ТРОИЦА СВЯТАЯ

Воздаем равночестное поклонение Отцу и Сыну и Святому Духу

Едино царство Отца и Сына и Святого Духа, как и едино существо, и едино господство. Поэтому мы и поклоняемся единым поклонением Единому Триипостасному Божеству, безначальному, не созданному, бесконечному и вечному. Святитель Мефодий Патарский (113, 122).

Един Отец всего, Едино и Слово всего. Един и Святой Дух вездесущий... Прославляя, возблагодарим Единого Отца и Сына... со Святым Духом, Единого по всему... во всем благого, во всем совершенного, во всем мудрого, во всем правосудного. Святитель Климент Александрийский (113, 122).

Святая Троица... досточтима в единой и вечной славе, везде имеет одно и то же Единое Божество, неразрывна, нерассекаема, нераздельна, все исполняет, все содержит, во всем пребывает, все созидает, все правит, все освещает и животворит (6, 185).

Воспеваю Тебя, Живая Троица, Единая и единственно Единоначальная, Естество неизменяемое, безначальное. Естество невыразимой сущности. Ум, непостижимый в мудрости, небесная держава, непогрешимая, неподначальная, беспредельная. Сияние, нестерпимое для зрения, но все обозревающее от земли и до бездны, ни в чем не знающее для Себя предела! Святитель Григорий Богослов (15, 2).

Слова: "Святый Боже" мы понимаем об Отце, не Ему одному только отделяя имя Божества, но зная как Бога и Сына и Духа Святого. И слова: "Святый крепкий" понимаем о Сыне, не лишая Отца и Духа Святого "крепости". И слова: "Святый бессмертный" относим к Духу Святому, не помещая Отца и Сына вне бессмертия, но относительно каждой из Ипостасей принимая все Божеские имена просто и независимо и верно подражая божественному апостолу, говорящему: "но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им" (1 Кор. 8, 6); и один дух Святой, в Котором все, и мы в Нем; впрочем, подражая и Григорию Богослову, следующим образом говорящему: "у нас же один Бог Отец, из Которого все, и один Господь Иисус Христос, через Которого все, и один Дух Святой, в Котором все", так как слова "из Которого", и "через Которого", и "в Котором" не разделяют естеств, ибо в противном случае и те предлоги или порядок имен не изменялись бы, но изображают свойства единого и неслиянного естества. И это ясно из того, что они опять воедино соединяются, если только в этом случае не нерадиво кто-либо читает о том у того же самого апостола слова: "все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь" (Рим. 11, 36).
Ибо что не в отношении к Сыну только сказано Трисвятое, но в отношении к Святой Троице, свидетельствуют: божественный и святой Афанасий, и Василий, и Григорий, и весь сонм богоносных отцов; именно, что святые Серафимы через тройное "Свят" объявляют нам о Трех Ипостасях пресущественного Божества. А через одно Господство они возвещают как об единой сущности, так и одном Царстве Богоначальной Троицы. Действительно, Григорий Богослов говорит: "Таким, конечно, образом Святая Святых, которое и прикрывается Серафимами, и прославляется тремя Святостями, сходящимися в одно Господство и Божество... что и прекраснейшим и возвышеннейшим образом было исследовано и некоторым другим мужем из бывших прежде нас".
Говорят, конечно, и составители церковной истории, что в то время, когда находившийся в Константинополе народ воссылал к Богу молитвы, по причине некоторой посланной Богом угрозы (именно бури), имевшей место при архиепископе Прокле, случилось, что было восхищено некоторое дитя из народа и при таких обстоятельствах некоторым ангельским наставлением было научено Трисвятой песни: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас". И когда это дитя возвратилось обратно и рассказало о том, чему было научено, то вся без исключения толпа воспела эту песнь, и таким образом прекратилось угрожавшее несчастье. А также передано, что и на святом, и великом, и Вселенском четвертом Соборе, то есть бывшем в Халкидоне, эта Трисвятая песнь была воспета таким образом; ибо так объявляется в деяниях того же самого святого Собора. Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. СПб., 1894, кн. 3, гл. 10, с. 143-144.

Познание Святой Троицы

Никто не может ясно и полно постичь умом и выразить словом догмат о Пресвятой Троице, сколько ни читай Божественное Писание. Истинно верующий и не берется за это, но, приемля с верою написанное, в том одном пребывает, ничего более не исследуя, и, кроме написанного и того, чему научен, совершенно ничего другого не может он сказать пытливым и самонадеянно дерзающим исследовать Божественное. Преподобный Симеон Новый Богослов (61, 329).

Те, которые уверовали а Бога через Сына Его, облеклись в Святого Духа. Святой Ерм (113, 121).

Но если любопытствуешь о рождении Сына и об исхождении Духа, то полюбопытствую и я у тебя о соединении души и тела: как ты - и персть и образ Божий? Что в тебе движущее или движимое? Как одно и то же и движет и движется? Как чувство пребывает в том же человеке и привлекает внешнее? Как ум пребывает в тебе и рождает понятие в другом уме? Как мысль передается посредством слова? Не говорю о том, что еще труднее. Объясни вращение неба, движение звезд, их стройность, меры, соединение, расстояние, пределы моря, течение ветров, перемены времен года, излияние дождей. Если во всем этом ничего не разумеешь ты, человек (уразумеешь же, может быть, со временем, когда достигнешь совершенства, ибо сказано: "взираю я на небеса Твои - дело Твоих перстов" (Пс. 8, 4), а из этого можно догадываться, что видимое теперь - не самая Истина, но только образ Истины), если и о себе самом не познал - кто ты, рассуждающий об этих предметах, если не постиг и того, о чем свидетельствует даже чувство, то как же пытаешься узнать в подробности, что такое и как велик Бог? Это показывает великое неразумие!
Если же поверишь несколько мне, недерзновенному богослову, то скажу тебе, что одно ты уже постиг, а чтобы постигнуть другое, о том молись. Не пренебрегай тем, что в небе, а прочее пусть остается в сокровищнице. Восходи посредством дел, чтобы через очищение приобретать чистое. Хочешь ли со временем стать богословом и достойным Божества? Соблюдай заповеди и не отступай от повелений. Ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию. Трудись телом для души. И может ли кто из людей стать столь высоким, чтобы прийти в меру Павла? Однако и он говорит о себе, что видит только "гадательно" и что наступит время, когда узрит "лицем к лицу" (1 Кор. 13, 12). Положим, что на словах мы и превосходим иного любомудрием, однако же, без всякого сомнения, ты ниже Бога. Может быть, что ты и благоразумнее другого, однако перед Истиной в такой же мере ты мал, в какой твое бытие отстоит от бытия Божия. Нам дано обетование, что некогда познаем, подобно тому, как сами познаны (1 Кор. 13, 12). Если мне невозможно иметь совершенного познания здесь, то что еще остается? На что могу надеяться? - Без сомнения, скажешь - на Царство Небесное.- Но думаю, что оно не иное что есть, как достижение чистейшего и совершеннейшего. А совершеннейшее из всего существующего есть ведение Бога. Это-то ведение частию да храним, частию да приобретаем, пока живем на земле, а частию да сберегаем для себя в тамошних сокровищницах, чтобы в награду за труды принять всецелое познание Святой Троицы, что Она есть и какова (если позволено будет выразиться так) в Самом Христе Господе нашем. Святитель Григорий Богослов (12, 167-175).

Должно же знать, что иное - созерцание делом, и другое - разумом и мыслью. Итак, во всех созданиях различие лиц созерцается делом. Ибо самым делом созерцаем, что Петр - отличен от Павла. Общность же, и связь, и единство созерцается разумом и мыслью. Ибо умом замечаем, что Петр и Павел - одной и той же природы и имеют одно общее естество. Ибо каждый из них - живое существо, разумное, смертное, и каждый есть плоть, одушевленная душой как разумной, так и одаренной рассудительностью. Итак, эта общая природа может быть созерцаема разумом. Ибо ипостаси не находятся друг в друге, но каждая особо и порознь, то есть поставлена отдельно сама по себе, имея весьма многое, различающее ее от другой. Ибо они и отделяются местом, и различаются по времени, и отличаются по уму, и по силе, и по наружности, то есть форме, и по состоянию, и темпераменту, и достоинству, и образу жизни, и по всем характеристическим особенностям; более же всего отличаются тем, что существуют не друг в друге, но отдельно. Почему и называются и двумя, и тремя человеками, и многими.
Это же можно усмотреть и во всей твари. Но в Святой и Пресущественной, и высшей всего, и непостижимой Троице - противоположное. Ибо там общность и единство созерцается самым делом по причине совечности Лиц и тождества Их существа, и деятельности, и воли и по причине согласия познавательной способности, и тождества власти и силы, и благости. Я не сказал: подобия, но: тождества, также - единства происхождения движения. Ибо одна сущность, одна благость, одна сила, одно желание, одна деятельность, одна власть, одна и та же самая, не три, подобные друг другу, но одно и то же самое движение трех Лиц. Ибо каждое из Них не в меньшей степени имеет единство с другим, чем Само с Собою; это потому, что Отец и Сын и Святой Дух - суть во всем едино, кроме нерождаемости, и рождения, и исхождения, мыслью же разделенное. Ибо мы знаем Единого Бога, но замечаем мыслью различие в одних только свойствах как Отечества, так и Сыновства и Исхождения; как относительно причины, так и того, что ею произведено, и исполнения Ипостаси, то есть образа бытия. Ибо в отношении к неописуемому Божеству мы не можем говорить ни о местном расстоянии, как в отношении к нам, потому что Ипостаси находятся одна в другой, не так, чтобы Они сливались, но так, что тесно соединяются, по слову Господа, сказавшего: "Я в Отце и Отец во Мне" (Ин. 14, 11); ни о различии воли, или разума, или деятельности, или силы, или чего-либо другого, что в нас производит действительное и совершенное разделение. Поэтому об Отце и Сыне и Святом Духе говорим не как о трех богах, но вернее как о Едином Боге, Святой Троице, так как Сын и Дух возводятся к Единому Виновнику, но не слагаются и не сливаются, согласно Савеллиеву сокращению, ибо Они соединяются, как мы говорили, не так, чтобы сливались, но так, что тесно примыкают один к другому и имеют взаимное проникновение без всякого слияния и смешения, и так как Они не существуют один вне другого или со стороны Своего существа не разделяются согласно Ариеву разделению. Ибо Божество, если должно кратко сказать, в разделенном - неразделенно, и как бы в трех солнцах, тесно примыкающих одно к другому и не разделенных промежутками, одно и смешение света, и соединение. И так всякий раз, как посмотрим на Божество и первую Причину, и Единодержавие, и одно и то же самое, так сказать, и движение Божества, и волю, и тождество сущности и силы, и деятельности, и господства - видимое нами будет одно. Когда же посмотрим на то, в чем есть Божество, или, точнее сказать, что есть Божество, и на то, что оттуда - из первой Причины происходит вечно, и равнославно, и нераздельно, то есть на Ипостаси Сына и Духа, то будет три Лица, Которым мы поклоняемся. Один Отец - Отец, и безначальный, то есть безвиновный, ибо Он не есть от кого-либо. Один Сын - Сын, и не безначальный, то есть не безвиновный, ибо Он - от Отца. А если бы ты представлял себе происхождение Его с известного времени, то и безначальный, ибо Он - Творец времен, а не в зависимости от времени. Один Дух - Святой Дух, хотя являющийся от Отца; но не по образу сыновнему, а по образу исхождения, причем ни Отец не лишился нерождаемости, потому что родил, ни Сын - рождения, потому что рожден от Нерожденного, ибо каким образом это могло случиться? Ни Дух оттого, что Он произошел, и оттого, что Он - Бог, не изменился или в Отца, или в Сына, потому что свойство - неподвижно, или как свойство могло бы твердо стоять, если бы оно приходило в движение и изменялось? Ибо если Отец - Сын, то Он не есть Отец в собственном смысле, потому что один в собственном смысле есть Отец. И если Сын - Отец, то Он не есть в собственном смысле Сын, ибо один в собственном смысле есть Сын и один Дух Святой.
Должно же знать, что мы не говорим, что Отец происходит от кого-либо, но Самого называем Отцом Сына. Не говорим, что Сын - Причина, не говорим и того, что Он - Отец, но говорим, что Он - и от Отца, и Сын Отца. О Духе же Святом и говорим, что Он - от Отца, и называем Его Духом Отца. Но не говорим, что Дух - от Сына; Духом же Сына Его называем: "Если же кто Духа Христова не имеет,- говорит божественный апостол,- тот и не Его" (Рим. 8, 9). И исповедуем, что Он через Сына открылся и раздается нам; ибо "дунул,- говорит святой Иоанн Богослов,- и говорит им: примите Духа Святаго" (Ин. 20, 22), подобно тому как из солнца и солнечный луч, и свет, ибо само оно есть источник солнечного луча и света; и через солнечный луч нам сообщается свет, освещающий нас и воспринимаемый нами. О Сыне же не говорим ни того, что Он - Сын Духа, ни того, конечно, что Он - от Духа. Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. СПб., 1894. Кн. 1, гл. 8, с. 13-27.

О Троица, Создательница всех, о Единица начальнейшая!
О Боже мой Единый, единым по естеству неописуемый,
Непостижимый в славе, неизъяснимый в делах,
Существо неизменное, о Боже - жизнь всех!
О превысший всех благ, о Начало Безначального Слова,
Пребезначальный Боже мой, Который никоим образом не произошел,
Но был не имеющим начала, как найду я всего Тебя,
Носящего меня внутри? кто даст мне удержать Тебя,
Которого и я ношу внутри себя? как Ты и вне тварей,
И, напротив, внутри их, если Ты - ни внутри, ни вне?
Как неуловимый, Я o не внутри, а как уловимый, не вне нахожусь;
( Далее речь идет от лица Бога Творца. - Примеч. пер.)
Будучи же неограничен - ни внутри, ни вне.
Ибо Творец внутри чего может быть или же вне чего, скажи мне?
Я все ношу внутри, как содержащий всю тварь,
А нахожусь вне всего, будучи отделен от всего.
Ибо Творец тварей как не будет вне всего?
Существуя прежде и наполняя все, как исполненный всем,
Как не буду существовать Я, и создав все? пойми, о чем Я вещаю тебе.
Создав всю тварь, Я отнюдь не переменил места
И не соединился с созданиями. Если же Я неограничен,
То где, скажешь ты, нахожусь Я когда-либо, не телесно, говорю тебе,
Но, пойми Меня, мысленно? Ища же Меня духовно,
Ты найдешь Меня неограниченным, а потому опять - нигде,
Ни внутри, ни вне, хотя и везде во всем,
Бесстрастно и неслиянно, а потому вне всего,
Так как Я был прежде всего.
Но оставим * всю эту тварь,
Какую видишь ты, потому что она не причастна разуму
И справедливо не имеет близости к Слову,
Будучи лишена всякого ума. Итак, сродное животное дадим
Слову премудрости, дабы как ум к премудрости
И слово сродно и близко к Слову,
Превыше слова, так и это создание имело благое общение
С Создателем, как являющееся по образу Создателя
И по подобию. Какое же это я разумею животное?
Я сказал тебе, конечно, о человеке, словесном (разумном) среди бессловесных,
Так как он двояк из двух: чувственного и умопостигаемого.
Он один среди тварей знает Бога;
Для него же одного в силу ума Бог уловим неуловимо,
Видится невидимо и держится недержимо.
Как это уловимо и неуловимо? и как в смешении и без смешения?
Каким образом? скажи и изъясни мне это! - Как изъясню я тебе неизъяснимое?
Как изреку неизреченное? Однако внимай, и я скажу.
Солнце испускает лучи - я говорю тебе о чувственном солнце,
Ибо другого ты еще не увидел; итак, ты смотришь на лучи его,
И они уловимы для глаз твоих; свет же очей твоих
Пусть будет соединен с твоими очами. Теперь ответь мне на вопрос:
Как свет твой соединен с лучами?
В несмешанном ли смешении, или они слились друг с другом?
Знаю, ты назовешь их не смешанными и признаешь смешанными.
Свет этот, скажи мне, и уловим, когда глаза открыты
И хорошо очищены; но он же, если ты закроешь их,
Тотчас и неуловим: в слепых он не пребывает,
Зрячим же соприсутствует; когда же заходит, то и последних
Оставляет как бы слепыми, ибо ночью человеческие
Глаза не видят. Итак, выглядывая через них, душа
Видит свет. А когда нет света,
Она находится совершенно как бы во тьме; когда же восходит он,
Тогда она видит, во-первых, свет, а во свете и все прочее.
Но, имея свет, ты, собственно, не имеешь, ибо потому и имеешь, что видишь.
Не будучи же в состоянии удержать или взять его руками своими,
Ты отнюдь не думаешь, что нечто имеешь. Ты простираешь свои ладони,
Их освещает солнце, и ты думаешь, что держишь его.
Я утверждаю, что тогда ты имеешь его; вдруг ты снова сжимаешь их,
Но оно неудержимо, и, таким образом, ты опять ничего не имеешь.
Простое просто удерживается, но его нельзя сжать, удержав.
Хотя и телом по природе мыслится этот свет
Видимого солнца, однако он неделим.
Итак, скажи мне, как бы ты ввел его в дом свой?
Как сможешь удержать, как удержишь неуловимое? Как все его приобретешь, отчасти или всецело?
Как часть его получишь и в недре сокроешь?
Конечно, скажи мне, это никоим образом и никогда невозможно.
Итак, если природу того, о котором говорю я и которое Творец повелением
Произвел, как светильник, чтобы оно светило всем в мире,
Ты совершенно не можешь изречь или исследовать,
Каким образом оно есть тело - не бестелесно же оно, разумеется?
Как оно уловимо неуловимым образом и как смешивается без смешения?
Как через лучи видимо бывает и освещает тебя ими?
То, на которое если ты ясно посмотришь на все, то оно скорее ослепит тебя;
Даже и о свете очей твоих ты затруднишься сказать мне,
Как без другого света он совершенно не может видеть?
А соединяясь со всяким светом, видит все, как свет;
Отделяясь же от других светов, он пребывает совершенно бесстрастным,
Так же, как и соединяясь со светом, весь светом бывает;
И это соединение их невыразимо и неслиянно,
Подобно же и отделение неуловимо -
То как же (можно) всецело исследовать природу Творца всех?
Как изречь мне? как выразить? как посредством слова представить?
Воспринимай все верою, ибо вера не сомневается;
Вера поистине не колеблется. Однако, как говорю я, Он есть все,
Ясно говорю тебе - все и никоим образом ничто из всего.
Творец всего есть Божественное естество и премудрость;
И как ведь не будет во всем то, что есть ничто из всего?
Будучи же причиною всего. Он везде есть во всем
И весь все наполняет по существу и по естеству,
Равно и по Ипостаси Бог везде есть,
Как жизнь и податель жизни. И в самом деле произошло ли что-либо,
Чего Сам Он не произвел, вплоть до комара, согласись со мною,
И паутины паука? ибо откуда, скажи, таковою
Тканью снабжается тот, кто не прядет, но неутомимо
Каждый день выпрядает, будучи мудрее рыбаков
И всех птицеловов? распростирая свои нити
И издали завязывая их, он среди них, наконец,
Как бы сеть, ткет на воздухе западню
И, сидя, сам поджидает добычу,
Не поймается ли откуда-либо попавшее нечто крылатое.
Итак, Тот, Кто простирается Промыслом даже до всего этого,
Как не есть во всем? как не находится со всеми?
Подлинно Он и среди всего есть и вне всего,
Подлинно, Сам будучи Светом, куда бы Он скрылся, наполняющий все?
Если же ты не видишь Его, то познай, что ты слеп
И среди света весь наполнен тьмою.
Ибо Он видим бывает для достойных, видится же не вполне,
Но видится невидимо, как один луч солнца;
И уловимым для них бывает, будучи по существу неуловим.
Луч ведь видится, солнце же скорее ослепляет;
И луч его уловим для тебя, как сказали мы, неуловимо.
Поэтому я говорю: кто даст мне то, что я имею?
То есть кто покажет мне все то, что я вижу?
Ибо луч я вижу, но солнца не вижу.
Луч же не солнцем ли для тебя и кажется и видится?
Видя его, я желаю увидеть и всего Родителя (его).
Таким образом, видя, я опять говорю: кто покажет мне то, что я вижу?
И наоборот, имея лучи все внутри дома,
Я снова говорю: где найду я источник лучей?
Луч же, со своей стороны, другим источником во мне ясно является.
О необычайное чудо чудес! Солнце вверху блистает,
Луч же солнца, напротив, на земле другим солнцем для меня
Является и освещает поистине подобно первому,
И это есть второе солнце; имея его, я и говорю, что имею;
Но созерцая точно так же это другое солнце вдали от себя, я кричу:
Кто даст мне того, кого я имею? ибо они не отделены друг от друга,
Но и совершенно неразлучны и разделены несказанно.
По сравнению со всем много ли я имею? - зерно одно или искру -
И желаю получить все, хотя и все, конечно имею.
О чем это по сравнению со всем ты говоришь мне? как над неразумным, ты глумишься;
Перестань глумиться надо мною и не говори: но я все имею,
Хотя отнюдь ничего не имею. - Удивляюсь, как или к чему ты говоришь это?
Послушай, снова скажу я: помысли о великом море
И нарисуй в уме моря морей и бездны бездн.
Итак, если ты стоишь лицом к ним
На морском берегу, то, конечно, ты скажешь мне, что хорошо
Видишь воду, хотя всю отнюдь не видишь.
Ибо как бы ты увидел всю воду, когда она беспредельна для глаз твоих
И неудержима для рук твоих? - Сколько видно тебе, конечно, столько и видишь ты.
Если бы кто спросил тебя: видишь ли ты все моря?
Никоим образом, ответишь ты. А держишь ли все их в горсти?
Нет, скажешь ты, ибо как могу я держать их? Но если бы он снова спросил тебя:
Не вполне ли ты видишь их? - да, скажешь ты, нечто немногое вижу
И держу морскую воду. Итак, в то время, когда
Ты держишь руку в воде, имеешь в руке своей и все
В совокупности бездны, ибо они не разделены друг от друга;
И не все, но лишь немного воды.
Итак, по сравнению со всеми много ли ты имеешь?
Как бы каплю одну, скажи; но всех бездн ты не имеешь.
Так и я говорю тебе, что, имея, я ничего не имею.
Я нищ, хотя и вижу лежащее предо мною богатство;
Когда я насыщусь, тогда голоден; когда же беден, тогда богат;
Когда пью - жажду; и питье весьма сладко;
Одно вкушение его тысячекратно утоляет всякую жажду.
И я всегда жажду пить, пия совершенно без насыщения;
Ибо желаю удержать все и выпить, если бы возможно было,
Все вместе бездны; но так как это невозможно,
То я всегда жажду, говорю тебе, хотя в устах моих
Всегда находится вода, текущая, изливающаяся и омывающая.
Но, видя бездны, я вовсе не думаю, что пью нечто,
Желая удержать всю воду; и обильно опять имея
Всю всецело в руке своей, я всегда нищ,
Имея с малым количеством всю, конечно, в совокупности воду.
Итак, море - в капле, и в ней же опять бездны
Бездн в совокупности. Поэтому, имея одну каплю,
Я имею все в совокупности бездны. Капля же эта опять,
Которую, говорю тебе, приобрел я, вся нераздельна,
Неосязаема, совершенно неуловима, неописуема также,
Неудобозрима вовсе, или она и есть Бог весь.
Если же так и такова для меня эта Божественная капля,
То могу ли я думать, что всецело имею нечто? поистине, имея, я ничего не имею.
Скажу тебе снова об этом иначе: вот с высоты светит солнце;
Входя в лучи его, лучше же, обладая лучами,
Я бегом поднимаюсь вверх, чтобы приблизиться к солнцу.
Когда же, достаточно приблизившись, я думаю прикоснуться,
Луч ускользает из рук моих, и я тотчас ослепляюсь
И лишаюсь того и другого - и солнца и лучей.
Ниспав с высоты, я сижу и опять плачу,
Ища прежнего луча. Итак, когда я нахожусь в таком состоянии,
Он, луч, весь мрак ночи разняв, ко мне,
Как вервь, с высоты небесной нисходит.
Я тотчас хватаюсь за него, как за уловимый, и сжимаю, чтобы удержать,
Но он неудержим; однако же неуловимо
Я держу его и иду вверх. Итак,, когда таким образом восхожу я,
И лучи совосходят со мною. Превосходя небеса
И небеса небес, я опять вижу солнце.
Оно гораздо выше их, но бежит ли оно - не знаю,
Или стоит - не ведаю. Дотоле я иду, дотоле бегу
И между тем не могу достигнуть. Когда же я превосхожу высоты высот
И бываю, как мне кажется, превыше всякой высоты,
Лучи вместе с солнцем исчезают из рук моих,
И я, падая, несчастный, тотчас низвергаюсь во ад.
Таково дело, таково делание у духовных.
У них непрестанный бег сверху вниз и снизу вверх:
Когда упал, тогда бежит, когда бежит, то стоит;
Склонившись весь книзу, весь есть вверху,
Обтекая же небеса, снова утверждается внизу.
Начало этого течения конец есть, конец же - начало.
Совершенствование бесконечно, начало же это - опять конец.
Как же конец? - как сказал богословски Григорий:
Озарение есть конец - предел - всех вожделевающих**,
И Божественный свет - упокоение от всякого созерцания.
Поэтому достигший видения его упокоевается от всего
И отделяется от тварей, ибо он видит Творца их.
Видящий Его вне всего есть, один с Единым,
Ничего из всего не видя. Да молчит же то, что в нем,
Ибо оно неясно видится и отчасти познается.
Итак, ты поражен, услышав о том, что внутри видимого.
Если же ты поражен этим, то как не покажусь я тебе баснословом,
Изъясняя тебе то, что вне видимого? Ибо совершенно неизреченны
И невыразимы вовсе Божественные вещи и то, что в них.
Да и настоящее слово разве может быть любовию принуждаемо говорить
О вещах Божественных и человеческих? Поэтому, оставив Божественные вещи
И поведав тебе нечто из своих, переживаний, я в этом слове покажу тебе
Путь и закончу. Познай себя, что ты двояк,
И двоякие имеешь очи, чувственные и умные,
Так как два есть солнца и два также света,
Чувственный и умный. Если ты видишь их, как и создан ты
В начале, то будешь человеком; если же чувственное видишь,
А умного Солнца - отнюдь нет, то ты полумертв, конечно.
Полумертвый же и мертвый во всем бездействен.
Ибо если бездействен всяк не видящий чувственно,
То не тем ли более не видящий умного света мира?
Он мертв и хуже мертвого: мертвый ничего не чувствует,
Но какое мучение будет иметь умерший чувством?
Лучше же сказать: он будет как бы вечно умирающим в муках.
Но видящие Творца разве не пребывают живыми вне всего?
Да, они и вне всего живут, и среди всего суть,
И видимы бывают всеми, но не для всех видимы.
Ощущая настоящее, хотя и находятся они среди всего,
Но бывают вне всего, являясь превыше чувства к нему;
Сочетавшись с невещественным, они не ощущают чувственного,
Ибо очи их хотя и видят, но с нечувственным ощущением.
Каким образом? скажи мне, скоро скажи. - Как видящий огонь не обжигается,
Так и я вижу нечувственно. Ты видишь огонь, каков он,
И пламя, конечно, видишь, но не чувствуешь боли;
Но ты находишься вне его и, видя, не обжигаешься,
Однако видишь с ощущением. То же самое, пойми меня, испытывает
И видящий духовно, ибо ум его, созерцая все,
Рассуждает бесстрастно. Какую дивную красоту видит он!
Но без похоти. Итак, огонь есть красота,
Прикосновение - похоть; если ты не коснешься огня,
Как почувствуешь боль? - никоим образом.
Точно так же и ум: пока не возьмет худого желания, видя золото,
Будет смотреть на него совершенно как на грязь, и на славу не как на славу,
Но как на один из воздушных призраков,
И на богатство - как на сухие деревья в пустыне,
Долу лежащие вместо ложа. Но зачем пытаюсь я все это
Рассказывать и изъяснять? Если опытом не постигнешь,
То не можешь познать этого. Недоумевая же в познании, будешь говорить:
Увы мне, как не знаю я этого! Увы мне, скольких благ я лишаюсь
В неведении! и будешь стараться познать это,
Дабы называться гностиком (ведущим). Ибо если себя самого ты не знаешь,
Какого рода и каков ты, то как познаешь Творца?
Как назовешься верным? как даже человеком назовешься,
Будучи волом, или зверем, или подобным какому-либо бессловесному животному?
А то и хуже его будешь, не ведая Создавшего тебя.
Кто, не зная Его, посмеет сказать, что он разумен,
Не будучи таковым? ибо как разумен тот, кто лишен разума?
Лишенный же разума (слова) находится в разряде бессловесных.
Но упасенный людьми, он, конечно, будет спасен.
Если же не желает, но удаляется в горы и ущелья,
То добычею зверей будет, как заблудший ягненок.
Это делай и об этом, чадо, заботься, да не отпадешь.
Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 184-194).

* Отсюда и до конца гимна преподобный Симеон снова, по-видимому, ведет речь от своего лица, обращаясь по временам с разъяснениями к слушателю или читателю и отвечая на предполагаемые его возражения и недоумения. - Примеч. пер.
** Преподобный Симеон разумеет здесь, вероятно, следующие слова Григория Богослова: "где очищение, там озарение; озарение же есть исполнение желания для стремящихся к предметам высочайшим..." (13, 258). - Примеч. пер.

предыдущий материал

оглавление

продолжение...