всего лучше, посредством расска­зов: хорошо ли, например, наряжаться, счастьели это, когда получишь похвалу, и проч. Или пусть спрашивают детей, как они думают о том и другом, и поправляют их ошибки. В непро­должительном времени этим простым средством можно передать здравые начала для суждений о вещах, кои потом не изгладятся надолго, если не на всю жизнь. Таким способом в самом кор­не будут подавлены мирское мудрование и пытливость злая, ненасытимая. Истина связывает ум тем, что насыщает его. Мирское же мудрова­ние не насыщает и тем разжигает пытливость. Избавив от него, большое благо доставят детям. И это еще прежде, чем они возьмутся за книги. Далее, стоит только не давать детям книг с рас­тленными понятиями, и ум их сохранится це­лым, во здравости святой и Божественной. На­прасно не заботятся таким образом упражнять дитя в том предположении, что оно еще мало. Истина доступна всякому. Что малое христиан­ское дитя премудрее философов — показал опыт. Он и теперь повторяется, но прежде он был повсюду. Например, во время мученичест­ва, малые дети рассуждали о Господе Спасите­ле, о безумии идолопоклонства, о будущей жиз­ни и проч.; это оттого, что мать или отец натол­ковали им о том в простой беседе. Истины эти сроднились с сердцем, которое стало дорожить ими до готовности на смерть за них.

 

Воля

Дитя многожелательно: все его занимает, все влечет к себе и рождает желания. Не умея различать доброго от злого, оно всего желает ивсе, что желает, готово выполнить. Дитя, предоставленное самому себе, делается неукротимо своевольным. Потому родителям строго должно блюсти эту отрасль душевной деятельности. Са­мое простое средство к заключению ее в долж­ные пределы состоит в том, чтобы расположить детей ничего не делать без позволения. Пусть со всяким желанием прибегают к родителям и спрашивают: можно ли сделать то или другое? Убедить их опытами собственными и чужими в том, что им опасно, не спросясь, исполнять свои желания, настроить их так, чтобы они да­же боялись своей воли. Это расположение будет самое счастливое, но вместе оно и самое легкое для напечатления, ибо дети и так большею частию обращаются с расспросами к взрослым, сознавая свое неведение и слабость; стоит толь­ко возвысить это дело и поставить его им в за­кон непременный. Естественным следствием такого настроения будут полное послушание и покорность во всем воле родителей, наперекор своей, расположение во многом отказывать се­бе и навык к этому, или уменье; а главное, опытное убеждение в том, что не должно слушать во всем себя. Это всего понятнее для де­тей из их же опытов, что они многое желают, а между тем это желаемое вредно для их тела и души. Отучая от своей воли, надо приучать ди­тя делать добро. Для этого пусть родители сами представят истинный пример доброй жизни и знакомят детей с теми, у коих главные заботы не о наслаждениях и отличиях, а о спасении души. Дети любоподражательны. Как рано они умеют копировать мать или отца! Здесь проис­ходит нечто похожее на то, что бывает с одина­ково настроенными инструментами. Вместе с тем и самих детей надо вызывать на добрые де­ла и сначала приказывать им делать их, а по­том наводить, чтобы сами делали. Самые обык­новенные при этом дела суть: милостыня, сост­радание, милосердие, уступчивость и терпение. Всему этому весьма нетрудно приучить. Случаи поминутны, стоит взяться. Отсюда выйдет воля с настроением на разные добрые дела и вообще с тяготением к добру. И доброделанию надобно научить, как и всему другому.

 

Сердце

Под таким действованием ума, воли и низ­ших сил само собою и сердце будет настраиваться к тому, чтобы иметь чувства здравые, истинные, приобретать навык услаждаться тем, что действительно истинно услаждает, и нисколько не сочувствовать тому, что, под при­крытием сладости, вливает яд в душу и тело. Сердце — способность вкушать и чувствовать насыщение.

Когда человек был в союзе с Богом, нахо­дил вкус в вещах Божественных и освященных благодатию Божиею. По падении он потерял этот вкус и жаждет чувственного. Благодать крещения отрешила от сего, но чувственность снова готова наполнить сердце. Не должно допустить до этого, должно оградить сердце. Са­мое действительное средство к воспитанию ис­тинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы вос­питываемые дети. Сочувствие ко всему священ­ному, сладость пребывания среди его, ради ти­шины и теплоты, отревание (ЦСЯ Отревати — отталкивать, отвергать) от блестящего и привлекательного к мирской суете не могут лучше напечатлеваться в сердце. Церковь, ду­ховное пение, иконы — первые изящнейшие предметы по содержанию и по силе. Надобно помнить, что по вкусу сердца будет назначать­ся и будущая вечная обитель, а вкус у сердца там будет такой, каким образуют его здесь. Очевидно, что театры, балаганы и тому подоб­ное негодны для христиан.

Усмиренная и организованная таким обра­зом душа не будет, свойственною ей беспорядочностью, препятствовать развитию духа. Дух легче развивается, нежели душа, и прежде ее обнаруживает свою силу и деятельность. К не­му относятся: страх Божий (в соответствие ра­зуму), совесть (в соответствие воле) и молитва (в соответствие чувству). Страх Божий рожда­ет молитву и просвежает совесть. Нет нужды, что все это обращается к иному, невидимому миру. У детей есть к тому предрасположение, и они скоро усваивают себе эти чувства. Особен­но молитва прививается очень легко и действу­ет не языком, а сердцем. Оттого они охотно и без устали участвуют в домашних молитвах и церковном Богослужении, и рады этому. Пото­му не должно лишать их этой части образова­ния, а мало-помалу вводить их в сие святили­ще нашего существа. Чем раньше напечатлеет­ся  страх  Божий   и  возбудится  молитва,   тем  прочнее будет благочестие во все последующее время. В некоторых детях дух этот проявлялся сам собою, даже среди видимых препятствий к его обнаружению. Это очень естественно. Дух благодати, полученный при крещении, если он не погашен неправым развитием тела и души, не может не оживлять духа нашего, — а при этом — что может препятствовать ему являть­ся в своей силе? Ближайшего, впрочем, руко­водства требует совесть. Здравые понятия, с до­брым примером родителей и другими способа­ми обучения добру, и молитва осветят ее и на­печатлеют в ней достаточные основания для последующей доброй деятельности. Но главное, в них должно образовать настроение к совестли­вости и сознательности. Сознательность есть дело чрезвычайной важности в жизни; но как легко ее образовать, так легко и заглушить в детях. Воля родителей для малых детей есть закон совести и Божий. Сколько есть у родите­лей благоразумия, пусть так распоряжаются своими повелениями, чтобы не поставлять де­тей в необходимость быть преступниками их воли; а если уже сделались такими — сколько можно располагать их к раскаянию. Что мороз для цветов, то и отступление от родительской воли для дитяти; оно не смеет смотреть в гла­за, не желает пользоваться ласками, хочет убе­жать и быть одно, а между тем душа грубеет, дитя начинает дичать. Как хорошо предвари­тельно расположить его к раскаянию, сделать, чтобы без боязни, с доверием и со слезами при­шло и сказало: «Вот я то и то сделал худо». Само собою, что все это будет касаться одних обыкновенных предметов; но хорошо и то, что здесь положится основание будущему постоян­ному истинно религиозному характеру — тот­час восставать по падении, образуется умение скорого покаяния и очищения себя или обнов­ления слезами.

Вот порядок: пусть дитя растет в нем, и бо­лее будет развиваться у него дух благочестия. Родители должны следить за всеми движения­ми раскрывающихся сил и все направлять к од­ному. Это закон — начать с самого первого ды­хания дитяти, начать всем вдруг, а не одним чем, вести все это непрерывно, ровно, степенно, без порывов, с терпением и ожиданием, наблю­дая, однако ж, мудрую постепенность, подме­чая ростки и пользуясь ими, не считая ничего маловажным в деле столь важном. Подробнос­ти не раскрываются; ибо имеется в виду ука­зать только главное направление воспитания.

 

 

 

ОБУЧЕНИЕ НАУКАМ

 

Нельзя определить, когда человек приходит к сознанию себя христианином и самостоятель­ной решимости жить по-христиански. На деле это бывает разновременно: в 7, 10, 15 лет и поз­же. Может быть, прежде этого настанет время обучения, как и бывает большею частью. При этом непременное правило — хранить весь преж­ний порядок без изменения и на все время обу­чения: ибо он существенно вытекает из природы сил наших и требований христианской жизни. Порядок обучения никак не должен быть проти­воположен показанному настроению, иначе бу­дет разорено все, что там создано; т.е. должно ог­радить и детей-учеников, как и младенцев, бла­гочестием всех окружающих, церковностью, таинствами, и также должно действовать на их те­ло, душу и дух. При этом применительно к уче­нию должно только присовокупить: пусть обуче­ние будет так расположено, чтобы видно было, что главное и что подчиненное. Мысль о сем все­го легче напечатлеть распределением предметов обучения и времени. Пусть считается главным —изучение веры, пусть лучше время назначается на дела благочестия и, в случае столкновения, преимуществуют последние над научностью; пусть одобрение заслуживает не одна успешность в науках, а также вера и добронравие. Вообще, надобно так расположить дух учеников, чтобы у них не погасло убеждение, что главное у нас де­ло есть Богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. И потому никак не должно ставить ее так высоко и в таком блестя­щем виде, чтобы она занимала все внимание и поглощала всю заботу. Нет ничего ядовитее и ги­бельнее для духа жизни христианской, как эта научность и исключительная о ней забота. Она прямо ввергает в охлаждение и потом навсегда может удержать в нем, а иногда еще и присово­купить разврат, если встретятся благоприятные тому обстоятельства.

Другое, на что должно обращать внимание, это дух преподавания или воззрения на предме­ты обучения. Должно быть поставлено непре­ложным законом, чтобы всякая преподаваемая христианину наука была пропитана началами христианскими, и притом православными. Вся­кая наука способна к тому, и даже тогда только и будет истинною наукою в своем роде, когда ис­полнит это условие. Христианские начала, несо­мненно, истинны. Потому, не сомневаясь, по­ставляй их общею меркою истины. У нас самое опасное заблуждение то, что преподают науки без всякого внимания к истинной вере, позволяя себе вольность, и даже ложь, в том предположении, что вера и наука — две области, решитель­но разъединенные. Дух у нас один. Он же принимает и науки, и напитывается их началами, как принимает веру, и проникается ею. Как же можно, чтобы они не приходили в благоприят­ное или неблагоприятное соприкосновение здесь? При том же и область истины одна. Зачем и набивать в голову то, что не из этой области, или с чем нельзя показаться во дворе ее светлом.

Если в таком порядке будет ведено обуче­ние, чтобы вера и жизнь в духе веры высились над всем во внимании обучаемых, и по образу занятия, и по духу преподавания, то нет сомне­ния, что положенные в детстве начала не толь­ко будут сохранены, но и возвысятся, укрепят­ся и придут в соразмерную зрелость. А как это благодетельно!

Если вести в таком порядке воспитание чело­века с первых лет, то мало-помалу будет разобла­чаться пред ним характер, какой должна иметь его жизнь, больше будет привыкать он к мысли о том, что на нем лежит обязанность от лица Бо­га и Спасителя нашего — жить и действовать по Его предписаниям; что все другие дела и занятия ниже их и уместны только в продолжение насто­ящей жизни; и что есть другое место жительст­ва, другое отечество, к которому и надобно уст­ремлять все свои мысли и все свои желания.

 

 

 

ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ ХРИСТИАНИНОМ И РЕШИМОСТЬ ЖИТЬ ПО-ХРИСТИАНСКИ

 

В естественном ходе развития сил каждый естественно доходит до сознания, что он чело­век. Но, если к естеству его привито новое нача­ло благодатно христианское в самый первый момент пробуждения его сил и их движения (в крещении), и если потом во всех точках разви­тия сих сил это новое начало не только не усту­пало первенства, а напротив, всегда преоблада­ло, давало как бы форму всему, то, приходя к сознанию, человек вместе с тем найдет себя дей­ствующим по началам христианским, найдет себя христианином. А это и есть главная цель христианского воспитания, чтобы человек вследствие этого сказал в себе, что он христиа­нин. Если же, пришедши в полное сознание се­бя самого, он скажет: я христианин, обязанный от Спасителя и Бога жить так и так с тем, что­бы удостоиться блаженного общения с Ним и избранными Его в жизни будущей, то, возник­ши к самостоятельности или к своеличному ра­зумному учреждению жизни, он поставит длясебя первым существенным делом — самостоя­тельно хранить и возгревать дух благочестия, в котором ходил прежде, по чужому руководству.

Прежде было припоминаемо, что должен быть особый момент, когда надобно намеренно возобновить в сознании все обязательства хрис­тианства и наложить на себя иго их, как непре­ложный закон. В крещении они были приняты не сознательно, потом были хранимы более чу­жим умом по чужому настроению, и в простоте. Теперь сознательно должно положить на себя благое иго Христово, избрать христианское жи­тие, исключительно посвятить себя Богу, чтобы потом все дни жизни служить Ему с одушевле­нием. Здесь только человек сам собою собствен­но начинает жизнь христианскую. Она была в нем и прежде, но, можно сказать, исходила не от самодеятельности, как бы не от лица его. Те­перь он сам, от своего лица, начнет действовать в духе христианина. Тогда свет Христов был в нем так, как свет первого дня, несцентрированный, разлитый. Но как свету нужно было дать центры, привлекши его к солнцам, средоточиям планет, так и этому свету надобно как бы со­браться около исходной точки нашей жизни, нашего сознания. Человек становится вполне человеком, когда приходит к самопознанию и разумной самостоятельности, когда становится полным владыкою и распорядителем своих мыслей и дел, держится каких-либо мыслей не потому, что другие ему передали их, а потому, что он сам находит их верными. Человек и в христианстве остается человеком. Потому ему издесь должно быть разумным, только сию ра­зумность он должен обратить в пользу святой веры. Пусть разумно убедится, что исповедуе­мая им святая вера есть единственно верный путь спасения, и что все другие пути, несоглас­ные с ним, ведут в пагубу. Не слепым исповед­ником быть есть честь человеку, а сознающим, что, поступая так, он действует как должно. Все это он и сделает, когда сознательно нало­жит на себя благое иго Христово.

Только здесь его личная вера, или добрая по вере жизнь, получает твердость и непоколе­бимость. Он не соблазнится примером, не увле­чется пустыми мыслями, потому что ясно со­знает обязательство мыслить и действовать уже определительным образом. Но если он этого не сознал, то, как прежде, добрый пример настроил его делать так, как он делает, так теперь недо­брый пример может расположить его к недоб­рому, увлечь к греху; и как добрые мысли дру­гих прежде владели его умом легко и без пре­кословия, так теперь завладеют им злые мыс­ли. И на опыте видно, как шатки исповедание веры и доброта жизни у того, кто раньше не со­знал себя христианином. Кто мало встретит со­блазнов, тот и дольше будет продолжать зреть в простоте сердца. Но кому нельзя миновать их, тот стоит пред лицом большой опасности. Мы видим в житии всех, сохранивших благо­дать крещения, что у них была минута, когда они решительно посвящали себя Богу. Эго обо­значается словами: возгорелся духом, Божест­венным желанием воспламенился.

Сознавший себя христианином, или созна­тельно решившийся жить по-христиански, пусть теперь сам хранит, со всем тщанием, принятое от прежнего возраста совершенство и чистоту жизни, как прежде хранили ее другие. Особенных правил в руководство ему предлагать нет нужды. На сей точке он сходится с по­каявшимся, который, отстав от греха, прием­лет воодушевленную решимость жить по-хрис­тиански. Потому отселе он должен руководить­ся одними с ним правилами.

Какое отличие есть у него с покаявшимся в восходе к совершенству, это выяснится само собою.

Теперь нужно сделать только некоторые, весьма, впрочем, важные предостережения для возраста юношеского, исключительно к нему относящиеся. Как хорошо и спасительно не только быть настроену в воспитании по-христи­ански, но и потом сознать себя и решиться быть христианином, — прежде вступления в юношеские лета. Это необходимо, в виду великих опасностей, каким неизбежно подвергается юноша: 1) по свойству своего возраста и 2) по великим в продолжение его соблазнам.

 

 

 

БУРНАЯ РЕКА ЮНОСТИ.

ОБ ОПАСНОСТЯХ ЮНОШЕСКОГО ВОЗРАСТА

 

          Река жизни нашей пресекается волнистою полосою юности. Это время воскипения теле­сно-духовной жизни. Тихо живет дитя и отрок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные се­дины склоняются к покою; одна юность кипит жизнию. Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн. Са­мая беспорядочность и порывистость движений опасна. Начинаются первые его собственные движения — начатки пробуждения его сил, и имеют для него всю прелесть: силою своего влияния они вытесняют все, что прежде было положено на мысль и сердце. Прежнее для не­го станет мечтой, предрассудком. Только насто­ящие чувства истинны, только они имеют дей­ствительность и значение. Но если он, прежде пробуждения сих сил, связал себя обязательст­вом исповедания и жизни христианской, тогда все возбуждения, как уже вторичные, будут слабее и легче уступят требованию первых ужепотому, что те старее, прежде испытаны и из­браны сердцем, а главное — скреплены обетом. Юноша решительно хочет держать всегда свое слово. Что сказать о том, кто не только не лю­бил христианской жизни и истины, но даже никогда не слышал о них?

В этом случае он — дом без ограды, предан­ный разграблению, или сухой хворост, предан­ный горению в огне. Когда своеволие юношеской мысли на все кидает тень сомнения, когда силь­но тревожат его возбуждения страстей, когда вся душа наполняется искусительными помыслами и движениями — юноша в огне. Кто даст ему каплю росы для прохлады или подаст руку помо­щи, если из сердца не выйдет голос за истину, за добро и чистоту? А он не выйдет, если любовь к ним не поселена прежде. Даже советы в этом случае не помогут. Их тогда не к чему привить. Силен совет и убеждение, если, сходя чрез слух в сердце, они пробудят там чувства, кои есть и имеют для нас цену, но только в настоящий момент отстранены другими, а сами мы не найдем­ся, как их высвободить и сообщить им свойствен­ную силу. В этом случае совет — драгоценный дар юноше от советника. Но если в сердце нет на­чатков чистой жизни, он бесполезен.

Юноша живет сам по себе, и кто исследует все движения и уклонения его сердца? Это то же, что исследовать путь птицы в воздухе или бег корабля в воде! Что брожение вскисающей жидкости, что движение стихии при разнород­ной их смеси, то сердце юноши. Все потребнос­ти так называемой природы в живом возбуждении, каждая подает голос, ищет удовлетворе­ния. Как в природе нашей качествует расстрой­ство, так и совокупность этих голосов то же, что беспорядочные крики шумной толпы. Что же будет с юношею, если он наперед не приучен влагать в некоторый строй свои движения и не наложил на себя обязательства хранить их в строгом подчинении некоторым высшим требо­ваниям. Если сии начала глубоко напечатлены в сердце в первоначальном воспитании и потом со­знательно приняты в правило, то все волнения будут происходить как бы на поверхности, переходно, не сдвигая основания, не колебля души.

Какими мы выходим из лет юношеских, очень много зависит от того, какими вступаем в них. Вода, падающая с утеса, кипит внизу и клу­бится, а потом идет уже тихо разными протока­ми. Это — образ юности, в которую каждый ввергается, как вода в водопад. Из нее выходят два порядка людей: одни сияют добротою и бла­городством, другие омрачены нечестием и раз­вратом; а третий — средний класс, смесь добра со злом, коим подобие — головня из огня, кои склоняются то на добро, то на зло, как испорчен­ные часы — то идут верно, то бегут или отстают.

Кто заранее скрепил себя обязательством, тот как бы укрылся в крепком, не пропускаю­щем в себя воды кораблике, или провел по во­довороту покойный желоб. Без этого же и доб­рое воспитание не всегда спасет. Пусть иной и не впадет в грубые пороки, но все же, если он не сомкнут в себе, то сердце его, не отрешенное от всего обетом, будет изорвано увлечениями, ион неминуемо выйдет из лет юности охлажден­ным, не приставшим ни туда, ни сюда.

Так спасительно прежде лет юности не только получить доброе настроение, но и скрепить себя обетом — быть истинным христиа­нином. Решившийся пусть боится самой юнос­ти, как огня, и потому бегает всех случаев, в коих юность легко развязывается и делается неукротимою.

И сама по себе юность опасна; но к этому присоединяются еще два, свойственные этому возрасту, влечения, от которых юношеские воз­буждения сильнее разгораются и приобретают большую силу и опасность. Это: 1) жажда впе­чатлений и 2) склонность к общению. Поэтому как средство к избежанию опасности юношес­кого возраста можно советовать — подчинить правилам эти влечения, чтобы вместо добра они не принесли зла. Добрые расположения, возбужденные прежде, останутся во всей силе, если их не погашать и не утеснять.

Жажда впечатлений сообщает некоторую стремительность, непрерывность и разнообра­зие действиям юноши. Ему хочется все испы­тать самому, все видеть, все слышать, везде побывать. Ищите его там, где есть блеск для очей, гармония для слуха, простор для движения. Он хочет быть под беспрерывным потоком впечатлений, всегда новых и потому разнооб­разных. Ему не сидится дома, не стоится на од­ном месте, не внимается одному предмету. Его стихия — развлечения. Но этого для него мало; он не довольствуется действительным, личнымиспытанием, а хочет усвоить и как бы перенес­ти на себя впечатления других, изведать, что чувствовали, как действовали другие сами по се­бе, или в подобных ему обстоятельствах. Затем он кидается на книги и начинает читать; пере­бирает одну книгу за другой, часто не разбирая содержания их; у него главное — найти так называемый эффект, из какого бы рода вещей он ни был и чего бы ни касался. Ново, изобрази­тельно, остро — самая лучшая для него реко­мендация книге. Здесь обнаруживается и обра­зуется склонность к легкому чтению — та же жажда впечатлений, только в другом виде. Но и здесь еще не все. Юноша часто наскучивает дей­ствительным тем, что как бы навязывают ему со стороны: это связывает его и заключает слиш­ком в определенных границах, а он ищет неко­торой свободы. Затем он часто отрывается от действительного, уходит в свой созданный мир и там начинает действовать на славу. Фантазия строит ему целые истории, где большей частью герой — его собственное лицо. Юноша только вступает в жизнь. Пред ним обольстительное, заманчивое будущее. Со временем и ему там на­добно быть: что же он будет? Нельзя ли как при­поднять эту завесу и посмотреть? Фантазия, очень подвижная в эти лета, не медлит удовле­творением. Здесь обнаруживается и в таком ро­де действий воспитывается мечтательность.

Мечты, легкое чтение, развлечения, все это одно почти по духу — дети жажды впечатлений, жажды нового, разнообразного. И вред от них одинаков. Ничем нельзя лучше заморить добрых семян, положенных прежде на сердце юно­ши, как ими. Молодой цвет, посаженный на та­ком месте, где со всех сторон дуют на него вет­ры, немного потерпит и засохнет; трава, по ко­торой часто ходят, не растет; часть тела, кото­рую подвергают долгому трению, немеет. То же бывает и с сердцем, и с добрыми в нем располо­жениями, если предаться мечтам или пустому чтению, или развлечениям. Кто долго стоял на ветру, особенно сыром, тот, зашедши в затишье, чувствует, что все в нем будто как не на своем месте, то же бывает и в душе, развлекшейся ка­ким бы ни было образом. Возвратившись из рас­сеяния в себя, юноша находит в душе своей все в извращенном порядке; а главное — некоторым покрывалом забвения задергивается все доброе, и на первом плане стоят одни прелести, остав­ленные впечатлением; следовательно, уже не то, что было и чему всегда следует быть: расположе­ния поменялись главенством. Отчего, возвратив­шись в себя после какого-нибудь рассеяния, ду­ша начинает тосковать? Оттого, что находит се­бя окраденною. Рассеянный сделал душу свою большою дорогою, по которой, чрез воображе­ние, как тени, проходят соблазнительные пред­меты и манят за собою душу. Но тогда, как она таким образом оторвется как бы от себя, тайно подходит дьявол, уносит доброе семя и полагает злое. Так учит Спаситель, когда объясняет, кто похищает посеянное при пути, и кто есть всеявый плевелы. То и другое враг человеч творит.

Итак, юноша! Желательно тебе сохранить чистоту и невинность детства, или обет христианского жития без укоров? Сколько есть сил и благоразумия, удерживайся от развлечений, беспорядочного чтения соблазнительных книг и мечтаний! Как хорошо подчинить себя в этом случае строгой и престрогой дисциплине и быть во все время юношества под руководительст­вом. Тех юношей, коим не позволяют распоря­жаться самим своим поведением до возмужало­сти, можно назвать счастливыми. И всякому юноше надобно радоваться, если он поставлен в таких обстоятельствах. Сам юноша, очевидно, дойти до этого едва ли может; но он покажет много ума, если поверит совету быть больше дома за делом, не мечтать и не читать пустого. Развлечение пусть отклонит трудолюбием, мечтательность — серьезными занятиями под ру­ководством, которому особенно должно быть подчинено чтение, и в выборе книг, и в образе чтения. Как бы, впрочем, это кто ни сделал, пусть только сделает. Страсти, сомнения, увле­чения разгораются именно в этом, так сказать, шатком брожении ума юноши.

Вторая, столь же опасная склонность у юно­ши есть склонность к общению. Она обнаруживается в потребности товарищества, дружбы и любви. Все они в истинном порядке хороши, но вставить их в этот порядок должно не юноше.

Юношеский возраст есть время живых чувств. Они у его сердца — как прилив и отлив у берегов моря. Его все занимает, все удивляет. Природа и общество открыли пред ним свои со­кровища. Но чувства не любят быть скрытыми в себе, и юноша хочет делиться ими. Затем имеет нужду в лице, которое бы могло разделять его чувства, т.е. в товарище и друге. Потреб­ность благородная, но она может быть и опас­ною! Кому вверяешь свои чувства, тому даешь некоторым образом власть над собою. Как же надобно быть осторожным в выборе близкого лица! Встретишь такого, который далеко — да­леко может завести от прямого пути. Само со­бою разумеется, что добрый естественно стре­мится к доброму, а отклоняется от недоброго. Есть на это некоторый вкус у сердца. Но опять, как часто случается простосердечию быть завле­ченным хитростью? Затем, справедливо всяко­му юноше советуют быть осторожным в выборе друга. Хорошо не заключать дружбы, пока не испытаешь друга. Еще лучше иметь первым другом отца или того, кто во многом заменяет отца, или кого из родных — опытного и добро­го. Для положившего жить по-христиански первый Богом данный друг — это духовный отец; с ним беседуй, ему поверяй тайны, взвешивай и поучайся. Под его руководством, при молитве, Бог пошлет, если нужно, и другого друга. Не столько, впрочем, опасности в друж­бе, сколько в товариществе. Редко видим дру­зей, но больше знакомых и приятелей. А здесь сколько возможно и сколько бывает зла! Есть кружки приятельские с очень недобрыми пра­вилами. Склонившись к ним, не заметишь, как объединишься с ними в духе, подобно тому, как незаметно наполнишься смрадом в смрадном месте. Они сами часто теряют сознание непо­требства своего поведения и спокойно грубеют внем. Если и пробуждается в ком это сознание, он не имеет сил отстать. Каждый опасается объ­явить о том, ожидая, что его после всюду будут преследовать колкостями и говорить: «Так и быть, может быть, пройдет». Тлят обычаи бла­ги беседы злы. Избави, Господи, всякого от этих глубин сатаниных. Для решившегося работать Господу одно товарищество с благочестивыми, ищущими Господа; от других же надо удалять­ся и искренно с ними не обращаться, последуя примеру святых Божиих.

Самый верх опасностей для юноши — от об­ращения с другим полом. Тогда как в первых со­блазнах юноша только сбивается с прямого пу­ти, здесь он, кроме того, теряет себя. В первом своем пробуждении дело это смешивается с по­требностью прекрасного, которая со времени пробуждения своего заставляет юношу искать себе удовлетворения. Между тем прекрасное ма­ло-помалу начинает в душе его принимать об­раз, и обыкновенно человеческий, потому что мы не находим ничего краше его... Созданный образ носится в голове юноши. С этого времени он ищет будто прекрасного, т.е. идеального, не земного, а между тем встречается с дщерью че­ловеческою и ею уязвляется. Этого-то уязвления больше всего надлежит избегать юноше, потому что это есть болезнь, и болезнь тем опаснейшая, что больному хочется болеть до безумия.

Как отвратить эту язву? Не ходи тем путем, которым доходят до уязвления.

Этот путь вот как изображен в одной пси­хологии. Он имеет три поворота.

1) Сначала пробуждается у юноши какое-то горестное чувство неизвестно о чем и от чего, отзывающееся, однако ж, тем особенно, что он будто один. Это — чувство одиночества. Из это­го чувства тотчас отраждается другое — неко­торая жалость, нежность и внимание к себе. Прежде он жил, как бы не замечая сам себя. Теперь он обращается к себе, осматривает себя и всегда находит, что он не худ, не из послед­них, есть лицо стоящее: начинает чувствовать свою  красоту,   приятность  форм  своего тела, или — нравиться себе. Этим оканчивается пер­вое движение соблазна к себе. С сих пор юноша обращается к внешнему миру.

2)  Это вступление во внешний мир вооду­шевляется уверенностью, что он должен нравиться другим. В сей уверенности он смело и как бы победительно выходит на поприще дей­ствия и, может быть, впервые поставляет себе законом  опрятность,   чистоту,   нарядность  до щегольства; начинает бродить или искать зна­комств, как будто без определенной цели, по тайному, однако ж, влечению чего-то ищущего сердца, и при этом старается блистать умом, приятностью в обращении, предупредительным вниманием,   вообще  всем,  чем  надеется  нра­виться. Вместе с тем он дает всю волю преиму­щественному органу душеобщения — глазу.

3)  В этом настроении он похож на порох, подставленный под искры, и скоро встречается со своею болезнью. Взором очей, или голосом особенно приятным, как стрелою пораженный или подстреленный, стоит он сначала несколько в исступлении и остолбенении, от которого пришедши в себя и опомнившись, находит, что его внимание и сердце обращены к одному предмету и влекутся к нему с непреодолимою силою. С сей поры сердце начинает снедаться тоскою; юноша уныл, погружен в себя, занят чем-то важным, ищет, как будто что потерял, и что ни делает, делает для одного лица и как бы в присутствии его. Он точно потерянный, сон и еда нейдут ему на ум, обычные дела забыты и приходят в расстройство; ему ничто не дорого. Он болен лютою болезнью, которая щемит серд­це, стесняет дыхание, сушит самые источники жизни. Вот постепенный ход уязвлений! И са­мо собою видно, чего должно опасаться юноше, чтобы не впасть в эту беду. Не ходи этою доро­гою! Прогоняй предвестников — неопределен­ную грусть и чувство одиночества. Делай им наперекор: стало грустно — не мечтай, а начни делать что-нибудь серьезное со вниманием — и пройдет. Стала зарождаться жалость к себе или чувство своего хорошества — поспеши отрез­вить себя и отогнать эту блажь какою-нибудь суровостью и жестокостью к себе, особенно вы­яснением здравого понятия о ничтожности то­го, что лезет в голову. Случайное или намерен­ное унижение в этом случае было бы как вода на огонь... Подавить и прогнать это чувство на­добно озаботиться особенно потому, что тут на­чало движения. Остановись тут — дальше не пойдешь: не родится ни желание нравиться, ни искание нарядов и щегольства, ни охоты на по­сещения. Прорвутся эти — и с ними борись.Какая надежная в сем случае ограда — строгая дисциплина во всем, труд телесный и еще более головной! Усиль занятия, сиди дома, не развле­кайся. Нужно выйти — храни чувства, бегай другого пола, главное же — молись.

Кроме этих опасностей, вытекающих из свойств юношеского возраста, есть еще две: во-первых — настроение, по которому до небес воз­носится знание рассудочное, или свое личное по­стижение. Юноша считает преимуществом — на все налагать тень сомнения, и все то ставит в стороне, что не совпадает с меркою его понима­ния. Этим одним он отсекает от сердца все наст­роение веры и Церкви, следовательно, отпадает из нее и остается один. Ища замены оставленно­му, кидается на теории, построенные без сообра­жения с Откровенною истиною, опутывает себя ими и изгоняет из своего ума все истины веры. Еще большее беды, если повод к тому подаст пре­подавание наук в училищах, и если подобный дух становится там преобладающим. Думают об­ладать истиною, а набираются туманных идей, пустых, мечтательных, большею частью против­ных даже здравому смыслу, которые, однако же, увлекают неопытных и становятся идолом юноши любознательного. Во-вторых — светскость. Пусть она может представлять нечто по­лезное, но преобладание ее в юноше пагубно. Она знаменуется жизнью по впечатлениям чувств, таким состоянием, в коем человек мало бывает в себе, а все почти во вне или делом, или мечтою. С таким настроением ненавидят внут­реннюю жизнь и тех, кои говорят о ней и живутею. Истинные христиане для них мистики, за­путавшиеся в понятиях, или лицемеры и проч. Разуметь истину мешает им дух мира, качествующий в кругу светской жизни, соприкасаться которой невозбранно позволяют и даже советуют юношам. Этим соприкосновением мир, со всеми своими растленными понятиями и обычаями, набивается в восприимчивую душу юноши, не предваренного, не настроенного противно тому, а еще только принимающего настроение, и отпе­чатлевается на ней, как на воске, — и он неволь­но становится чадом его. А это чадство против­но чадству Божию во Христе Иисусе.

Вот опасности для юношей от юности! И как трудно устоять! Но хорошо воспитанному и решившемуся посвятить себя Богу прежде лет юности она не так опасна: немного потерпеть, а там настанет покой чистейший и блаженней­ший. Сохрани только обет христианской чис­той жизни и в это время; а после будешь жить с некоторою святою непоколебимостью. Кто прошел безопасно юношеские лета, тот как буд­то переплыл бурную реку и, оглянувшись на­зад, благословляет Бога. А иной со слезами на глазах, в раскаянии, обращается назад и окаявает себя. Того никогда не воротишь, что поте­ряешь в юности. Кто падал, тот достигнет ли еще того, чем обладает непадавший?

 

 

 

НЕПРАВИЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ —

ПРИЧИНА НЕСОХРАНЕНИЯ

БЛАГОДАТИ КРЕЩЕНИЯ

 

Из сказанного доселе легко дойти до уразу­мения того, где причина того, что так редки хранящие благодать крещения. Воспитание всему причиною — и доброму, и злому.

Оттого не сохраняется благодать крещения, что не соблюдаются порядок, правила и законы примененного к тому воспитания. Главнейшие причины суть: а) отдаление от Церкви и благо­датных ее средств. Это заморяет росток христи­анской жизни, разобщая ее с источниками, и она увядает, как увядает цвет, поставленный в темном месте. б) Невнимание к отправлениям телесным. Думают, что тело может всячески развиться без вреда для души: между тем в его отправлениях седалища страстей, кои вместе с его развитием развиваются, коренятся и овла­девают душою. Проникая телесные отправле­ния, страсти получают в них себе оседлость или устрояют из них неприступную некоторую крепость, и тем упрочивают за собою власть навсе последующее время. в) Безразборное, не направленное к одной цели развитие сил ду­ши. Не видят цели спереди — не видят пути к ней. Отсюда, при всей заботе о современней­шем образовании, ничего более не делают, как только раздувают пытливость, своеволие и жажду наслаждений. г) Совершенное забвение о духе. Молитва, страх Божий, совесть редко берутся во внимание. Была бы исправность ви­димая, а те внутреннейшие состояния всегда предполагаются и всегда потому оставляются себе. д) Во время обучения — закрытие глав­нейшего дела побочными, заслонение его еди­ного — множеством других, е) Наконец, вступ­ление в юность без предварительного положе­ния добрых начал и решимости жить по-хрис­тиански, и далее — неудерживание влечений юношеской жизни в должном порядке, преда­ние себя всей жажде впечатлений чрез развле­чение, легкое чтение, разгорячение воображе­ния мечтами, неразборчивое общение с подоб­ными себе и особенно с другим полом, исклю­чительная научность и преданность духу мира, ходячим мыслям, правилам и обычаям, кои никогда не бывают благоприятны благодатной жизни, но всегда враждебно вооружаются про­тив нее и стремятся подавить ее.

Каждой из этих причин и одной достаточно к тому, чтобы погасить в человеке благодатную жизнь. Но бывает большею частью, что они действуют совместно, и одна неминуемо при­влекает другую; все же в совокупности они так забивают духовную  жизнь,  что  и  малейшихследов ее не бывает иногда заметно, как будто человек и не имеет духа, создан не для обще­ния с Богом, не имеет к тому предназначенных сил и не получал благодати, оживляющей их.

Почему не соблюдается целесообразный по­рядок воспитания — причина этому или в неведении такого порядка, или в небрежении о нем. Воспитание, оставленное без внимания са­мому себе, по необходимости принимает на­правления превратные, ложные и вредные, сначала в домашнем быту, а потом во время обучения. Но и там, где, по-видимому, воспитание совершается не без внимания и подчиняет­ся известным правилам, оно оказывается не­редко бесплодным и уклоняющим от цели по причине ложных идей и начал, на которых построивается порядок его. Не то имеется в виду, не то поставляется главным, что должно; имен­но не Богоугождение, не спасение души, а сов­сем другое — или усовершенствование сил только естественных, или приспособление к должностям, или годность к жизни в свете и проч. Но когда не чисто и ложно начало, по не­обходимости и утверждающееся на нем не мо­жет вести к добру.

Как на главные уклонения, можно указать: 1) на отстранение благодатных средств. Оно есть естественное следствие забвения того, что воспитываемый есть христианин и обладает не естественными только, но и благодатными си­лами. А без этих средств христианин есть разгороженный сад, который топчут рыщущие бе­сы, ломает буря греха и мира, которых некомуи нечем остепенять и прогонять. 2) на преиму­щественное приготовление к счастью в жизни временной, с заглушением памяти о вечной. Об этом говорят дома, об этом толкуют в классах, это главным выставляется в простых беседах. 3) на преобладание внешности во всем, не ис­ключая даже священное лужения.

Не подготовленный дома, прошедши так воспитание, неизбежно отуманен в голове, на все смотрит не теми глазами, какими должно; все представляет в извращенном виде, как сквозь разбитые или ложные очки. Поэтому и слушать не хочет ни о последней истинной сво­ей цели, ни о средствах к тому. Все это у него дело стороннее, как бы шуточное.

После этого нетрудно определить, что же именно нужно, чтобы исправить такой худой порядок вещей? Нужно 1) хорошо понять и ус­воить начала истинного христианского воспитания и действовать по ним, прежде всего, до­ма. Домашнее воспитание есть корень и основание всему последующему. Хорошо воспитанно­го и заправленного дома, превратное школьное воспитание не так легко собьет с прямого пути.

2) Вслед за тем, перестроить по новым, ис­тинным началам школьное воспитание, внести в него христианские элементы, неисправное ис­править; главное — держать во все время воспитания воспитываемого под обильнейшим влиянием св. Церкви, которая всем своим уст­роением спасительно действует на создание ду­ха. Это не давало бы разгораться греховным возбудителям, отвевало бы дух мира и отгоняло дух из бездны. Вместе с этим надо направ­лять все от временного к вечному, от внешнего к внутреннему, воспитывать чад Церкви, чле­нов Царствия Небесного.

Нужнее всего 3) воспитывать воспитате­лей под руководством таких лиц, кои знают истинное воспитание не по теории, а по опыту. Образуясь под надзором опытнейших воспита­телей, они опять передадут свое искусство дру­гим, последующим и т.п. Воспитатель должен пройти все степени христианского совершенст­ва, чтобы впоследствии в деятельности уметь держать себя, быть способным замечать на­правления воспитываемых и потом действовать на них с терпением, успешно, сильно, плодо­творно. Эго должно быть сословие лиц чистей­ших, Богоизбранных и святых. Воспитание из всех святых дел самое святое.

 

 

 

ПЛОДЫ И ПРЕИМУЩЕСТВА ДОБРОГО ВОСПИТАНИЯ

 

Плод доброго воспитания есть сохранение благодати святого крещения. Последнее возна­граждает с избытком все труды по первому. Ибо некоторые высокие преимущества принад­лежат тому, кто сохранил благодать крещения и с первых лет посвятил себя Богу.

1)  Первое преимущество, как бы основание всех других преимуществ, есть целость естест­венно благодатного состава. Человек назначен быть   вместилищем   необыкновенно   высоких сил,  готовых излиться на него из источника всех благ, только пусть не расстроивает себя. И кающийся может быть исцелен совершенно; но ему, кажется, не дается то знать и чувствовать, что непадавшему, или он не может услаждать­ся той целостью и обладать тем дерзновением, которое бывает ее следствием.

2)  Отсюда сами собою вытекают живость, легкость, непринужденность доброделания. Он ходит в добре как в единственно сродном себе мире. Кающемуся надобно долго напрягать иприучать себя к этому добру, чтобы совершать его легко, но и достигши этого, постоянно дер­жать себя в напряжении и страхе. Напротив, тот живет в простоте сердца, в некоторой убла­жающей его уверенности спасения, и уверенно­сти необманчивой.

3)  Затем, в его жизни устрояется некото­рая ровность и безостановочность. В нем нет ни порывов, ни ослабления; и как дыхание у нас совершается большею частью ровно, так и у него хождение в добре. Бывает то же и у по­каявшегося, но не скоро приобретается и не в таком совершенстве является. Колесо починен­ное нередко дает знать о своем пороке; и часы починенные уже не так исправны, как нечиненные и новые.

4) Непадавший всегда юн. В чертах нравст­венного его характера отражаются чувства ди­тяти,  пока оно еще  не  сделалось  виноватым пред отцем. Здесь первое чувство невинности — детство во Христе, как бы неведение зла. Сколь­ко оно отсекает у него помыслов и томительных волнений сердца! Затем необыкновенное раду­шие, искренняя доброта, тихость нрава. В нем во всей силе обнаруживаются указанные Апос­толом плоды Духа: любы, радость, мир, долго­терпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5: 22). Он как будто облечен в  утробы  щедрот,   благость,   смиренномудрие, кротость, долготерпение (Кол. 3: 12). Затем он сохраняет непритворное веселонравие, или ра­дость духовную; ибо в нем Царствие Божие, ко­торое есть мир и радость о Духе Святе. Затемему свойственна некоторая прозорливость и му­дрость, видящая все в себе и около себя и умеющая распоряжаться собою и делами своими. Сердце его принимает такое настроение, что тотчас говорит ему, что и как надо сделать. На­конец, можно сказать, ему свойственна небоязнь падений, чувство безопасности в Боге. Кто ны разлучит от любве Божия? (Римл. 8: 35). Все это в совокупности делает его и достоуважа­емым, и достолюбезным. Он невольно влечет к себе. Существование в мире подобных лиц есть великая благодать Божия. Они заменяют Апос­тольские мрежи. Как около сильного магнита собирается множество опилок или как сильный характер увлекает слабых, так обитающая в них сила Духа влечет к себе всех, особенно же тех, у коих есть начатки духа.

5) Главнейшее же нравственное совершенст­во, принадлежащее сохранившемуся целым в лета юности, есть некоторая непоколебимость доб­родетели во всю жизнь. Самуил остается твер­дым при всех искушениях соблазна в доме Илии и среди волнений народных в обществе. Иосиф, среди недобрых братьев, в доме Пентефрия, в темнице и в славе, равно сохранил свою душу не­порочною. Поистине, благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей (Плач. Иер. 3: 27). Ча­до, от юности твоея избери наказание и тог­да до седин обрящеши премудрость. В делании ея мало потрудишися, и скоро ясти будеши плоды ея (Сирах. 6: 18, 20). Правое настроение обращается как бы в природу, и если иногда не­сколько нарушается, скоро приходит в первыйстрой. Потому в Четь-Минеях святыми находим большею частью тех, кои сохранили нравствен­ную чистоту и благодать крещения в юности.

Сверх того, кто, сохранив чистоту, посвя­щает себя Богу с ранних лет, тот

1) Делает дело самое угодное Богу, прино­сит Ему жертву самую приятную: а) потому что Богу вообще, по закону оправданий, угоднее всего первое: начатки плодов, первенцы людей, животных, и, следовательно, первые лета юно­сти; б) потому что приносится жертва чистая — непорочная юность, что главным образом и тре­бовалось от всякой жертвы; в) потому что со­вершают это с преодолением немалых препят­ствий и в себе и извне, — с отречением от удо­вольствий, к каким, особенно в это время, чув­ствуют позыв.

Тот 2) совершает дело самое благоразумное. Надобно же посвятить себя Богу, ибо в этом од­ном спасение. Разве только кто предался отчая­нию. Но нет лучше и надежнее для сего време­ни, как первое, в какое мы сознали себя, ибо кто знает, что будет на завтрашний день? Но если бы и надеялся кто прожить долее, все не посвя­щая сего времени Богу, он будет только затруд­нять себя, привыкая к противоположной жизни, и Бог знает, одолеет ли себя после. Пусть даже и одолеет: что то за жертва Богу — больная, ис­тощенная, поврежденная в членах, не целая? Впрочем, хотя все это бывает, но как редко! Как редко потерявший невинность успевает возвра­тить ее! Как трудно обратиться не познавшему доброй жизни с детства,  живо изображает пособственному опыту блаженный Августин в сво­ем исповедании. «Лета отрочества, — говорит он, — провел я в резвости и шалостях, даже не­позволительных, в непослушании и невнимании к родителям. Со вступлением в юность началось распутство, и в три года я до того развратился, что после, в продолжение 12 лет, все полагал на­мерение исправиться и — не находил сил этого выполнить. Даже после того, как сделал я пово­рот к решительному перелому воли, еще медлил два года, отлагая обращение со дня на день. Так расслабла воля от первых страстей! Но, по ре­шительном обращении и принятие благодати в св. крещении, что я должен был претерпеть, бо­рясь со своими страстями, сильно влекшими меня на прежний путь!»

Удивительно ли, что так мало спасающих­ся из неисправно проведших юность?! Этот пример яснее всего показывает, в какой вели­кой опасности находится лицо, не получившее добрых правил в юности и Богу себя заранее не посвятившее. Какое поэтому счастье получить доброе истинно-христианское воспитание, всту­пить с ним в лета юности, и потом в том же ду­хе вступить в лета мужества.

 

 

 

МОЛИТВЫ О ДЕТЯХ

 

Молитва о чадах

 

Господи Иисусе Христе, буди милость Твоя на детях моих (имена), сохрани их под кровом Твоим, покрый от всякаго лукаваго похотения, отжени от них всякаго врага и супостата, от­верзи им уши и очи сердечныя, даруй умиле­ние и смирение сердцам их.

Господи, все мы создание Твое, пожалей де­тей моих (имена), и обрати их на покаяние.

Спаси, Господи, и помилуй детей моих (имена) и просвети им ум светом разума Евангелия Твоего и настави их на стезю заповедей Твоих и научи их, Спасе, творити волю Твою, яко Ты еси Бог наш.

 

Молитва Ангелу Хранителю

 

Святый Ангеле, предстояй окаянной моей души и страстной моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от мене за невоздержа­ние мое. Не даждь места лукавому демону обладать мною, насильством смертнаго сего телесе; укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения. Ей святый Анге­ле Божий, хранителю и покровителю окаянныя моей души и тела, вся мне прости, еликими тя оскорбих, во все дни живота моего, и аще что согреших в прешедшую нощь сию, покрый мя в настоящий день, и сохрани мя от всякого ис­кушения противного, да ни в коем гресе про­гневаю Бога, и молися за мя ко Господу, да ут­вердит мя в страсе Своем, и достойна покажет мя раба Своея благости. Аминь.

 

Молитва пред иконою

Пресвятыя Богородицы,

именуемой «Взыскание погибших»,

или «Избавление от бед страждущих»

 

Заступнице усердная, Благоутробная Госпо­да Мати, к Тебе прибегаю аз окаянный и паче всех человек грешнейший; вонми гласу моле­ния моего, и вопль мой и стенание услыши. Яко беззакония моя превзыдоша главу мою, и аз, якоже корабль в пучине, погружаюся в море грехов моих. Но Ты, Всеблагая и Милосерд­ная Владычице, не презри мене отчаянного и во гресех погибающаго; помилуй мя кающагося во злых делех моих, и обрати на путь правый заблуждшую окаянную душу мою. На Те­бе, Владычице моя Богородице, возлагаю все упование мое. Ты, Мати Божия, сохрани и со­блюди мя под кровом Твоим ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

В болезнях младенцев

 

Молитва святей мученице Параскеве, нареченней Пятнице

 

Ей же молятся о покровительстве семей­ного очага, о добрых отношениях в семье, в су­пружеском неплодстве и бесчадии, а также о хороших женихах

 

О святая и преблаженная мученице Хрис­това Параскево, красото девическая, мучеников похвало, чистоты образе, великодушных зерцало, премудрых удивление, веры христианския хранительнице, идольския льсти обличи­тельнице, Евангелия Божественного поборни­це, заповедей Господних ревнительнице, сподобльшаяся прийти ко пристанищу вечнаго по­коя и в чертозе Жениха твоего Христа Бога светло веселящаяся, сугубым венцем девства и мученичества украшенная!

Молим тя, святая мученице, буди о нас пе­чальница ко Христу Богу, Его же преблаженнейшим зрением присно веселитися; моли Всемилостиваго, иже словом очи слепым отверзе, да избавит нас от болезни очес наших, теле­сных вкупе и душевных; разжени твоими свя­тыми молитвами темный мрак прибывший от грехов наших, испроси у Отца Света свет бла­годати душевным и телесным очесем нашим; просвети нас, омраченных грехми; светом Божия благодати, да твоих ради святых молитв дастся безочесным сладкое зрение.

О великая угодница Божия! О мужественнейшая дево! О крепкая мученице святая Пара­скево! Святыми твоими молитвами буди нам грешным помощница, ходатайствуй и молися о окаянных и зело нерадивых грешницех, ускори на помощь нам, ибо зело немощни есмы. Моли Господа, чистая девице, моли Милосердаго, святая мученице, моли Жениха твоего, непо­рочная Христова невесто да твоими молитвами пособствовавши, мрака же греховнаго избывше, во свете истинныя веры и деяний Божест­венных внидем во свет вечный дне невечерняго, во град веселия приснаго, в немже ты ныне светло блиставши славою и веселием безконечным, славословящи и воспевающи со всеми Не­бесными Силами Трисвятительное Единое Бо­жество, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

О развитии ума детей, а также для спорости в науке,

при начатии грамоты или в слабом учении детей

 

Мученику Неофиту

 

Тропарь, глас 4:

 

Мученик Твой, Господи, Неофите,/ во стра­дании своем венец прият нетленный от Тебе, Бога нашего;/ имеяй бо крепость Твою,/ мучи­телей низложи,/ сокруши и демонов немощныя дерзости./ Того молитвами спаси души наша.

 

Кондак, глас 2:

 

Звезда светлая явился еси,/ непрелестная мирови, Солнце Христа возвещающи,/ зарями твоими, страстотерпче Неофите,/ и прелесть погасил еси всю,/ нам же подаеши свет,/ моляся непрестанно о всех нас.

 

Об обращении заблудшего

 

Молитва к Божией Матери

(святителя Гавриила Новгородского)

 

О Всемилостивая Госпоже, Дево Владычице Богородице, Царица Небесная! Ты рождеством Своим спасла род человеческий от вечного му­чительства диавола: ибо от Тебя родился Хрис­тос, Спаситель наш. Призри Своим милосерди­ем и на сего (имя), лишенного милости Божией и благодати, исходатайствуй Матерним Своим дерзновением и Твоими молитвами у Сына Тво­его, Христа Бога нашего, дабы ниспослал бла­годать Свою свыше на сего погибающего. О Преблагословенная! Ты надежда ненадежных, Ты отчаянных спасение, да не порадуется враг о душе его!

 

 

 

Отпечатано в ЗАО «Броварская типография» 2Q01 г.

г. Бровары, Киевская обл. Тел. 40-451.

Заказ №5257-5000'